Простите женщине

                ПРОСТИТЕ  ЖЕНЩИНЕ

Настроение такое. Очень хочется исполнить, здесь и сейчас, что-нибудь необычайное, искреннее, смелое, даже шальное. Но, с тех времен, когда все это было, для тех времен, естественным, прошли десятки разнообразных лет. И с той поры всё подобное под строгим запретом. Веселитесь шёпотом, и лучше, под одеялом. Исполните хором, но  лучше в одиночестве и самое заветное. Выделывайте дикие па, но чтобы никто не видел. Глядишь, и что-нибудь вытанцуется.
 Горизонт заголубел, и на манящей линии замерцала неясная, но уже интригующая точка. То приближаясь, то удаляясь она непонятным образом вызывала давно забытое томление.  Вот оно, Знамение.  Нежданная и незваная, но вполне материальная  она ворвалась небольшим, симпатичным ураганом в обжитое, спокойное убежище, сразу всё перевернув с ног на голову. Вот тут он и понял, наконец, что жизнь не кончается. Настоящая жизнь. Без фокусов, без фальши, тягучих утрат и неожиданных возвращений.
   Для начала, стоило бы разобраться с этим неожиданным подарком судьбы. А «подарок», тем временем, вполне освоившись, явно не хотела веселиться шёпотом, и тем более, под одеялом. Устроив, для начала, небольшой потоп в ванной комнате, тряхнув гривкой волос, потребовала хлеба и зрелищ.
 С хлебом проблем не было, хотя не без чувствительного урона для его,  навязанной жизнью, осторожной  бережливости. С открытым сердцем и щедрой душой, стремясь помочь ему,  кинулась к холодильнику, резко открыла и…бутылки волшебного напитка, втиснутые в дверцу, приземлились на каменный пол. Хрустальный звон ещё долго отдавался тоской и болью в его,  уже  насторожившейся душе. Потом дружно убирали осколки, мыли пол, вдыхая изумительный аромат неопробованного  напитка.
 Настороженность быстро покинула душу, сменившись, уже подзабытым чувством раскрепощённого веселья и радости. Отхохотавшись, быстро восполнили утрату, и он ещё раз подумал, что жизнь не кончается. Так вопрос Хлеба был легко решён. Зрелища оставили на ближайшее будущее.
 С утра - турбюро и заказы на ознакомление и обжитие целой страны. Пусть маленькой, но гордой своей историей  и обилием святых мест. Первая поездка - дань его мужеству и гостеприимству - совместная. Даже и не заметил, как ноги забегали и руки оживились, и танцевать захотелось по-молодецки, как когда-то, в ушедшие времена. И поехали! В жару. Далеко, аж в сам Тель-Авив, включая  посещение Мини - Израэля , т.е. всего Израиля в миниатюре. Для него,- глобальное знакомство с тем, где живёшь, но ещё ничего не знаешь.
 Правда, мало что и узнал. Организм не созрел. Сидел в тенёчке, где она оставила, чтобы  не перегреть голову, отвыкшую  от жарких эмоций. Время от времени, отрываясь от группы туристов, она, со скоростью вертолёта, (вроде переживала) возвращалась к нему.   Подпаивала  водичкой, жалела и снова уносилась в радостный мир познания непознанного. День закончился счастливо, для каждого по разным причинам. Он, отвыкший от подобных марш-бросков, был счастлив от того, что день, наконец-то, закончился. Она от пережитых впечатлений и ожидания новых.
 Пару дней на передышку, даже с демонстрацией некоторых хозяйственных талантов. Завтраки по утрам  (давно забытая забота), обеды, правда, совмещённые с ужином. Но, всё по его желанию. Тепло растекалось по всем закоулкам души и тела и уже обещало давно забытые счастье и покой. На всю оставшуюся жизнь. Но.…  Среди ночи ласковый шёпот
- Ты спи, я прогуляюсь к морю. Одна. Настроение такое. Хочу знать, какое оно там, во тьме. Что делает, когда его никто не видит.  Ты не волнуйся, спи. Пару снимков и всё.

Ну что тут делать? Или её удавить, или просто выставить за дверь. А организм ночью спать хочет.
-А вольные арабы?
- Да кому я нужна? Я быстренько.

С грустью вспомнил о ещё недавнем счастье вольного, такого привычного, пусть монотонного, но зато спокойного существования.
Кому нужна?! Да ему, ему уже  нужна.  Да уже в нём вздрогнуло  и зашевелилось всё, что считалось ушедшим навсегда и не тревожащим  ни один нерв  спокойного тела.
 Она весело вышагивала по ночной Хайфе, в восторге от своей идеи, смелости и самостоятельности. Шла наугад, так как и днём-то,  дорогу не очень запомнила. Всю жизнь испытывала проблемы с ориентированием и легко могла заблудиться  даже на собственной улице. Но здесь, она слышала дыхание моря. Чувствовала его запах, и шла уверенно, каким-то звериным чутьём угадывая все повороты волнистых улочек чужого города. Поворот, ещё поворот и…она застыла на месте, страшась сделать хотя бы ещё один шаг.
 Огромная, без каких либо конечных очертаний, чёрная масса. Маслянисто поблёскивая, она космосом влилась в глаза, нос, уши, утяжелив всё тело, сковав руки и ноги. Она ожидала увидеть серебристые лунные блики на ласковой воде, но луны не было, бликов тоже. Кто-то тяжело всхлипывал и вздыхал. Не сразу дошло, что это оно – МОРЕ, переживает одну из своих самых чёрных ночей. Стало страшно и одиноко. Хотелось домой, но повернуться спиной к этой враждебной тьме было ещё страшнее.
 Краем глаза уловила лёгкое движение за плечом, в ужасе повернулась, и чуть не разрыдалась от счастья. Он! Милый, невыспавшийся, злой, но такой нужный и надёжный. Пусть ругает страшными словами, пусть ударит, лишь бы не отпускал руки, не уходил в ночь. Но он, внимательно посмотрев на неё, как-то очень ласково спросил

- Ну что, всё? Пойдём домой?

Домой шли молча. Если честно, она чувствовала себя последней дрянью.
Утро вернуло радость и бодрость, смыв начисто угрызения совести с её жизнерадостной души. Снова забурлили жизненные соки, возвращая гибкость и лёгкость телу и мыслям.
 Следующие пару дней, душа пела и танцевала. По утрам ходили к морю. Неизменно солнечное и ласковое, оно подползало к ногам, целовало и отползало, вздыхая. Белые бурунчики взрывались искрами и брызгами, играя и радуясь новому дню. И уже не верилось, что была та ночь и тот ужас. Насладившись морем, бродили по его излюбленным местам.
 Он щедро делился своим сокровенным, а она принимала всё, что было ему дорого, радостно и благодарно.   Очень много фотографировала, уже явно воображая себя бывалым фотографом. Он посмеивался в усы, но не развенчивал. Вечерами пили лёгкое вино, хохотали, дурачились, не слишком заботясь о приличиях и спокойствии соседей. А соседи бдили. Сначала недоумевали, но быстро привыкли к светлой парочке, дружно нарушающей их монотонный быт. Уже ночью, проваливались в сон, каждый на своём узеньком диванчике.
 И не было ничего удивительного, когда они вдруг оказались на  девственном ложе вдвоём. Им не было тесно. Казалось, так было и будет всегда. Радость жизни лилась отовсюду. Из глаз, носика чайника, крана и даже из душа, который периодически, после взаимных обливаний, переживал очередной потоп.
 Время летело легко и стремительно. Отпущенный им месяц таял, как сугроб,  на жарком средиземноморском пляже. Впереди было ещё два тура по стране, но уже единоличных. Помня о его инфарктах и телесном утомлении после первой поездки, рисковать не стали. Да и после броска от привычного, долгого одиночества, к стремительной и бурной жизни, не грех отдохнуть друг от друга.
 Ранним утром он провожал её к автобусу, уносящему группу туристов, разноязыких и разноцветных, к Мёртвому морю. Махнув на прощание рукой, пообещав встретить, бодро пошагал домой. Грусти не было. Понял, что очень устал и соскучился по своему обычному уединению. Целый день свободы, благостной тишины и покоя.
 Дома, уже непривычно, тихо. Поворчал на разбросанные ею вещи. Подобрал. Расставил по местам свою мебель – три стула и одно ободранное кресло. Сел в него. Посидел. Включил компьютер. Вспомнил, что её там нет. Пересел к телевизору. Поймал себя на том, что вслух сказал её любимое слово – «Плешь». Выключил. Встал. Пошёл в ванную. Посмотрел на себя в зеркало. Ну, ничего так.  Вернулся в комнату. Почувствовал, что  душа скрипит и чего-то просит. Достал из холодильника пиво. Пил мелкими глотками, смакуя каждую каплю. Жизнь, вроде,  налаживалась.      
Тем временем она, прилипнув к окну, не выпуская фотоаппарата из рук, стремилась зафиксировать всё, пролетающее мимо и цепляющее взгляд.                Отвлекла соседка. Женщина неопределённых лет, но с претензией на молодость, явно скучала. Виды за окном не интересовали. Скорее всего, здесь давно. Так и оказалось. Терпеливо выслушала её, уже привычную историю. И было ей странно и непонятно. Как все эти люди оказались здесь. Погоня  за несловленным счастьем? Непонимание, надежда на райскую жизнь на земле Христовой, -  ведь там вам не здесь! Гонениям  вряд ли подвергалась, уж слишком проста. От себя бежала?  Но,  куда бы мы ни бежали, себя мы везём с собой.  Старая истина.
 Вот и здесь она повторила историю многих мечтательниц, - буднично и просто. Муж  бросил сразу, устремившись к другому телу, уже обустроившемуся на этой земле. Прокляв неверного, помыкавшись, напряглась, впряглась. Пришлось освоить несколько, презираемых ранее профессий – уборщица, нянька, санитарка, или всё в одном стакане, гордо именуемое Метапелет.  Пристроилась, прижилась  и...уже слегка путешествует. И сколько их таких здесь?!  Милых, доброжелательных, но абсолютно одиноких, обживающих крохотные  клетушки в многочисленных израильских хостелях.
 Смахнув грустные размышления, опять прильнула к окну.   А за окнами пролетала история, не та, что учили в школе, а та, что тайком вычитывалась из Библии. Прямо скажем, не самой популярной книге в СССР.  Дикие скалы, пустыни, изнемогающие евреи, бредущие за Моисеем и свято верующими в чудо. Скальные галереи, на которых когда-то,  крупицами,  выращивали почву для сегодняшних цветущих садов Израиля. Она не уставала фотографировать. Всё хотелось забрать с собой.
Автобус остановился, и стайка засидевшихся пассажиров выпорхнула, наконец, у самого Мёртвого  на земле моря.    А море, вовсе не показалось ей морем. Так, скорее озеро. Ведь у моря не должно быть видно противоположного берега, а здесь, пожалуйста. Вот так, запросто. Стоишь на израильском берегу, а напротив, в лёгкой дымке, уже Иордания. Ни тебе привычных волн, с белыми барашками, ни резвящихся в них детей. В тяжёлой, маслянистой, неподвижной воде, застывшие фигурки людей. И…жара. Испепеляющая, плавящая тело и обжигающая горло.
 Вприпрыжку побежала к спасительной воде, не слыша,  что-то кричавшей ей в спину спутницы. И зря. Слишком резкое соприкосновение с морем, едва не перевернуло её вниз головой. Вовремя кто-то подхватил и водрузил на ноги. Объяснили, что это море не любит суеты и лишних резвых движений. Распластав руки  по канату,  (предусмотрительно натянутому добрыми людьми) в позе распятого Христа, боясь шевельнуться, простояла довольно долго. Почувствовала, как безнадёжно сгорают плечи, и попыталась окунуть их в воду. Уже очень осторожно, стараясь не сердить это странное море. Не вышло. Эта мёртвая лужа не впускала в себя. Держась за канат, на цыпочках, не дыша, выбралась на берег.
 Топчаны и шезлонги собрали загорелые и ленивые тела со всех концов света. Под единственным пресным душем скопилась кучка людей, тщетно пытающихся смыть с себя липкую, волшебную глину, исцеляющую от всего. Панацея Мёртвого моря, единственная в целом мире.
Конечно, она не отстала от человечества и добросовестно вымазалась этой целительной грязью, с ног до головы. Было вольно и весело. Солнце щедро проливалось сверху, разбрызгиваясь ненавистными, пигментными пятнами по телам  зрелых дам, расплывшихся по топчанам. Молодым же, оно дарило яркий румянец и шоколад загара на их ладные плечи,  сильные руки и пружинистые ноги.
А море тяжко вздыхало от невозможности стать не Мёртвым, а живым, и принять в себя резвящихся, счастливых людей. Но всё было так, как было. Море было заставкой, задним планом, а действо разворачивалось на берегу.     Здесь веселились вымаранные глиной  дети-дикари и взрослые «туземцы»,  играющие свои незамысловатые роли.

 И вот на сцене появилась группа инородная, но махом притянувшая к себе все взгляды. Раша, родная Раша! Во всём блеске пьяных, распаренных лиц  (ну чисто из бани), и неудержимого веселья. Музыку они делали сами, сами же пели и плясали, сотрясая щедрые, складчатые запасы тел. При этих сложных действиях, они не забывали  прихлёбывать, прямо из бутылок, какой-то веселящий напиток. Солировала очень большая женщина, с огромной грудью, то и дело порывавшейся вырваться на волю, из слишком тесного купальника. Её фантастический танец – смесь русской пляски и восточного танца живота, был экзотичен и горяч. Под «Калинку-малинку», она умудрялась скоординировать притопы и прихлопы, с ежеминутными попытками впихнуть на место распоясавшуюся грудь. Трудно приходилось и с  непослушными ногами, которые тоже делали серьёзную заявку на свою, собственную жизнь. Причём, отдельно от её фантазий и грузного тела.
 Отыграв свою сцену, они ушли так же внезапно, как и появились. Но послевкусие осталось. Стыд за соотечественников - вечный спутник за пределами родной страны.
День плавно перетёк в вечер. Порядком подгоревшие, грязные, уставшие все засобирались домой. Выяснилось, что ехать не в чем. Купальник сменила на чистый. Заляпанный глиной, и грязную майку засунула в сумку. Сменной юбки, конечно же, не было. Пришлось натянуть ту же, изрядно измазанную, но  хоть как-то компенсирующую  неприлично голый верх. Но было уже не до приличий, к тому же темнело. От остановки до дома, каких-то сто метров. А домой  (отметила, что временное убежище, уже называет домом) уже очень хотелось.
К автобусу плелись ленивой вереницей, быстро заняли свои места и притихли, прикрыв усталые глаза. Из-за пробок на дорогах, автобус ехал каким-то непонятным маршрутом,  но этого уже никто не заметил. Все, намаявшись, мирно спали. Остановился он тоже где-то не там, откуда выезжал. Рядом, но не там. И это была катастрофа. Он-то ждал её, но совсем в другом месте. Встретиться им было не суждено.
 
Тьма угрожающе сгустилась, отняв последнюю надежду выбраться из лабиринта путаных улочек. Долго плутала, пока не поняла, что ходит по кругу. Одинокую фигуру припоздавшего прохожего, приняла за дар божий. Кинулась к нему, жестикулируя и мыча что-то сразу на трёх языках – русском, французском и немецком. Оказалось, достаточно было одного русского. Слегка ошарашенный её живописным, даже для этих краёв, видом, молодой человек, волею случая, недавний житель России, в проблему вник быстро. Узнав адрес, который она, к счастью, помнила, жизнерадостно улыбнулся и стал подробно объяснять пути и подходы к вожделенному дому. Поняв, что ничего не поняла, попросила проводить до места. Наглость, конечно, но милый юноша не смог отказать.

Встречать блудную гостью пошёл пораньше. Дома как-то уже не сиделось. Ждал, ждал.…  Не дождался. Автобус-то проехал мимо, но уже пустой. Значит, она умудрилась выйти где-то раньше. Пошёл искать. Искал, бегал, по уже совсем тёмной улице – не нашёл. Измученный и злой, вернулся домой, в надежде, что она уже там. Но, увы, и здесь её не было. Груз ответственности уже давил, на далеко не молодецкие плечи. Вздохнув, глотнул пива, для восстановления сил, развернулся к двери…и на пороге столкнулся с ней. Чумазой, полуголой, но счастливой. Привёл её сердобольный молодой человек, не сумевший пройти мимо  этого потерянного чуда, в нетипичной для города и времени суток, одежде.
С благодарностью, приняв с рук на руки «груз», вздохнул с облегчением. От недавнего раздражения не осталось и следа.  Злости и усталости, как не бывало. Все нервы и жилочки, став вдруг струнами  арфы, играли волнующую, восхитительную мелодию. Пока она отмывалась в душе, накрыл на стол и даже сделал несколько па, под собственную музыку. После, она замотанная в огромное, махровое полотенце, сияя улыбкой и капельками воды на голых плечах, набив рот вкусняшками,  одновременно торопилась прожевать и поделиться впечатлениями. Он слушал и не слышал. Молча, смотрел на неё и думал – может быть, это счастье? Здесь и сейчас, в его крохотной, но ставшей вдруг такой уютной квартирке.
Ночью, крепко прижав её к себе, словно боясь, что она снова ускользнёт, говорил – « Ну вот же оно, счастье. Вот! Ну что ещё нужно?!»
Время напоминало качели. Настроение её менялось часто и непредсказуемо. И это вызывало ответные резонансные колебания в его, уже перестроившимся мироощущении. В редкие минуты совместного пребывания,  на уже сдвинутых, и связанных верёвочками с бантиками диванчиках, приходило блаженство. В ответ на его нежность,  она, устроив свою  неугомонную голову на его плечо, тихо шептала что-то быстрое и ласковое. Засыпали, переплетясь всеми руками и ногами в один клубок, сбросив лёгкие простыни. Ночью он просыпался и заботливо укрывал её.
Утро проявлялось слепящими лучами солнца, выкидывала их из уютного гнёздышка в душ и… снова навстречу новым приключениям. Море, уютный столик кафе, крохотные чашечки убойного арабского кофе. Иногда высокие стаканы тёмного, пенистого пива, за маленьким столиком у самого моря. Белые яхты вдали, молчаливые раздумья, разговоры ни о чём, или веселье без удержу.
Месяц закончился так же неожиданно, как и начался. Они растерянно смотрели друг на друга, разом растеряв все слова. Чемодан был собран,  святыни, привезённые из Иерусалима, честно поделены пополам. Она вежливо извинилась за причинённые неудобства. Он попросил прощения за то, что, возможно, было не так. В электричке молчали. Каждый о своём. Она уже была там, но не знала, что делать с тем, что осталось здесь. Он  пытался понять – что это было? И…что будет?
Самолёт улетел в далёкую Россию. Он шёл в свой опустевший дом, а в голове в такт шагам, крутились чьи-то назойливые стишки.
.
Раз нашли её, не отпускайте…


10.2014г.
Израиль.