Удачливая корзиночка

     Конец августа. Вечер. Солнце начало опускаться за горизонт.
     – Пора домой собираться, - сказал вслух Владимир Матвеевич, привычными движением смотал леску с удочек, сложил удилища в брезентовый чехол, медленно поднялся с дермантиновой «сидёлки», переступил с ноги на ногу, разминаясь, - Сегодня Тоня будет довольна уловом. И на уху и на жарёху хватит.
     До остановки автобуса зрелому пенсионеру небыстрой ходьбы минут пятнадцать.
     Дорога просёлочная, напрочь заросшая травой, пыли совсем нет, идти одно удовольствие, с одной стороны - рощица, с другой - поле с разнотравьем, оставленным под осенний покос.
     Аромат цветов стоит непередаваемый!
     Правую руку рыбака приятно оттягивает добытый в честной борьбе при помощи крючка и червяка улов: с десяток карпов и сазанчиков по триста-четыреста граммов каждый.
     Переложенные мокрой травой они засыпают, всё реже и реже трепыхаясь, в плетёной из ивового прута корзинке.
     Лет пять эта удачливая корзиночка с крышкой в половину верха служит Владимиру Матвеевичу, лишь несколько раз она оставалась пустой после рыбалки, но такую статистику в расчёт можно не брать.
     Вот и сегодня повезло рыбаку, хоть и тяжеловато идти, но, своя ноша не тянет, да и жене будет над чем похлопотать на кухне у плиты.
     С такими добрыми мыслями и с улыбкой на лице шёл наш рыбак к остановке автобуса, чуть задумался, представив скворчащие на сковородке зажаристые куски рыбы, и не заметил, как с ним поравнялись два незнакомца.
     Один высокий, в рваном свитере и галошах на босу ногу, небритый, с большой коротко остриженной головой и мясистым чуть вздёрнутым носом на опухшем лице.
     Второй небольшого роста, в сильно поношенной телогрейке, одетой прямо на майку, щупленький, с маленькими, узко посаженными бегающими глазками и торчащими, как локаторы, почти перпендикулярно голове, ушами.
     Неприятные, прямо, скажем, встретились Владимиру Матвеевичу мужички, это он сразу, лишь раз взглянув на них, машинально про себя отметил.
     – Ну, что дед, как улов? - спросил бодрым голосом высокий.
     – Хо-хо. Недонести, наверно, - хохотнул ушастый.
     – Да, есть немножко, - глянул на корзинку рыбак.
     – Так мы поможем тебе, хотя и в противоположную нам сторону, - резким и сильным движением большеголовый почти вырвал из рук старика корзинку.
     Не оборачиваясь, не говоря больше ни слова, два негодяя пошли в сторону села, а Владимир Матвеевич остался стоять с удочками на дороге.
     – Ну, прямо как в библии: «Не ведают, что творят!» - только и смог вымолвить старик.
     Постоял ещё немного и медленно, шаркая по траве стоптанными ботинками, низко опустив голову, побрёл к остановке.
     А что ему ещё оставалось делать?
     Не драться же с ними...

     Дома, на вопрос жены: «Где же твой улов?» - ответил:
     – Корзинку забыл в пруду. Завтра поеду, может быть стоит ещё на месте, принесу...
     Поужинали, чем бог послал.
     Легли спать.
     Владимир Матвеевич долго ворочался на своём топчане, мысли упорно отгоняли сон, волнение от происшествия на дороге у рощи, вроде бы, прошло, но спокойствия в душе не наступало.
     – Был бы сын Коля рядом, такого бы не случилось, - старик в очередной раз подмял под себя тощее одеяло, и подушка лежала как-то не так, - Нужно придумать, что скажу завтра Тоне... А, скажу, что не нашёл корзиночку, и всё...

     Поженились Владимир и Антонина после возвращения жениха из армии, через год родился сын, назвали в честь отца невесты Николаем.
     Жили хорошо, можно сказать, сытно, оба работали в совхозе, домик достался им от родителей справный, ни разу не ремонтировали за пятнадцать лет, и ещё столько же прожили бы, но, пришлось срочно уехать.
     Завелась плохая компания у сына, пропадал все вечера где-то, учёбу забросил, на замечания и воспитательные беседы родителей не реагировал, и только, когда попал первый раз в милицию, испугался, увидел там страшное, то, что может ожидать его в будущем.
     Несколько дней не выходил из дома, пропускал школьные занятия, но это не помогло, угрозами и напоминанием о каких-то долгах дружки выманили на улицу...
     Однажды, среди бела дня, увезли Николая на милицейской машине, потом были пятнадцать суток ареста, освобождение и сразу переезд в другой город, подальше от беды.
     Так Владимир, Антонина и Николай оказались в районном центре, где приобрели за доступную цену домик с небольшим земельным участком.
     Устроились все работать, Николай поступил в вечернюю школу, чтобы хоть восемь классов окончить.
     И всё бы хорошо, будто бы наладилась жизнь, так нет, объявились прежние дружки, опять затянули в свои дела, где-то силой, где-то обманом.
     Одна надежда была на армию, призовут сына, уйдёт вся грязь от него, но вышло по-другому: пропал их сын Коленька, пропал на несколько месяцев.
     Хотели объявлять в розыск, но пришло сообщение, что опять его посадили за какую-то кражу с разбоем, на долгих десять лет...
     Антонина возила раз в месяц передачи, даже свиданий иногда добивалась, а потом перевели Николая отбывать срок в далёкие сибирские края, на письма он не отвечал, так и сказал, мол, стыдно перед Вами, писать не буду, как встану на правильный путь - приду, не пишите и не ищите, не нужно...
     Детей у Антонины и Владимира больше не появилось, брать из детдома кого-то не стали...
     За долгие годы грусть, нельзя сказать, чтобы прошла, но, как-то притупилась что ли, как будто и не их это горе, а так, соседское, за которым наблюдаешь со стороны и, будто бы не грызёт оно тебя, хотя и тоскливо становится порой, особенно длинными, зимними вечерами.
      –Сколько же ему сейчас, сыну нашему? - в очередной раз перевернулся на своём топчане Владимир Матвеевич, - Если мне шестьдесят семь, то ему уже пошёл сорок пятый годок. Ех-хе-хе...
     О том, что жив их Николай, напоминали редкие переводы на довольно крупные суммы, честные были эти деньги или нет, никто не знал, мать прятала их в подпол и не брала для себя ни копейки, так и лежали эти бумажки нетронутыми в трёхлитровой банке за сундуком, накрытые старой мешковиной.
Наконец-то, под самое утро Владимир Матвеевич уснул.
     Он и не мог предположить, что в эти часы его вечерних и ночных воспоминаний в деревне, расположенной с восточной стороны Утиного озера, где были  им пойманы карпы и сазанчики, произошли удивительные события...

     В третьем от края деревни доме, с видом из окна на озеро, проживала сорокалетняя вдова Алевтина Сергеевна, красивая женщина, с фигурой, как говорится «всё при всём».
     На неё заглядывались и местные, и приезжие мужики, но замуж идти никто не предлагал, такой неприступной она себя поставила с первого дня появления в деревне.
     А замуж ей, ох как хотелось!
     Так вот, в тот вечер, за деревянным, набело выскобленным столом, в её доме сидели, кроме неё, четверо: кот Маркиз, названный так за своё независимое поведение, новый знакомый Саша, так он представился неделю назад при встрече у магазина, когда искал комнату для съёма на месяц, и два местных хулигана, без определённого места жительства, промышляющие мелкими подработками и, если получается, кражами всего, что плохо лежит.
     Эти последние двое зашли на вечерний огонёк к Алевтине, поставили на пол мокрую плетёную корзинку и без приглашения присели к столу.
     – Алка, ты можешь нам рыбки пожарить? - спросил ушастый, - У нас сегодня хороший улов.
     – Какие из вас рыбаки, - скривив лицо, хозяйка даже отвернулась, так неприятны были ей эти два типа, - Украли опять у кого-то.
     – Да, есть в твоих словах доля правды, так, кажется, адвокаты говорят, - большеголовый повернулся к Александру, от которого он сидел по левую руку, - Попался нам на дороге один лох.
     – Хо-хо, еле ноги передвигает, а туда же, рыбачить, ещё и куртку с жёлтыми полосками надел, чтобы ночью машина не задавила, хо-хо, - ехидная улыбка сделала мерзким и без того противное лицо ушастого.
     После слов о куртке квартирант Алевтины как-то напрягся внутренне, мышцы под его футболкой проявились во всей своей прекрасной форме.
     Алевтина всплеснула руками:
     – Так вы, подлецы, Матвеича обидели, я его сегодня на берегу озера с удочками видела!
     – Может быть и Матвеича, - зло посмотрел на хозяйку дома головастый, - Стоит ли расстраиваться из-за какого-то старого пи...ра!
     В тот же миг огромный кулак пролетел над столом и врезался в верхнюю челюсть говорившего так, что сильно зацепил и его нахально вздёрнутый мясистый нос.
     Вместе со стулом головастый отлетел от стола метра на два и больно ударился головой о стену дома, из его большого носа потоком хлынула кровь.
     Ушатый втянул голову в плечи и весь съёжился на своей табуретке.
     Алевтина вскрикнула, резко ладонями закрыла лицо так, что остались видны лишь её широко раскрытые глаза.
     Кот Маркиз с воплем сорвался со стула и вмиг скрылся в соседней комнате, только занавеска чуть колыхнулась на его пути.
     – Ты что, взбесился? - схватившись за нос, крикнул головастый, - Какое тебе дело до этого старика?
     – Это отец мой! - сказал, глядя прямо перед собой в стол квартирант, - Да, если бы и не отец он мне был, я бы тебе всё равно врезал! - подумал немного, - А, может быть, и нет, может быть, и не врезал...
     Встал и медленно пошёл в свою комнату.
     На пороге обернулся, сжал в кулаке занавеску и твёрдым, не терпящим возражений голосом сказал:
     – Завтра же пойдёшь к старику, отдашь корзинку и попросишь прощенья, так попросишь, чтобы он тебя, гниду, простил. А я проверю потом.
     – Да где ж я его искать буду? - утираясь от крови, как мальчишка всхлипнул головастый.
     – В районном центре, улица Шевченко 137, хорошо запомни этот адрес, - последние слова, уже уходя, угрожающе тихо, сквозь зубы выдавил из себя Николай...

     Алевтина не беспокоила своего квартиранта до самого утра, быстро убрала со стола и тихонько легла в свою постель, укрывшись мягким, с длинным ворсом одеялом, улыбнулась, вспомнив, как быстро выбежали из дома, прихватив подсохшую корзиночку, эти два мерзких типа, и ещё раз улыбнулась, вспомнив правильные слова Александра, не зря он ей сразу понравился, такой должен быть хозяин в доме, сильный и справедливый...

     Утро следующего дня выдалось добрым, солнце светило во всю силу, небо чистое, ни одного облачка, ветерок своими мягкими, прозрачными пальчиками ласково шевелил листики на деревьях.
     Владимир Матвеевич проснулся поздно и не сам, Антонина упорно толкала его в плечо:
     – Какой-то гость к нам, не знаю такого, страшный...
     – Ну, уж и страшный, - с трудом поднялся Матвеич, потянулся, одел тапочки и так, в домашнем вышел к входной двери.
     На нижней ступеньке крыльца стоял вчерашний обидчик рыбака, а на верхней ступеньке оказалась заветная корзиночка только не с рыбой, а с чем-то другим, не сразу понятным, потому что содержимое было прикрыто белым полотенчиком.
     – Вот и корзиночка нашлась, - обернулся дед к Алевтине.
     – Прости меня, пожалуйста, Матвеич, - большеголовый склонился в полупоклоне, - Я не буду никогда больше так делать, как вчера, клянусь.
     Старик молчал, тогда большеголовый отступил на шаг назад:
     – Ну, хочешь, на колени встану, скажи только одно слово, что прощаешь.
     – Ладно, ступай с миром. Прощаю, - Матвеич загадочно улыбнулся.
     Большеголовый почти бегом скрылся за соседним домом, а старик поднял корзиночку, ех-хе-хе, тяжеловата она стала.
      На кухне поставил дорогую свою находку на стол, убрал полотенчико, достал содержимое: палку копчёной колбасы, буханку хлеба, ещё тёплую, деревенской выпечки, курицу ощипанную, но не потрошёную, с головой и с лапами, два помидора, три огурца и бутылку водки.
     – Вот так корзиночка! От кого ж ты нам передачку принесла? - Матвеич прилёг на свой топчан, - Не иначе Коленька нам свой привет передает!
     Бабка запричитала в комнате, слезы навернулись и Матвеичу на глаза.
     – Точно, сынок. Неужели дождались?


     Утром следующего дня Алевтина разбудила своего квартиранта, как обычно, за час до ухода на работу, чтобы вместе позавтракать и поговорить просто так, ни о чём.
     Это ей очень нравилось.
     Он за те несколько дней, что прожил в доме, многое уже сделал по хозяйству: дров наколол, забор поправил, смазал скрипучие петли калитки, почти залатал крышу веранды.
     Всё бы хорошо, только вот одного вдова не понимала: робкий он или очень вежливый, невольно сравнивала с бывшим мужем-пьяницей, от того приходилось отбиваться, чуть ли не каждый день лез со своими ласками и пьяным перегаром.
     А этот...?
     В остальном же — очень хорош!
     Посмотрела на часы, пора уже будить, через час на ферму идти...
     Подошла к нему спящему, нагнулась близко, касаясь губами щеки  и уха, начала шептать ласковые слова.
     Неожиданно крепкие объятия, как тиски обхватили её, так что нельзя было вздохнуть, от поцелуя в губы закружилась голова.
     Сильные руки перевернули Алевтину в воздухе, через мгновение она оказалась уже под одеялом рядом с разгорячённым мужским телом...
     На ферму наша доярка, конечно же, опоздала...
     Так, без завтрака и полетела, налегке, счастливая и непосредственная, с трудом вырвавшись из желанного плена...

     Напротив заветного дома, по улице Шевченко есть скамейка, удобная, со спинкой, недавно выкрашенная хозяевами в светло-зелёный цвет.
     На этой скамейке и устроил свой наблюдательный пункт Николай, этим утром он опять хотел увидеть отца и мать.
     Куртку с жёлтыми полосками он заметил ещё пять дней назад, когда приехал и со слезами на глазах вспоминал детство.
     Его отец, Владимир Матвеевич, тогда отправился, видимо, в магазин, а вот маму свою он не дождался, только соседа увидел, и, так, с рюкзаком на плече подошёл к нему с неожиданной просьбой...
     Вот и сейчас, сосед вынес своё старое кресло на улицу, поставил его под раскидистый карагач и, удобно в нём устроившись, собирался почитать вчерашнюю газету.
     Глаза его от страха расширились, лишь только он увидел Николая, даже дёрнулся было убежать, но передумал, понял: отвечать всё равно придётся.
     А отвечать было за что...
     – Ну, что, не передал? - Николай спросил не грубо, но и не ласково, потом присел, как добрый знакомый, на подлокотник, перенеся часть веса тела на спинку кресла, так, что оно даже скрипнуло, предупреждая, мол, могу развалиться, - Ведь я же просил, сразу, вечером, того же дня отдать.
     – Не поверишь, закрутился, забыл, - чуть отстранился, пригнул голову и стал сразу жалким сосед, даже в росте, как будто, уменьшился, - Отдам, сегодня же отдам, обещаю, вот тебе крест...
     – Конечно, отдашь, только теперь уже вдвое больше, чем было, и не крестись, не поможет,  - слегка сзади прижал шею этого хитреца, - Думал, я опять пропаду, можно прикарманить чужие деньги?
     – Нет, что ты!
     – Отдашь вдвойне, сегодня же, а я завтра проверю! Как и за что отдашь — сам придумай, только меня не упоминай.
     Николай не спеша поднялся, отряхнулся, как от чего-то очень грязного, хотел плюнуть под ноги этому типу, но не стал, медленно развернулся и, не оглядываясь, пошёл к остановке автобуса...

     Алевтина встретила Николая грустная, со слезами на глазах.
     – Думала, ты больше не вернёшься, - достала платочек, всхлипнула, - Не хочу тебя потерять.
     – Да, куда ж я денусь, и вещи мои остались у тебя, - обнял за плечи одной рукой, в другой были цветы и бутылка шампанского,  локтем чудом удерживалась большая коробка шоколадных конфет.
     – Тогда заходи, будем праздновать наше настоящее знакомство! - обвила руками шею своего квартиранта и так повисла на нём, будто бы в невесомости, даже в глазах туман с неяркими цветными огонёчками поплыл...

     А в это время сосед Владимира Матвеевича дрожащими руками протягивал приличную сумму денег, упрашивая старика взять, якобы от выигрыша в лотерею эта доля им с Антониной принадлежит, поделили, мол, между близкими друзьями поровну.
     Увидев, что не берут у него, положил на стол свои мятые бумажки и быстро вышел вон.
     – Точно, это Николай объявился! - теперь уже с уверенностью воскликнул старик, махнул рукой, как саблю опустил на кого-то, и пошёл к своему топчану, - Завтра же на рыбалку поеду, там всё началось, там своими глазами что нужно и увижу.
     На кухне, за занавеской тихо плакала Антонина, плакала и говорила сама себе какие-то заветные слова, а, может быть, молитву читала, про добро и зло, про мечты и напасти, чтобы плохое ушло, а хорошее пришло. И не на один день, а навсегда...

     С косынкой в руке, порхая над тропинкой, Алевтина просто летела на свою ферму, чтобы скорее управиться с бурёнками и вернуться на обед домой, в объятия любимого квартиранта Саши...
     Из-за пригорка, справа, у озера, где в недавнем прошлом плескались утки, показались камыши, низкая осока и знакомый силуэт рыбака в куртке с жёлтыми полосками.
     Алевтина резко остановилась, что-то доброе и до боли знакомое было в этом рыбаке: Матвеич, корзиночка с рыбой, вечерний конфликт, Саша, её счастье и любовь...
     Женщина повернулась и побежала обратно, у дома пошла медленнее, чуть отдышалась, увидела своего ненаглядного, показывая рукой в сторону озера, заговорила бессвязно:
     – Там, у озера, рыбак, Матвеич, отец, тебе нужно пойти...
     – А нужно ли? - опустился на низкий табурет Николай, правая рука его с молотком коснулась пола, левой он положил на стол несколько гвоздей, задумался.
     – Да, что ты думаешь! Ведь там отец твой! - Алевтина взволнованно замахала руками, сделалась сразу серьёзной, - И не так просто он пришёл, видимо понимает всё, знает, что ты где-то рядом!
     Силой, обеими руками подняла и, толкая в спину, направила в нужном направлении этого, ещё недавно, уверенного в себе человека, ставшего вдруг таким робким и малоподвижным...

     Вот оно, Утиное озеро, где столько зорек они с отцом просиживали над удочками, внимательно наблюдая за поплавками, не пропуская ни одной поклёвки.
     Здесь столько было интересных разговоров, воспоминаний...
     Здесь кусочек сала с серым хлебом становился вкуснейшим бутербродом, глоток крепкого чая заменял все лучшие напитки мира!
     Николай медленно, чтобы не спугнуть счастливое мгновение, подошёл к отцу, остановился в трёх шагах от него, замер почти, не дыша, не знал что сказать, как открыть свои чувства, нахлынувшие волной.
     В груди не хватало воздуха, а сердце колотилось, гоняя по жилам кровь, и голова начала кружиться.
     – Ну, что же ты остановился, - не оборачиваясь, дрожащим голосом произнёс приготовленные заранее слова отец, - Проходи, садись рядом, скажи что-нибудь. Ты, сынок, так долго добирался сюда, мы с матерью уже устали ждать...
     Поднялся, повернулся к Николаю, раскинул руки в стороны, глаза, полные слёз смотрели ласково и с надеждой на лучшее.
     Николай подбежал, обнял отца, легко поднял его на полметра от земли, крепко прижал к себе, долго не отпускал, лицо спрятал в воротнике куртки, чтобы не показать своих набежавших слёз, и только чуть успокоившись, отстранился, посмотрел на дорогого человека как в первый раз, улыбнулся, поставил на землю.
     – Тише ты, сынок, - глубоко вздохнул Матвеич, - Задушишь на радостях, что потом матери скажем?
     – Ну, если задушу, - улыбнулся Николай, - Тогда и говорить нечего будет, сама всё увидит.
     Присели на сидёлку, держась за руки, не могли насмотреться друг на друга, оба шмыгали носом и утирали глаза.
     Одна из удочек дёргалась леской в воде, небольшой сазанчик, соблазнившийся червяком, попался на крючок и теперь испуганно боролся с невидимым противником.
     Матвеич ловким движением поднял рыбу, освободил от крючка и осторожно опустил обратно в озеро, удочку положил рядом, на берег.
     – Как ты, Коля, - повернулся опять к сыну, - Давно приехал?
     – Да, дней пять, как здесь, в этой деревне, - показал рукой в сторону домиков и только сейчас заметил Алевтину, она так и стояла с платочком в руке шагах в пятнадцати от них.
     – Кто эта женщина? - проследил за взглядом сына отец, - Красивая, ладная. Знакомая твоя?
     – Можно сказать, жена, - чуть опустил голову Николай, не зная, что ещё сказать, повернулся опять к Алевтине, - Ты же на ферму опоздаешь? Подойди, познакомься, это мой отец.
     – Очень приятно, - подошла, покраснела, протянула руку, - Будем знакомы, Аля.
     – Будем знакомы, дочка, - перед рукопожатием Матвеич обтёр руку о рубаху, в том месте, где, как ему казалось, она была наиболее чистой, - Приходи к нам в гости, а мы к тебе потом придём с Тоней, если позовёшь.
     – Конечно, обязательно, - заторопилась счастливая невестка, - А сейчас, извините, Саша, я побегу, действительно опоздала.
     – Не Саша я, а Николай.
     – Ну и ладно, пусть Николай, - уже выходя на тропинку сказала Алевтина, - Но для меня ты будешь пока ещё Сашей.
     Проводили взглядами удаляющуюся женщину, хорошая у сына жена, Матвеич улыбнулся.
     – Пойдём домой, мать заждалась...
     – Боюсь идти, ведь столько горя Вам принёс, как посмотрю ей в глаза?
     – Как мне, так и ей посмотришь. А как она посмотрит в твои глаза! Будет день смотреть и не насмотрится!

     Собрались быстро, удочки и рюкзак взял Николай, Матвеич поднял из воды корзиночку, в ней забились, разбрасывая по сторонам брызги воды, штук шесть довольно крупных карпов.
     Подумав несколько секунд, рыбак открыл крышку, перевернул этот рукотворный садок вверх дном и выпустил на волю весь улов.
     – Пусть и у них сегодня будет радость, как у меня, - налегке подошёл к сыну, поднялся чуть на цыпочки, чтобы быть выше его плеча, взял под руку и потянул в сторону остановки автобуса.
     – А, ведь если бы не она, - Николай принял у отца его удачливую корзиночку, - Может быть, и уехал я через день-два куда-нибудь подальше, и не увиделись бы мы ещё сколько-то лет. Вот, ведь как бывает...