Колечко - талисман ч. 2 глава 7

 Мама с папой нас уже ждали – папе на работу позвонил Павел Ильич, рассказал  о нашей регистрации и сообщил о приезде.

 В моей комнате, вместо узкой односпальной кровати, стояла двуспальная, а рядом с ней детская кроватка для Димки.
 Мои родители больше всего обрадовались встрече с Димкой и Лукой.
 Димку они всего зацеловали и затискали.    Обнимая и целуя Луку,  мама сказала:

 - Лукашечка, солнечный мой мальчик, как я рада, что ты женился на Сашке.
 Правда характер у нее  « не сахар», да и капризная она, но с таким мужем, как ты, с твоим терпением, лаской и добротой, любая жена хорошей будет.

 Папа просто, похлопав Луку по плечу, промолвил:

 - Лучшего мужа я для Сашки не пожелаю. Главное, чтоб вы были счастливы.  Держись, сынок, привыкай к характеру своей женушки.

 Лука смущенно ответил:

 - Я люблю ее. А любовь творит чудеса.
 Для меня она самая лучшая, самая красивая, самая желанная.
 Я очень рад, что обрел родителей и, наконец – то, за все годы моей жизни смогу произнести слово – папа.

 Мне было немного обидно, что они так обо мне отзываются, но они мои родители, самые мои родные люди, которые любят меня и желают мне счастья.

  Вот, теперь, я начинаю сомневаться, кто мне роднее всех – родители, Димка или Лука.
 Сказала об этом Луке.
 Он посмеялся надо мной, сказав, что родные, как и любовь – понятия  сложные.

  Роднее родителей нет никого, роднее ребенка тоже, ну а муж – тут,  уж как придется – может быть самым родным человеком наравне с родителями и детьми, а может быть и гадом последним. Это уж, как повезет.

  Я на него обиделась, сказала, что такого не бывает – замуж  выходят и женятся  по любви.

 - А расходятся исключительно по ненависти.
  Любовь – то, куда исчезает?
Тебе с твоим талисманчиком люди хорошие попадаются, он их притягивает. А встреться на твоем пути плохие, лживые люди, что бы ты делала? - спросил меня Лука.

 Я задумалась, но ничего путного на ум не приходило.

 -Вот, видишь, тебе и сказать – то нечего. А вокруг не только хорошие люди – есть убийцы, грабители, насильники, мошенники и много всякой дряни.
Есть просто не нашедшие себя люди, есть потерянные, сломленные.
 Всякого добра хватает. Поэтому и Мелешка, и Павел Ильич хотели выдать тебя замуж, чтоб с истинного пути не сбилась.
 Человек ты добрый, доверчивый.
 Обманул бы тебя, какой ловелас, да за ту же самую площадь в Ленинграде и потеряла бы ты веру в добрых людей, в справедливость, как бабочка опалила бы крылья и, возможно никогда бы уже не смогла взлететь.
 Сломать веру легко – восстановить сложно.

 - Но ты же хороший.
 Не зря же меня за тебя выдали? - спросила я.

 -Да, не  зря, не плохой я, но тебя чуть сам не сломал,- и, видя мой недоуменный взгляд,  продолжил, - Как вспомню – страшно становится.  Слава Богу, провидение остановило.

 Помнишь, когда мы с тобой в лесу были? – я  утвердительно мотнула головой,-  с тобой истерика была.
 Я уже, что делать не знал.
 А ты вся трясешься, волчицей раненой воешь. Ничего не соображаешь.
Как прекратить все это, как тебя остановить, я не знал.
 Схватил тебя с земли в охапку, прижал к себе, чуть в объятьях не задушил.
 Ты слегка затихать начала. А у меня кровь к голове прилила, пульсирует, я уже ничего не соображаю.
 Держу тебя в объятьях, поцелуями лицо, шею покрываю. Сил, сдержать себя уже, нет никаких.
 Хорошо, прям, что – то в голове щелкнуло  -  «остановись!»
 Я тебя отпустил и со всего размаха по березе кулаком шарахнул.
 Я от боли, ты от крови,  в себя пришли.
 А так…
 Я не знаю, что бы делал и тебя бы сломал и себе бы жизнь испоганил.
 Себя бы не простил. А толку – то?
 Если дело было бы сделано.
 Хоть в петлю лезь – ничего бы уже не помогло бы.

 К Глафире тебя привел, она, как на руку глянула, сразу все поняла.

  -Хорошо, - говорит, - Что выход нашел. Я уже извелась вся.
 Себя почем зря ругаю – зачем тебя вместе с ней в лес отправила.
Ты ж мужчина. Любишь ее. А, вдруг, не сдюжишь, не сдержишь себя?
 Что тогда? Ведь я во всем, дура старая, виновата.
 Вы ушли.
 Я, куда бежать, не знаю – лес большой.
 Куда ты ее повел? Что мне делать?
 Спасибо, тебе, мальчик мой, что, хоть так, но обошлось, - руку мне мазью мажет, а сама причитает.

 Я ей говорю, что никакой мазью мазать не надо – Сашка, и так каждый палец перецеловала.
Она уже смеется, а смех – то нервный.
 Ей, говорит, сейчас  ничего не рассказывай.
 Вспомнит что – на шутку переведи.
Потом можно будет, а сейчас ни-ни. Отпугнешь, оттолкнешь от себя девчонку – потом не воротишь.
Вот с этим грузом на сердце и живу.
 Слава Богу – обошлось.
 Прости меня, Сашенька. Если сможешь – прости, - целуя меня, закончил Лука.

  -Так ведь, ничего же не было. Обошлось.
 А поцелуи твои совсем не братские были. Это я хорошо помню.
 Ты тогда, чуть не задушил меня.
 Зато на следующий день, как мы с тобой молоко на сосне пили. Помнишь? - спросила я.

 -Совсем ты, Сашка, еще ребенок, хоть и мужняя жена и сама мать – свое дитя имеешь, - смеясь, сказал  Лука.

Как дома хорошо с Лукой – он и за маленьким присмотрит, и воды наносит, и в огороде поможет.
 Я совсем, как говорит мама, разлентяйничалась.

 А Лука смеется – ничего – второй маленький появится  - лентяйничать некогда будет.
 Пусть сейчас хоть отдохнет немножко.  Потом учеба, да ребенок, а, может, и два – успеет еще устать.
 Мы с ним, сидя вечером на лавочке, чуть не поругались из – за второго ребенка.
 Я говорю, что пока учусь, нам  и Димки хватит.
 Потом – я же еще грудью его  кормлю, и кормить буду до Нового года, пока ему год не исполнится. А пока я грудью кормлю – то не забеременею.

 - Кто тебе эту чушь сказал? - спросил у меня Лука.

 - Девочки из общежития.

  - Больше всяких девочек слушай.
 Помимо того, что ты ребенка  грудью кормишь, ты еще и с мужем спишь. Не забывай об этом.
 И никто тебе сто процентной гарантии от беременности не даст.

 Так слово за слово, чуть не разругались.
 Но, Лука, видя мой настрой, вдруг сразу сбавил обороты, сказав:

 - Чего мы спорим? Что Бог даст, то и будет.

 На этом и успокоились.

 А на лавочке так хорошо сидеть вдвоем – цикады трещат, воздух травами напоенный, небо звездное.
 Лука сказал, что, поскольку у нас с ним свиданий не было, то пусть эти вечера будут нашими свиданиями.
 Я не против – вдвоем на лавочке сидеть веселее.
 Рассказала ему про  Мелешину красную звездочку.
 Сколько мы с ним не смотрели на небо – никакой красной звездочки не увидели.
  Не почудилось же мне тогда?
 
Лука сказал, что не было и не могло быть этой звезды, потому что Мелеша жив, просто, видимо, так сложились обстоятельства, что он не может подать никакой весточки.
 Среди мертвых его нет, ему мама во сне так и сказала:

 - Здесь его нет.

 Если Мелеша жив, то, как и зачем Лука на мне женился?

  Но он сказал, что Мелешины обстоятельства могут продлиться и пять и десять лет.

 Мелешу никто не предавал – все выполнено по его желанию.
 После исчезновения прошло больше года, и он сам хотел видеть меня замужней женщиной.
Хотя, в принципе, добавил Лука, что теперь он ни какому, Мелеше меня ни за что не отдаст.
 Если Мелеша объявится – они сами со всем разберутся.
 Расстроенная, ушла в дом.
 Меня опять, уже в который раз, ни во что не ставят – все решают за меня.

 Хотя на душе стало теплее от мысли, что Мелеша жив.
Но, если он объявится, что я ему скажу?
 Ведь получается, что выйдя замуж за Луку, я предала Мелешу.
Но Луку я тоже люблю. И люблю очень сильно.
 Кого из них я люблю больше?
Ничего не знаю, что делать, тоже не знаю. Как быть?

 Когда пришел Лука, я уже лежала в кровати, отвернувшись к стенке, хлюпая носом. Лука, раздевшись,  тихо лег под одеяло, нежно прижался ко мне и осторожно поцеловал в шею…