Копилка

-,Мужик у меня светлый был,-сказала,вздохнув Федосья.- Нет,волосы у него темные,что вороново крыло. Он внутрях светлый. Меня любил. Дочушек своих. Соседей.
И ни одно дело из его рук не выпадало.Мастерил ли сам жернова ,творил ли ульи,
строил ли дом. Давно он померши,а здесь(Федосья показала рукой на грудь)все по
нем болит.
  Квадратное лицо старухи дрогнуло,обрюзгло,как перебродившее тесто в квашне.
 -Болит. А дочушки-в него. Высокие,березки,да и только! От меня ничего не взяли.
 Разве что старшая болестю мою переняла. Врачи операцией грозятся. А она и характером в отца-держится. "Ничего,говорит.-Как новенькая стану". По ней тоже
сердце плачется. Средняя дочка выучилась. Ученая стала,да беда-в большом городе
уехадши. Младшая тоже не со мной,а все-таки поближе к дому,в райцентре. Соскучусь,бывало,и к ней. С внуками понянькаюсь. А сейчас приболела.
   В палате тихо. Солнце за окном прикрылось тучей и словно убрало свои горячие
ладони с белых пододеяльников. Больные завздыхали,заскрипели кроватями,заелозили руками по истомленным лицам. У каждой женщины припасено что-то свое,трудноумещающееся в маленьком комочке,что зовется сердцем ,и рвущееся наружу.
Но Федосью слушали терпеливо-знали: успеют выплеснуть свое. Хватит времени в больнице,оно тянется ох,как медленно!
  Лишь одна поторапливала Федосью. Слушала жадно,то и дело обтирая лицо иссохшими
руками,словно снимая с него что-то,понятное ей одной. Корявые и кривые пальцы этих рук были похожи на корни вывороченного из земли пня-так худы,костлявы.
  -Три дочки,говоришь?
  -Да. А живу я в деревне одна. Не потому,что не зовут к себе,зовут,даже требуют.
 Уговаривают. А только я решила быть при деле,пока на ногах. Козочку держу. Кур,два улья,огород,сад-все дочушкам подмога.
  -Кто же за козой сейчас ходит?-сняла с лица в очередной раз что-то,неведомое
 другим,старуха с иссохшими руками.
  -Соседка. Да трудно ей. Девяносто три года как-никак.
  -О-о!
  -Ничего. Взялась. Только вместо трех два раза доит. Мне бы выйти из больницы
 поскорей. Козочка...
  -Та,которой девяносто три с кем живет?
  -Одна. Козочка моя...
  -Неужто одна?!
  -Да. Никого у нее нетути. Когда я подмогну ей,когда другие бабы. Всем миром.
 Так и живет. Даже сама дрова колет. Увидели мы это-на два года вперед ей дров наготовили. И еще наготовим. А она смеется:"Вы,говорит,бабоньки,не рушьте мою
силу,не ходите за мной ,как за малым дитем,а то я разленюсь и стану барыня-барыней". Это еще что! Вот есть у нас в деревне мужичонка один. Потерянный человек. Себя,значит,потерял. Придет к нам,бабам,пьян-пьянью и гнусит: "Мне бы хлебца да картошину какую,а?" Бабы мы жалостливые. Покормим его. Так он до того обнаглел,что к той,которой девяносто три,приперся: "Дай,-говорит,-поесть". Она отвечает: "Стыдись,Леха! К кому ты пришел? Мне же под сотню подкатывает,а я тебя кормить должна!" Кусок хлеба все же дала.
  -Ну и ну...
  Женщины помолчали.
  За дверью палаты,в коридоре,шла обычная суета:разговаривали одуревшие от скуки выздоравливающие,вели свои профессиональные переклички медицинские сестры-звуки привычные,ненавязчивые. Их не замечала Федосья,как не замечала она "свои",деревенские ,звуки: мычание коров в стаде,крик петухов... Она задумала
отпроситься у врача раньше срока. "Можа отпустит домой,а?" Сказала об этом вслух.
  -И чего тебе неймется? потянула свое старуха с иссохшими руками.
  -Как-то там моя козочка... И та,которой девяносто три... Беленькая,с черной челкой.
  -Кто беленькая? Которой девяносто три?
  -Не... Козочка моя. Умница. Стукнет копытцем о землю и смотрит в глаза. Дай,значит,хлебца. И куры... Два петуха. И не дерутся. И собака,коты. Как они там без меня... В самый раз я нужна им.
  -Бабы помогут.
  -Конечно,помогут. Выйду,и я им пользу сделаю. Да живем-то мы на отшибе,через большое поле. Накладно каждый день бегать.
   -И сколько их?
   -У колодца -одна. У леса-другая. При овраге-третья,-принялась подсчитывать Федосья. Остальные-так... Дачники.
 Широкое лицо ее притуманилось. Так тускнеют к вечеру кусты лозняка,словно серой пленкой подергиваются.
  -Дачники только летом  у нас живут. На зиму,как жуки,в тепло ползут. В город.
 Деревенских мало осталось.
  Федосью вызвали к врачу. Вернулась мрачная.
  -Не пускают. Просилась,а они не пускают.
  -Чего говорят?-спросила все  та же,дотошная.
  -Не зажила,говорят,твоя болячка. Полежи,говорят,еще недельку. Я и сама чую,что не зажила. Все нутро выворачивает. А только как же без меня моя бабка Марья будет? Ну,которой девяносто три. За ней самой уход нужен,а она еще козочку мою доить взялась. Ах,бабка Марья! Сердечная ты моя! И такая ладная,такая умственная старушечка. Смотрит-глаза ясные,как два озерка. Есть у нас такие озера. Тихие,себя в них видишь. И вижу я в бабке Марье себя. Всю.какая я есть.
И стыдно мне становится: я здесь на мягкой диванке прохлаждаюсь,а она там с утра до вечера хлопочет. И козочка моя там. И куры. И коты-рыжий и черный.
И собаки. А козочка моя.
 -Скажи внучке. Пусть доглядит.
 -Учится.
 -У каждого об своем сердце мучается-тихо сказала главная Федосьина собеседница,стирая иссохшими руками с лица что-то свое,невидимое.
  Есть детские сады для животных. Заплати денежку-и будут ваши коты пригреты.
  -Это не у нас.
  -Знамо дело.
  К времени после тихого часа готовились загодя. Одни торжественно и радостно. Другие -притворно-равнодушно. Третьи с неприкрытой тоской.
   К Федосье пришли старшая и младшие дочери и приехала из деревни "землячка",та,
"что при овраге".
   -Обещалась Кольчиха приехать. А ты лежи,не торопись. Бабка Марья без присмотру не осталась. И коза твоя. И куры. Знай, лежи себе,поняла? -зачастила гостья,быстренько оглядывая палату.-чисто. Бело.
  -Ага.
  В палате стало шумно,весело,тесно.
   После ухода посетителей старуха с иссохшими руками злобно скривила губы:видать
  выплеснулось,как вода из переполненной бадьи,то,что держалось в сердце.
  -К тебе ходят: "Бабушка,хочешь этого? А может,этого?" Но только врешь ты,что хочешь жить одна. Это же дитятки твои родные. След их целовать. Видеть их каждый день. А ты ладишь:"одна хочу".
  Федосья глаз не спрятала:
  -Хочу я с ними... Ох,как хочу! А только пока в силах,буду полезнее им,если в деревне. Сад,огород,меду много. Да и бабка Марья на моих руках. А когда совсем невмоготу станет,приду я к ним и скажу: "Дети мои,ненаглядные! Отжила я свое.
 Не обессудьте. Теперь вы держите меня на этом свете".
  -Послушают они тебя,как же. Дети,как и все остальные люди,копилка. Сколько вложишь,столько получишь.
  Женщины,кто вслух,кто молча,принялись подсчитывать богатые свои вклады в вышеупомянутую копилку. О плохом не вспоминали:оно,что муть в воде-жди,пока осядет и видно станет.
   Только вдруг судорожно дернулись руки у Федосьиной собеседницы. Руки похожие на корни вывороченного из земли пня:жилистые,сухие,темные.
  Должно быть старушка первая заметила муть на дне водоема.