Первые шаги...

                Бабушка, расстелившая коврик в тени дикого винограда, разросшегося по всей длиннющей веранде нашего дома, бережно усадила меня в компании ярко желтых цыплят.

                Ходить самостоятельно я ещё не умел, но вполне сносно сидел, прислонившись спиной к тёплой стене и с любопытством-опаской  заглядывая в каждый из картонных ящиков, подпиравших меня с двух сторон.

                В них наперебой пищали десятки малюсеньких существ, пытавшихся изо всех сил вырваться из тесного пространства, переполненного этими забавными желтыми пушистиками.

                Некоторые из них были совсем слабыми и почти не шевелились. Зато, примерно каждого десятого, было не остановить. Они толкались, взбирались и  буквально носились по головам своих менее энергичных товарищей.

                С визгом, сразу двумя руками,  я немедленно погрузился в это пищащее  подвижное месиво и  быстро извлёк оттуда пару маленьких ярких комочкочков.

                Всеми ладошками, каждым пальчиком, мною ощущались их теплые, панически пульсировавшие тельца. Но только ослабил хватку , как оба сорванца тут же попытались вырваться. Я снова сжал ладошки покрепче и сблизил обе руки так, чтобы цыплята смогли посмотреть друг на друга, познакомиться и , наконец, успокоиться.

                Однако, как ни надеялся, цыплята никак не хотели касаться друг друга клювиками. И общаться не желали. Попытался было напоить, на мгновенье погрузив их клювики во вкусный ароматный холодный компотик, соблазнительно розовевший в моей любимой чашечке. Однако от этого они затрепыхались ещё сильнее. Никакой тебе благодарности.

                - Отдай! Немедленно отпусти бедных цыплят,- бабушка поочерёдно разжала оба моих кулачка, - Ты же можешь их задушить

                Выпустив испуганных птичек обратно, она легко успокоила меня несколькими звонкими поцелуями. А я ведь уже совсем было приготовился громко разреветься и пустить горькую  слезу по поводу изъятия таких удивительных мягких игрушек.

                Правда, бабушка тут же сунула  взамен пару  больших, ослепительно блестящих ложек, которыми я стал бойко колотить друг о друга, посматривая на цыпляток, которых предусмотрительно отодвинули от меня на безопасное расстояние.

                Вдруг, я заметил настоящую опасность! - Из глубины " калидора" , как тогда называлось  длиннющее пространство, разделявшее дом на две половины, появилась напряжённая подкрадывавшаяся фигура одной из многочисленных безымянных кошек, ошивавшихся по-соседству.

                Они бесконтрольно заскакивали в наш калидор через всегда приоткрытую дверь и носились там как угорелые. Особенно в дни, когда бабушка потрошила очередную курицу. Тогда котяры, вырывая друг друга, хватали кишки и прочие ценности, стараясь быстро-пребыстро унести ноги подальше от вездесущих конкурентов.

                Самое обидное, что в этот раз опасная кошенция подкрадывалась к ящикам с цыплятами, совсем не обращая на меня  никакого внимания. Такого нахальства и презрения к себе я стерпеть не мог.

                Как только роскошный хвост хищницы оказался в зоне досягаемости, я схватил его, что было сил, и встал, немного опираясь спиной о стенку.

                Затем, испугавшись, взвизгнул и широко крутанул в воздухе взвывшую, вдруг, котяру, сделал несколько шагов по направлению к палисаднику, а затем резко отпустил хвост. С обиженным воплем хищница улетела на роскошный ковёр из ирисов и , несолоно хлебавши, унеслась прочь.

                - Ой - Вэй !, - вскричала бабушка, у которой драматические события произошли  прямо на глазах.- Она же могла тебя расцарапать

                - Как же ты встал? Ты же ходить еще не умеешь

                - Ой-Вэй! Так ты уже начал ходить ? Надо срочно обрадовать твою маму. Она, вот-вот, должна  скоро прибежать с работы.

                Осознав важность всего произошедшего, бабушка кинулась ко мне и с причитаниями стала танцевать и кружить меня по воздуху. Мне это очень и очень  понравилось.

                - Роза! Роза!,- крикнула она своей сестре, которая  быстро сообразив, что произошло, и сама пустилась в своеобразный дикий пляс.

                Затем, наконец, пришла мама. Я видел ее счастливое лицо, когда бабушка Рива рассказывала и в лицах показывала  все  события. Потом меня кружил и подбрасывая высоко в воздух отец. Затем Янкель Вайнзоф - брат моей бабушки, его жена Ита. Потом Абрам Зицер - брат моего погибшего деда Менделя. Правда, его рука, пробитая пулей на войне и вечно затянутая чёрной кожаной перчаткой, не позволяла никого подбрасывать. Но он, смеясь, умудрялся замечательно крутить меня здоровой рукой.

                Многократно наслушавшись повторений этой радостной истории, уже на третий день, я начал испытывать определённое недовольство. Бабушка  отображала действительность не так точно, как это произошло на самом деле. Не умея разговаривать ещё целый год, я никак не мог ни подправить, ни дополнить тот радостный эмоциональный рассказ.

                Наконец-то...