Валент. Глава 1. Тварь

— Валентсия!
Молодая девушка в длинном свободном платье, перетянутом в талии пестрым фартуком, бегала по широкому подворью, заглядывала в сенник, заполненный душистым ягодным сеном, в козлятник, где недавно родились два беленьких козленка, искала в том участке сада, где как раз созрели крупные ягоды ежевики, которые так и просились в рот; походив по огороду, девушка снова растерянно крутилась возле дома.
 
Эта дочь хозяев такая непоседа, попробуй уследи за ней! Вот и сейчас она, как провалилась. Ведь, небось, прекрасно слышит, что Альмара ее зовет, ну погоди, дай только найти тебя!
— Валентсия! Фодий, ты не видел ее? — девушка подняла голову.
Под самой крышей хлева, на верхних перекладинах лестницы стоял работник и наспех приколачивал подгнившую доску, потом надо будет ее заменить на новую, а сегодня пусть уж так, лишь бы не оторвалась в самый разгар праздника. В зубах у него были зажаты гвозди, поэтому на вопрос девушки он не ответил, а только мотнул головой, скользнув взглядом по крутым бедрам служанки.
Не видел.
Никто ее не видел, куда же она подевалась?
Альмара с ног сбилась, все утро разыскивая эту девчонку. Хозяйка велела ее переодеть в праздничную одежду и причесать. Хотя, если бы спросили мнения Альмары, это было совершенно бесполезно, все равно Валентсия найдет грязь в каком-нибудь месте, куда никто сто лет не совался и растреплет свою косичку. Вот чудо: как бы тщательно Альмара ее не причесывала ровно через четверть часа у той на голове снова было облако растрепанных волос, по цвету напоминающих прелую солому. Ужас, а не волосы! В то время, как у всех в ее семье густые темные шевелюры, недаром прислуга шепталась по углам, что Вербения, ее мать, слишком уж ласково приветила когда-то одного барда, слишком уж долго слушала его жалостливые песни и слишком уж большой кусок козьего сыра положила в его котомку, а волосы-то у того парня были, как раз похожи на остья подгнившей ржи.
Девушка вздохнула.
— Мушка, может, ты ее видела? — она присела возле собачьей будки и заглянула внутрь. Просто так, на всякий случай.
Большой лохматый пес неизвестной породы, угольно-черного окраса с седыми вкраплениями лениво помахал хвостом.
Странная собака — никогда не подает голос, как не приучали. Не лает и все! Видно, какая-то помесь с волком. Старая кухарка Кармиссия говорила, что хозяин привез ее из самого Румера и, что купил там ее у бродячего комедианта, а тот утверждал, что, мол, подобрал ее щенком в лесах, где обитают дикие маги — нелюди-дьюрары. Альмара знала, что Кармиссия любит приукрасить, один из них точно врал, как сивый мерин: или кухарка, или отшельник-циркач, но собака и правда не похожа на местные породы, небось, поэтому хозяин и купил ее. Она крупнее всех собак в их деревне и такая лохматая, что Фодию приходилось вычесывать старые клочки жесткого волоса по весне и по осени, когда Мушка линяла, а мать хозяйки, полуслепая Малафия пряла эту шерсть на прялке и вязала из нее носки, широкие пояса, рукавички. Даже у Альмары были такие варежки и никогда пальцы в них не мерзли зимой, да и сами варежки были очень красивые —пушистые и мягкие. Так что собака оказалась просто кладом, и сторож из нее был незаменимый: нарушителей своей территории она просто опрокидывала на землю и держала до прихода хозяина, не лаяла, но увидев клыки этого страшилища, ни один пойманный не сопротивлялся.
В будке Валентсии не оказалось.
А время-то идет к полудню, скоро уже и невесту привезут.
Старший сын хозяев, Валарий, решил жениться. Приспичило парню, а отец и не против, присмотрел ему невесту, да не здесь, а далеко: у самого-то хозяина были какие-то дела в поселке рудокопов, что на реке Руднице, рядом с Железными Горами, а у его подельника дочки — восемь девчонок. Сговорились быстро: старшая как раз по возрасту подходила и собой хороша оказалась — вот и ударили по рукам. Заодно решили свои дела, потому что, какие такие счеты могут быть между родственниками — только взаимовыгодный обмен, и все остается в семье.
Хозяин Тормилий вместе со своими двумя братьями, да с их женами, которым только дай повод, кого угодно заговорят и засватают, и с самим женихом уехали за невестой еще неделю назад, а сегодня уже должны вернуться, так что с раннего утра в доме дым коромыслом!
Прислуга выносит в сад столы, лавки накрывают коврами, чтобы было красиво и мягко гостям, в кухонной подклети печь докрасна раскалилась, там Кармиссия управляется с целой кучей помощников, а еще надо украсить ворота цветами, да на столы подавать блюда, да жрецов встретить, чтобы совершил обряд по всем правилам, в общем, только успевай поворачиваться.
Сама Альмара должна была хлопотать на кухне, и некогда было ей искать шкодливую девчонку, но приказ хозяйки — хочешь не хочешь, а придется выполнять, и девушка кружила по двору, заглядывая в каждый угол, и проверяя каждую дырку в заборе.
— Валентсия!
Наконец-то! Альмара увидела босую пятку, свисающую с ветки старого дуба, который рос за воротами.
Ну надо же! Что это за ребенок?! Ушла за ворота без спросу, хотя знает прекрасно, что ей строго-настрого запрещено высовываться со двора. Мало ли разных лихих людей бродит по дорогам? Не знаешь с какой стороны нарвешься, отовсюду можно ждать беды: и Имперская Гвардия проносится целыми отрядами, наводя свой порядок безжалостной рукой, и беглые рабы рыщут, чем бы поживиться, и разбойники-лесные люди — эти как саранча — до последней нитки оберут, но страшнее всего маги. В последнее время все чаще и чаще мелькают на дорогах их серые плащи. Поведет такой глазами на тебя, и тут же ноги цепенеют, руки невозможно поднять, холодный пот градом льется по спине, и потом еще трое суток кряду голова раскалывается, как при лихорадке.
— Валентсия, слезай немедленно! — выпустила Альмара наружу свое раздражение и недовольство. — Как же не стыдно тебе? Матушка с ног сбилась, тебя разыскивая! Скоро уж и жених с невестой приедут, ты что же, на ветке их встречать собралась? Вот стыдоба-то! А что подумают новые родственники? У Валария сестра, как мальчишка лазает по деревьям, или, не дай Владыка Верхних Пределов, решат, что у нее не все дома! Ты должна показать, что у вас работящая семья и не позорить своего брата. Шла бы лучше вышивать или уж, на кухню, помогала бы Кармиссии ощипывать кур, заодно и поела бы что-нибудь, небось, с самого утра ни куска в рот не взяла! Матушка велела тебя одеть в праздничную одежду, да разве таких девчонок-непосед можно наряжать? Сойдет и старенькое платьице, лишь бы чистое было. Слезай, Валентсия, кому говорю!
Служанка толклась возле дуба, стоя на камешках босыми ногами и, с опаской, поглядывала по сторонам, чтобы не пропустить свадебный поезд и успеть забежать в калитку, если вдруг появится кто-то чужой на дороге.
Ох, а на краю деревни, как раз собака разбрехалась, тут же ей ответила вторая, а из открытой калитки в воротах выскочила Мушка, тревожно навострив уши, но сегодня ее посадили на длинную цепь, и она смогла сделать лишь несколько шагов по улице.
— Что это собаки разошлись? — испугалась Альмара. — Почуяли кого-то?
Девочка подобрала ногу под себя, слезать с такого отличного укрытия она не собиралась, видно.
— Придется пожаловаться на Вас, госпожа Валентсия! — служанка устала уговаривать и сделала шаг к воротам. — Мушка, заходи обратно, а она пусть сидит. Скоро приедет ее отец, пусть он и снимает.
— Подожди!
Из густых веток вначале показались две худые ноги с грязными коленками и многочисленными ссадинами на голенях, затем девочка спрыгнула на землю. Соломенные волосы растрепались под ветром, в нечесаных прядях застряли кусочки коры и дубовых листьев.
— Чисто ведьма лесная! — покачала головой Альмара, но увидела лихорадочно блестевшие глаза на бледном лице и забеспокоилась. — Да ты здорова ли сегодня? Какой-то вид у тебя нехороший, вон и круги под глазами прямо черные! Надо тебя показать твоей матушке. Пойдем!
Она уцепила девочку за руку и повела к дому, не переставая говорить — такая уж болтушка уродилась.
— Это же надо, пригласить всю деревню на праздник! А с другой стороны: как не пригласить? Почти вся деревня друг другу родственники. Я ведь, тоже твоей матери прихожусь племянницей в четвертом колене.
Девочка заинтересованно посмотрела на служанку.
— Моя мать приходится двоюродной сестрой тетке Урилихе, а ее брат — дядя Двоярка, а вот он-то… — продолжила девушка высчитывать свое родство с хозяевами. — Про него твой отец всегда говорил, что тот далеко пойдет — такого настырного малого еще поискать! Вот и выходит…
— Альмара! — кричали с крыльца добротного пятистенного дома из просмоленных бревен с высоким чердаком, со множеством разных пристроек и боковушек. — нашла Валент?
— Нашла! — ответила девушка и добавила потихоньку: — Ладно уж, никому не скажу, что ты выходила за ворота.
Валент благодарно взглянула на служанку и поспешила к дому.
 
* * *

Альмара не ошиблась, когда заметила осунувшееся лицо и решила, что девочке нездоровится — так оно и было.
Сегодня ночью Валент приснился самый настоящий кошмар — зверь, чем-то похожий на собаку, особенно, на соседского Жучарку, только не такой рыжий, а весь в пестрых пятнах, со страшной мордой и странным телом с длинной шеей. Но напугали Валентсию ни ужасный вид непонятной собаки, ни ее глаза, горящие синими огнями, ни тошнотворный запах псины — ее напугал смех.
Зверь смеялся — смеялся, как человек.
Он прыгнул на Валент, а голубой огонь в глазах загорелся, словно вспыхнули два факела.
Чудовище придавило девочку к подушке и задышало прямо в лицо, с клыков капала противная слюна, лапы легли Валент на грудь и дышать стало невозможно. Девочка боролась со зверем так долго, как могла, но он улегся и не уходил, а те места, с которыми он соприкоснулся своим телом словно онемели — весь живот, грудь и плечи, а странная собака будто проваливалась в Валент, ее морда становилась все ближе и ближе к ее лицу.
Обессиленная девочка закричала от страха, до смерти напуганная еще и тем, что не могла пошевелиться.
Два брата, лежавшие с ней на одной широкой кровати с одного края и сестра, у другого края той же кровати тут же проснулись. Девочка получила крепкими братскими пятками тычки по ногам, вразумляющие щипки от сестры Алессы и обещание старшего брата Лигора придушить, если не перестанет орать.
Никто из них не заметил страшного зверя, хотя он никуда не делся, продолжал лежать на Валентсии, и мучить ее зловонным дыханием. Из пасти зверя свисал длинный черный язык. Время от времени тварь глухо ворчала и противно смеялась прямо в лицо Валент, а синий огонь в ее глазах медленно угасал. До самого утра девочка не смогла сомкнуть глаз, задыхаясь под душной тяжестью, но с первыми петушиными криками чудовище слезло с нее. Петух — это вестник Владыки Верхних Пределов, его посланник. Валент знала, что именно петухи прогоняют нечисть, которой полно вылезает из-под корней старых деревьев с наступлением темноты, туда же они и уползают с рассветом. Вот только странная собака не уползла, каким-то подлым образом она проникла в Валент и спряталась в ее теле.
Под утро девочке показалось, что у нее в голове мозги перевернулись кверху тормашками, острые когти заселившейся в нее собаки скребли словно прямо по сердцу, вязким клубком к горлу поднималась тошнота, снаружи тело горело огнем, внутри же свернулся холод.
Ненадолго Валент смогла задремать, но с самого рассвета в доме началась суматоха, ее выгнали с кровати и отправили в боковую подклеть, к Кармиссии. Девочка покрутилась возле печки, стянула с противня пирожок с рыбой, потолкалась между юбок работниц и соседок, которые сновали от печи к столам, разделывали мясо, раскатывали тесто, чистили рыбу, мелко резали овощи, пучки зелени, давили ягоды в огромной бочке, чтобы отжать достаточно сока, еще одна такая бочка стояла в углу кладовой, в ней зрел молодой яблочный сидр для свадебного стола, а в маленьких бочонках, которые отец привез из Румера было дорогое ягодное вино. Сегодня все напьются и будут веселыми. Мать бывала недовольна, когда отец пил много вина или эля, но тогда он становился веселым и Валент его не боялась.
— Не крутись-ка без дела, Валентсия, иди поешь, да помоги сестре! — Кармиссия усадила девочку за свободный краешек стола и отрезала ей овсяного пирога с яблоками.
Яблок в этом году уродилось тьма тьмущая, их сушили на зиму, сбраживали в сидр, пихали в пироги, варили варенье, запекали в печке, вымачивали в капустном рассоле в больших кадушках, которые стояли в погребе и отвозили на продажу в соседнее поселение трапперов, возле самого леса. Взамен, у охотников покупали туши отстреленных кабанов и куропаток. Иногда отец Валент привозил с охотничьей фактории маленькие крапчатые яйца — их можно было есть прямо со скорлупой, но побаловаться таким лакомством мог только тот счастливчик из хозяйской ребятни, которому удавалось заболеть, остальные дети довольствовались кашами, овощами и надоевшим до оскомины белым сыром, который считался полезным для костей, но после него ужасно всегда хотелось пить, а во рту оставался противный кислый привкус. Овсяный пирог с яблоками считался праздничным блюдом, Кухарка хотела порадовать девочку, которая выделялась среди своих братьев и сестер маленьким ростом и болезненной худобой — все ребра можно пересчитать.
Девочка надкусила свой кусок, но дальше есть не стала, спрятала в кармашек фартучка — ей хотелось уйти отсюда на свежий воздух — от разных запахов, витающих в дымном помещении внутри нее забеспокоилась странная собака, о которой никто не должен знать, иначе Валент могли отправить к жрецам, изгоняющим демонов. Она решила молчать о заселившей ее сущности, изгнать ее как-нибудь самостоятельно. Валент глянула на свою сестру Алессу, которая сидела в углу и дергала перья из куриной тушки, рядом с ней на низенькой скамеечке примостилась Альмара и перебирала фасоль, для Валент тоже приготовили плошку с фасолью — на кухне все должны быть при деле, но девочка потихоньку улизнула во двор, погладила Мушку по густой длинной шерсти, хотела, как обычно, боднуть собаку в лоб, но та почему-то оскалилась и тревожно рыкнула, видно, почуяла другую собаку внутри маленькой хозяйки.
Девочка тяжело вздохнула, урадкой огляделась и выскользнула за ворота к большущему дубу: Фодий забыл закрыть калитку, сам виноват. Дуб был настолько старым, что толстые ветки висели низко, Валент легко забиралась по ним в маскирующую густую крону и пряталась там в подобии гнезда между ветвями. Ей надо было хорошенько обдумать, как справиться со страшным зверем внутри себя.

* * *

В окно бесшабашно светило солнце, обещая теплый денек, несмотря на то, что уж осень, и урожай весь снят с земельных наделов и огородов, и уж десятина благополучно свезена по сухой погоде в баронский замок. Богатая десятина, еще и самим осталось — грех жаловаться.
Удачным получился этот год: теплое лето, и не без дождей, не пришлось Лигору и Валарию гонять коней к реке за водой для полива, и Тормилий удачно провернул свои дела на Руднице, и невеста нашлась для сына — все как по заказу. Семья у сватов как раз в таком же положении, что и их: не богатая, но и бедной не назовешь — ровня друг другу, а это самое главное. Значит, одна сторона не станет упрекать другую в недостаточной помощи молодым, за невестой дадут хорошее приданное, да и со стороны жениха будет чего подарить молодой семье.
Вербения грустила: вот дети и полетели из родного гнезда, в то же время она радовалась, что сын будет рядом — напротив их усадьбы крепко уцепился за землю прочным фундаментом добротный дом для Валария и его жены. Построили за месяц. Какая это работа для умелых и неленивых рук?
Собрались ватагой, вся родня, и построили, сам Валарий не присел ни разу за этот месяц — вот как припекло!
Не успели оглянуться, а дом уж готов — все честь по чести: пятистенок и подворье. Муж Тормилий согласился отдать молодым одну корову и молодую кобылу, а уж остальную скотинку заведут сами, какую захотят.
Женщина тяжело вздохнула: непонятная тяжесть легла камнем на сердце, с самого утра сегодня так сдавило грудь — не поймешь, к чему это. Словно что-то гнетет, но что?
И денек для свадьбы выдался чудесный — теплынь и ясное небо, ветерок легкий, приятный. И рук-то хватает, слава Владыке Небесных Пределов! Ей самой не пришлось крутиться, сестры мужа освободили ее от работы — есть кому присмотреть за всем. Вон, весь дом гудит, как хороший дружный улей: вся родня здесь, помогают и двое работников, и старшие дети, даже Валентсию припахали к работе.  Как только удалось? Ведь эта девчонка не усидит на месте ни одной минутки — веретено, просто!
Вербения усмехнулась, погладила выпуклый живот и машинально покачала кроватку, где спали младшие дети — близнецы Ламия и Торий. Вот кто не даст ей погрустить ни минутки, а скоро, к весне, родится еще один и станет заботой Валентсии — хватит ей уж бегать, как мальчишке, пора привыкать к женским обязанностям: следить за малышами, учиться готовить, шить, вышивать, прясть — да мало ли забот в доме!
Вебения снова качнула кроватку.
Алесса ждет не дождется, когда же можно будет потанцевать в паре с Данко, он тоже глаз с нее не сводит, да только напрасно все это, вряд ли Тормилий отдаст дочь за него. Парень сирота — ни кола, ни двора, всего богатства — веселый нрав, да золотые руки: за что ни возьмется — все на загляденье выходит.
Хороший парень, но им не ровня, да и Алессе едва исполнилось пятнадцать лет, можно еще покопаться в женихах, выбрать такого, который внесет в семью свою лепту достатка и благополучия. Двое других сыновей Ускор и Лигор погодки тринадцати и четырнадцати лет еще побегают по двору несколько лет, а потом тоже улетят. Муж уже сейчас подумывает огородить пустующую землю, чтобы было где поставить еще два дома, ну а Валентсия…
При мыслях о дочери сердце матери тревожно трепыхнулось в своей клетке: вот она — заноза, которая не давала покоя все годы, а сегодня особенно разболелась. Рождение предпоследней дочери прочертило белую полоску в ее темно-каштановых волосах. Нет, не из-за тяжелых родов, как раз наоборот, доченька родилась на удивление легко, правда, росла слабенькой, хоть серьезно и не болела, так, простуда и не более того, только вот… уродилась она светловолосой и белокожей в семье, где у всех, включая мать и отца были густые темные шевелюры и смугловатая кожа.
А у Валент молочно-белая, почти фарфоровая кожа расцветала веснушками на носу, едва начинало припекать весеннее солнышко, глаза не карие, как у всех, а болотная зелень, а уж соломенную паклю на голове и волосами-то не назовешь — кудлы какие-то.
Если бы Вербения сама про себя не знала, что кроме Тормилия до нее не дотронулся ни один мужчина, то и сама бы сомневалась, его ли это дочь.
К чести ее мужа надо признать, что он не высказал ей ни слова в упрек, как обычно бывало при рождении очередного ребенка, подарил колечко с красивым камешком и даже поддакивал своей тетке Ирении, когда та заводила разговоры об его собственной, Тормилия, прабабке, которая как раз была светловолосой в своего отца, а тот был уроженцем далеких северных земель, еще дальше Холода, где, говорят, снег лежит десять месяцев в году, потом наступает короткое лето в два месяца и снова зима.
Ирения трепала языком, Тормилий притворялся, что верит, но жена видела, с каким трудом тому удается держать себя в руках при таких разговорах. Свою дочь, Валентсию, он так и не полюбил, буквально терпел в своем доме, как терпят увечного, которого не выгонишь на улицу, чтобы не осудили люди, и Вербения знала, почти наверняка, что сплавит он девчонку за первого попавшегося парня, да хоть, за того же Данко, едва дочери исполнится четырнадцать лет. И эти трое последних детей родились, как доказательство того, что она, Вербения, принадлежит ему, Тормилию, а на пересуды ему наплевать.