У порогов - фрагмент -

                У  порогов
                (фрагмент)


       … пикинёры энергично шли на север.
      Однако довольно скоро на землю стал наваливаться глубокий вечер. Свет, едва освещавший левые щёки и плечи солдат, всё глубже прятался за кустами и деревьями слева от дороги, неумолимо утекал за кромку горизонта.
      Солдаты не роптали, шли вперёд даже тогда, когда наступила полная темнота, хотя было ясно, что привал необходим. Когда уже казалось, что ночевать придётся в чистом поле, они вышли к маленькому городку. Сердца солдат, уже готовые ощутить предчувствие тепла своих ночных квартир, сжались и похолодели. Городок был давно разорён, разрушен войной. И, похоже, жители окрестных селений уже не один месяц довершали то, что начала война; руины стали источником стройматериалов. Ещё сохранившиеся каменные стены были лишены крыш, лишь в некоторых из строений в ночное небо торчали обгоревшие, ещё не унесённые крестьянами, стропила.
      Мебель, посуда, утварь, если и оставались после ухода захватчиков-разорителей, кто бы они ни были, пропали, скорее всего, в первую очередь.
      Словом, место это, вероятно, днём выглядело ещё более неуютно и отталкивающе, чем теперь. И всё же отдых был нужен. Француз приказал выставить дозоры, развести костры, обогреться и отдохнуть. Пикинёры выполняли указания так, как будто давно привыкли подчиняться именно этому командиру.
      Француз, сняв кирасу, присел рядом с ближайшим костром, достал сохранившийся у него сыр. Кто-то из солдат предложил вина. Француз крайне деликатно вылил себе в рот всего несколько капель терпкой влаги, буквально, на глоток, и с благодарностью возвратил бутыль хозяину. Тут к нему подошёл расставлявший дозоры Конрад из Швабии и предложил место для относительного удобного ночлега.
      Француз отказываться не стал. Он, как и все, едва держался на ногах, и понимал: быть слабее других не имеет права, уже поэтому поднакопить сил ему совсем не мешало.
      – Смена дозоров каждый час, – приказал он, – если буду спать, разбудите меня с рассветом.

      В неживом городке пикинёры подобрали для отдыха командира необычное, но, пожалуй, единственное ложе, где можно было не опасаться ветра и даже укрыться от дождя.
      Лучшим пристанищем оказалась чудом сохранившаяся печь, стоявшая под открытым небом среди голых стен разрушенного здания.
      Француз на несколько секунд замер перед тем, как лезть внутрь. Пикинёр Конрад, расценив это по-своему, сухо пояснил:
      – Проверили. Сажи нет почти. Полезайте, а я прикрою вход хворостом, – и буднично, как бы между прочим, добавил, – за пикой присмотрю до утра.
      Француз кивнул, отдавая пику солдату, устало поблагодарил и, стянув с плеч плащ, бросил его в чрево печи. Затем, сняв перевязь со шпагой, забрался туда сам. Было тесно, но ему удалось расстелить плащ на сухой смеси остатков соломы и тонких веток. Для мориона нашлось место у импровизированного изголовья, а шпага верно легла рядом вдоль тела. Видно, он был не первый, кто нашёл здесь временный приют. Пока командир устраивался внутри, солдат завалил творило снаружи.
      – Всё в порядке? – еле донесся до слуха француза его голос.
      – Да, – крикнул в ответ командир, – спасибо. Danke sch;n...
      И  сразу же почувствовал дикую усталость.
      Он немедленно начал словно проваливаться в бездну... Но его стремительное опрокидывание в сон было прервано невидимой волей. В сознание вторгся ужас... «Что происходит?!!» – блеснула воспалённая мысль.
      Странно и жутковато было то, что усталое тело никак не отреагировало на тревогу ясно работающего сознания, оставаясь к нему безучастным. Не ощущалось ни тепла, ни прохлады; слух заложила абсолютная тишина. Он сделал попытку различить запах – безуспешно; вознамерился открыть глаза. Веки, казалось бы, податливо-безразлично разомкнулись и ... ничего не изменилось. Тьма подступила к самому мозгу и отступать ей просто было некуда.
      Зашевелившийся, было, страх сменился удивительным ощущением небытия. Мысли вязко парили в непроницаемом вакууме из плотной темноты и тишины, лишённом запахов и любых других ощущений.
      Догадка пришла неожиданно, грубо вытеснив все другие мысли: «Умер... меня больше нет». А за ней запестрели трепетной стайкой вопросы: «Почему? Что теперь будет? Зачем? Зачем всё было до этого? В чём же смысл моих испытаний? В том, что они – насмешка небытия? Дразнящая приманка наивного сознания?»
      «Сознания?» – подумал он, – «Так значит я, всё же, в сознании? Я же думаю!»
      Тревога и взволнованность резко сменились уверенной радостью прозрения и способности взять судьбу в свои руки.
      «Что ж! Я не потерял способность размышлять, значит – я есть!»
      Он потянулся, почувствовав сквозь одежду едва заметную упругость импровизированной постели, с наслаждением ощутил, как тепло пробежало по всему телу, как усталость вытесняется вовне. Теперь уже не было сомнений: это его тело, составляющее одно целое с сознанием. Губы сами собой сложились в счастливую улыбку: «Живой! Вот-вот наступит завтра и у меня есть время и удивительно счастливая возможность сладко поспать!»
      И молодой француз окончательно провалился в глубокий безмятежный сон...


      2019 г.

      Морион – самый распространённых в эпоху Возрождения и в Новое время металлический шлем с высоким гребнем и изогнутыми полями.