5. Крах или нет?

Он сидел на кухне над пустым бокалом, в котором только что был хороший ирландский односолодовый виски. Звук проносился мимо его ушей. «Чуть выше, милая, ещё буквально октава и слышать тебя будут только собаки», - злобно думал Ярослав. Он давно уже научился пропускать её истерики мимо себя, не вбирать их, не реагировать. Если вслушиваться во весь этот бред, можно ведь и с ума сойти. Коротко говоря, всё сводилось к тому, что Элда требовала изображать её портрет во всех его арт-объектах, причём, делая её чуть красивее, чем есть на самом деле. Так как уколов с порезами она побаивалась, то до пластики дело пока не доходило. Слава же художник, может он чуть губы увеличить, а вот нос, наоборот, сделать меньше? Ну, а кого, собственно, ещё изображать, когда такая куколка рядом?

Истерики стали ежедневной нормой, впрочем, вдохновение у него так и не появилось, ни в этом месяце, ни в следующем. Сделав, пару паршивых артов, Ярослав чётко понимал, что Элда явно не его муза. Она не впечатляла его. Ему не нравилось её изображать. А с учётом её пошлых корректировок, выходил полный отстой. Получались обычные девки с рекламных постеров, с невыразительными лицами. По мнению его жены, виноват был во всём, разумеется, художник.

Агент, как человек вежливый, ничего не сказал по поводу череды провалов, но… договор продлевать не спешил, заказов не вырубал, и вообще увлёкся новой звездой – некой норвежской художницей, которая окуналась в бочку с краской и создавала огромные баннеры собственной ж…

Ярослав понимал к чему идёт дело и продолжал ждать естественное развитие событий. «Нужны мои деньги. Это, в общем, понятно, что ещё может быть нужно проститутке, пусть даже и замужней. Так вот, обломись девочка. Нет у меня больше денег. Нужно моё творчество? Да, ей пофиг на него. И нет больше никакого творчества. Нет больше ничего, ради чего стоило бы жить. Когда ты оставишь меня в покое, проклятая баба?!», - размышлял в тяжелые минуты он.

Элда прожила с ним семь лет. Сделала втихаря два аборта. Ей было 25. И хотелось ей гораздо больше, чем Ярослав мог, и что самое главное, хотел ей дать. Она, конечно, рассчитывала рубануть с развода половину, а может и большую часть денег, но таковых у экс-супруга не оказалось. Пришлось гордо удалиться в объятья свеженайденного пузатого папика.

Да, дела шли паршиво. Поднимать свои рейтинги оказалось гораздо сложнее, чем строить карьеру с нуля. Пришлось искать нового агента, договариваться с ним на его условиях, принимать к исполнению совсем уж дрянные заказы. Но выбора не было. За квартиру надо платить и стоит это не дёшево, даже с провинциальном Ливорно.
Он пробовал пристроиться в католические храмы – реставрировать фрески, но священники деликатно говорили ему, что русские художники не такие, как итальянские. Он и сам это отлично понимал, школа живописи в России была стёрта наглухо советским, и более ужасным постсоветским, хаосом. Да и сам он мог создавать только современное искусство, экспрессию, чувственность, а этого у него сейчас не было.

Квартиру пришлось сменить из соображений экономии, а не из-за вида из окна. Вискарь заменить на более бюджетное пойло, костюм на джинсы с растянутой майкой. Выглядел он паршиво.

А вот у Маринки жизнь, как ни странно, налаживалась. Позанимавшись с репетитором, она довольно быстро восстановила навыки лёгкого общения с англоговорящим народом. Нашла приличную работу в большой фирме. Ездила пару раз на ведение переговоров с американскими партнерами в Нашвилл.  Дети ходили в школу под присмотром бабушки – мамы Вадика. Ну, а супруг ушёл жить к другой даме, с которой было более комфортное потребление алкоголя, да и за фингалы с него никто не спрашивал. Разводиться она пока не стала, ибо некогда. Да и зачем, замуж вроде никто пока не зовёт.

В церкви её начали уважать, всё-таки из такого ада выкарабкалась, видимо, рука Господа пребывает над ней. Пастор просил переводить некоторые тексты, и немного угомонил свою супругу, так что к Марине она больше не приставала. К слову сказать, пастор увлёкся новым учением «о предопределении», именно поэтому он и просил переводить то, чего не было на русском. Как это обычно бывает с плохо образованными людьми, он рьяно начал доказывать то, что ещё недавно отрицал. Ещё пару лет назад он пугал свою паству озером огненным, а тут на тебе, спасён однажды – спасён навсегда. Старожилы церкви скрипели на пастора, но всё-таки помазанник, так просто не свергнешь.  Большой скандал был, когда он попытался убедить прихожан покрестить своих детей. Пресвитеры вышли с духовными вилами против эдакой ереси, и пастор позорно проиграл.

Маринку всё это скорее забавляло, тем более что её дети были крещены ещё в младенчестве по настоянию свекрови, а сама она крестилась дважды: в раннем детстве в православной церкви и более семи лет назад в протестантской, иначе бы их с Вадимом не повенчали. Но тексты, которые она переводила для пастора, ей стали интересны. Во-первых, они были основаны на библии, а не на личном откровении, а это знаете ли в наши дни дорогого стоит. Во-вторых, писали их явно не дураки. Это была буквально интеллектуальная подпитка для её души.

В то же время Ярослав осваивал пространство интернета. Раньше такими мелочами занимался агент, теперь он был не нужен. Слава рьяно искал заказы, присылал работы на конкурсы, подавал заявки на участие в симпозиумах. Но дело зашло в тупик, он тупо сидел и листал ленту, как вдруг наткнулся на фотографию с до боли знакомым силуэтом. Женщина на лавочке в осеннем парке: каштановые густые волосы, аккуратное строгое пальто. Чёрт, где он её видел?

И тут он вспомнил, как несколько лет назад прогуливался у памятника покорённым маврам и видел такую же женщину в кафе. Она не понравилась ему, какая-то зачуханная и он не мог понять, что именно в ней привлекло его внимание, поэтому быстро переключился на что-то другое, тем более дома его ждала красотка Элда, но теперь он знал точно. Это была Маринка! Его Маринка! Она приезжала к нему, а он…

«Олень!», - единственное слово сорвалось с губ и следующая мысль, - «Пора домой».

Дома Славика ждала престарелая мать в убогой хрущёбе, слава Богу, двухкомнатной. Первое время он присылал матери деньги, пока на них не наложила свою лапку Элда, будь она неладна. Потом ему стыдно было звонить матери, и он слал открытки, а последние полгода не делал и этого. Выбора не было, он набрал маму в Skype. Впрочем, ответа не последовало. Это было довольно странно, и он написал её соседке, с которой мама дружила.

Страшный ответ пришёл на следующее утро. Мама умерла несколько месяцев назад. Никто не знал, как связаться со Славиком, но речь теперь шла о наследстве и ему посоветовали приехать, несмотря на великую занятость.

Жуткая головная боль усугубилась депрессией. Ярослав пошарил по заначкам, он делал их сам от себя, чтоб не пропивать деньги, которые и без возлияний были роскошью в его доме. Ну, в принципе, хватит на билет и первое время. Здесь его больше ничто не держало, и он рванул в Нижний.

Пустая квартира пугала до чертиков. Водка не помогала, а наоборот, навеивала воспоминания, от которых он стремился избавиться все эти годы. «Придётся завязать», - решил Ярослав, и как ни странно, выполнил обещание. Кое-как вступив в права о наследовании и разобравшись с надоедливыми родственниками из серии, почему бы на тут не пожить и чем бы нам тут поживиться, он занялся поиском приличной работы. Но не найдя ничего подходящего для выполнения своих творческих задумок, решил немного понизить планку.  Или, если выражаться точнее, попробовать реализовать себя в чём-то ещё. Слава думал: «Что же я умею, кроме рисования и создания немыслимых арт-объектов? Ба! Да я же владею итальянским! Я практически, носитель языка! Вот это да!», - он лежал в ванной и благодушествовал при мысли, что скоро его финансы пойдут в гору.

Реальность была не такой жизнерадостной, как мысли Ярослава, но работу он всё-таки нашел. Экскурсии для итальянцев по Нижнему! 

Работы было не много, не так часто сюда приезжали гости из солнечной Италии. Но если была, то пробежать надо было всё: все храмы и мемориалы, Государственный банк, Верхне-Волжскую и Нижне-Волжскую набережную, и разумеется, верх смирения – Чкаловская лестница. Особенно, итальянцев забавляла Арка электрических витаминов, которая плотно засела у Ярослава поперёк горла. Надо было искать что—то другое, но пусть пока так.

Предложения о репетиторстве он отвергал с презрением, но наткнувшись в очередной раз на свою фамилию в ярко-оранжевом списке должников за КУ на двери подъезда, пришлось согласиться. Речь шла о двух близнецах, их бабушка очень просила Ярослава заняться обучением, ссылаясь на то, что все они, то есть она и невестка с детьми, хотят переехать в Италию подальше от скверного северного климата.

Он приходил к трём и занимался с шалопаями около двух часов. Дети были совершенно бестолковые и не выполняли ни одного из его заданий. «Просто у меня другие таланты», - утешал себя Ярослав. Бабка платила хорошо и грех было пренебрегать этой работёнкой. Каждый раз она просила его остаться на чай и познакомиться с их мамой, он отказывался, конечно, но тут у Маргариты Львовны был юбилей 70 лет и пришлось согласиться.

Он сидел в тесном кухонном уголке, держа в руках чашку, чтобы лишний раз не ставить её с противным звоном на блюдечко. И ковырял десертной ложечкой самопальный торт. Еда в чужом доме всегда вызывала в нём настороженность, как это приготовлено? Чистыми ли руками? Что туда положили? С этими мыслями он и сидел, пока Маргарита Львовна рассказывала ему свои истории, которые он слышать совсем не хотел. Он мечтал о том, чтобы эта пытка закончилась, и он свалил к своему ноуту и потупил в ленте новостей. Может наткнётся ещё на фоточку Маринки, например, мало ли какие у взрослого мужчины могут быть развлечения.

Входная дверь открылась с привычным скрипом, звякнули ключи о столик в прихожей. Слышался голос запыхавшейся женщины:

- Надеюсь, без меня не начинали? Вы же не съели весь пиро…

Звук «г» потерялся. Ярослав сидел в кухне Маринки.