Усинский пограничный начальник

Глава первая


"Служба — это, что за один день сто сражений»



В виду расформирования войск и на основании циркуляра Главного штаба тыла, Александр Чакиров в июле 1906 года отчислялся «от данного штаба» в Харбине с прикомандированием к 11-му Восточно- Сибирскому стрелковому полку, в котором когда-то начинал.  Полк находился во Владивостоке. Туда с семьей и убыл Александр. Решения о дальнейшей службе ждать пришлось недолго. В начале 1907 года приказом Иркутского военного округа «…. впредь до увольнения в запас армии» Александр прикомандировывался к канцелярии окружного штаба «для определения к гражданским делам». Снова в путь, на этот раз в Иркутск.

Судьба ведет нас чаще в неизвестное. Планируемое увольнение штабс-капитана Чакирова не состоялось. Уже в феврале 1907 года он командируется «к исправлению по линии Министерства внутренних дел должности пограничного начальника Усинского пограничного округа Енисейской губернии». Об этом он узнал в отпуске, находясь в Крыму.
Что есть такой округ, он раньше и не подозревал. Первым делом Александр заглянул в Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, в котором сообщалось: «Усинский пограничный округ (Усинский край) располагается вдоль китайской границы на Южно-Енисейск, 19172 квадратных верст, горист, суровый климат (годовая температура -4,4 градуса), 2290 жителей. Земледелие, скотоводство, золотые прииски, торговля с кочевниками. Административный центр-село Верхне-Усинское (863 жителя)».
- Не густо, - подумал Александр. Но ничего, может это и к лучшему. Спокойно и никакой тебе суеты.

Новые сослуживцы по штабу округа шутили:
- Усинск, это можно сказать, сибирский Вавилон, скопление разных народов, которое делится на Цулимских, Тунгусских, Братских и прочих татар и киргизов. К этому следует прибавить урянхов, монголов, китайцев, и конечно, наших русских, по большей части раскольников.
Успокаивало Александра, что татары с киргизами, урянхи с монголами не так сильно отличались от известных ему китайцев и маньчжур и язык с тюркской основой  был ему также знаком еще по родному Крыму. И потом, он оставался военным за Иркутском военным округом.
Иркутск степенный губернский город на берегу реки Ангара. Зима.  На улице сорокаградусный мороз, горожане ходят в шубах и тулупах, лишний раз на улицу не выскочишь.  Дети Владимир  и  Надежда совсем малые и часто простужаются, но им интересно играть с соседскими ребятишками. Развлечений для взрослых не так много. Правда, недавно приезжал на гастроли знаменитый тенор Собинов. Как оказалось, этот бывший юрист и коллега адвоката Плевако, проходил военную подготовку в его родном Алексеевском военном училище в Москве.
 
На Большой улице открыли кинематограф "Художественный иллюзион Декаданс", принадлежащий предпринимателю Ягоджлу. Один раз ходили посмотреть, ради любопытства. Больше понравилось детям. А еще они очень удивлялись новогоднему затмению солнца, что случается, по мнению местных жителей, в этих краях редко.
Публичная библиотека не работает, но зато открылся новый железнодорожный вокзал. И вот еще, просто сенсация, через Иркутск проследовал автопробег Пекин – Париж. Это как весточка из дальних, но уже близких мест. Семь лет в Китае, а точнее в Маньчжурии не прошли для Александра даром. Особенно в Мукдене, в священной столице прародины маньчжуров он тесно прикоснулся к их культуре и обычаям.

 Маньчжуры, чжурчжэни, шивэи, монголы, джунгары – эти народы и племена были ему хорошо известны. По долгу службы ежедневно приходилось общаться с жителями Поднебесной. За это время он успел разобраться в положительных и отрицательных качествах коренных китайцев. Тем не менее, новый участок службы обязывал вникнуть и детально разобраться в особенностях обстановки в пограничном Урянхае, который официально входил в состав Цинской империи.
- С вашими аттестациями по службе я познакомился. Ничего плохого сказать не могу, отменные, - заключил начальник штаба Иркутского военного округа генерал Савич. Поход в Китай, война с японцами, строевая служба, штабная, тыловая. Есть у вас достойные награды и поощрения.

- Благодарю, ваше высокопревосходительство, за высокую оценку моей скромной службы , - спокойным и уверенным голосом произнес Александр, - в Иркутск, после выпуска из Московского училища, я был распределен еще в 1899 году, и вот такой пришлось сделать крюк, чтобы исполнить данное государем предписание.
- Да, штабс-капитан, время нам с вами выпало не простое, но трудности только закаляют, и от судьбы, как говорят, не уйдешь. Не правда ли? - с улыбкой добавил генерал.
- Совершенно верно. Чему бывать, тому не миновать и я очень рад, - заверил Александр, - что именно Иркутский округ и 11-й Восточно-сибирский стрелковый полк стали для меня школой военной службы.
 - Вот и хорошо, - думая о чем-то другом, - сказал генерал. На вашей кандидатуре по предложенной должности мы остановились в связи с приобретенными вами в Китае военно-административным опытом и навыками налаживать отношения с маньчжурами. Вы, как ни как, более трех лет состояли военным полицмейстером в Мукдене, опять же служба в Харбине в японскую кампанию, улаживание там разных госпитальных и гражданских дел, как указано в вашем формулярном списке. И что немаловажно, вы знакомы с тюркским миром и языком. - Дело в том, голубчик, ситуация в Урянхае приобретает колорит противостояния.

Да, да, именно так! Стало более остро ощущаться противодействие сопредельных властей русской колонизации края, и прежде всего, со стороны маньчжурского наместника в Улясутае. Впервые он там появился еще в 1689 году, но я не хочу  вдаваться в исторические детали и  практические нюансы. С деталями вас ознакомят в управлении квартирмейстера и других необходимых службах. По готовности вами принять должность я буду обязан доложить генерал-губернатору и командующему округом генералу Селиванову Андрею Николаевичу. Окончательное решение за ним. Так уж вы, милейший, будьте готовы  отрапортовать на личной с ним аудиенции. Желаю удачи.

 На этом встреча с генералом Савич закончилась. Удача пока сопутствовала. На следующий день в округ прибыл статский советник Владимир Антонович Александрович, бывший Усинский пограничный начальник. Александрович считал себя знатоком  края и его людей. Он объявился в Усинске в начале века, и почти четыре года ведал делами пограничного округа, а до этого  исполнял должность полицмейстера в Красноярске. Был он не стар и не молод, в меру полный, русоволос, сероглаз, на округлом лице нос смотрелся картошкой, придававший ему простодушный вид. Он любил петь, это была его страсть, и наслаждаться пением в любой обстановке, что порой мешало его репутации государева чиновника. При первом знакомстве с урянхами его поразила их способность вести мелодию сразу на два голоса, и он тоже научился мастерству сыгыта. Многому научился Александрович, но вот что-то упустил и дела в Урянхае стали выходить из под контроля.

Вот и его последняя экспедиция во владения нойона Хемчика окончилась неудачно. Пренебрег правилами вежливости, не посетил князя Хайдуба и направился сразу к месту залежей месторождения асбеста у Ак-Таврака. Подарки, посланные с опозданием, Хайдуба не принял и заявил свое несогласие на разработку асбеста. Собравшаяся на месте залежей толпа урянхов воспрепятствовала русским поставить знаки и осмотреть месторождение, а русский проводник Ион Мохов был даже связан. Под угрозой силы русская экспедиция была выставлена из долины реки Хемчик.
Охотниками до залежей асбеста были и французские предприниматели, которые позже пришли с монгольской стороны с разрешением из Пекина. Хайдуба и им, под предлогом запрета религией тревожить недра земли, отказал. Франция далеко, а вот русские дела в крае следовало поправлять. А поправлять, как говорят китайцы, значит менять.

Знакомились и объяснялись старый и новый начальник округа долго и с удовольствием. Выпивали, закусывали, вспоминали каждый свое и находили что-то общее.
 -Братец ты мой, - радовался встрече Александрович, - русские в Урянхае уже давным-давно, хотя быть им там,  вроде, и  не положено. И виноваты в этом, как ни странно, беглецы — раскольники, а за ними охочие до золота и промысла людишки.
-Без людишек никуда. В полуроте у меня, когда в 1900 году шли на Ляоян, было ровно 78, - отчетливо припомнил Александр.
Нынешний разговор с Алесандровичем все не заканчивался.
- Первым на реку Усу перекочевал минусинский крестьянин Макар Казанцев, где срубил себе дом, - четко обозначил статский советник, пережевывая сухую говядину. Впоследствии это место стало называться Макаровка. Далее пошли прочие  «странники и бегуны». Так они, начиная с давних годов,  и перебрались через тайгу, дошли до Усу и далее.

- Это что, река такая? Усы - значит бежит в разные стороны?
 - Зачем в разные. В одну, к Енисею, который местные называют Улуг-Хем.   По рекам и шло великое переселение. Поселенцы расчищали жизненный путь вместе с урянхами, которые стали наниматься  к богатым пришлым купцам. Одни из них перевозили товары, другие перегоняли скот за Саяны, третьи приглядывали за стадами. Русские по льду Хемчика поднимались до реки Чадаан, потом дальше до Эджима. Реки — основные дороги и летом и зимой, по тайге, братец мой, не пролезешь.
 - С дорогами понятно, а кто первый в Урянхае дела завел, горные, торговые и прочие?
 - Кто первый? Да разве кто знает, а вот главным из них стал минусинский купец Павел Сафьянов. Это он распахал землю на Уюке,  а еще раньше,  открыл торговую факторию на Туране.

- Торговлю просто так не откроешь, договоренности нужны, - заметил Александр.
 - Верно глаголишь. Если мне не изменяет память, - напрягся  Владимир, - в  1881 году были подписаны договоренности по правилам торговли русских в Китае, а значит с Монголией и Урянхаем, которые ему тогда были подвластны.
- Значит говоришь Павел Сафьянов?
- Он самый, внук иностранца, чуть ли не итальянца. А сына Григория, который нынче при силе, растил себе помощником. Он, по наущению отца, с 12 лет верхом мотался по улусам, скупая у абаканских татар скот и отгонял его в Монголию, в Минусинск и в далекое Забайкалье. Там как раз железная дорога строилась. Бывал он с отцом в Томске, Ирбите и на золотых приисках. Там фирма Сафьяновых и раскрутилась, снабжая приисковых рабочих продуктами.  А гнать гурты надо было по скотопрогонной тропе, да так, чтобы скот не растерял по пути набранного за лето живого веса. Да, уберечь его от падежа, хищников и лихих людей. Зато на приисках всё окупалось с лихвой.

- Интересно получается. Внук итальянца осваивал урянхайскую глубинку, да еще скот разводил! - удивлялся Александр.
 - Да, фирма процветала. Скотопрогонные тропы и прииски принесли ему немалую прибыль. Впрочем, никто точно не знает барышей  минусинца, хотя в "Сибирском торгово-промышленном ежегоднике" его именовали миллионером. А ларчик открывается просто. С молодых лет Григорий Сафьянов сошёлся с урянхами. Познал язык сойотов, их нойонов, а от тех - все скотопрогонные тропы.
 - Не имей сто рублей, а имея сто друзей. Эта русская поговорка, видимо, была известна  Сафьянову, - заметил Александр.

 - Известное дело! Павел Сафьянов имел влияние не только на сойотов, одно время он пытался подчинить себе наших таможенников и пограничников. Еще при коллеге Африканове, первом Усинском начальнике, завел он факторию, конный завод, как бы самовольно, но с тайного ведома тогдашнего иркутского генерал-губернатора Игнатьева, который официально был не в курсе, хотя следил за Сафьяновым с одобрением. А тот, чувствуя слабинку, стал в Урянхай ездить без паспорта и приучил усинское начальство пропускать его. Чиновников убедил брать налоги с приисков, разрабатываемых монгольскими и китайскими купцами. Те покряхтели - и стали платить, признав де-факто новую власть!
 - Это ты рассказываешь, чтобы настроить меня на особые отношения с  Григорием Сафьяновым. Я правильно понимаю?
       
 - Думай, как хочешь. Только его до сих пор называют урянхайским губернатором. Все совещания монгольских, китайских и русских чиновников проводятся с его ведома, - точнее, он их и проводит. Накануне специально ездит в Ургу, зондируя реакцию монгольских и китайских властей. Все конфликты сойотов с властью расследуются с его участием: он знает местные обычаи, в придачу к сойотскому выучил монгольский язык, да к тому же до сих пор представляет русскую диаспору, которая к этому году дошла до 1500 человек. Народу много, но всяк норовит чужой кусок мяса положить на свой кусок хлеба,  проблем хватает.

 - А много этих конфликтов у наших с урянхами бывает?
 - Да, как сказать. Люди, обычаи  и интересы разные. Каждый хочет повернуть в свою пользу. Есть, конечно,  и злоупотребления. Случай такой был. Один русский купец поехал с двумя лошадьми к этим самым сойотам, чтобы там торговать. Приехав, связал лошадей, а сам стал возле установленной кибитки пристраивать котел. Когда  готовил еду, явился местный с закопченным лицом, сел рядом, стал расспрашивать чем он торгует, а потом схватил котел за дужку и бросился бежать. Купец бросился за ним, но вора не догнал. Вернулся к кибитке, а там полный бедлам, все товары у него украли. Решил поехать к местному начальнику, стал искать лошадей. Нашел одну убитую, нога ее, на которой были путы, отрублена, а вторая лошадь уведена.

 Ограбленный пошел к местному распорядителю демичи, так они у них прозываются, чтобы заявить о происшедшем. А тот ему: «Ты собака с покрытой волосами головой, почему явился сюда, чтобы торговать? Если местные люди взяли твою лошадь и товары, кто же станет их преследовать? Поймай кто тебя обокрал, приведи его сюда, и я вынесу приговор. Если ты не схватил человека, откуда же я могу знать, кто тебя обокрал?
 - Вот так, братец. Если у тебя беда, помогать  не будут. Если только что подаришь, например, порох, свинец или водку. Один наш исследователь, заблудившись в горах, даже срезал со своего мундира все металлические пуговицы ради двух баранов. Так он изголодался. Потом мне рассказывал, что ничего вкуснее не ел. Голод — лучший повар.

-  Кто эти сойоты, о которых  ты уже неоднократно говорил?
- Да те же урянхайцы, племя такое у них. Некоторые утверждают, что название их связано с Саянскими горами. Правда, есть и такая легенда, что они пошли от имени тубинского князя Соита или Сойта, точно не помню, который жил у речки Усолки, по местному Усу. Он, как говорят, отпал от енисейцев и вместе с другим тубинским князем Каяном воевал против наших казаков, попал в плен и содержался в Красноярске под караулом. Чем дело закончилось, не ведаю.
- Понятно, а кто  еще из русских, кроме Григория Сафьянова, хозяйничает в Урянхае?
 
- Перекочевали туда и его торговые партнеры Казачкин и Абдулин. Местные возле Турана  маады ничего не имели против переселенцев. Они сами были переселенцами из Монголии, да и управлял ими не Амбын-ноен – правитель Урянхая, а князь  из Монголии. Позже появились Ефим Мартынов, братья Семен и Григорий Фунтиковы. Туран стал изначальной деревней русских крестьян. - Русский купец Веселков одним из первых поселился на юге, на реке Хемчик, даже и перевал такой есть «Веселков».
- Я слышал, что и сами урянхи в этих местах народ пришлый, что до них на Енисее жили другие племена, - поинтересовался Александр.

- Все может быть. По некоторым данным, любезный, на территории Урянхая ранее жили калмыки, и ими руководил легендарный князь Амурсана, который, изгнанный китайцами из Джунгарии, умер у нас в Тобольске, говорят от оспы, а жена с сыном уехала в Петербург. Урянхи пришли после калмыков из Минусинских степей и называли себя «туба» - по названию реки Туба. А кто их назвал урянхами, или сойотами, как их иногда кличут, они и сами не ведают. Народ  неграмотный, но гордый, и надо сказать, воинственный.

- Есть две версии самоназвания Туба, - добавил Владимир. Слово Туба или Тыва на  урянхайском языке  означает «центр». Не связано ли это с Китаем, который по ихнему называется Срединным государством? Вопрос. Опять же Хайдуба рассказывал историю про одного правителя, чуть ли не своего предка,  хана Хайду из рода Джагатая по имени Тува. При монголах он руководил улусом в Средней Азии. Может, с ним связана история Тубы, может,  нет. Кто его знает! Главное, дорогой Александр, это то, что жители Урянхая при джунгарах приняли подданство России еще при царе Михаиле Федоровиче, а потом все это забылось, перепуталось вследствие многочисленных смен власти.

- Ну и как наши граждане-колонисты обживаются в новой обстановке? Они ведь как герои книг Майн Рида или Фенимора Купера, один на один с природой и аборигенами - спросил Александр.
- По разному обживаются. У кого как получится. Если со старанием, как у староверов, то хозяйство и достаток прибывает. Залетные люди все норовят быстро обогатиться, безобразничают, с урянхами ссорятся. Дело иногда и до потасовок доходит. Приходится разбирательства проводить, судить, наказывать, а как без этого. - Прежде мужики меньше пили, а сейчас вконец испортились, не сразу и разберешь, кто из них виноват - русские или урянхи, - объяснял штабс-капитану статский советник. - Дел в общем, хватает.

В Урянхае сейчас уже 116 русских населенных пунктов. Ежегодно из России переселяется до 10-20 семей. В Туране  70 дворов, в Уюке – 51. Есть на кого опереться. Советую держаться купцов Сафьянова и Вавилина, из числа благородных: Мозгалевского и Черневича.
-  Время и дела покажут за кого держаться. Кстати, чем окружное начальство в последнее время занималось?
- Чем только не приходится заниматься! Буквально недавно староста села Таловка Еремей Власов предложил для порядку церковь построить в селе.  Решили строить, однако этому воспротивился Усинский священник Стефан Суховский и предложил храм строить в Уюке, чтобы можно было нести слово Христово не только православным, но и туземцам. Церковь в Таловке все же мы построили, о чем телеграфировали в Петербург товарищу обер-прокурора Святейшего Синода. Так и написали: «Девятого сентября 1906 г. освящен храм господень в Таловке Урянхая, чувства Таловских прихожан неописуемо рады. На общей трапезе тост здоровье  своего покровителя Вашего Высокопревосходительства покрылся пением многая лета…».

- Многие лета — это хорошо. С русскими и урянхами тоже понятно,  - а что китайцы? Кем ведают и чем владеют?
- Чего, чего, а китайской администрации в Урянхае никогда не было. С Улясутая правят, с Монголии. Там и сейчас находится наместник маньчжурского императора, чтобы ему не болеть и нас жалеть, - добавил Александрович. У  наместника  в подчинении урянхайский бай Амбын-нойон. Его ставка, по местному чызан, в Самагалтае.  Вот он и властвует над правителями хошунов. Среди князей он главный князь,  можно сказать Великий князь. Сборы  податей, правосудие, военная мобилизация, охрана границы   -   это его права и обязанности. Важно и то, что власть его наследственная. 

Маньчжурские мандарины ему доверяют, но проверяют. В ставке попеременно службу несут первые помощники князей, сумонные чиновники и арбанные дарги. Спорные дела решают путем проведения съездов. Китайцы на них тоже присутствуют, на вид любезны и всегда улыбаются
Александр знал цену китайским улыбкам и наградам еще по Мукдену. Ласковые глаза и притворная покорность говорили: «Да, мы покорены вами, побеждены, поруганы, опозорены, мы ваши рабы, с которыми вы можете, и будете делать все, что хотите. Но знайте, что нашей китайской гордости и нашей веры вы никогда не сломите, и мы всегда будем вас презирать, потому что на вашей стороне только насилие, обман и дерзость. На нашей стороне, правда и четырех тысячелетняя история, потому что мы – китайцы, а вы все – варвары».

- Как  же эти улыбчатые  соседи обеспечивают свое присутствие в крае и власть на съездах? - уточнил новый начальник.
- В торговле все дело, в этом они истинные мастера. Все урянхи у них в долгах как в шелках. Как китайцам разрешили с начала века селиться в Урянхае, как они получили официальное добро торговать на территории края, а я тому свидетель, так влияние их и возросло. Сейчас уже насчитывается четырнадцать китайских факторий с многочисленными отделениями. Нынче и мы покупаем у них материи разные, опять же чай.  А ранее минусинские купцы Бяков и Сафьянов сами вывозили чай и разные товары из Китая вьючным путем через Улясутай   и затем сплавом по  Енисею до Минусинска.

- Где же эти, как ты говоришь, съезды проходят, и что за власти в них участвуют? - попытался уточнить Александр, уже слегка утомившийся от всего услышанного.
 - Поясняю, дорогой коллега. Территория края  делится на хошуны, сумоны и арбаны. Это как у нас области, уезды, деревни. Только у них за каждыми территориями стоят определенные роды, племена и порядки у них военные. От каждой территории, в случае необходимости,  выделяется от 150 до 5 вооруженных всадников.  Правят нойоны - князья, есть у них свои чиновники, постоянные дела ведут бижечи, то есть, секретари. Вот они и собираются на съезды, которые чаще всего проходят в Джакуле, в местечке удобном для сборов всех сторон. Надо тебе еще учесть, - добавил Александрович, - на урянхов до сих пор распространяются законы китайской империи для Монголии под общим названием «Уложение палаты внешних сношений». Правила у них жесткие. Чуть что, посылают виновного искать кровавую соль – лишают жизни, значит.

Уставший и слегка захмелев от вина и разговоров, Александр уже не задавал вопросы, а только слушал коллегу, которому хотелось выговориться. На правах хозяина, статский советник  подливал в рюмки спиртное и после каждого тоста пел «Священный Байкал». Её сменяла другая любимая песня – «Варяг». Пел он прекрасно, но как-то необычно протяжно, сказывалось монгольское влияние.
- Плохо телеграфа в крае нет. Тем не менее, я тебе скажу Александр, - перешел окончательно на ты Владимир, - новости по Урянху распространяются молниеносно. Услышанное, местный спешит передать в ближайшую юрту, хотя бы она была за 10-15 верст. Всякий получивший какое-нибудь сведение, седлает лошадь и скачет к соседу. Что касается нашей почты, то она доставляется особыми нарочными от деревни к деревне до села Усинское, а из Усинска раз в неделю в Минусинск с особым почтарем. Летом-верхом, осенью и весной на лыжах, а зимой на лошади по льду Енисея. Вот так, братец. Сам он, при этом, задумался. Вспомнил, что давно не писал жене, детям, которые уехали к родным в Красноярск, и снова запел песню о том, как « бродяга Байкал переехал».
 
- Край хоть и далекий, но богатый, выпив и закусив копченой рыбой, -  продолжил  Александрович. Природа, живность всякая, рыбы сетями не выловишь. Артели из Шушенской и Усинской волостей  рыбу сплавляют в Минусинск, хорошая, скажу тебе, закуска. И потом, Урянхай, что тебе американский Клондайк. Золото водится по рекам: Систи-Кхем, Уса, Уюк, Одж, Ута.  Будешь Александр, как золотой Будда, - шучу, конечно. Тем не менее, Григорий Сафьянов только на реке Тапсе добыл в 1907 году пять пудов золота,  а может и больше, разве проверишь. Работают драги Железнова, у Черневича на реке Элегеста. Исследователь Порватов нашел золото на самом пограничном хребте Танну-Ола.

- Как ты говоришь называется перевал?
- Ола — это перевал, я так понимаю, а Танну его название. Что это значит, мне не ведомо.
- Хоть я и не большой специалист в китайском языке, - заметил Чакиров, - но по звучанию можно перевести как «Перевал, зависимых от империи Тан». Была такая в давние времена в Поднебесной. Ты лучше расскажи, кто такой Черневич, которого ты назвал благородным.
-  Болтают, что он незаконнорожденный сын Александра III. Якшается с геологами англичанами Вайтом и Ноксом, в их компании еще инженер Левченко. За всеми нужен глаз, да глаз. Однажды он мне рассказал про золотодобытчиков анекдот. Послушай, сделай милость:

 «Как известно, осенью приискатели выходят с золотых промыслов. Многие, естественно, с большими деньгами. Пока дойдут до дома, их везде встречают, как дорогих гостей, угощают, опаивают, обворовывают всяким манером. И даже охотятся на них, как на диких зверей. И вот такой приискатель, молодой еще парень, остановился на ночевку в одной заимке. Хозяева — старик и старуха — встретили его, как родного: накормили, напоили, и спать уложили. Утром приискатель вышел покурить да свежим воздухом подышать. Смотрит старик-хозяин сидит на крыльце и оттачивает большой нож.

- Это на кого же ты, дедушка, точишь такой ножичек? — спросил его парень.
- На тебя точу, милок. На тебя. Вот направлю его как следует и зарежу.
Тут парень видит, что дела его плохи. Двор большой, заплот высокий, плотный, ворота крепкие на замке. Дом на околице. Начни кричать — никого не дозовешься.
А старик тем временем наточил нож — и на парня. А тот, конечно, от него. С крыльца на двор. Старик за ним. Парень от него. Старик за ним. Старуха с крыльца наблюдает, как старик гонится по двору за парнем. Сделали один круг. Второй. На четвертом кругу старик свалился в полном изнеможении. Старуха видит это и начинает отчитывать парня. И такой он, и разэтакий.

- Приняли тебя, как родного! Напоили, накормили и спать уложили. А ты вместо благодарности — что делаешь? Ах ты, сукин сын! Гляди, до чего старика-то довел».
- Вот такие у нас случаи бывают. Есть и серебришко в верховьях реки Ишкем. Чего только нет! В 1892 году на горе Кара-Даш, недалече от левого берега Хемчика крестьяне Хаиров и Кононов, работники купеческой фактории нашли асбест. Они же и застолбили место залегания минерала. В 1906 году русская компания по эксплуатации, имеющихся на реке богатых залежей асбеста снарядила в Урянхай экспедицию. Работы вел Минусинский горный инженер, потомок декабриста  Волконский.
 
История с асбестом Александру была известна, и он не стал задавать вопросы, чем она закончилась. Запас шампанского иссяк. Квартира, где остановилась семья штабс-капитана, находилось в дальнем районе города, куда нужно было еще как-то добраться, и потому решили прощаться. На завтра договорились встретиться в Управлении генерал-квартирмейстера уже на официальной беседе по организации передачи дел.
 
В семье все ждали папу с новостями по службе. Больше всех беспокоилась супруга Глаша, которая уже устала от переездов и беспокоилась за детей. Дети родились в Мукдене, а мама родом из Николаева, училась в Севастополе, там и познакомились. И совместной жизни  совсем ничего, каких-то семь лет, а сколько за это время всего случилось. Один переезд из Одессы в Порт-Артур морем чего стоил.
Судьба предоставила молодым Чакировым свадебное, почти кругосветное, путешествие. На этом, с недавнего времени популярном маршруте в далекий Порт-Артур, использовались суда «Добровольного флота», в котором были задействованы как русские, так и иностранные пароходства.

На судне «Херсон», на котором следовали молодожены, по данным морской администрации, разместилось до 1700 человек.  Весь первый класс,  и улучшенный «палубный» были полны сверх меры. Ехали вновь назначенные на службу офицеры, чиновники разных ведомств, коммерсанты, артисты и вообще люди, надеявшиеся найти счастье в новом, обживающем южном крае.  Частенько слышалась знакомая мелодия  и берущие за сердце слова: 

Раскинулось море широко,
Где волны бушуют вдали.
Товарищ! Мы едем далеко,
Подальше от нашей земли......
      
Офицеров, переведенных на службу в войска Дальнего Востока, вместе с Александром следовало восемнадцать человек. Кормили на пароходе прекрасно, но как-то несообразно, совершенно без учета климатических условий. При переходе через Красное море, которое считается самым жарким местом, чуть ли не в мире, на обед подавали тяжелые русские кушанья – жирный борщ и кашу с маслом.
Пароход на три часа останавливался в Константинополе, на рейде города Галлиполи в Дарданеллах, в Порт-Саиде, в Адене – английской угольной станции при входе в Аравийское море. Далее был Коломбо с его очаровательной природой, и древними буддийскими храмами, Сингапур огромный многоязычный порт со знаменитой Малай-стрит, где продавались раздетые куртизанки всех народов земли. После Сингапура путешественники одиннадцать дней шли до Нагасаки, а за ней и Порт-Артур. Затем были Мукден, Харбин, Владивосток и вот Иркутск. Дальше полнейшая, особенно для семьи, неопределенность. Сплошные охи и ахи и чемоданное настроение.

Куратором передачи дел в Усинске назначили полковника Генерального штаба Виктора Лукича Попова, знатока пограничных дел и автора книги «Урянхайский край». В его кабинете, который был заставлен книгами, картами и различными схемами, состоялось знакомство Александра с человеком, с которым судьбы будет пересекаться неоднократно.
Жизнь полковника была  в самом зените, а биография еще краткой. Его послужной список гласил: "Православный. Родился 4 ноября 1864 года. Образование получил в Иркутском духовном училище,  военное - в  Иркутском пехотном юнкерском, выпустился  в 1887 году. За плечами академия Генерального штаба.

В звании штабс-капитан состоял при Сибирском военном округе в должности помощника старшего адъютанта штаба. Находился в прикомандировании к Иркутскому пехотному юнкерскому училищу для преподавания военных наук. Подполковником занял должность штаб-офицера для поручений при штабе военного округа.  Цензовое командование ротой отбывал в 27-м Восточно-Сибирском стрелковом полку.  Полковником возглавил  штаб 7-й Сибирской стрелковой дивизии. Цензовое командование батальном отбывал вновь в 27-м Восточно-Сибирском стрелковом полку».
 
- Присаживайтесь, господа, - предложил полковник статскому советнику Александровичу и штабс-капитану. - Ситуация складывается так, - обратился Попов, поворачиваясь к  Чакирову, - что вам, вероятно, придется стать активным участником событий, связанных с присоединением Урянхая к России. Основа всему — историческая ошибочность в проведении границы: не по хребту Танну-Ола, а по Саянскому. Что она, в силу некомпетентности и беспечности ответственных лиц, была изначально установлена неверно. В связи с этим, направлялись специальные экспедиции по проверке пограничных знаков, в том числе Осташкина, Боголюбского, Перетолчина, Баранова и прочих военных. Положением дел в крае интересовались инженеры Родевич,  Селиванов и Порватов. Исследователи Потанин, Сапожников, Преображенский, Шишкин изучали историю, население, природу. В штабе округа имеются многочисленные их труды и статьи. Так, что вам штабс-капитан будет, чем заняться.
 
- Последние сведения о крае поступили от исследователей Боголепова и Соболева, - поспешил заметить  Александрович. Как вам известно, Василий Лукич, они в Урянхай  входили со стороны Монголии через перевал Борщу. Первоначально монгольские караульные дзанги-урядники не хотели их пропускать, пришлось мне вмешиваться и разъяснять позицию. Далее, как вам докладывали, исследователи шли по установленному маршруту от заимки к заимке: Бякова, Брюханова, Галей Валиева, Леонова, Захара Иванова, Михаила Булгакова, братьев Никулиных, Яковлева, Мясина, Широкова, Сабитова.  Вот их, сколько много, посмотрите Александр Христофорович на карту, – предложил Александрович. Отдыхали путешественники на Джакуле, затем на заимке Медведева и Матонина и статский советник указал точку на правом берегу Каа-Хема - Малого Енисея.

Посмотрев на карту и задав несколько уточняющих вопросов, Александр понял, что ситуация в Урянхае  тщательно контролируется, вся информация, в том числе изыскателей, анализируется и докладывается без задержки в соответствующие инстанции.
- Вам, Александр Христофорович, тоже придется вникать во все эти детали, - заметил полковник, отойдя от карты. Вы, образно говоря, как врач должны  своевременно и точно ставить диагноз состоянию здоровья организма под названием «Урянхайский край», я имею ввиду русское население. Теперь оно находится под вашим попечением. Кроме постановки диагнозов, вам же придется лечить все выявленные болезни: конфликты, проблемы и недоразумения.

Главное же будет заключаться в вашем умении создать в русской колонии такую обстановку, чтобы эти болезни не возникали внутри организма и не попадали в него извне. И не дай вам Бог стать самим источником недоразумений и политического дискомфорта. Я думаю, вы понимаете, о чем я говорю, при этом, полковник слегка повернул голову в сторону Александровича.
- Безусловно, - отрапортовал Чакиров. В общих чертах ситуация мне понятна. Некоторые детали мы уже обсудили вчера с бывшим начальником округа господином Александровичем.
 
- Общие черты, некоторые детали  нас устраивать не могут, господин штабс-капитан, - нервно среагировал Попов. Потрудитесь разобраться во всем досконально, как говорится, от «а» до «я», время сейчас такое.  Есть соответствующая инструкция, и вы ее должны знать, как отче наш.
- По моей просьбе, ваше высокоблагородие, в штабе округа для меня подготовили документацию по исполнению должностных обязанностей Усинского пограничного начальника, необходимые топографические карты и справочный материал. Я планирую ближайшие три дня посвятить работе с этими материалами. Господин Александрович поможет мне разобраться во всех тонкостях.

 - Тонкостей у вас будет много. Чтобы вы знали, пограничный начальник соединяет в себе права и функции окружного и горного исправника, крестьянского начальника и торгового комиссара. На него также возложены функции ведения пограничных сношений, в вашем распоряжении будут находиться казаки для наблюдения за порядком на границе
- Разрешите поинтересоваться их составом.
- Непосредственно в Усинске, для экстренных, так сказать,  обстоятельств, приписано шесть казаков. Что касается охраны границы, то все казаки  постов в вашем распоряжении, естественно, по согласованию с округом.

- Есть ли ваше высокоблагородие необходимость в их дополнительной подготовке?
- Необходимости такой нет. Службу они несут регулярно и обстановку знают. И потом, в 1900 году в целях защиты поданных российской короны, по распоряжению военного министра запасные казаки Минусинского округа и полусотня   красноярских  казаков изрядно проверили все маршруты в Урянхае. При необходимости можете изучить отчет командира этого сводного подразделения есаула Мунгалова.
-  Премного благодарен ваше высокоблагородие за подсказку. Хочу только уточнить, как долго казаки несли службу в Урянхае.
 
- Если не ошибаюсь, домой они были возвращены  через полгода, поздней осенью,  в  ноябре  1900  года. Работайте над штабными материалами и одновременно думайте о вопросах, которые мы сегодня с вами обсудили. Встречаемся через неделю с готовностью доложить генерал-губернатору и командующему военного округа о принятии дел.
Полковник пожал присутствующим руки, попрощался и углубился в разбор текущих материалов, которые поступали с участков границы от Владивостока до Омска. На глаза попалось донесение из Хабаровска, в котором сообщалось: «На правом берегу Амура в местности, называемой  Иргинские сопки,  по-китайски Ильгань,  находятся, арендованные русскими, каменоломни. Камень заготовляется и вывозится для строительства гражданских и военных сооружений в Хабаровске. В прошлом году китайские власти, нарушая контракт, старались удалить отсюда русских, что вызвало продолжительную остановку работ и принесло большой убыток русским предпринимателям».

Попов знал, что Иргинские сопки, вдаются входящим углом в Амур, и служат естественным капониром, позволяющим разделять реку в обе стороны. Недавно несколько китайских чиновников под руководством немцев, по-видимому военных, производили выбор места и разбивку фортов в нескольких наиболее удобных в смысле обстрела пунктах.
О немцах в этом районе информация поступает уже не первый раз, - отметил Попов. Немцы помогают китайцам укреплять армию и модернизировать укрепрайоны. Все бы ничего, подумал Виктор Лукич, только зачем обязательно на нашей границе и вблизи от Хабаровска?  Есть еще один вопрос. Зачем власти привлекают китайских рабочих для строительства в Хабаровске военных казарм?

Основания для беспокойства имелись. Дело в том, что были сведения об утечке к китайцам и немцам наших секретных данных. Так, штаб Приамурского военного округа прислал довольно объемистый конверт, который они сами не решились вскрыть. Письмо было помещено в нескольких конвертах, очень аккуратно запечатано пятью печатями, один в другом, и адресовано одному банковскому дому в Берлине. В ходе перлюстрации было установлено, что агент сообщал германскому генеральному штабу подробности о воздвигающихся укреплениях города Николаевска-на Амуре. Подозрение падало на большую торговую фирму  «Кунтс и Альберт», которая раскинула сеть торговых предприятий по всему Дальнему Востоку. Попову, неожиданно вспомнились события 9-го  января 1905 года в Петербурге. И там немцы отличились. Дело в том, что ротой лейб-гвардии Семеновского полка, которая «усмиряла» демонстрантов, командовал полковник Риман.

Представляли интерес данные соседнего Туркестанского военного округа о командировании Петра Половцева с секретным заданием в Британскую Индию, В своем рапорте он сообщал о действовавших в Бомбее, Мадрасе, Лагоре, Пушту и Рангуне английских разведшколах. В них, по его данным, готовили выходцев из азиатских народностей. Циркуляром предписывалось рассмотреть вопрос использования местных кадров для подобных школ.
Почему у нас до такого не додумались накануне войны с японцами? Наверняка думали, что нам море по колено, - задумался Попов. Не оказалось ни квалифицированных кадров лазутчиков, ни разведшкол для подготовки агентуры из числа местных жителей.

Русское командование только в мае 1905 г. основало подобную школу, и возглавил ее, даже неудобно вспоминать, редактор Харбинской газеты «Шенцзин бао», который в области разведки был абсолютно некомпетентен.  Современник тех событий писал: «Русские, зная, что серьезные люди без тайной разведки войны не ведут, завели ее у себя больше для очистки совести, чем для надобности дела. Вследствие этого она играла роль «приличной обстановки», какую играет рояль, поставленный в квартире человека, не имеющего понятия о клавишах».

Александр Чакиров понятия о клавишах имел и который день сидел над штабными документами, разбирался в положении дел на границе. Получалось, что первые переговоры с Цинами на реке Бура о границе по участку Урянхая вел выходец из Валахии граф Савва Лукич Разумовский. Закончились они оформлением Буринского трактата. К документу прилагались материалы с описанием прохождения границы от  реки Аргуни до перевала Шабин-Дага, и реестр поставленных пограничных знаков.
Позднее Буринский трактат вошел в качестве третьей статьи в состав Кяхтинского договора о разграничении, политических и торговых отношений между Россией и Цинской империями, который стороны подписали 21 октября 1727 года в  городе Кяхта. Русско-китайская граница начиналась у крепости Усть-Каменогорская при впадении реки Улбы в Иртыш и шла до Аргуни по гористо-степной местности.

В договоре говорилось: «По указу Императрицы Всероссийской и протчая, и протчая, и протчая…. договорились мы о следующем. Сей новый договор в Кяхте нарочно сделан, чтоб между нашими обеими империями крепчайший мир был, радостный и вечный, и чтоб народы наши, сколько бы их не было, в согласие жили и не возбуждали друг против друга дел противных, грязных. Проследуем за обновленным миром, не дав себя в плен прежних обид, дел прежних и нередких распрей, что были между нашими народами, а также племенами. Границы твердо обозначим мы по вершинам гор и сопок, хребты поделим и долины, чтоб разногласий не возникло промеж соседей добрых впредь.
 
А те урянхи, что платили соболями – пусть платят их в ту сторону, как прежде, и новых оброков не знают. Освободим дороги для торговли – беспошлинной и тороватой, пускай народы наши в этом купцам помогут без корысти.
Столбами обозначим мы границу до самого Шабина-дабага. Четыре столба будут наших, четыре столба будут ваши – по сопкам Ергика-торгака, по сопкам Кензена-маада, по сопкам Хошина-дабага, по сопкам Кемчика боома. И пусть это будет граница согласия и дружбы народов, покоя великих империй, тепла очагов и аалов. Да будет пусть так вовеки!»
 
В минуты отдыха, когда настроение было совсем не служебное, коллеги по канцелярии штаба поведали Александру местную байку о пограничном договоре с китайцами. Среди монголов и тункинских бурят упорно сохранялось историческое предание, будто бы русская граница проходила в действительности не по вершинам Саян, как её провели по Кяхтинскому договору, а южнее озера Косогола (Хабсугула) по прямой линии от Кяхты до Минусинска.
 
Якобы Сысынван, хитрый монгольский дипломат, посланный Эджин-ханом (китайским императором) заключать пограничный трактат с уполномоченным Русского правительства Грап-Сапом (графом Савою Рагузинским), подкупил последнего, и тот согласился уступить Китайской империи всю часть территории, находящейся между современной границей России и линией внутренних монгольских караулов. В предании фигурируют три монгольских красавицы, бочка с золотом и бочка с серебром, а также обильное употребление китайской ханшинной водки. Нежные ласки красавиц, водка, золото и серебро сделали свое дело. Грап-Сап подписал трактат, согласился на все условия, но и тут хитрый Сысын-ван обманул пьяного Грап-Сапа, подсунул ему бочки с песком, только снизу и сверху наполненные золотом и серебром. Обнаружив обман, Грап-Сап уже ничего сделать, не мог, боясь гнева Саган-хана (Белого царя).

Трактат не был опротестован,  и земли племени урянхайцев от Кяхты и по прямой линии до Минусинска остались во владении Китая. Будучи представителем племени урянхов, Сысын-ван выпросил у монгольского Богдо-хана зарлык (грамоту), воспрещающую китайцам переходить линию караулов, очутившуюся внутри Монголии.
- И что ни один китаец не пересек линию монгольских караулов?
- Хочешь верь, хочешь не верь, Александр Христофорович, но дело обстоит именно так. Русские пропускались свободно, а китайцы – нет. Даже в ходе нашего похода в Китай в 1900 году ни один китайский солдат в этом районе, хотя ждали и готовились к обороне, не появлялся. Фактом остается и то, что монгольские караулы действительно находятся на большом удалении от установившейся по Кяхтинскому договору границы.

- С трудом верится, чтобы три красавицы, водка, золото, серебро и хитрый сановник могли решить такой сложный дипломатический вопрос, как установление границы между двумя государствами - засомневался Александр Если и была уступка со стороны Саввы Рагузинского, то, видно, были другие причины такого решения. – Тем более что этот Савва был близок к императору Петру. Еще во время Прутского похода его выдачи, как османского поданного, требовал турецкий визирь Балтаджи Мехмед, но Петр его не отдал, потому как ценил.

- Все может быть. Время тогда было не простое, - согласились канцеляристы. За пять лет сменилось четыре императора Петр I, Екатерина II, Петр II, Анна Иоанновна. Может, что и запуталось в решениях и бумагах. Канцелярия у нас, не дай Бог кому пожелать. Главное для вас что? То, что по пограничному договору, урегулирование всякого рода конфликтов на границе возложено на пограничную администрацию обеих сторон. Администрацией этой скоро станете вы. Так, что все изучайте  тщательно.

Да, разве запомнишь все эти названия: Шабин-дабага, Ергик-торгака Кемчик-Бома. Трудно выговорить, - размышлял Александр. «Кемчик боома» это выражение где-то попадалось. Кажется, Александрович говорил, что на реке Енисее при впадении в него реки Хемчик есть погранзнак Боом-Кемчик.  Действительно, после того как в 1882 году  между Россией и Китаем был заключен договор в местечке Боом-Бажы на Хемчике и Суг-Аксы возле Сут-Холя приезжие русские купцы начали строить торговые базы и жилые дома. Здесь на реке и  поселились 47 семей – около 200 человек.
Вот и меня злодейка судьба, - глубоко вздохнул Александр, - занесла в речные и неизведанные края. Говорят нужно селиться ближе к земле и к воде. Вода приносит пользу всем существам, но не бескорыстно, как утверждал китайский философ Лао-цзы. У воды тоже есть свой интерес, - ей нужно двигаться, иначе она потеряет свое предназначение. А двигаться, как это делает река,  это дело совсем не простое, каждый норовит загородить путь  и его нужно постоянно и упорно расчищать.

Вначале Александр выписал краткое содержание статей Кяхтинского договора. В статье первой говорилось о развитии мирных отношений; во второй - о задержании и передаче перебежчиков пограничным начальникам; в четвертой - о торговых отношениях между сторонами; в шестой - о порядке переписки между сторонами, и далее, далее…., можно сказать без конца.
Вот и открытие! Оказывается, этим договором учреждалась русская духовная миссия в Пекине. Адресат ее Александру был знаком. Проходя службу в штабе тыла Маньчжурских армий в Харбине, ему не раз по команде начальника штаба генерала Глинского приходилось исполнять документы и направлять их в адрес Архимандрита Иннокентия Фигуровского в Пекин с уведомлением о различных фактах по гражданским и церковным делам. Часто это случалось, когда он был ктитором (общественным старостой) воинской церкви в Харбине.

Согласно Буринскому трактату, за Россией должны были быть закреплены бассейны рек, текущих на север, за Китаем – текущих на юг. Однако, как говорил Александрович, полное незнание географии края и отсутствие сколько-нибудь достоверных карт стали причиной невольного отказа России от притязаний на Урянхай. Почему такое случилось? Александр сделал пометку в записную книжку с грифом «уточнить».
В результате, русские пограничные знаки и караулы были выставлены по Саянам, а китайские (монгольские) – по хребту Танну-Ола. Котловина Верхнего Енисея осталась как бы «ничьей» территорией. Однако в 60-х годах XVIII века маньчжурская династия, сокрушив Джунгарию,  присоединила Урянхай. И с этого времени его территория стала считаться китайской. До этого, со слов Александровича, он был тюркский, киргизский, уйгурский и еще чей-то. Получается, никто здесь долго не удерживался, не оседал. Видно не самое приятное для жизни место, есть и получше. Кто же остался? Видимо те, кто не захотел или не смог уйти.

Справочные материалы гласили, что когда не было торгового договора, на границе велась меновая торговля пограничников-казаков с урянхами. Казаки, выезжая на осмотр границы, везли с собой караваны вьючных лошадей с различными товарами хозяйственного назначения: топоры, котлы, табак, холсты, хлеб и т. .д. В обмен получали шкуры, овчины, кожи, шубы и дохи.
 
В материалах упоминался поручик Мизгирев, который еще по указу Петра I в 1714 году с отрядом казаков прибыл в Минусинский уезд для охраны Соленого озера. Они же обосновали поселок Форпост и охраняли российские рубежи от всяких посягательств. Поручик дослужился в России до генерала, пребывал в разных штабах, но к старости вернулся в Сибирь, в родной Форпост, где и доживал последние годы своей жизни.
Первые красноярские казаки, основавшие станицу в вольной степи, считали для себя зазорным пахать и сеять, их уделом была одна пограничная служба. И кони у казаков тогда были на подбор – рослые выносливые, хоть под седлом, хоть в упряжке. Шли разговоры, что здешний богач Кобеков поразил иностранных послов в Питере тройкой тонконогих серых коней с лебедиными шеями, подаренной им царю. Руководить укреплением всей Китайской пограничной линии, как следовало из документов, было поручено инженеру-квартирмейстеру Чурнасову, который прибыл на место лишь через 4 года после подписания договора.

Посты так называемой китайской линии (редуты) делились на большие, средние и малые. Одним из них являлся и Усинский (Туранский). В крепостях и редутах пограничной линии по ведомости 1793 года состояло 845 человек пехоты, 1590 казаков, 29 артиллеристов. С монгольской стороны встречались отдельные караулы, или как они назывались, «уртоны»; кочевки же монголов отходили от пограничной полосы на 30-40 верст. Жизненные условия, занятия сроднили урянхов и монголов. По этой причине они  мало чем отличался друг от друга.
 
Со временем пограничная линия, размеченная согласно Буринскому трактату  практически исчезла. В связи с утратой документов точное местонахождение пограничных знаков установить стало невозможно. Пришлось разбираться заново. Многие к этому приложили руку сибирский губернатор Самойлов, чертежник Ремезов, географ Карругерс, геодезист сержант Пестеров.
 Пестерев, при полномочиях пограничного комиссара, бродил по Саянским горам еще при Екатерине Великой, составил карту, на которой границу обозначил прямыми линиями: от знака к знаку – совершенно не согласовано с ландшафтной договорной картой 1728 года. Линии были, но фактическая граница отсутствовала. Русские переселенцы свободно проникали на «чужую» территорию и начали, как у себя дома, устраивать в Урянхае золотые прииски, осваивать реку Сыстыг-Хем и другие притоки Верхнего Енисея.

Отдельные протесты урянхов  и китайской администрации утонули в канцелярской переписке между русской миссией в Пекине и Министерством иностранных дел Китая. В 1868 г. в Урянхай из Иркутска «для улаживания пограничных недоразумений» выезжал чиновник особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири князь Апакидзе. С этого времени Урянхайский край вошел в сферу особого интереса России, но пока лишь как кратчайший путь в центральные районы Китая.
 
 В 1887 году силами русской экспедиции в составе чиновников:  Осташкина, Баранова и Дорогостайского была произведена рекогносцировка границы. Усинским пограничным начальником в то время был статский советник Талызин. Он встречался в Туране с китайской комиссией во главе с амбанем. Подобные наезды китайцев имели место в 1893 и 1894 годах. Со стороны Китая рекогносцировку границы в 1903 г. произвел чиновник Бао. Сам Талызин, будучи членом Восточно-сибирского отдела Императорского Русского географического общества, совершил в 1891 году поездку из села Усинское в Монголию до Гадан-Хурэ на реке Тес. Во время нее он сделал маршрутно-глазомерную съемку пути от села Усинского до Гадан-Хурэ и обратно. Кроме того, Талызин занимался сбором этнографических материалов и предоставил в отдел записанные им урянхайские легенды. Во всем этом явно просматривались и задачи разведки.

Во время войны с японцами на штаб тыла Маньчжурских армий в Харбине, в котором состоял Александр, также возлагалась задача разведки в Монголии. Штаб тыла наряду со штабом 3-й армии, пограничной стражей и военным комиссаром Хейлунцзянской (Цицикарской) провинции, имел постоянных агентов в Монголии. Бывало поступали сведения от монгольских князей и администрации, с которыми успели завязать дружественные отношения еще в мирное время. Александру было известно, что ввиду особой важности Долон-Норского района, через который проходили лучшие караванные пути к Цицикару,  наш консул в Урге, по соглашению с Главным начальником тыла, командировал  туда, под видом ученого-путешественника, служащего Русско-китайского банка господина Москвитина.
 
К разведке в Монголии был, между прочим, привлечен и коммерческий заготовитель для войск Маньчжурских армий Громов. Он являлся для названной цели весьма подходящим лицом, как человек, знакомый еще в мирное время с Монголией и имевший сношения с монгольскими князьями. Не раз в донесениях проходили сведения бывшего военного корреспондента, а ныне чиновника особых поручений Дмитрия Янчевецкого.
Наконец наступил день, когда новым Усинским начальником все было прочитано и изучено. Полковник Попов переговорил с ним в присутствии Александровича, уточнил некоторые финансовые вопросы, не забыл спросить о характере деятельности немцев в Маньчжурии, которыми он в последнее время заинтересовался, затем доложил начальнику штаба округа генералу Савичу о готовности штабс-капитана Чакирова на личной аудиенции у генерал-губернатора подать рапорт о принятии дел, убыть в Усинск, и приступить к исполнению возложенных на него обязанностей.
- С Богом, господин штабс-капитан, напутствовал Александра генерал Савич, и как планировал, спросил:

- Вам лучше нас известно настоящее положение дел в Поднебесной. Вы ведь недавно из Маньчжурии. Что там происходит и как это может сказаться на российских границах?
- Насколько мне известно, ваше высоко превосходительство, в Китае реформаторы пытаются освободиться от притеснений со стороны маньчжурской династии. Они же выдвигают лозунг о необходимости «возвращения» китайских  территорий,  потерянных империей в эпоху ее кризиса. Созданные ими общества: «По изучению границ Китая», «Новая Азия», провинциальные «Комитеты по изучению границ» и многие другие организации издают серии книг, посвященных пограничной проблематике. Я думаю, что по этой причине,  напряженность на российский границах будет нарастать.

- С этим трудно не согласиться, господин штабс-капитан. Аналогичные настроения возникают и у правителей Урянхая, которых активно подогревают против России китайцы. Появление в Урянхайском крае китайских торговцев вызывает у нас все большее беспокойство. Из района Хабаровска и Владивостока поступают тревожные данные по бандитским действия китайских хунхузов. Так, недавно в окрестностях залива Святая Ольга действовала  большая шайка, человек восемдесят, другая такая же шайка появилась в районе реки Фуцзин, недавно напали на село Шкотово.

В связи с этим, позиции России в крае должны быть упрочены. В ближайшее время будут приниматься меры по усилению на границе воинского присутствия. Так что, господин штабс-капитан нужно уже сейчас думать над решением этого вопроса.
Павел Сергеевич Савич до Иркутска был начальником штаба 10-й кавалерийской дивизии в Харькове, а затем киевским губернатором, накоротке знал военного министра  Сухомлинова, потому как одно время служил в Харькове под его началом. По слухам,   брат Савича Сергей Сергеевич, в свое время, занимал должность начальника штаба корпуса жандармов. Весьма влиятельная фигура. С таким не пошуткуешь, - подумал Александр.

Прием у генерал-губернатора и командующего военного округа Селиванова был назначен на следующий день. Выпускник  Михайловского артиллерийского училища и Николаевской Академии  Селиванов ранее командовал пехотными дивизиями, был начальником штаба Приамурского военного округа. В январе 1906 года усмирял восстание матросов во Владивостоке. Иркутским генерал-губернатором, командующим Иркутским военным округом и наказным атаманом Забайкальского казачьего войска стал совсем недавно.
Прием прошел, как и предполагалось, без лишних разговоров. Генерал-губернатор задал несколько формальных вопросов по службе в Маньчжурии, спросил о составе семьи и здоровье супруги, порекомендовал детально разобраться в Красноярске и Минусинске с обстановкой по линии внутренних дел.

 - Вам ведь известно, господин штабс-капитан, - спросил генерал-губернатор, - что пограничное управление в Усинске исполняет и функции полиции, что в силу законов вы будете обязаны в подчиненном районе наставлять своих обывателей. Для этого вы будете издавать приказы по гарнизону. Уж попрошу, перед тем как издавать новые приказы, тщательно разберитесь с ранее отданными, чтобы не было путаницы. И еще. Если я не ошибаюсь, вы ежегодно должны приезжать в Джакуль и отправлять там правосудие, выслушивать жалобы местных жителей и номадов. Я ничего не перепутал, штабс-капитан? – с целью проверки поинтересовался генерал.

 - Нет, ваше высоко превосходительство, все так и есть, - подтвердил Александр. Хочу только добавить, что ладить с местными нойонами, по информации бывшего Усинского начальника, статского советника Александровича, становится все сложнее. В последнее время, как явствуют доклады с мест, ощущается сильное влияние со стороны маньчжурских властей в пику России.
 - Кстати, - обмолвился генерал-губернатор, - а вы знаете, что известный наш философ и религиозный деятель Владимир Сергеевич Соловьев считал неизбежным столкновение Европы с Китаем. По его мнению, христианская цивилизация, основной принцип которой держится на самодеятельности человека, выстоит лишь в том случае, если сохранит верность своим идеалам и сможет уйти от разрушительного воздействия прогресса, соединив его с порядком.

Так, что господин штабс-капитан поменьше этого самого разрушительного прогресса и побольше порядка, души людские укрепляйте и за китайцами смотрите в оба. Вы же знаете, они  во всем дотошные.
На конверте с официальным поздравлением от генерал-губернатора, который ему вручил адъютант, стоял его новый  адрес: МВД, Усинский пограничный начальник, село Усинск, Усинского округа, города Минусинска, Енисейской губернии.
Александр, по-существу, стал военным чиновником на службе в МВД. Слуга двух господ. Его несколько успокоили цифры военной статистики. Таких офицеров в России, которые служили в других ведомствах, было предостаточно. В 1907 г из числа капитанов на стороне служили 810 человек (12 % от общего числа), из числа подполковников – 820 человек (14 %).

В структуре Департамента полиции МВД, куда он попал, действовал Комитет по охране и возобновлению государственной границы. К Комитету прикомандировывались  представители Генерального штаба, МИДа, министерства финансов, в структуре его находились таможенные и пограничные ведомства. Именно этот Комитет координировал деятельность российских ведомств по охране границы; решал вопросы дислокации таможен, пограничных отрядов и полицейских сил в приграничных губерниях; рассматривал и решал пограничные споры. И именно в этот Комитет через Штаб военного округа в Иркутске и Губернатора Енисейской губернии и будут поступать сведения из Усинского пограничного округа.

Думалось же Александру о другом. Родной Крым, море, райские места. Что может быть прекраснее крымского солнца и воздуха. Простор души и мысли,  думать там хочется только о хорошем. Небо, высокие древние горы с интересными «святыми» названиями Ай- Петри, Ай-Даниель, Могаби. Маленький кусочек древней Греции,  который матушка Россия выстрадала, и  нет ему цены на этом  белом свете.



  Глава вторая


Иллюзии и идеалы, - то что помогает выжить, выстоять и победить.


От Иркутска до Красноярска путь знакомый. Снова в дорогу, снова один. Все так же за окном вагона мелькают высокие лиственницы, полустанки, а на них чаще злые, недовольные, а порой и голодные лица. Война принесла разочарования и страдания. Вот и попутчик по купе дорожный чиновник Иван Ильич Кораблев тоже пострадал – потерял сына и не находил себе покоя. Проигравшую войну вспоминать всегда трудно, чувствуешь свою вину и выглядишь как соучастник преступления, когда тебя спрашивают о причинах катастрофы.
- Что же произошло, Александр Христофорович, как же нашу матушку Россию угораздило проиграть этой маленькой островной Японии, вам то это должно быть доподлинно известно?  - поинтересовался Иван Ильич.
Вопрос задать не сложно. Как на него ответить? Многие офицеры сослуживцы Александра подавали в отставку, потому как устали от вопросов и насмешек. Дело доходило до того, что офицеры стыдились носить мундир, старались появляться в штатском. Откликов на военные неудачи хватало с избытком. В Иркутске Александру попалась на глаза статья генерала Глинского. Нет, не его бывшего начальника штаба в Харбине, а однофамильца. Статья называлась  «Воскресшие покойники», и опубликовал ее журнал «Разведчик», даже номер запомнился, потому, что он был четный - 828. Александру нравились четные номера, этому он научился у китайцев.
Предисловие к статье написал генерал Куропаткин. Он же  и обратил внимание на  то, что во время войны «… проявилось неумение штабов войск организовать во время хода маневра ближнюю разведку о противнике. Поэтому штабы не знали в достаточной степени о расположении сил противника, что отражалось на распоряжениях начальников сторон, особенно по употреблению резервов. Сведения, доставляемые лазутчиками, оказывались преувеличенными или неверными. Вследствие чего вместо сознательной атаки по определенному плану мы наносили удары недостаточно сознательно и потому терпели неудачи. Были случаи, что мы, не зная противника, расписывали войска по мелким колоннам до батальона включительно».
-Где же сейчас мой начальник штаба, генерал Глинский? – задумался Александр. Ходили слухи о его назначении начальником штаба Варшавского укрепрайона.
Статья генерала и пояснения к ней вернули Александра в Харбин. Сколько было пережито и переговорено по поводу неудач! Причин было много, и в поражении виноват, конечно, не только один  генерал Куропаткин. Вся система военной деятельности проявила себя несостоятельной. Гражданское общество тоже оказалось не на высоте.
- Я знаю только малую часть недостатков нашей армии, которые мне стали известны по долгу службы, - ответил Ивану Ильичу Александр. В штабе Иркутского военного округа мне сообщили, что полгода назад проводился опрос офицеров-генштабистов. Задавался вопрос: в чем они видят причины неудач в войне с Японией? Генералы отмалчивались. Зато офицеры завалили Академию Генштаба гневными письмами. По их мнению, главным виновником был Куропаткин, окруживший себя бездарными генералами, создавшими вокруг него непроницаемое кольцо интриг, наветов, происков, сплетен и пустого бахвальства…, никто не возвысил голоса, все молчали, терпя любую глупость.
-Не знаю, не знаю, - оборвал Иван Ильич, - я слышал другую версию. Так, известный вам деятель Абаза по поводу Куропаткина высказывался следующим образом: «Умный, храбрый генерал, но с душою штабного писаря». Что это значит  душа штабного писаря?
- На этот вопрос мне ответить легко, потому так как сам в последнее время был этим самым, как вы выразились, штабным писарем. Не буквально, конечно, но заведовал разными канцеляриями и службами штаба в Харбине. - Если позволите кратко, Иван Ильич, то ответ будет таков: штабы думают, разрабатывают планы и стратегию, готовят предложения, а командующие должны, прежде всего, принимать решения и действовать. И действовать, как учил наш великий Александр Суворов, стремительно, неожиданно.  Куропаткин и его окружение этим, к сожалению, не отличились. Много бумаг, а мало дела, вот что случилось, дорогой Иван Ильич.
Александр знал и то, что канцелярщина штабной бюрократии замораживала любую свежую мысль – не только в стратегии, но даже в полевой тактике. Радиосвязь и телефонная бездействовали, а генералы рассылали под огнем противника пеших и конных ординарцев, как во времена Очакова и покорения Крыма. Офицеры не только не умели владеть боевым маневром, но пренебрегали и психологией солдата. Из самих офицеров перед войной делали пешку, грибоедовского Молчалина, который ограничивал свою инициативу словами – «так точно» или «никак нет», офицер стал вроде официанта в ресторане, готовый подать генералу любое блюдо по его вкусу.
-Почему же генералы не отличились, господин штабс-капитан? Они же всю свою службу этому учились на примере того же Суворова. Их что кто-то подменил или они так желтопузых напугались, что их мандрашка хватила? - У меня по поводу разных мнений есть и свое суждение. Сейчас только и разговоры о японском патриотизме. А что же мы? По мне публика ошибается,  когда говорит, будто русский крестьянин и русский солдат не патриоты. Русский патриотизм тверд, как скала; солдат и мужик едва только почувствуют себя в артели, просто в случайно образовавшейся толпе, в хоре, — как это хоровое целиком овладевает им. Отдельные люди как бы срастаются друг с другом, каждый начинает жить жизнью целого, а это целое  и есть матушка Россия.
 - Другое дело нынешний молодой еще буржуа — купец, - продолжил попутчик. Прямо скажем, проявил он себя не с лучшей стороны в теперешнее тяжелое время,  выказал себя очень черствым и  чем дальше на восток, тем он невежественней, не культурнее и кулаковатее. В Иркутске о местных «буржуа», среди которых много крупных миллионеров, не говорят уже без негодования. На флот эти миллионеры кое-как наскребли всего десять тысяч. Устроив санитарный отряд, не согласились дать средств на его содержание долее, чем на полгода, так отряд и не устроился. От солдатчины уклоняются. Один поступил в псаломщики, другой в стрелочники на железную дорогу, третий в городовые. Деньги всему вина, капитал. Не о России стали думать, а о своем животе. Вот как я думаю.
- Не без этого, - согласился Александр. Только страна наша, хоть и большая, да все же не бездонная бочка. Трудно богатства даются, потому и расставаться с ними жаль. Бедная мы еще страна, и что главное, безграмотная.
- Вы говорите бедная наша сторона! - возмутился Иван Ильич. Нет уж позвольте. Сибирь дала для теперешней войны 180 тысяч штыков и каких — сибиряков, рослых, бравых, трезвых, неутомимых, послушных, сознательных. Писали, что итальянский военный агент на театре войны говорил, что каждого сибиряка-солдата ему хотелось бы расцеловать. Во время мобилизации Сибири не было ни одного случая уклонения или буйства.  Сколько она дала лошадей для театра войны, это я могу вам сообщить: только за первые полгода войны она дала продажных, а не принудительно взятых по военно-конской повинности, коней 170 тысяч голов. Россия сильная, так почему же мы  проиграли?
- Я, Иван Ильич, думаю так. Куропаткин находился в сложной обстановке удаленности войск от России и потому проявлял повышенную осторожность и действовал от обороны. Что касается офицеров высшего состава, то, как выяснилось, средний возраст генералов составлял 70 лет и колебался от 55 до 92 лет. Возраст более 78 процентов всех начальников дивизий превышал 56 лет. Офицеры, за небольшим исключением, получали в командование полк после 46 лет, командные должности распределялись с учетом не способностей, а знатности происхождения и протекции. Зачем им рисковать и атаковать японцев ради регалий, которые они и так получат, а жизнь у всех одна.
- Офицеры же низового и среднего звена: взвод, рота, батальон, полк в большинстве своем, уважаемый Иван Ильич,  перспектив продвинуться не имели. Их материальное положение, поверьте мне,  как было, так и оставалось весьма скудным. А уход на пенсию обрекает офицера, в особенности семейного, на нищенское существование. На грани этого находился и я, благо, что открылась вакансия.
- А куда, если не секрет?
- Еду охранять границу с Урянхаем. Дорога дальняя, так что давайте Иван Ильич. лучше подкрепимся, вот и обед нам принесли, и на боковую. Как у нас говорят,  обидно, досадно, но ладно. Будем жить и дела поправлять, а тех, кого с нами нет, помянем добрым словом. Не откажитесь Иван Ильич от моего коньяка.
- Почему не выпить. Завсегда приятно с хорошим человеком познакомиться.  Предлагаю помянуть моего Сережечку и всех убиенных на сопках Маньчжурии. Вот так значит. Иван Ильич поднял рюмку, чуть наклонил голову и разом принял иностранный напиток. 
- Эх! Горькое зелье ваше, нам не привыкшее. Мы сибиряки все водку пьем, свою сибирскую, светлую. Нам главное, чтобы чистая была, без примесей. Такие уж мы люди простые. Вам, Александр Христофорович, желаю быстрее утвердиться на новом месте, может, свидимся, пути Господни неисповедимы.
Не стал Александр все, что было на душе раскрывать Ивану Ильичу, но про себя еще раз подумал о русском шапкозакидательстве. Много мним, мало учимся и не готовимся к испытаниям. Техника устарела, солдат не грамотный, генералы не полководцы, а чиновники и прочее, прочее - сплошная писанина и говорильня. Вот, еще депутаты в Думе появились.
-Желая, вроде, лучшего, мы наполнили сосуды не живой водой, а мертвой. Сами пьем и другим предлагаем в качестве эликсира от всех болезней. Знания стареют, а человек тупеет как обычный столовый нож. Нож необходимо точить, а знания совершенствовать. Когда этого не происходит и вещь, и человек приходят в негодность и их нужно устранять. Вопросы, много вопросов. Кстати, китайский философ Лао-цзы чаще задавал вопросы, чем на них отвечал: Возможно ли это? Можно ли это? И главное, как все приводить в движение, не прилагая к этому усилий? С этими вопросами Александр прибыл в Красноярск.
Енисейского губернатора Гирса на месте не оказалось, и крепкой наружности полицмейстер, встречающий Александра по линии министерства внутренних дел, после знакомства и уяснения Александром положения дел в Присаянском крае, порекомендовал ему заглянуть в штаб войск губернии и в Губернское переселенческое управление, а затем ехать прямиком в Минусинск и там,  на месте уточнить  задачи. Так Александр и сделал. Вначале представился командующему войсками Енисейской губернии генерал-майору Зиневичу, подробнее обговорил мобилизационные вопросы с начальником оперативного отдела капитаном Коминым.
Там же в штабе войск его просветили по поводу Енисейского губернатора, камер-юнкера двора Его Императорского величества Александра Николаевича Гирса, недавно вступившего в должность:
- Губернатор наш живет по чиновничьей формуле: «В губернии все обстоит благополучно», -  и на многие чинимые безобразия  края закрывает глаза.
Видимо, по этой причине коллега Александрович  посоветовал губернатора не раздражать, доклады и депеши начинать с благоприятных новостей, неприятности отражать короткой строкой, с надеждой вскоре исправить.
В Переселенческом управлении Александра познакомили с общим положением дел в его округе и для принятия предупредительных мер, вручили данные на лиц, которые намерены в ближайшее время переселиться в Усинскую долину.  Чиновник управления Григорьев Виктор Ювентович пояснил какими льготами пользуются переселенцы и что среди них могут оказаться солдаты с японской войны
Солдаты, это хорошо,  - подумал Александр, - будет с кем дела делать.
 - Землю переселенцы получают даром и в собственность, по 50 десятин на семью, а не в пользование, прошу учесть, - заметил чиновник.
 - А как насчет беглецов в Урянхай, о которых меня предупредил губернский полицмейстер.
- Вам доложить? - переспросил столоначальник.
- Да, пожалуй. Если не затруднит, поясните в двух словах, что сейчас происходит с тамошними переселенцами
 - Извольте. Первые переселенцы туда добирались за собственный счет, не получая никакой поддержки от государства. На них, будет вам известно, не распространялись льготы, предоставленные властями для переселенцев в Сибирь. Однако, это им не мешало проникать туда даже без разрешения на выезд, то есть без заграничного билета. Такие вот дела.
- И какие же предпринимались меры? Помогли они или нет сдержать выезд русских  в Урянхай?
- Как вам сказать?
- Как есть, так и скажите.
- Вашему приемнику еще в 1890 году было дано строгое предписание – переселение русских крестьян в Урянхай пресекать. Задерживали многих, но это не остановило беглецов. Так, в том же 1890 году в Туране обнаружили некого Дмитрия Петеримова, а позднее старовера Михаила Сафронова. При этом, туранский старший и жители скрыли его самовольное поселение. И об этом, насколько мне известно, лично в канцелярию Иркутского генерал-губернатора доложил ваш предшественник  Владимир Антонович Александрович. Было это, если я не ошибаюсь, в 1900 году.
- Что же дальше?
- В 1903 году вопросом переселения заинтересовался статс – секретарь Куломзин, - и местные власти, в лице начальника Усинского пограничного округа, перестали преследовать переселенцев. Получается, отныне вопросы эти будете решать по своему усмотрению. Кого посчитаете нужным — пропустите, а кому и от ворот поворот.
- Ну что же, спасибо вам Виктор Ювентувич за  разъяснение. Очень буду рад найти в вашем лице единомышленника в переселенческих делах, - поблагодарил Александр столоначальника, и попрощался. Спустя несколько лет судьба их сведет уже в новом качестве. В 1915 году Григорьева назначат Комиссаром Урянхайского края, а Александр окажется у него в помощниках.
Переселенцев становилось все больше и как докладывал Григорьев Енисейскому губернатору, каждый год, начиная с 1907 года, от 40 до 50 тысяч обоего пола прибывало, в силу чего общая их численность превысила 200 тысяч, что составило, со временем, одну треть всего населения губернии.
Для переселенцев имелась инструкция. С ее содержанием Александр познакомился по пути из Красноярска в Минусинск. В инструкции рекомендовалось: «Не переселяйтесь на новые места, если там не был ваш ходок и не записал на вас землю. Не переселяйтесь, если у вас нет соответствующих средств на устройство нового хозяйства и мало рабочих рук. Не рассчитывайте только на казенное пособие и помните, что в некоторых местностях ссуды вовсе не выдаются».
Отдельно говорилось об особенностях края, видах хозяйственной деятельности и предлагалось больше сеять озимую рожь, яровую пшеницу и овес; разводить скот; заниматься пчеловодством, огородничеством и промыслами.
По документу получалось, что в среднем на один двор в Енисейской губернии приходилось:  четыре лошади, четыре головы крупного рогатого скота, шесть овец. Всего – 14 голов. Хозяйства процветали, тем не менее, недовольных хватало.
-Недовольство приезжих, - как пояснил столоначальник в переселенческом управлении,  - направлено не против самодержавия, как некоторые в прессе глаголят, а против ограничения права пользования угодьями, против больших налогов и притеснений со стороны местного начальства.
- Нельзя, конечно, не учитывать, - подчеркнул он, - что Минусинский уезд, кудап вы следуете, находится на положении усиленной полицейской охраны, так как является местом ссылки политически неблагонадежных лиц. - Агитация присутствует, так  сказать. Опять же, разные книжки крамольного характера изымаются регулярно.
В Минусинске Александр представился уездным властям, более подробно общался с исправником Солодиным.  Полицейский начальник, обрисовавший общую обстановку в округе, сообщил о подозрениях бывшего Усинского начальника Александровича в поведении мещан Бякова и Кузнецова, а также Федора Медведева, проживающих в Урянхае. В ходе дознания, которое проводил помощник бывшего  начальника Александровича надворный советник Владимир Кириллович Барышников, выяснилось, что Кузнецов взял на себя право разъяснять на сходе крестьян современное положение в России и значение Манифеста 17 октября 1905 года.
Выходило, что Медведев и Кузнецов составили оппозицию местной власти. Интересовался Солодин и крестьянами села Таловка Ярошевским и Федором Щербиной, а также содержателем питейного заведения Кобелевым, братьями Иваном и Михаилом Блиновыми, которые испортили отношения с урянхами в местечке Тарлык. Все эти лица находились у исправника на контроле, и по ним проводилась проверка.
- Писак развелось всяких, Александр Христофорович, видимо-невидимо, - жаловался Солодин. И пишут только плохое, народ мутят. Взять хоть бывшего ссыльного Амфитеатрова, который изобразил  "Сибирские этюды". Году не пробыл в Минусинске, как написал пасквиль о сибирских порядках. Не понравилось ему, что местный мрамор пережигают на известь. А что из его прикажете делать, дворцы что ли, когда изб не хватает. Опять же про дороги. И без него было известно, что без дорог жизнь замирает. Так что писать, делать надо. Взялся бы, да показал пример, деньги бы вложил, бригаду организовал. Ан, нет, только душу травить. Так у нас каждый мастак на меланхолию.
Опять же, обозвал нас сибиряков плаксами и канюками перед Петербургом, а приехавших из России чиновников навозным элементом. По его, только он думает о благе Сибири, а остальные, как бы ее сильнее ограбить. Скажите, пожалуйста, откуда только такие Амфитеатровы берутся?»
 - Известное дело, не с неба прилетают, - заметил Александр. Критиковать всегда легче, чем делом заниматься. Деятелей разного пошиба много развелось. А нам не деятели нужны, а делатели. Вот, что важно.
 Амфитеатров? Фамилия знакомая. Где-то читал его рассуждения о войне в Китае, - пытался вспомнить Александр. Да, кажется именно он восстание «боксеров» называл народной войной. Сравнивал нашу освободительную войну с Наполеоном в 1812 году с китайской от иностранной зависимости в 1900 году. Получалось, мы победили Европу и по пятам отступающих французов прошли в столицу мира, в ликующий Париж, то и китайцы в состоянии были столь же успешно изгнать иноплеменников и дошагать до нас через Сибирь и Туркестан.
Как свидетельствовало губернское «Положение о полицейском надзоре», с которым исправник Солодин познакомил Александра, в его обязанности входило предупреждать преступления против существующего государственного строя и вести надзор за лицами «вредными для общественного спокойствия».
-  Положение я ваше прочитал, - заверил исправника Александр. Есть и у меня к вам вопрос. Как же власти и казачество, что на рубежах, нашу границу берегут?
- Как берегут? Только и надежда была, на казачков. Наблюдали, знаки, какие есть на границе, осматривали. Раз в год это у них происходило. Объезд начинали после уборки. Сразу на Шабин-дабага, потом по хребтам разным и возвращались в конце октября"
- А урянхи, как же?
- Про них сказать определенно, ничего не могу. Знаю, что наши и ихние объездчики встречались на Иджиме, иногда на Бом-Кемчике. Саянский форпост за это ответствовал.
- А сейчас кто же ответствует?
- Как это кто? Как казачество губернии сократили с полка до одной сотни, так и освободили его от части граничной службы. Всю ответственность возложили на пограничного начальника. Выходит,  на вас, - заулыбался Солодин.
- А казаки тогда что? Служба то, за ними есть какая?
- Общее наблюдение ведут. Есть ли, какой конфликт, то команды посылают.
- Почему же такое случилось?
- А дело в том, что лишили их войскового статуса. Были форпосты, а стали не удел -станицы да деревни. Распоряжение было по военному ведомству. Согласно оному начальнику Усинского округа, то есть вам, выделили для службы шесть казаков.
- Это мне известно. У меня интерес, чтобы и прочих к делу государеву приобщить.
- Разные проекты на этот счет изучались, - заверил исправник. Предлагали даже в составе Сибирского казачьего войска создать специальный военный отдел для усиления охраны границы в Саянах. Сам наказной атаман считал границу с Китаем слабо обеспеченной и хотел  создать одиннадцать станиц.
- Я так понимаю, - не создал.
- Мысль ваша верная, но численность казаков увеличилась, казачьи сотня стала дивизионом, но порядок службы сохранился прежний. Как говорится, по мере необходимости можете на них рассчитывать. Разъезды, если что, или пикеты. Это они могут. Бывало и я их к делам приобщаю
-  Что же, благодарствую за хлеб, за соль. За совет и подсказку особо.
 - Уважаемый Александр Христофорович!- на дорогу обратился исправник, - уж вы будьте добры, обращайте внимание на то, каких взглядов придерживается тот или иной человек и какие поступки он совершает. В Урянхай из России бегут все,  кому не лень. Среди них много административных ссыльных, преступников и просто недовольных. Время, вы сами знаете, не простое и лучше будет, если мы совместно упредим злодеяния  со стороны неблагонадежных. От статистики волосы встают дыбом. За год, по донесению из Красноярска, террору  по России подверглись 75 генералов, генерал-губернаторов и градоначальников. Число покушений не поддается учету.
 - В Бога перестали люди верить, взялись за него решать судьбы людей, вот что я вам скажу, - заключил Александр. 
 - А как вернуть людям веру? Может, подскажите.
- Выход только один. Самому верить и других наставлять. Нужны подвиги и самопожертвования, не каждому это по плечу.
-  Согласен. Место службы и мое, и ваше сложное, не урегулированное, народ бродит туда-сюда, как на проходном дворе. Со всех сторон понаехало разнообразное население из русских, алтайцев и совсем далеких латышей и эстонцев. Особенно беспокоят всевозможные секты староверов, принесённые ссыльными и переселенцами.  Я то здесь давно, мне это ведомо.
- И что они собой представляют? - поинтересовался искушенный многообразием религиозных обычаев Крыма и китайской Маньчжурии,  Александр.
- Каждой твари, по паре, а то и побольше будет, - с трудом выговорил, недавно отобедавший полицейский начальник. Нередко даже в одном селении живут мирно молокане, иудействующие, хлысты, скопцы, поморцы, федосеевцы, австрийские, духоборцы, штундисты и прочие сектанты с разными разветвлениями и дроблениями. Вот хоть взять австрийских. Они делятся на приёмлющих и не приёмлющих окружное послание, а последние в свою очередь дробятся на иовцев, иосифовцев и кирилловцев. В самом округе утвердились так называемые "не приёмлющие" со своим вожаком, Пуговкиным. Иовцы и иосифовцы господствуют в Малых Кнышах, а кирилловцы - в Тагашете. Оставляя в стороне тонкости, можно сказать, что самые фанатичные из них - кирилловцы. Они непременно требуют перекрещения тех, кого принимают в свою веру, а истинных православных называют погибшими слугами антихриста.
 -В Маньчжурии, мне приходилось сталкиваться с выходцами из Сибири, в частности, с упомянутыми вами австрийцами, - поддержал исправника Александр. В  нашем полку среди сибирских стрелков их было более чем достаточно. В моей роте числился такой Голдырев Авдей, так он все вспоминал свою общину и учил меня своей грамоте.
- Ну и как, обучил?
- Нельзя сказать, чтобы все понятно было, хотя вера в основе наша православная.
- Вот и беда вся в том, что только в основе, а так всякая ерундистика. Отступники, иначе и не назовешь. Тут тебе и мешочники, какие-то, беспоповцы часовенные, что обитают на самой окраине глухой тайги и в вашем пограничном округе, в деревне Быстрая. Последние до сих пор сохраняют предания об отце Иване Афанасьевиче, который пользовался неограниченным господством над своей паствой и даже живых непослушных  предавал земле. Может,  среди них бывших служивых по полку повстречаете.
- Попытаюсь со временем разобраться, - успокоил исправника Александр, на что еще посоветуете обратить внимание?
- Не знаю известно вам или нет, но хочу предупредить. Кочующие по удинской и абаканской пограничным линиям сойоты, охотятся в русских владениях, чтобы добыть себе пропитание и ясак. И наш брат, не зная пограничной линии, часто переходит ее, некоторые русские, по неведению, платят китайским сойотам за право охоты в русских же землях. Куда это годится! Вот, пожалуйста, специально для вас нашел копию давнишнего отчета бывшего Усинского пограничного начальника Африканова. Извольте, он у нас хранится как пособие и для учета.
Александр взял из рук исправника уже пожелтевший лист и уже в дороге начал читать отчет первого Усинского начальника за 1887 год:
«До 1864 года многие урянхи  кочевали в долинах рек Уса и Иджима, регулярно посещали приграничные районы России, где проживали родственные им народы,  совершенно свободно разъезжали среди карагасов и, объясняясь с ними свободно, брали у них свинец и хлеб. С другой стороны, карагасы разъезжают с торговой целью по урянхайской земле и привозят оттуда себе... иногда жен. С русской стороны эту территорию регулярно посещали пограничные казаки проездом к пограничным знакам, а первыми реку хозяйственно освоили шушенские крестьяне и Минусинские инородцы. Русское освоение Усинского края привело к тому, что 30 декабря 1885 г. последовало высочайшее повеление об образовании Усинского пограничного округа, территория которого включила в себя пограничную полосу между рекой Кантегир и Ойским хребтом с одной стороны и линией границы между пограничными знаками №20-24».
Африканов подробно изложил все перипетии освоения края, а в конце приложил список китайских подданных урянхов, проживающих в местностях, принадлежность которых России не подлежало сомнению. Получалось, что на нашей территории проживало более ста урянхайских семейств. Они имели стада и полное хозяйство и даже, частично занимались хлебопашеством.
Маршрут Александра из Минусинска в Усинск  пролегал санным путем по р. Енисей через попутные пункты: деревня Быстрая, станица Алтайская, деревни Верхне-Огуры, Означенное. За ними шли зимовки: Старый кордон, Крутой поворот, Сигово, Камышек, Подпорог (Сосновка), Староверское.
 Деревню Быструю проскочили по утру, когда еще дремота не прошла. Про другие пункты Александр старался что-нибудь да узнать.
-Не было раньше никакой станицы Алтайской, - пояснял разговорчивый возничий, - пока казаки 6-й сотни  конного полка не упросили земли кусок. А то жили в разнобой по деревням Чихачева, Лугавская, Каменка и Жеблахты.
- А кто же земли выделил, они что тут казенные?
- Да все те же улусные старосты. Киргизы тут с испокон веков за хозяина. Вот и отдали  земли по левую сторону Енисея, начиная вверх от речки Гусихи. Станица то изначально казачьим форпостом называлась и предназначалась для службы пограничной. Опять же дача для выпасов, лесной участок, покосы да поскотины на островах и на Шардайкином лугу, что на Подувалье.
- А рядом что за земли?
- Известное дело Шушенские и Ойские дачи. С ними Алтайская и граничит.
- Дружно живут казаки с местными, не ссорятся? - все задавал вопросы Александр, которого интересовали всякие мелочи.
- Разное бывает. Казачье общество все растет, а земель не пребывает, случаются и межевые споры. Местный староста Кудрин рассказывал, что уходят казачки на разные промыслы, в тот же Урянхай. 
Люди жили рекой. Все грузы отправлялись в Усинск по Енисею обозами в феврале и марте. Обратно из Усинского округа, доставившие груз, плыли на плотах. Плыть было опасно, много имелось порогов, быстрин и подводных камней.
С зимовья Крутой поворот обоз двинулся рано утром. Лошади бодро шагали, хорошо отдохнув и подкрепившись. Возничие, сидя на возах, курили и напевали любимые песни. Солнце ярко светило, но не грело, морозец был не менее 30°. Ехали по гладкому льду вдоль высокого берега, поросшего столетними елями и кедрами. Александр озяб и соскочил с кошёвки, чтобы погреться быстрой ходьбой.
- Ваше благородие, - прикрикнул возничий, - вы бы поосторожнее.
-  А что такое?
- Да, всякое бывает. Был такой случай у местного купца Егория Сафьянова, урянхайского бая сын вот так чуть не затонул.
- Как это так?  Лед кругом крепкий, под ногами аж звенит.
- Оно, конечно, так. Только обманчиво. Малец тоже побежал. Впереди показался невысокий ледяной бугорок. Он по любопытству взбежал на него, а бугорок взял и обвалился. Быстрое течение реки потянуло его под лёд, благо, что схватился за кромку твёрдого льда, да ямщики кинули верёвку. Так только и вытащили.
- Выходит, что это бог спас его, - заметил Александр
- Бог-то бог, да и сам не будь плох» — присказкой ответил возничий.
- Как же легко может погибнуть человеку,  от всяких случайностей, задумался Александр. Эти мысли так одолели его, что и холод прошел сам собой.
- Эй, дружок, - обратился он к возничему, - а ходить на плотах по Енисею тебе не приходилось.
- Как не приходилось, было, дело, ваше благородие. Почти кажное лето грузы в Минусинск сплавляем.
- Милейший, дорога дальняя, сделай милость, расскажи, страсть как интересно.
- Ну что же, извольте. От стрелки Бий – Хема и Ка-Хема, это где сливаются Большой и Малый Енисеи, до устья Кемчика 120 верст получается, а до Минусинска все 500 будет. В день больше чем по 50 верст не получается. Выходит, плыть десять ден, да еще на ночлег и отдых прибавить надо ден четверо. Итого пути две недели.
Река поначалу извилистая, островов много. Первые встречаются в 10 верстах пути - в конце Верхне-Ирбекского перевала.
В 20 верстах от стрелки впадает длинная река Элегест, в устье которой расположен поселок. За Элегестом слева сухая Байбулунская степь. Здесь Улуг-Хем, то есть настоящий Енисей, опять на острова растекается.
- Бий-Хем, Ка-Хем, Улуг-Хем, - про себя проговаривал Александр, - сколько их тут этих самых хемов. Сплошные горы и реки. Реки - хемы, а горы - тайга
- На 55 версте, - продолжал возничий, -  деревня, называется Баянгол, ниже которого опять много рукавов, кабы не заблудиться. Дальше снова разлив. Когда над островами вырастут почти на 300 сажень белые скалы Хайыракана – значит до Шагонара остается 15 верст.
  - Шагонар, это что поселок?
 - Он самый. Его легко проскочить мимо. Сплошь острова, по  всей реке на 2-3 версты от одного коренного берега до другого.
- Ниже следующего селения Чаа-Холя горы уже со всех сторон. За Нижне-Коровейским перевалом Улуг-Хем входит в Саян. Скалы кругом, вся река  70 сажень. Тут и начинаются эти самые камни — шивера. За ними вырывается из скал левый приток - Кемчик. От устья Кемчика река носит уже наше название - Енисей.
Возничий все рассказывал про пороги, про Усть-Усу, про деревню Означенную, но всего этого штабс-капитан уже не слышал. Укачало его, убаюкала дальняя дорога и монотонный рассказ бывалого сплавщика плотов.
В Усинск имелась и сухопутная дорога. От села Григорьевка она шла по Малому Кебежу, где приходилось преодолевать бесчисленное количество бродов, лошади проваливались и ломали ноги. Впервые вопрос о строительстве настоящей дороги перед Енисейским губернатором подняли еще в 1897 году, и как говорится,  воз и ныне там.
При Усинском начальнике, статском советнике Африканове, как следовало из отчета, который не выходил у Александра из головы, в работниках у усинских крестьян постоянно проживали урянхи, вместе с которыми находились их жены и дети. На время уборки сена и хлеба в усинские селения прибывали еще, желающие заработать урянхи.
 Сколько их, интересно, там сейчас? - задал сам себе вопрос Александр. Надо было спросить у исправника, а  я запамятовал, теперь самому придется заниматься арифметикой.
  Африканов писал: «В настоящее время урянхайцы проживают в работниках и пастухах: в Усинских деревнях до 40 человек, на промыслах Гусева до 15 человек, занимаются также работами на торговых факториях и прислуживают русским людям. В нынешнюю зиму особенно много появлялось бедных соет, просящих хлеба на торговых заведениях русских, на промыслах и в Усинских деревнях, вследствие голода и холода, и только помощь русских избавила их от голодной смерти»
  - Эй, милый, - отоспавшись, окликнул Усинский начальник возничего, - как там, в Урянхае соеты поживают, в достатке или как?
  - Обычное дело, Ваше благородие, - сквозь густую и частично замерзшую бороду проговорил минусинец Сафонов, - кто как пристроится, а в основном бедствуют, а то и побираются. Для них самая беда это когда джут происходит. Снег глубокий, да еще подмерзнет, вот скот выпасной зимой и не может до корма добраться. Когда у них падеж, тогда и голод. Последние годы часто случался. .
 - Что же они так, или промыслов не хватает? – спросил Александр. Он вспомнил из доклада Африканова, что помимо сойот, проживающих в Усинском округе, много  и  иных урянхов, которые уходят в Саяны для охоты на пушного зверя. Охотились урянхи и в Алтайском округе. Однако там были кабинетские земли, и лесничие иногда конфисковали пушнину и охотничье снаряжение у браконьеров.
  - Бывает и так, не хватает, - согласился Сафонов, - у нас промышляют, только мы их не обижаем, опять же у нас свой интерес есть на их землях.
 Получалось так, как отмечал Африканов, урянхи не учитывались и не контролировались русскими властями. Более того, долгое время в русском районе постоянно находился и выполнял свои функции ихний чиновник, что никак не было оформлено русско-китайскими соглашениями. Африканов писал: "Сойоты управляются своим начальством и в Усинских деревнях до 1887 г. был командируем для наблюдения за ними дарга. В нынешнем году дарга не проживал постоянно, а был лишь наездом для выгона сойот на свои места для отбывания разных повинностей и албана».
 - Сам черт не разберет, где свои, где чужие. И с границей темный лес, - про себя сделал вывод Александр. Придется во всем разбираться не по бумагам, а на деле, с каждым русским и урянхайцем.  Основная проблема -  это  местные чиновики, которые не считаются с фактом российского суверенитета в этом районе и, несмотря на установленную Буринский трактатом границу, имели территориальные претензии к России.
На ночевки останавливались в деревне Означенное, что в 90 верстах от Минусинска, на зимовке Староверское и в деревне Усть-Уса, когда уже свернули с Енисея в сторону Усинска, чаще делали короткий передых, пили чай и кормили лошадей.
- Что же  значит это Означенное? -спросил Александр мужика.
- Я так понимаю, Означенный пункт это и есть граница государства Российского. Говорят, здесь когда-то стоял даже пограничный столб и дозорная вышка казаков, а неподалеку располагались поселения хакасов. - А еще ранее, как слухи ходят, здесь имелась крепость енисейских кыргызов «Омай тура».  Отсюда пошло русское «Майна» — название Майнского порога. Он и закрывает проход вдоль Енисея в Минусинскую котловину. На месте этой самой крепости  власти основали  Саянский острог. Тут рядом, на левом берегу и появилось село Означенное. Крестьяне из деревни Очуры, отец и сыновья Соломатовы и основали у Майнского порога  это Означенное. С тех пор она и входит в состав Шушенской волости Минусинского округа.
Последний раз отдохнули на займище Золотая и, вот уже Усинское. Не много не мало, а 372 версты остались позади. Река Уса впадала в Енисей справа, в 66 верстах от Староверского порога, а исток ее был за 300 верст в горах. Облюбовали ее переселенцы и составили отдельное Усинское сельское общество на два села Верхне и Нижне-Усинское – по вере разделились. 


Глава третья


 "Если сам прям, то люди будут слушаться и без приказаний".



-Вот и дом-обитель на краю земли обетованной, - проговорил Александр, разминая бока. Ноги не слушались и всякая шагала в свою сторону. Подошел к доске со словами: «Управление  Усинского пограничного округа». Рядом с ней  казак в высокой черной папахе.
-Здравие желаем ваше благородие, - отчеканил карульный, -  с утра ждем, уже начали волноваться.
-А что, на то причина есть  какая?
-В дороге всякое бывает, особливо в наших дремучих краях.
Александр осмотрелся. Пост караульного у тесовых ворот с козырьком. Для входа дверь слева. Тут же  под крышей коновязь, за стеной рубленая конюшня.
Дом большой, на улицу шесть окон, в торец еще три. Крыша со скатами во все стороны, похоже недавно ремонтировалась.
-Дом большой, а труба одна,  тепло ли там? - спросил он караульного
-Тепло, печь большая и дрова смоляные.
-Ну, что, братец, приглашай, показывай свое хозяйство.
-При службе, не положено...
-При мне положено. Теперь где я, там и твоя служба. Как звать тебя?
-Солдатов я, Иваном кличут. Родом Каптыревский, наших здесь много.
-Солдатовых много?
-И Солдатовых и других разных, Матониных, например.
-Ну, ладно Иван, о разных из Каптырева поговорим позже, а сейчас пойдем чай пить. Самовар-то готов?
-Готов, ваше благородие.
-Тогда приглашай возничего, ему душу отогреть тоже не повредит, да коню корма дать не забудь.
По прибытию новый начальник долго  отлеживался. Но лежи, не лежи, а к делу приступать надо. За обедом зашел разговор с помощником Хрисанфом Александровичем Курылевым, который недавно сменил Владимира Барышникова.
          Закусывали и говорили о временных и постоянных кочевках и промыслах урянхов на территории округа, результатах последних исследований их миграций  экспедициями Верещагина и Булгакова. Булгаков в отчете о промысловиках написал: «Это оказались обычные охотники сойоты, которыми наполняется с середины сентября вся тайга. Они пасли на территории Усинского округа не только свой скот, но и живность местных русских жителей. В их юрте  насчитывалось более пятидесяти душ, и находились они в верховьях притоков Уса. Сойоты кочевали частью со своим скотом, а большей со скотом усинских крестьян, который отдавался им на выпас».
Выяснилась любопытная деталь  - засельщики русских поселков, войдя в тесное общение с сойотами, скоро усвоили себе выгодность снаряжения на промысел вместо себя сойота, давая ему, охотничьи припасы и продовольствие. Хозяин-промышленник получал с охотника-сойота две трети добытого.
-Надо отметить, Александр Христофорович, - объяснял помощник, стараясь детально изложить положение дел, - отношение к промысловикам в нашем округе не сравнимое с другими губерниями. У нас нигде не воспрещается урянхам охотиться на зверя, как равно и они не препятствуют русским производить на своей территории охоту и рыбную ловлю. Только жители Тоджинского хошуна в русских пределах добывают около двух тысяч соболей и до ста тысяч белок в год.
 - Кто же на этот счет распорядился? - поинтересовался Александр.
 - Такой порядок издавна. Проблем с урянхами не возникало, кроме одного случая. Дело было при начальнике округа, статском советнике Харченко. Он донес генерал-губернатору в Иркутск, что по данным  заведующего урянхами по реке Кемчик Хайдуба, у урянха Кунду Намсарая с товарищами в январе 1900 года в «Железном заводе» на Алтае лесничий и кордонщик отобрали пушнину и предметы охоты, всего на сумму 144 рубля. После долгих разбирательств решено было возместить убытки, предупредив, что охота и ловля взрослых маралов в Алтайском округе строго воспрещена. Что касается другой живности, то нами подтверждено право сторон на свободную охоту.
  -С кочевками и промыслами понятно, - проговорил Александр, пересев со стула на удобный диван возле печки, - а что вы милейший можете пояснить по поводу совместного семейного проживания русских и урнхайцев? Минусинский исправник просил меня уточнить эту ситуацию. Насчет этого и в Иркутске был разговор  с бывшим начальником Александровичем.
-Это с Владимиром Антоновичем?
-С ним, конечно, с кем еще.      
-И пр нем смешанных браков, и взаимных религиозных симпатий практичски не наблюдалось. Исправник Солодин, вероятно, привел давнишние случчаи. Но те жители уже утеряли связь с краем и перешли в российское подданство. Был случай, когда к Енисейскому губернатору с ходатайством на брак с соеткой, обращался, проживавший в селе Таштып Василий, по слухам, незаконнорожденный сын ныне покойного минусинского мещанина Степана Бякова. Пожелал он соединиться браком с урянхайской девицей Бичиккею. Власти не поддержали. И все на этом.
 -Все, это как?
- Погиб он, потому и все. Даже песенка на этот счет имеется. Курылев набрал в грудь воздух и сиповато запел:

«Нас Бяков Василий покинул,
оставит он дом свой пустым,
и печка в том доме остынет,
и дыма не будет над ним».

- Дыма не будет, это к тому, что убили его, - спешно добавил он.  Говорят убили на скачках, победил скакун Василия Бякова и бай Сенгин-Чангы с этим не согласился, решил отомстить. Пригласил его в свою юрту, стал угощать. А когда Василий возвращался домой, люди Сенгин-Чангы его схватили и замучили. Избитого привязали к коню и отпустили. Конь привез хозяина домой, там от ран он и умер.
- Может и так, но от минусинского исправника я слышал другое соображение — убили мол, чтобы выгнать русских из Урянхая. Убить одного купца и запугать других Так, якобы еще участники восстания Алдан Маадыр говорили: "Одним ударом убьем двух зайцев".
-Предположений всяких, конечно,  хватает, а я вам советую никому особенно не доверяться, во всем разбираться лично и не стремиться быстро найти виноватых. Они сами собой обнаружаться со временем. А тогда местные скотоводы утверждали, что кайгалы отобрали у купцов свой, незаконно изъятый скот. По утверждению же купцов Бяковых, животных должники сами первоначально привели в уплату, потому что денег у  них не было, а потом похитили.
-Что касается смешанных пар. Не только Василий, но и другие братья Бяковы брали в жены местных девиц. Так, один из них построил факторию с разрешения  властей в местечке Ишкин, в Сут-Хольском районе. Его женой стала Тегерин из рода Ондаров. У них было пятеро детей. Четыре сына и девочка Оля. После смерти мужа Тегерин посоветовали уехать из Ишкина подальше. Она стала жить в поселке Шеми, в местечке Узун-Кара-Суг.  Мужа ее Леонтием звали и песенка про него тоже вмиг сложили. Курылев вновь напрягся и на одном выдохе спел :

«Леонтий Бяков, минусинец,
на нашей дочери женат,
и это вовсе не гостинец:
он нашей дочерью богат».

-Весело вы тут живете. Про каждого купца песенки слагаете, плохо только, что их убивают иногда.
Александр выбрал время и прогулялся с казаком Солдатовым по окрестностям своих ближних владений. С верховья  горы Башкирчихи взору представлялась изумительная картина: кругом тайга, окруженная высокими сопками. Горная быстрая река Усу разливалась в трех направлениях. На ее берегах расположились села Верхнеусинское и Нижнеусинское.
-Верхне – Усинское на левом берегу реки, - пояснил казак. Оно и являлось центром округа. В селе  две школы, лечебница.  Вот смотрите, - и он указал рукой на далекие здания. - А вот и наше управление.
-Вижу, вижу, - проговорил Александр, - быстро пробегая глазами натыканные невпопад избы.
Они были строены из толстенных листвяжных бревен, приземистые, с маленькими оконцами, видно не раз перекрытые кровлями. С виду срубы казались вечными — бревна точно окаменели. Горы со всех сторон напоминали крепостные стены,  надежно защищающие Богом забытый угол от всяких бед. На склонах реки рос хвойный лес, места, по заверению Солдатова,  ягодные.
-А что, на твоей родине в Каптырево ягода не росла, реки нет или леса? - спросил его Александр.
-Все у нас есть и лес, и ягоды и река Пчелиха, что назвали по имени первого поселенца Пчелина. Каптырев был его напарник переселенец-раскольник. Каптырь — это ведь головной убор у раскольников. В честь его и назвали село. А покосы у нас, что море разливанное!  С самого измальства возил я на лошадях копны, в восемь лет доверяли боронить, а там и косить, а с шестнадцати пахал и вставал с вилами под зарод. Скучаюя по этому делу
-Что же оставил крестьянство или служба прельстила?
-Время подошло служить, вот меня и определили в красноярскую казачью сотню. Братья мои Александр и Дмитрий состояли там же. Так  все и случилось.
-Говоришь в Усинском земляки есть?
-Есть такие. Петр и Сергей Монастырщины, Горбуновы, Скоромины, те же Матонины, про которых уже говорил. Недавно виделся с Татьяной Матониной, прибыла после окончания Минусинской гимназии, учительница в нашей Воскресной школе.
-Учительница, говорищь. Мне малым детям как раз воспитатель нужен для домашнего образования. Разузнай подробности и доложи со всеми, так сказать, рекомендациями. Это тебе первое поручение.
По прибытию нового начальника в Управлении округа собралась специально созванная комиссия по проблемам хозяйственного развития края. В состав комиссии вошли усинский пограничный начальник, помощник пограничного начальника Курылев, волостной старшина  Смолин, а также местные торговцы и промышленники Георгий Павлович и Андрей Павлович Сафьяновы, Родион Вавилин, Чирков,  Попов и Шепелин.
Присутствующие по своей части доложили, а кто поделился впечатлениями о состоянии Усинского округа.
- Вернее было бы назвать наш округ Засаянским,  - начал помощник, - так как он уместился на южном склоне от Саянского хребта. Всего-то нас две деревушки Верхне-Усинское и Нижне-Усинское с 77 дворами. Поселок Моховой на Усть-Усе вы проезжали, представляете. Еще в вашем ведении поселок Гагугльский, плюс к тому 5-7 хуторов, 6-11 заимок, до 24 маральников, 6-8 водяных мельниц и 5-9 золотых приисков. Цифры привожу разрозненно, потому, как  число хозяйств постоянно меняется. Главная река Ус. Притоки в нее  бегут со всех сторон: Узюп, Макаровка, Терешкина, Теплая и Таловка. Климат хоть не балует, но земледелие присутствует и с успехом. В услужении до 500 урянхов-ламаитов. Помогают, так сказать, отменно.
Разговор продолжил старшина Смолин:
-Что там говорить, крестьяне живут зажиточно и на городской манер, но к сожалению, единственное увлечение — попойка и отседова озорничество. Чтобы наперед ведали, на первом плане у каждого обывателя личная рубашка, упертые, особливо раскольники, до жадности.  Отдельно довожу, что в Усинском имеется запасной торговый склад всяких товаров, в том числе для Урянхая и Монголии. Лучшие торговые фирмы Медведева,  Кузнецова,  Брюханова и  Хабарова, присутствующих купцов Сафьянововых.
  Георгий Павлович Сафьянов привстал и  добавил :
- Хвалить нас особенно нечего. Дела наши скромные, хотя могли бы значительно пойти в рост. По субботам в Усинском базар и раз в год в декабре ярманка, исключительно, доложу я вам, пушного характера. Из округа скупается и вывозится белки на сумму до 70 тысяч рублей, опять же соболя, лисицы, медвежьи шкуры и волчьи еще на 50 тыс. рублей. Промысел имеет перспективы и урянхов-охотников на этом деле привлекать милое дело. И им выгода, и нам доход.
Хотел Георгий Павлович еще добавить про разведение скота и прогонку гуртов в Иркутск, но решил отложить на потом, когда придется быть вместе с сыном Иннокентием. И лучше это сделать без лишних свидетелей.
- Что плохо, то это с дорогами, - начал Чирков, - с января по 15 марта санный путь по реке. Опять же мешают пороги и «Федосья» яма. Река часто не промерзает, ездить не безопасно и полыньи приходиться заваливать льдом и примораживать. Бывают случаи следуем прямо по воде, что выше льда. Безобразие! Лошади проваливаются и гибнут вместе с возами товаров. Про избы-зимовья по пути следования, рассказывать не буду, лично наблюдали, добавлю только, что зимовщики содержаться за наш счет. Дело торговое прибыльное, потому как  ежегодно провозим до 1 миллиона пудов товара.
Про летний путь в 180 верст, думаю вам ведомо. Открывается с 1-го июня по 1-е октября по  тропе, идущей от деревни Григорьевки. Есть еще тропы Гусевская, Кемчикская на Джакуль, Чжадань и на село Арбаты., откуда можно прямо и на  Минусинск, но туда все  420 верст.
- Тропы то есть, но всадник на лошади не может вести больше 20 фунтов клади, -  нервно встрял Шепелин, -  вьючная лошадь тянет не более 4-х пудов. Какой тут прогресс в торговле, мука одна. Что тебе индейцы в Америке!
- Еще что плохо, почты и телеграфа в Усинске нет,  - пожаловался Попов, -  живем как в затерянном мире у Жюля Верна, оторваны от губернии и торговля от этого страдает.
- Верно, согласился Вавилин, один из самых предприимчивых купцов, - связь нужна с миром.   А то что почтари-бичечи из Григорьевки в Усинск 18 раз в год. Не больше и не меньше за 797 целковых от губернского правления. Приходится доплачивать из своего прибытка еще 600, чтобы хоть два раза в месяц получать письма и эту самую респонденцию, не считая, конечно, весенней и осенней распутицы.
Помощник Курылев к сказанному добавил:
- Тем не менее Александр Христофорович, горное дело, особенно на приисках Железнова и Сафьянова процветает, там даже  драги работают, капиталов бы побольше, озолотились бы. Порядок в округе и законность соблюдаются, так называемые раскольничьи  времена прошли.
Перекурив, члены комиссии дополнительно оговорили вопрос учреждения отделения банка. Без особых доводов было ясно, что отсутствие почты и телеграфа существенно затрудняло торгово-промышленное предпринимательство.
 -Мыслимо ли развитие дела, торговли, - возмущался Григорий Сафьянов, - когда не знаешь состояния и настроения биржи, и пульса рынка. Всякий раз, хоть немного, но приходиться прогорать.
  Чтобы не прогорать, пришли к соглашению внести в казну управления округа три тысячи рублей для открытия в селе Усинском почтово-телеграфной конторы. Планы были выйти на монгольский Улясутай и составить конкуренцию в вопросах связи алтайскому Бийску.
Дело встало из-за отсутствия колесной дороги. Существующая дорога, как называли  «в мир» шла от Усинска на север вьючно через хребет Мирский,  высотой 1926 метров. Усинцы говорили: «Мы идем в мир», разумея под этим Россию. Далее по дороге следовали перевалы: Арадан, Марков, Большой Ойский, Малый Ойский, Кулымыс. Усинцам за 4 дня пути до Григорьевки приходилось преодолеть до 80 бродов. Далее на почтовых лошадях за день добирались до Минусинска.
Колесная дорога с просекой в 10 саженей начнет возводиться только в 1909 году, на что Государственной Думой будет разрешен кредит на сумму в 200 000 рублей. Чакирову придется тесно общаться с инженерами-строителями Амосовым и Глебович.
На возведении Усинского тракта работали местные крестьяне, которые нанимались вместе с лошадьми и телегами. Только в 1913 г. небольшая группа каторжан будет привлечена для обустройства паромной переправы через реку Оя, в районе села Ермаковское. Сделано это было, как писала местная газета, в связи с «путешествием Его Высокопревосходительства Господина Иркутского Генералъ-губернатора, Егермейстера двора Его Величества Леонида Михайловича Князева Отъ деревни Григорьевки до села Верхне-Усинскаго».
Лиха беда начало, со временем на колёсной дороги работало уже более двух тысяч  каторжан-уголовников. В связи с февральской революцией, их  было приказано освободить, произвести расчёт, выдать заработанные деньги, оставить вольнонаемными, а кто желает, отпустить по родным местам. Вместо прежнего начальства следовало организовать рабочий комитет, в который должны были войти дорожные инженеры, техники и рабочие. Большая часть освобождённых из тюрьмы разъехались по домам и стали честно трудиться, но нашлись и такие, что, выйдя на свободу,  принялись за грабежи.
Так, некто Дзюрга, накануне сидевший в Минусинской тюрьме, избавившись от петли, организовал шайку из восьми человек, все они где-то достали военную одежду, винтовки и начали под видом красногвардейцев делать обыски и грабить население Минуса.
Нижне-Усинское село, до 1885 года входившее в Минусинский уезд, было староверское и Александру следовало к этому приспосабливаться. Староверы с «чужаками» праздники не отмечали, но для старшего начальника делалось исключение. На день Петра и Павла Усинский начальник был в гостях у сельчанина Зайцева. В пятистенном дому повсюду были иконы: на стенах, на столе. Особенно их много размещалось в красном углу. В квартире, как в цеху, стояли старинные прялки. Горизонтальный деревянный составной ткацкий стан - кросна, находился против окна. Видно, что он был изготовлен ручным способом.
Бросилось в глаза присутствие старинных книг, которые бережно хранились: библия, псалтырь, часослов, изборник и др.
Пока хозяин знакомил начальство с книгами, хозяйка в это время хлопотала на кухне, собирая праздничный стол. В дому было все тщательно убрано, пахло стряпанным. Подали специальную посуду для гостей, чтобы не было сообщения в еде и питье. На столе стояла разная еда. В основном это рыбные пироги, пироги с ягодой и вареньем, сдоба и печенье. Предложили выпить немного бражки, похожей на крепкий квас, затем «травянушки», для которой делали дрожжи как на квас, добавляли сахар и настаивали, получался крепкий напиток. Разговорились
- И ишто такое случилось слуга царев, - завел хозяин  Зайцев Федор Ипатьевич, что деток наших на войну небопожарище с желтомазыми забрали, увели как два года, да не вернули. Вот только младшенькие остались Никола да три девки. Говорят,  и ты в той смертной драке участвовал?
- Как не участвовал. Воевал с супостатами, в сибирском стрелковом полку. Возможно, и с вашими сынками вместе сражался под Ташичао и Лояном. Были и у меня бородачи с таежного промысла, метко стреляли.
- Дак, ты вернулся, а их то, наших безотказных помощников нет.
- Не все вернулись, это верно. За веру они сражались нашу, за христианскую,  и пусть земля им будет пухом, помолимся. Александр посмотрел на образцы и перекрестился.
Хмуро выслушал речь, старик привычно обмахнул двуперстием бороду.
- В воде душа не тонет, в огне не горит, - разомкнул уста Федор Ипатьевич, - привычно прибегнув к раскольничьей заповеди.
В своих молитвах раскольники роптали: «Разве бог не простит нам двоеперстие и сугую аллилуйю. Мы живем здесь духовной чистотой, у нас нет ни пьянства, ни куренья дьявольской травы табака, ни прелюбодеяния. Господь наш всеблагой все видит и все знает. И мы будем возносить ему молитвы, так как велит нам совесть. А над совестью властен лишь один Всевышний. Он нас поймет, так как заповедует терпимость и все-прощение.
- Как же вас занесло в эти далекие от России места? – спросил хозяина Александр. Разве нет нигде вашей правды. Ведь и в столицах ваша братия живет и также богу молится.
- Молится, оно везде можно, только какой в том прок, - промолвил дед, - праведная жизнь нужна. В столицах один грех, потому мы и пришли в чистые края, где еще есть белая вода из-под самой Тулы, да с Уральского камня. Потому село связано с отыскание «Беловодья». Один из наших апостолов Фома Егоров привел из Тобольска около четырех десятков семейств в Минусинский уезд. Там он услышал рассказ об Усинской котловине. Он уверовал, что это и есть Беловодье. Шли мы по разным тропам: Амыльская, Усинская и Арбатская. Пришли, потихоньку обстроились. Многие странники поменяли имена. Например, Фома Егоров стал Иваном Афанасьевичем Липиным. Мы стали с тех времен Зайцевы. В 1856 году было основано село Усинское. Потом казаки появились, стали границу охранять по Куртушибинскому хребту. Вот такая наша история. Супруга у меня разговорчивая. Вот она все помнит, а я пока делом займусь.
- История, действительно, длинная, - задумался Александр. Еще в Харбине он встречался с хинганскими старообрядцами, которых притесняли хунхузы. От них он узнал, что в русской истории «Белая вода» это святая земля, где текут прозрачные реки, где человек свободен, честен в своих помыслах и поступках, верен христианскому учению. От них он узнал о путешествии в XVIII веке инока Марка из Архангельской губернии в Сибирь, Гоби, Китай и в Японию. Якобы в 1898 г. уральские казаки совершили путешествие через Константинополь в Японию и Китай. Все искали белую воду,  и  нашли ее при впадении в море реки Янцзы. Каждый находит ее там, решил он, где жить привольно.
- Мой прадедушка, - заговорила Анфиса Зайцева - по линии отца, Трофим Иванович Неволин, вместе с братьями Игнатием и Алексеем по наказу общины искали место для спасения души.  Жили в Пермской губернии, на Камбарском заводе потом на реках Тоболе, Ишиме Потом несколько лет шли на восток. По дороге пахали, сеяли, собирали урожай и опять шли в поисках места для нового поселения. Наконец добрались до Енисея и Тубы.  Обосновались в деревне Быстрая. Но и здесь испытывали притеснения, поэтому весной ушли вверх по Енисею и на реке Ус   обосновались.
- Как же вы сумели победить тайгу, ведь лес кругом? - поинтересовался Александр.
- Пахали-то деревянным плугом, тянули четыре лошади, камень кругом. Хлеб по первой не родился, замерзал. Ели солодку, лебеду и даже гнилушки. Делать нечего, стали корчевать лес на склонах, пахать на возвышенностях. Но опять беда — там, где хлеб стал родиться, иное лето съедала его кобылка. - Одежду и обувку мастерили сами из конопли и выращенного льна, пользовали овечью и коровью шерсть, выделывали кожу. Парни до женитьбы носили длинные рубахи, женщины — сарафаны и юбки. Прости меня Господи, -всхлипнула Анфиса, - нижнего белья не было, сапоги, брюки и панталоны появились в Усинске только с начала века. Посуду делали из глины. - Моя бабушка, - продолжала Анфиса, - по национальности полька. Вышла замуж за старовера и рано овдовела. На руках у нее осталось двое детушек. После смерти хозяина община не бросила ее, единоверцы помогли. Нужно сказать, что сирот мы не бросаем, берут в семьи родственники. По первой очереди крестные отцы и матери.
- Природой живем и потому бережем ее. До Петрова дня собирать ягоду у нас грех. Грибок срезаем, обязательно место мхом прикрываем, так нас еще  в детстве приучили. Лес рубить без разрешения, избави Бог.
- Прежний Усинск часто страдал во время паводка, поэтому стали строить дома на левом берегу реки Ус, назвав село Верхне-Усинском. Дома у нас, как видите, крестовые, добротные, по четыре комнаты, кругом частокол. Бревна частокола выручили нас баб, когда мужики ушли японца воевать, их спиливали, кололи и топили ими печи. Морозы здесь под сорок,  а бывает и за пятьдесят. Верой жили, да хлебом насущным.
- Хлеб, хлебом, но и скот разводили, - продолжил рассказ, вернувшийся со двора, Федор Ипатьевич, - охотились, артельно рыбачили, заготавливали орех и другие таежные дары. Пошел спрос на рога, стали маралов разводить. Отлов  проводили зимой или ранней весной, когда образуется наст. Зверя загоняли до изнеможения, шли за ним дни и ночи, питаясь сухарями и вяленым мясом.
- По первости маралов держали в стайках, чтобы одомашнивались, потом пускали в  стадо. Рога варили, сушили. За фунт сырья до сих пор получаем с китайцев и наших купцов по пяти рублев. Денег хватает на покупку одежды и нужного инструмента.
- Обозы выручают?
- Да, зимой снаряжаем обозы в Минусинск, летом плаваем по рекам до деревни Каптырево. Туда везем рыбу, масло, пушнину. Обратно - сатин, посуду, лопаты, топоры, “железо для расковки” и прочее, что приспичит.
- Живем в строгости, соблюдаем пост. Раньше в пост запрещали есть даже рыбу, от груди отнимали подросших малышей, — вспомнив что-то свое, заметила  Анфиса. Вначале даже есть картофель было грехом. Нельзя было употреблять сахар. Вместо сладостей сушили ягоды, ребятишки сосали корень солодки. Сначала добывали дикий мед, а затем свои пасеки появились.
- Младшие у нас почитают старших. С мирянами за один стол не садимся. В жены и мужья их не берем, только единоверцев. За провинности судим всей общиной. Если приедут урядник с солдатами, тогда другое дело. Усинский начальник для нас первая и главная власть, на него и уповаем.
- Дети у нас справные, закаленные духовно и физически, - добавил хозяйка. В царскую армию их берут служивыми людьми. Они все могут по хозяйству. Уже в пять-шесть лет ребятишек сажаем боронить. Потому мальчишки умеют запрячь, оседлать, навьючить лошадь. Девочки доят коров, пекут хлеб, вяжут да прядут. С восьми лет я с тетями ходила в лес за ягодой, а идтить до ягодного места было 12 километров и столько же обратно. Помню, очень уставала. Но больше всего боялась наступить на змей, которых в окрестностях Усинска до сих пор множество.
- Что ты все про работу, да про работу, - встрял хозяин, - умеем мы и отдыхать.  Зимой катаемся на санях, они у нас хлебенками называются, летом играем в лапту. Все весело, только бороды, да рубахи на выпуск мешают, - улыбнулся хозяин. Бриться у нас грех. Взрослые играют, ребятне уж здесь не место. Ребетня наблюдает со стороны.
- У ребятишек свои забавы, - пояснила Анфиса, - иногда возникают целые бои. Есть у нас свой чухонский край, где живут выходцы из Прибалтики. Как пойдут наши в лес за ягодой, а нужно пройти мимо их домов,  непременно раздерутся.
Был Александр и на местной свадьбе. Именно во время свадьбы он увидел молодых в холщовой одежде, сшитой «на руках» - невеста в сарафане и рубахе с нарядной верхней частью и рукавами, а жених – в косоворотке, подпоясанной тканым поясом, и брюках.
Умерших староверов хоронили не в гробах, а в долбленых колодах, завернув покойника в холщовый саван. А ведь были времена, когда скопом жизнь кончали в новосрубленном жилье, покрытом сверху кедровыми сутунками. И оставались от них лишь одинокие головешки. Молча воздавали аллилуйю родным душам поселенцы в крае обетованном. А бывало,  и накидывали на провинившихся мешковину, опутывали пенькой и будто тюк с травой несли к крутому обрыву и бросали в белопенный Ус-реку.
Староверы заселяли окраинные, мало обжитые земли России. Они и были самыми первыми колонизаторами ранее пустынных, часто малопригодных для земледелия земель, основав там скиты, заимки, ставя промысловые избушки, самым примитивным орудиями обрабатывая пашни. Этому способствовало официальное от 17 октября 1906 г. царское повеление на разрешение образовывать старообрядческие общества.
В Усинском округе и частично уже в Урянхае проживал довольно пестрый состав старообрядцев, принадлежащий к разным согласиям. Были среди них представители и радикальных толков. Однако основными были: белокриницкие, поморцы и часовенные. Наиболее строгим являлось часовенное согласие. Они соблюдали многочисленные запреты и ограничения, направленные на «не смешение» с «мирскими», то есть, на избежание ассимиляции. Во всем чувствовался строгий подход, как это было у мощных старообрядческих кланов – Морозовых, Мамонтовых, Третьяковых, Рябушинских, Гучковых, Солдатенковых и других.
Все мирское считалось у них большим грехом и  «уставщики» - священнослужители староверов постоянно укрепляли веру своих послушников, передавая им свое учение,  стараясь, чтобы оно было сохранено. После войны с японцами старообрядцы стали примыкать к силам, борющимся с царской «греховной» властью.
В Урянхае, как в монгольской Халхе, была своя вера «духовной чистоты» - буддизм, с перевода на русский «щит, барьер», Будда признавал единственным средством для спасения полное отречение человека от мира, презрение ко всему мирскому и исключительную деятельность человека на пользу духа.
 - Чем не староверы? - размышлял Александр. И староверы - раскольники и буддисты, по основному и первоначальному учению должны были быть отшельниками, аскетами и защитниками чистой истинной веры.
Чакиров постоянно находился в разъездах. Домашние, которые прибыли после устройства, чаще оставались одни в глухом таежном поселке, в незнакомой служивой и неуютной квартире. В конце-концов решили, что на лето Глаше с детьми Владимиром, Надеждой и Натальей лучше уехать в Крым, к родственникам Александра. К тому времени сестра Вера и муж ее Николай Олтаржевский перебрались из Карасубазара в Алушту. Николай  преподавал в местной церковно-приходской четырехклассной школе, затем в школе Тихомирова, имел отношение к местной публичной библиотеке.
 Жена и дети уехали, а вернулись только к концу года, но уже втроем. Наталия (Натуся)  умерла в Алуште. Ей было всего полтора года. Причина смерти – дизентерия. Первоначально отдыхали благополучно, если не считать местных революционных брожений. Глафира писала:
«События прошедшей войны и революции не обошли стороной Крым. Люди стали совсем другие: на похоронах поют "Вы жертвою пали..." На венках надписи: "От работников - борцов за волю", "От студентов - жертве своеволия". В Алуште живет писатель Куприн и бывший прапорщик Сергеев-Ценский, уволенный в 1906 г. из армии за политическую неблагонадежность. Прапорщик   приобрел рядом с Алуштой каменистый участок. Нам Саша тоже не мешало бы подумать о своем будущем. Город, благодаря новому старосте Мустафе Давидовичу, стал привлекательным, и число приезжающих на отдых возросло. Строятся новая школа, дорога в Профессорский уголок, новые здания почты и телеграфа, активно работает Попечительство о туберкулезных больных,  решается проблема с освещением города в ночное время. 
Кругом желтеют магнолии, а на виноградниках постоянно лают привязанные у шалашей собаки и не дают спать. Вода в море стала жгучей и крепкой, как йод, купаться одно удовольствие.  Только до сих пор нет  у города хорошей питьевой водой. Городское управление приняло решение устроить водопровод от источника на "казенной" лесной даче в горах Бабугана, за 13 км от Алушты. По Императорскому указу на устройство водопровода из казны  выделено 35 тысяч рублей, но чиновники дело заволокитили. Совет выборных местного водного округа всячески препятствует подаче воды в город, полагая, что это может пагубно отразиться на орошении окрестных виноградников. Вот от этого разные болезни в городе и процветают».
Читая письмо, Александру вспомнилось, что с греческого Алушта  переводится как «неумытая». С древних времен не могут подать воду в город.
- Форменное безобразие, а еще курорт организовали! - вздохнул Александр.
Перед его глазами  предстал этот маленький городок на три тысячи душ. Татарская, старая  часть  располагалась в центре, вокруг Крепостной горки. С одной стороны колорит средневековой жизни, с другой – грязь, а улицы над речкой Улу-Узень кривые и узкие.
Русская часть с каменными зданиями в провинциальном стиле тяготела к морю, располагаясь в низине, что, естественно, было куда привычнее жителю Среднерусской равнины, не привыкшему к экзотике Востока.
 В Сибири своя экзотика. В Ачинск, который, ехавшие на войну с японцами солдаты называли Собачинск,  Александр заезжал на три дня, когда провожал семью в Крым. Посетил Казанскую церковь, нужные по службе военные и статские учреждения, побывал у купцов и золотопромышленников Сибиряковых, Мокроусова и Бородавкина, заглянул в 29-й Восточно-Сибирский стрелковый полк 8-й дивизии, который прибыл в город на постоянную дислокацию. 32-й полк разместили в Канске, 30-й и 31-й -  в Красноярске.
В городе Александр навестил старых знакомых по Владивостоку Гулидовых. Был повод, в прошлом году у них родилась дочь Вера. После заезжал к ним в Красноряск, когда Владимир капитаном перевелся в 30-й полк. Последняя встреча случится в 1919 году. Тогда генерал-майору Гулидову, начальнику  красноярского гарнизона,  достанется доля защищать город от красных полков. Не защитил и сам погиб.
Осматривая свои владения, Александр спускался вниз по Усу до самого Енисея. Где только  не живут люди! – удивлялся он. В маленьком селении Усть-Уса останавливался на ночлег, когда следовал в первый раз и когда вез семью к месту службы. Еще тогда познакомился с купцом Моховым, которого окрестные жители звали «графом Моховым». На самом деле он был просто Евграфом. Купец  отличался удалью, смелостью - что было совершенно необходимо, чтобы ходить на плотах с товаром через енисейские пороги - и богатырским здоровьем. Рассказывали о его порядках в доме. Когда он просыпался, жена немедленно подавала ему чарку водки, а чарка эта была где-то чуть ли не литровая. Выпивал он эту чарку, крякал, вставал и начинал работать. Но однажды жене это надоело, и она отказалась подавать водку с утра. Мохов так и пролежал в постели до вечера, а вечером взял да и умер.
Чаще всего Александр бывал в русских селах Туране и Уюке. В Туране останавливался на постой в земских квартирах, частенько в семье бывшего жителя  Усинского крестьянина Григория Фунтикова.  Жил он просторно и зажиточно. После переселения на Туран, Григорий имел семью из восьми человек, большой пятистенный дом, амбар, баню, скотные дворы, где содержалось четыре лошади, три коровы. Ко всему содержались пашня и покосы на 15 десятин. В специальном загоне паслись маралы, от которых доход был до 300 рублей в год.
Поселок Туран разрастался, детишек становилось все больше и больше, а вот учиться им было негде. В связи с этим он обратился с письменным посланием к жителям села:
«Каждому из нас  ясна и понятна русская пословица: «Учение свет, а не учение тьма». Сама жизнь нам показала, что без грамоты далеко не уйдешь, и что неграмотному с каждым днем становится тяжелее жить на свете. За что не возьмешься, куда ни кинешься, всюду убеждаешься, что грамота нужна.
Если не виноваты наши родители, по недостатку своему не смогшие обучить грамоте нас, то велик грех будет наш, если мы по нерадивости своей и лени, не позаботимся о своих детях. В селе детей наших не мало, а учиться им негде.
Соберите же сход, посоветуйтесь между собой и дайте друг другу слово дружнее взяться и выстроить на 1908 год здание для школы. План для школы я выработал небольшой, вполне достаточный на первое время».
По предложению старшего выборного села Якова Черменева провели сход жителей, обсудили письмо пограничного начальника и отметили, что действительно детей много, а  Усинское далеко, да и школа там переполнена. Приговор о постройке школы за казенный счет подписали 24 жителя. Они же согласились заготовить для строительства лес.
Получив приговор, Чакиров доложил о нем  Енисейскому губернатору и написал письмо Инспектору народных училищ Енисейской губернии 2-го района, управление которого находилось в  Минусинске. В депешах сообщил, что жители Турана решили на строительство школы собрать тысячу рублей, а необходимо полторы. Просил выделить из казны недостающие 500 рублей. О том, что туранцы отказались собирать деньги на строительство школы, Чакиров умолчал. Рассчитывал получить 500 руб. из казны и на эти деньги осуществить задуманный план.
Умолчал он и о том, что не все жители Турана его поддержали:
«Сами мы не грамотны — пусть и дети будут наши такими», — приходилось ему слышать от жителей Турана. Или: «Мы бездетны, на что мне школа»… 
Но следовало действовать. Чакиров приступил к сбору средств от лиц состоятельных и ратующих за развитие края, для чего подготовил подписной лист. В нем «покорнейше просил обывателей Усинского пограничного округа прийти на помощь туранцам в деле постройки школы».
Помошников оказалось не много, да и те, кто откликнулся, внесли по несколько рублей. А Усинский священник Суховский, который казалось должен был первым ратовать за просвещение, написал письмо пограничному начальнику, в котором сообщил, что прихожане церкви отказываются жертвовать на строительство школы, да и у него денег тоже нет.
Приходилось выкручиватьс и на нужды строительства направлять штрафы, которые взыскивались с жителей за различные правонарушения.
 -Передайте  туранскому десятскому Григорию Ступникову, - грозил Чакиров, - если не найдет возможность заплатить штраф в сумме 1 руб, будет арестован и сутки пробудет  в Усинской волостной каталажной камере.  Наказание Ступникову было вынесено за отказ собрать население Турана при приезде врача для оказания медицинской помощи сельчанам. Штраф с него был взыскан. Были и такие нарушители, которые предпочитали не платить, а отсидеть свой срок в каталажке.
В заготовке леса тоже не все обстояло гладко.  Многие не спешили выполнять установленную раскладку по доставке лесин.
Тем не менее, вклады в просвещение пополнялись. Всего по подписному списку в пользу строительства школы пожертовали 49 человек. Список возглавляли Георгий Сафьянов, Моисей  Вильнер, Николай  Черневич, Иван  Хуситанов, Захар Иванов, Георгий Бяков, Тагир Годельзинов, Галлий Валеев, Феодосий Боярский и другие, проживавшие в крае и Минусинском уезде.
Школу с трудом возвели в центре села, на территории усадьбы Никандра Григорьевича Фунтикова. Рядом располагались вотчины его старших братьев — близнецов Семена и Иосифа.Тем временем инспектор народных училищ 2-го района Енисейской губернии Николай Березовский письмом от 16 октября 1908 года известил Чакирова о назначении учителем Туранского одноклассного училища, как школу обозначили официально, бывшего учителя Ярнинского сельского училища Енисейской губернии Льва  Ефименко. 
Для него была снята квартира у Федоса Кирилловича Макарова, который нанялся содержать учителя один год, за 65 руб. Начались занятия. Об этом событии Енисейскому губернатору Чакиров донес установленным образом:
«Доношу, что 9 сего ноября в присутствии моем и Усинского педагогического персонала состоялось торжественное освещение вновь построенного здания под Туранское сельское Министерства народного просвещения училище…
Девятого сего ноября, прибывшим из с. В.-Усинского священником О.С. Суховским было совершено молебствие в молитвенном доме, откуда все молящиеся крестным ходом направились в училище. ….
По случаю начала занятий сорока шести  школьникам поселка были розданы сладости, книжки и предложен чай, а на земской квартире был сервирован стол для гостей- главных жертвователей и сотрудников в деле постройки здания...
Попечителем училища местными крестьянами избран минусинский мещанин Андрей Павлович Сафьянов, проживающий в 20 верстах от поселка Туранского со своим хозяйством, много уже способствовавший открытию школы в Туранском и много обещавший сделать хорошего для школы...»
Усинский начальник предложил со временем сделать училище второклассным с обучением в нем урянхов и монгольскому языку. Особо обратил внимание на то, что жителе села братья Ширнины, Петр и Василий, явились первыми его помощниками в обустройстве школы:
«Они ходили по квартирам и домам, увещевали крестьян о пользе науки» - докладывал он  - «убедили крестьян доставить лес и мох. Помогали мне изыскивать средства на постройку путем сбора денег и во всем первые давали пример, внеся не только свою лепту, но и бесплатно заведуя всеми делами постройки училища, как по раскладке леса, так и приему его, пилке, самой постройке, и помощи увещевания общества принять содержания училища на общественный счет: отопление, освещение и прислуга».
Чакиров ходатайствовал о их награде серебряной медалью на Станиславской ленте с надписью «За усердие».  Награды были получены, но с задержкой, которой способствовала бюрократическая волокита.
История на этом не окончилась.  Туранцы взялись возводить дом для учителя.  Дом возвели, но Лев Иванович Ефименко в 1914 году уехал в г. Туруханск на должность учителя, откуда был призван в армию, ведь шла война. На его место был назначен  Константин Михайлович Прокопьев. Усинский начальник в качестве почетного блюстителя школы  принимал  участие в приеме экзаменов у первых выпускников в Усинске в 1911 году.
После Турана,  в 1911 году открыли школу в Уюке. Одно время там учительствовала Лидия Андреевна Сафьянова. В селе Усинском появилась собственная больница. Первый медицинский пункт начал работать в 1911 г, в Шагонаре, куда приехал русский фельдшер Князев. И случилось это, в канун прихода с востока страшной эпидемии чумы. Масло в огонь стали подливать сибирские журналисты, которые в своих статьях сильно искажали и драматизировали и без того непростую обстановку. Первая же серия слухов и небылиц из Красноярска вызвала среди усинцев легкую панику.
В печати сообщалось, что эпидемия вспыхнула одновременно в разных местах Маньчжурии и Монголии. По сведениям, полученным врачом Касторским, к 12 октября 1907 года умерло уже от 80 до 100 человек.
Памятуя опыт, приобретенный в госпитальном отделении в Харбине, Александр взялся за наведение санитарного порядка. Добрый, мягкий и улыбчивый, он за несколько дней вдруг изменился, стал требовательным, распорядительным и жестким.
Эпидемию можно предотвратить только своими руками. Грязь в жилищах, на свалках, переполненные помойные ямы и погреба не убирались годами. Взялись наводить порядок. Запретили всякую охоту и, прежде всего на сурков (тарбаганов), что было характерно для жителей Турана и Уюка. Контакты с урянхайцами и монголами ограничивались до крайности, до особого распоряжения запрещался ввоз скота и животного мяса. Для ветеринарной службы ввели усиленный режим.
Ветеринарный пункт, на котором засучив рукава в поте лица своего трудились врач Александр Иванович Доброзраков и фельдшер Виктор Захарович Худашев, находился в местечке Тунки, в шести верстах от границы на урянхайской территории, так как на русской стороне не имелось воды и дров. Карантинный пост представлял собой монгольскую юрту с двумя казаками. На берегу Енисея в районе села Усть-Уса выставили пограничный кордон. На нем дежурили казаки, останавливающие каждый плот, идущий вниз по реке. Их единственной обязанностью было осматривать возимые предметы и уничтожать не выделанные кожи и шкуры диких коз и лосей для недопущения заноса в пределы России чумы. А зараза эта еще долго бродила по Маньчжурии, особенно  злобствовала в Харбине в 1910-1911 годах.



Глава четвертая



«В чореме костей не ищи, в котле с кипящей водой холодного места нет»



Только Чакиров справился с чумой, как пришло время принимать гостя, нойона Кемчикского хошуна. Первоначальный срок его визита назывался середина августа. Неготовность побудила Александра перенести сроки и спешно обратиться к Иркутскому генерал-губернатору:
«Принимая во внимание, что первый визит со стороны урянхайских властей мне лично, и в то же время, следуя этикету, я желал бы как самую встречу ухэридэ Хайдуба, так и его пребывание в Усинске обставить елико возможно лучше. На украшение здания пограничного управления особых затрат не потребуется, рублей двадцать пять будет вполне достаточно, но на подарки и угощение Хайдуба, и его свиты потребуются большие деньги».
К встрече готовились торжественно: подновляли краской наличники и палисадники, поправляли плетни и ворота, подсыпали гравием главную улицу, мостили по сторонам ее летние пешеходные дорожки. Накануне дня приезда важного гостя все селение Усинское было разукрашено флагами, а въезд в него обозначен праздничной аркой. Не хотелось капитану ударить в грязь лицом. Он еще с китайских времен знал, что если хочешь что-нибудь получить, нужно сначала что-нибудь дать.
В качестве временной резиденции нойону в селе был отведен большой дом, увешанный русскими флагами и пихтовой зеленью; столбы высокого крыльца были обиты трехцветной урянхайской материей. А в версте от села выросли, что грибы после дождя белые юрты – для свиты нойона. Делалось это с учетом прежних разногласий пограничных начальником с владетелем Кемчика, в частности Александровича по поводу разработки асбестовых залежей в Ак-Довраке.
- Расскажи мне, хоть что-нибудь про этот Кемчик, - попросил помощника Чакиров.
- Что сказать, ваше благородие, река как река.  Шириной до 50 сажень будет. В нижней части, в щеках и при устье не шире 25 сажень. В некоторых местах имеются броды, но и то только в меженную воду. Плоты сплавляют, а также разные на них товары, выменянные у сойотов нашими купцами. Плавание в порожистой части реки не всегда, впрочем, безопасно, лучше в широкую воду.
- И кто там живет? Что одни сойоты?
- Разный народ пребывает. Долина и правые притоки заняты сойотами.  Есть заимки и торговые склады минусинских купцов. Опять же монголы, китайцы приезжают и торгуют. С Кемчика по реке Джедан и притоку его Кундергей проходит довольно сносная дорога в Монголию, возможная даже для тележной езды.
- Каким же образом, любезный, наши купцы и прочий народ  на этот Кемчик пробиваются?
- Все по реке  Алаш, ваше благородие. Там  есть скотопрогонная верховая дорога к Сабинскому пограничному знаку и на Минусинск. От этого знака по реке Кантегир, верхом можно добраться и в  Томскую губернию, а через перевалы Сур-даба и Бадзы на реку Абакан.
 - Теперь кое-что понятно, а знаменитый  знак Бом-Кемчик где находится?
- Ниже в полутора верстах от устья  и стоит,  по левому берегу Енисея получается.
 -Прочный ли? Не развалится?
      -Пирамида из больших каменных глыб, что ей сдеется. Наверху деревянный осьмиконечный крест.
 - Крест это хорошо. Батюшку на встречу не забудьте пригласить. Его пребывание на встрече с нойоном обязательно.
Трижды встречали почетного гостя хлебом солью. На Джакуле, на границе Кемчикского хошуна, гостя по приказу нового пограничного начальства встречал старший выборный крестьянин Черкашин. Знатному купцу Родиону Вавилину вменялось в обязанность доставить нойона на своих лошадях в бричке к границе Усинского округа, что пролегала в  пятнадцати верстах  от Верхне-Усинска. Здесь Усинский волостной старшина Смолин должен был встретить Хайдубу хлебом-солью, а перед самым въездом того в селение – помощник начальника округа Курылев. Роль переводчика вменялась титулярному советнику Шелгунову.
Нойона сопровождал дарга Эрен-Дондуп, мээрены Серэжи, Сурен, джаланы Езуту, Шири-Санаа, хелины Ендан, Дарчин и еще двадцать четыре чиновника ниже рангом, а кроме того, более ста урянхов из личного конвоя.
Гости прибыли второго октября. И уже через час Александр получил от нойона его визитную карточку и краткое ответное приветствие: « Я заведующий урянхами по реке Кемчик Хайдуб, шлю вам, любвеобильный и питающий старший брат, сто тысяч поклонов и благодать за преподнесенные мне хлеб и соль, что мною приняты с большой радостью, в знак чего шлю вам еще сто тысяч поклонов с пожеланием доброго здоровья».
В кругу своих чиновник нойон удивлялся:
- Эти урусы столько хлеба-соли надавали, что вовек теперь от них не отдариться мне, бедному Кемчикскому нойону. Вместо хлеба-соли хороший бы кубок ка-ны-акы, во рту давно пересохло.
Пограничный орус-дарга будто услышал Хайдубовы слова, прислал за ним гонца и просил быть в гостях. В управление вошел среднего роста, полный мужчина. Крупная голова гордо посажена на широкие плечи, волосы на китайский манер, но не заплетенные в косичку, толстые губы, большие мешки под глазами до щелочек сузили их, так что трудно уловить выражение.
Не успели обменяться любезностями, как нойону и его свите поднесли большие бокалы пенящегося вина – шампанского. Конечно, не то что «каныакы», но в горле все же стало не так сильно першить. А тут и второй бокал поднесли, и третий.
-Хор-ро-ший напиток этот, как его…а, язык сломаешь, пока выговоришь! – обрадовался Хайдуба., - плесни-ка таныш  еще. Слегка пошатываясь, довольный небом и людьми, вышел «солнечный князь» на высокое крыльцо пограничного управления, крепко и долго жал руки «орус-дарге», будто прощаясь если не навсегда, то надолго.
Через час Чакиров вместе с Усинской знатью, куда входили его помощник, священник, врач с фельдшером, ветеринар, учитель, три учительницы и акцизный контролер, нанес в нойонскую резиденцию ответный визит и пригласил нойона вместе с его главными чиновниками на обед.
Обед проходил в здании Усинской школы. Заседал на обеде волостной старшина со своим помощником. Во время обеда нойон пил «каныакы», как воду, не пьянея, и провозгласил массу тостов за драгоценное здоровье двух великих государей великих государств – Российского и Дайцинского. Пограничный начальник ответил тостами за процветание Дайцинского государства, за здоровье Улясутайского цзянцзюня, за здоровье амбын-нойона и, наконец, за здоровье самого Хайдуба, кемчикского соседа-друга. Последние слова нойону особенно понравились, и он полез к Александру целоваться.
Тосты следовал один за другим. Вечером нойон отбыл к себе в юрту, откуда прислал «орус-дарге» свою фотокарточку и краткое ответное послание, слово в слово повторяющее первое: «… шлю вам, любвеобильный и питающий брат, сто тысяч поклонов и благодать..»
- Что-то мешало Чакирову поверить в искренность слов нойона. Мысленно прокрутил в голове сцены визита – вроде бы все шло, как полагалось. Вот только… Интересно, у него всегда такие глаза? Сам выказывает сердечные чувства, произносит дружественные тосты, улыбается и даже громко и трубно хохочет, будто не он сам, а кто-то другой внутри его вместительной утробы воспроизводит этот раздельный смех: хо-хо-хо.  Хохочет, а глаза остаются холодными и даже недружелюбными.
Нойон, по всему видно, старательно прячет  выражение глаз за узкими щелками оплывших век, гонит от себя какое-то известное ему одному наваждение и не может прогнать.
Лишь раз на его безбородом лице промелькнуло искреннее чувство, когда гости и хозяева крестным ходом направились к месту закладки русско-урянхайской больницы. Нойон вместе со всеми водил трубным голосом: «Господи, спаси-и-и». И был очень доволен, когда священник, по-свойски похлопав его по плечу, сказал:
- С таким-то голосом, почтенный нойон, вы бы за диакона вполне сошли.
Хайдуб спросил переводчика с монгольского языка, титулярного советника Шелкунова Парамона Алексеевича разъяснить, что такое значит – диакон. Титулярный советник, нимало не смущаясь, ответил:
- Ну, это вроде главного лица в церкви.
Нойон остался доволен, тут же отсчитал двести рублей на строительство усинской больницы. Им вдруг овладела лихорадочная страсть все сделать на Кемчике так же, как у русских: и школу такую же построить, и больницу, и дома деревянные, и мебель в них поставить такую же… Александр обещал помочь людьми, знающими толк в строительстве. И сам обещался вскорости прибыть на Кемчик, чтобы помочь нойону выбрать места под будущую школу и больницу.
Понравилось нойону, и когда Чакиров произнес очередной тост за дружбу двух соседних народов, обратился к восточной мудрости: «В чореме костей не ищи, в котле с кипящей водой холодного места нет»
- О, этот русский много знает! – легко читалось по глазам нойона. Не успели еще  кемчикскому правителю донести, что «орус-дарга» служил в Китае и там набрался китайской мудрости. Понятно, расспросил уже старожилов про обычаи урянхов и выучил их изречения.
В дорогу «орус дарга» загрузил дрожки Родиона Вавилина остатками шампанского и коньяка. Их хватило, чтобы весь путь до ставки нойон мог услаждать свой взор картинами родной степи и не мучатся мыслями-наваждениями.
- Родька, таныш мой, - лез он с поцелуями к русскому купцу, - давай в дружбе жить, а? Давай помогать друг другу, Родька, а?
- Давай, - по свойски перехватывал из рук нойона раскупоренную бутылку коньяка купец и, не отрываясь, единым махом переливал ее содержимое в свою утробу.
Интересно, как это у него получилось? Нойон пробует повторить русского купца, но у него ничего не получается. Наверное, от излишней тряски. Тогда Хайдуба приказывает остановить лошадей, встает на непрочные ноги, запрокидывает назад голову и по купечески опустошает бутылку.
- Ындых! Вот так! – довольно говорит он, нимало не задохнувшись крепким напитком, сильно размахивается и далеко отбрасывает в степь пустую бутылку.
 – Па-а-а-ех-хали! Родька таныш мой! Скажи мне, друг, этот орус-дарга не плохой человек, а? Что-то уж больно много почета было оказано мне, бедному  нойону. – Взгляд нойона медленно трезвел: «Что бы это значило?»
Проводив гостя, Чакиров вспомнил наказ коллеги Александровича, у которого с Хайдубой отношения были на ножах:
- Ну да вы, Александр, человек военный, пороху понюхали – построже будьте с урянхами, а пуще с Кемчикским нойоном. Этот Хайдуб далеко не простая птица. Хитер, и недоразумения в русско-урянхайских отношениях  сваливает на подчиненное население.  Думаю, - подчеркнул Владимир Антонович, - нойон в Ак-Довуракском деле свою корысть преследует, и немалую, хотя их религия и запрещает ковыряться в земле. Ну да он ни перед чем не устоит. Знаете, как про него говорят сородичи? Кхе-кхе… Человек с двумя трубками во рту – жадный то есть. Привычка у него такая есть: одну трубку не выкурил, вторую вставляет в рот. Будьте с ним осторожнее, Александр. Хитер бестия. А уж выпить?! Текла бы в кемчикских берегах хмельная река – всю бы выпил! Совсем споили нойона и его чиновников китайские купцы. Хайдуба под их большим влиянием, на взятки пекинскому двору сильно задолжал и теперь мечется, не знает, как выпутаться из долгов, вконец промотал имущество и скот.
К ухэридэ Хайдубе, едва он вернулся из Усинска, сразу пожаловали вежливые кредиторы. Старший из них китаец Хэн, приветливо улыбаясь, обронил привычное:
- Лучше хранить верность старым друзьям, чем завязывать новые знакомства. Не так ли почтенный нойон?
-  В чореме костей не ищи, другу не отказывай, - в тон ответил ему Хайдуба.
- За вами, почтенный нойон, скопилось немало долгов, когда за ними прийти, бедному купцу?- спросил Хэн.
- Ничего себе – бедный! Почти все аратские стада Кемчикской долины перекочевали к нему, а он все прибедняется. За горло ведь взял!
Долги Хайдубе китайский купец отложил на потом, но за услугу пришлось  отношения с голубоглазыми разорвать, повелел он своим слугам отбыть с людьми к северным пределам Даа-хошуна и Бейсэ-хошуна. Русский охранный знак на Кемчик-бооме приказал отнести на север и поставить на левом берегу Улуг-Кема, против впадения в него речки Уса. Также распорядился такими же охранными знаками обозначить свои владения между долинами рек Кемчика, Ури и устьем Уса, составить новую карту северных пределов для утверждения Цинским двором. Разозлился Хайдуба на весь мир: на русских, что жили и работали на его земле; на китайцев, которые втянули его в материальную зависимость.
- Ты, дарга Эрен-Дондуп, предупредишь всех русских, что я им даю одну луну, дабы покинули наши стойбища – пусть перебираются к себе на Ус. Стой! Пусть убираются все русские, кроме Бякова, Медведева, Вавилина – запомни! Сегодня же пошли людей с такой бумагой. Да выстави караулы у наших новых знаков. Все!
Чакиров, узнав о дерзостном поведении кемучжан по отношению к русским поселенцам, изумленно поднял брови. Не может быть!
Но когда поступили вести, что урянхи выставили вооруженные караулы у самого поселка Усть-Уса, а затем на русской территории в верховьях рек Ургунь, Серлик, Темирсук, штабс-капитан уразумел: дело серьезное.
Каждый день стал приносить тревожные вести. Много севернее прежних пограничных знаков кемучжане выставили новые. Вооруженные отряды урянхов стали появляться на приисках, прилегающих к их западным хошунам, и твердо заявлять: «Это – наша земля; русские не имеют права копаться в ней».
В приграничной зоне возникла проблема с доставкой для одной из экспедиций сухарей. Их вез  казак красноярской сотни Черкашин. В долине Хандогайту он наткнулся на китайский пограничный караул, и его доставили вместе с возом сухарей к чиновнику, который, увидев русского казака в форме и вооруженного, отказался его пропустить, тем более что Черкашина, действительно, не снабдили необходимым заграничным билетом. Оставив сухари на границе, казак один силой прорвался через границу, обещая караульным стрелять, если его будут задерживать или пытаться отнять оружие. Карьером  примчался в экспедицию, и рассказал, какая с ним произошла история южнее хребта Тантуола, где, по мнению китайцев, проходила граница. На обратном пути путешественники обнаружили, установленные  пограничные знаки.
Русский торговый караван, следовавший по Арбатской, а по-русски по Тяжелой тропе, подвергся нападению, и почти весь был разграблен, лишь небольшой части удалось вернуться в Минусинск. Дело принимало нешуточный оборот – это уже был конфликт на границе двух великих империй, который не мог остаться незамеченным.
Сообщив со всеми подробностями о случившимся, Чакиров счел необходимым поставить под ружье все наличные силы, включая караулы у русских поселений. Строго-настрого наказал старшим: внимание урянхов к себе не привлекать, никаких волнений у них не возбуждать. Ждать!
Сам же нойону Кемчика написал: "Заведующему урянхами по Кемчику Ухэриде Хайдубу": "Все, что делается насильно, силу закона иметь не может, потому я и предписал всем русскими с Кемчика, Джакуля не выезжать. Вас также прошу впредь до особого распоряжения из Пекина, куда обо всем сообщено, мер не принимать. Прошу принять мои чистосердечные пожелания о благоденствии вашем и Вашего семейства". 
Из Иркутска Александр получил срочную депешу: «Просим информировать о подробностях конфликта на границе. Кто из высокопоставленных урянхов замешан в нем? Какие силы стоят за конфликтом? Какие преследуются цели? Решительных действий не предпринимать. Ждать наших указаний. Поселенцев вывезти за пределы Урянхайского края». Команды были и другие.
Так, на начальника охотничьей команды 30-го полка, поручика Евгения Августуса была возложена задача несколько охладить разнузданный пыл урянхов и восстановить границу. Первую скрипку в этом деле играл прибывший из Иркутска полковник Виктор Лукич Попов. В январе, по зимнему пути, отряд двигался по Енисею и отодвигал    сторожевые посты   и   каменные кучи самовольно оборудованные на север от 23 пограничного знака. С Августосом было тридцать нижних чинов, выступили из Минусинска в декабре 1908 года.
 Делая 40–50 верст в сутки по покрытому торосами льду Енисея, отряд достиг Усинска. Вольная дружина из двадцати охочих лиц уже ждала их. Для ее создания пошраничный начальник издал специальный приказ  от 12 января 1909 года, №2, который позже нашел отражение  в Енисейских губернских ведомостях № 11 за февраль  1909 года.
Сторожевые пикеты урянхов были застигнуты врасплох, юрты были сожжены, а захваченные в плен сойоты препровождены под конвоем в распоряжение прибывших к этому времени китайских чиновников. Поиски нарушивших границу урянхов производились в течение января и февраля, причем охотникам-разведчикам пришлось пройти по обледенелым гольцам хребта, от устья реки Кемчик до вершин реки Золотой и Серлика. Появление зимой, в диких горах и занесенной глубоким снегом тайге, русских солдат произвело среди урянхов сильное впечатление. Кочевники, во главе с нойоном заговорили другим тоном.
Благодаря энергии и настойчивости полковника Попова, выдержке русских солдат этот пограничный инцидент разрешился в благоприятном смысле… Вызванные из Минусинска стрелковая рота и сотня казаков вернулись с полдороги обратно — одной команды разведчиков оказалось достаточным, чтобы восстановить престиж русского имени. 
Участники событий вспоминали тревожные  моменты 1900 года, когда в Китае случились народные волнения и для охраны границы  войсковым старшиною Путинцевым были сформированы три казачьи полусотни: Арбатская, Саянская, Каратузская. Их принял командир сотни есаул Мунгалов и в первых числах августа в составе 127 человек выступил в Усинский пограничный округ. В ноябре, когда события в Китае утихли, полусотни вернулись  на свои места.
 - А не пора ли вас усилить, Александр Христофорович? - спросил полковник Попов, - я же не могу здесь постоянно находиться, а ваших сил маловато. В Минусинске есть местная команда, заниматься ей там нечем, а тут дел невпроворот. Будем ходатайствовать о ее перемещении к вам, так что готовьтесь принять.
Необходимость в этом имелась. В ситуации напряженности двухсторонних отношений возникали новые конфликты, для которых соседи находили самые нелепые поводы. Например, казаки по незнанию спилили на дрова пограничный столб. Разбирательство данного инцидента, названного по знаку Чабчальским, было перенесено в Пекин и выявило острые пограничные противоречия между двумя государствами.
Так как Хайдуб в своих действиях  ссылался на приказы Улясутайского цзянцзюня Куй Фана, то по предложению русских властей из Улясутая в Урянхай прибыл чиновник для выяснения спорных вопросов. Куй Фан предписал Хайдубе не притеснять русских. Русские поселенцы в Кемчикской долине и на Джакуле облегченно вздохнули: «Кажись, и на сей раз, пронесло»!
Хайдуба оказался между двух огней, между двух, не желающих ссориться империй, испугался и всю ответственность за конфликты с русскими свалил на своих чиновников, мол не так поняли.  От всех этих неувязок он и умер в марте 1909 года. На его место был утвержден его приемный сын Буян-Бадырга. Его настоящий отец Монгуш Хуралбай был табунщиком у Хайдуба.  Русскому языку его обучал учитель Рехлов. Интересно, как же сын бедняка Монгуша стал нойоном? Александра на этот счет просветил старожил Родион Вавилин.
- Поехал однажды  Хайдып, а не Хайдуба, как мы говорим, на праздник освящения места духов гор в местечке Аянгаты, где стояла каменная обо. По дороге остановился возле одной из юрт и решил зайти в жилище кочевника, чтобы отдохнуть и попить соленого чая с молоком. А там как раз справляли той, то есть угощение по поводу рождения ребенка.
- Что просто так взял и зашел в юрту? Ведь у них так не принято, - задал вопрос Александр.
- Понятное дело, не сразу зашел. Народу подъехало много, их услышали. В юрте все переполошились, а хозяин Хуралбай подбежал к лошади и взял  ее под узду. А когда нойон спешился, разложил подол тона, встал перед ним на колени, и отвесив низкий поклон, поздоровался.
- Вот. Это уже похоже на местные порядки, - согласился волостной старшина Смолин.
- Когда Хайдып узнал, что жена хозяина разрешилась бременем, привязал к колыбели новорожденного кусок голубого шелка и спросил сколько у них детей. Когда выяснилось, что у них четыре девочки и два сына, тогда он и попросил себе последнего, так как у них с женой детей не было.  Разве тут откажешь. Князь он и есть князь. Тут все дела и порешили.
- Я слышал, что он и имя дал ему.
- Да, Александр Христофорович. Так и случилось. У сойотов такой обычай есть. Имя дает или бабка повитуха, карга по ихнему, или первый мужчина, который зайдет в юрту. Хайдып оказался первым, он и назвал своего будущего сына Буян Бадырга.
-Буян, говоришь. Как интересно это имя переводится? - спросил Чакиров, вспомнив написания Пушкиным поэму о славном царе Салтане на острове Буяне, которую ему в детсве рассказывала мама.
- Буян, он и есть Буян. Я понимаю так,  буйный, значит, удалой.
После «смерти» Хайдубы распространялись и такие слухи. Якобы владыки на Кемчикского правителя сильно разгневались. Караван с подарками императорскому двору, который он доверил хитрому китайскому купцу Хэну, исчез бесследно. Из Пекина в ставку цзяньцзюня в Улясутай пришла строгая бумага: «Кемчикского правителя наказать». Хайдуба ночные страхи заливал «каныаки», пил крепкий, выдержанный напиток не один десяток лет в иверских подвалах, как воду. Не пьянел.
Год синеватой курицы оказался для него несчастным. Можно лишиться собственной тени, - думал он. И, действительно, взял и умер. Но произошло все так странно: не по обычаю предков схоронили. Опять же исчезла его старшая жена. Старик-лама, что по соседству жил с нойоном, долго болел, находился при смерти, тоже неизвестно куда делся. Многие гадали. Уж не его ли в кумирне похоронили вместо Хайдуба? Не вскрывать же могилу – за это по китайским законам полагалась смертная казнь. В конце концов, на все воля владык, мудро рассудили старики, и на том слухи о странном исчезновении правителя утихли.
Но еще долго канцелярия Иркутского генерал-губернатора запрашивала Усинского  начальника: «Есть ли что новое о нойоне Хайдубе?». Нового ничего не было, но и старого вполне хватало, чтобы утвердиться в предположении: никак пройдоха обвел всех вокруг пальца, не иначе как закупил какой-нибудь монастырь на корню и живет припеваючи под духовным именем. Пьет, как воду, свой любимый «каныаки».
Однако не все обстояло так просто и об этом знали на всех уровнях власти.  «Русские купцы, - отмечал усинский начальник,  - столкнулись с большими трудностями, связанными с проявлением враждебности со стороны коренных жителей. С самого начала торговля в крае сложилась неблагоприятно....» .
Чиновники улясутайского цзяньцзюня. использовали все доступные средства, для того чтобы оказать противодействие русским переселенцам. В Урянхае, как и в Монголии, торговля велась преимущественно в кредит и носила меновой характер. Кредитная торговля и меновые торговые сделки тесно переплетались с ростовщичеством, часто приводили к злоупотреблениям со стороны торговцев, и соответственно к взаимным спорам и претензиям.
Несколько облегчало то, что для русских торговля играла подчиненную роль по сравнению с другими хозяйственными занятиями: сельское хозяйство, скотоводство, коневодство, мараловодство, а потом уже торговля. Про золотые прииски Черневича, Сафьянова, Губанова, Чирковой и Кузнецова и говорить нечего.
 Была и другая сторона медали - отдельные минусинские купцы превратили торговлю в Урянхае в грабеж, что соответственно вызывало насилие со стороны местного населения.  По наблюдениям Александра, в сезон сбора долгов приказчики забирали скот, часто не зная, кому принадлежит стадо, лишь бы оно принадлежало к тому племени (роду), к которому относился должник. Нередко урянхи жаловались на своеволие русских торговцев, которые самовольно отбирали скот у должников и использовали при этом обычай «туткуш» - право пострадавшего взять то, что, по его мнению, должно ему принадлежать.
В свою очередь, купец Григорий Сафьянов называл аборигенов чрезвычайно ловкими ворами и считал, что их кражи препятствуют развитию русской торговли в больших размерах и расширению торговых связей вплоть до Китая. При этом он не предлагал выбивать клин клином, а  был сторонником не нагнетать обстановку.
- Надо признать, - убеждал Сафьянов Александра, - что у монгольцев и урянхов воровство не только не считается преступлением, но и составляет предмет похвальбы и гордости, если совершено удачно. Таким образом, многочисленные кражи скота аратами у русского населения  не всегда можно считать как проявление враждебности.
Были и другие случаи, когда  араты нападали на русских купцов, грабили лавки, скот, лошадей. Особенно страдали торговые села Туран и Уюк, заимки на Кемчике. Однажды отряд из 70 урянхов разобрал недостроенный дом минусинского купца Монастыршина. Пострадавший объяснял произошедшее с ним, местью со стороны кемчикских чиновников за то, что он отказался дать им в кредит товары.
Александру уже было известно, что среди урянхов существовало своеобразное движение дургунов, так называемых благородных разбойников. Они, как когда-то известный народный герой и заступник бедных в Крыму караим Алим, грабили чаще только богачей. Путешественник  и археолог Адрианов писал об одном известном дургуне: "Боданчик не ворует скот, но постоянно его грабит, то есть является к русскому купцу со свитой, пьяный, днем, и, выбрав лучшего быка, отлучает его и гонит домой.  Случались и другие истории.
 - Путешествуя по Кемчику этнограф  Адрианов наблюдал случай, который стал основой его рассказа в журнале "Сибирская жизнь", - как-то вспомнил Иннокентий Сафьянов. Можете почитать, - порекомендовал он Чакирову, - а если кратко, то суть его такова:
 "По дороге к ним, то есть к группе Адрианова, присоединился, чтобы было веселее ехать, казанский татарин Миша. В степи повстречалась странная процессия: на волокуше из двух жердей, в которые была впряжена лошадь, лежала мертвая девушка, впереди ехали два всадника. На лице покойницы зиял глубокий провал, облепленный мухами. Адрианов, обращаясь к Мише, заметил: «А ведь это сифилис! Смотри, как мухи облепили рану, потом сядут на тебя и заразят. Миша был смертельно перепуган, Адрианов же решил, воспользовавшись случаем, наблюдать похоронный обряд, он ведь этнограф.
 Бравируя своим пренебрежением к опасности, он подтрунивал над Мишей, не отказывая себе в удовольствии посмеяться над его страхом, говоря: смотри, ветром надует на тебя болезнь. Но надуло не на Мишу, а на Адрианова».
-Что до сих пор и болеет? - спросил Чакиров.
-Болеет и постоянно лечится, делает операции на лице. Работать и путешествовать не перестает, много пишет, слышал к нам опять собирается приехать. Он ведь еще археологией увлекается, разрывает курганы, ищет следы проживавших ранее в этом краю людей.
-Помнится мы о грабежах и местных разбойниках вели разговор. Что еще вспомните, мне знать полезно.
 -Всякое бывало. Еще до создания пограничного округа, был ограблен купец Веселков. Для разбора обстоятельств этого грабежа и возмещения убытков Веселкову, в Улясутай был командирован ургинский консул Шишмарев, а к нам - чиновник особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири князь Апакидзе. Шишмареву удалось договориться с улясутайским цзяньцзюнем, наместником китайского богдыхана в Монголии и добиться от китайских властей разрешения для русских торговцев строить и содержать товарные склады на территории Урянхая.
    -Про Шишмарева я что-то слышал, но запамятовал, - задумался Чакиров.  Похоже, он участвовал в переговорах с китайцами по Айгуньскому договору о границе.
   -Может про нашего слышали? У нас тоже был Шишмарев, Петром кликали. Заведовал торговлей с китайцами. Если не ошибаюсь, при нем было положено начало русско-китайским съездам, с участием урянхайцев, на которых власти до сих пор стараются урегулировать спорные вопросы.   На одном из них Веселкову и были компенсированы   понесенные убытки.
    -А остальные как? Были, наверное, и не в нашу пользу? 
 -Всякое случалось. В 1879 году, например, был назначен очередной съезд. Однако каких-либо результатов он не дал, поскольку командированный для этой цели китайский чиновник Фу Хоу, недовольный тем, что русские отказались дать ему взятку, уехал со съезда.          
В случае с Хайдуба тоже обошлось без взятки. Может по этой причине русские купцы, торгующие в Кемчикском хошуне, продолжали обращаться к Усинскому начальнику с жалобами на притеснения. Выборный старшина от русских торговцев Боярский писал: «Нам русским жить невозможно, притесняют во всех делах. Мы третий год не имеем спокойной жизни и правильной торговли, а вы с каждой почтой пишите терпеть и ждать,  Урянхайские власти выгоняют русских торговцев, просим у Вас защиты».
Однажды местные  власти в течение двадцати трех дней запрещали русским купцам торговать. В итоге пограничный начальник  информировал Иркутского генерал-губернатора о притеснении русских и о том, что чиновники хошуна Кемчик разъезжают по сумо и призывают аратов поджигать русские торговые заведения и дома.
Были проблемы и в других районах. Заведующий канцелярией Тоджинского хошуна чанга Томут без ведома нойона отдал распоряжение о выдворении из хошуна дворянина Мозгалевского, прожившего 15 лет в Урянхае и занимавшегося торговой деятельностью. Томут заставлял предпринимателя немедленно выехать, приставил к нему караул и запретил сойотам отдавать долги. Только благодаря собственному самообладанию и такту, Мозгалевскому удалось остановить действия чиновника. Тем не менее, Томут обратился к Усинскому начальнику с требованием о выселении русских жителей из Тоджинского хошуна.
Во время встречи с русскими купцами Томут проявил твердость своих убеждений и заявил, что «будет держаться своей политики до тех пор, пока ему не отрубят голову». Некоторые представители  знати обращались к духовным лицам с целью настроить урянхов против русских переселенцев, агрессия, в основном, была направлена на минусинских торговцев. Антироссийскую политику проводил лама Дархатского куреня. Он обращался к аратам: «Прежде ваш народ здоров и богат был, теперь к нам приехало много русских, которые своим присутствием оскверняют здешние святыни…». За свои проповеди лама получил  две тысячи соболей от местных чиновников.
По заключению Александра русские купцы подчас сами были виноваты во враждебном к ним отношении со стороны урянхов. В отчете Иркутскому генерал-губернатору он докладывал: «Купцы наживаются более чем на 100% и не стремятся взять в свои руки рынок. Их торговля часто сопровождается обманом, обмером, обвесом. Таким образом, они  не проявляют стремления улучшить качество торговли».
Заведующий урянхами по Енисею Ухэрид Бальчжиним сообщал ему: «Русские трудолюбивы, живут в дружбе с коренными жителями, в то же время среди них встречается много лиц буйного поведения, они дебоширят, избивают аратов и угоняют у них скот». Чакиров соглашался, и сам себе задавал вопрос. Каким образом русские могут снискать себе любовь у сойотов?




Глава пятая


В Азии хватит места нам всем!
 

Однажды Чакирову пришлось применить власть. Выяснилось, что в паспорте старообрядец  Шарапов, в нарушение установленных правил, поименован священником, пришлось его с семьей отправить в место причисления. Разбирался он с заемщиками и добытчиками, у которых не имелось соответствующих документов, писал запросы исправнику в Минусинск и в губернские учреждения, в частности, по Медведеву, Матонину и Муравьеву, с целью проверить кто такие. Запомнился ответ.
В нем сообщалось, что Дмитрий Матонин дальний родственник знаменитых в Енисейской губернии купцов Матониных, чьи предки прибыли из Тобольска и женились на дочерях местных князьков,  имеют дома в Кекуре, Минусинске и Красноярске, золотые прииски в енисейской тайге. На их капиталы построены многие церкви, школы и гимназии. Всего их Матониных, купцов первой гильдии в губернии больше десятка. Указывалось на их родство с зажиточными людьми Емельяновыми и Баландиными, которые были на хорошем счету у бывшего губернатора Енисейской губернии  Педашенко.
 -Педашенко? Это же когда было! - удивился, читая письмо Курылев, - с тех пор, сколько губернаторов поменялось?
 Менялись, действительно, часто. На одной смене власти присутствовал и Чакиров. Случилось это 17 августа 1913 года. Александр оказался на железнодорожном вокзале Красноярска в числе провожающих губернатора, чиновника IV класса действительного статского советника Бологовского. Поезд № 6 сообщением Иркутск - Москва, где для губернатора и его семьи был подготовлен вагон первого класса, был на подходе. Комфорт в вагоне присутствовал:  ванна с горячей и холодной водой, пианино, имелась даже библиотека.
Пока поезд отсчитывал до Красноярска последние километры, Александр в компании  с сослуживцами губернатора в лучшем зале вокзала участвовал в застолье, принимал шампанское и лафит, скромно слушал, как представители власти соревновались  друг с другом в красноречии, выражая свою любовь и преданность бывшему начальнику края.
Что говорили бывшему губернатору на прощание? – Александру  не запомнилось. По приезду в Усинск он заглянул в сохранившийся номер газеты с текстом памятного адреса, который был вручен на прощальном торжестве предшественнику Бологовского – Гирсу. Тогда славословили не меньше: "Ваш приезд совпал с тем печальным временем, когда смута охватила весь край. Предстоял колоссальный труд водворения мира и порядка. Жизни Вашего Превосходительства и некоторых из нас угрожала опасность. Безумцы думали, что, устраняя со своего пути единичных людей, они очистят себе путь к водворению анархии. Вы, Ваше Превосходительство, шли впереди нас, проявляя полное презрение к опасностям и преградам. Мы брали с Вас пример, и, следовали за Вами, зная, что за Богом - молитва, а за царем - служба не пропадает... Строгий, взыскательный... мы говорим Вам прощальное спасибо".
 Как только Гирс покинул Красноярск, многое тайное сразу же стало явным. Журнал "Сибирские вопросы" писал: "При губернаторе Гирсе оргия взяточничества свила себе прочное гнездо в Красноярске. Все в городе знали, кто берет, сколько и через кого. Но все молчали, прятались и только шушукались у себя дома при запертых ставнях и потушенных огнях" Журнал писал, что такие поступки губернская власть может творить потому, что в Красноярске нет гласности, идет бесцеремонное подавление самодеятельности, инициативы. Журнал призывал всех наводить порядок в собственном доме своими руками.
Сменивший Гирса Бологовский был человеком другого склада. Александру не хотелось  с ним прощаться. Он был из рода честных служак, на плечах которых, в основном, держались отечество и престол. Вверх по служебной лестнице Бологовский поднимался большею частью без дружеских рекомендаций и протекций, все, добывая своим горбом – до Красноярска был вице-губернатором в Чите, Астрахани, Риге и Москве. Наверное, достичь генеральского чина он мог значительно раньше, если бы не Ходынская трагедия, участником которой он был. За это его и отправили в Сибирь.
А тогда в Красноярске, вокзальный шум напомнил Александру училищный лагерь на Ходынском поле, летние сборы и радость первых каникул, когда он уезжал в Крым с Брянского вокзала, и его провожала московская подружка Лиза. Вспомнились строчки:

                Лиза, Лиза, Лизавета,
                Я люблю тебя за это.
                И за это, и за то …….

- Как там у вас на дальних рубежах, - неожиданно оборвал его воспоминания степенный гражданин, представившись Богдановым, редактором журнала "Енисейские епархиальные ведомости".
-Да, как вам сказать, осваиваем новые края, просвещаем народ и свой и туземный. Школу и церковь открыли в Туране, образовательное учреждение в Уюке. Опять же с китайцами торгуем. Дело двигается к полной колонизации края, приезжайте, посмотрите собственным глазом.
- Как будет случай, обязательно воспользуюсь, только вот дел невпроворот. Беда кругом, грязь и мракобесие. Нам теперь недостает того, чем спасалась Россия после самозванцев, после француза, после цареубийства 1881 года, - недостает покаяния.
Богданов не сказал, кто перед кем должен каяться и исчез так же быстро, как и появился. В Красноярске не заметить падения нравственности было нельзя. В городе работали легальные и нелегальные дома терпимости, орудовали вовсю жулики, воры, спекулянты. Не было дня, чтобы не совершались грабежи, убийства. Криминальной хроникой наполнялись все столбцы газет. Губернатор боролся за культуру, открывал рисовальные школы, либерально-демократические для народа газеты, приучал население к бескорыстному труду, устраивал праздники, но проку было мало. Нвольно вспоминались призывы Чернышевского  «К топору!». Что только им одним можно поменять российские порядки.
 Один из красноярских старожилов вспоминал давнишние времена, как было при Василии Кирилловиче Падалке:
 - Вот человек-то был. Никого не боялся. Оденется в самое плохое, да и идет в каку хошь трущобу. И полицию в руках держал. Сад обнес забором, провел дорожки, аллеи, устроил беседки. Китайская беседка роскошная была. Какие иллюминации устраивал! Гулянья все бесплатные были. В Севастопольскую войну была устроена аллегрия, это так он назвал лоторею, в пользу раненых, так пустых билетов не было: одному рабочему на постройке нового собора достался роскошный серебряный сервиз. На гуляньях порядок: народ-то другой был. Ходили чинно, кусты не ломали, на темных аллеях грабежа не было, всех прибрал. - Василий Кириллович отличался большою строгостью - и не только ему, но и его супруге никто не смел заикнуться о каком-нибудь подарке. Только один Николай Мясников ухитрился обойти эту строгость. А дело было так. Отправляясь в Питер, он при прощании просил разрешения жены губернатора привезти ей из столицы какую-нибудь редкость. Та согласилась, что купец привезет ей лапти, поскольку в Сибири липа не растет. Вскоре в губернаторский дом пришла посылка, на которой была надпись: "С лаптями". Когда ее открыли, то увидели два огромных лаптя, отлитых из чистого золота. Вообще золотопромышленник Мясников любил быть оригинальным. Он придумал изготовлять визитные карточки из чистого золота. Стоимость одной такой безделки иногда переваливала за 5 рублей.  Сибиряки любили развернуться и показать товар лицом.
Александру вспомнились торжества юбилея Бородинского сражения. Вызванный специально на этот счет в губернский город,  Александр имел возможность наблюдать, как торжественно прошла панихида по павшим воинам, затем парад, когда и воины, и учащиеся торжественным маршем прошли по Новособорной площади перед выставленными бюстами царя Николая II и Александра I. После этого гимнастическое общество "Сокол" устроило лазанья по столбу, езду на конях парой и тройкой, бега с препятствиями и в мешках. Были еще состязания на велосипедах: на тихий ход, на быстрый ход и на езду фигурную с препятствиями. Заканчивался праздник  упражнениями соколят-школьников и игрой и футбол. Победители игр награждались рубашками, будильниками, балалайками и даже гармошками.
В 4 часа дня празднование пришло в городской театр, где по подписке был дан обед и приглашены все офицеры красноярского гарнизона. В городском саду в это время шли аттракционы и народное гулянье. На набережной Енисея  состоялось открытие бульвара имени Александра I. 
Спустя полгода, в феврале 1913 года в Красноярске праздновали юбилей дома Романовых. В этот раз торжества  начались тоже с панихиды в кафедральном соборе, но уже по почившим в бозе царям.  После этого губернатор Бологовский и вице-губернатор Лубенцов приняли у местного гарнизона военный парад. Два дня жителям Красноярска бесплатно раздавали брошюры с описанием подвигов из жизни русских царей, а в школах и библиотеках для малоимущих жителей были устроены народные чтения с показом картин. Местная знать отправила за казенный счет несколько поздравительных телеграмм в царствующий дом, и хотя на дворе была зима, музыка военных оркестров в эти дни почти не умолкала.
Именно тогда ему рассказали презабавную историю про Енисейского губернатора середины прошлого века Замятина. У него имелась многолетняя война  с золотопромышленником  Сидоровым, который с большим остроумием расставлял ему ловушки, делая губернатора просто всеобщим посмешищем. Раз Замятнин призвал полицмейстера  Батаревича:
 - Как вы могли допустить, чтобы Сидоров поставил пушки у своего дома? Немедленно убрать!
Едет полицмейстер к Сидорову и объявляет приказ губернатора.
- Повинуюсь, - отвечал Сидоров, - но не иначе сдам пушки, как лицу в чине генерала, никому другому. Тогда Замятнин сам отправился забирать пушки, которые оказались... бумажными.
Интерес к личности нынешнего губернатора Крафта был велик. Горожан подкупало то, что свои детские годы он провел в селе Шушенском Минусинского уезда, в семье ссыльного поляка. Дальновидный отец, лишенный дворянского звания, понимал, что сыну без привилегий из этой глухомани не выбраться. Поэтому с 12 лег отец отделил сына от семьи и во многом, благодаря этому обстоятельству, власти сохранили за сыном звание и права потомственного дворянина.
К 300-летию Дома Романовых усинцы не остались равнодушными. Общими усилиями удалось возвести в Усинске «Общественную читальню», которая открылась 21 февраля. Случится это торжественно и в присутствии лиц священных и военных.. А  нынче Александр держал путь в Бегреду, которая располагалась  в самой высокой в Урянхае Турано-Уюкской и самой холодной котловине. Как ни как, 1000 метров над уровнем моря, но именно она была богата пастбищами. Там проходили зимовки племенной знати скифских времен, и сохранилось большое количество цепочек курганов – могил родовых и племенных вождей. 
Просторно было на Бегреде. Долина вдоль реки, впадающей в  Большой Енисей, образовала довольно широкую степную площадь при устье на 15-20 длиною и 8-12 верст шириною. Место было удобное по дислокации, так как практически находилось в центре Урянхая, благоприятное оно было и для хозяйства - для разведения животных, землепашества и рыболовства. Это и близость к семье Сафьяновых, прииски, которых находились рядом, побудило  Чакирова  построить здесь заимку и перевести на нее свою новую семью.
Новой семьи еще не было, когда появились две фотографии, которые висели  в его кабинете в Усинске. На одной Александр снят с мужчиной и женщиной. Все стоят. Александр посередине в шинели с саблей, слева женщина в темной юбке и светлой с кружевами блузке. Представительный рослый мужчина в смокинге с бабочкой стоит справа и чуть позади. На обороте  фирменный знак  «Д. Антонопуло, Феодосия». И от руки надпись: «На добрую память дорогому Саше от О.Ф. и Н. Шснерг». Буква «с» написана неотчетливо, может и не «с», а «е». Тогда получается,  от  Ольги Федоровны и Николая Шенерг. Фотография датирована ноябрем 1904 года.
На другой фотографии, датированной октябрем 1904 года, Татьяна Матонина в возрасте 13 лет с родной по маме теткой Марией Кобозовой. Сфотографировал их в Минусинске некто Федоров в ателье «Gabinet Portrait». Есть надпись  «Дорогим Родным на добрую и долгую память с сестры М.Кобозовой и дочери Т. Матониной». Именно так и написано « с сестры…». Татьяна Матонина в то время  училась в Минусинске в прогимназии.
Александру на фотографии 27 лет, Татьяне - 13. Один в теплой европейской Феодосии, другая  в  холодном сибирском городке Минусинске. Они еще не знают друг о друге, а судьба уже вела их  навстречу.
Как же все случилось? В 1907 году в Усинске для присмотра за детьми Владимиром и Надеждой и их обучения в дом Чакирова пригласили молодую, 16 лет девушку, местную учительницу Татьяну Дмитриевну Матонину, родители которой Дмитрий и Прасковья проживали в Усинске и имели заимку на Малом Енисее.
-Не те ли будут купцы Матонины, что в ответе на запрос оговаривались?  - задумался Александр. Проверил. Эти Матонины ранее жили в казачьей станице Алтай, по другому Алтайской, что на Енисее, неподалеку от Минусинска, а до переезда в Урянхай, в деревне Каптырево, история которой велась с 1733 года. Чуть ли не переселенцы с севера, с Мангазеи, основали ее в живописном местечке. Здесь  6 января 1891 года и родилась Татьяна.  Когда отмечали день ее рождения, кто-нибудь вспоминал, что случилось это в год голода  и начала строительства Великой сибирской железной дороги.
Село Каптырево, а по другому Каптыревское числилось как волостное. В волость входили села Субботино, Ново-Покровское, Огуры, деревни Саянская, Средняя Шушь, Возжанка и Иджа. Церковно-приходская школа в Каптырево, в которой училась Татьяна,   открылась  в 1889 году. Она располагалась в деревянном здании купца Аполлона Николаевича Баранова. Школа содержалась за счет средств Каптыревского прихода, Ильинской церкви и выделенных Синодом средств. Вносили плату за обучение и родители учеников - по 50 копеек за ученика.  Заведовал церковно-приходской школой священник Василий Новочадовский, а учителем являлся дьякон Александр Данилов, позже - Татьяна Гавриловна Леонтьева, окончившая Минусинскую прогимназию. Туда же позже поступила и Татьяна.
На предмете «Славянское чтение» отец Василий доводил ученикам церковно-славянское Писание и Жития Святых. Не раз Татьяна вспоминала отца Василия и его слова: «В нашей школе дети, как бы, сродняются  с церковью и служителями…ученики неотложно посещают богослужение, ведут себя во время совершения последнего прилично. По окончании службы каждый ученик…старается принять благословение от священника. Поступая таким образом, дети подают пример взрослым и своим сверстникам, остающимся вне школы».
Отец Василий говорил и о другом: «Отношение населения 4-х деревень прихода к школе почти враждебное, смотрят на школу как на предмет, гнетущий их,  не приносящий им никакой пользы».
Значительно позже, по инициативе учителя Катанова и под руководством старшего строителя Бонина в Каптырево возвели двухэтажную кирпичную школу. Из-за места для школы, вспоминала Татьяна, был большой спор, потому что ее  хотели построить фасадом в улицу рядом с купеческим домом Боровкова. Но Боровков не соглашался, потому что тогда бы здание  школы заслонило солнце, уплатил 300 рублей главному строителю и школу начали строить дальше от дороги, на площади.
Волостные шушенские учителя: Василий Яковлевич Абаимов, и сменивший его Стародубцев, бывший в тесном контакте с сосланным в Шушенское  Владимиром Лениным, испытывали постоянную нужду и гонения, писали о  помощи во все адреса, в том числе создателю Минусинского музея Н. Мартьянову.  Стародубцев был атеистом и выступал против церковных обрядов. Даже водить детей на молитву он препоручал другому учителю. За что был водворён на поселение в село Каптырево. Здесь, как и в Шушенском, он собрав прекрасную библиотеку, разрешил пользоваться книгами ученикам, их родителям. Вместе со школьниками собирал гербарии и коллекцию археологических находок, коллекции насекомых, которые передал в Минусинский музей. Создал музей и в Каптыревской школе.
Запомнилось школьнице Танюше странный человек. В селе его звали Благочестивый Василий Каратузский. По слухам, годов ему было больше ста. Был  он из ссыльных и в разговорах с каптыревским священником Павлом Силиным, случалось, нередко проговаривался, упоминая Петербург, декабристов, даже графа Аракчеева.. На вопрос священника о происхождении отвечал, что если бы раскрыл своё имя, то не пробыл бы в Сибири и двадцати четырёх часов. По его словам, был он человеком гордым и, чтобы смирить себя, скрыл свой род, назвался бродягой. Вследствие этого сослан был в Сибирь, в село Казанцевское Минусинского уезда. Но там практически не жил, перебрался в село Каптыревское. Там и скончался, и похоронен был в ограде Пророко-Ильинской церкви. Остались  от него псалтырь и портрет старого знакомого, томского старца Феодора Козьмича, в котором кое-кто подозревал тайно умершего Александра I. Где и когда они познакомились, никто толком не знал. Может ещё в той, придворной жизни дружили. На могиле Василия Каратузского была положена мраморная плита с надписью: "Молитву пролию ко Господу и тому возвещу печали своя".
Отец Татьяны занимался золотодобычей, торговлей и держал винную лавку. Говорили, что он находился в родне с владельцем когда-то единственного в Енисейске винокуренного завода Матониних. О Матониных вообще ходило много разных слухов. Первые Матонины братья Лаврентий и Аверьян приехали в Красноярский острог вместе с Ильёй Суриковым – предком известного художника. Братья поставили избы на реке Бузим, и основали село Матона, которое позднее стали называть Кекур.
У Лаврентия Матонина родились сыновья Яков и Анисим. У Аверьяна – Григорий и Осип.  С тех пор они множились и устраивались, кто, где мог. Одни крестьянствовали в Кекуре. Были и такие, что грабили купцов, проезжающих через Кекур по дороге Енисейск – Красноярск. Один из Матониных Косьма Куприянович стал купцом и владельцем домов в Красноярске и Минусинске, приобрёл два золотых прииска в енисейской тайге и один прииск на паях с Фёдотом Баландиным и дальним родственником Демьяном Васильевичем Матониным. Прииск получил название Косьмодемьянский.
Купцами стали и дети Косьмы: Михаил, Аверьян, Ефим и Тимофей.  После смерти Косьмы главой семейства стал Аверьян. Михаил уехал в Новосёлово Минусинского уезда. После смерти жены Михаил Косьмич переехал в Енисейск, а потом сгинул. Рассказывали, что поселился в селе Стрелка в устье Ангары – вблизи от золотых приисков.
Купцы, чтобы замолить грехи, жертвовали семейные капиталы Минусинскому уездному правлению на строительство школы и церкви. В 1863 году в Красноярске была построена телеграфная станция. В селе Кекур возвели придел Ильинской церкви, позолотили купола и оклады икон, купили колокола. 1 декабря 1883 года в селе  губернатор Енисейской губернии Педашенко открыл первое в Енисейской губернии сельское ремесленное училище имени Аверьяна Матонина. Официально училище было двухлетним, но реально в училище давалось пятилетнее образование.
Татьяна Матонина родом была из небогатой ветви большого семейства Матониных, корней дальних и запутанных. О богатых Матониных ей стало известно, когда училась в Минусинской прогимназии и частенько проходила мимо дома купца Матонина. Тогда она любила гулять по улице Новоприсутственной, мимо самого красивого первого в городе трехэтажного дома, где размещались магазины, кафе «Дель Пари», Сибирский торговый банк и Реальное мужское училище. Там гуляли и взрослые, и дети, юноши ее возраста, потому как возле дома было освещение от первой электрической станции. Дом купца Матонина стоял несколько в стороне, на улице Петра Великого, рядом с домом Кальнинга. Его строил известный местный строитель-подрядчик Исламов.
  Три года обучения в приходской школе быстро закончились. Учиться в Минусинске, в прогимназии Татьяне было интересно, но трудно от множества предметов. Кроме известных по школе добавились новые.
Татьяна частенько доставала из комода пожелтевшую папку и вынимала из нее плотный листок с названием «Свидетельстве» № 180» И в который раз его перечитывала:  «Предъявительница сего ученица 4-го класса Минусинской Женской Прогимназии Матонина Татьяна Димитриевна, дочь крестьянина православного вероисповедания, имеюшая от роду 14 лет, поступила в приготовительный класс Минусинской женской прогимназии 9 августа 1900 г, и в продолжении всего этого времени вела себя  отлично. В настоящем 1904/5 учебном  году она  показала в обязательных предметах нижеследующие познания». Далее перечислялись предмету и оценки по ним и заключение Совета Минусинской женской прогимназии об окончании ею 4-х классов прогимназии. Дата 22 мая 1905 года и подпись ответственных лиц во главе с начальником Прогимназии Скрыловой и секретаря Педсовета Носковой.
Учительницей Татьяна стала не сразу. После прогимназии еще была Красноярская учительская  семинария . Вот она и присвоила ей звание учительницы. Случилось это 17 марта  1908 года. Об этом говорилось на втором «Свидетельстве» из той же папки. Его подписал директор семинарии Говоров.
Все трудное оказалось весьма полезным для преподавания в Усинской школе, куда она вернулась после учебы. Владимир  и Надежда Чакировы стали первыми ее учениками. Дополнительно она их готовила к поступлению в гимназию. Учительницу они слушались и занимались прилежно. Видимо, со своими обязанностями преподавателя Татьяна справлялась неплохо и так понравилась их отцу, что он решил связать с ней дальнейшую жизнь.
Как это случилось? Вследствие больного состояния жены Александра  Глафиры Аристарховны, связь его с Татьяной Матониной имела, как утверждали очевидцы, гласно-разрешительный характер. Как обстояло дело фактически, трудно сказать, только жизнь Александра развернулась на две семьи. Первая жила в Усинске, а затем, когда подошло время детям учиться, - в Иркутске, вторая - в Усинске и на заимке Бегреда.
Надежда Чакирова вспоминала, что родители хотя и разошлись, но она никогда не слышала, чтобы они ругались или ссорились. Отношения между семьями, как это не странно звучит, оставались хорошими. Александр даже хотел, чтобы  Дина, так ласково он звал Надежду, стала крестной новорожденной  в новой семье маленькой Тани.  Она родилась 10 декабря 1909 года.
В то время русских колонистов начали беспокоить китайцы. Их число значительно прибавилось, только по рекам Кемчику и Улуг-Хему насчитывалось до 30 торговых лавок. Торговля велась, как правило, в кредит, и взыскивалось до 400 % пени. По этой причине отношения урянхов и китайцев оставляли желать лучшего. Между монголами и урянхами также существовали взаимные противоречия, связанные, главным образом, с хищением друг у друга скота. 19 июля 1910 г. на Салдане на заимке Сафьянова для разрешения накопившихся споров проходил очередной съезд урянхайских и российских властей с участием усинского начальника.
На границе к тому времени возникла новая ситуация. Во исполнение решения Совета Министров от 16 июля 1909 года «О принятии административно-культурных мероприятий к укреплению русских интересов в Урянхайском крае..." в Иркутске приступили к выработке плана утверждении России на новых рубежах. Российская дипломатическая миссия в Пекине объявила об отнесении «Урянхайской земли к спорной территории». В ответ Китай решил изолировать монголов от соприкосновения с Россией. В частности, появились намерения создать плотную стену китайских поселений, для чего на площади в 4905500 десятин земли разместить  на границе Монголии с Урянхаем 374 тысяч китайских переселенцев. Имелось даже намерение сформировать в Монголии 12 пехотных дивизий. Обо всем этом печаталось в газете «Цзилинь Жибао».
Несмотря на меры устрашения со стороны соседей,  Иркутский военный округ для изучения военно-географического и военно-статистического положения в крае, направил экспедицию полковника Попова, которая  прошла вдоль всей китайской границы  от Кяхты до Алтая. По результатам, в служебной записке в адрес Генштаба, полковник Попов детально, в том числе на картах, указал все заимки русских. В числе первых были названы: Сафьянова, Мозгалевского, Садовского, Кокуса, Скобеевых Кудинова, Сухомлинова, Мартынова и Кольцова. Русская колонизация, по его мнению, напоминала освоение европейцами Америки и представляла определенную силу.
Из записки следовало:  «В Усинском крае в 32 поселках насчитывается  736 домов, в которых проживает 2250 мужчин и столько же женщин. Имеется: 13 торговых лавок, 11 кузниц, 10 мельниц, 6 золотых приисков, действующих с 1907-1908 годов, около 2000 десятин земли, 767 маралов,  3100 лошадей, 3000 голов рогатого скота и 3000 овец».
Попов остался доволен итогами экспедиции и деятельностью штабс-капитана Чакирова. Позднее он писал:  «В 1907 году в Усинский округ был назначен пограничным начальником штабс-капитан Чакиров, получивший уже определенные инструкции в этом отношении и, будучи энергичным от природы, русским по убеждению, он быстро понял значение русского переселения в Урянхайский край. Поэтому он стал не только препятствовать переселенцам, но явно покровительствовать и помогать. Охотники переселения нашлись, и в короткий срок Урянхайский край, особенно его центральный район, покрылся сетью русских деревень, поселков и заимок, которым Чакиров придавал русскую ориентацию и управление».
За рекогносцировкой Попова последовала деловая экспедиция Рябушинского, ознаменовавшая превращение местного «сафьяновского дела» в предприятие российской буржуазии всероссийского масштаба. Александр был рад планам и происходившим преобразованиям. Тем боле, что статисты Енисейской губернии зафиксировали рост оборота русско-урянхайской торговли с 300-400 до 800-900 тысяч  рублей в год. Успех дела держался на крупном и среднем предпринимательстве. Самое крупное в Урянхае хозяйство содержал старообрядец Родион Вавилин. У него было несколько заимок, конный завод, маральник, мукомольная мельница. Надежным помощником у Вавилина был Андрей Симяков. Больше всего заимок имелось у Григория Сафьянова и купца Шубина.
Россия жила не только сибирскими событиями, но и столичными новостями. Одно сообщение привлекло внимание Александра. В «Енисейском вестнике» сообщалось: « 8 января 1910 года, в доме № 147 по Невскому проспекту скоропостижно, от паралича сердца скончался потомственный почетный гражданин, купец 1-й гильдии, Тифонтай,  популярный деятель по Дальнему Востоку. В Петербург для устройства своих дел с казною, по поставкам во время минувшей русско-японской войны,  Тифонтай  прибыл три года назад. После покойного остались вдова и пятеро детей. Тело Тифонтая для предания земле будет перевезено в Харбин».
- Это же тот самый Тифонтай, который помогал генералу Глинскому в Харбине формировать туземные сотни для проведения разведывательных рейдов в тылу японских войск! - с радостью и печалью одновременно воскликнул Александр. Вот ведь какая незадача! Пожалуй, он единственный из китайцев, кто, проживая в России, принял православие и значительно помогал в войне с японцами.
Китайцы считали Тифонтая  (Цзи Фэнтая) изменником и предателем. Как выражался о нем генерал-губернатор провинции Цзилинь Цао Тинцзе, "внешность китайская, сердце русское". 
В статье по поводу смерти Тифонтая Немирович - Данченко писал: "Почему именно этот китаец останавливает на себе мои воспоминания? Я думаю, не одни мои, но и всех, кто еще не позабыл (у нас, ведь, так коротка память!) только что пережитую нами страшную эпопею маньчжурского разгрома. Передо мною выпукло рисуется характерная фигура странного чужака, так слепо и безоглядно любившего Россию. Даже наши поражения, его собственные разочарования в нас, удары, сослепа и в оторопи, нанесенные ему нами, не поколебали этой любви. Такой мы не вправе были бы требовать и от людей, куда более обязанных нам".
Из Усинска по Урянхайскому краю, с целью инспекции русских поселений, Александр чаще двигался на тележке. Каждый раз записывал новое, что удалось возвести, наладить и исправить. Опять же возникла мысль составить справочник для переселенцев, в котором рассказать об условиях жизни в  крае. Хотел он его начать  так: «В Туране, что в 80 верстах от Усинска уже 100 дворов, есть храм и министерское училище с 4-мя отделениями  на 50-60 учеников. Рыбная ловля в Енисее и Одже, что в 30-35 верстах, есть извозный промысел. Охочие люди живут на доставке клади для приисков Черневича, Железнова и Сафьянова. Крестьяне живут зажиточно. Мирская повинность на душу терпимая, в сумме от 4 до 5 рублей. Открыли приемный покой на 4 кровати, назначены врач и фельдшер. Появилось свое Сельское общественное управление.....».
-Кто такие? - обратился Александр к группе шатающихся переселенцев по улице Турана.
-Так из Минусинска следоваем. Нам бы далее надо, а без пограничного билета никак нельзя. А где его получить, не знаем.
-В Усинск надо ехать, там Окружное управление. А вы, получается, мимо проскочили.
-Проскочили, проскочили. Спешка до добра никогда не доводит. Только назад нам никак нельзя. Март кончается, сеять скоро, нам следовает только вперед, к месту надо, чтобы поспеть к посевной.
-Повезло вам друзья любезные, что я тут появился. Так и быть выпишу вам билеты, давайте свои документы на поверку. Завтра приходите в местное управление. Утром и порешим ваши дела. Душа Александра радовалась, люди шли обживать новый край.
В 12 верстах от Турана поселок Уюк, 73 двора, церкви нет, но есть училище в три отделения на 45-50 учеников. Население здесь бедное, ленивое, не работают, а торгуют и выпивают. Земли много, а трудиться особенно не желают. В 8 верстах от Уюка поселок татарский «Коршуновка» в 5 дворов, можно доселить  ибо покосу масса по ключам Току и Суши.
Недалеко от Коршуновки — усадьба «Меджель» наследников Андрея Павловича Сафьянова. Покойник сумел приобрести у урянхов любовь и уважение, имел вначале 400 голов лошадей, а развел до 4000, завел моральник с 50 моралами, пашни, покосы.. Хозяина не стало еще в 1910 году и хозяйство пошатнулось.
От Меджеля недалеко до Бегреды, где у устья ручья Кара-сук расположилась усадьба  Татьяны Матониной. Она так официально числится. На самом деле это его хозяйство. Видны натуги отца Татьяны  Дмитрия Васильевича и сына его Павла, хотят устроить здесь образцовый порядок, но  денежных средств у них маловато, надо их чуть поддержать. Но сначала следует осмотреть усадьбу своими глазами.
Моральник, и огород, и маленькая мельница, похоже свиней решили разводить. Тут тебе и посев сеялкой, и искусственное орошение, но все это в миниатюре. Главная радость дети. Младшей Танюше уже скоро четыре, Александру два, а Христофор только на ноги встал. Это и есть главное богатство, в них будущее, на них все надежды. Ждали,  выскочили и бегут навстречу. Подарки всем припасены, каждому по возрасту. Отдых недолгий, дорога и дела ждут, вся надежда на обратный путь.
- Вот так все время! То я к ним наездом, то они ко мне в Усинск погостить и прикупить кое что, - повздыхал на дорогу Александр..
Заимка на самом перепутье. Тут перекрест всех движений переселенцев и транспортов в Соетию и Монголию и на золотые прииски. Здесь переселенческому правлению необходимо выстроить два барака для остановки проезжающих и теплого  приюта    в холодные зимы. Записал Александр эти соображения в книгу на память и в путь. На тележке уже нельзя, только верхом.
В сторону от маршрута, в шести верстах от заимки «Харасук» на правом берегу реки Енисея маленький татарский поселок «Бегрединский». В двух верстах от поселка экономия «Бегреда», записанная еще на Глафиру Аристарховну Чакирову.  Хозяйка в Иркутске, хозяин в Усинске, а дела ведают нанятые работники. За заведующего Усинский крестьянин Петров, при нем китаец Ваня. В экономии имеется сноповязалка, сепаратор, маслобойка. В прошлом году засеяли более 50 десятин земли. Место для заселения, надо сказать, неудобное. В 1909 году во время ледохода вся экономия чуть не всплыла. С 10-го апреля по 1-е мая вся жизнь тут прекращается, скот загоняется в горы. В остальное время года вполне безопасно и место удобно для скотоводства и овцеводства. Заезжать некогда, Петров недавно отчитывался, проверять не надо.
От Бегреды Александр спустился в долину реки Систерлик и двигался вдоль нее, поднимаясь на плато, где располагался ламаистский монастырь, и далее на Булук.    
Проезжая мимо буддийского монастыря, Александр вспомнил, как в Мукдене, при содействии военного комиссара полковника Квецинского и мукденского генерал-губернатора, получил пригласительный билет на монгольское богослужение у Западных ворот, по случаю праздновался дня рождения божественного Будды (Фо).
Случилось это 8 мая 1902 года. За праздником наблюдал вместе со смотрителем императорского дворца, капитаном Ивановым, чья 2-я рота 1 ВССП, стояла для охраны во дворце. Шествие напоминало наше церковное. Впереди, на длинных древках двигались как бы наши хоругви, только без изображений, а с одними священными надписями. Хоругви красные, письмена на них черные. За ними тоже на длинных древках высились, двигаясь, символы власти: меч, копье, благословляющая рука Будды и другие, которые, как и наши хоругви, несли одетые в красные и травяного цвета халаты хоругвеносцы. Они шли двумя рядами, между ними шли музыканты в красных кафтанах, музыканты били в гонги, трубили в трубы; они как бы заменяли наших певчих в таких же случаях.
За музыкантами следовало одетое в желтое одеяние низшее ламайское духовенство с бритыми начисто, непокрытыми головами. За духовенством усердные прихожане тащили небольшую каретку, в ней сидело двое мальчиков маньчжуров лет по девяти, в желтых кафтанах и бритые будущие ламы. Мальчики поддерживали небольшую статую Будды.
При помощи китайских солдат, он тогда пробрался сквозь густую толпу на площадку, пожал руки, по крайней мере, двадцати знакомым и незнакомым ему китайским чиновникам и офицерам. Потом засвидетельствовал свое почтение помощникам губернатора.
Они были в парадном платье: в шляпах с красными шариками и павлиными перьями, в цветных шелковых кафтанах и таких же халатах. На кафтанах высших гражданских чиновников были вышиты птицы, у военных – звери.
Кто же от русской администрации присутствовал? Забылось совсем. Кажется, генералы Глинский, Мищенко, военный комиссар полковник Квецинский, чиновник министерства иностранных дел Колоколов с супругой. Да, штабс-капитан Блонский секретарь и переводчик китайского языка при комиссаре с супругой и еще несколько офицеров. И десяти лет не прошло с тех пор, а, кажется, минула целая вечность, ведь была еще война.
На середине пути к Булуку, на правом берегу Енисея хозяйство Лопатина в три двора. Несколько ближе, но не на пути, несколько в стороне, на левом берегу Енисея заимка  наследников Георгия Сафьянова «Тапса». Примечательно, что именно им была построена первая электростанция в Урянхае. В 1913 году его не стало. Остались жена и дети. Младшему Сафьянову Иннокентию на приисках помогал Семен Степанович Петров.
На Тапсе почва благодатная и все благодаря искусственному орошению. И выше есть свободная земля как для скотоводства, так и для земледелия. Для Георгия Сафьянова заимка была дорога, потому как рядом золотой прииск, но приболел. Наследникам трудно поддержать отцовское дело, ибо отец был большим тружеником, не знал отдыха и не различал разницы в заботах  о делах лично своих, общественных, благотворительных — государственных. Все он принимал близко к сердцу и трудился  в поте лица. На нем гремела Тапса, имя Георгий-Бай. А ныне замерла Тапса.
Чуть вниз по Енисею от Тапсы на левом берегу хутор крестьянина Чихачева. Отсюда верхняя тропа на Малый Енисей. Татьяна как-то рассказывала про этих Чихачевых. Земляки они и выходцы из деревни Алтайской. Иван Чихачев, из приказных,  был там за старосту. Деревня Алтайская как раз  на пути из Минусинска в Усинск после деревни Быстрая. В учетной книге есть несколько строчек про родство Чихачевых с Симаковыми. С Симаковыми породнилась Евдокия Михайловна Чихачева. Глава ее семьи был  с Пошехонья - житель нынешней Ярославской губернии, с Шексны.  Обжитое им тут место как раз и называлось  Чихачевкой. Затем туда переселились: Скоромины, Кочкины, Германовы, Чащухины.  От Чихачевых пошли Петуховы, что жили рядом с Бегредой, в Уюке.
Поселок Булук всего в 9 дворов, но будущность его велика — это будущий город, торговая пристань, складочное помещение всех товаров на Монголию и Соетию и обратно. Поселок расположен на левом берегу Енисея, потому необходимо устроить удобную переправу через реку. Здесь в поселке первый русский дом, возведенный еще первопроходцем Веселковым. При нем существовало мнение, что правый берег Енисея спорный, а левый неоспоримо принадлежит Китаю, и потому дом этот является историческим, а основатель его — историческим лицом, порешившим шагнуть в Китай. Ныне этот дом принадлежит дворянину Черневичу и нуждается в ремонте, сделал в своей записной книжке еще одну запись Александр.
Население Булука смешанное, занимается переправой через Енисей, ловом рыбы, любят поспать и побеседовать с проезжими. Здесь же живет старожил  Соетии, русский подданный татарин господин Бай «Галиев», страшно гостеприимный господин. У него и доброй его хозяйки находят добрый приют и получают на месте необходимые справки путешественники и вся проезжающая интеллигенция. Здесь же на Булуке открылся винокуренный завод. Точнее пытались это сделать, но не по закону. Потому все вином торгуют и по какой угодно цене и в обмен на что угодно.
В Булуке, как в Вавилоне, сходятся пути. Они ведут в верховья Малого Енисея; на ставку Амбань Нойона, то есть на юг, на хребет Тану-Ола; в верховья Мечжегея и его притоков; на Джакуль по реке и по суше; на север Соетии по левому берегу Енисея. Куда хочешь, туда и поезжай.
Через реку от Булука большой дом фактории урядника Петра Шишмарева. Дом большой из двух прекрасных больших комнат и лавки-амбара. Против него корпус жилых построек и амбаров, за которыми размещается скотный двор, обнесенный высоким досчатым забором. Урядника, окончившего в Урге школу переводчиков,  направили в Минусинск с целью упорядочить торговлю с соседями Его обязанностью было оформление и выдача заграничных билетов на право торговли русских подданных в пределах китайской империи. И себя он не обидел, факторию построил, дело организовал

О, урядник Шишмарев,
На Булуке дом ты строишь!
О, урядник Шишмарев,
Глуп, а умного ты строишь,
О, ленивый Шишмарев…

Так до сих пор высмеивали урянхи в своих песенках урядника, след которого давно простыл. Деревня Булук  название получила от небольшого ключа, который вытекал из скалы. В Булуке всего-то девять дворов. Главное занятие – рыболовство, от которого татарин Урзубай имел большие обороты.
Старший из Шишмаревых Яков, фигура известная. Как ни как генеральный консул в монгольской Урге. Благодаря усердию, окончил русско-монгольскую школу в Кяхте, знал китайский  и маньчжурский языки, служил в Иркутске у губернатора Муравьева-Амурского. Был одним из полномочных комиссаров по разграничению  российско-китайской границы. Именно он улаживал дела купца Веселкова, когда его ограбили урянхи.


Глава шестая


На земле мы все дома...


Нынче путь Александра по Енисею на заимку Усинского крестьянина богача Родиона Вавилина, в  «Томасук». Заимка эта носит всецело торговую физиономию и служит, как бы, отдаленной квартирой-конторой своего хозяина в Соетии на левом берегу Енисея. Здесь весной сосредотачивается скот Вавилина в 2-4 тысячи голов, предназначенный к отгону на продажу в Иркутск, здесь же пасутся его табуны лошадей и верблюдов. Здесь можно отдохнуть и выпить со старым знакомым несколько рюмочек коньяку, помыться в бане, поговорить о местных соетах и их планах. Родион все знает, потому как умеет ладить с местными. Как говорят русские, «Талант не пропьешь». Весь вечер вспоминали, как встречали в Усинске Хайдубу с Кемчика. Давно это было, а как будто вчера.
За Томасуком поместье дворянина Черневича. Поместье расположено на очень красивом месте, вблизи слияния двух Енисеев, на берегу незамерзающей Серебряной речки. Разводит хозяин скот, улучшает породу лошадей, планирует оросить площадь до 300 кв. верст. В 1909 году он положил начало русскому золотому делу на самой границе Соетии в отрогах Саянского хребта, именуемого здесь «Танну-Ола», каким он сейчас, в основном, и занят, поместье поддерживает, не развивая его. Как у Вавилина, так и у Черневича всякий проезжающий получает бесплатный приют и радушный прием.
Александр так подкрепился у него, что с опаской переправлялся на лодке через Малый Енисей. Переправа в 15 верстах от поместья Черневича. Перевоз неудобный. Здесь поселилось пять русских семей, которые начинают сеять хлеб, косить траву. Население пока жидкое, не богатое. То ли дело поселок Федоров, более 25 домов., тут же усадьба старого знакомого, усинского крестьянина Федора Шепелина. Хлеб у него зреет хорошо и без орошения, на «вольной» земле. В поселке имеются земская квартира, староста и сельская дружина.
Далее селения, как грибы в лесу: Бояровка, Шановка, Макеевка. Последний назвали по имени жителя, который первое время тормозил заселение Малого Енисея, хотя места вполне еще достаточно.  За это Макею Казанцеву было запрещено в течение года проживать на Малом Енисее. Предок его Макар Казанцев, был чуть ли ни первым поселенцем на реке Уса. Похоже за ним и пошли  старообрядцы. Так с тех пор и враждуют из-за земли. На Уюке живет Иван Казанцев. Чей он сын, не известно. Говорят Алексея Асафовича, мать у него Прасковья Михайловна, а сестра Зоя. Живут вместе. Дом,  лошади, коровы, овцы.
Поселок Знаменский, более 100 дворов, красивое и богатое селение. Следующее село Алексеевка почти слилось со Знаменкой, за ним в  семи верстах Даниловка, далее Грязнуха, затем поселок Хлебниковский, а от него в 20 верстах заимка Спрыгтна. Все по Малому Енисею живут богато, почва здесь плодородная, хлеба без орошения произрастают, созревают и вкусные арбузы. Покосов масса, земли для переселенцев хватит еще на тысячу семейств, хотя местные старобрядцы имеют жажду к наживе и жалуются, что самим угодий мало. Им всегда и всего мало, что лютые хищники, хотя работники прекрасные. С избытком поставляют хлеб и мясо на золотые прииски Сафьянова и Железнова, имеют большой доход от разных промыслов, в том числе пчеловодства.
Переплыв у Макеевки через Малый Енисей на левый берег Александр въехал   в поселок Бутузовка, по другому Медведевка. Разросся он в последнее время, земли достаточно и место очень удобное. Далее путь на юго-запад левым берегом. Вот и озеро Чедерь. Здесь богатые пастбища, табуны отъедаются за один месяц. От озера Чедер путь к озеру Дус-холь, расстояние верст 20. Озеро богатое содержанием соли. В 1911-1912 гг. здесь поселился и вываривает соль крестьянин Сватиков. Соль всем нужна и по сути единственная в краю, но денежных средств у Сватикова недостаточно, чтобы развернуть дело. Нужна помощь пионеру. Об этом тоже следует сделать пометку.
Сватиковы фамилия известная. Когда у Андрея Сафьянова умерла первая жена, он выбрал застенчивую красавицу Александру Федоровну Сватикову. Ее братья  уже тогда организовали добычу соли из озера Тус-Холь. Новобрачные же были подстать друг другу – оба высокие  сухощавые, красивые.
На берегу Уюка, там где в него впадает ручеёк под названием Межзель, построил Андрей Павлович большой дом в 16 окон с тёплыми двойными полами и привёз сюда свою красавицу-жену. Закипела жизнь на Межзеле – в семье один за другим стали появляться дети – Лидия, Надежда, Виктор, Анна, Павел, Георгий, Нина. В табунах и стадах крупного рогатого скота вёлся приплод, за которым следили помощники из соетских семей, их юрты стояли, поблизости. Среди них выделялся Канча с сыном Картыгой. Доярками работали и русские девушки, рабочие руки здесь были нужны. В табунах Андрея Павловича тогда паслось не менее 3000 лошадей, примерно столько же было крупного рогатого скота. Сейчас голов поубавилось. Нет нужного досмотра.
К юго-востоку от озера Хакуль у самого подножья Танну-Ола расположился поселок Сосновка, более 70 дворов. Население исключительно старообрядцы и крайне неуживчивое с соетами. Все что-то делят. Надо их подробно расспросить. За Сосновкой снова поселки-грибы: Верхне-Никольский, Нижне-Никольский, Березовский, Атамановка.  Все они расположены у  подножия Танну-Ола вдоль реки Элегест и его притока Меджегея и притоков последнего Тургеня и Байхака. Чудные пастбища. Скот и табуны круглый год пасутся под открытым небом.
В 18-20 верстах к югу от этих селений на 100 верст по хребту Тану-Ола протянулись золотоносные площади дворянина Черневича. Богатсва неописуемые, вторая якутская Олекма. Здесь расположены заимки и фактории Щербакова, Сафронова, Сельдемешева, Скобеева, Чучалина и многих других. Тут, можно сказать, конец маршрута по Малому Енисею.
Про Скобеевых Александр был наслышан от Татьяны и ее родителей Дмитрия Васильевича и Параскевы Андреевны. Матониных и Скобеевых объединяла Каратузская волость и казачья служба. Похоже, что Скобеевы пришли в сибирские края чуть ли не с Ермаком. Первым был Емельян, за ним Гавриил. Далее следовали Николай и Федор. Селиверст Федорович Скобеев, женился  на Евдокии Валентиновне Тыжновой, дочери Валентина Самсоновича Тыжнова, дьякона Минусинского Спасского собора.  В начале 80-х годов, когда в селе Верхне-Усинском на деньги местных золотопромышленников была построена Николаевская православная церковь, сын Селиверста Платон Тыжнов возглавил новый приход. Для освящения  церкви в Усинский край  приезжал сам епископ Енисейский и Красноярский Исаакий. Той церкви давно уж нет, сгорела, построили новую.
На фактории Скобеевых Александр решил отдохнуть, местных угощений отведать, чаю попить. Мед здесь славился особым цветочным вкусом, а запах, что тебе роза под окном. Хозяин Андрей старый знакомый, с ним частенько виделись, когда в Усинск на ярмарку приезжал с товарами еще с Тоджи.
- Не опасаетесь Андрей Силантьевич жить вдалеке от всех, от Танну-ула до Монголии рукой подать, опять же свои разбойники могут нагрянуть, - начал Александр. На Тодже, в глубинке края, поспокойнее было.
- Да мы, ваше благородие, и сами не лыком шиты. За разбои на Волге, да потопление ногайцев наш предок Иван Кольцов был осужден Иваном Грозным на смерть. А потом был прощен, потому как в помощниках Ермака  пришел в Сибирь, заслужил царскую грамоту, дары и жалование атаманом. Три сотни под ним ходило, не просто так.
- Слышал я в Москве был, докладывал самому царю о покорении хана Кучума.
- Как оно было дело на самом деле, трудно сказать, но в нашей Амыльской походной церкви святого Николая Угодника есть упоминания, что возвращаясь из первопрестольной, с разрешения батюшки царя, привез  несколько священников. Там же и указана дата гибели его от Кучумовского князька Карачи в 1583 году, предали людей и убили.
- Где же все это сохранилось?
- Народная все молва. Опять же от  донских казаков, откуда вышли енисейцы. Умные и грамотные люди в летописях обнаружили. Есть одна такая Ремезовская.
- С соседями раскольниками мирно живете, не ссоритесь
- Нам со староверами ссориться никак нельзя. Они, хоть и обособленный, но мирный народ, нас все поучают: " Где есть ссоры и раздоры, там удаляются от Бога". И призывают:  "Брат, стань для слепых - глазом, для хромых - ногой, голодным - пищей, раздетым - одеждой, больным - посетителем, бедствующим - спасителем, но от всех похвалы не требуй". А мы и не требуем, чем можем помогаем. Не шатаемся из стороны в сторону, идем своим путем. Почитаем поучение святых отцов.
- И то правда. Некоторые поучения я с детства запомнил: "Корни благочестивых крепки, и они не оторвутся от них; сеющие правду, получат достойную награду. Человек праведный рожден для жизни вечной,  и лучше обрести благодать от Господа Бога - ведь имеющий веру, угоден ему».
- Известное дело, ваше благородие. Казаку награда: с коня, да в рай. Главное дело Сибири - деятельность. Бог благословил Ноя и сынов его, сказав им: "Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и владейте ею. Как сотворил Бог всё существующее на земле - сеяние и жатву, зиму и зной, лето и осень, день и ночь, - так и будет во веки".
- Так, что еще интересного в вашей походной Амыльской церкви св. Николая и Ремезовской летописи еще прописано?
- Много чего. Отдыхайте пока. Кушайте и чай пейте, что хозяйка приготовила, Сейчас возьму лист, где все доподлинно изложено. Андрей прошел в красный угол, заглянул под иконой  в сундучок, достал со дна, завернутую в тряпицу тетрадь. подсел с нею к окну, протер глаза  и с волнением  зачитал строчки.
"16 февраля 1611 года совет Освященного собора, святейший патриарх Филарет и государь всея Руси царь Михаил Федорович в грамоте первому архиепископу сибирскому Киприану указали и распорядились возглашать вечную память Ермаку Тимофееву сыну Поволжскому и каждому, кто убит был: ста семи человекам, убитым Кучумом под Чувашами 23 октября 1579 года - вечная память большая; двадцати человекам, убитым во сне при ловле рыбы на Абалацком озере 5 ноября 1580 года - вечная память меньшая; воевавшим в низовьях Иртыша, по Оби и по Тавде, взявшим Назымский, Кодский и Лабутинский городки в июне - июле месяцах 1581 года - вечная память средняя. Атаману Ивану Кольцову с сорока человеками, обманутым и убитым хитрым Карачей в третий год после взятия, 17 апреля 1582 года - вечная память большая. Ермаку Тимофееву с трехстами человек, погибшим в четвертый год после взятия Сибири, 6 августа 1583 года - вечная память, возглас большой".
Вот такие вот дела, Александр Христофорович. И с тех пор до нынешнего дня установилось всеобщее поминовение - и в Москве, и  в Тобольске, и у нас - Ермаку и нашему предку Ивану Кольцову и всем другим убиенным,  полягшим за православие. во время службы. А тетрадка сия, можно сказать, реликвия, память  на века. Берегу, как синица око.
- Трудно верится, что Ремезовская летопись так подробно сохранилась.      
- Сохранили люди. Ремезов, что из Кунгура только записал. Он первый и упомянул Ивана Кольцова, что пришел на Чусовую и потребовал от Максима Строганова на всякого человека по 3 фунта муки ржаной, по пуду сухарей.... Бают, что за продовольствием его сам Ермак послал. А еще, был у нашего предка сверстник Иван Гроза, он расправу ведал. Правила тогда были строгие. за преступление чинили жгутами, а кто подумает отойти от своих во время похода и изменить, тому по-донски  насыпали песку в пазуху и садили в мешок и кидали  в воду. Вот как, ваше благородие, наше казачество крепилось, а вы говорите разбойники. Мы с ним сами разберемся, только бы от власти ущерба и гонений не было. Вся надежда на вас.
- Что вы, что вы, Андрей Силантьевич! Вы на нас, а мы на вас. Только с вашей помощью и сможем укрепить край. Специально обследую округу, проверяю, что не так. Что сам не смогу поправить, доложу в Красноярск и Иркутск.
- Ну дай Бог! Доброго вам пути и всяческого содействия. А мы будем жить, как жили, дело наше известное, крестьянское.
От Атамановки до Джакуля несколько отдельных хуторов и торговых факторий на левом и правом берегах Енисея: заимки Шепелина, Пастунова, Булдакова,  Щербакова, Ермолаева, Князева, Тархова и других.
-С небольшим расходом казны описанный край можно сделать благодатным. Здесь найдется место и первому городу края — Алексеевску, - мечтал Александр. А ведь он еще не все проехал. Еще не перечислены все селения по Уюку, Тарлыку, Могою, но все они уже есть на карте. Всего русских не менее 6 тысяч, а годовой оборот их с сойотами и между собой, плюс вывоз в Минусинск и далее — в среднем 600-700 тысяч рублей.
 -На это следует обратить особое внимание и обязательно отметить в справочнике-очерке, - решил Александр. Не лишним будет предложить назвать край не Урянхайским, а Туба-Улусским, потому как жители по языку и привычкам - тюрки и выходцы из Тубинского княжества  на Минусе. Монголов в крае не более сотни, а китайцев — до двухсот человек.
 Еще Александр решил научить сойотов мыться и не ходить, как американские индейцы, голыми с набедренными повязками. Опять же следует избавиться от вредной привычки курить. Курят все, начиная с мальцов, вход идет махорка, опилки вербы, тополя и ивы. Про пьянство и разговора нет. Этим пользуются китайцы со своей ядовитой ханжой. От китайцев сойоты и обнищали.
 Главное  прибежище китайцев в Джакуле, на юге Сойотии. Рядом поселок  Шагонар, прекрасная долина с хорошими урожаями. В будущем, в чем Александр нисколько не сомневался, Шагонар станет первой остановкой пароходов. Ныне это складочное место  китайских и будущих русских товаров.
Посещая Салдан и Джакуль, Александр частенько заглядывал в китайские фанзы и встречался со старшинами торговцев из Поднебесной. Когда он спрашивал,  -«ни чифаньла ма?», - ему всегда с радушием отвечали, – «чи фань ла, чи фань ла». Это означало, что «все у них хорошо, они здоровы и уже покушали». Уважаемых гостей они всегда приглашали присесть на кан - деревянный диван, напоминающий нары, где они ели, пили, спали и играли в карты. Сидеть было тепло, потому, как под диваном помещалась печь; труба этой печи выходила на улицу под фундаментом дома. Возле дивана стоял треножник с медным котлом, в котором непрерывно кипел чай. Хозяин угощал чаем и приглашал покурить табака. За этим угощением и велся сугубо мужской разговор о торговле. Селились в Урянхае только мужчины, так как по китайским законам женщины за границу не допускались. Женщин в услужение китайцы брали местных и частенько сожительствовали с ними.
Китайцы в отношениях к русским и урянхам старались выглядеть друзьями, но это было не так. Их коммерция далеко не была честной. Почти каждый торгующий китаец старался ради лишнего рубля или акша, обмануть своего покупателя. Вместо серебряных  вещей часто продавали латунные, весам и их аршинам нельзя было верить. Однажды русский путешественник попросил китайца продать ему несколько кусков шелковых тканей; при осмотре оказалось, что только один кусок был хорош, а остальные никуда не годны. Но это нисколько не смутило китайца, и он хладнокровно сказал: « Господин, вините в этом вашего лгуна-переводчика, который сказал, что вы не будете смотреть куски».
По этой причине у легковерных урянхов частенько возникали ссоры с китайцами, и даже серьезные конфликты, бывали они и у русских переселенцев, которые иногда выносились на всеобщее обсуждение. Чаще удавалось решать вопросы частным порядком через уступки  и различные подарки властям.
Некоторые китайские купцы могли говорить по-русски. Мог с китайцами изъясняться и Александр, но знаний языка все же не хватало. Нужен был хороший переводчик, и вот однажды подвернулся удобный случай. Представилась возможность наблюдать, как в Шагонаре по «Закону китайского общества, утвержденного в 33-й год правления Гуансюя, 4-го числа, 3-й луны» состоялся суд местного схода над молодым китайцем. По закону «общества», всякий, кто украдет со склада более пяти шкурок соболя, подлежал зарытию живым в землю. Все уже было готово к казни провинившегося, как тот, которому не должно быть никакого  нисхождения, обратился к белому нойону с криками помиловать. На просьбу Александра оказать возможное снисхождение еще совсем молодому человеку, старшина, в порядке исключения, разрешил экзекуторам заменить «зарытие» 40 ударами палкой и изгнанию  виновного из общества.
У  урянхов тоже были своеобразные наказания и обычаи: к примеру, женщину не били, а за ее провинность наказывали мужа. Если кто украл, провинившегося, сажали в юрту, заставляя высунуть руку на мороз и держать, пока не отмерзнет.
В знак благодарности за спасенную жизнь, поправившийся после наказания китаец,  решил не возвращаться на родину, а наняться на службу к белому нойону. Так в семье Чакировых появился китаец Ван, который принял православие и со временем научился изъясняться по-русски и помогал Александру общаться со своими земляками. Общаться не только ради любопытства, а для получения полезных сведений о происходящих в Поднебесной событиях.
С его помощью Александр старался не забывать китайский язык. Специально выписывал журнал «Китайский Благовестник». В журнале, как-то писали об издании начальником Духовной миссии в Пекине Иннокентием Фигуровским, тоже изучающим язык, полного Русско-Китайского словаря, вышедшего в двух больших томах и заключающего в себе 2100 страниц текста. Словаря Александру, как раз и не хватало. У него лишь имелось, изданное в 1901 году в типографии штаба войск Квантунской области пособие "Легкие и общеупотребительные русско-китайские слова и фразы». Нуждам оно не отвечало, так как имело военную специфику. Бытовую речь с китайскими торговцами постигал Александр с помощью Вана.
Был Ван хорошим помощником и на Бегреде, где хозяйничали родители Татьяны Дмитрий Васильевич и Прасковья Андреевна. Частенько на заимке гостил единственный младший  брат Татьяны Павел Матонин.  Александр на заимке появлялся наездами. Управление находилось в Усинске, а служба проходила в постоянных поездках по границе и местам расселения русских жителей края.
В 20 верстах от Джакуля пролегает хорошая дорога на Кемчик. До него 80 верст. Здесь местечко Чжадань и от него на 70 верст разбросаны по реке и его притокам отдельные русские фактории по 1-2 дома. В общем их около ста, живут преимущественно торговцы. Преобладают татары, люди не государственные, живут для торговли с китайцами и для наживы.
Здесь же обосновался золотопромышленник Иваницкий и его доверенное лицо Борис Михайлович Порватов. Труды его, знатока и деятеля края, заслуживают внимания. Он ведет дела с симпатией к соетам и принося им пользу.
Горный инженер Порватов совсем  молодой, недавно покинул золотоносный Кочкарь на Урале и с помощью золотопромышленника Иваницкого, точнее на его средства, сформировал экспедицию в Урянхайский край. Край нынче свободен, нет китайцев, нойоны не мешают, как раньше при Хайдубе. Так решило правительство, да и местной власти не лишне узнать свои богатства. И потом, это же нужно и для местных обывателей. Промышленность должна принести процветание. Край богат, надо только  суметь богатством воспользоваться. С экспедицией,  пришли врачи искоренять жуткие эпидемии чахотки и сифилиса. Нельзя и без охраны, казаки всегда на посту. Вот их посты виднеются. Тут на Кемчике всякое случается. Однажды украли юрту с имуществом, в которой ночевала жена Порватова Мария Рубайло, химик, выпускница женских высших естественных курсов. Спать легла в юрте, а проснулась под открытым небом от солнечного света на свежем воздухе. Войлока  юрты нет, осталась только решетка и маленький браунинг не пригодился.
- Так что ли было? - вспомнил Александр за столом хлебосольных и близких по духу людей.
- Точно так, Александр Христофорович. Мы же, можно сказать, на краю света, а точнее в центре Азии. Тут свои порядки, вам они лучше известны.
- Народ добрый, но забитый и бедный, помочь ему надо подняться с колен.
- Всегда рады. Привезла бы Маша палатку, может этого и не случилось.. А она привезла лопатку. Анекдот! Я ей отправил телеграмму Маша, жду в Минусинске, захвати палатку. Телеграфист перепутал слова и вместо палатки получилась лопатка.
- В путешествии без приключений никак нельзя, дорогой Борис Михайлович, - успокоил возбужденного хозяина Александр. Если я сейчас начну рассказывать все злоключения, которые со мной случились в этих краях за последние два-три года, суток не хватит. Почище чем у Майн Рида. Книгу бы написать, да Бог талантом обделил.
- Когда вам и нам писать. Кругом дела совершаются исторические. Мы с вами, как первооткрыватели, что нам удастся сделать, потомки оценят и опишут.
Сделано много -  обследованы Актовракское месторождение асбеста, Таловское золоторудное месторождение на южном склоне Куртушибинского хребта, а также медные рудопроявления на Кемчике. Нашли и платину. Лично Порватовым на ручье Акол, левом притоке Юргуни,  был найден платиновый самородок весом более 200 граммов. Пошел в оплату расходов  золотопромышленнику  Иваницкому.
- Вы, я слышал, из Казанского университета? - спросил Александр .
- Да, представьте себе, имел честь обучаться у самого Лобачевского.
- У Лобачевского? - поинтересовался Александр. У нас в Московском военном Лобачевский был инспектором классов. Не родственники ли?
- Все может быть. После университета я еще два года стажировался  на приисках и металлургических производствах в Американских штатах. По возвращении из Америки занял место главного химика приисков Кочкарского месторождения золота. Владела им тогда французская компания.
- Они и здесь бывали, эти французы. Пытались начать разработку асбестовых месторождений в Актовраке, не получилось. Урянхи запретили рыть, как они говорят, "Белую землю".  Это было в начале века, сейчас ситуация изменилась и я в курсе, что ваш напарник Иваницкий успешно эту задачу решает.
- Какой напарник! Можно сказать, я его подрядчик. Продаю ему свои знания, разыскивая на практике горные залежи в этой земле.
 - Ну, что же, желаю вам обоим успеха. Чай и угощения у вас замечательные, здесь привольно и спокойно, но мне надо следовать дальше. Поклон от меня вашей отважной супруге. Не каждая, скажу я вам, согласится из Петербурга приехать в нашу, пока еще тревожную  глушь. Все как у Майн Рида на диком западе американских штатов. Помогай вам Бог!
 - Вам успехов и до скорой встречи, - пожелал Порватов, подкладывая в сумку усинского начальника продукты в дорогу.
Джакуль и Кемчик — район Кемчикского и Бэйси хошунов. Есть еще северный, пятый хошун — Тоджинский. Это Сейба, Тодж и Камсар. Сейба в 100 верстах от села Туран, у устья реки. Далее от Сейбы поселки Карагашь, Открываловка, затем ряд факторий Андрея Сафьянова, Владимира Мозгалевского, Лобанова, Кокуса, Крылова и многих других. Охотничьи края. В Сейбе постоялый двор. Переселенцы пожив там и услышав про урожаи на Малом Енисее, сплывают вниз по Енисею, оставляя свои избы и усадьбы на произвол судьбы. Между тем, жить там можно, есть пастбища, покосы, масса рыбы, звериный промысел. Но к сожалению русские в Соетии избалованы, что не только осенью не садят озимые, но даже не пашут для яровых. Тоже относится к селу Карагаш и к прочим в этом районе.
Где только не бывал  Чакиров? Какие вопросы только не рассматривал? По служебным делам на плотах, лодках и лошадях приходилось преодолевать сотни верст.  Кажется, недавно он был на Большом Енисее на заимке Кольцова в местности Шабарташь, на левом берегу реки Сыстикем,
В проект своего будущего справочника по Урянхайскому краю Александр записал:
«Леса для строек хватает. Повсеместно общий тип построек поселенцев близок к русскому. Беднейшее население живет в так называемых «зимовьях», то есть в небольших, довольно низких бревенчатых избах, с одним, реже двумя окнами. Сеней, чаще нет, и входная дверь ведет в единственную низкую комнату, занятую на одну треть громоздкой русской печью. Дом зажиточного колониста, обыкновенно, состоит из двух половин, разделенных сенями. В «черную» часть входит кухня с помещением для работников, в «чистую» – хозяйская половина. Чистая половина делится на две комнаты, из которых ближняя от входа служит для гостей или заезжих. Потолки и стены до половины обыкновенно белятся известью. Полы застелены холстинами. На кроватях спаят только взрослые и чаще хозяева; дети же и работники спят, где придется на полу; в теплое же время года во дворе, в сенях, под навесами и на сеновалах.
Передний угол в избе заставлялся иконами, медными крестами в киотах. Иконы устанавливаются на полках в один или два ряда. К каждой иконе обыкновенно прилепляется  восковая свеча, тут же на полках просфоры, верба, пасхальные яйца, стоит масло в бутылочках. Большинство икон в фольговых ризах, киотах украшаются бумажными цветами, материей, пихтой или вереском. Гостей всегда усаживают в передний угол, где и угощают их. Тут же  стол и лавки».
Заимки ранее составляли исключительно временное пребывание переселенцев из Усинска, Турана или Сейбы, на свободных землях, со скотом, или для сенокоса. Каждый выбирал себе излюбленное место и устраивал жилье-зимовье. Постепенно количество заимок увеличивалось, на них понемногу заводили хозяйства, пашни, выгоны, и временное проживание превращалось в постоянное. В некоторых местах значительные заимочные хозяйства настолько разрастались, что в действительности уже становились населенными пунктами. Одним из таких являлся поселок Бегрединский, фактория «Харасук».
Будни вольной жизни семьи Чакировых проходили далеко от цивилизованной России, от всего того, чем жили большие города и все просвещенное общество. Потому все ждали почты, хоть каких либо российских новостей. Когда приходили губернские газеты, журнал «Нива», начиналось запойное чтение и про себя, и вслух, и с коллективным обсуждением. В журнале отражались все стороны российского быта,  и потому  он назывался «Иллюстрированный журнал литературы, политики и современной жизни». Он выходил еженедельно, 52 номера в год. Было и приложение, в котором на то время содержались сочинения В.Г. Короленко, А.К. Майкова и Эдмона Ростана. Цена подписки на полгода составляла  4 рубля. Один номер стоил 20 копеек. Дорог журнал был не деньгами, а новостями.
Первым делом Александр интересовался событиями в Маньчжурии и читал все подряд и чаще вслух.
-Послушай Таня, что пишут в этот раз: «Число перевозимых пассажиров на КВЖД увеличилось с 442 тысяч человек в 1907 г. до 947 тысяч в 1910 г.  Ожила культурная жизнь: вышла новая газета «Юаньдун бао», журнал «Железнодорожная  жизнь на Дальнем Востоке». В театре «Портсмут» в Новом городе проходили гастроли артиста императорских театров Мариуса Петипа. В Художественно-артистическом театре Губанова идут лучшие произведения современной театральной беллетристики Горького, Андреева, Найденова, Островского, Толстого и Сухово-Кобылина».
- Представляешь! Харбин посетила знаменитая Вера Федоровна Комиссаржевская со своей труппой.  Как тебе!? Вот бы к нам кто заглянул. Нет, у нас окраина, а в Харбине, как в столице, жизнь бурлит, не то, что в нашей таежной утиной округе, пошутил Александр. Бывало по настроению, когда находила меланхолия, он называл себя не усинским, а утиным начальником.
- Ничего Александр Христофорович, именно так звала Татьяна супруга, у нас тоже есть свои прелести. Мы, как писатель Толстой, живем здоровой жизнью в своей Ясной поляне под названием «Харасук».
- Интересно, - подумал Александр, - читали ли харбинцы соображения графа Толстого по поводу китайской цивилизации. Для Льва Толстого Китай был важным примером не индустриального, ненасильственного, не прогрессивного и близкого к природе иррационального образа жизни. Он был убежден, что китайцы должны оказать самое благотворное влияние на нас, русских хотя бы уже своим необыкновенным умением работать и на небольшом пространстве земли добывать и растить больше и лучше, чем у нас в десять раз большем пространстве. Толстой даже хотел изучать китайский язык.
В Харбине на углу Китайской и Коммерческой улиц, - продолжал читать Александр, -  открылись кинотеатры «Иллюзион» и «Ориант», а по улицам города стали маршировать скауты. Начальником созданной организации стал ротмистр Утешев. На Офицерской улице скауты построили свой Дворец со стадионом.
- Что за скауты, дорогой?
- Раньше таких, Танюша, в Харбине не водилось. Явно иностранное модное влияние. Возможно, молодежная военная организация, раз во главе целый ротмистр.
Как-то раз Александру попалось сообщение о праздновании 100-летнего юбилея 54-го пехотного Минского, его королевского высочества князя болгарского Фердинанда полка. Командир полка барон фон – Гейкинг. В журнале красивая фотография - полк стоит на Немецкой площади в Кишиневе и принимает присягу знамени.
-   Ты знаешь, дорогая,  -  не отрываясь от снимка, сказал Александр, - этот барон  фон – Гейкинг мне кого–то  напоминает. Кажется,  мы встречались с ним в Харбине, в госпитале, в 1906 году.
- Александр Христофорович, ну что тебе этот барон! - восклицает Татьяна. Лучше почитай, дорогой, повесть Гусева-Оренбурского «Несокрушимый оптимист». Это из записной книжки священника. Право забавно. И еще вот, замечательный рассказ Василия Брусянина «Уличный папа».  Татьяну больше интересовали женские темы журнала и где  рекламировали мыло, крем, пудру фирмы «Конек». Александр чаще заглядывал в  оружейный прейскурант,  и рекламы с приглашением на Анапу-курорт.
- Хорошо бы сейчас нырнуть в море в Анапе, и рекламируемый коньяк Шустова, не помешал бы. Взгляд Александра остановился на сообщении о том, что Великого Князя Петра Николаевича высочайше утвердили в звании покровителя музея изящных искусств имени императора Александра III.
- Посмотри, Танюша, - Александр повернулся к ней и протянул журнал, - посмотри, в журнале опубликованы проекты храмов и памятников работы князя Петра Николаевича, которые хотят установить в память Японской войны на братской могиле в Мукдене и на одном из полей в Маньчжурии. Послушай известные строчки из песни «Варяг», напечатанные под проектом памятников: 

                «Плещут холодные волны.
                Бьются о берег морской.
                Носятся чайки над морем.
                Крики их полны тоской».

Александру захотелось взять в руки гитару и напеть любимую мелодию, родившуюся под стенами Мукдена вальса «На сопках Маньчжурии». Музыку и слова, которой  написал начальник полкового оркестра, мокшанец Илья Алексеевич Шатров.

                Тихо вокруг, лишь ветер на сопках рыдает
                Порой всплывает луна из-за туч, могилы солдат озаряя….

               
- Кто это справа от  Великого князя на коллективной фотографии Императорского общества поощрения художеств? - прервала лирическое настроение Александра Татьяна.
- Это Николай Рерих. Я как-то рассказывал тебе о нем.
- Да. Что-то припоминаю. Мне тоже попались интересные строчки, прочитать Александр Христофорович?
- Почитай, почитай Танюша, с удовольствием послушаю, - согласился Александр.
- Так вот, 3 декабря 1914 г. исполнится 25 лет литературной деятельности «известного  русского беллетриста» Александра Куприна. В настоящее время автор  «Поединка», «Олеси» «Молоха», «Ямы» призван на военную службу. Представляешь! Напечатан еще стих Сергея Михеева «В сочельник». Вот послушай:

                «Замолкли пушек разговоры
                Застыла даль в вечернем сне.
                И только чуткие дозоры
                Боятся верить тишине»

- Хороший стих, и Куприну повоевать не вредно, - заметил Александр, - чтобы писать, надо знать. А как узнаешь, если сам не попробуешь?   
 - Есть предложение совместными усилиями приготовить мой любимый фасолевый суп. Как ты, не возражаешь? - предложил Александр, - и чайку попьем, заваренный на шиповнике. Привык я к нему в здешних таежных дебрях, хотя и от китайского не откажусь. Вот кстати, забавное сообщение, называется «Труп в сундуке», слушай:  «Не опознан труп, отправленный из Екатеринбурга в Москву,  не узнан торговец Усть-Скишерской волости Голдырев. Родственники последнего находили лишь сходство фотографии и трупа; когда же им были предъявлены вещи, находившиеся в сундуке с трупом, то Голдыревы от своего утверждения отказались». Не  правда ли ,забавно?
 - Ничего забавного я в этом не вижу. Скорее всего сундуки перепутали.
 - Я не об этом, дорогая. Дело в том, что у меня в роте, когда шли от Ташичао на Ляоян, был стрелок Голдырев. Правда, тот был родом из Сибири. Ты слышишь?
 - Да, конечно. Просто я занята приготовлениями.
 Пока Татьяна готовила на стол, Александру попался на глаза короткий рассказ на военную тему Аркадия Аверченко «Специалист по военному делу». Так вот, этот специалист  "военный обозреватель" обиделся на редактора за то, что последний сказал ему:
   - Какую вы написали странность: "Австрийцы беспрерывно стреляли в русских из блиндажей, направляя их в них". Что значит "их в них"?
   - Что же тут непонятного? Направляя их в них, - значит, направляя блиндажи в русских?
   - Да разве блиндаж можно направлять?
   - Отчего же, - пожал плечами военный обозреватель, - ведь он же подвижен. Если из него нужно прицелиться, то он поворачивается в необходимую сторону.
   - Вы, значит, думаете, что из блиндажа можно выстрельнуть?
   - Отчего же... конечно, кто хочет - может выстрелить, а кто не хочет - может не стрелять.
   - Спасибо. Значит, по-вашему, блиндаж - нечто вроде пушки?
 - Не по-моему это, а по-военному! - вспылил обозреватель. - Что вы, издеваетесь надо мной, что ли? Во всякой газете встретите фразы: "Русские стреляли из блиндажей", "немцы стреляли из блиндажей"... Осел только не поймет, что такое блиндаж! Редактор догадался, на кого намекает обозреватель, и обиделся. 
Читая одновременно веселый и грустный рассказ, Александр вспоминал давнишних знакомых корреспондентов военных газет Петра Краснова и Дмитрия Янчевецкого, с которыми следовал в Маньчжурию на фронты русско-японской войны. Наверняка, и сейчас при редакциях. Хотя, про донского казака Краснова, окончившего в свое время Павловское училище, доходили слухи. Мол, учился, командовал курсами и даже полком в далеком Джаркенте на китайской границе.
А Аверченко молодец, хорошо подметил творчество многих бумагомарак. Не зря учился уму разуму в Севастополе, хотя и не закончил реальное училище. Сын неудачливого купца, а вот гляди куда пошел. Талант!




Глава седьмая


Чтобы выпрямить, надо перегнуть


Татьяна была тихой, покладистой и бесхитростной домашней и в меру образованной женщиной. Выросшая в тайге, она знала хозяйство, умела рыбачить, любила и не боялась одна гулять по лесу собирать ягоды и особенно грибы. Хорошо стряпала и этому  научилась у Александра, который бывал на разных приемах, знал толк в угощениях и имел на этот счет кулинарные рецепты.
- Суп. Это замечательно, а чай просто прелесть, - соглашалась Танюша, - выпьем и таежного, и китайского. Нам недавно из Джакуля свежий чай привез Иннокентий  Сафьянов.
- И что, новости какие привез?
- Рассказывал,  как его женили.
- Что ты говоришь! И как это случилось?
Пока он совершал путешествие в Монголию, мать нашла ему в Минусинске невесту, скромную и симпатичную девушку Наташу Кочневу, которая ему тоже пришлась по душе, и вскоре сыграли пышную свадьбу с катанием на тройках, с соблюдением всех обрядов и обычаев. Интересно, правда!
- Можно представить, а что потом?
- А потом по последнему зимнему пути отправились молодожены в Урянхай, на Салдан. Глава семьи Георгий  Сафьянов решил золото добывать, а торговлю перепоручил сыну, надеясь, что Иннокентий отойдет от всяких либерально- революционных идей.
- Но не тут-то было, - добавил Александр. Купца из него, увы,  не получилось. А  почему он не сказал?
- Ты же знаешь, Александр Христофорович, какой он. Он считает безнравственным требовать долги с обездоленных и родственников умерших. Взял и уничтожил все расписки.
- Решил, но не уничтожил.
- Не уничтожил, но только благодаря жене, которая сумела убедить его не делать этого во вред отцу, и расписки были возвращены на место.
 С Иннокентием Сафьяновым, с которым Александр был одного возраста,   сложились благоприятные отношения. Отец Иннокентия Георгий  Сафьянов, а по местному «соётский царь» или «Егор-бай»  отправил сына в Урянхай на одну из своих факторий на исправление после отчисления из гимназии. Там, на заимке, Александр с ним и познакомился. Они вместе встречали дальних гостей, пребывающих в край с различными целями, обсуждали насущные текущие вопросы и совместно решали их.
Сафьянов еще от отца знал, что местные жители очень изменчивы в своих взглядах. Они  почитали и уважали, пока чувствовали силу, при ее утрате,  теряли страх и прекращали всякие симпатии. Так, после Синьхайской революции - урянхи, почувствовав ослабление власти Пекина, решилось изгнать китайцев со своей территории.  В качестве примера Сафьянов поведал следующую историю:
- У меня недавно из табуна украли двух лучших лошадей, и был найден вор, я обратился в Сальджанский хошун взыскать с виновного потерю. Чиновник хошуна мне ответил: «Мы теперь за воров платить не будем, не тот закон, а если хотите брать насильно, то у нас есть для защиты готовые солдаты. Мы их уже месяц кормим, они теперь жирные и сильные».
- Вот так, уважаемый усинский начальник. По моему мнению, с урянхами Сальдчжанского хошуна произошла перемена, у них появилась гордость, наверняка просочившаяся от монголов, которые освободились от китайцев. Урянхи хотят избавиться от нас.
- До того, как урянхайцы были поданными Цинской империи, - продолжил Иннокентий, - я не имел к ним страха. Более того, я жил с ними в дружбе. А сейчас они бесконтрольно разболтались, почувствовали, что им все можно и от них можно ожидать всяческих неприятностей.
Такие в Урянхае случались. Когда глубокий снег закрывал подножный корм, тогда начинался джут - голодовка скота. Заготовок сена урянхи не делали и скот подыхал. Особенно много гибло овец и коз у маломощных хозяев, от голода у коров начинался повальный выкидыш, дети и взрослые лишались молока, которое было главным продуктом питания, наступал голод и на заимки и фактории приходили бедняки с просьбой продать им муки. В этом случае в целях предупреждения волнений зажиточные поселенцы и Сафьянов, в том числе, раздавали бедным зерно. Брали за нее овчины и кожи с павших животных, не имеющие особой ценности.
Иннокентий человек был не из трусливых. Ему дважды  с табунами и товарами пришлось путешествовать через Монголию, Китай в Забайкалье. Ведь торговали не только с монголами и китайцами. Были случаи, когда гнали лошадей для Амурского конного дивизиона через Монголию на реку Аргунь  в станицу Ново-Цурухайтуй, где находился сборный пункт для закупки лошадей.
Иннокентий рассказывал, как в апреле 1898 года его караван, состоящий из двух двухколёсных таратаек с багажом и припасами, переводчика-калмыка Егора Бабушкина, двух русских рабочих и двух урянхов и табуна лошадей в 160 голов, тронулся в далёкий, трудный путь.
- Весна была холодная, - вспоминал Иннокентий, - лошади шли голодные, зелёный корм выходил медленно, начались весенние болезни лошадей; несколько лучших лошадей пало от них. Путь почти на всём протяжении безлюден, монголы находились ещё на зимних пастбищах в высокотравных пустынных степях Гоби или Шамо, купить баранов было не у кого, и караван питался сухарями и чаем с сахаром. Проводник, которого милостиво дал каравану Абын-Нойон - великий князь Урянхая, дорогу в Ургу позабыл, он ездил туда двенадцатилетним мальчикам и теперь каждый день терял её направление. Долго плутали. Наконец, перевалив Яблоневый хребет, спустились к вершине реки Онон и, следуя по его долине, через несколько дней пришли в Акшинский округ. Откуда через станицу Чендант, что в пяти верстах от станицы Борзя, попали на реку Аргунь в станицу Ново-Цурухайтуй, где сдали табун лошадей военным закупщикам.
Бывал в Забайкалье Сафьянов еще раз, когда отвозил караваном товары для продажи строителям возводившим КВЖД. Везли груз на семидесяти двух колёсных таратайках на железном ходу, имели две смены упряжных лошадей к ним. Нападали разбойники, волки; пропадали люди и лошади, но цель была достигнута.
Иннокентию Сафьянову, как и Александру Чакирову, часто приходилось находиться в отрыве от дома, к которому он был сильно привязан. Он любил свою супругу, сыновей Бориса и Володю и дочь Марусю.
У Александра тоже родился сын. Его назвали в честь отца  Александром. В год его рождения либеральная Россия отмечала тостами с шампанским полстолетия со дня уничтожения на Руси крепостного права. В Китае продолжалась Синьхайская революция, китайцы срезали косы, запретили варварский обычай женщинам бинтовать ноги. Указом властей не разрешалось  торговать людьми.
Новый русский посланник в Пекине Крупенский писал: «Масса населения убеждена, что республика – это свобода от налогов  и собственности. В Китае беспорядки, каждая провинция насыщена дезорганизованными массами людей, занимающихся грабежами и неспособных к возвращению к мирной жизни. Повсюду банды беспокойных войск, требующих ликвидации задолженности по оплате. Во многих провинциях царствует анархия. Начали формироваться партии. Характерная черта процесса – их враждебность».
Как раз из Иркутска пришла телеграмма: «Китайские власти повсеместно укрепляют границу. В Забайкалье на Аргунском участке монгольские караулы заменены китайской пограничной стражей. Цинское правительство возбудило вопрос о редемаркации забайкальской граничной линии от горы Тарбагандаху до Аргуни. По согласованию с цинским правительством  в июне  начаты работы по изучению пограничных ориентиров в  районе Кайластуевского караула, однако китайские солдаты обстреляли наших военных топографов, обследовавших старое русло Аргуни и находившихся на оспариваемом острове Капцегайтуевский. После решительного протеста цинское правительство принесло извинения за этот инцидент» В заключении телеграммы предлагалось изучить поведение китайцев и монголов в Урянхае, на предмет пересмотра границы.
Еще полковник Попов рассказывал о стремлении китайцев передвинуть в тех местах границу на север. Недоразумения и претензии возникли из-за того, что при заключении Буринского договора перепутали русла реки Аргунь и так называемой Мутной Протоки. Долина Мутной Протоки (или так называемой Куладжи), хотя и была показана принадлежащей Китаю, однако, как свидетельствовали предварительные исследования, она должна была принадлежать России. За обладание этой местностью и шли споры между казаками поселка Абагайту и китайцами. Русская сторона на том же основании утверждала, что станция Маньчжурия и поселок того же названия, находятся не на китайской территории, как было принято считать и как значилось на всех официальных картах, а на русской. Цинцы настаивали на своем – поселок и станция стоят на китайской земле.
На этот счет у посла России в Пекине имелось свое мнение: «Нынешнее выступление китайцев, - замечал он, - объясняется их желанием воспользоваться нашей беспечностью, плохим знанием собственной границы и миролюбием, чтобы оттягать несколько десятков тысяч десятин хорошей земли. Вышеизложенная неопределенность границы и давность владения представляют довольно благоприятную обстановку для их притязаний. Впрочем, отчасти мы сами виноваты в таком положении вещей; наши власти, преследуя политику доброжелательного соседства, недостаточно энергично отстаивали наши территориальные права и, таким образом, косвенно поощряли китайские захваты. Весьма неблагоприятным для нас прецедентом является аренда нашими казаками для пастбищ и покосов земель, которые мы считаем своими, у китайцев, чем, конечно, укрепляются права последних. Передают даже, что наши казаки, опасаясь, что в случае перехода этих земель к России условия аренды станут более стеснительными, стараются поддерживать мнение о принадлежности земель Китаю». Переговоры по границе с китайцами в Забайкалье вел генерал Путилов.
- Уж не родственник ли он того Путилова, что принес в Усинск православную веру и построил первую церковь? - подумал Александр. Миссионер, пришел из села Каптырево с целью борьбы с раскольничеством и утверждением истинной православной веры.       
Можно сказать, что события в Китае и на Забайкальской границе подвигли монаршие власти официально подтвердить назначение Александра Чакирова на «временно им занимаемую должность». Вот как об этом было сказано в поступившем распоряжении:
«В изъятии из правил, Указом Государя императора по докладу Министра внутренних дел 29 июля 1911 года соизволено официальное назначение, числящегося по армейской пехоте, штабс-капитана Чакирова Усинским пограничным начальником с оставлением его в военном чине с зачислением по армейской пехоте». Таким образом, «временная» служба продолжалась более четырех лет. Долго думали, но все же решили.
Назначению способствовала данная из Иркутска в Министерство внутренних дел характеристика Усинского пограничного начальника. В ней отмечалась его активность в поддержании переписки с дипломатическими представительствами в Урге и Пекине по Урянхаю, положительная роль в подготовке «Секретной записки полковника Генерального штаба Василия Попова по Урянхайскому вопросу», которая была одобрена посланником в Пекине. В докладной Канцелярии иркутского губернатора отмечалось: «Рапорты Усинского пограничного управления в Канцелярию иркутского генерал-губернатора содержали сведения, позволяющие провести анализ конфессиональной ситуации и экономической ситуации  в Урянхайском крае. Им были выявлены причины успеха китайского торгового капитала в крае после 1903 г., составившего серьезную конкуренцию русскому торговому элементу и сделан  вывод о том, что отношения  китайцев и урянхов в торгово-экономической области традиционно определялись формулой подчинения «вассала своему господину».
По докладу полковника Попова, со стороны Усинского пограничного начальника отмечалась прилежность в ведении документации, в том числе, журнала заседаний пограничного правления, в которых содержались материалы неофициального характера. К ним относились: показания жителей Урянхая о прохождении границы, приговоры сельских сходов Усинского пограничного округа, жалобы жителей Урянхая на притеснения: со стороны российских купцов и промышленников; на угон скота аборигенами; на китайских купцов  и прочих иностранных представителей.
О причинах успехов китайских купцов Александр писал: «Китайцы, дав хорошую взятку  Улясутайскому цзяньцзюню и благодаря халатности Российского консула и бывшего Усинского пограничного начальника, вопреки торговым договорам и трактатам, в 1903 году свободно проехали государственную границу и поселились в Урянхае.  Первый китаец, прибывший на Кемчик, назвал себя агентом «Русско-китайского банка в Улясутае и объяснил свой приезд командировкой банка открыть в Урянхае «отделение». Так поступили второй и следующие китайцы и китайские власти, видя, что  русские не интересуются нисколько этим вопросом, разрешили вопрос очень просто. И вот к  1907 году в Урянхае уже насчитывалось 14 китайских фирм и отделений. Те же из китайцев, которые осмеливались открыть свою торговлю ближе к российским селениям: Туран, Уюк и т. д, все же опасаясь теперешней власти – поселились внутри урянхайских кумирен, как бы под защиту духовенства. При этом китайцы приобретали фактории и у русских».
По данным знатока края инженера Родевича,  в Урянхае постоянно действовало пять китайских фирм: Баинбо, Ташинтафу, Иенхен, Пешимбоду и Туменцзы. Они выступали в качестве филиальных отделений больших фирм, торгующих в Монголии, в Улясутае, Урге и Калгане. Всего они имели до 30 лавок и около 70 служащих. Приказчики лавок, как один, назывались Иванами Ивановичами и Петрами Петровичами, на самом деле точили зуб на русских и всячески старались их вытеснить. Особенно в этом плане отличался старший фирмы Ташинтафу.
К 1911 году в поселке Джакуль имелось 5 китайских дворов, в Шагонаре – 4 дома, в Дженагаше на Кемчике две усадьбы. Каждый двор представлял собой торговую факторию. Знаток региона Бурдуков писал: «Около Улангома китайский поселок насчитывает 300 человек – это все торговцы и мельники. Здесь работает до 30 конных мельниц». В «донесении разведчика Усинского пограничного начальника  из Улангома говорилось: «На степи, на правой стороне, по течению небольшой речушки раскинулась «куря», а возле нее китайские постройки…, еще далее русские, в том числе купца Котельникова. Строители-мастера еще в прошлом году приглашены из Пекина, есть и простые китайские рабочие. Значительное число китайцев находится в долине реки Тес.
 Чакиров разработал особую инструкцию секретным агентам, в которой рекомендовал  им информировать русское население о положении дел в крае, проводить беседы в пользу отторжения Урянхая от Цинской империи как с русскими.так и с соетами. В ней говорилось: «Основная цель каждого русского обывателя, а тем более агента внушать и объяснять русским, проживающим в Урянхае, что они должны смотреть на урянхайцев как на своих братьев, а поэтому обходиться с ними по-христиански, по-братски. Русские должны дать понять урянхайцам, что край этот мы не считаем китайским. Всеми силами стараться доказать какое зло приносят им китайцы, продавая им свою водку и открывая кредит. Что все это может быть прекращено, если они обратятся к русской власти о подданстве. В то же время каждый из нас должен зорко следить и внимательно прислушиваться ко всему происходящему в Урянхае». 
Естественно, что китайцы стали негативно восприниматься русским населением. Причиной этого были, как проблемы торговой конкуренции, так и некоторые политические нюансы. В «докладной записке, торгующих по реке Кемчику купцов, поданной 16 апреля 1912 года начальнику  пограничного округа» говорилось: «За последние семь лет русская торговля в Урянхайском крае, в силу усиленной конкуренции со стороны китайских купцов, оказалась  в угнетенном положении....В составе пяти фирм китайцы представляют собой  плотную и сильную капиталом торговую организацию, занявшими своими отделениями все долины рек, наиболее заселенные урянхайцами».
Русских тревожила не только экспансия китайского капитала, но и опасность использования Пекином торговли в военно-политических целях. Так, новый помощник Александра Самойлов докладывал ему в июне 1911 года: «1-го  сего года июня из китайской фирмы Боян боо уплыл на плотах Иванова китаец Андрей Иванович (Джурган), который проедет в Красноярск и Иркутск. Цель поездки неизвестна». Чакиров, основываясь на этом донесении, предположил, что Джурган приезжал из Монголии проверить слухи о состоянии русских войск в Урянхае и в районе, как Усинского пограничного округа, так в Минусинске, в Красноярске и Иркутске, потому что в день его приезда в Урянхай, по русским поселкам  были командированы  китайские купцы….». Все, что происходило в Урянхае, ими детально учитывалось и оценивалось.
Этими и другими подобными сведениями интересовался Разведотдел Иркутского военного округа. Газетные данные обобщались и оформлялись в виде сводок из открытых источников информации. Материалы сосредотачивались в библиотеке 4-го делопроизводства Генштаба, а рассылались в адрес 1-го Оберквартирмейстера и в Главное Управление Генштаба, в котором на тот момент пребывали старший адъютант Генштаба капитан Марковский, подполковник Савченко. Генерал-квартирмейстером состоял  генерал-майор Кузмин-Караваев, бывший пограничный комиссар в Персии.
На основе анализа рапортов Усинского пограничного управления, в Канцелярии Иркутского генерал-губернатора был сделан вывод о присутствии косвенных интересов в Урянхае со стороны японских, французских, бельгийских и английских промышленных фирм и синдикатов, в том числе, в развитии асбестовой промышленности  и золотодобычи".
В свою очередь, в сводках, которые Александр получал, регулярно сообщалось о фактах задержания иностранных шпионов Иркутским контрразведывательным отделением во главе с начальником штаб-ротмистром Куприяновым.  Был даже арестован вестовой командующего войсками военного округа генерала Эверта Тарас Кацан, работавший на японскую разведку.
На станции Омск в 1911 году задержали китайских разведчиков Чжан Юна и Дуан Мэн-фу, занимавшихся сбором сведений о расположении и состоянии русских войск. Еще трех китайских шпионов задержали в 1912 году на станции Красноярск, одним из которых оказался начальник Кульджинского армейского штаба Хао Кэцзюань. У арестованных обнаружили четырнадцать топографических карт с нанесенными на них метками, три блокнота и шестнадцать тетрадей с различными данными. Противник не дремал, и Чакиров рекомендовали своим помощникам усилить наблюдения за торговцами китайцами в Урянхае и их связями.
Еще до начала Синьхайской революции в Китае, в Урянхае открыто говорили о необходимости изгнания китайцев. В «Журнале Секретного совещания особой комиссии, заседавшей в Усинском пограничном управлении 14 апреля 1911 года было отмечено: «Сальчжакский Ухэрида китайцев ненавидит, и смотрит на них, как на разорителей, обирателей урянхов и готов всегда протянуть руку русскому и прогнать китайцев торговцев и даже обращался с просьбой к русским, к членам настоящей комиссии – дать совет, как это сделать…».
А пока на Джакуле еще оставалось до десятка китайских фирм. Часто заглядывали монголы и различные подозрительные лица. Поражение в войне с Японией серьезно подорвало традиционное представление о мощи российских вооруженных сил и породило у властей отдельных иностранных государств надежду ослабить позиции Российской империи. Прежде всего, это касалось японцев, англичан, немцев и американцев, наплыв которых резко возрос в районах «слабо оборудованных в военном отношении.
 Экспедиция Боголепова  и Соболева  в районе Джакуля встретила английскую экспедицию «ботаников», в которую входили Прайс Каррутерс и Миллер. До этого они уже более трех месяцев провели на Саянах.
- Миллер, Миллер. Что-то я уже слышал о путешественнике-немце, - подумал Александр и решил сделать на этот счет запрос. Из Иркутска, из Отделения географического общества ответили: «В 1734-1735 гг. отряд российского ученого Герарда Фридриховича Миллера работал на Енисее, посещал Красноярский, Абаканский остроги.  Услышав предания енисейских казаков, что по Енисею до Саянского острога ходили малые парусные суда, а к верховьям Енисея через Усинский караул имелась постоянная конная вьючная тропа, Миллер не нарушая ничьих границ, смог добраться до реки Чаа-Холь. Сделал известное описание здесь памятника – изображение трех фигур в скальной нише, названной им «Spekus idolatrica.».
- Тот Миллер вернулся, а этот появился, что-то много этих любителей природы и старины, - размышлял Александр. Интерес указанных англичан к данному району был достаточно активен. Об этом свидетельствовал факт их повторной поездки в Сибирь, Алтай, Монголию и Урянхай. Первоначально они обратились в МИД России за разрешением поохотиться в Томской губернии и Семипалатинской области. Главное управление Генштаба предлагало отказать англичанам, поскольку имелись данные, позволяющие подозревать в них шпионов, тем более что Прайсу Каррезерсу в 1908 году было отказано в удовольствии путешествовать по Туркестану, так как направление маршрута явно указывало на преступные замыслы. Однако департамент полиции МВД уведомил Главное управление Генштаба, что на этот раз «воспретить пользоваться охотой подозреваемым военными в разведывательной деятельности британцам невозможно, поскольку нет в наличии столь основательной причины для отказа, как в 1908 году».
Иностранцев в енисейские места привлекало и случившееся накануне в России необычное событие. 17 июня 1908 г. в 7 часов 17 минут по местному времени в бассейне реки Подкаменная Тунгуска, в 64 км к северу от деревни Ванавара тайгу потряс ужасный взрыв. Взрывная волна дошла до Саянских гор и напугала жителей Усинска. Эвенки с ужасом покинули проклятое место. Староверы страшились пестрых зарев, ярких облаков и белых ночей. Воздух стал плотным и темным. Ждали второй японской войны и кары небесной за грехи тяжкие. Молились денно и нощно. Кроме причин и последствий  взрыва Тунгусского метеорита, иностранцев  интересовали взаимоотношения «китайских поданных киргизов и урянхайцев» с пограничным русским населением. Также,  они пытались выяснить точное расположение войск близ Китая и Монголии.
По поводу необычного взрыва, в «Енисейском вестнике» появилось сообщение профессора Драверта из Омска, который встречался с очевидцем событий. Им оказался, на удивление Александра,  один из многочисленных отпрысков рода Матониных. В то время он проживал на своем золотом прииске на реке Кадра, впадающей слева в Большой Пит, правый приток Енисея.
В очередной раз с целью охоты в подведомственные Усинского начальника места прибыли  британские офицеры: начальник охраны английской миссии полковник  Эббот Андерсен и военный атташе в Китае майор  Перейра. Готовились долго. Первоначально они путешествовали из Зайсана в Шара-Сумэ через российско-китайскую границу, постоянно ведя съемку местности. На следующий год  проехали от Пекина до Омска по железной дороге, затем – по Иртышу через Семипалатинск до озера Зайсан и далее – в Китай для охоты в Алтайских горах. Оба британца были высоко профессиональными специалистами, и умело использовали все возможности для получения нужной им информации. По донесениям русских наблюдателей из Шара-Сумэ, полковник с майором собирали сведения об алтайских киргизах, экономическом положении края и военных силах Китая в этом регионе и пытались проехать в Урянхай. Им, однако, не повезло. Охотников, в кавычках, недалеко от Джакуля на реке  Улуг-Хем, как бы случайно,  встретил поручик Августус с группой казаков, которые следовали с поручением по исследованию границы Усинского края. Они и выпроводили не прошенных гостей на монгольский участок.
Группа поручика Августуса действительно выполняла рекогносцировочную задачу. Неясность нахождения пограничных знаков в Саянских горах, сомнения в прохождении русско-китайской границы там, а не в горах Танну-Ола привели к отправке специальной военной экспедиции - команды разведчиков 30-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Ее и возглавил поручик Августус.
Три месяца 27 человек решали поставленные перед ними задачи: изучение и поиск наиболее благоприятного направления для проведения грунтовой колесной дороги от устья реки Нижняя Буйбы до села Туран, а главное - поиск и осмотр пограничных знаков на Саянском хребте.
Прибыв по завершению исследований в  Усинское, поручик Евгений Августус  в отчете отметил: "Результат моей экспедиции выражается в трех словах: пограничных знаков нет. Они должны быть восстановлены особой пограничной комиссией". За  пограничные знаки, по его мнению, принимали или обо - религиозные насыпи или керексуры - древнейшие могильные камни».
Экспедиция пользовалась при поиске пограничных знаков копией карты полковника Баранова. Августус также изучил картографические материалы и дела по отысканию пограничных знаков за прежние годы, хранящиеся в селе Усинском, но это принесло ему мало пользы. Он согласился с мнением русского старожила Урянхая Георгия Сафьянова, считающего этот край исконно русской областью, пограничную линию, проведенную причудливыми извилинами, "результатом исторической оплошности и нелепым истолкованием Буринского трактата».
- По моему мнению, - уверенно рассуждал Евгений, ссылаясь, правда на Виктора Лукича Попова, главного специалиста в урянхайских делах, - Россия в ущерб государственным интересам добровольно отодвинулась на север, создав нейтральную полосу, между истинно российской и китайской границей проходящей в действительности по хребту Танну-Ола. Я так полагаю, Александр Христофорович, другого мнения и быть не может.
- Согласен, уважаемый, - проговорил Чакиров, дослушав доклад разведчика. Мы имели много случаев исправить этот "грех", но упустили возможности. Сейчас вот занялись разбором названий горных хребтов и перевалов, приведенных в  различных трактатах, взялись снаряжать экспедиции для отыскания старых казачьих маяков и каменных обо, разбросанных по вершинам и перевалам Саян. Пытаемся задним числом по отрывочным данным  потихоньку вычерчивать истинные зигзаги государственной границы. Как говорится, лучше поздно чем никогда, и вам за содействие от меня поклон.
У Александра не было предела радости общения со своими братьями по оружию, не говоря уже о старшем команды охотников-разведчиков 30-го Сибирского стрелкового полка. В первый раз, когда Евгений со своей командой  был командирован в Усинск  с целью восстановить порядок на границе и вразумить Хайдубу,  а это случилось в 1908 году, времени для общения не было. Так, перекинулись несколькими словечками, и все. Сейчас дело другое. И, потом, не так часто, заезжают гости из полка, близкой еще по Владивостоку 8-й Восточно-Сибирской дивизии.
 - С докладом по границе мне более или менее понятно, - заключил Александр. Будьте добры поделитесь другими новостями. Как  жизнь в губернском городе, чем мир дышит?
 - Как ни странно, но здесь  впечатлений больше. Здесь наши переселенцы, что тебе конкистадоры в Америке, приключения, романтика, - отозвался с радушием Августус. Это мне по душе. Я ведь после училища напросился помогать бурам в Трансваале.
- Что вы говорите! И как это у вас случилось?
- Очень просто. Окончил в 1896 году Виленское пехотное юнкерское училище, далее Лифляндский, а затем Белгорайские полки, командовал полуротой, скучно, хоть и в Европе, вот  и решил махануть  волонтером в неизвестность - в Оранжевую республику, защищать от англичан, вечных наших супротивников  свободное государство Трансвааль.
- Ну и как? Скрестили оружие?
- Не то слово. На реке Тугеле били британцев по первое число. Дослужился до капрала, лейтенанта. А затем контузия, ранение и плен. Спасибо  нашему старшему, полковнику Максимову, вызволил.
- Пока вы, голубчик,  буров освобождал, я в Маньчжурии с  хунхузами силами мерялся, а теперь вот в этих краях пребываю, что тебе в ссылке, - удрученно проговорил Александр.
- Что вы! Что вы! Здесь и есть жизнь. Свобода!  А в полку все по ранжиру и распорядку. Мне просто повезло выбраться еще раз со своей командой в горы, дыхнуть свежего воздуха. Здесь у вас истинная красота и приволье. Спасибо за это полковнику Попову Виктору Лукичу.
- Приволья здесь, действительно, с избытком, это вы Евгений верно заметили, но и забот  хватает. Только и мысли, как бы местные  гордые и независимые буры, я имею урянхов, не подняли бунт против наших купцов и колонистов. Постоянно приходится примирять обе стороны. Всем бы только брать, а отдавать положенное не хотят. Приходится наставлять, разъяснять, мирить. Честно говоря, притомился. Рад бы и в гарнизоне послужить. Кстати, как там в полку мой старый знакомый, еще по Владивостоку, Владимир Гулидов?
- Знаю такого, но ничего конкретного про его службу и семейный быт, рассказать не могу. Встречаемся редко, да и команды у нас разные.
- Ну что же, передавайте ему привет, кланяйтесь супруге, новости наши сами знаете. В следующий раз, если представится, жду вас с Владимиром вместе. Да, и по поводу англичан, которых встретили на Джакуле, доложи куда следует со всеми деталями. Так мол и так, без соответствующих документов и прочее.
Интерес к русским границам со стороны европейцев присутствовал, и фактов этих было более чем достаточно. При этом, военная разведка и контрразведка традиционно занималась японцами и китайцами. Был один интересный случай. В Туране под видом охотника поселился якобы отставной офицер Отто Урбан с женой Еленой Маргулой-Урбан. Супруги от проезжих купцов, казаков, монголов и китайцев собирали сведения о действиях русских войск в Монголии, их численности и перемещении, а также вели топогеодезическую съемку строительства Усинского тракта. Эту шпионскую чету решили задержать. Но накануне ареста Отто Урбан застрелился, а у вдовы изобличающих улик не нашли.
Разведка округа укреплялась. В переписке штаб округа уведомил Чакирова о прибытии в разведочное отделение восьми офицеров-восточников. Благодаря этому явилась возможность развить секретную разведку и придать необходимую организацию этому важному делу и на Урянхайском направлении. Александр был осведомлен, что еще  в 1906 г. при штабах военных округов появились постоянные разведывачные отделения. Для каждого штаба округа определялся отрезок территории сопредельного государства, в пределах которого предписывалось организовывать и проводить специальные действия. Иркутский округ отвечал за Восточную Монголию, Маньчжурию и Северный Китай.
Упомянутые "восточники" были профессионалами, прошедшими специальное обучение во Владивостокском институте. С китайским языком числился штабс-капитан Каттерфельд. О нем позже писали, как он лихо разоблачил китайских шпионов Ма Сицзы и Цао Цичжаня, арестованных возле Иркутска на станции Иннокентьевская.
Фамилия специалиста с японским языком Луцкий, показалась  Александру знакомой. Позднее  вспомнил, что в Севастополе, в реальном училище учился почти однофамилец поручика  - Луцкой, который прославился  за границей успехами в автомобильном деле. Даже в журнале «Нива» про него печатали....... - Сейчас бы сюда его автомобили и хорошую дорогу, - подумал Александр.


Глава  восьмая


 Расстояние охлаждает пыл, а время лечит сердце.


Случилось радостное для Александра событие – открылся Иркутский кадетский корпус. Сын Владимир в это время как раз проходил курс подготовительного класса, оставалось только пройти отбор.
 Кандидаты на поступление были разделены на 14 разрядов по порядку предпочтений (причем первые четыре принимались вне конкурса):
- дети офицеров и военных чиновников, убитых и умерших от ран;
- круглые сироты офицеров;
- дети георгиевских кавалеров;
-дети офицеров и военных чиновников, состоящих под покровительством Александровского комитета о раненых (инвалиды 1-го и 2-го класса).....
У  Александра по этому списку были свои преимущества: участие в двух военных кампаниях, награды, и потом ответственная и одновременно удаленная от цивилизации должность, где не было возможности детям получить образование. В итоге, Владимир поступил.
Торжественное открытие Иркутского кадетского корпуса и поступление в него Владимира состоялось 1 сентября 1913 г. в присутствии православного духовенства, командования  военного округа, членов городской Думы и общественности города. Глафира Аристарховна наблюдала, как был отслужен молебен, зачитаны приветственные телеграммы от Государя Императора, начальника Главного управления военных учебных заведений и директоров кадетских корпусов.
Для Надежды, которая крутилась рядом с матерью, больший интерес представлял праздничный концерт силами учащихся мужской и женской гимназий, бравый вид мальчишек-кадетов, которые старались походить на военных. В первый учебный год в корпусе открыли четыре класса на сто шесть кадет. Из них сто два православных, три лютеранина и один мусульманин. Пятьдесят четыре юнца казачьего сословия.
Дина, как ее ласково называли родители, первоначально обучалась в бесплатной школе для девочек, которую содержала дочь головы Иркутска Надежда Сукачева. Иногда занятия вел сам Владимир Сукачев. Строгости заведующей школой Евгении Дмитриевны Солдатовой компенсировались душевностью священника Петра Константиновича Тихонова, ведущему закон Божий. По имени мамы запомнилась и учительница Глафира Алексеевна Кузнецова.
Затем для Дины открылись двери Института благородных девиц. Поначалу учебное заведение называлось Девичьим институтом Восточной Сибири, а с 1896 года официально стало именоваться Иркутским институтом имени императора Николая I. Институт был назван так по ходатайству иркутян в честь столетия со дня рождения императора и стал в Сибири первым средним женским учебным заведением.
Поступление сына в Кадетский корпус Александр отметил в кругу своих коллег. В числе приглашенных был и Иннокентий Сафьянов. С просвещенным человеком хотелось общаться. По просьбе Александра и с целью привлечения внимания общественности к урянхайскому вопросу, Иннокентий писал статьи о крае в сибирских газетах, организовывал «художественные вечера» с участием местных исполнителей. Иннокентий, или просто Кеша, как его звали друзья, хорошо владел урянхайским и монгольскими языками, знал историю края, был, как и его отец, собирателем и популяризатором народного фольклора.
Движителем же этого процесса был Минусинский провизор Мартьянов, создатель этнографического музея. Он дружил со стариками Сафьяновыми,  часто писал и обращался с просьбами, в том числе по поручение этнографа Клеменца, купить что-нибудь из сойотского быта: соху, полные костюмы сойота и сойотки, шаманский костюм и бубен. Иннокентий рассказывал, что перед тем, как направиться по своим делам из Минусинска в Урянхай, отец ночи просиживал со своим другом Мартьяновым, обсуждая, что привезти «из сойот» для музея. Мать его, Пелагея Ивановна тоже собрала для музея несколько коллекций. Среди них комплект пуговиц и товаров из разных материй.
Клеменц был не просто этнограф, а правитель дел Восточно-Сибирского отдела Императорского Географического общества. По поручению Академии наук он совершил в 1891 году экскурсию в Северную Монголию. Маршрут проходил через Тунку, Туран и Мондинский миссионерский стан на Иркуте в 15 верстах от границы России с Монголией. Как рассказывали Александру очевидцы, главной целью экскурсии была проверка сведений ученого-путешественника Потанина о развалинах города, находящегося близ верховий Енисея. Сведения подтвердились. Местные жители приписывали это городище мифическому Ильджеген-хану.
По мере возможности, Александр помогал путешественникам и коллекционерам, сам написал и отдал в Минусинский музей рукописную справку по освоению русскими  Засаянских земель..
Изучением быта и населения Урянхайского края в свое время занимался ссыльный  Феликс Кон, проживающий в Минусинске. Иннокентий Сафьянов заинтересовал Кона своими рассказами о диковинных местах. Однажды он поведал ему сказ-легенду об утесе Самохвал, что возвышался на берегу Енисея недалеко от Минусинска:
«Почему утес звали Самохвал, никто не знал, но вот однажды зимой на его вершине появился столб дыма. Нашлись два смельчака узнать, в чём дело - русский и татарин. Взяли верёвки, свечей побольше и пошли. Приходят, смотрят - не дым, а пар идёт из провала. Привязали к концу веревки камень и стали спускать в провал, спустили всю веревку, а её было у них 50 сажен, а дна не достали. Вот татарин и говорит русскому: „Давай, брат, я спущусь туда, лучше увижу, что там есть, только верёвку не поднимай вверх до той поры, пока я не дам сигнала вытаскивать!“ Согласился русский и стал опускать татарина. На половине длины верёвка задержалась, видно, татарин открыл боковой проход и пошёл туда. Долго ждал русский сигнала, наконец, верёвка дёрнулась. Он быстро стал выбирать её и вытащил полумёртвого татарина. Спрыснул его водой, тот очнулся и рассказал о том, что случилось с ним:
«Спускаюсь я и вижу с правого бока отверстие, а из него огонь светит, схватил я рукой выступ, задёрнул за него верёвку и спрыгнул туда, откуда огонь светит. Это была пещера, по стенам её сверкали дорогие камни, от них-то и был свет. Пошёл я дальше, а там ещё пещера ярче первой, а в ней сидит на золотом троне девица-красавица, аж дух у меня захватило, как взглянул на неё. И говорит эта девица: „Зачем пришёл?“ „Посмотреть тебя, красавица!“ - ответил я. Ну, счастье твоё, что такой ответ нашел! Уходи скорее, а то отец мой Змей-чародей проглотит тебя, да смотри не говори никому, что здесь видел, а то не жить тебе на свете. Вдруг что-то зашумело, засветило, я испугался, кинулся к верёвке, вскочил в петлю, а потом и не помню, как ты меня наверх вытянул!».
- Сказка, конечно, но Феликс уж такой был человек, все его интересовало, -  пояснил Иннокентий, - с того времени загорелся местной историей
Кону хотелось побывать и в Урянхае и ссыльный через директора музея Мартьянова выхлопотал себе научную командировку в мало тогда известный экзотический край. К Сафьянову приезжали знакомые урянхи, приходили сказочники-баяны, которых урянхи называли бузанчи. Кон записывал сказки, легенды, песни, басни, поговорки. Рассказывал сам молодым гостям много интересного из российской жизни. Часто беседы шли на политические темы. Много полезного о крае от Сафьяновых отца и сына, от просвещенных чиновников урянхайских хошунов  «дужуметов» узнал и Александр.
Как-то раз на Тапсе, на фактории Сафьянова состоялась встреча с ученым Григорием  Грум-Гржимайло. Всегда приятно пообщаться с человеком, который приехал с «большой земли» и которому есть что рассказать.
- Был я, господа, - начал ученый, - в удивительных местах на Тодже и встречался с замечательными людьми. Урянхай, господа,  переживает промышленный бум и можно только позавидовать энергии предпринимателей. Кстати, Александр Христофорович, купцы и старатели обращаются к вам с просьбой принять дополнительные меры по внедрению русского промышленного капитала в Урянхае. Местные власти, кто как может,  противодействуют изысканиям и проведению работ, строят разные козни, требуют непомерных взяток. Просто безобразие!
-  Григорий Ефимович, - спросил Александр, - можно уточнить подробности по приведенным вами безобразиям и просьбам.
- Почему нельзя. Пожалуйста. На Тодже у меня было много интересных встреч, но больше всего меня заинтересовал русский человек по прозвищу Карасал «Черная борода». Живет в избушке на Бий-Хеме. Женился на молодой воспитаннице Марине, родил дитя.  Библиотеку содержит, играет на струнных инструментах. Его жена Марина Тереньевна и жена брата Лидия Александровна воспитывают 14 детей. Своей большой семьей проложили дорогу по Балыктык-Хему  на Малый Енисей, возят рыбу в обмен на муку в Сарык-Сеп, Федоровку и Бояровку. Ко всему, этот Карасал занялся золотыми делами, стал процветать, а тут заноза…
- И что же случилось? – поинтересовался Сафьянов, - урянхи, что ли обидели?
- Местные к нему относились хорошо, он их учил земледелию. Искал Карасал золото, а нашел вражду  Тоймут-нойона, управителя Тоджинского хошуна. Изгнал он его с прииска Темирчи, хотя золото искали все,  кто только мог. Случилось это, я специально записал, 20 января 1908 года.
- В тех дальних краях я бывал только дважды, - пояснил Чакиров, - с Карасалом, увы, не встречался, хотя осведомлен об его дворянских корнях.
- Вот-вот уже, как говорится, теплее. Карасал вынужден был временно уйти  с Тоджа и по доносу восемь месяцев просидеть в Минусинской тюрьме. Сейчас вернулся и восстанавливает свое хозяйство. И кто этот Карасал на проверку оказался. Кем вы думаете? Внуком декабриста Николая Осиповича Мозгалевского. Звать его Владимир Александрович Мозгалевский. Представляете! – В целом я очень доволен судьбе, которая поспособствовала мне посетить сие древние и загадочные места.
- Мы с Иннокентием Георгиевичем,  очень рады вашей удаче, по возможности, готовы, чем можем, помочь, - заверил ученого Александр. Что касается положения наших купцов и золотодобытчиков, то нужно согласиться – не у всех дела идут гладко. Время работает на нас, и мы стараемся, не нарушая прав аратов, помогать русским переселенцам. Не все так просто, уважаемый Григорий Ефимович. Как вы знаете,   Урянхай находится под сильным маньчжурским и монгольским влиянием, но «Черной бороде» мы поможем, я вам обещаю.
Обещание поддержал и Сафьянов:
- Я, Григорий Ефимович,  человек местный и давнишний.  Всё про всех знаю. Владимир Мозгалевский мне давно знаком. Дед его - Николай Осипович бывший поручик Саратовского полка, был осужден  на вечную ссылку. Пребывал в Нарыме, завел семью, потом очутился в наших краях, купил в Минусинске дом у местного крестьянина, преподавал французский язык.
- Вероятно,  дети были? – спросил ученый.
Дети были, четверо сыновей и дочь. Отец мой Георгий Павлович их близко знавал. Двое сыновей Павел и Валентин трагически погибли.  Виктор Николаевич  участвовал в русско-японской войне, в 1908 г. женился на польке,  дослужился до звания генерал-майор и остался жить в Варшаве. Сын Александр Николаевич уехал из Минусинска в Урянхай и закрепился на Тодже.  Владимир Мозгалевский и есть сын Александра Николаевича. Вот такая интересная история. Один из сыновей Александра, сейчас уже не помню как звать, много у него их народилось, женат на Анастасии из семьи переселенцев Фунтиковых.  Фунтиковы и сейчас живут в Туране, Александр Христофорович не даст соврать, он их хорошо знает, и даже иногда останавливается на постой.
- Да, действительно, есть чему удивиться.
- Но самый замечательный для вас Григорий Ефимович сюрприз не в этом.
- А в чем же, - заинтригованно взглянул на рассказчика ученый.
- Дочь Николая Осиповича Мозгалевского, Полина  вышла замуж за старшего брата видного ученого Дмитрия Менделеева Павла, и вы, возможно, с ней в Петербурге встречались.
-Что вы говорите! – воскликнул Грум-Гржимайло, - чудеса в решете, да и только, взмахнул он руками.  Все переплетено и с нами как-то связано. Обязательно продолжу изыскания по линии Мозгалевских, хотя ученые дела отнимают все мое время.   Проводил он их или нет, не известно. Если проводил, то должен был узнать, что брат его Игнатий Казимирович Грум-Гржимайло был женат на Варваре Осиповне Мозгалевской.
- Вы, господа, - продолжил, прокашлявшись от волнения, Григорий Ефимович, - даже представить себе не можете, кого здесь в горах Динлин, так Саяны называют китайцы,  только не было: динлины, теле, тюрки, пугу. В их состав входили и предки уйгуров.  А знаете вы или нет, что ранее граница с киргизами проходила по реке Июс, а их князь Ереняк со всем войском был мобилизован калмыками на войну с кайсаками и погиб  в бою у Телецкого озера?
- Это нам не ведомо, а  когда эта трагедия с киргизами случилась?- спросил Александр.
- Источники утверждают в 1647 году. Когда-то, господа, Урянхай входил в северную окраину хуннских земель, - продолжал ученый, - Памир, Тянь-Шань, Алтай - всюду прослеживается их след, а затем их последователей племен усуней. Река же Усу и село ваше Усинск не зря так называется. Племя теле, по-китайски называется Гаогюй, дословно -  «высокие телеги». Так что, слово телега произошло от названия племени теле. У урянхов повозка - «терге».
- Александр Христофорович, когда вы едете на телеге, вам не приходит на ум, что под вами тысячелетняя история?- спросил Сафьянов.
- Когда я еду на телеге, уважаемый Иннокентий Григорьевич, я чаще ни о чем не думаю, а страдаю от нашего бездорожья, - ответил Чакиров. Кстати, у китайского Лао-цзы есть интересная «колесная» теория. У него тридцать спиц, соединяясь в одной ступице, образуют колесо.
- Почему именно тридцать? – удивился Сафьянов
- Не ясно. Главное не в спицах, а в пустоте. По Лао-цзы употребление колес зависит не от обода и не от спиц, а от пустоты между спицами. Есть у него в пользу пустоты еще один довод. Когда делают дом, то не строят стены и двери, а создают пустоту между ними. Таким образом, пустое это значит содержательное, потому как пустое образуется только от  конкретного объема, от  формы.
- Так и есть. Пустота это все, что нас окружает. История это тоже пустота, а  мы живем как бы в музее, и сами являемся его экспонатами. Все что нас окружает, - Григорий Ефимович прервал речь и провел пальцем по абажуру лампы, - пропитано пылью веков и взаимосвязано так плотно, что не разорвешь.  Пожалуйте, пример. Проживало в этих краях  когда-то племя «пугу». Вроде, ничего удивительного. Однако возникает вопрос. Почему восставшие в Малороссии гайдамаки, наступая в кавалерийской атаке, тоже кричали «пугу»? 
- Может они дальние родственники? – спросил усинский начальник.
- Все может быть. Может, название племени «пугу» пошло от большого тюркского военачальника Пугу, который занимал высокий пост при китайском дворе?  У китайцев, кстати, идти в атаку, бросаться на кого-либо, тоже «пу», а «гу» это, когда они стучат в барабаны.
- Были времена, когда общие владения Востока распространялись от китайского Ляодуна до российских Карпат, - подхватил разговор Сафьянов. В Урянхае есть две реки, впадающие в Малый Енисей – Большой и Малый Шивэй. Племя шивэй тоже, как оказывается, потомки динлинов. Именно среди шивэев была группа «мэн-у», которые потом стали монголами и повторили походы хуннов и тюрков.  - Это я проведал, когда по Монголии путешествовал, гоняя скот.- Что касается «пугу». Пугу или бугу по-урянхайски это олень, это я точно знаю, по местному - марал, а когда начинается гон и марал кричит на всю тайгу, то, поверьте, любой испугается. Просто жуть! Китайское, хуннское, тюркское – все перемешалось. Слова пугу, пугать, да и пукать, не к столу будет сказано, наверняка, имеют одни корни.
- Получается так, что предки урянхов с монголами воевали  и притесняли Русь? – заключил Чакиров, - а мы сейчас защищаем их и себя от китайцев.
- От китайцев, милейший, - пояснил Георгий Ефимович, - мы защищались еще при Чингисхане и Батые. Их контингент войск, а главное специалисты-советники приложили свою руку к падению Руси,  и потому часть трофеев поступала в Поднебесную. Так что против нас воевали не просто татаро-монголы, а все вооруженные и сплоченные Чингисханом кочевые силы Востока и Средней Азии. В том числе и многие народы Сибири и Поволжья. Известно, что одним из самых знаменитых полководцев хана был урянхаец  Субэдэй. 
-  Георгий Ефимович, разрешите вопрос, - обратился Александр.
-  Пожалуйста, Александр Христофорович.
- Мне по долгу службы приходится касаться китайских военных структур. У них слово «вэй» когда-то обозначало пограничное соединение. Может и «шивэй», о которых только что вспоминал Иннокентий Георгиевич, это не племя, а название пограничной структуры китайцев?
- Я не большой специалист в китайском, уважаемый Александр Христофорович, могу только сказать, что четвертый сын императора Чжу Юаньчжана, основателя династии Мин Чжу Ди передал урянхайцам за помощь в междоусобной борьбе,  бывший Данинский укрепленный район, в котором проживало и племя шивэй. Может, и «шивэй» имели отношение к охране границы. Однозначно на этот вопрос ответить очень трудно.
- В общем, монголы, шивэи, татары, уйгуры, киргизы  и прочее, прочее – все это и есть предки настоящих урянхов, а может быть гайдамаков и нас русских? – сделал заключение Сафьянов.
- Можно и так сказать, а можно и не согласиться, - возразил Григорий Ефимович. Говорят же у нас, что всякий русский наполовину татарин? Говорят. Вот и урянх наполовину, а может и больше, смешался кровью со своими завоевателями, которые имели родственные ему тюркские корни. – А если по науке, то Урянхай никогда не представлял собой замкнутую область. Племена кочевали, как хотели. Это были маады, чооду, саян, тоджи, ооржак, кужугет, салчак, хертек, уйгур, иргит, теле, тодут и др. Вся система держалась и держится на кровном родстве.  -  Вот вы, Иннокентий, знаете своих родственников в пятом колене? Наверняка нет, а урянхи знают. Потому, что они, эти самые тюрки, вынуждены держаться друг за друга, чтобы выжить. Что-то вроде нашей крестьянской общины.
- Григорий Ефимович, - обратился Чакиров, - я слышал, что в Урянхай принудительно расселяли китайцев. Может от них пошло название «урянхай».
 -Китайцев действительно ссылали в эти края, но самая большая их трудовая колония находилась на Алтае. Уже после 1211 года на Восточном Алтае была создана колония из десяти тысяч китайцев. Были там ремесленники и мастеровые, а старшим некто Чингай, в последующем министр великого хана Угэдэя.  Урянхай китайцы называли Кянь-чжоу или Енисейская область по названию Енисея – Кянь. На Саянах и на Алтае китайцы добывали железную руду, соль, золото. Всем этим занимались военно-пахотные поселения. Существовали торговые фактории мусульманских купцов. Муку возили из Средней Азии на верблюдах. Представляете! А лыжи в тот период назывались «деревянными лошадями». Забавно, правда!
 -А как же название урянхай?
 -Название Урянхай,с китайского  Улянхай,  скорее всего связано с географическим положением края. В пример можно привести китайский Чжуннаньхай, правительственный район в Пекине. Чжуннаньхай переводится как «Среднее и Южное озера». Почему сравниваю с китайским, спросите вы. Потому, что колония была китайской и, естественно, китайцы дали ей название. Название можно перевести как «Земля многих озер (рек)». Монголы, на свой лад, могли его переделать на Оронхай.
-В Крыму есть водопад с названием Учансу, - вступил  Чакиров. Название с крымско-татрского переводится как «Летящая вода». И потом, где-то я читал, что Улянхаем называли не всю территорию Засаянского края, а только северную ее часть, нынешний Тоджа. В таком случае можно предположить, что название Улянхай связано с местным Бий-Хемским водопадом, что находится в 150 километрах выше села Тоора-Хем.
-Возможна и другая версия, - продожил Гржимайло.  «у» - по-китайски не только  «много», но и цифра  «пять», «лянь» - рота. Таким образом, получается - «Озера пяти рот» , или «Пятиротные озера» - по количеству хошунов. На это наводит название Военного округа «У ду цзюнь», который появился в этих местах после покорения китайцами племени бома, предками которых были дисцы.
- Все интересно и забавно, но все же поздний вечер, господа, предлагаю на  «деревянных лошадях» и «пятиозерных ротах» закончить, - предложил  Сафьянов. Оставьте что-нибудь на потом. Предлагаю отужинать и на покой.
- С предложением согласен, только скажите уважаемый, как вы с Феликсом Кон познакомились?
- Познакомился в Минусинске. Потом он по протеже нашего музейного начальника Мартьянова приехал в Урянхай, поселился на Салдане у меня и делал вояжи по всем хошунам Урянхайского края, изучал быт, нравы, обычаи и многое другое. Был и в Усинске, где внимательно изучал архивы пограничного управления.
- Вот какой молодец! Где же его замечания на этот счет?
 -Феликс Кон прожил в нашей семье почти два года. Много писал, а где его труды, сказать не могу.
-Мне попадалась его записка в бумагах канцелярии. Если вас устроит, могу завтра познакомить, - предложил Чакиров.
-Ну что же, завтра так завтра
 За ужином Грум-Гржимайло вкратце рассказывал историю о судьбе молодого Козлова, учителем у которого был Пржевальский. Оба они хотели проникнуть в Тибет, но лишь  буряту Цыбикову удалось войти в Лхасу под видом паломника. Козлов встречался с Далай-ламою в 1905 году в Урге, куда тот сбежал от нашествия в Тибет англичан, следующая встреча у них была в 1909 году в тибетском монастыре Гумбум.
На утро следующего дня, ближе к обеду Александр доставил ученому обещанные записки Кона.
-И что же он наработал?
-Копия его записки сохранилась, извольте заглянуть, - протягивая несколько листов, проговорил Чакиров.
Начиналась записка со слов: ««В 1859 г. выходцы из губерний Оренбургской, Пермской и Тобольской, проживавшие по паспортам в Минусинском уезде и побывавшие в том же году на Усу, обратились в Главное Управление Восточной Сибири с ходатайством об отводе им по р. Усу земельного надела».
Получалось, что поселившиеся на Усе в 1864 году старообрядцы избрали трех доверенных и отправили в Иркутск с прошением на имя генерал-губернатора Восточной Сибири о причислении их в крестьяне Енисейской губернии. Согласно ходатайства Генерал-Губернатора, Министр Внутренних Дел входил с представлением в Комитет Министров, который журналом, удостоенным в 31 день Декабря 1864 г. Высочайшего утверждения, положил: «Упомянутых 145 человек неизвестного звания раскольников, не подвергая преследованию за бродяжничество, водворить на избранной ими свободной казенной земле по р. Усу в Минусинском округе, смежно с Китайской границею, причислив в сословие казенных крестьян».
-Вот значит как. И тут раскольники сделали для государства благое дело, а все жили с ним в раздоре.
-Так получается,- согласился Александр. Освоение Усинского края привело к тому, что 30 декабря 1885 г. последовало высочайшее повеление об образовании Усинского пограничного округа, территория которого включала в себя пограничную полосу между рекой Кантегир и Ойским хребтом с одной стороны и линией границы между пограничными знаками №20-24.
-С тех пор и появились пограничные начальники, - добавил Сафьянов. Про них Кон  написал отдельно. Читайте далее.
Дальше следовало: «Первый Усинский пограничный начальник А.М. Африканов был командирован в Усинск в мае 1886 года. Принимая дела, Африканов отметил: «Наша пограничная линия с Китайской империей в Усинском округе между 20 и 24 пограничными знаками до сих пор с точностью не определена и сами пограничные знаки, найденные бывшим чиновником особых поручений при Главном управлении Восточной Сибири господином Осташкиным подвергаются большому сомнению».  В его отчете за 1887 г. говорилось: «В Усинском округе постоянных кочевьев урянхов почти нет, если не считать два-три улуса, расположенных на займищах по берегам Енисея между 23 пограничным знаком и устьем Уса...».  В 1889 году Усинский пограничный начальник заявил Генерал-губернатору, что пограничные знаки, поставлены «ни к селу, ни к городу.
 А.М. Африканов написал статью «Русская торговля в Урянхайской земле». Работа опубликована в «Известиях Восточно-Сибирского Отдела Императорского Русского Географического Общества, том 21, № 5. Иркутск 1890 год. По его утверждению, в долинах Бом-Кемчика и Улуг-Кема  торговали минусинские купцы, на Танну-ола — бийские, около о. Косогола и даже по р. Тесс — иркутские. Появились торговые фактории, торгуют круглый год. Торговля, главным образом, меновая. Другая статья Африканова «Урянхайская земля и ее обитатели» (опубликована там же).
-Для меня и моих трудов эти пометки весьма существенны, надо будет их отыскать, - заметил ученый и продолжил читать:
«В Усть-Усинске имелась таможня. И одно время на таможне соляным контролером работал Александр Николаевич Мозгалевский, сын известного декабриста Николая Осиповича, умершего в Минусинске. В его обязанности входило сбор пошлины за вывоз из  Урянхая соли. От него пошел род Мозгалевских в Урянхае. Его сыновья Владимир Александрович (Кара-Сал) и Валентин Александрович жили на Тодже.
-Вот и снова встреча с нашим Карасалом с Тоджа! - воскликнул Гржимайло Презабавная, я скажу вам, разворачивается история.
-Читай, читайте. Далее еще будут сюрпризы, - озадачил ученого Чакиров..
«В 1891 году Усинским начальником стал коллежский асессор Николай Федорович Талызин. Помощником у него был Доминик Викентьевич Пржигодский, затем  надворный советник Василий Евгеньевич Корсаков.
Н.Ф.Талызин состоял членом Иркутского Географического отделения Всероссийского общества, совершил в 1891 г. из села Усинское поездку в Монголию до Галдан-Хурэ на реке Тес. Цель поездки - выяснение вопроса, существует ли в сопредельных с Урянхайской землей странах эпизоотия рогатого скота.
-Этот момент мне известен. Несмотря на чисто практический характер поездки, Талызин нашел возможность для сбора научных данных. Он сделал маршрутно - глазомерную съемку всего пути от села Усинского до Галдан-Хурэ и обратно. С ним яуже имел возможность познакомиться. Кроме того, Тчитал записанные им этнографические материалы и легенды.
Из записки следовало: Был в селе Усинское в марте 1889 года ученый хакас Н.Ф. Катанов. Он оставил запись: "Я поехал по предложению Усинского пограничного начальника Н.Ф. Талызина, на р. Чагол, левый приток Улу-кема, для свидания с китайскими властями, собравшимися на судьбище, устраиваемое на Чаголе ежегодно в начале весны".
-Вот про Катанова и его труды ничего сказать не могу. Не читал и не знаком. Слышал, что он учился в Казанском университете.
«Как мне также стало известно, - продолжал Кон, - ссыльный поляк Пржигодский Доминик Викентьевич был женат на дочери Александра Мозгалевского. А его дочь Виктория была замужем за революционером  Петром Красиковым,родом из Красноярска. Красиков прошел тяжкий путь революционера, несколько раз ссылался, содержался в Петропавловской крепости. Познакомился с В.И. Лениным, когда он находился в ссылке в Шушенском. Ленин даже ночевал в его квартире в Красноярске.
-Это что же такое получается! - удивлению Гржимайло не было предела. Декабристкое движение на Осипе Мозгалевском не закончилось. Внучка его вышла замуж за ссыльного поляка, дочь которого, в свою очередь, в мужья выбрала революционера Красикова.  И почему, спрашивается,  Кон обратил на это внимание?
-Обратил, потому что сам был из среды ссыльных и протестных, - подключился Сафьянов. Могу добавить, что мне стало известно от Кона. В 1894 году Красикова выслали из Петербурга, где он учился на юриста в университете и поддерживал тесные связи с революционерами, в том числе с Г.И. Кржижановским, сосланным в наши края. На родину, в Красноярск, вернулся под надзор родных и местной полиции. Чуть позже к нему из-за границы приехала жена Виктория Пржигодская с сыном. Жена была беременна уже во второй раз, но отношения с Красиковым у них до сих пор не были оформлены. Именно в Красноярске Виктория перешла из римско-католической в православную церковь, и дед Петра Красикова, священник, совершил обряд венчания. В Красноярске родился второй сын Красикова.
-Так, так. Интересно. И что далее случилось?
-Увы, ничего про Красикова и его семью добавить не могу. Известно только, что в церковном именном указателе о  захоронениях в Красноярске, числится Доминик Викентьевич Пржигодски, бывший помошник Усинского пограничного начальника Талызина. Кроме него указана Пржигодская, бывшая Мозгалевская. Вот вам еще одна страничка из жизни декабриста.
-Интересно бы узнать каким образом ссыльный поляк оказался в Усинском и занял должность помощника пограничного начальника?
-На это счет у Кона есть справка:
«12 февраля 1861 года в Шушенском открылось первое приходское одноклассное училище и первым его учителем был назначен коллежский регистратор Доминик  Пржигодский, из дворянского рода с гимназическим образованием. Доминик  вышел из дворян и был сослан в Сибирь за восстание в Польше в 1863 году.
От общества в Шушенском ему назначили жалование 300 рублей в год. Закон Божий преподавал священник Иоанн Новочадовский. 24-летний поляк учительствовал в Шушенском только год, а затем перебрался в Усинское, предложили должность. В училище его сменил  Василий Яковлевич Абаимов, а затем Стародубцев В.П, позднее преподававший в Каптырева.
-Так, кое что понятно, читаем дальше.
«Когда назначили  пограничным начальником  статского советника Харченко, точно не установлено.. В исторических документах содержатся сведения о дворянском роде Харченко. Кроме того, есть упоминания о купцах Харченко. Одним из его известных представителей являлся Василий Михайлович Харченко, купец II гильдии в городе Енисейске, позже потомственный почетный гражданин. Он начинал с продажи и производства вина. В 1882 году в черте города имел винокуренный завод и оптовый склад. В 1889 году Василий Михайлович являлся почетным блюстителем одного из старейших в Енисейской губернии Казачинского начального училища.
-Не он ли и был пограничным начальником, - попытался разобраться ученый? Ведь в то время начали развиваться торговые отношения наших переселенцев с урянхами и монголами. Его знания и хватка могли пригодиться.
-Увы, Кон про Харченко ничего не написал, с сожалением высказался Чакиров, а вот про его сменщика и его команду изложил подробно:
«Усинский пограничный начальник Статский советник Александрович Владимир Антонович (1895 - 1905); Помощник начальника — Корсаков Василий Евгеньевич, позднее  надворный советник  Барышников  Владимир Кириллович.
Переводчик с монгольского языка — титулярный советник Шелкунов Парамон Алексеевич. Ранее - Цыренен Вампилович Лумбунов
Врач — Высоцкий Николай Николаевич. Ранее - Панов Николай Николаевич. Фельдшер — Иван Гринвальд. До него - Потеряев Яков Кондратьевич.
Ветеринарный врач — Доброзраков Алексей Иванович, фельдшер — Худяшев Виктор Захарович. 
В сельской школе Усинска на тот момент законоучителем состоял священник Стефан Суховский, учителем — Иван Гаврилович Васильев, помощником учителя — Александр Ермилович Карпов.
В церковно-приходской женской школе также заведовал Стефан Суховский, учителями состояли: Параскева Ильина, по пению псалтыря - П. Азбукин. Из 56 девушек, 25 были из семей раскольников.  Как стало известно, Суховский Стефан Ефимович - это никто иной как бывший псаломщик Верхне -. Кужебарской Покровской церкви, диакон с августа 1899 г. В священники к Николаевской церкви с. Верхне-Усинское рукоположен 11 августа 1902 года. Стефан  и его супруга Апполинария Александровна  Белогорская (Суховская) имели двоих дочерей Елизавету и Анну.  У Стефана имелся брат по имени Петр.
В статистических сведениях Кона указывалось: “В Верхне - Усинском регулярных войск нет, в  иррегулярных (в ополчение) состоит 12 человек. Из инородцев в селе проживало 26 мужчин и 11 женщин; ссыльных, как я, соответственно, 96 и 6, Всего населения 411 человек: мужчин и 171 женщина. Животных в округе больше чем людей: лошадей — 2876, рогатого скота — 3279, овец — 2499, свиней — 325.
-Однако молодец этот Кон, даже всех свиней в округе пересчитал.
-Да не считал он. Просто взял из местных отчетов, я так думаю, - возразил Сафьянов.
-Может и так, читаем далеее.
«Усинский начальник Владимир Антонович Александрович в начале XX века имел звание Надворный советник и в качестве полицмейстера возглавлял Красноярское городское полицейское управление.  Заместителем по полицейскому управлению у него был статский советник Иван Абрамович Фефилов.
До занятия должности в Красноярске, Владимир Антонович Александрович был  Минусинским окружным исправником и возглавлял полицейское управление. Похоже, что  не  он общался с ссыльным Владимиром Ильичем Ульяновым, когда он в 1897- 1900 годах находился в Шушенском. Должность Усинского пограничного начальника занял в 1899 году.
-Тут, как мне кажется, не совсем точно, - вмешался Чакиров. По моим сведениям, он занимал дожность с 1895 по 1905 года.
-Может что Кон и напутал, - согласился Сафьянов. Мне известно, что в 1899 году он по команде Иркутска проводил обследование пограничного района. Делал он это после аналогичных исследований полковника Баранова.
От встречи с ученым Александру остался журнал «Русская старина» за 1911 год, в котором он с интересом прочитал записки Козлова Петра Кузьмича о путешествии по различным «большим степям».   Читая про древний город Хаара-Хото,  тысячи обнаруженных книг и рукописей, Александр вспомнил Мукден и библиотеку императорского дворца,  в которой он разбирался не один месяц. Были и там книги на серовато-белой бумаге, на тибетском, маньчжурском, монгольском и арабском языках. Субурганы, курганы, каменные статуи, древние книги. Есть они и здесь в Урянхайском крае, не надо ездить и в экспедиции в Монголию, кругом и здесь неведомые места.
Еще в апреле 1911 года под председательством Александра в Усинске состоялось секретное совещание, цель которого состояла в том, чтобы выяснить истинное положение вещей в Урянхае. По результатам совещания  подготовили записку «О положении Урянхая за 1909-1911 года. Тогда он написал:
«На Урянхай приходится смотреть как на желательный для России рынок, следовательно, и все усилия необходимо напрячь на захват торговли из рук Китая и на поднятие русской торговли». Для этого необходимо открыть отделение банка, построить дороги, наладить почтово-телеграфную связь, а также учредить должность торгового агента. Реализация этих мероприятий должна оказать благотворное влияние на расширение торговли и усиление экономического влияния России в этом регионе. Урянхай имеет для России большое значение в торговом отношении. Не менее важную роль он играет и в стратегическом отношении, и потому всех выше приведенных приемов выигрывает не только русская торговля, но и русское дело на границе с Китаем, ибо Россия, в лице  Урянхая, приобретет и необходимый буфер между Россией и Китаем».
Русская пресса, выражавшая интересы буржуазии, призывала к захвату Урянхайского края. Так, в газете "Дальний Восток" от 2 февраля 1910 г., издаваемой во Владивостоке, писали: "Неужели площадь богатейшей плодородной земли, отчасти уже заселенной русскими, по размерам своим равная Германии или Японии, не заслуживает внимания, а спорный пограничный вопрос расследования? Неужели русское общество, печать, наконец, Государственная Дума не потребует основательного разбора этого дела и выяснения, почему русская территория оказалась в руках Китая?".
Проблема достигла определенного критического уровня и требовала обсуждения и разрешения. "Урянхайский вопрос" специально обсуждался 28 февраля 1911 г. на совещании в Иркутске. В совещании, под председательством генерал-губернатора Князева, участвовали командующий  военным округом генерал Брилевич, начальник штаба округа генерал Сулькевич, полковник Попов, штабс-капитан Чакиров. Основное внимание было уделено проблеме русской колонизации в Урянхайском крае. Отмечалось, что вольное переселение русских колонистов создает зависимость их от урянхов-кочевников, у которых арендуются земли. Последние все более стесняются, возникает аграрный вопрос, осложнения с занятием пахотных земель и пастбищ, урянхи все более недоброжелательно смотрят на пришельцев. Эти осложнения и противоречия могли со временем вылиться в острые конфликты.
Вопрос о способах и формах недопущения конфликтов свелся к обсуждению мер постепенного укрепления позиций России. Вопрос об открытом занятии края, который мог вызвать дипломатические переговоры, не мог ставиться и обсуждаться на совещании, так как оно было неправомочно принимать подобные решения. Поэтому в данном вопросе ссылались на сообщения посланника в Пекине, высказывающегося за «постепенное  укрепление края». В качестве таких мер укрепления полагали факт добровольного отказа урянхов от уплаты подати Китаю. Для реализации этого плана необходимо было поддержать амбын-нойона небольшим русским военным отрядом, чтобы обеспечить его безопасность от китайских властей.
Совещание пришло к выводу, что на территории Урянхайского края осуществляется государственная власть России. Предлагалось продолжать эту политику, закрепляя таким образом право давности и фактического владения, то есть продолжать заселение края русскими переселенцами, давать им русскую организацию управления (волостные и сельские управления), дать полицию, суд, врачебную помощь и прочие функции государственных прав.
На совещании было принято решение, чтобы губернаторы Томской, Енисейской, Иркутской губерний не высылали чиновников для совместного с китайцами осмотра границы и не напоминали о северной границе, перенеся ее на наших картах на хребет Танну-Ола. В случае каких-либо переговоров о границе, "осторожно, но твердо указывать эту новую для нас, но старую и существующую более двухсот лет для китайцев границу по Танну-Ола ".
Среди мер военного порядка намечались: перевод в село Усинское взвода минусинской местной команды с офицером; формирование ополченческой дружины из числа нижних чинов и ратников, проживающих в Усинской волости и Урянхайском крае; сбор их по группам для обучения; выдача усинскому пограничному начальнику тысячи винтовок и необходимое число патронов на случай вооружения дружины.
8 ноября 1911 года состоялось заседание Совета министров Российской империи, на котором обсуждался вопрос об Урянхайском крае. Докладывающий по данному вопросу управляющий Министерством иностранных дел Нератов сообщил: «Непременных доказательств того, что Урянхайский край был когда-либо уступлен Китаем в нашу пользу или замежеван Россией при установлении разделяющих нас с Поднебесной империей границ – не имеется». Тем не менее, Совет министров наметил широкую программу действий, поручив соответствующим ведомствам «попечение о дальнейшем увеличении числа русских школ в Урянхайском крае, об организации там врачебной помощи и ветеринарного надзора и о развитии в этом крае церковного строительства и других видов помощи, устроившимся в среде урянхов русским поселенцам».
1911 год – год амбициозной свиньи в истории Китая стал переломным моментом. Как ни странно, но ветер свободы с Востока в этих глухих местах, в связи с  Синьхайской революцией в Китае, повеял значительно раньше Западного. Цинская империя распалась. В 1911 г. политическую независимость объявила Монголия.  С учетом этого в феврале 1912 года урянхи с монголами изгнали из края всех китайских купцов. Полному разграблению подверглись жилища, имущество китайцев.
14 января 1912 года, накануне урянхайского Нового года,  Чакиров телеграфировал  губернатору в Красноярск: «Появилась шайка грабителей монголов, которая напала на китайские торговые фирмы. В настоящее время китайцы побросали имущество и товары в Елегесте и бежали. Информация была получена от источников «Ирбек» и «Григорьев», которые с этими сведениями добирались до Усинска двое суток».
Чакиров просил у губернатора разъяснений защищать или нет китайцев и их имущество, сообщая, что между русскими и урянхами отношения хорошие. Он также просил губернатора оказать финансовую помощь в количестве 1000 рублей, прислать шифр и специального чиновника.
Позже Александр получил из Иркутска предписание  выехать в монгольский Улясутай и провести  консультации с наместником цинской империи по вопросам торговли с китайскими купцами.. В ходе переговоров предлагалось урегулировать имеющийся конфликт и прозондировать позицию его и монголов о присоединении Урянхая к России и переносе  границы на хребет  Танну-Ола.
Возможность переговоров первоначально изучалась через Амбань-нойона и торговцев, выезжающих в Монголию. Получив сведения, что наместник  на месте и также желает этой встречи, в его адрес было направлено официальное письмо. Ответ поступил положительный. В согласованные сроки Чакиров в сопровождении помощника Хрисанфа Курылева, переводчика Шелгунова и пяти казаков отправился в Улясутай. Перед этим тщательно изучил записки Николая Федоровича Талызина, своего предшественника, совершившего в 1891 году поездку в Монголию, документы Иркутского военного округа, переговорил с Иннокентием Сафьяновым.  Следовало двигаться в отроги Хангая, среди долин которых стремился быстрый Богдо-гол, на притоке которого Чжагистай и раскинулся Улясутай.
   Талызин о нем писал: «В городе не более ста домов. Дворы обнесены тыном, улицы узки, грязны. Главную массу жителей составляют торгующиеся китайцы, ремесленники. Китайцы имеют в городе склады, товары развозятся приказчиками по хошунам и кочевьям. Наши бийские купцы поселились на отдельном дворе, на котором и их лавочки. В двух верстах от города находится крепость, в которой живет цзяньцзюнь (наместник), два его помощника (хэбэй-амбани), там же помещается гарнизон, состоящий из 500 солдат. Часть монголов, проживающих в юртах и жалких дырявых  из войлока шалашах, питаются поденной работой, подачками за различные услуги китайцам и вообще ведут жалкую жизнь. Абсолютная высота Улясутая — 5810 футов.
Путь начинался от пограничного столба № 22 Хонин-дабага, то есть от Овечьей горы, Уюкской степью до р. Енисея, около 70 верст. Далее все время степью до хребта Танну-Ола, затем на реку Тес, где есть брод. От реки Тес дорога тянулась песчаными холмами вплоть до Улясутая.
 - Дорога удобная, можно следовать даже на экипаже, - перед походом наставлял Иннокентий Сафьянов, - главное перебраться через хребет, но это затруднение незначительное, что почти нисколько не мешает удобствам перехода. Опять же, по всему пути обильный подножный корм, есть почтовые станции ортели, расположенные друг от друга в 25-30 верстах. Не заблудитесь. Все расстояние — в пределах 500 верст.
  Александр и его спутники с проводником одолели дорогу верхом за шесть дней.
- Здалавствуй, здалавствуй! - встретил русскую делегацию чиновник, который уже имел опыт общения на границе.
- За нами походи. Будем решать, зачем тако поделай было.
Сразу дела на Востоке не делаются. Попили чай с молоком, обговорили домашние  дела. Китайский наместник неожиданно задал вопрос:
- Послушай начальник, фамилия твоя, как будто монгольская. У нас чахаров много, целый район у китайской стены и все чахары пограничные охранники. И ты, понимаешь, то- же пограничный начальник, - улыбаясь, огорошил Александра цзян цзюнь.
- Все в этом мире может быть. Как говорится, на этой земле мы все дома.  Только моя фамилия не Чахар, а Чакиров, что означает вино. Предки мои выращивали виноград и слыли большими мастерами винного дела, вот и стали Чакировы.
- Вино это хорошо, и то, что предков помнишь, - это тоже правильно. За них не грех и китайской водки выпить.
Выпили китайской и монгольской, потому как присутствовал Амбань-нойон. Слуги сменили стол, угощение. Появились мясо и чай. Все вопросы с монголами были согласованы положительно. Наместник и амбань проявили внимание и доброжелательность к русским делегатам. По-другому  и быть и не могло – Цинская империя рушилась. За Монголией, Тибет объявил независимость и отделился от Поднебесной. Всем нужна была поддержка белого царя. Маньчжурских чиновников это настораживало, и они не успевали сочинять доносы на пограничных монголов, подозревая, что они чересчур дружат с соседями-русскими. Китайский наместник всячески старался мешать этому сближению, но время изменилось не в пользу Китая.
 - Которно время теперь поедешь начальник? Моя подумай, все шибко харашо, - на прощание лепетал провожающий китаец.
 Знакомых в Улясутае Александр не встретил. Мало усинцы и туранцы торговали, жили землей, скотоводством, разводили коней и маралов. Не забывали, конечно, и про прииски. Торговля велась наездами, а так, чтобы постоянно, не получалось.  По договору с Китаем наш брат был лишен права заводить собственную оседлость в Монголии. Временные, значит. А как без дома и семьи? Боялись соседи русского присутствия, и как консульства в Кобдо и Улясутае ни добивались  пересмотра старых положений договоров, ничего из этого не получилось.
Иннокентий Сафьянов рассказывал о местных порядках. Русские поступают сюда еще мальчиками, торгуют сначала в Улясутае в лавках, изучают здесь монгольский язык. Затем с годами, хозяева выбирают из них более способных и отправляют с товаром куда-нибудь в хошун в качестве приказчика. Те так и живут при лавках или в в мало пригодных юртах
Крупной фирмой, открывшей свои отделения в Урге и Улясутае  являлось «Русское экспортное товарищество», которое было основано  фабрикантами Московского промышленного района. Оно занималось экспортом русской мануфактуры в страны Ближнего и Среднего Востока. В прошлом году товарищество ввезло только в Улясутайский округ  мануфактуры, скобяных товаров, сахара и свечей на 150 тысяч рублей
Значительные партии овечьей и верблюжьей шерсти в Монголии закупала московская фирма Стукен и К°. Ее отделения и склады располагались в Урге, Улясутае, Цзаиншаби, а торговые агенты компании скупали по всей Монголии не менее 100 тыс. пудов шерсти в год.         
 Время было тревожное, китайцы себя чувствовали неуверенно. В Улясутае жил немецкий путешественник Костен, жил, как было известно, в доме богатого китайца Ли Инфа. Со слов Костена, хозяин уже давно начал упаковывать свои вещи и товар, грузил на верблюдов. Спустя день-два 120 таких торговцев под охраной русских казаков тронулись к русской границе в Коп-Агач. Использовались и ямщики, которых монголы называли улачи. Об этом и многом другом Чакиров узнал от консула в Улясутае Долбежева. Именно в это время в сторону Забайкалья начал свое движение с Амура из под Благовещенска барон фон Штернберг, будущий командир «Дикой дивизии» и правитель Монголии Унгерн.
Рассмотрев все за и против, осторожный после русско-японской войны Николай II  в феврале 1912 г. утвердил решение о присоединение Урянхая к России. Очевидцы утверждали, что царь, при этом, сказал: «Иначе мы никогда вдоль китайской границы не добьемся пользы для себя».
Ради этой пользы летом 1912 года при Министерстве внутренних дел под председательством Шинкевича начала работать «Межведомственная комиссия по выработке мер к укреплению русского влияния в Урянхайском крае».
Местные урянхайские князьки – нойоны испугались перемен в Китае и в Монголии и взяли курс на сближение с царской Россией. В 1912 году на съезде в Самагалтае было решено отправить прошение царскому правительству в Россию, но на письмо ответа не последовало. Амбын-нойон Комбу-Доржу подписал второе письмо и отправил своего сына Содунам-Балчыра с несколькими джуметами с поручением доставить его царю Николаю.
Делегация задержалась в Усинске. Содунам-Балчыру и его свите был оказан должный прием и угощение. На приеме присутствовали священник Стефан Суховский, помощники Усинского начальника. Разговор велся за круглым столом с русским самоваром. Всем наливали чай и подавали пироги с картошкой и брусникой, для гостей дополнительно блюда из молока «ак-чем» - «белую пищу» и мясо.
Представление  о достатке  в семье у урянхов непременно связывалось с возможностью, ежедневно есть мясо до полного насыщения, которое им никогда не приедалось. Мясо домашних и диких животных сушат, вялят, солят, замораживают – словом придумывают всевозможные способы для его длительного хранения. В любое время урянхи предпочитают мясо варить, а отнюдь не жарить. Чай они пили зеленый с добавлением соли и молока. Все это на приеме гостей учитывалось и, как положено, подавали чашки неполные и обеими руками.
- Уважаемый Содунам-Балчыра, - обратился Чакиров,- генерал-губернатор Князев уполномочил меня, высказать вам самые добрые и искренние пожелания. Ваше обращение будет им рассмотрено и доложено императору Николаю II. Ответ будет Вам дан в установленном порядке. Хотелось бы услышать, что побудило вас и ваш народ принять такое решение?
- Сложное время наступило, - пограничный начальник, -  приходиться заботиться о своем бедном народе Мыслей много, трудностей много, а друзей мало. Вам известно, что конь в Урянхае часть жизни кочевника. Его радость и гордость. Урянхи не убивают рабочую лошадь, когда она состарится, а отпускают её на все четыре стороны. Та бродит, пока её не задерут волки. Край мой стал как старая рабочая лошадь, которая бродит без приюта. Хищников кругом много, кто его защитит? Тот,  кто сильный и смелый. Мы верим в Белого царя и просим от него покровительства.
- Русские никогда и никому не отказывали в помощи и поддержке, - заверил усинский начальник, -   а что же Китай и Монголия, ведь они тоже не хотят терять в Урянхай?
- Мы хорошо осведомлены о последних событиях в этих странах. И вам, вероятно известно пограничный начальник, что там происходит. Все меняется, ситуация крайне неустойчивая. - Как вам, видимо, известно, Монголия объявила о своей независимости. Протестуя против китайского засилья, войска монголов и урянхов разбили маньчжуров в Кобдо и заставили их убраться. Наместнику в Улясутае зажиревшему китайскому чиновнику, предложили немедленно выехать. Его посадили бы на кол, не подоспей ваши казаки, в том числе пограничные стражники. Казаки перевезли несчастного наместника в Кяхту, в русское консульство. Сейчас монголы расправляются с китайцами в Калгане. Единственной защитой у китайцев оказались русские.
- Это нам известно. Китайцев выгнали, а какова позиция монголов? – поинтересовался, с разрешения начальника, новый помощник Чакирова Афанасий Петрович Нечаев.
- В Урге появилось так называемое Временное правление по делам Халхи. Оно объявило Монголию независимым государством. На ханский престол монголы возвели богдо-гэгэна.  Его правительство предъявляет претензии на Урянхай. Нам также известно, что Россия, заинтересована в независимости Внешней Монголии,  но Урянхай все же отнесла к зоне своей заинтересованности. Эта позиция России нас устраивает, и по этой причине мы написали обращение к Белому царю.
Далее разговор велся о вопросах религии, в котором участвовал отец Стефан, о русских переселенцах и их проблемах. Застолье от чая перешло к более крепким напиткам. Пили русскую водку, молочную водку араку, поднимали тосты за счастливое будущее России и Урянхая.
Содержание письма Амбын-нойона Комбу-Доржу и результаты переговоров были направлены в Иркутск, генерал-губернатору.
В ответной телеграмме  сообщалось: «Вопрос присоединения Урянхайского края согласовывается с русским посланником в Пекине. В его решении принимают участие сенатор Кржижановский, начальник отдела Генерального штаба генерал-майор Беляев, начальник отделения Генштаба полковник Добошинский,  исполняющий обязанности начальника штаба Иркутского военного округа генерал-майор Сулькевич».
В депеше в МИД  генерал-губернатор Князев согласился, что «создавшаяся обстановка в Урянхае благоприятствует разрешению  вопроса в желательном для нас смысле».
В Пекине у руля стоял посланник Иван Яковлевич  Коростовец. Александр помнил его участие в улаживании проблем с китайцами в 1900 году, когда он был в Мукдене. Именно он утверждал: «Запад — это господство Разума, в Китае определенную роль играют Чувства, преклонение перед природой и суеверия»
- Почти, как в России, - соглашался Александр. Ведь никто иной, как Достоевский отмечал: «В Азии, может быть, еще больше наших надежд, чем в Европе. Мало того: в грядущих судьбах наших может быть Азия и есть наш главный исход». К этому добавлял: «Пожалуй мы такой же Китай, только без его порядка».


Глава девятая


Китайцы прирожденные актеры



Генерал Сулькевич в Иркутске думал о том как  создать в Усинске постоянную воинскую команду. Во время поездки Военного министра.Редигера на Дальний Восток ему  представляли памятную записку о  перемещении Минусинского отряда, в Красноярск. Отрядом, на тот период, руководил капитан Генерального штаба Никитин.
Ситуация на границе изменилась и во исполнение решения Совета министров от 16 июля 1909 года по Урянхаю, посчитали целесообразным  Отдельную минусинскую команду направить не в Красноярск, а в Усинск. О желательности такой меры Военному министру дополнительно докладывал сенатор Кржижановский:
«Ваше высокопревосходительство, ставлю Вас в известность, что во исполнение высочайше рассмотренного положения Совета министров «О принятии административно-культурных мероприятий к укреплению русских интересов на границе, в Иркутске приступили к выработке плана утверждения России в Урянхае. В настоящее время новый русский посланник в Пекине Крупенский информирует, что в Китае беспорядки каждая провинция насыщена дезорганизованными массами людей, занимающихся грабежами и неспособных к возвращению к мирной жизни. Повсюду банды беспокойных войск, требующих ликвидации долгов по оплате. Во многих провинциях царствует анархия.
Начали формироваться партии в Монголии и Урянхае. Характерная черта процесса – враждебность к иностранцам.   В этой обстановке нам следует сформировать в Усинске местную команду. В основу её положить состав Минусинского отряда, дополнительно призвать пеших ополченцев из резерва местных уездов. Вопрос руководства командой с Иркутским военным округом согласован».
Тем не менее,  в письме Военного министерства в адрес Управления канцелярии Иркутского генерал-губернатора запрашивалось «не будет ли оно против подчинить создаваемую команду капитану Чакирову». У канцелярии Иркутского генерал-губернатора не было возражений по его кандидатуре, хотя рассматривались и другие кандидаты: капитан Мезин из 30-го и поручик Леонов из 31-го Сибирских стрелковых полков; штабс-капитан Юников, временно заведовавший Минусинской местной командой и старший адъютант Минусинской местной команды штабс-капитан Кирженевский. По согласованию организационных мер, из Минусинска в Усинск «временно» командировался взвод местной команды с офицером.
Чакиров знал особенность русского характера «медленно запрягать, но быстро ездить». На обсуждения вопроса по созданию местной воинской команды в Усинске ушло  три года, а на выполнение принятого решения дано три месяца.  Казармы нет, складов нет, дороги нет, снабжение не налажено.  В команду нужно было набирать людей из Минусинского и Ачинского уездов  1910-1912 годов призыва по 22 человека каждого года. С объявлением мобилизации рота в Усинске должна была состоять из 200 ратников и 15 невооружённых лиц со штатом: 4 старших и 14 младших унтер-офицеров, 1 фельдшер, 1 каптенармус, 2 горниста. Всего 237 человека.
Сформированная местная команда выступила из Минусинска в Усинск 30 января 1912 г. Во главе команды находился штабс-капитан Робаковский.
Пока команда шла, указанием Генштаба от 3 марта 1912 г. в целях «поддержания нашего влияния в Урянхае» ранее установленный штат Усинской команды был пересмотрен. Команда переводилась в ранг «особой» с начальником в чине подполковника.
Текущие, больше хозяйственные, вопросы Чакиров каждый день согласовывал с руководством Иркутской местной бригады,  в состав которой входила, создаваемая в Усинске, местная команда. Вопросы обмундирования приходилось утрясать с интендантами складов 8-ой Сибирской дивизии.  Еженедельно Александр отправлял донесения по итогам подготовки условий для размещения роты командующему с 1911 года Иркутским военным округом генералу от артиллерии Никитину Владимиру Николаевичу, бывшему начальнику артиллерии в Порт-Артуре в русско-японскую войну. Болтали, что его дочь  Никитина Лидия Владимировна, фрейлина Императорского двора, была горячей поклонницей Распутина и входила в его ближайшее окружение.
 Горы бумаг ушло в Иркутскую местную бригаду,  ее начальнику генерал-лейтенанту Пиотровскому, в саперный батальон который начал возводить Усинский тракт.  Значительно возросла переписка по данному делу в Енисейской губернии. Помощник Нечаев не успевал готовить проекты документов-согласований в адрес различных администраций, главным образом, связанных с привлечением рабочей силы и гужевого транспорта.
Фамилия Пиотровский встречалась Александру по службе в Харбине. В то время генерал проходил по 1-й Маньчжурской армии. Кем он там был, не запомнилось. Недавно был удостоен  ордена Святого Станислава I степени. В Иркутске рассказывали, что до войны вся его служба прошла на Южном Урале. Будучи полковником был назначен Бирским, а затем Уфимским уездным воинским начальником. Заведовал  чинами запаса армии, подлежащих призыву на случай войны.  Теперь вот целой бригадой командует, генерал-лейтенант.
Выполняя распоряжение военного округа, Александр сам приступил к изучению местных мобилизационных возможностей. Установил, что численность запасных и работников ополчения на 1 сентября 1912 года в Усинском округе составила:  запасных первого разряда - 89 человек, второго - 141 человек, ратников ополчения первого разряда - 35 человек. С объявлением мобилизации из них можно было сформировать только одну роту пешей дружины государственного ополчения.
Сообщив об этом Ачинскому уездному воинскому начальнику Калинникову, командиру Енисейской пешей дружины Крыжановскому,  и  в Иркутск, Чакиров ходатайствовал оказать помощь вооружением. Он писал:  «В 1903 году Усинскому пограничному начальнику Александровичу   отпущено было 500 винтовок системы Бердана и 10 тысяч патронов, из которых 250 винтовок с 5 тысячами патронов розданы были местному населению. Остальные хранились при пограничном управлении и в последствии сданы на хранение в Минусинскую местную команду. Дополнительно необходимо еще 500 винтовок и 10 тысяч патронов для обеспечения местного населения в русских поселках». Список поселков прилагался.
Оружие для местной команды пошло из Иркутска, его сопровождал поручик 26-го Сибирского полка с 10-ю стрелками, адъютантом состоял Зайцев. В качестве проводников обоза по маршруту Минусинск-Усинск подобрали местных жителей из крестьян деревни Быстрой Ивана Азанова и Петра Курочкина. Старшим команды вызвался стать Иннокентий Сафьянов, выбрав для хозяйственного обеспечения купца Ульянова. Был и фельдшер Анисимов из Александровской местной команды.
Местная команда поступала в распоряжение капитана Чакирова, но это выходило за рамки ранее определенных ему  задач окружного пограничного начальника. Сложность ситуации  с положением русского населения в Усинском округе, происками  китайцев и монгол в Урянхае не позволяла ему отвлекаться на решение дополнительных, пускай и важных, вопросов. В связи с невозможностью выполнения задач одновременно по военному ведомству и по линии внутренних дел, произведенный накануне по выслуге лет в капитаны, Чакиров рапортом от 9 марта 1912 г. снимал с себя ответственность за действия местной команды, как в Усинском округе, так и в Урянхае. Команду возглавил поручик Казимиров Владимир Иванович. На него также возложили обязанности собирать секретные сведения об Урянхайском крае и с этой целью проводить «специальные разведки вглубь».  По распоряжению из Иркутска, разведку предлагалось вести только с ведома капитана Чакирова, как осведомлённого по пограничным вопросам с Монголией и Китаем.
С учетом планов Военного министерства по занятию Урянхайского края, Александр переключился на решение неотложных вопросов. Им  было внесено предложение перенести российскую таможню на линию монгольских караулов по хребту Танну-Ола. Но случилось это не сразу. Таможня на границе была, а официальные таможенные органы учредились лишь в 1915 году, когда Урянхай уже вошел в состав России. Только тогда в  Семипалатинском таможенном участке появятся Минусинская таможня, Урянхайская таможенная застава в Белоцарске и Усинский таможенный пост в поселке Моховском, на Енисее.
Управляющим Минусинской таможней назначат бывшего управляющего Бахтинской таможней коллежского асессора Киселева, контролером Минусинской таможни - бывшего контролера 5-го разряда Зайсанской таможни - коллежского асессора Андриевского. управляющим Урянхайской таможенной заставы -  Дорошенко, а на Усинский таможенный пост переведут бухгалтера 1-го разряда Семипалатинского казначейства коллежского секретаря Медведева. На каждом таможенном учреждении появятся  по три таможенных досмотрщика.
А тем временем, печать исподволь готовило общество к столетнему юбилею Отечественной войны 1812 года. Исправники заранее выписывали в провинциях дряхлых стариков и старух, помнящих пожар в Москве, слышавших гулы Бородинской битвы и лично видевших Наполеона. Именно в этот особый, величественный и юбилейный 1912 год  14 октября, на Покров в г. Усинске у Чакирова родился сын Христофор. Назвали его в честь карасубазарского деда Христофора Александровича.
С того счастливого времени сохранилась фотография, на обороте которой Татьяна Дмитриевна написала своей тете Кобозовой в Минусинске,  такие слова: «Крепко целую, поздравляю дорогую тетю с праздником Рождества Христова и наступающим Новым Годом! Желаю здоровья и всего, всего хорошего! На этой карточке я, Александр Христофорович, папа, мама, Павлуша и двое ваших внучат Танечка и Шура, а третьего Христофора еще не снимали, слишком мал ему только 2 месяца. Целую, ваша Татьяна. Декабрь 1912 года».
Странно, на дворе декабрь, а все раздетые. Татьяна в белом длинном платье с поясом под грудь. Александр в расстегнутом кителе  при погонах. Ему исполнилось только 35 лет. Родители Татьяны Дмитрий Васильевич  и Прасковья Андреевна Матонины присели с сыном Павлом на ступеньках крыльца дома.
Крестили Христофора в Усинске в Свято Никольском православном храме, в котором отправлял службу отец Стефан Суховский. Накануне, а именно  30 июля 1912 г. в храме проводился молебен по случаю дня рождения Его Императорского Величества государя наследника цесаревича и Великого Князя Алексея Николаевича. Для  Чакирова это было значительное событие, так как с рождением наследника, Московское военное училище, которое он окончил, стало именоваться Алексеевским. Запомнилось это время и тем, что в его адрес поступило Благословение, которое преподал Александру Святейший правительственный Всероссийский Синод «.....за внимание к особым заботам в деле благо устроения Туранской и Верхне-Усинской церквей». Случались и мирские дела. Сразу после Покрова  Татьяна спросила Александра:
 -Я слышала Александр Христофорович в Туране  убийство случилось, говорят моего земляка из Каптырева Сергея Монастыршина зарезали. Так ли это? Вроде жил со своей Федосеей зажиточно, хоть и мир их не брал, гуляла, из дома уходила.
 -Ну что тут поделаешь? Бывает и такое, - посочуствовал Александр Татьяне. По слухам, он ее и выгнал, не сама ушла.
 -Может и так, только сыну их Андрею и года нет. Как без отца, содержать не на что.
 -Как же, еще в апреле суд был. Мировой судья по иску этой самой Федосьи постановил о выплате, их   еще с живого мужа 100 рублей. Кстати, он отрицал тогда, что Андрей его сын. Дело, тем не менее, закончилось миром, в Пограничном управлении в Усинске их согласие оформили протоколом и вот такой конец.
  -Что же теперь будет, Александр Христофорович?
  -Решили опекуном над Андреем назначить родного отца убитого Петра Федоровича Монастыршина. Движимое и недвижимое имущество сына Сергея передать ему и установить за ним со стороны старшего выборного Турана наблюдение.
 -Знавала жену Петра Матрену Гавриловну, - всплеснула руками Татьяна, - детей у них мал мала меньше, да вот еще такое горе с Сергеем.
-Справятся. У Петра в Туране сестра проживает Екатерина, что за Фелимоновым. Семья и дом справные. Я бывал у них, как только начал знакомиться с краем.
К сожалению из опекунства ничего путного не вышло. Петр Монастыршин, опекун Сергея был уличен в недостаче и его с семьей выслали из Турана. Он жаловался пограничному начальнику, но приговор жителей Турана не был отменен.
Новым опекуном малолетнего Андрея стал житель Турана Кузьма Исакович Булатов, минусинский мещанин. Имущество отца Андрея было продано на сумму 333 рублей 90 копеек. Булатову из этой суммы за опекунство уплатили 273 рубля 43 копейки.
В то время получили новую окраску контакты с местным буддийским духовенством. Ранее Чакиров активно пропагандировал идею развития православной миссионерской деятельности среди урянхов, и писал епископу Евфимию: "Первый православный храм в поселке Туранском на спорной территории будет очень часто посещаться урянхами, монголами и китайцами и посему крайне необходимо назначить в поселок Туранский иерея миссионера, свободно владеющего монгольским и татарским языками".
С принятием решения присоединить Урянхай, Чакиров отказался от этой идеи. В письме генерал-губернатору написал: "Позволяю себе доложить, что в виду последних событий и изъявления урянхами перехода в подданство России, при сохранении ими своей религии, открытие миссионерской деятельности в Урянхае в данное время преждевременно и не политично". Соглашался с ним и священник Туранской церкви Юневич.
Туранская церковь святителя Иннокентия – самая первая в Урянхайском крае возводилась с активным участием Чакирова. И с его ходатайства храмозданная грамота на строительство церкви была выдана Енисейской консисторией 20 мая 1910 года. Долго выбирали подрядчика строительства. Наконец остановились на курском мещанине Семене Ширяеве. К церковным делам в Туране Чакиров приобщился, когда там еще в маленькой часовенке нес службу священник Иоанн Самуилов. Вскоре он уехал. Достраивал новый храм Владимир Андреевич Юневич.
- Не могу не порадоваться, видя вас, батюшка на нашей далекой земле, - встретил Александр отца Владимира в Усинске. Как добрались, какие первые впечатления от первозданного края?
- Край, действительно, чудный. Такое ощущение, Александр Христофорович, что попал в страну Майн Рида. А вы не ощущаете в местной культуре североамериканский колорит?
- Безусловно, что-то есть, но отличие в том, что здесь мы не первые. Сильное влияние монголов, китайцев и их буддисткой веры.
- И что эта вера как-то влияет на русских колонистов?
 -Нельзя сказать, что влияет, но есть примыкающие, например, постоянно проживавший в долине Кемчика выходец из Минусинска  Брюханов.
- Веры разные, а как люди ладят?
- Всякое бывает. В последнее время отношения урянхов и русских удалось сблизить. Наладились регулярные почтовые сообщения. Построили школы, открыли медицинские и ветеринарные пункты. Переселенцам и местным жителям начали прививать оспу, оказываем агрономическую и гидротехническую помощь и даже выдаем ссуды. Так что прогресс налицо.
Ранее отец Владимир и представить не мог себя, сидящим верхом на лошади, это было верхом неприличия и достойно смеха. Здесь же он за полтора года проехал верхом полторы тысячи верст и чувствовал себя в седле, как за столом в кабинете.
Разъездной священник Юневич, мягкий по натуре, как и большинство белорусов, был человеком энергичным и сильным. В этом Чакиров убеждался каждый раз, когда заезжал к нему в Туран побеседовать о церковной службе, об организации хора и занятиях в местном училище. Душевная хозяйка Елисавета Николаевна всегда угощала душистым чаем и вкусными пирогами с картошкой.
Лизавета, Лизавета, я люблю тебя за это….не забывались веселые стишки и московские молодые годы. Душу охватывали нежные и уже никогда более не повторяемые  чувства. Может, Лиза была его судьбой, а он просмотрел?
-  А вам, Елисавета Николаевна в Москве бывать не приходилось? – как-то раз поинтересовался Александр.
-  Нет, не пришлось. Только проездом. Мы же из Белоруссии, и родина наша село Григоровичи. А вот отец Владимир в первопрестольной бывал. Он там окончил пастырские курсы и в Даниловском монастыре его рукоположили. 
- Где же вы с ним познакомились?
- В Григоровичи и познакомились. Он там был псаломщиком и преподавал в школе.
- Я вижу, и здесь у него работы хватает.
-Дома его и не бывает, все в дороге. Кроме церковной службы мотается между двумя школами. По понедельникам и средам – в Уюке, по остальным дням в Туране. В воскресения устраивает чтения для родителей учеников о нравственном воспитании. Вот занялся еще библиотеками-читальнями. На собранные деньги заказал в Одессе в магазине Фесенко несколько картин, написанных маслом, и земледельческие таблицы, чтобы придать библиотекам благоприятный вид.
- Вид, это понятно. А библиотеки где образовались?
- Вот, пожалуйста. И документ имеется на этот счет.
Александр взял протянутый листок и прочитал: «Мы, нижеподписавшиеся, с одной стороны — крестьянка села Турана Анисья Павловна Ширнина, с другой — священник Юневич, заключили  условия следующие: «Я, Ширнина, сдаю комнату с 2-мя столами, 3-мя скамейками, стеклянным шкафом и железной печкой под читальню Туранского попечительства сроком по 20 сентября 1916 г., за плату 12 руб.».
- Да, ничего не скажешь, все у вас Елисавета Николаевна продумано. Читальни это просвещение, дело нужное и богоугодное и деткам вашим, а их у вас уже четверо, крайне полезное.
- Так и есть, Александр Христофорович, - вмешался батюшка Владимир, - супруга моя все понимает. Она у меня наравне с псаломщиком Тимофеем Дегодием первая помощница, опять же хором руководит. Я без нее, как без рук.
- Что же вы в библиотеке читаете, - спросил Александр Юневича.
- Собрали книги, какие у кого есть. Местную газету выписали «Минусинский листок», несколько газет и журналов приходит из Томска и С-Петербурга. Можете почитать, как  семья нашего помазанника убыла отдыхать в ваши родные края, в Крым.
Действительно, ранней весной императорская семья отбыла в Крым. Ехали в специальном поезде, где все было устроено максимально комфортно. Николай II  Александра Федоровна находились в отдельном вагоне. Между их апартаментами располагалась ванная комната, а у входов – помещения камердинера Николая II и камер-юнгферы Александры Федоровны.
В других вагонах ехали великие княжны с фрейлинами, царевич Алексей с воспитателем Жильяром и дядькой, матросом Деревенько. «Бэби» - так называли цесаревича Алексея в семье. Имя Алексей наследник получил в честь сына первого царя из династии Романовых. У девочек было одно общее имя по первым буквам их имен – ОТМА. Так они подписывали общие письма и карточки.
 В свитском вагоне находились дворцовый комендант, министр двора, лейб медики и свитские офицеры. Вагоны императорского поезда были синего цвета, украшенные двуглавыми орлами. Поезд встречали в Севастополе с почетным караулом, хлебом и солью. После торжественной церемонии император с семьей и свитой перебрались на яхту «Штандарт». Звон колоколов Александро-Невского собора известил о прибытии Августейшей семьи в Ялту, в царский дворец Ливадия.
Каждый день утром и после обеда совершались прогулки. Ездили в цирк, в Ореанду и Ай-Тодор; в Симеиз к Мальцову; по лесной дороге к Красному камню и Учан-Су; по тропинке до Ставри-Кая; в Массандру и Ай-Даниль.
После одной из таких прогулок, а было это 4 апреля 1914 года, император Николай II на докладной записке министра иностранных дел Сазонова по вопросу о принятии населения пяти хошунов Урянхайского края под покровительством российского правительства написал: «Согласен».
- Что же, Сергей Дмитриевич, - спросил император, - устанавливаем протекторат и включаем Урянхай  в состав Енисейской губернии? Да, именно так ваше высочество. Необходимые меры для этого проведены, и распоряжения подготовлены. Включение Урянхая в состав России это как бы подарок к 300-летию Дома Романовых и я  вас с этим от всей души поздравляю.
- Похвально, похвально, - обмолвился Николай, - есть у нас в запасе и другие торжества. Спустя три дня Николай II и Александра Федоровна отмечали 20-летний юбилей их помолвки в Кобургском замке. 23 апреля отмечали День ангела Александры Федоровны и сорок второй год её рождения. Корабли Черноморской эскадры орудийными залпами приветствовали императрицу. У  Александра Чакирова тоже был повод для радости и счастья. За Христофором  28 февраля 1914 года родился сын Гавриил.
Российские власти, получив известие о решении Белого царя,  совершили молебен по случаю объявления русского покровительства и подготовили поручительство с  согласием  на предъявленные условия. За прежними правителями урянхайских хошунов сохранялась власть и привилегии в пределах их владений; сохранялся также прежний их статус буддийской религии и право на соблюдение традиций народа.
 - Там жизнь, а здесь служба, - подумал Александр, когда до него дошли слухи о принятом решении в Крыму. Сразу нахлынули  грустные мысли о семи сибирских годах. А если к этим семи прибавить семь маньчжурских, то получится приличный срок дальних странствий. Пора, как говорится, и честь знать, и потом здоровье поправлять следует. Оно начинало шалить и по причине служебного неустройства.



Глава десятая



"А ведь когда-то гунны гнали на Рим впереди себя германские племена».


Дела по службе у Александра осложнились. Дело в том, что для более эффективного  влияния на ситуацию в Урянхае, с целью его присоединения к России,  МИД принял решение создать должность Пограничного комиссара (Заведующего) Усинского округа с более широкими полномочиями чем у Александра нынче.
Вопрос этот зондировался давно. Уже в июне 1912 г., когда еще не было принято окончательное решение о судьбе Уряньхайского края, в Министерстве иностранных дел начали работать над проектом инструкции новому пограничному комиссару. Над ним корпела специальная межведомственная  комиссия под председательством тайного советника Шинкевича. По сути дела, Пограничный комиссар  с дислокацией в Усинске мало чем отличался от Усинского пограничного начальника. Это была та же административная пограничная должность. Ей лишь придавались некоторые функции политического агента с правами представителя  российской власти в Урянхайском крае.
Первоначально министр иностранных дел  С.Д. Сазонов  для исполнения новой должности командировал в село Усинское из Приамурской губернии Благовещенского пограничного комиссара Спешнева, функции которого, с учреждением вице-консульства в китайском  Айгуне, планировалось упразднить.
Однако такой шаг вызвал возражение со стороны Приамурского генерал-губернатора, и потому должность пограничного комиссара в Усинске оставалась вакантной. В Благовещенске же пограничный комиссар свои полномочия сохранил. Более того, его функции расширились и на его плечи, а именно на Николая Алексеевича Спешнева, переложили ответственность за местную полицию. Спешнев в 1910 году окончил Восточный институт во Владивостоке. На посту комиссара он сменил подполковника Кузьмина, убывшего в Хабаровск.
Спешнев в Усинск не прибыл и в Иркутске начали поиски новой кандидатуры. В список кандидатов Александра не включили, что болезненно затронуло его самолюбие. После продолжительных консультаций и обсуждений Иркутского генерал-губернатора  Князева с министерствами иностранных и внутренних дел, на должность Пограничного комиссара был избран чиновник особых поручений при Иркутском генерал-губернаторе, коллежский асессор А. П. Церерин. Чакиров по этому поводу получил из Иркутска разъяснения: «Решением генерал-губернатора на должность Пограничного комиссара Усинского округа назначен чиновник губернаторства для особых поручений Церерин. На него, согласно журнальным постановлениям Совета Министров от 1 февраля 1913 года, возлагаются обязанности ведения наблюдения за Урянхайским краем, а также предупреждения там анархии и перехода под власть Халхи».
-Какой такой анархии?  И почему под власть Халхи? Накрутили опять что-то, - подумал Александр. Наблюдателей тут и без Церерина хватает. - Кстати, Церера — это же богиня земледелия у древних римлян, как у греков Деметра. С земледелием у нас тут еще не все в порядке. Вот пусть и наблюдает за урожайностью. В остальном полный порядок. Халхе не до нас, с учетом происходящих там событий,  никакими возможностями присоединить Урянхай монголы не располагают. Так, одни видимые потуги.
В июне в Урянхай из Петербурга прибыл  чиновник Главного управления землеустройства и земледелия Владимир Габаев с правами заведующего Русской переселенческой организацией в Урянхае. 
-Ну что, давай знакомиться столичная птица, - предложил Александр.
-Давай, сибирский волк, а может уже медведь, - пошутил Владимир.
-Про меня в столице тебе уже, наверное, все уши прожужжали. Мол такой, сякой, гнет свою линию, никого не слушает и надо его отставить. Так что ли?
-Примерно, но не точно. Новая ситуация, новые задачи и аппарат решили поменять, вот и меня со стороны прислали. Я ведь последнее время под Ташкентом трудился, земли туземцам отводил.
-А родом откуда?
 -С Кавказа я, из Тифлиса, и фамилия настоящая совсем не Габаев а Габашвили. Габаевым я стал, когда крестился и стал православным.
-Вот молодец, почти земляк. Я же из Крыма и сестра моя Мария состояла в браке с грузином Беридзе и сын у них был Владимир. Где они, сказать не могу, а жили в Тбилиси в Диогенском массиве. Может бывал?
-Где я только не бывал: Акмолинск под Омском, тургайские степи, всю Россию проехал, вот и до вас добрался. В Иркутске дядя мой служит, может слыхал?
-Наслышаны.  Адъютант штаба округа, подполковник Габаев Александр Григорьевич. Встречаться не приходилось, но все еще впереди.
-Да, дел много, вот смотри предписание.
Александр взял депешу и прочитал: «Усинскому пограничному начальнику и подведомственным ему чинам оказывать предъявителю сего, чиновнику особых поручений 6 класса Переселенческого управления Габаеву, командированному для заведования переселенческим делом в Урянхайском крае, законное содействие при исполнении им служебных обязанностей».
-Нет вопросов. Надо, так надо. На следующей неделе и поедем смотреть твое хозяйство. Предлагаю начать с северного участка, с Тоджинского хошуна, опят же Железнов на прииск давно приглашал. По Бий-Хему спустимся вниз, потом уже заглянем на Каа-Хем. На Кемчике наших мало, а Туран и Уюк всегда под боком. Согласен?
-Вам Александр Христофорович виднее. Как говорится, и карты в руки.
-Ну вот и замечательно. А пока будем знакомиться с Усинском и его жителями. С дороги надо отдохнуть, в баньку сходить, местных пирогов откушать. С Владимиром Константиновичем дела у Александра сложились аккуратно и покатились своим чередом как по маслу.   Другое дело с Церериным
Обряд интронизации нового начальника, носивший у тюрков название «хан кутерме» - буквально поднятие хана на престол, естественно не проводился. А ранее, как рассказывали местные знатоки истории,  у тюрков было так: высшие сановники усаживали кандидата на престол на белый войлок и девять раз по движению солнца обносили его вокруг ритуального жертвенника с напутственными  словами, что если он будет действовать против   воли вечного Творца, то в наказание  у него из всех  богатств останется один только войлок, на котором  он сидит.  В ответ хан произносил: «И так отныне слово мое будет меч». 
Так и случилось, началась эта самая кутерьма, Церерин прибыл с мечом и начал рубить всех и вся налево и направо ни с кем не советуясь, потому отношения изначально обострились.
Чакиров по этому поводу писал исследователю Урянхая, инженеру путей сообщения Вячеславу Родевичу: «... Безусловно, генерал-губернатор Князев симпатичный человек, но к сожалению он занят Леной, где недавно произошли известные события, и Урянхаем не заинтересован и не знает его близко. Церерин как бывший его чиновник особых поручений сумел познакомить его со своей стороны, и точка  зрения его на Урянхай противоположна нашей — вот и вся запятая. А главное, Церерин —  ставленник Петербурга, и Князев боится, пожалуй, его шаркнуть, а на меня, кажется, было несколько жалоб от старообрядцев за притеснения их и Князев боится  меня провести».
Писал  Вячеславу Михайловичу как старому приятелю по совместным изысканиям в верховьях Енисея, которые он, как начальник партии, описал в "Очерке об Урянхайском крае», опубликованном  в Санкт-Петербурге в 1910 году. Александр был ему особенно благодарен за то, что он сделал край известным, упомянув о расположении в Урянхае центра Азии. Об этом инженер узнал от английского путешественника топографа и разведчика  Дугласа Каррутерса, который появлялся в Урянхае вместе с коллегой Миллером. По научному определению англичанина, центр континента находился возле усадьбы Георгия Сафьянова, которая стояла на левом берегу Улуг-Хема в 23 верстах ниже слияния Бий-Хема и Каа-Хема. Там и был им установлен символический столб.
Когда писал Родевичу, Александр думал о другом. Как и полковник Попов, как военный, как  знаток Китая, маньчжур и урянхов, он был сторонник активных действий в присоединении края. Еще до 1912 года неоднократно предлагал пойти навстречу нойонам хошунов, желающим присоединиться к России, занять край и выйти к южному склону хребта Тану-Ола. В то время российский поверенный в Пекине Щекин поддерживал активные действия.
Казалось совсем недавно Александр в письме докладывал генерал-губернатору: «Простые смертные урянхи чиновников своих почти не признают, дисциплина пала и всю надежду возлагают только на меня. Советов простых избегают, и ждут только того, что скажет Чакиров. Не проходит и дня, чтоб не приехало ко мне в Усинское два, три чиновника за советом…. Допустить образование самостоятельного княжеств на русской территории, хотя бы и бывших подданных Китая недопустимо, следовательно, остается только одно:… занять границу по южному склону хребта Тану-Ола и ввести свое самоуправление, оставив временно их управление под контролем нашим и ввести наши законы подсудности…» .
Подтверждая свою линию на присоединение края к России, в одну из поездок Чакиров вручил Амбань-нойону Гомбодоржи орден Станислава второй степени, что истолковывалось урянхами как акт вхождения Амбань-нойона с его хошунами в русское подданство.
Однако возобладала осторожная линия министерства иностранных дел, которую вел Сазонов. Чиновники в Петербурге боялись реакции Пекина и взяли на вооружение тактику постепенной земельной колонизации края, естественного заселения его сибирскими переселенцами.  И вот итог. Александру, по сути дела, дали отставку и он попал в подчинение Пограничному комиссару и официально стал его помощником.
Меры Александра в Иркутске и в Петербурге были признаны нецелесообразными. А это привело к тому, что не дождавшись присоединения к России,  нойоны Сальчжакского и Тоджинского хошунов Бальджинмаа и Тонмит, обратились с прошением о приеме их в один из аймаков Халхи и переходе в подданство ургинского богдо-гегена. Вот чем закончилось многолетняя  бюрократическая переписка за овладением  края.
 -Урянхи ласкательство не приемлют, - еще раз убеждал себя Александр. Не хватило нам настойчивости и решительности, какие имели место при присоединении Крыма к России.   Александр доподлинно знал из рассказов еще отца Порфирия по приходской школе и из многочисленных исторических источников, как тогда все случилось. Брошенный турками Крым не устоял перед русским оружием. В Карасубазар съехались беи и мурзы знатных крымских родов, члены дивана, духовенство, чтобы обсудить сложившееся положение. Все, в том числе Шагин-Гирей, которому пообещали ханство, ширинский Джелал-бей, слово которого по неписанной традиции считалось решающим, ненавидели русских, были преданы Порте, но понимали, что иного выхода, как подчинится русским, не было. «Нельзя играть со львом.... Лев под боком, а клетки для него нет... Так не станем дразнить зверя. Надо соглашаться на условия».
В манифесте генерала Долгорукова, который командовал армией, содержались обещания сохранить жизнь и управление по древним татарским обычаям и вере, и беи согласились на предложенные условия. А законы веры для них были превыше всего.
Ханом избрали Сагиб-Герея. Калги-султаном стал Шахин-Герей... А через три дня Мегмет-мурза и Али-ага привезли Долгорукову присяжный лист, подписанный ста десятью мурзами. Татарский народ отстал от Порты Оттоманской и принял, предлагаемую Россией вольность и независимость и поручил себя покровительству российской императрице. Первого ноября 1772 года в Карасубазаре были подписаны документы об отходе к России новых земель  и  декларация об отделении Крыма от Турции. Вот как это было!
В назначении на должность Заведующего Усинским пограничным округом Церерина могла сыграть и история со старообрядцем, которого Чакиров выставил за пределы края. Уж очень большую огласку она получила. Хотя старообрядцы  и получили многие свободы, но сохранялись требования полиции по ограничению их перемещения, а местные церковные власти и того более - запрещали им именоваться иерархическими званиями. Существовал указ губернатора: "Предлагаю советам старообрядческих общин ныне же объявить под расписки всем духовным лицам общин, чтобы они отнюдь не именовались православными иерархическими наименованиями: священники, диаконы и прочие".
Чакиров выполнил действующие предписания, но попал под критику так называемой демократической столичной печати  С ее подачи, а точнее сказать поддержки, на съезде старообрядцев в 1913 году отдельно рассматривался инцидент по действиям А.Х. Чакирова в Урянхае: «Был случай, - писала газета, - насилия над священником за одно лишь наименование "священник", причем вписанное в паспорт полицией. Усинский пограничный начальник вызвал к себе старообрядческого священника Е.Ф. Шарапова и, узнав, что в паспорте он поименован священником, постановил: "Выселить его и семью его в место причисления".      
 По коллективной жалобе старообрядцев в Министерство юстиции, Чакиров имел серьезные неприятности по службе и даже подвергся административному наказанию с содержанием на гауптвахте за превышение власти.
В это время  как раз решался вопрос о подборе кандидатов  на новую, недавно учрежденную, должность Заведующего Усинского пограничного округа.  Выше указанный случай сыграл не в пользу бывшего Усинского пограничного начальника. Не исключено, что он был специально инициирован, генерал-губернатором Князевым в пользу своего ставленника Церерина, который и стал Пограничным комиссаром  Усинского округа, а Чакиров  оказался у него в подчинении.
В связи предполагаемой перестановкой, и инспекций хода строительства Усинского тракта, в августе 1913 года Князев  приезжал в Усинск, встречался с урянхайскими нойонами. Тогда он предложил Чакирову гражданскую должность, но он отказался и ездил за «правдой» в Петербург, откуда привез документ, в котором по линии МВД к нему  претензии отсутствовали.
Претензий нет и должности нет. Что сейчас? Дело многих лет рухнуло. Собственное управление Александра было упразднено, взамен его учреждено Управление пограничного комиссара с тремя помощниками. Первым стал капитан Чакирорв, а  два других назначались в  хошуны непосредственно. Кроме того, по согласованию министров юстиции и внутренних дел, в распоряжение Церерина прибыли два становых пристава.
В Усинске Церерин появился в начале апреля и сразу убыл в Урянхай  проводить свою политику. В качестве «первой меры» изгнал из хошунов Даа и Бейсэ монгольских агитаторов. После этого стал налаживать отношения с местной властью, убеждая ухэридов в лояльности к ним русской короны. Одновременно приступил к решению конфликтов, возникающих между русскими поселенцами и местным населением.
Дела у него натыкались на постоянное сопротивление со всех сторон и уже в марте, не проработав на новом посту и месяца, написал генерал-губернатору жалостливое письмо: «….… я получил известие, что русскими жителями поселка Баянгол… забит до смерти за самовольный угон быка урянх Тенилимчи ведомства Бейсэ-хошуна. Возмущенные этим, сородичи убитого намеревались учинить над русскими жителями поселка Баянгол самосуд: всех перебить, а дома сжечь. 
На следующий день я выехал в село Усинское, командировал в Баянгол для производства дознания секретаря, переводчика и 10 казаков,  в то же время послал урянхайским чиновникам письменное извещение, прося их воздерживаться от самовольных действий и обещая строгое расследование всего дела. Сам же занялся в селе Усинском организацией быстрого передвижения в пос. Баянгол местной воинской команды… По прибытии в Баянгол и по получении моего извещения урянхи совершено успокоились, выразив полную готовность подчиняться моим советам….
Кроме сего в начале марта… жители поселка Атамановка из-за каких-то недоразумений избили пятерых урянхов; последние, в свою очередь, … сильно избили до 20 человек русских…. Вот общая картина «мирного» завоевания Урянхая русскими, как результат искусственного заселения этого края. Предстоит громадная работа, чтобы хоть как-то урегулировать и наладить взаимоотношения русских с урянхами».
Сложившуюся ситуацию  Церерин поспешил объяснить ошибочной политикой, проводимой бывшим Усинским пограничным управлением и Енисейским губернаторством. В докладе генерал-губернатору он отмечал: «Как только будет у меня свободное время, я подробно донесу Вашему Превосходительству о том хаосе и неразберихе во взгляде на Урянхайский вопрос, которые теперь предстоит мне разобрать и которые создались благодаря самостоятельному политиканству относительно Урянхайского края отдельных должностных лиц и учреждений в Красноярске и с. Усинском. Всех этих лиц и учреждения можно было бы благодарить, если бы они действительно приблизили к надлежащему разрешению Урянхайский вопрос. Наоборот, именно они создают все затруднения и препятствия к разрешению этого вопроса, озлобляя урянхов и вводя в заблуждение русское население Урянхая».
На этой почве возникли серьезные противоречия служебных интересов между  Церерином и Чакировым. В частности, последний не встретив поддержки со стороны Петербурга, возмутился вмешательством в его служебные полномочия и установление контроля над своими действиями,  посчитал их не только незаконными, но и оскорбительными.
Ничего не оставалось делать как возмущаться несправедливостью. О своих чувствах Александр вновь написал Родевичу: «...Церерин - , мой хороший старый товарищ, но до сего времени он не был на самостоятельной должности, и на деле оказался плохим администратором и плохим политиканом. С назначением, у него в зобу сперло дыхание от радости, появилась мания величия и он начал шагать гигантскими шагами и  в неправильном направлении. Руль управления повел совершенно в обратную сторону — получилась полная неразбериха. Вот в каком плачевном положении пока здесь дела. …...Опять проявился порядок в чиновничестве: поработал, все сделал, уготовил ладное, тепленькое местечко, ну и иди на новое черное дело, а уготованное уступи фазану… Да, больно, Всеволод Иванович! Единственная надежда на Бога…».
При этом, Александр успокаивал себя, снова и снова, вспоминая как сложно и долго налаживались отношения между людьми разных народов в Крыму. Местные паши никогда не оставляли мысли о разных дорогах России и Крыма. Договор о дружбе, считали бумажкой, утверждая, что договорами дружба не начинается.
-Можно примирить одного татарина  с русским, - говорили они, -  можно примирить сотню, тысячу. Но как примирить народы? Крым и Россия  - разные сущности и надо поднимать знамя священной войны против неверных.
Урянхи войны не поднимут. Буддийская вера мирная, предполагает уважение, но и сохранение собственных прав и достоинства. Нужна крепкая власть, в том числе и в отношении русских колонистов.

            


Глава  одиннадцатая



Слово — послание сердца


В таком состоянии Александр  поехал с детьми Владимиом и Надеждой в Крым. Была надежда отвлечься от всяческих передряг и набраться от родных мест бодрости и здоровья. Отдыхали в Алуште, выезжали  в Севастополь, были в Феодосии и в Карасубазаре.
В старом родном доме осталась сестра Мария. Муж Беридзе исчез и осталась она  с приемным сыном Владимиром.  С сестрами Марией и Верой, что приехала из Алушты, Александр  сходил на православное кладбище, что на горе Дорь-Куль. Кто только не лежит в этой древней земле! Каких только нет надписей: «Здесь покоится Киния Долма, скончалась 7 сентября 1900 года в возрасте 56 лет. «В 55 лет от роду не стало Кирьякулы Куластровой». «Покоится прах Екатерины Александровны Пановой». Вот могила младенца Николай Николи, «Скончался 3 июля 1908 года». А вот и они, самые родные и близкие Христофор и София Чакировы. Дай Бог им царства небесного! С гор дует ветерок, недалеко мост через Карасу, в бок, которой бьется узкая, но жирная речка Бурульча.
-Вот, полюбопытствуйте, - указала Мария на возвышающийся рядом с ней склеп.
-И кто там схоронился, - спросил Александр.
-Эх ты, все забыл! Здесь же похоронен екатерининский генерал, барон фон Шиц Антон Осипович, гусарский полк которого был расквартирован в Карасубазаре.
-Это тот, что торжественно встречал императрицу Екатерину Великую в Старом Крыму?
-Тот самый. Позднее в в этом склепе была похоронена родственница генерала - баронесса Юлия Крюденер, примечательная личность - прорицательница, мистик, миссионерка, близкая подруга княгини Голицыной и  Жанны де Ламмот-Валуа, похитившей бриллиантовое ожерелье  у французской королевы Марии-Антуанетты
-Слышала, слышала про такую, - возбуженно воскликнула Вера. Это про нее написал Дюма в романе «Три мушкетера», там она  миледи. 
Во время Крымской войны в городе были развернуты несколько госпиталей, где лечили раненых, прибыло около трех тысяч солдат и офицеров. Многие закончили свою жизнь на местном кладбище.
Александр помнил воспоминания отца, как раненных солдат и офицеров размещали в частных домах, которые временно превращались в госпитали. Таким был дом Залкинда. Он был врачом, вёл частную практику. На первом этаже врач принимал больных, а на втором этаже располагались жилые помещения: спальни, гостиная, столовая. Когда здание передали под школу, столовая стала учительской, и преподаватели могли любоваться лепными потолками.
Заглянули в  Свято-Никольский храм, где покоился прах губернатора Тавриды генерала Каховского, помянули родителей и своих наставников-учителей. Под впечатлением от посещения детства и грустного настроения Александру вспомнились стихи:

Я в старом городе родном брожу по улицам неброским.
Давно разрушен отчий дом, слышны лишь детства отголоски.
Столетних улиц кривизна,  под красной черепицей кровли,
Глухих заборов белизна, поодаль – церковь с колокольней.
Здесь переулков тупики почти совсем не изменились.
Сухие вязы у реки, встречая старость, прослезились.
Все, как и прежде, лишь дома поменьше почему-то стали.
Соседей нет, что по утрам меня приветливо встречали.....

В Алуште семью Чакировых приютили Олтаржевские — сестра Вера и ее муж Николай Иванович. Дом народного учителя и почетного гражданина города был открыт для всех. Сын  Иван к тому времени уже отучился в Никитском училище виноградарства и виноделия и практиковался в Массандре. Женился он на дочери богатого купца Сергея Семеновича Бахвалова.  По письмам сестры были известны деловые качества Бахвалова. Человеком он был необыкновенно энергичным и удачливым. Образование получил в Берлинском коммерческом корпусе, вернулся в Москву и так развернул дело, что к сорока годам уже был миллионером, имел свои пароходы и даже газету. Женился поздно, но по большой любви — на молоденькой француженке Анне-Мари Корнель. Брак, который родственники Бахвалова считали временным, оказался счастливым, но недолгим: Анна-Мари сгорела от скоротечной чахотки. Сиротами остались три дочери и сын. У младшей Марии в четырнадцать лет тоже открылся туберкулез. Чтобы поправить здоровье дочери, Бахвалов купил в Алуште дачу с прекрасным садом. Здесь, в маленьком южнобережном городке, Мария Бахвалова и нашла  Ивана Олтаржевского.
 - Никак ведь не хотел отдавать Бахвалов свою дочь за нашего Ивана, - рассказывала Вера брату  - Я, говорит, тебя Маняша за нищего не отдам. А если что, лишу наследства! Мария, надо сказать, пошла в отца — характер у нее был железный. Ответила:
 - Все! Как я решила, так и будет!
 - Отказываться от своих слов Сергей Бахвалов не стал, - продолжала Вера, - но новую семью все же обеспечил. Алуштинскую дачу стал сдавать отдыхающим, управляющим поставил Ивана, а Мария взяла на себя хозяйство. За это молодые  получали жалование.   Как я тебе уже писала, счастье молодых было недолгим. Маняша сгорела от туберкулеза и остался Иван один с дочкой, с нашей внучкой Маргаритой, вот полюбуйся. Любоваться было на что. Дети всегда прекрасны. Вот как  они резвятся в саду. Смотреть одно загляденье.
По вечерам семьями собирались на веранде за чаем. Александр оживленно балагурил о военных делах с племянником Иваном и конечно не забывал уже взрослых девочек Олтаржевских: Нину, Любу и последнюю Софию, названную в честь бабушки.  Обсуждали разные крымские новости, девочки особенно сожалели о гибели авиатора, штабс-капитана Андреади Дмитрия Георгиевича. Десяток лет как он приехал в Россию из Константинополя вместе со старшим братом Михаилом Георгиевичем Андреади, тоже фанариотом.  Брат выбрал духовную стезю, Дмитрий же занялся авиацией.
 - Дмитрию способствовал князь Александр Мурузи. Он наш, только фанариот, - мы так слышали, - пыталась объяснить дяде старшая Нина, чуть ли не ровесница Александра....Дело в том, что его сестра Вера была старше его на целых десять лет.
 - Фанариот, - значит из Константинополя, я так понимаю. Князь - тоже неплохо, видимо деньги водятся раз авиационную школу создал, - заключил Александр. В чем же закавыка, почему столько шума вокруг этого печального случая? - спросил он у Нины.
 - Говорят, что в его домашних вещах  нашли записку, в которой имелась фраза о том, чтобы в его смерти никого не винили. По словам очевидцев у Андреади были трения с аристократической верхушкой школы и, в частности, с князем Мурузи. Трения будто бы происходили на почве того, что Андреади не был дворянином, а был, по мнению князя, «выскочкой», - пояснила брату Вера.
 -  Выходит мог сам с жизнью распрощаться, - добавила София.
 - Все это слухи. Ведется следствие, оно и разберется, - заключила Вера.
 - А что-нибудь  слышно о Шевцове Николае, о том, что писал книги и попал в тюрьму, - обратился Александр  к главе семейства Николаю Олтаржевскому. - Он годом раньше меня  окончил реальное училище и даже описал в рассказе «Береговой ветер» день, когда вместо учебы с дружками удрал на рыбалку. Он печатался, если я не ошибаюсь, под псевдонимом Никаноров.
- Кто сейчас не печатается и не сидит в тюрьме, дорогой мой, - проворчал в ответ стареющий учитель и заведующий городской библиотекой. Сейчас это, можно сказать, стало модно. Сидел в тюрьме - значит стал жертвой царского режима. Все хотят стать жертвами-борцами. Это Максим Горький закрутил всем головы со своим "Буревестником" - "И только в бурях есть покой". Это надо же такое придумать!
Александр слушал учителя и пытался вспомнить тех с кем пришлось сидеть за партами в Севастополе. Да, точно, не только за партой, но и в тюрьме сидел еще один выпускник, крымчак Илья, а может Карл, совсем запамятовал, Сельвинский. Тоже, кстати, писатель, роман написал «О, юность моя!». На слуху оставались и другие однокашники: Шпакович Феоктист, летчик  Арцеулов, Сергей Жилинский учился в Париже.  Кто-то стал художником, кажется Канер.
- Вера, - обратился Александр к сестре, - ты наверное помнишь нашего родственника, уже не помню по какой линии, Чакариса Меркурия Филимоновича. Он преподавал греческий язык в Севастопольском частном училище  Благотворительного общества.
- Увы, Александр, ничего сказать не могу. Родителей не стало и многие старые связи утратились. Кому мы нужные бедные и сирые. Может дети в люди выбьются. Вся надежда на сына Ивана. У него пока все слава Богу и дома и по службе. А вот тебе от меня сюрприз , - и она подала брату ветхий пожелтевший листок. Александр осторожно расправил лист бумаги и начал читать.
 "Я, бывший турецкоподданный, обещаю и клянусь Всемогущему Богу, Всесветлейшему Державнейшему Великому Государю Императору и его родным быть верным, добрым, послушным и вечно подданным и никуда без высочайшего Его императорского величества соизволения и Указа за границу не отъезжать и в чужестранную службу не вступать, с неприятелями Его Величества вредительной откровенности не иметь и никаким образом против должности верного подданного Его Императорского Величества не поступать и все к высокому Его Императорскому Величеству сие и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению сие и возможности предостерегать и оборонять и в том во всем живота своего в потребном случае не щадить, и при том по крайней мере стараться сделать все, что к Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может... «
 - Что это ты мне такое подсунула? - уточнил у сестры Александр.
 - Читай, читай, потом поймешь.
«….Об ущербе же интереса его Величества, вреде и убытке, как скоро о том ведаю, не только благо-временно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать. Если же будет когда же к службе и пользе Его Величества какое тайное дело или какое бы оно ни было, которое приказано мне буде тайно содержать в совершаемой тайне и никому не объявлять, кому о том ведать не надлежит и не будет повелено объявлять Сие, должен и хочу я верно содержать данное мне Всемогущим Господом Богом душевно и телесно. В заключение же сего слова целую крест Спасителя моего. Аминь".
- Похоже на присягу или клятвенное обещание, - заключил Александр. - Чей же это документ и откуда он у тебя появился?
 - Случайно обнаружила в вещах родителей, когда переезжала в Алушту. А чей это лист и кто по нему давал обещание, сказать не могу. Скорее всего клялись наши предки, которые эмигрировали в Россию. Ты наверняка помнишь рассказы мамы о переселении румелейских греков  и болгар весной-летом 1830 года из Варны, Бургаса и других городов на кораблях в Севастополь, Евпаторию и Феодосию
- Ты постарше, я деталей не помню, помню только слова отца: «Перевезли и забыли». Вспомнили только после Крымской войны. Ни земли, ни жилья, ни подданства. Вот тогда, наверное, и давались такие обещания.
К Олтаржевским заглядывали купцы Токмаков и Молотков родом из Кяхты. Жили они на территории винзавода, основав винодельческую компанию. При них одно время и состоял Иван Олтаржевский. Купцы, в свою очередь, общались  с писателем  Стахеевым, а он соседствовал с земельным участком миллионерши Соловьевой. Для Александра купцы были незаменимыми собеседниками о пограничных делах с Монголией, о торговле с китайцами. От них он узнал презабавную историю семьи кяхтинского купца Старцева.
Еще в в 1861 году Алексей Дмитриевич Старцев  одним из торговых караванов ушёл из Кяхты в Китай. Занялся чайной торговлей, разбогател. К концу века стал миллионером, в китайском городе Тяньцзине построил 40 каменных домов и типографию, а в своём парке первую в Китае демонстрационную железную дорогу длиной две мили, и телеграф. Хорошо знал бурятский, монгольский, китайский и несколько европейских языков. За успешную организацию и участие в китайско-французских переговорах был награждён орденом Почетного легиона В те же годы он был помощником российских дипломатов. Фамилия была на слуху. Александру она встречалась еще во Владивостоке.
За разговорами с купцами и образовался своеобразный круг общения на поприще философии, литературы и погранично-торговых дел. Редкими собеседниками были генерал Голубов и литератор Головкинский. Последний писал рассказы и стихотворения, некоторые из них Александр читал в «Русской мысли». 
Первый городской староста Алушты Мустафа Давидович, о котором Глафира писала будучи в Алуште семь лет назад,  тоже имел тягу к литературе и педагогической деятельности. Как стало известно Александру, он был чуть ли ни первым учителем русского языка среди местных татар; заботился об образовании мусульман, в особенности женщин, открыл первую в Крыму школу рукоделия для мусульманских девушек. Частенько заглядывал и в церковно-приходскую школу к Николаю Ивановичу Олтаржевскому и Ольге Ивановне Сергеевой-Скудириной, на которых школа и держалась. С либеральными событиями в стране, школа никакой причастности к духовенству уже не имела и с церковью утратила всяческую связь.
По делам Александр выезжал в Севастополь. Родное училище продолжало выпускать питомцев. С каждым годом их становилось все больше. Правда, часть преподавателей выехала в Симферополь, или перешла в местный Морской колледж. Училищем правил новый директор - Петр Иванович Бракенгеймер. Помнится, ранее преподавал русский язык и словесность, а до этого трудился в гимназиях Одессы, был директором и Бахмутской гимназии. По слухам, дисциплина в училище нарушилась. Все началось с  революции 1905 года, когда группа учеников старших классов учинила дикую расправу над благоразумными товарищами, оказавшимися не солидарными в вопросе относительно служения панихиды по казненному Петру Шмидту. Только энергичные меры педагогического начальства остановили принимавшее угрожающие размеры побоище. Бунту способствовало обстоятельство учебы в училище сына того самого  Шмидта, возглавившего восстание матросов.
 Чего в училище только не бывало. Во время преследования народовольцев, а это было еще при директоре Федорченко, большинство учеников считало себя радикалами, многие носили красные рубахи навыпуск под расстегнутым мундиром и открыто в классе передавали друг другу нелегальщину. Учитель коммерческого отделения преподавал политическую экономию "по Марксу". Другой учитель, кажется Козловский, был несомненным революционером и не боялся снабжать воспитанников запрещенными книжками. Закончилось это  переводом Федорченко в Херсон, а затем его отставкой. В Севастополь прислали подтянуть учеников тупого педанта и формалиста Попова. Началось гонение на красные рубахи, длинные волосы и прочее. Учитель Козловский счел за благо перевестись куда-то на север, где, впрочем, вскоре был арестован и административно сослан. Все это кончилось грандиозным скандалом. В одну прекрасную ночь ученики выбили камнями буквально все окна в квартире директора.
Люди в матушке России уже давно не понимали друг друга. Одни глухие, другие слепые и интересы у них были разные. Был интерес и у Александра. Он искал возможность перевестись по пограничной службе на крымские берега. С этой целью он приехал в Севастополь на улицу Херсонскую и посетил знакомое ему Управление штаба 24-пограничной крымской Его императорского величества бригады. Бригадой  в то время командовал бывший старший адъютант строевого отделения штаба корпуса подполковник Чернушевич. Много занимательного для обывательского слуха  Александра дошло до него в тот раз. Разве не интересно, что на молебствии в Ливадийском кордоне присутствовал сам император, а с ним шеф Отделого корпуса пограничной страхи министр финансов, статс-секретарь Коковцев, начальник 5-го пограничного округа генерал-майор Китченко, командир бригады генерал-майор Непокойчицкий.
Прослужив долгие годы на границе, Александр «открыл Америку». Оказалось, что Отдельный корпус пограничной стражи 5 августа отмечает день пограничника. Именно в этот день в 1827 году император Николай I утвердил положение о Пограничной страже. В Сибири никто об этом не ведал, в Усинском особом пограничном округе этот праздник никто не знал и не отмечал. Многое в Сибири было иначе – меньше праздников и разной помпы, а больше практических дел. Не удивительно, что кандидатура Чакирова руководству пограничного корпуса не подошла. Причина была известна - слишком уж много было желающих на теплые и приближенные к императору места, да и разночинской персоной капитан властям не подходил. Он только слышал:
- Ах! Вы из Сибири, ну и служите там на здоровье. Там, видимо, замечательная природа, тайга, быстрые и чистые реки, снежные горы. Это же просто чудо! Что можно лучше пожелать для семьи, и особенно для детей.
 - Чем хуже, тем лучше, - вспомнил Александр китайскую поговорку. Может, действительно в Сибири привольнее. Ведь не зря староверы нашли там Белую воду. С этой мыслью он и возвращался в далекий Енисейский край. Он тогда не знал, что это его последний приезд в родные края, которые скоро постигнет ужас войн и революций.
 Ох как долог путь в Енисейскую губернию! Решили на дорогу сделать прогулку в горы, а точнее на Чатыр-Даг. От Алушты совсем рядом это чудо природы. Как не побывать. Чакировы выбрали наиболее удобный путь через деревню. Корбеклы. Пять верст по  Козьмодемьянской дороге и две последние версты почти голыми оврагами. В деревне Корбеклы или как ее еще называют Корбек живут татары. Кругом белые домики, приятно посмотреть. За Корбеклами дорога, постепенно поднимаясь, переходила между, так называемыми чаирами, участками занятыми насаждениями, а затем превращалась в гужевую тропу. София согласилась сопровождать гостей из далекой и таинственной Сибири. Молодая красивая девушка, ей уже скоро 18 лет. Володе и Надин с ней очень презабавно, слушают все, что она ни расскажет:
-  На Чатыр-Даг есть и другая дорога – через деревню Шуму, - пояснила София. Это на Севастопольском шоссе, в двух верстах от Алушты. Там, как раз, расположено имение Романовка, известных вам  купцов Токмакова и Молоткова. Имение славится прекрасным винодельческим хозяйством, одним из старейших в Крыму. - Брат  Иван как раз работал у них и потому про виноделие все знает.
- И что же он тебе рассказал? - тут же задал вопрос Владимир, начинающий проявлять интерес к вину.
-История известная. Виноградники развел еще первый владелец имения, господин Петриченко. Он и  выписал из Франции лучшие сорта лозы, пригласил специалистов для ухода за ними, устроил  подвал  для выдержки шипучих вин.
- Кто же  главный специалист по этим самым шипучим винам? - поинтересовался Александр
- Фамилия у него запоминающаяся – Слива. Ранее он состоял главным виноделом в Ореанде. Это недалеко от Ялты. Наши вина по крепости несколько уступают ялтинским, однако приятнее на вкус и легче пьются, - улыбаясь делилась племянница.
- Это кто же определил, ты, брат Иван или родители? - с улыбкой полюбопытствовала Александр.
- Мы все пробовали. В апреле было мое день рождение, вот мы и угощались. Можно и сейчас сделать бивак и чуточку приложиться к местному вину, я специально прихватила для дороги.
 Возражений не поступило и второй завтрак прошел на высокогорье.
- Что может быть лучше  свежего воздуха и старого душистого вина! - воскликнул Александр и взялся раскладывать скатерть - самобранку.
 После небольшого отдыха, двинули  по течению ручья Догдан-Су. Путь шел среди  нагромождения огромных известковых скал, затем начался буковый лес. Запахло  кизилом, сухой листвой, коварный плющ казалось опутал скалы со всех сторон. В прогалинах на солнечном припеке просвечивали островки зеленой травы.
- Буковый лес тянется почти до самого верха, - пояснила София, - далее тропа пойдет  среди горных утесов и так до самого плато. Наш путь до скалы Ангар-Бурун, а потом до самого возвышенного пункта – Эклизи-Буруна, то есть Церковного мыса.
- Помнится, что это самый высокий пункт местных гор, - заметил Александр, - и что он  возвышается почти на пять тысяч  футов над уровнем моря.
-Да, действительно, согласилась София. Есть и другие вершины: Роман-Кош, Демир-Хапу, Зейтин-Кош и Кемаль-Эгерек. Все они расположены на соседней цепи Бабуган-Яйлы, но они значительно ниже и  не могут соперничать с вершиной Эклизи-Буруна.
Поднявшись на самый верх, путешественники смогли убедиться, что  Эклизи-Бурун является лучшим в Крыму наблюдательным пунктом, с которого можно увидеть не только Симферополь, Севастополь, но Карасубазар, Евпаторийский залив и даже Азовское море. Александр вспомнил как еще мальчиком наблюдал с горы  Ак-Кая, что под Карасубазаром, за этим морем
- Почему же эту вершину назвали Чатыр-Даг? - задыхаясь от свежего и порывистого ветра, спросила Надин.
- С татарского Шатер-гора, у русских  Палат-гора, у греков гора называлась Трапезус, что значит Столовая гора, - отчеканила как экскурсовод София.
- Теперь понятно откуда появилось слово трапезничать, - радостно воскликнул Владимир. Самое время перед спуском вниз еще перекусить. Перекусили, еще раз осмотрели округу, особенно море и маленький город Алушту, которым он стал с 1902 года. На обратном пути останавливались у останков древней стены – Таш-Хабах.
- Строителем стены местные татары считают Аксак-Тамира (Хромого Тамерлана), а нам в школе рассказывали,  что в действительности у стены более давняя история, чуть ли не с императора Юстиниана, - пояснила София.  Александр и дети слушали Софию и думали о своей дальней сибирской жизни, практически, оторванной от цивилизации и древней истории.
 В поезде с целью времяпрепровождения Александр листал роман Андрея Белого «Петербург». Писателя, как и многих других, возмущало поражение России в войне с Японией. Только выводы и призывы, каковы! - удивлялся Александр, ни с того, ни с чего взялся пугать обывателей «желтой опасностью».
Главные герои романа реакционный сенатор Аполлон Аполлонович Аблеухов и его сын Николай Апполонович испытывали ужас от возможности монгольских воинов вновь устремиться в западный поход.
- Как умеют русские люди фантазировать и поддаваться влиянию, - возмущался Александр. Вот и этот модный писака, не бывавший в местах о которых пишет, пугает россиян «топотом желтых всадников». Оказывается, по Петербургу уже давно снуют «монгольские рожи, у многих родственники в киргиз-кайсацкой орде и ходят они в бухарском халате, туркестанской тюбетейке и татарских шлепанцах».
- Как может российский обыватель с азиатскими корнями так ставить весьма сложный вопрос? – давался диву Александр. Это все равно, что рубить сук, на котором сидишь. Взять тот же Крым, Туркестан. Сначала завоевали, а теперь боятся, как джина из бутылки. Не все так просто, тем более с Японией и с далекой Маньчжурией. Не надо, как говорят на Руси, дразнить гусей. Могут и поклевать.
Размышления о книге перекликались с давно минувшими делами.  Однажды в Усинск пришло письмо от Кобозевых из Минусинска, в котором тетка Татьяны  пересказывала историю родственника  Ивана Кулаева из Минусинского уезда, бывшего золотодобытчика  и поставщика зерна в Енисейск. В письме она рассказывала историю, как туго пришлось Ивану во время «боксерского» восстания в Маньчжурии. В 1895 году он имел подряд на постройку Забайкальской железной дороги между Иркутском и Сретенском, а затем Китайско-Восточной железной дороги на наиболее трудном участке Хинганского хребта.
Первое свое путешествие в Китай он совершил летом 1899 года на своих лошадях вначале до Хайлара, а затем до Цицикара по твердому степному грунту. Как он рассказывал родственникам, стояла свирепая китайская жара,  и тучи оводов заедали людей и животных. Никого не было кроме русской охранной стражи, размещавшейся по 15 человек, на расстоянии 50 верст одна от другой.
Иван был и строителем и купцом, так как снабжал местных монголов российскими товарами, а они рассчитывались слитками серебра – ланами. Рабочих рук было предостаточно, китайцы и корейцы народ справный и трудолюбивый. В артелях проблем не возникало, если и происходили, то только между китайцами, которые постоянно жаловались на старшинок – переводчиков, которые их обманывали.
Роковые события начались с Ильина дня, 20 июля вспыхнуло восстание секты «Ихэтуаней». Семья Ивана  Кулаева проживала в Хайларе, а сам он находился за 300 верст в районе строящейся станции Якеши. Там он и узнал, что командир охранной сотни  в Хайларе Чеглоков направил генералу Гернгроссу в Харбин сообщение о начале войны, которую объявили местные власти. Они потребовали очистить станцию и отправить всех жителей на русскую территорию. В случае невыполнения этого  требования разбойники грозили обстрелом станции.
На всем Западном участке началось повальное бегство на телегах, тарантасах, запряженных лошадьми и верблюдами в сторону русской границы, к казачьим станицам на реке Аргунь. Свою семью Иван Кулаев нашел на станице Старый Цурухайтуй. Все были живы и здоровы, но вложенный капитал пропал. Жизнь Кулаевым пришлось начать с начала.
Слушал Александр, как письмо читала Татьяна, и думал о том, что описываемые события в Китае и в его жизни сыграли роковую роль. Закончились они, хоть и позже, но тоже плачевно. Все пришлось оставить и возвращаться в Россию практически ни с чем, если не считать приобретенных болезней. Результат ли это «желтой опасности» и кто на кого покусился? Вопрос.
Путешествие в Крым осталось позади. Грустно, что Усинск уже не так встречает, не как хозяина. Вся радость в детях. Их у него уже пятеро. Младшие при нем и он их види часто. Владимир и Надежда совсем взрослые. Сейчас они с Глафирой  проживают в Иркутске и получают образование: Владимир в Кадетском училище,  Надежда в Девичьем институте. Александр  скучал по ним и старался чаще выезжать по различным поводам в  Иркутск. Благо, что они, в связи с присоединением Урянхая, случались. Он сидел и рассматривал фотографию ателье Густава Еннэ. С фотографии на него смотрела институтка VI класса Иркутского Императорского Николая I Института Надин Чакирова. На фото подпись: «Дорогому Папусичкъ на память о своей Динусъ» и дата, 6 января 1913 года.
Недавно в «Иркутских ведомостях» прошла информация о том, что император одобрил предложение Министра народного образования графа Игнатьева об организации в Иркутске университета и о приурочении этого события к празднованию в 1919 году 25-летия царствования Николая II. Вот и хорошо, - подумал Александр, - будет, где детям далее учиться.


Глава двенадцатая


К старости знания тяготеют...


Ургинское правительство Внешней Монголии не оставило мысли вернуть Урянхай. В пику российским решениям, туда прибыл, в качестве правителя,  его представитель Чжалханиза-хутухту. В этой связи, между пограничным комиссаром  Церериным и монгольским правительством случались частые конфликты. Комиссар принудительно высылал монгольских чиновников из Урянхая, за что те требовали от российского консула в Урге  Миллера привлечь комиссара к уголовной ответственности. Консул отвечал монголам:
«Снова не могу выразить своего крайнего удивления, что монгольские власти продолжают вмешиваться в действия лиц и интересы населения им не подчиненного вообще к Монголии никакого отношения не имеющего. Очевидно, вы до сего времени не поставлены в известность, что Урянхайский край служит спорной территорией между Россией и Китаем, а в состав Монголии не входит».
Легче стало, когда Урянхай наконец официально вошел в состав России.  5 апреля 1914 г. министр иностранных дел на имя иркутского генерал-губернатора направил секретную телеграмму. «Названный край отныне принят под покровительство Российского Правительства».
В свою очередь Иркутский генерал-губернатор направил асессору Церерину сообщение: «15 января мною получена телеграмма от Гофмейстера Сазонова, уведомляющая меня, что по его всеподданейшему докладу Государь соизволил объявить чрез командированного в Урянхайский край чиновника моего управления населению всех пяти хошунов, на которые делится край, что отныне оно принято под покровительство Российского Правительства».
После официального объявления 21 июня 1914 года протектората России, Николаем II и Государственной Думой был утвержден указ об утверждении должности комиссара по делам Урянхайского края и установлении штата управления комиссариата. На должность, как и ожидалось, назначили Церерина.   
 В ведение Церерина отныне находились: местное полицейское управление и его районные начальники, воинские подразделения, чиновники Переселенческого управления, 9 старших и 18 младших офицеров. Разбором исков занимался Мировой судья 8 участка Минусинского уезда Александр Васильевич Барашков, женатый на одной из дочерей Андрея Сафьянова, дяди  Иннокентия Сафьянова.
На тот момент в селе Усинском, помимо местной команды расположили казачью сотню во главе с Магомаевым, которая вскоре перебазировалась в Белоцарск. В команду Церерина вошли секретарь Владимир Сергеевич Исаев и переводчик Самойлов, находящийся ранее в штате у Чакирова, знавший монгольский и тюркский языки.  Жизнь в Усинске становилась шумной, хлопотливой, а порой и веселой.
Когда Церерина сняли, Владимир Исаев,   перешел к Габаеву на должность секретаря Заведующего устройством русского населения в Урянхайском крае. Исаев получил образование в трехклассном городском Минусинском училище, был женат на минусинской мещанской девице Алевтине Степановне Шикиной и имел дочь Елену. Упорно трудился и надорвал здоровье. Врач Николай Высоцкий обнаружил у него заболевание сердца. Поехал Исаев лечиться и не вернулся, остался в Минусинске, в доме Шикиной.
У Александра служба продолжалась. Он оторвал голову от стола и посмотрел на фотографию. Она висела между двух окон и частично была закрыта занавеской. Он встал, подошел к стене, отодвинул занавеску и придвинувшись к фотографии стал рассматривать лица. Весело было тогда. Отмечали, можно сказать, два события: установления протектората России над Урянхайским краем и десятилетие со дня рождения наследника цесаревича Алексея Николаевича. 
Было это, если не изменяет память, в конце июля. Рядом с ним служители культа: справа с большой бородой  глава Усинской церкви Григорий Иоанович Иванов, слева, тот что помоложе и в очках, - Владимир Андреевич Юневич. Далее от него псаломщик Иоан Гаврилович  Воробьев и туранский псаломщик Тимофей Дегодий. За ними во втором ряду  во всей красе его Танюша.  Высокая, стройная, а ведь уже подарила ему дочь и трех сыновей. Публика радостная и возбужденная, особенно уже подвыпившие военные из местной команды и казачьей сотни.
Кто еще? Александр наклонился и еще раз пробежал глазами по рядам. Вот мировой судья Барашков, чуть сзади Исаев и переводчик Самойлов. Женщины в основном жены военных, легкие на подъем.
Уже год, как статус его изменился,  и функции, в связи с деятельностью новых администраторов в Урянхае, существенно  сократились. Успешная и долголетняя деятельность на поприще Усинского пограничного начальника заканчивалась, как иногда говорят в России, разбитым корытом.  Его распоряжения на благо края уже игнорировались. Так, имел место окрик  от Церерина: «Прошу Ваше Высокоблагородие не делать, без моего предварительного согласия и ведома, распоряжений относительно организации почтового сообщения в Урянхае, и о сделанных уже Вами распоряжениях сообщить мне, приостановить дальнейшее исполнение обществами Ваших распоряжений об организации почтового сообщения впредь до получения Вами моего на то согласия или одобрения. При этом еще раз указываю Вам на незаконность Ваших действий и на совершенное игнорирование Вами Высочайше утвержденной инструкции».
Как известно, еще в 1909 г. Государственная дума приняла закон о строительстве Усинского колесного тракта и открыла кредит в 1 250 тысяч рублей.  С отпуском средств на постройку дороги, МВД одновременно выделило средства на проведение телеграфной линии от деревни Григорьевка до села Верхне-Усинское.   Провели ее только до местечка Кулумыс, общей протяженностью 27 верст. Начальник Томского почтово-телеграфного округа обратился с просьбой заготовить столбы для телеграфной линии и присылке мастеров, рабочих. Этими вопросами и занимался Александр, потому как они ему были давно знакомыми.
 Почтовая контора в Верхне-Усинске открылась, но отправка частных и казенных почтовых посылок была ограниченной. Полностью их отменили в августе 1916 г. Тогда же увеличили кредиты на оплату переводов с 500 до 15 тысяч рублей. В регионе отсутствовали банковские учреждения, и деньги приходилось посылать переводом по почте.  Трудностей хватало, Александр Чакиров пытался их разрешить, оставаясь за Церерина, но он самостоятельности не признавал.
Новый расклад вещей, система подчиненности, выбивали Александра из привычного русла и он спешил с отставкой, хотя продолжал обсуждать насущные проблемы  округа, проводил совместные встречи с руководителями хошунов и сумонов, которые заглядывали в Верхнеусинск. Тогда оживленно дискутировался вопрос  строительства в крае  административного центра Урянхая. До этого, а точнее до 5 августа 1914 года,  он находился в Туране, где размещался Заведующий устройством русского населения Владимир Габаев и его управление. Управление  Церерина располагалось в Усинске.
Много было споров и суждений о месте строительства нового города. Остановились на месте слияния Большого и Малого Енисеев, которое почему-то  именовалось Вилланы, у туземцев  Хембелждир, а у русских Хем-Белдир, что означало «Слияние рек». Строить город, который назвали Белоцарск, а по местному Цаган-Хан, взялся начальник переселенческой службы Владимир Габаев. Для этого он получил большие права и крупную сумму денег, а где много прав и денег, там случаются самоуправство и злоупотребления. Понаехало масса различных проектировщиков, поставщиков, заготовителей. Строительная база - кот наплакал, многое приходилось привозить по воде  за большие деньги издалека.
Город официально заложили 6 августа 1914 года. Именно в этот день началось строительство храма во имя святого Победоносца Георгия и административный центр Урянхая переместился в новый город. Александр на этом торжестве присутствовал вместе с Иннокентием Сафьяновым, с купцами Вавилиным и Медведевым. Купцы возмущались, так как хотели построить город в районе своих торговых факторий на Джакуле или Шагонаре, но с ними, а также с местными предпринимателями Тарховым, Черкашиным и Васильевым, не посчитались. Чувствовалось, что новая власть пришла со стороны и решила начать с чистого листа.
На закладку города собрались самые ответственные и любопытные люди. Среди голой степи, на небольшом возвышении из галечника и земли соорудили «престол», на него водрузили ведро - вероятно со святой водой и еще какие-то церковные атрибуты.  Началось богослужение по закладке города и церкви. ... Вокруг толпа жителей Белоцарска. Их около ста человек. Среди них можно узнать техника-строителя Михайлова, топографов братьев Рогалинских, землеустроителя Крючкова  и других..... Не было только главного в крае лица - комиссара Церерина, которого Владимир Габаев не пригласил из-за постоянного взаимного неприятия и, потом, комиссар края был против возводить город в этом месте
В толпе чиновников выделялась высокая фигура старого знакомого ученого  Грумм-Гржимайло, который успел издать книгу «Западная Монголия и Урянхайский край». Рядом с ним петербургский чиновник Переселенческого управления  Минцлов.  Сергей Рудольфович. Минцлов с супругой Ксенией и в сопровождении Владимира Габаева успел объехать край, побывал и на Бегреде в гостях у пограничного начальника.  Вели речь об угодьях, земли на Бегреде хватала, даже маралы выпасались.
Позади наблюдающих, несколько в стороне стоял Черневич и рассматривал Минцловых, редких для этих мест столичных гостей.
-Да, не точно местное племя! - вздохнул он, вспоминая года своей городской жизни. Сразу видно породу, эво как разнесло. Барин, он и есть барин. Говорят из нижегородских кадет, бывший военный, - оценивал он чиновника. Кого только не набрали в это Переселенческое управление. Видать дело прибыльное,  иначе на окраины империи никаким медовым пряником не заманишь.
Черневич, статный, высокого роста старик с белыми усами явно был обижен: землю, на которой строится город, он считал своей.
-Ведь это я  первый облюбовал угодье у двух Енисеев и окрестности под свои поместья, - возмущался Черневич. Хотел построить здесь свою резиденцию, из которой  мог бы управлять золотыми приисками и сельскохозяйственными фермами, разбросанными по всему Урянхаю. И вот тебе раз, Габаев, или как его называют, Габашвили, опередил!  Кто же он такой есть. Рассказывают, что якобы дворянских кровей, родом из Тифлиса. И что удивительно, якобы окончил Оксфордский университет. С какой такой стати его сюда загнали? Или как меня, по наушничеству.
Ташкент, Андижан, где он раньше пропадал, тоже не сахар, глухая окраина. Вот взялся на пустом месте город строить. Урянхам он не нужен, русским — другое дело, но нас мало. И потом Иркутск и назначенный губернатором комиссар Церерин стройку эту не поддерживают. Обставили этого «швили» как волка флажками.
Первая группа рабочих во главе с десятником Якушовым прибыла еще 18 апреля, вымерять участок  начали еще в феврале инженер-технолог Гогунцов и топограф Крючков. Последний начертил генеральный план города. На нем были указаны номера земельных участков и даны пояснения, кому они принадлежат. Самые первые  отвели под дома чиновников, управление, для почетных урянхов, а также под казначейство, почтово-телеграфную контору, казенный пожарный сарай.
В числе первых граждан города, которые получили земельные участки, значились: священник Юневич, Сельдемешев, Махмутов, Шепилин, Вавилин,  Брюханов, Кулеев, Медведев, Кузнецов, Потылицын, Петухов, Безъязыков, Барашков, Анна Сафьянова и другие. Чакирову выделили участок под № 50. На плане города его участок располагался в центре, рядом с церковью. Соседями у него были Шепилин, Вавилин и Брюханов. Торговцу Тархову и многим старожилам мест не досталось.
Тархов жил на Шагонаре. Там же стоял дом Артамонова, проживали в нем два русских фельдшера Князев и Сизых. Выше на Джакуле имелась фактория Шарыпова, и еще больше десятка, из которых пять китайские. Еще выше по Енисею располагалась заимка Черкашина. Фактория Васильева находилась рядом на реке Ута. Он занимался охотой на маралов и был одним из старожилов. Все они возмущались новыми порядками. Были крайне недовольны ходом строительства и разбазариванием финансовых средств:
- Не слышали господа, как Габаев заготовил 150 кубов круглого булыжника, собирая его по берегам Енисея, частью доставая его из воды, - возмущался Шепилин. 
- Слышали, слышали. Когда этот булыжник оказался непригодным,  и над Габаевым стали смеяться, то он распорядился сбросить этот камень в Енисей, чтобы ничто не напоминало о его глупости, - смеялись те, кому не хватило участков..
На строительстве царила грязь и неустроенность. Газета «Сибирская жизнь» называла город «Голоцарском», а рабочие между собой именовали его «Блохоцарском». Урянхи поначалу не селились в «Хорое» (городе) и стали заглядывать  в него только, когда там появился базар. Церковь, а при ней священники Турский и  Перепелкин появилась позднее.
После закладки города участники торжеств быстро стали разъезжаться. И причиной тому стало объявление начала войны с германцем. На одном из плотов, которым управлял местный лоцман  Брюханов, до Минусинска сплавлялись: Минцлов с женой, ученый и путешественник Грум-Гржимайло, семьи Чакирова и Сафьянова.
Война всех стронула с мест и заставила поспешать к назначенным местам. Каждый думал о своем. Александра, провожая  Глафиру и детей после отдыха в Иркутск, не оставляла  мысль, когда же будет следующая встреча и будет ли она вообще.
 -Вот ведь как бывает, - постарался отвлечь попутчиков  Иннокентий Сафьянов, - увлекался Изот Брюханов буддизмом, состоял в приятельских отношениях с ламами хуре и вел с ними долгие беседы о переселении душ и о разных чудесных превращениях,  жил себе спокойно на Кемчике. И вдруг стал лоцманом, чуть ли не мореходом! И все мы сейчас в его власти.
 -В застенном Китае таких мастеров называют кормчими. В Харбине, на реке Сунгари мне приходилось с такими встречаться, - вступил в разговор Чакиров. Когда мост еще не построили, только с их помощью и перебирались с берега на берег. Река для китайца — жизнь. Это как для урянха кочевая степь. Только реки, как женщины, капризны. В сухое время года мелеют, а пройдут дожди -  вздуваются и выходят из берегов. На это счет у китайцев есть  притча.
-Расскажите Александр Христофорович, дорога дальняя, отвлечемся немного от пустых берегов, до гор и шивер еще далеко, - попросила сестра Сафьянова.
-Ну что же, пожалуйста. Однажды землю залило водой и лягушка поднялась на небо, чтобы сообщить Богу об этом. Бог, занятый другими делами, поблагодарил ее за это и предложил в следующий раз, если такое случиться, еще раз напомнить ему о его обязанностях. Лягушка согласилась, только предупредила, что на этот раз она не будет взбираться на небо, уж больно это дело трудное, а только покричит Богу с земли. Так и случилось, как только начинает лягушка кричать, значит это к дождю.
 -Занимательно, - согласился Грум Гржимайло. Китайцам в догадках не откажешь и с водой они управляться мастера. Пришлось и мне с их помощью переправляться через быстрины в горах. Случалось это часто. Запомнился 1903 год, тогда в Китай мы вышли из Зайсана, через пропускной пункт Майкапчагай. Вышли в долину Черного Иртыша. Первая переправа была через эту реку. Помогали так называемые су-чи, по ихнему водники-переправщики. Действовали они в просторных шароварах, с привязанными к груди голумом, то есть надутым козьим бурдюком. Плот, наподобие носилок, тоже держался на нескольких надутых бурдюках. Одну из лошадей за хвост цепляли к плоту  и тянул ее один из этих су-чи.  Остальные  поддерживали равновесие плота на воде.
-Через Енисей так не получится, - заметил Минцлов. И вообще наши реки не то что китайские. У нас простор. Мне пришлось знакомиться с записями о  поездке известного синолога Бичуринав в Кяхту. Из Петербурга он выехал вместе с бароном Шиллингом, дальним моим родственником. Представляете, по Сибири они проехали 568 станций, переменили 12 тысяч лошадей, преодолели 53 переправы через крупные реки. Только через Волгу переплавлялись десять раз, два – через Каму,  восемь - через Иртыш, два – через Обь. Вот какие путешествия  по Сибири!
 -О сибирских реках говорить не приходится, - продолжил беседу Грум Гржимайло. В описаниях ученого Паласса, в Сибири что не река, то Шибир: Протассе Шибир, Тагагалсаре Шибир, Мухор Шибир. Последняя Мухор Шибирь  в переводе означает «Солнечная», это я намекаю насчет мухоморов. По одной из версий слово Сибирь имеет бурятское происхождение и переводится как – прекрасный, красивый. Есть и другая версия – болотистая, водянистая земля: су – вода, бира – малая река. Вот вам и Сибирь!
-А кто раньше пришел друг к другу, Русь в Сибирь или Шибир в Русь? - задал вопрос Минцлов.
 -Народы, не как сейчас, двигались с Востока на Запад и таких переселений было множество. И потом, кроме рек, были и  схожие племена: на Енисее - шибирь, на Тоболе – сыбыр. По мнению некоторых исследователей, на берегу Иртыша стояло село угров Сибирь, по тюрски - «Кашлык». Потому ставка хана Шабана и стала называться Сибирской. Позднее при Кучум-хане столицей стала Тура, потом Искер, недалеко от Тобола при в падении его в Иртыш.
 -Утверждают, что Ермак это тюркское имя и означает «забава, утешение», а вы как считаете? - включилась в разговор жена Минцлова Ксения.
 -Может и так. По-китайски, Александр Христофорович не даст мне соврать, эр-му переводится, как глаза и уши. Так прозывали всех разведчиков, то есть впереди идущих. По моему Ермак как раз таковым и был.
- А чем все же эта история закончилась? Я имею ввиду противодействие Кучума Ермаку, -  спросил Александр.
 - Кучум от Ермака бежал к ногайцам и там скончался. Его потомок, всем известный  Касимовский царь, сын казахского хана Шигля, во время Смуты принял сторону Лжедмитрия, жил в Тушино. Был там убит на охоте по навету сына.
-Смута это плохо. Как бы снова не случилась из-за похода бывших крестоносцев-германцев. Не пришлось бы снова дружины собирать? Как вы считаете? - спросила Чакирова, как военного, сестра Сафьянова Анна.
-Думаю до этого дело не дойдет. Ведь наш царь с германским кайзером родственники, должны договориться. При этом, он посмотрел на отдыхающих в стороне лютеран Минцловых.
Каждый на плоту задумался о своем. Никто еще не предполагал какая их ждет судьба. Следующий год для семьи Грум-Гжимайло начался со страшной трагедии: в возрасте 22 лет, перед производством в офицеры, скоропостижно скончался первенец, сын Владимир. Горе Григорий Ефимович заглушал интенсивной работой.
С началом войны переселение в Сибирь не замедлилось. Более того, Урянхай  следовало обживать, потянулись обозы, хотя земли для посевов не хватало. Иннокентий Сафьянов писал:  «Две трети Урянхайского края заняты таёжными и степными отрогами Саянского хребта и представляют собой совершенно непригодную для хлебопашества местность. Удобные пахотные земли, разбросанные маленькими оазисами среди песков, камня, мерзлоты и солончаков, уже использованы в настоящем времени местным и русским населением. Многолетний опыт русских старожилов уже показал, что „тучные“ урянхайские земли имеют очень тонкий слой гумуса и при обработке быстро истощаются. И вот, несмотря на всё это, переселенческое управление собирается поместить в Урянхае 150 тысяч русских землепашцев, совершенно не знакомых с почвенными и климатическими условиями своих будущих угодий. Урянхи - не вымирающие дикари, а вполне жизнеспособные кочевники-скотоводы. Природа края более всего соответствует скотоводческому хозяйству, и при известных условиях, Урянхай мог бы стать для России тем же, чем стали для Европы Бразилия или Австралия......».
При этом он добавлял: «Когда Англия или Германия проникают в Азию или Африку, они действуют, конечно же, не в интересах трудового народа, но хотя бы в интересах промышленников и купцов, у нас же колонизация обуславливается только интересами бюрократии».
В одной из статей в «Минусинском листке» он впервые открыто выдвинул идею о независимости и самостоятельности Урянхая: «Как бы просто мог выясниться этот вопрос об Урянхае, если бы, не мудрствуя лукаво, признали за кочевникакми право самостоятельной жизни и предоставили бы им самим устраивать своё будущее».
Комиссар Церерин имел большой зуб на Сафьянова, на Чакирова, но еще больший на Габаева за его излишнюю самостоятельность, беспардонность и зловредный характер - он не хотел подчиняться комиссару, и был сам себе начальником.
Не сошелся Габаев и с Иннокентием Сафьяновым. Разлад резко обозначился с момента, когда он уволил Анну Михайловну, супругу Иннокентия с должности врача в Туране. Она отказалась выполнять его распоряжение  выехать к больному в одно из сел, ссылаясь на то, что ему непосредственно не подчиняется, а он на ее место назначил Малышева, прибывшего по его ходатайству из Оренбургской губернии, своего знакомого по совместной работе в Тургайско - Уральском районе.
Распри чиновников привели к оставке Церерина и Габаева. Вместо них назначили новых лиц: Григорьева и Шкунова.
Чакиров за Габаева переживал. Они все же понимали друг друга. Скорее всего, как люди имеющие практику общения с инородцами, понимающие их и потому,  что сами чистыми русаками не являлись. Они знали, что внедряемые властью заигрывающие и вечно осторожные «как бы чего не вышло» методы, на востоке не имеют надежду на успех. Здесь важно было проявить силу и настойчивость, а главное уверенность в своих действиях, а не шараханья, когда структуры управления, в том числе военные, от столицы до губернии, играли и пели на разные голоса. Всех обуяла тяга к многословию, которая сковала всяческую деловую активность. Дела тонули в переговорах и согласованиях.
Чакиров поддерживал с Габаевым личные и семейные контакты. Его супруга Лидия Алексеевна, вместе с Мировым судьей 8-го участка Минусинского уезда Барашковым Александром Васильевичем, присутствовала в качестве восприемника на крещении сына Гавриила. Случилось это 7 марта 1914 года в Туране. Гавриила крестил батюшка Юневич и псаломщик Воробьев.
Работал Владимир Габаев на износ и частенько жаловался Александру: «Чувствую себя переутомленным физически и нравственно, нуждаюсь в отдыхе» и вот такой исход. Долго отчитывался по кредитам на строительство Белоцарска и дела свои сдал 5 февраля 1915 года.  Сдал новому Заведующему устройством русского населения в Урянхае Шкунову.
Когда в Минусинск прибыл проездом вновь назначенный на должность  комиссара Урянхая Григорьев, сотрудник газеты "Минусинский листок" взял у него интервью. Григорьев уже тогда предвидел, что его деятельность встретит много препятствий, даже возможность некоторой оппозиции проникновению русского влияния в край со стороны некоторых хошунов. Он планировал больше уделять внимание распространению культуры и надеялся, что в скором времени сойеты убедятся в преимуществе русского правления.
На деле экономист, землеустроитель, председатель Красноярского подотдела Восточно-Сибирского отдела географического общества, заведующий переселенческим отделом Григорьев после назначения его комиссаром стал насильственно захватывать земли местных жителей в пользу переселенцев, чем вызвал сопротивление, безжалостно подавлявшееся казаками. Ряд организованных Григорьевым карательных экспедиций, дикая расправа с кочевниками, хищническая эксплуатация русскими чиновниками лесов и других угодий привели туземное население в страшное раздражение против русских.
Тем не менее, получила развитие история с месторождением асбеста на горе Кара-Даш. Русскому промышленнику Иваницкому удалось подписать договор с нойоном Даа-коожуна Буян-Бадырги. За 1000 рублей ежегодно он арендовал участок длиною 5 верст и шириною 3 версты в районе Ак-Довурака. По условиям договора он получил право на монопольную добычу асбеста. Однако политическая обстановка помешала Иваницкому воспользоваться выгодным договором. После начала работ и заложения города Белоцарска началась  война.
За дальностью от военных событий, в таежный край поступали противоречивые, отрывочные, путанные  и иногда пугающие новости. Мобилизация в Енисейской губернии была объявлена в начале августа. Временная отсрочка предоставлялась рабочим золотых приисков,  высокой квалификации и железной дороги. Семьям мобилизованных ратников выплачивали часть ежемесячного оклада.
Губернатор Крафт объявил Енисейскую губернию на военном положении.  Железная дорога продавала билеты только тем, кто ехал без багажа. В Красноярске формировались 48-й, 50-й, 51-й Сибирские стрелковые полки, 14-й и 15-й Запасные полки, 629-я и 632-я дружины народного ополчения, Красноярское отделение конского запаса, обозные батальоны, Красноярский казачий дивизион. В городе было создано одиннадцать пунктов для приёма лошадей.
С началом войны  Красноярская казачья сотня была снова развернута в трехсотенный дивизион. Разрешалось брать на службу зажиточных абаканских татар на правах казаков, а с декабря 1916 года грамотные абаканцы, имеющие образование более восьми классов, призывались в обязательном порядке. Были вновь сформированы дружины Саянская, Таштыпская, Каратузская, которые направились на усиление охраны Южной границы в Усинский пограничный округ. Настроение у всех было бодрое и Александру частенько вспоминались строчки училищной песни:

«Кто в Берлин, а кто на Вену,
Кто на славный Цареград,
Путь один нам на победу,
В этот путь, ведь, всякий рад».

«Ну-ка дружно. Третья рота.
Грянем громкое «ура»
За родную Русь Святую
И за Батюшку-Царя».

- Кто и с кем воевать собрался? - вот вопрос, - ударился как-то в размышления  Александр, что с ним бывало крайне редко. Германцы русским родственники. Плюс к этому - наш губернатор Крафт, начальник 8-й Сибирской стрелковой дивизии в Красноярске господин Клодть. И что больше всего его удивило из последних новостей - на театр военных действий от губернии решили послать специальным военным корреспондентом некто Залисбургского. Черт те что! Интересно, что он нам напишет.
Чакиров принимал участие во всех мобилизационных мероприятиях: направлял в Красноярск приписных лиц, давал сведения по ополчению, участвовал в организации приема лошадей и заготовки фуража. Забот прибавилось и дома бывать приходилось редко. Указания и циркуляры из Красноярска поступали ежедневно, вводились режимные ограничения, запрещались всяческие сходы и стачки рабочих. Крафт прислал циркуляр в Усинск о переименовании селений и волостей, которые носили немецкие названия. Таковых в Усинском округе и в Урянхае не имелось. С первого дня войны в стране был введён сухой закон. За самогоноварение полагалось наказание до пяти лет тюрьмы.
Первая новость с фронтов имела отношение к окружению в августе 1914 г. Второй армии Северо-западного фронта генерала Самсонова. Массивный, каким помнил его Александр по прежней кампании, грузный генерал с широким открытым русским лицом, после войны с самураями стал атаманом войска Донского и Семиреченского, потом генерал-губернатором Туркестана. И вот такая трагедия - выходя из окружения в окрестностях Виннберга в Грюнвальдском лесу, Самсонов застрелился.
Как будто все повторяется, - вспоминал Александр начало Японской войны и первые бои под Тюренченом. И тогда у нас ничего не получилось, и все свалили на командующего корпусом Засулича. И тогда объяснить эту неудачу  было трудно,  даже в штабе никто не смог себе представить каким образом японцам удалось не только безнаказанно переправиться через широчайшую реку Ялу, не только сбить наш авангард, а захватить несколько орудий.
В нынешней трагедии обвинили командующего первой армии этого фронта Ренненкампфа, который не оказал поддержки Самсонову в нужный момент. Ренненкампфа судили и, говорят, отвели от должности. Вспомнилась давнишняя встреча с генералом в сибирском экспрессе, когда он был героем России. С тех пор прошло десять лет. Тогда он воевал с китайцами и японцами, а сейчас, получается, против своих, по крови.
Радовало, что кроме немецких фамилий в сводках упоминались фамилии  и наши славянские: Алексеев, Деникин, Брусилов. На них можно было надеяться, для них германец был вечным славянским врагом. Рассказывали, что после японской войны генерал Алексеев вернулся в Генштаб, а чуть позже стал начальником штаба Киевского военного округа. Во время войны начал свой путь с начальника штаба Юго-западного фронта.
Деникин долгое время служил начальником штаба Саратовской бригады Казанского военного округа. Командовал Архангелогородским полком, «Железной дивизией» знаменитой 8-й армии Брусилова.
Старый знакомый Петр Краснов газетное дело забросил. До войны учился и преподавал в Офицерской кавалерийской школе.  С получением «За отличие по службе» полковника вступил сразу в командование 1-м Сибирским Ермака Тимофеевича казачьим полком в Джаркенте, тоже на границе с Китаем. Это было приятно, и про себя  Александр напевал строчки казачьей песни:

Пускай царь наш не боится,
Что на Русь идет чума.
Наша русская граница-
Есть китайская земля

Войну Краснов встретил  командиром 10-го Донского казачьего полка. В материалах военной хроники промелькнула фамилия выпускника Московского военного училища  Шапошникова, командира 16-го гренадерского Менгрельского полка, а позже начальника Кавказской гренадерской дивизии. 
Уже в годах генерал Глинский, бывший его начальник в Харбине, тоже не сдал свои позиции,  командовал 14-й пехотной дивизией. Приятно было читать, что именно с подачи генерала  в Туркестанско Военном округе, еще до войны, в Школе восточных языков было открыто "китайское отделение". 
- Забыл генерал про меня, мог бы по старой памяти пригласить на «отделение» в свой штаб, - подумалось Александру. Ну, да ладно. Нам и здесь работы хватает.
В кратких сводках Александр искал  известия о своем полке. С довоенных хроник помнил, как он после Маньчжурии долго обживался в деревянных казармах недалеко от вокзальной площади Владивостока. В одной из таких казарм временно была размещена домовая церковь «В Память Благовещения Пресвятой Богородицы». По соседству возводились жилые флигеля, офицерское собрание, штаб полка. Именно тогда, в квартале строящихся домов сформировался новый переулок, получивший название Тюренченского. Одновременно с переименованием в 1910 году всех Восточно-Сибирских полков в Сибирские, произошла замена старых боевых знамен, сдал свое знамя и 11-й полк.
Отдельно доводился Императорский указ об утверждении шефом полка  Государыни Императрицы Марии Федоровны, и стал он 11-й Сибирский стрелковый Ее Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полк. Проводились торжества.
Как писали многочисленные журналы и газеты: «Из Владивостока в Санкт-Петербург отошел пассажирский поезд, увозивший депутацию полка на встречу с августейшим шефом. Встреча была организована по высочайшему повелению самой императрицы Марии Федоровны. В  состав депутации вошли: командир полка полковник Яблочкин, командир роты Ее Величества капитан князь  Барятинский, полковой адъютант поручик Сорокин и фельдфебель роты  Колесников.
В высочайшем присутствии в Гатчинском дворце состоялась прибивка Георгиевского знамени полка, пожалованного за Тюренчен, Ляоян и за февральские бои 1905 года. В этот день делегация прибыла во дворец к обедне, отслушав которую была приглашена к завтраку в высочайшем присутствии.
Адъютант полка поручик Сорокин поднес императрице список офицеров по старшинству, заключенный в роскошную сафьяновую папку, и полковой марш, посвященный Ее Величеству, написанный полковым капельмейстером  Кюссом. Слава, к которому пришла, после того как он сочинил «Амурские волны».
По возвращению делегации, в полковом храме было совершено благодарственное молебствие, по окончании которого все проследовали в офицерское собрание, где командир полка Яблочкин передал полку дар императрицы Марии Федоровны - картину художника Юрия Репина «Тюренчен», увенчанную вензелем самой императрицы. Полное и правильное название картины - «Тюренчен. В славной смерти вечная жизнь». Ее заказ сыну Ильи Репина - Юрию был приурочен к 15-й годовщине со дня рождения полка».
Яблочкин Владимир Александрович был первым начальником полка, как только он сформировался в марте 1898 года в Одессе. Когда в японскую войну погиб начальник полка Лайминг, Яблочкин вновь вернулся и руководил им, пока его в 1908 году не сменил полковник Одишелидзе Илья Зурабович. После него были полковники Войцеховский и Гржибовский Александр Петрович.
За геройские дела Яблочкин был награжден Георгием 4-й степени. В реляциях уточнялось: "За  то, что в бою 17-го августа 1904 года выказал беспримерное мужество и стойкость, отразив четыре стремительных атаки во много раз превосходящего противника; будучи, обстреливаем сильным орудийным и ружейным огнем, в продолжение 14-ти часов не только удержал за собой важнейший пункт позиции, но и заставил отступить противника».  До 1908 годы Яблочкин командовал  лейб-гвардии Егерским полком, а затем  3-й Туркестанской стрелковой бригадой, с которой вступил в войну.
Нынче 11-й Сибирский стрелковый полк входил в состав 6-го Сибирского Армейского корпуса и вел боевые действия на Северном и Северо-западном фронтах. Известно, что в состав корпуса, кроме 11-го входили 9-й, 10-й, 12-й  Сибирские стрелковые полки.  Полком в разное время командовали Бурлевич, Пименов, Климовский и Воротников. Климовский или Климовских окончил Алексеевское училище в 1914 году и служил в полку до 1918 года, командовал батальоном. В 1915 году полковым адъютантом числился поручик Стецкий. Это все, что удалось Александру вычитать в окружных, газетных и прочих хрониках и сводках.
Пятнадцать лет минуло с Китайского похода, а  с окончанием войны с японцами уже 10 лет, но память хранила все до самых мелочей, и сердце не хотело расставаться с боевой молодостью. Каждый год в полковой праздник, 25 марта Александр наливал рюмку и поднимал ее, памятуя всех живых и убиенных однополчан, а их становилось все больше. Праздник был двойной. Как ни как, в этот день в Греции отмечали день республики и в этой  войне она не участвовала.
Великая война для России заканчивалась Великим поражением. Виноваты в этом были не только немцы «тут и там». Повторились те же недостатки, что и в японскую войну. Как следовало из разговоров с участниками сражений, состав кадровых офицеров армии, в общем, был не дурен и знал свое дело, но значительный процент начальствующих лиц всех степеней оказался во многих отношениях слабым.
При известном русском добродушии и халатности зачастую случалось, что недостойного кандидата аттестовали хорошо в надежде поскорее избавиться от него посредством нового высшего назначения. Существование гвардии, с ее особыми правами, было другой причиной недостаточно осмотрительного подбора начальствующих лиц. Своих неспособных командовать полками лиц, направляли в армию – не беда, сойдет!
Наконец генеральный штаб избавлялся от своих неспособных членов тем, что сплавлял их командовать полками, бригадами и дивизиями, вместо того, чтобы правдиво аттестовать их непригодными к службе.
Как и в японскую войну, сведения о противнике оказались довольно скудны, и разведка вновь своего слова не сказала.
Удивлению не было конца. Как же готовились к войне? Бывший начальник Заамурской пограничной стражи генерал Гернгросс сменил Палицына на должности начальника Генерального штаба.
- Ну, какой из него стратег! – удивлялся Александр.  Говорят, что он сам не хотел принимать этого назначения, и в новой должности был как в лесу. В результате, заработал себе паралич и отправился умирать в должности командира корпуса на юг, а заменивший его Мышлаевский вскоре был сменен, потому что не сошелся с военным министром, Сухомлиновым, и, находясь в отпуске, неожиданно для себя прочитал о назначении его командиром корпуса на Кавказе.
Заменивший его Жилинский интересовался, по-видимому, всем чем угодно, но не своими обязанностями. Его, в свою очередь, заменил Янушкевич, очень милый, веселый человек, профессор статистики Военной академии, которому обязанности начальника Генерального штаба были совершенно чуждыми. Итого, в течение 8 лет с создания этой должности до начала Великой войны 1914 года поменялось 6 начальников Генерального штаба! Удивлению не было предела.
Бывший Иркутский генерал-губернатор Селиванов во время войны командовал 11-й армией. Участвовал во взятии крепости Перемышль и более ни чем не отличился. Александру и ранее о нем рассказывали, что это был старый человек, выказавший в японскую кампанию не столько военное дарование, сколько твердость характера во время бунта во Владивостоке при революционном движении, охватившем всю Россию в 1905-1906 годах.  Он был человек упрямый, прямолинейный и мало пригодный к выполнению возложенных на него задач.
Каким был Владимир Габаев, Александр знал лично. И ему, по слухам,  пришлось взять винтовку на плечо.  Уже на второй год войны, когда материальные и людские резервы были истощены, его, больного туберкулезом, призвали в армию по мобилизации. Службу проходил в качестве зауряд-чиновника Главного интендантского управления в Петрограде. Занимался хозяйственными вопросами, теми, чему его научила жизнь. Был под следствием. Дело было связано с заготовкой продовольствия. Обошлось. Со службы уволили в июне 1915 года.
В Усинске, вспоминали всех и постоянно проводили в церкви поминальные молебствования, погибшим, раненым и инвалидам оказывали всяческую, посильную помощь. По рескрипту Ее Императорского Высочества Великой Княжны Татьяны Николаевны от 11февраля 1915 г., Усинскому пограничному начальнику Чакирову и всем участникам вечера, за устройство благотворительного вечера в с. Верхне-Усинском, с участием детей церковного хора, оркестра балалаечников и любителей артистов в пользу пострадавших от военных бедствий, выражалась искренняя благодарность Ее Императорского высочества. Гвоздем всех музыкальных программ в Усинске были вальсы «На сопках Маньчжурии»,  и «Амурские волны».
Спустя две недели 28 февраля в день рождения сына Гавриила, которого все звали ласково Ганей, в хрониках сообщили о кончине графа Сергея Юльевича Витте, одного из самых стойких защитников союза с Пекином. Именно он призывал защищать территориальную целостность Китая.
Что он про китайцев говорил? – пытался вспомнить Александр. Кажется, предлагал нам стать спасителями Китая, который оценил бы нашу услугу и согласился бы потом на исправление мирным путем нашей границы. Спасителями Китая не стали, границы кое-где исправили. Надолго ли?
«Торговля и промышленность, прочь армию», - именно так утверждал граф Витте, и был, наверное, прав. Россия проигрывала войну. Не армия проигрывала, а именно государство – отсталое и неграмотное. В некрологе говорилось, что предками графа были голландцы, приехавшие в Балтийские губернии, когда таковые еще принадлежали шведам.
Все когда-то заканчивается, закончилась и военная служба Чакирова. Высочайшим приказом по военному ведомству от 6 июня 1915 года он уволился от службы « за болезнью» подполковником, с пенсией и зачислением в пешее ополчение по Енисейской губернии. Год запомнился не только этим событием. В семье  7 ноября родилась дочь Любовь.
На Западе шла Великая война. На Востоке тоже не все было спокойно - Япония выдвинула Китаю «21 требование», где речь фактически шла о японском протекторате, в том числе над провинцией Шаньдун, бывшей сферой влияния Германии. Знакомый еще по событиям восстания ихэтуаней маршал Юань Шикай, а ныне правитель Китая, выбрал себе тронное имя Хунсян и провозгласил себя императором.
- Имперский тысячелетний дух. Его не так просто  выветрить из китайских голов, - размышлял Александр. Не все так просто и в Урянхае с традициями различных владычеств. Не надо спешить пришивать Урянхай, как тень, к России, - думал он с учетом накопленного опыта. Все что медленно, то прочно, - говорил ныне он сам себе, объяснял другим, у которых были бразды правления.
В России с сильными военными традициями всегда имело место привычка быстро выполнять команды. Плохо или хорошо, - не важно, главное быстро. Быстро ездить – это тоже из этой оперы. Быстро, сильно, громко, шумно, всем миром. Это все по-русски, но ведь известно, что это не всегда хорошо, чаще плохо.
Александр думал о войне, о немцах. Вспомнил «своих» немцев, с которыми учился и служил, начиная с реального училища. Чаще они находились  у руля, и с ними не всегда можно было договориться. Еще не забылись материалы с подписанием разбирательства Следственной комиссии по выяснению обстоятельств Цусимского боя. Документ завизировали: вице-адмирал Гильтебранд, контр-адмирал Молас, барон Штакельберг, капитан 1-го ранга фон Шульц. Немцы раздражали уже в начале века. Они решали русские вопросы, благо, что в Сибири их было поменьше.
 Кто-то рассказывал как, в 1905 г. в Порт-Саиде русским консулом числился старый и хворый немец, который к тому же являлся внештатным консулом Японии, то есть был официальным представителем двух воюющих стран одновременно. Вот ведь пройдохи! Ничего с тех пор не изменилось. Александр перевернул страницу журнала с военными ведомостями и еще раз прочитал приведенный список отличившихся генералов 2-й армии: фон-Торкаус, барон Фитингоф, Шейдеман, Рихтер, Штемпель, Мингин, Сирелиус, Ропп. Армией еще весной командовал Раум-фон-Траубенгер. Явное,  как и во время русско-японской войны, немецкое преобладание.
Вспомнились чьи-то слова: «Да ведет ли Россия последние два века свое отдельное национальное существование? Еще с Петра, направляют его немцы». По Герцену тайная полиция России стояла на страже «немецко-татарского закона империи» и он всячески этому препятствовал, выпуская свой известный «Колокол».
Сибирь была далека от фронта, но и здесь в глубинке сказывались трудности войны. 30 июня 1915 года Государственная дума приняла постановление о необходимости сократить потребление мяса населением. 1 августа аналогичное постановление приняла Красноярская городская дума. Было запрещено продавать мясо на базарах по вторникам, средам, четвергам и пятницам. В эти же дни был запрещён убой скота, нельзя было подавать мясные блюда в ресторанах, кабаках и харчевнях.
В конце года началась скупка золота спекулянтами, массовая фальсификация продуктов питания. Имели место «голодные бунты». В мае на красноярском базаре подверглись разгрому мясные ряды, 150 человек арестованы. В Урянхае до этого дело не дошло, но радоваться не приходилось. Горе войны проникала в каждый дом, неуверенность в будущем возрастала. Александру нужно было учить и воспитывать детей, которых к 1915 году у него было уже семеро.  Пенсию начислили в размере 1075 рублей в год, а ранее от Дома Романовых получал 3000.  Получалось, что финансы начали петь романсы.
Вспоминались давние благополучные времена, когда пуд мяса стоил 3 рубля 50 копеек, фунт чая - 1.10 копеек, фунт сахара – 15 копеек. В отпуске обед на двоих с Глафирой в дешевом московском трактире обходился в 12 копеек. Сто грамм водки стоили 10 копеек,  причем стоимость возвратной тары составляла 4 копейки. Следовательно, за пол-литра водки надо было платить 30 копеек. Зато бутылка шампанского обходилась в 5 рублей.  Все же, будучи поручиком, а тем более капитаном удавалось временами шикануть.
Остались в прошлом и некоторые льготы. Так, при службе оплачивался проезд по железной дороге в вагонах второго класса. Можно было посещать театральные спектакли за половину стоимости билета.
- А когда же я был последний раз в театре, - подумал Александр, - наверное, в 1913 году, в отпуске, в Севастополе. Как это было давно и вряд ли скоро повторится. Европа, цивилизация все осталось позади, опять же война и разруха. Оставалась семья, дети и этот дальний, но уже родной край.
Кроме перечисленных сумм офицерам полагались еще различные субсидии: лагерные (полевые), квартирные (за наем квартиры), дровяные, осветительные, а также фуражные (для тех, кто по штату имел коня). Квартирные деньги выплачивались в зависимости от стоимости жилья, где служил офицер. По-разному их получали женатые и неженатые. Штаб-офицеры, естественно, получали больше чем обер-офицеры. Теперь ни того, ни другого, приходилось надеется только на себя, да на божью волю.
Пришлось лишиться  и пособий на воспитание детей в отдаленных местностях. Для учебы в начальной школе на Надежду и Владимира, пока служил, выделялось на каждого по 120 рублей в год, затем прибавили до  240. В высших учебных заведениях они могли рассчитывать на  360 рублей в год каждый. Теперь нужно было обходиться без оного.
Это хорошо еще, что в Сибири основной оклад офицера увеличивался в полтора раза. Опять же начальствующая должность в этих колониальных местах, как ни как, свое хозяйство – все это помогало жить безбедно. Кое-что удалось скопить и припасти. Строевые офицеры не в льготных районах России, можно сказать бедствовали. Защитников родины, прямо скажем, не баловали. Жалованье у российских офицеров было на 30-50 % меньше, чем у западноевропейских. У генералов почти таким же. До генерала, увы, дослужиться не пришлось.
Вспомнился рассказ полковника Никольского на занятиях по истории в училище:
- Были времена, господа хорошие, когда полковник в коннице получал 40 рублей, в пехоте – 30; капитан (ротмистр) – 13 и 11, соответственно, рублей, но в то время, - при этом полковник загадочно улыбался, - на 3 рубля можно было купить недорогую лошадь или пару коров. Да, господа юнкера рубль времен Михаила Федоровича соответствовал по своей покупательной способности 14 рублям нынешним. Опоздали вы с производством, а то имели бы возможность иметь на выпуск по стаду лошадей и коров. При этом заслуженный полковник весело и взахлеб смеялся.
- Чего, чего, а лошадей и коров у меня достаточно, овцы есть, стану вольным пастухом. Река и рыба рядом, не пропадем, - успокаивал себя Александр, тревожась больше не за себя, а за детей.
Александр служил честно, и потому родовых и благоприобретенных имений за это не приобрел. Единственное, что приобрел воинской службой и наградами в формулярном списке — дворянство, которое, правда, не передавалось детям в наследство.
Памятной осталась на века офицерская награда - орден Св. Анны, девиз «Любящим правду,  благочестие и верность». За ней в порядке старшинства орденов следовали:  Станислав,  Анна и Владимир, но с мечами, а для участников боев - и с бантами. Девиз ордена Св. Станислава «Награждая, поощряет».
Раньше была веселая поговорка: «За Тульчин – чин, за Брест – крест, а за долгое терпенье – сто душ в награжденье». У Чакирова остались только кресты. В общем, «служил сто лет, получил сто реп». Самой дорогой наградой для него, конечно, были дети, и он беспокоился за их судьбы в это тревожное время.

            


Глава тринадцатая


Нельзя создать что-нибудь новое, не расставшись со старым


Усинский пограничный округ и должность Александра, в связи с присоединением Урянхая, упразднялись. Теперь он стал называться Усинско-Урянхайский край Енисейской губернии. Местную команду и сотню казаков, с началом войны,  вывели, остался небольшой  в составе полусотни пограничный отряд, который возглавил прапорщик Скорняков. Как и Чакиров он направлял в штаб Иркутского военного округа информацию по обстановке в Урянхае.
Главные же события происходили на фронтах войны. Пришло письмо от Глафиры, в котором она сообщала, что  около сотни кадет корпуса старшего возраста, не окончив учебную программу, перевелись в сформированные в Иркутске  школы прапорщиков и после четырехмесячного обучения отправились на фронт. Глафира слезно просила отписать сыну и категорически запретить даже думать о военных походах. Мал еще, первым делом следует доучиться.
Ситуация в Сибири нагнеталась и в декабре 1915 года Иркутский генерал-губернатор Леонид Михайлович Князев был отставлен от должности «по состоянию здоровья». На самом деле это явилось следствием командировки в Сибирь сенатора Манухина для разбирательства причин Ленских событий еще 1912 года. Выяснилось, что забастовка была обоснованной, и характер носил вполне мирный, и сколько-нибудь основательных причин для стрельбы войск в рабочую толпу не было. В результате ревизии сенатора Манухина  начальствующие лица: местный губернатор, Иркутский генерал-губернатор Князев, жандармский офицер Трещенков, были смещены, но, в общем дело это было затушено, и на скамью подсудимых никто из виновных посажен не был.
На место  Князева назначили действительного статского советника, бывшего Могилевского губернатора, товарища министра внутренних дел, Александра Ивановича Пильца.
Посетив на следующий год Урянхай, он поддержал деятельность белоцарских чиновников в обращённой к ним речи:
- Где взвился русский орёл, там он никогда не опускается!
Однако стали распространяться пожелания остановить дальнейшее переселение в край русских; освободить из мест заключения всех арестованных урянхов; прекратить массовую вырубку леса переселенческим пунктом; образовать комиссию из представителей русских и урянхайцев для выяснения способов наиболее справедливого устройства края. Однако время для этого было не совсем благоприятное. Война давала о себе знать. Красноярская городская управа начала выдавать населению карточки на сахар. Весной 1917 года сократили нормы выдачи муки, и из-за неурожайного года ввели карточки на хлеб. Из свободной продажи исчез чай.
- Александр Христофорович, все говорят о каком-то прожиточном минимуме. Что это за ограничитель?
- Танюша, не забивай голову разной чепухой. Нас с тобой это совсем не касается, - возмущался отставной подполковник, хотя сам в душе чувствовал надвигающуюся беду.
- Нет, дорогой, все же власти грозят и соответствующие распоряжения уже приняты.
- Город, рабочие,  чиновники и казенное крестьянство конечно будут вынуждены приспособляться к вводимым нормам обеспечения. Мы же обеспечиваем сами себя. Сколько и как рассчитаем, столько у нас всего и будет. Экономить, конечно, придется, но не настолько, чтобы тревожиться.
- А все же, что он из себя представляет этот минимум?
 - Ты Танюша должна помнить. В Красноярске он уже вводился с началом войны. В то время, если мне не изменяет память,  он составлял 12 рублей 40 копеек. На питание уходило 6 рублей 72 копейки, а на остальные расходы — 5 рублей 68 копеек. Это у меня даже в расходной книге за тот год записано. Тогда я узнал, что впервые  этот самый прожиточный минимум был введен в Англии, еще в 18-м веке по случаю экономического кризиса. У нас теперь свой кризис, вот и до нас дошло.
Цены на дрова в Енисейской губернии выросли с 5 рублей за сажень в мае 1914 года до 40 рублей в декабре 1917 года. В 1915 году запретили оптовую торговлю дровами в черте города. Цены на уголь выросли с 15 до 23 копеек за пуд. С 1 января 1916 года городская дума увеличила тарифы на электроэнергию, начались регулярные отключения электричества. Об этом сообщал «Енисейский вестник».
Известие о свержении царского правительства пришло в село Усинское в ночь на 3 марта 1917 года. В Белоцарск новости пришли только 6 марта. На собрании было решено всем оставаться на своих местах и руководствоваться девизом «Мы служим правительству».
Президиум 1-го съезда русского населения края совместно с местными правителями направил министру иностранных дел телеграмму следующего содержания: "Представители русского населения Урянхайского края и Усинского округа совместно с представителями урянхайского населения, собравшись на съезд в Белоцарске, приветствуют Россию как единственную законную власть...".
Настроения момента чутко уловили некоторые чиновники, приступившие к сочинению доносов на своих начальников,  где обвиняли их в монархических пристрастиях, реакционности, с вполне понятной целью обеспечить себе прогрессивную репутацию и занять, если получится, освободившиеся места. Как при любых политических потрясениях, появилась благоприятная возможность для карьерного взлёта.
 Либеральный купец Федор Медведев, о котором еще предупреждал Александра Минусинский исправник, созвал митинг граждан села Усинского и объявил о свержении царя, об образовании Временного правительства. Старший местного отряда полиции арестовал Медведева, а тот в свою очередь,  телеграфировал о бесправии в Петербург Родзянко.
Для утверждения авторитета Временного правительства в Усинск прибыл Инокентий Сафьянов. Инцидент быстро ликвидировали, Медведева из-под ареста освободили. На митинге Иннокентий, уже как представитель новой власти в Красноярске, познакомил граждан с положением  в стране после событий в Петрограде,  провёл беседы и выехал в Урянхай, где собрался очередной русско-урянхайский съезд, созванный Комитетом общественной безопасности и командиром казачьей сотни в городе Белоцарске.
Просочились слухи, что командированный в Урянхай комиссаром Временного правительства Зубашевым Иннокентий Сафьянов открыто выдвинул лозунг «Урянхай для урянхайцев» и стал агитировать за право их на независимость. Рассказывали, что в последнее время Иннокентий работал редактором «Минусинского листка». За прогрессивные идеи сидел в тюрьме, а как вышел на свободу, так сразу  примкнул к новой власти.
- Вот и дождались первого вразумительного распоряжения от временщиков, - проговорил, забегая в кабинет  вечно спешащий от обилия дел Григорьев.
- О чем это вы? - уточнил Чакиров.
- Извольте прочитать депешу. Александр протянул руку и взял у комиссара края листок телеграммы. Пробежал глазами строчки декларации Временного правительства за подписью Милюкова,. Последние строчки прочитал дважды: «...цель России не господство над другими народами, не отнятие у них их национального достояния, не насильственный захват чужих территорий, но утверждение прочного мира на основе самоопределения народов».
- Об этом и речь, о самоопределении. Сами-то  урянхайцы определиться никак не могут или не хотят. Как у Крылова получается: тянут их в разные стороны лебедь, рак и щука. Имею   в виду Китай, Монголию и Россию.
- Кто же мы из тех кто тянет по Крылову?
- Ну. никак не рак. Скорее всего, Китай лебедь, ну а мы, значит, щука.
- Может и так. Так вот этот рак, в лице монгольского Министра иностранных дел Цэрэн - Дорджи,  направил нашему консулу в Кобдо Орлову ноту, в которой заявил, что установление в 1914 г. протектората России над Урянхайским краем является незаконным. Орлов передал копию этого документа в Министерство иностранных дел в Петербург, а нас уведомили курьером.
- Это мне известно.
- Что же предлагаете?
- Предлагаю продолжать держаться прежнего образа действий в объяснениях с монгольскими сановниками по Урянхайскому вопросу.
- Что же это значит?
 -Следует еще раз разъяснить им, что нынешнее Русское правительство, давая заверения о своем неуклонном решении соблюдать договоры, заключенные при старом строе, требует  строго соблюдать их и противную, то есть, подписавшую сторону.
Уже осенью чиновники Усинско-Урянхайского края приняли новую присягу гражданина России, утвержденную Временным правительством 9 июня. Ее краткий текст гласил: «Я, вступая в состав граждан Российской державы, обещаюсь и клянусь пред Всемогущим Богом и своею совестью хранить свято и ненарушимо верность России, не зная отныне иного, кроме Отечества, исполнять неуклонно все обязанности российского гражданина и всемерно радеть о благе Российского государства, не щадя для него ни сил, ни достояния, ни даже, если потребуется, и самой жизни. В исполнении сей клятвы да поможет мне Бог».
-Вы слышали, - по утру с тревожным видом воскликнул секретарь комиссара Григорьева Мальцев,  - повсеместно создаются земства, я даже читал по этому поводу статью некто Казанцева. Он пишет: «Наконец-то дождалась и Сибирь дождалась настоящего хозяина — организуется земство, народ вступает в свои права».
-Права, народ, хозяин, - ничего не понятно. Что же такое новое земство, черт возьми, вроде оно у нас и ранее имелось, кто меня просвятит?
- Насколько я разобрался, - подал голос прапорщик Скорняков, - земство — это организация общественного управления, при которой всеми местными общественными нуждами заведует само население посредством выбранных лиц. Словом, как еще объяснял эсер Местергази, земство будет заведовать  всеми местными потребностями, которые возможно проводить своими силами и средствами.
-Это что получается. Выходит мы чиновники уже не удел.
-Чиновники у дел, только все решения будут приниматься коллегиально и выбранными органами.
-Так это же новгородское вече, хуже того, казачья рада. Кто кого перекричит, тот и прав.
В Усинске власть возглавили эсер Полевой и бывший командир Усинской полуроты прапорщик Скорняков. В быстро меняющихся условиях функции комиссара Урянхая временно передали Енисейскому губернскому руководству, а затем Иркутскому краевому органу. Закрутилась такая круговерть, что никто в ней разобраться не мог.
- Что происходит! Что происходит! – возмущался, когда-то подчиненный Александру, прапорщик Скорняков. Вы не читали прессу, Александр Христофорович?
- А что такое?
- Газета «Красноярский рабочий» опубликовало сообщение об организации Красноярского комитета социал-демократов, в скобках большевиков и избрании делегатов в городской Совет и Комитет общественной безопасности. Есть и обращение следующего содержания:
«Граждане! Старый порядок рухнул. Все видные приверженцы старого порядка арестованы. Образовалось новое Временное правительство. Народ в тесном согласии с  армией организуется. В городах учреждаются Комитеты общественной безопасности. Управление своими судьбами народ берет всюду в свои руки….».
В числе арестованных «приверженцев старого порядка» оказался бывший Иркутский генерал-губернатор Князев. Сообщалось, что он содержался в Бутырской тюрьме. Вместе с ним в камере пребывали: министр внутренних дел Макаров, командир Отдельного корпуса жандармов Татищев, бывший товарищ министра внутренних дел и Московский губернатор Джунковский, обер-прокурор Синода Самарин.
Енисейский губернатор Гололобов, по возвращению из Иркутска, где он председательствовал на совещании в губернском управлении, был уволен по распоряжению из Петрограда и взят под домашний арест. Полицию в Красноярске расформировали и заменили милицией. Отстранили от должности председателя окружного суда. Вечером в городском театре собралась городская дума с участием представителей общественных организаций. Власть перешла к бюро из представителей созданного Комитета общественной безопасности и Совета рабочих, солдатских и казачьих депутатов. Председателем бюро стал  доктор  Крутовский.
В квартире Гололобова представители Совета рабочих и солдатских депутатов сделали обыск и изъяли два браунинга. Гололобова арестовали и через несколько дней отправили в Петроград.  Освободившись от преследований, он уехал в Екатеринослав, где, по газетным данным, был расстрелян бандой Махно.
Тем временем комиссар Комитета общественной безопасности господин Крутовской в кабинете Гололобова рвал и метал молнии на головы своих приближенных:
- Мы партия социал-революционеров, призваны принять на себя всю полноту государственной власти и установить порядок. И мы это сделаем.
- Есть еще большевики, -  напомнил атаман Сотников.
- К черту! К свиньям. У них нет партии. У них нет программы. Сброд, банда, фальшивка. Прапорщиков типа Окулова, Лазо, в шею. Немедленно подготовить список об отправке их на фронт. Собрать в маршевые роты и «Ша-гом арш, арш!».
Десятого марта командующий Иркутским военным округом генерал Коченгин  приехал в Ачинск инспектировать 13-й Сибирский стрелковый полк. Когда он выступал на Совете гарнизона с речью, его арестовали и отправили под конвоем в Красноярск Полковник Толстов, командир 6-й Сибирской запасной стрелковой бригады не знал, кого защищать и  поддерживать.
 Февральский переворот оказался не революцией, а солдатским бунтом, за которым последовало быстрое разложение государства. Между тем, обречённая на гибель русская интеллигенция торжествовала Революцию, как свершение всех своих исторических чаяний.
Местные события тоже не предвещали ничего хорошего. В Усинске, а затем в Белоцарске, Туране  и Уюке образовались местные Комитеты общественной безопасности. Чакиров был избран в Белоцарский общественный комитет товарищем (заместителем) председателя.
Комиссар Григорьев в целях поддержания в крае порядка  издал соответствующее обращение: «Нас, русских в Урянхае, положение обязывает особенно спокойно заниматься своим трудом, потому что мы живем среди урянхайских масс, по соседству с Монголией и невдалеке от Китая. Проявление какой-либо неуверенности с нашей стороны и притом напрасной, может подать повод к тревогам и между урянхами. Правительство, образованное Государственной Думой, действует и знает, как действовать, следовательно, нам нечего беспокоиться, а лишь подчиняться его распоряжениям ».
Несмотря на это, Григорьева лишили властных полномочий. Избрали Урянхайский временный краевой комитет, постановив, что именно он является высшей гражданской властью края. Председателем стал эсер  Ермолаев.
Съезд Краевого комитета прошел 22-29 марта 1917 года в здании Переселенческого управления в Белоцарске. Присутствовало 52 делегата от местных комитетов, а также представители от Усинского округа. После молебствия съезд открыл председатель Белоцарского Комитета общественной безопасности Ермолаев. Из зала на него пытливо смотрели местные чиновники из состава  Белоцарского комитета: Ажикая, Сесома, Баржу и Дондукай.
 - От имени местного комитета приветствую вас граждане, - начал Ермолаев,- . да, именно граждане и призываю вдумчиво отнестись к происходящим вокруг событиям, осторожнее высказываться по поводу разрешения нахлынувших на нас проблем и не торопиться разрушать то, что еще нечем заменить.
 Председателем съезда избрали Александра Чакирова, товарищем председателя - Левченко, секретарем Федорова. Первым делом председатель дал слово комиссару Григорьеву. Он говорил волнительно и как бы отчитывался, что успел сделать со времени когда сменил Церерина и что не успел. Больше, конечно, упирал на положительное в деле формирования земств.
    - Прошу меня понять, - заключил он, - охрана края теперь не в моей власти, решайте сами кто и как за это будет отвечать, дело это первейшей важности,  я же обратился с просьбой к министру внутренних дел об отозвании из края. На этом вступительная часть закончилась.
Чакиров огласил повестку съезда. Первым делом следовало избрать Краевой комитет, решить вопросы по сбору пожертвований на оборону государства и обеспечению населения продовольствием. Заседание проходило при закрытых дверях.  Неожиданно возник спор о целесообразности присутствия в крае казаков. Начался он с предложения делегата Тереньева, который довел до делегатов наказ жителей поселка Знаменка. Слово ему дал Чакиров и в его адрес полетели упреки со стороны Ермолаева и Левченко, мол зачем Терентьеву дали слово.
- Граждане, - попытался объясниться председатель, - он попросил слово, я ему его дал, но, простите, я же не знал о чем он будет говорить. Это во-первых. Во-вторых, я не вижу ничего опасного  в разговорах на эту тему. Наказ жителей вывести казаков, разговоры на съезде - это еще не решения, все в наших силах, как решим, так и будет.
 Делегат от Белоцарского комитета доложил съезду обстановку на Кемчике.
- Они образовали свой комитет и решили ни кому не подчиняться, - заявил он. Налицо раскол. Нет делегатов от Тарлыкского и Точжинского хошунов. Оправдываются тем, что не получили вовремя приглашение. В этом надо разобраться.
     Следующим должен был выступать представитель Усинского комитета Данилов, но он отказался.
- Я, товарищи, выступать не уполномочен. Из Минусинска пришла телеграмма от Иннокентия Сафьянова, в которой он сообщил, что правительство наделило его особыми полномочиями. Он настаивает на прекращении строительства Белоцарска и на возвращении Урянхая урянхайцам. Более того, попросил меня задержать проведение съезда до его приезда. Делегаты в зале зашумели:
  - Ишь чего захотел! За нас решил что делать! Ждать его предлагает! А мы предлагаем направить на имя Председателя Думы Родзянко телеграмму с протестом и предложением отозвать мнение Сафьянова! Тут же потребовали с Данилова объяснение по поводу причин ареста мирового судьи Барашкова.
  - Ничего определенного сказать не могу. Слышал, что он выступал против решений нашего комитета и задержали его не в Усинске, а на Туранском зимовье. Что там случилось, мне не известно.
   Далее работа пошла по отдельным секциям, на которым предлагалось выработать меры по наиболее насущным делам края. Председателями секций выбрали Ермолаева, Федорова, Левченко и Горохова.
На следующий день снова разгорелся казачий вопрос. Его завел командир сотни Местергази и с нападками на представителя Усинского округа Дреуса.
 - С чего это вы решили, что нам следует покинуть край, - возмутился сотник. Русских в крае во много раз меньше урянхов, мы уйдем и чем это закончится? Я считаю, что это прямой подрыв общественной безопасности и требую, чтобы Дреус покинул зал заседания.
 - С чего это мы решили, спрашиваешь, а с того, чтобы вы нам силой ничего не навязывали, - выкрикнул с места Дреус. Не надо нам диктатуры военных, хватит, у нас свобода и демократия, - послышались выкрики из зала. Чакиров как мог пытался успокоить зал, призвал учитывать мнение различных сторон. В результате компромисса, приняли решение: Дреус и Местергази должны покинуть зал заседания.
 - Пусть немного остынут на свежем воздухе. Там ветерок, быстро выдует из них всякую горячку, - заключил президиум съезда.
Итоги работы комиссий подвели в предпоследний день заседания. Тогда же утвердили текст возвания съезда ко всем урянхам. Перевести его на монгольский язык поручили Самойлову. Тут же решили разобраться, а точнее провести расследование на винокуренном заводе в Ангачах. Направили туда пристава Александрова, полицейского Баниль, двух казаков и чиновника Переселенческого управления топографа Рогалинского. Антиалкогольные меры, наряду с созданием народной полиции, распределением пособий семьям призванных на войну, вошли в число первостепенных. Народ, кто с горя, а кто с радости глобальных изменений запил в три горла и с этим что-то надо было делать.
Был и другие важные дела, в том числе строительство школ за счет ассигнований, выделенных на возведение почтовой конторы. Но их отложили до следующего съезда. И бывший глава Переселенческого управления Шкунов с этим согласился. Согласились выделить сахар на поддержание пчелиных семей. Решили на каждую дать по одиннадцать фунтов, всего вышло десять пудов. Также решили отпустить Усинску 300 пудов сахару по оптовым ценам.
   После сахарных дел приступили к выборам кандидатов в Краевой комитет. До этого делегаты согласились освободиться от тех, кто уже успел им натереть шею. В число их попали комиссар Григорьев, начальник Переселенческого управления Шкунов. Это коснулось и Чакирова. При голосовании «за» его поддержали только два делегата. Григорьева же по распоряжению Енисейского губернского комитета, в случае его не желания уйти с должности, предлагалось арестовать. Больше всего голосов получили представители партий меньшевиков и эсеров. Краевой комитет избрали в составе: Ермолаев, Самойлов, Крючков, Исаев, Местергази, Левченко Спорнас, Пышкин, Жилков, Терентьев, Алексеев, Квитный. Председателем Краевого комитета избрали Ермолаева.
  Можно сказать к закрытию работы съезда на заседание явился прапорщик Бологов с урядником Красноярской казачьей сотни конвоя комиссара Григорьева и заявили, что в полном составе 11 человек конвоя переходят  в полное распоряжение Урянхайского краевого комитета. В зале раздалось продолжительное "Ура". Не забыли и о важности создания в населенных пунктах дружин.
В заключение Чакиров поблагодарил присутствующих за избрание его председателем съезда, поздравил вновь избранных и пожелал: "Высоко держать знамя "Свобода Урянхая". В ответ услышал.
- Не уроним, будем считать, что на съезде мы  заложили основы фундамента будущего свободного государства.
Через несколько дней избранный Краевой комитет телеграфировал в Иркутский исполнительный комитет: «Состоялось совещание с представителями урянхов. Хошун Тодчжинский, оба Кемчикские отсутствовали, были сальчжаки, ойнары, мадинцы, чодинцы, захребтинские чодинцы, иргитцы. Сальчжаки заявили нежелание признавать покровительство России, остальные оглядываются на Кемчик, поэтому в Кемчикские хошуны командируем Мальцева и Местергази, надеемся сохранить положение. Оно крайне напряженное. Недовольные туземцы из засады убили бывшего комиссара края Григорьева».
- Вот так вот, зря мы  на съезде лишили его конвоя, прослышали урянхи про это и по своему распорядились, - сделал вывод Чакиров на встрече с Самойловым.  Не стало Григорьева, появился  Ермолаев, только  я плохо его знаю. Наслышан, что исследовал  край, ученый человек.
 - Изучал тавры и метки у урянхов на Тодже, - пояснил Самойлов. Собирал сведения о  населении в долине Кемчика, о составе и распределении населения по территории. В вашем управлении, наверняка, есть его данные о наличии скота, пашни в крае.
 -Может и так, -  ответил Александр, - только уже несколько лет как я от   привычных дел отставлен. Пропал к ним интерес. А у него у Ермолаева, молодого специалиста, видно появился. Лет то ему только тридцать.  И вот стал председателем комитета. Новые времена, новые порядки и люди. -Ты говоришь, Минусинский комитет отправил в Государственную Думу телеграмму  с ходатайством оказать помощь Урянхаю и с жалобами на существующие порядки. Кого же винят и чем Минусинский комитет недоволен? Небось, и на меня телегу накатали, как на царского сатрапа? - задал вопрос Самойлову  Александр.
- Больше отписали про комиссара Григорьева. Мол он самовольно,  при помощи солдат и казаков сместил местных родовых правителей, а на их место поставил своих назначенцев.
- По другому, может и нельзя было. На востоке любят силу и власть. Да что теперь говорить, все позади, да и Григорьева уже нет, почил в бозе. Без контроля приставов и нынче вряд ли что получится. Я так понимаю, с одной стороны следует устанавливать законы, вводить соответствующие требования, а с другой — оказывать необходимую помощь и поддержку. Учить надо, воспитывать, как пытается делать другой Ермолаев, тот что в Белоцарске местный язык изучает и строит планы открывать новые школы. Татьяна рассказывала, что пишет прожекты в Академию наук, словари хочет издавать.
- Дело нужное, главное - обижать не надо, не нарушать веками установленный порядок. Вот переселенческие чиновники взяли  и разделили край на участки для будущих переселенцев русских. А местные урянхи все видят и думают, что их выживать собираются. Не надо этого делать. Мы, свободные силы Великой России должны способствовать освобождению местных от всяких притеснений.
- Желание похвально, да не все так просто и быстро делается, уважаемый. Династия Романовых 300 лет порядок наводила и вот надломилась, а эсеры и еще кое кто хотят мигом устранить все проблемы, накопившиеся за века, выпустить всех заключенных и прочее. Надо меньше обещать, а больше делать. И потом, не известно, что день грядущий нам готовит.
- Да, конечно, - согласился Самойлов. Брат Иннокентия Сафьянова  Михаил выезжал  в Петроград, посетил некоторых министров и даже был у председателя Совета рабочих и солдатских депутатов Чхеидзе.
- И что узнал нового для нас?
- Для нас ничего хорошего. Точнее не до нас пока. В Петрограде свои проблемы, ощущается бессилие власти.
 -И здесь, голубчик, тоже самое. Лозунги и призывы новые, а чиновники-то  прежние, а главное, доверием туземцев не пользуются. Жди восстания. Ты же читал в «Сибирской жизни» статью Адрианова. Черным по белому написано, что  край уже достаточно разорен, народ озлоблен и с ненавистью смотрит на русских авантюристов, проникающих к Урянхаю с целью спаивания для грабежа и насилия.
 - Писать не курганы копать. Он бы сам попробовал разобраться с живыми людьми, определить, что им надо. Ведь они все разные, - возразил Самойлов.
 -А он, видишь ли, раскопал  38 курганов и одно «загадочное сооружение»  близ устья Тапсы, на Бегреде, где у меня заимка и вот статью написал.
- С ним нельзя не согласиться. Покровительства России, как известно, просили только два Восточных хошуна. Земля урянхайская во владение России не включена - об этом я заявил, когда заслушивался в Комитете края. - Так и сказал - сами решайте под чьим покровительством лучше жить. Держать туземцев в настоящем положении нельзя. Однако, краевой комитет, выслушав мое мнение, постановил: покровительство России остается в прежней силе, а мне предложили этому решению  подчиниться. В итоге,  официальный Петроград, не поддержал намерений жителей Тывы, как они стали  называть Урянхай,  выйти из состава России.
Иркутск в Урянхай направил своего эмиссара С.Н. Салтыкова. Задачи у него были скромные: по возможности урегулировать ситуацию в крае и создать благоприятную обстановку для работы созданного комитета.
В самом Иркутске порядка юыло не больше. На Тихвинской площади анархисты устроили митинг, где призвали "не верить Временному правительству, захватывать власть в свои руки и организовывать свободный коммунизм". В результате пропаганды анархистов в двух сибирских полках был создан беспартийный "Союз солдат", который выразил недоверие местной и центральной власти и потребовал радикальных мер против спекулянтов.
Кадетский корпус в Иркутске переименовали в Военную гимназию и сократили до минимума военную подготовку. Директор корпуса генерал-майор Скалон отказался выполнять распоряжения новой власти, за что был арестован и  помещен на гауптвахту 12-го полка. В тот же день арестовали и  инспектора классов  корпуса надворного советника Голубева и шесть офицеров корпуса.
Большевики заняли телеграф и почту, казначейство, казённую палату, государственный банк, частные банки. На правах командующего войсками Иркутского военного округа, объявился комиссар по военным делам солдат Борух Шумяцкий.
Всякая связь, за исключением телеграфной, со штабом округа в Иркутске прервалась. Поступали только отрывочные сведения, из которых Александр знал об отказе кадетов сдать оружие и подчиниться новым властям. Произошли вооруженные столкновения на Казарменной, Почтамтской и Баснинской улицах. Часть кадетов разошлась по домам, часть ушла в партизанский отряд, который создал уланский ротмистр Фрейберг. Отдельные кадеты  старших возрастов стали пробираться к атаману Семенову, но на станции Слюдянка  были задержаны и расстреляны.
Чудом дошло письмо от Глафиры, в котором она сообщала об уличных боях и сражениях. Благо, что пришли белые войска, и занятия у детей восстановились.
 -Слава Богу!  - перекрестился Александр, - однако чего хорошего можно ждать от этого долговременного заката. Для России наступала ночь. В Петербурге произошел переворот и к власти пришли большевики.
Старообрядчество в Урянхае восприняло Октябрьскую революцию с восторгом. И на Малом Енисее жители запели частушки:

«Ох, яблочко, да сбоку зелено,
Нам не надо царя, да надо Ленина!
Вставлю Ленина портрет в золотую рамочку,
Вывел он меня на свет, темную крестьяночку».

Большевики в Урянхае взяли власть с помощью Минусинска и Усинска, но удержались не надолго. На III съезде русского населения края 7 декабря 1917 года группу большевиков во главе с Беспаловым и Крюковым арестовали и выслали  в Минусинск, где они примкнули к Е. Сафьянову. Им удалось добиться реванша только в марте 1918 года, уже на IV съезде русского населения. Именно тогда  Сафьянов сказал, что « свободный русский народ не хочет больше терпеть насилия над своими меньшими братьями урянхайским народом, а потому желает жить с ним в дружеских, добрососедских отношениях».
Созданное Омское правительство решило по своему. Вновь были восстановлены комитеты общественной безопасности, земства. Комиссаром Урянхая  избрали А.А. Турчанинова, находящегося в Красноярске.
Пришла Александру короткая весточка из Крыма от старого севастопольского друга по реальномцу училищу Коли Дернова. Он писал: «В ноябре 1917 года была провозглашена Крымская республика. Председателем правительства избрали Номана Челеби, но большевики его  расстреляли, а тело выбросили в Черное море. Сейчас твой бывший начальник штаба в Иркутске, а ныне  командир 1-го Мусульманского стрелкового корпуса Сулькевич, чуть ли не с согласия германцев, формирует в Крыму правительство и готов созвать парламент.  Военный министр генерал Михаил Бутчик и его помощник Александр Мильковский твои однокашники по Московскому училищу. Приезжай, может служба твоя вновь образуется».
Кто такой Бутчик, Александр знать не знал, а фамилия Мильковский попадалась в хрониках похода в Китай и русско-японской войны. Сейчас, согласно письму, он командовал артиллерийскими подразделениями и был инспектором Крымского корпуса.
К тому времени, когда пришло письмо, немцы из Крыма ушли, и правительство Сулькевича рухнуло. Его сменило «Краевое правительство»  во главе с феодосийским помещиком Соломоном Крымом, а затем власть взяли матросы, которые снесли памятник Александру III в Феодосии.
Ужас! Александр представил светлый город на Черном море, вспомнил многочисленные рассказы учителей-наставников о посещения в 1886 году реального училища коронованными особами во главе с Александром III. Вот и в Иркутске до 17 декабря шли не утихающие бои с отрядами Красной гвардии. К ним на помощь ушли отряды из Красноярска. Командующим назначили бывшего прапорщика Сергея Лазо. И что в результате? По отрывочным сообщениям, погибло до тысячи человек.
Александр не знал, что в стычке с большевиками получил  рваное ранение в пах осколком снаряда  сын Владимир. После ранения попал в плен, где пробыв семь дней, был освобожден юнкерами. Работал помощником завхоза в Кадетском корпусе. В 1918 году после неудачных попыток белых совершить переворот, совместно с двумя военными топографами и тремя юнкерами бежал за Байкал, где скрывался от красных до прихода чехов. С занятием города чехами, как писала Глафира Александру, вернулся в Иркутск,  переплыв Байкал на маленькой лодочке. Поступил в Иркутское военное училище, но вскоре ввиду угроз со стороны большевиков, переехал в Читу, где продолжил учиться в местном военном училище на артиллерийском отделении. Получалось, что Иркутск  Владимир  оставил в декабре 1918 года.
Не успели вернуться красноярские гвардейцы к себе домой из Иркутска, как атаман Енисейского казачьего войска эсер Сотников открыто выступил против губернского большевистского исполкома. К нему пошло золото с приисков Благодатного и Ольховки, из тайников Гадаловых, Чевелева, Кузнецова, Афанасьева – бывшего управляющего Русско-Азиатского банка. В Минусинском уезде восстание возглавил сотник Потылицин.
Однако казаки уперлись – баста, навоевались! Сотникова и Потылицина не поддержали и стали отваливаться. Ушли эскадроны и сотни нижнеенисейских станиц Абалаково, Есаулово, Атаманово, Казачинска и Енисейска; ушли гимназисты и длинноволосые семинаристы, и часть армейских офицеров. Начался бандитизм. Штаб-ротмистр Эрвин Фрайберг сколотивший ранее из бывших офицеров, юнкеров, кадетов и студентов белый партизанский отряд, напал и разграбил обоз Сафьянова, идущий из Красноярска в Урянхай. А в апреле советская власть ликвидировала царский протекторат над Урянхаем.
- Ты слышал Александр Христофорович? Советы хотят покончить с казачьей вольницей. Не нравятся им порядки установленные сотней Магомаева, прапорщиком Скорняковым и Местергази, - принесла местные новости Татьяна.
- Нравится им, или не нравится, а порядок все же соблюдался. Что будет если казаков и полуроты в Усинске не станет? Урянхи, а за границей монголы, так и ждут, когда наступит безвластие. Что хотят эти советы? Пока не очень понятно. Похоже роют сами себя яму — взяли и отменили Переселенческое управление, поставив крест на судьбе колонистов. Начали национализировать кустарные хозяйства и даже поголовья скота. Кому это понравиться? - возмущался в очередной раз, разуверившийся в любых действиях быстро меняющих властей, - Александр.
- Пока ни кому не нравиться, - согласилась Татьяна. Разве что неимущим и староверам, которым они обещают свободу верования.
- Вот, вот. Из них они и формируют отряды красноармейцов. Недавно из Минусинска получили оружие: 300 стволов для Усинска и 300 — для Белоцарска. Пытаются взять под контроль, Шагонар и Джакуль. 
 - Тревожно все это Александр Христофорович. За наше хозяйство и детей душа болит. Брат Павлик рассказывал, что урянхи становятся все злее, никого не слушаются, лишь бы  скот красть. Охранять надо, а у нас и не кому. Папа с мамой уже не помощники.  Павлик с китайцем Ваней, вот и все. Ты в разъездах, дети еще малые, за ними нужен глаз да глаз.
 - Все наладится, моя хорошая. Вот и съезд населения Урянхая прошел. Все, в том числе и наши колонисты решили жить самостоятельно и независимо. Я слышал, что в губернии советская власть сильно пошатнулась, да и у нас ей держаться осталось недолго.
 - Во всем виновата эта подлая и гнилая интеллигенция, - все больше убеждался Александр, - как и в период японской войны, именно интеллигенция породила распад традиционно-сословного общества, начавшегося еще в 60-х годах прошлого столетия. Все от полуобразованности, бессословности, от теоретического и книжного ума. На Россию им наплевать. Они любят только Россию будущего, где от русского не осталось бы и следа.  Они за религиозность, но без Бога. Вот Бог и отказался от всех нас.
В Белоцарске  прошел съезд русской колонии, его созвало земство. Председателем съезда выбрали левого эсера Терентьева, секретарём — топографа Крючкова. В первый же день съезд раскололся на две половины. Представители местной буржуазии ушли со съезда, а около полуночи президиум, в составе Терентьева, Крючкова и депутата от рабочих Крюкова, арестовали и под конвоем казаков выслали из пределов  края. Комиссаром временного правительства вновь избрали Турчанинова. Он восстановил старые порядки, приступил к организации Урянхайского казачества, атаманом которого был назначен бывший управляющий Железновскими приисками эсер Спорнас.
- Ох уж эти эсеры! Казалось, у них везде есть свои люди, - вспомнил Александр заметку из давнишней газеты об однокашнике по реальному училищу в Севастополе Баткине Фёдоре Исааковиче. Из семьи коммерсанта, учился хорошо, связался с революционерами и был исключён за распространение эсеровских прокламаций. Эмигрировал в Бельгию, затем вернулся, а  сейчас, по письмам состоит в каком-то севастопольском совете.
По настойчивому требованию трудящихся колонии состоялся второй съезд. Он постановил немедленно создать Краевой совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и вернуть товарищей, ранее высланных колонизаторами. Съездом руководил большевик Беспалов,  приехавший  делегатом от Усинского пограничного округа. Казаки  сначала не мешали, но, когда потребовали от них сдать оружие и разъехаться по домам, открыли стрельбу, разогнали съезд, ранили двух делегатов, арестовали Совет. После этого разгрома казаки ушли из Белоцарска в Монголию, а далее в Забайкалье, захватив в качестве заложников председателя Совета Беспалова и делегатов от рабочих Вовка и Цивинского.
Усинский Совет, узнав об увозе казаками Беспалова и других активистов, арестовал местного купца Кузнецова и врача Высоцкого, женатых на дочерях богатого купца Вавилина и предложил немедленно освободить захваченных лиц, предупредив,  что в случае невыполнения требования Высоцкий и Кузнецов будут расстреляны. Мера эта подействовала. Заложники были освобождены.
Врача Высоцкого Николая Николаевича Александр знал только с лучшей стороны. Сын священника слободы Старой Калитвы он был одним из  первопроходцев  в  пограничном округе. Прибыл в 1903 году после медицинского факультета Томского университета. Так здесь и прикипел. Дружно трудился с фельдшером Иваном Гринвальд, которого позднее сменил фельдшер Федор Банников.
Усинская интеллигенция на сходках вспоминала былые беззаботные времена, потому как от нынешних голова шла кругом. Врач Николай Высоцкий в качестве примера мудрого управленца упоминал своего дальнего родственника  Карла Ивановича Высоцкого, который  когда-то возглавлял губернскую Казенную палату.
-Я то что, бедная ветвь. А он был высокообразованный чиновник, боевой офицер и добрый, мудрый отец, - утверждал Николай.
-Давно, видно, это было. Не помню такого, - заметил свояк Кузнецов.\
-Конечно давно. Он еще с Наполеоном воевал. Нам мальцам частенько показывал медаль  «За вступление в город Париж 19 марта 1814 года». С выгодой до себя дослужился до полковника и вот приболел. Тут ему и предложили навести порядок в казенных делах.
- Да, разве их когда-нибудь наведешь, - возмущался  фельдшер и первый помощник Высоцкого Иван Гринвальд. Это дело совсем проигрышное. Ты сотворил два полезных дела, а тебе встречь четыре противных. Так всю жизнь и ведется.
- Не  без этого, конечно, - согласился местный торговец Тархов. Значит надо скопом против злого умысла, одному никак не справиться.
- Скопом и со знанием дела, - добавил  Высоцкий. Он был военный, но, как ни странно, быстро разобрался в финансах и продолжил дело, начатое еще Михаилом Сперанским, будучи генерал-губернатором. Во как!
- Что финансы, во всяком деле главное люди, чиновники. Нашел себе толковых помощников, считай, что половина дела сделана. Вторая половина - не  давать им прохлаждаться, требовать надо и контролировать. Вот и весь ваш талант, - заключил помощник купца Вавилина Андрей Симаков.
- Может и так, но главное, как считал мой предок, надо  вести размеренную экономическую жизнь, поддерживать порядок и надеяться только на себя.
- Конечно не на дядю. О том и разговор. Как в Сибири говорят? "На Бога надейся, а сам не плошай", - метко подметил, знающий как зарабатывать копейку, купец Кузнецов.
- И тогда было не все так просто в обществе. Можно сказать бурлило, - продолжал вести беседу Высоцкий. По воспоминаниям старожилов, дядя мой был очень осторожный человек,  с невольными обитателями города декабристами держался на расстоянии. Например, проходя мимо дома сосланного Василия Давыдова, часто останавливался у окна, стоял и подолгу разговаривал с его хозяином, но в комнату к нему никогда не входил, говорили обыкновенно по-французски, это мне тетка рассказывала.
-Ну ясно по-французски, раз до Парижу дошел, - пошутил врач-ветеринар Виктор Худяшев.
Вспоминали и Турчанинова, но не нового Урянхайского комиссара, а Николая Степановича, теснейшего приятеля того же важного Высоцкого.
- Жили они душа в душу, - продолжал местный со стажем врач, -  Николай Степанович Турчанинов частенько бывал в отъездах, так как занимался наукой, а точнее ботаникой,  вот мой предок и замещал его на посту председателя Енисейского губернского правления.
- Ботаникой, это что цветочки и листочки разные собирал? - поинтересовался Симаков.
-Не просто цветочки. Его гербарии имели мировую известность и за выдающиеся заслуги в этой области он был награжден Демидовской премией Академии наук.
- Похоже скоро из нас сделают гербарий, - обратился к присутствующим, имеющий тягу к размышлениям Гринвальд. Делом надо заниматься, силы собирать и вооружаться, время увлечения ботаникой прошло.
После освобождения заложников в посёлках Туране и Уюке вспыхнуло восстание. Краевой Совет колонии послал на Уюк Беспалова и Крюкова с небольшим красногвардейским отрядом при одном пулемёте. На следующий день оба они были убиты предательскими выстрелами из двора  Микешина.
Как установило следствие, к убийству имели отношение  члены закупочной экспедиции Енисейского продовольственного комитета Неклюдов, Димитрюк, Матвеенко и два туранских подкулачника - Симаков и Русских. Они показали, что на это их подвинули комиссар края Турчанинов и начальник переселенческого управления Фёдоров, которые якобы тайно руководили всем контрреволюционным движением в русской колонии.
В числе контрреволюционеров оказался и бывший Усинский пограничный начальник Чакиров. На Чрезвычайном, 6-м по счету, съезде Краевого комитета по Урянхайскрму краю, когда красные ушли в партизаны,  его вновь избрали председателем. От его имени  была послана телеграмма Временному правительству: «Шестой Чрезвычайный краевой съезд, свергнув в Урянхае при помощи крестьянских дружин власть насильников, разоружил красноармейцев и восстановив власть Временного Правительства, передает свои полномочия Краевой Земской управе, и разъезжаясь, шлет вам свои пожелания работать на пользу молодой автономной Сибири и трудового крестьянства. Просьба не оставить своими заботами пасынка Урянхая. Да здравствует Сибирское Земство!» 
 В ответ на приветствие съезда, пришла телеграмма : «Поздравляю с восстановлением законности, гражданских свобод, порядка. Правительство помнит Урянхай, выполняет обязательства, которые связаны с принятию Россией покровительства над далеким краем и его русским и туземным населением; меры обеспечения порядка, охранению интересов принимаются. Председатель Совета Министров Вологодский и еще 89 подписей».
Зачитав текст телеграммы, Чакиров обратился к гражданам края:
- Как видите, граждане, Временное правительство не только не забыло нас, но заботится о нас, принимает уже соответствующие меры, а потому нам здесь на месте необходимо вдвойне усилить свою работу по содержанию в крае порядка, законности, свято выполнять предначертания Высшего правительства и еще более улучшать существующие добрососедские, братские отношения к нашим согражданам урянхам. Да будут же в Урянхае мир и любовь.
До мира и любви было еще далеко. В условиях нестабильности центральной власти местные национальные авторитеты выступили за отход от России, пошли на установление связей с китайскими и монгольскими лидерами. Против всяческих порядков в населенных пунктах Сосновка, Верхнеусинск, Элегеста, Верхне-Никольское подняли мятеж купцы Милегин, Сафронов, старовер Юрков.
Практически сразу после падения советской власти в Уса-Урянхае ее сторонники стали формировать  партизанские отряды. Первый в Бояровке, чуть позже в других местах. Однако под давлением белых все они в итоге вынуждены были уйти в Усинский край. Там их ждали местные большевики. Поликарп Казулин имел отряд в несколько десятков бойцов. Такой же был у Квитного. Денечки были горячие, в ходе стычек с белыми погибли  Ефим Кошелев и Александр Азаров.
Сибвоенком в Иркутске издал приказ, согласно которому все бывшие офицеры царской армии и чиновники прежней власти обязаны были встать на учет по месту жительства. Этого требовало новое правительство Колчака в Омске. Нарушение приказа каралось арестом. Александр на учет встал, но вынужден был покинуть Усинск и осесть на на заимке, на Бегреде.
Александру вспомнилось, как еще в отпуске и будучи в Севастополе, он листал "Морской альманах" и на глаза попалась статья  под названием "Шалды-Балды-Хан". Так в свое время назвал Колчака, бывший его начальник, командующий Балтийским флотом фон Эссен, назначая его в Петербурге на  эскадренный миноносца "Уссуриец, в шутку называя командир-пашой. А случилось это в 1912 году.
- Да, точно, именно в этом году родился сын Христофор. Тогда фон Эссен и написал "...жалую вас Шалды-Балды-Хан новым званием, поручаю молитвам великого Магомета, да ниспошлет он вам полумесячный оклад в знак моей благосклонности...". Были еще слова, но не запомнились». Запомнились отдельные факты родословной А.В. Колчака, которые в "Военную энциклопедию" заложил еще его отец, генерал-майор В.И. Колчак. По ней биография нынешнего правителя в Омске напрямую имела связь с турецким сераскиром, командующим Хотинской крепостью в XVIII веке Илиасом Калчаком-пашой. В отечественной печати фамилия Калчак впервые упоминалась в оде М.В. Ломоносова и связана она была именно со взятием русскими войсками в 1739 г. главного форпоста Турции — Хотинской крепости.
Александр, ради интереса, заглянул в книгу по истории Крыма и турецких войн, и прочитал: "Его сиятельство генерал-фельдмаршал граф Миних приказал секретарю Неплюеву опросить  Калчак-пашу. Колчака  и его сына майора Мехмет-бея, вывезенных в карете Бирона, представили  при дворе императрице Анне Иоанновне в качестве именитых военнопленных. Реестр пленных турок, отпущенных на родину, согласно манифесту от 8 марта 1740 г., отмечал факт дарения русской императрицей Колчаку «шубы собольей, покрытой белым штофом».
В то время началась колонизация Новороссии, Колчаки оказались в Одессе. Лукьян Колчак, был сотником Бугского казачьего войска во времена императоров Павла и Александра I. Этот сотник Лукьян получил землю в надел в Ананьевском уезде Херсонской губернии... У сотника Лукьяна Колчака было два сына; старший — Иван Лукьянович, унаследовал часть имения, но, продав ее, купил дом в Одессе и поступил на гражданскую службу. У Ивана Лукьяновича было много дочерей и три сына, из которых старший Василий и был отцом адмирала. Начинал генерал-майор службу  с прапорщика, а мать у него, согласно "Новороссийского календаря" Екатерина Авксентьевна, была урожденная Баркарева".
- Что интересно, - отметил по книге Александр, - отец Верховного правителя   во время Крымской войны при обороне Севастополя состоял помощником батарейного командира на Малаховом кургане. «За сожжение огнем  фашин и туров во французской траншее награжден Знаком отличия Военного ордена. В бою на Maлаховом кургане 27-го августа контужен в плечо, ранен в руку и взят в плен». Отец его сражался с французами, а у сына его они  вроде союзников. Турки, французы, а еще японцы. Все это Александру не нравилось. Война походила на раздел с дележом шкуры не убитого медведя.
Контролируя окрестности Белоцарска и северные хожуны Урянхая, красные партизаны распространил воззвание: «Предлагаем удалиться добровольно всем, кто не признает власти Советов, иначе таковые будут выдворяться принудительным порядком… Все жители, признающие власть Советов, пользуются нашим покровительством, их жизнь не будет ничем нарушена… Все население Урянхая в самом непродолжительном времени должно собрать все имеющееся у него оружие… и доставить его в армейский Совет в город Белоцарск».
Для монголов и китайцев роли это не играло. Они перешли границу, что послужило толчком к восстанию урянхов  в Кемчикском хошуне. Восставшие разграбили и сожгли все русские торговые фактории, перебили до шестидесяти мужчин и увели женщин и детей. Казачья сотня и дружинники с трудом смогли их отбить. Уцелевшее русское население,  было эвакуировано на реку Чедан, а затем в поселок Чакул, откуда потом люди разъехались по разным местам.
Из Красноярска поступило сообщение, в котором говорилось о скором прибытии в край казачьей сотни есаула Распопина. На нее возлагалась надежда с наведением порядка
- Александр Христофорович, а сотник Распопин из каких мест будет? - спросила Татьяна, - что-то раньше я такую фамилию не слышала.
- Танюша, это все  Мальцев, помощник Турчанинова инициировал. После переговоров с китайцами на Кемчике, - помнишь, я рассказывал, - он заключил, что никакие переговоры русской власти с урянхайскими нойонами восстановить прежнее положение не могут и для того, чтобы сохранить в крае спокойствие, необходима немедленная присылка сюда казачьей сотни. Отправил в Омск Верховному правителю Колчаку письмо.
- И какой пришел ответ?
- В ответ,  Сибирское правительство, подтвердило русский протекторат над Урянхаем,  восстановило в должности краевого комиссара Турчанинова и  направило в край сотню 3-го Сибирского казачьего полка. Подъесаул Распопин как раз ею и командует.
- А ты в курсе, какое письмо пришло местным властям от правителей Кемчика?
- Нет, и слыхом, не слыхивал. О чем там говориться?
- Вот, пожалуйста, почитай специально принесли для твоего ознакомления из местного комитета.
Александр взял, изрядно измятый желтого цвета листок и начал читать: "Комиссару  Турчанинову 15 числа 2-й луны 1919 года Желтой Овцы. Территория Танну,  Кемчика не должна входить в состав областей автономной Монголии, потому что по смыслу Кяхтинского тройного соглашения к Монголии должна отойти местность, находившаяся в ведении улясутайского цзяньцзюня в пределах до северной границы, каковою у него считалась линия пограничных караулов, находившихся в ведении особых маньчжурских чиновников.
Эта линия была проведена по южному склону хребта Танн-Ола. Для переезда через неё едущие должны были выбрать от цзяньцзюня особое разрешение - билет "галтупяо", и предъявить его маньчжурскому чиновнику  на границе, находящейся южнее хребта Танну-Ола.
Что касается восьми знаков, выставленных на северной границе нашей территории, то они - не пограничные знаки…Из всего вышеизложенного видно, что наша урянхайская земля не включается в состав владений Автономной Монголии. К тому же ни китайцы и ни монголы ранее нами не управляли. Под русское покровительство мы попали по собственному желанию, и никто нас к этому не насиловал.....
Мы, некультурные урянхи, все единодушно приходим по обсуждению создавшегося положения к тому, что единственное спасение для нас в тесном сближении с Россией и ее покровительстве. При этом вполне добровольно заверяем, что ни в каком случае, до потери жизни включительно, мы не будем солидарны с людьми, положившими начало смуте, и не пойдем за ними.
Докладывая о сем, мы уверены, что со стороны учреждений почтенных сановников будет оказано милостивое внимание, и искреннее желание некультурных урянхов находиться по-прежнему под могущественным покровительством России будет уважено».
- Мне кажется, Танюша, это обращение ни что иное, как очередная попытка  Турчанинова и Мальцева сохранить в Урянхае русскую власть, - откинув голову на спинку кресла, как бы задремав, сделал заключение Александр. Вот и подпись Мальцева, что именно он перевел обращение. А чье оно, от кого? Не известно.
- И как ты считаешь. Будет от этого письма прок или нет?
-Письмо правильное.  Весь вопрос в том, кто за письмом стоит и на кого оно рассчитано, -  ведь нынче власти в России меняются каждый день.
И действительно, вскоре красные войска оставили Иркутск и отступили в сторону Верхнеудинска. Власть в Иркутске перешла в руки Сибирского Временного правительства. Иркутским губернским комиссаром назначили эсера Яковлева.
Иннокентия Сафьянова за то что агитировал за ликвидацию  протектората России над Урянхаем, за создание независимого государства Туранская народная республика,  арестовали  и посадили в Красноярскую тюрьму.
Секретарь и помощник  Турчанинова Мальцев накануне посетил нойонов хошунов и сообщил им об учреждении Сибирского временного правительства
- Почтенные и уважаемые правители! - начал он Мне поручено передать вам, что   договора и соглашения с советской властью, которые были вам навязаны, отныне ликвидируются и край вновь находится под защитой России.
- Дарагой, - первым подал голос старый угерн. Что же получается,  власть белого царя возвращается?
- Сибирское правительство это не царь, достопочтенный, но власть твердая и никакого вмешательства во внутренние дела Урянхая со стороны Монголии и Китая без его ведома не потерпит. Вот так. Ну, и при случае, вас защитит.
- Мы бессильны противостоять вмешательству монголов и китайцев, - вмешался нойон Кемчика Буян-Бадыргы, - они рядом, а русское правительство где? Оно, мой уважаемый помощник комиссара,  далеко и ничего не может сделать ни за, ни против, а куда уж нам презренным и слабым. - И потом, какое оно там правительство мы не ведаем, но знаем прав у него  на Урянхайский край нет. Белый царь отрекся от престола, а мы ведь только  к нему обращались за покровительством. Никакого другого  правительства нам не надо.
- Да, да, - поддержали  зашумели другие нойоны, - теперь мы свободны от прежних обязательств.
- Я для этого и прибыл,  чтобы вам, уважаемые правители хошунов, довести, - несколько раздраженно и повышенным голосом заявил Мальцев, - права царя перешли новому правительству России и если Китай и Монголия поставят вопрос о принадлежности Урянхайского края, то вы должны отвечать:   - ведите переговоры с Сибирским временным правительством. А пока пребывание китайцев на Кемчике незаконно и пусть они  немедленно покинут Урянхайский край.
-Передать, передадим, - согласился Буян-Бадырги. Плохо только, что правительство ваше опять Временное.
Комиссар Турчанинов прежде чем направлять в Омск очередной отчет о положении в крае,  подолгу дискутировал со своими сотрудниками. Вопросов было много. Взять, например, установку Омска по самоопределению народностей и представления урянхам  права самобытности и широкого самоуправления.
- Это что же получается? - спрашивал он своих помощников,  - прежний метод издания законов по управлению инородцами должен быть оставлен и заменен новым, я так понимаю?
-Выходит, придется долго согласовывать туземные законы с российскими, - заключил Мальцев.
-Что из этого следует? Из этого следует — до  разработки проекта самоуправления урянхов, нам с вами следует  выяснить те законы и обычаи, по которым они сейчас управляются.
- До нас уже многие этим занимались и установили, что в основе управления урянхов лежит не обычай, а рукописный закон, изданный китайским правительством и действующий в Урянхае с очень незначительными изменениями до сего времени, - пояснил Турчанинову и  прочим присутствующим наиболее опытный Самойлов, бывший помощник Чакирова.
- Выходит недоразумения среди русских и урянхов происходят в силу разности представлений о законе и устранены они могут быть только тогда, когда законы будут согласованы? - поинтересовался  эсер Спорнас.
- Выходит так, - согласился Самойлов. Насколько мне известно, урянхи часто не подозревают даже, что их закон может быть неизвестен русским. В свою очередь и русские, поступая согласно своим законам, идут иногда вразрез с давнишними правилами урянхов и приводят последних в искреннее негодование и изумление своими поступками.
Мне думается, - продолжил Мальцев, - китайское правительство было значительно дальновиднее нашего. Оно предоставляло родовым начальникам права, присвоенные им обычаем, и никогда не стремилось к их  умалению. Несмотря на то, что управляло законами значительно более суровыми, чем русские.
- Теперь же мы перевели родовых начальников на положение старост, оказавшихся  в  подчинении  полицейских приставов и исправников. Для них, я так понимаю, это слишком резко и чувствительно. Отсюда и недовольства. Господа, это положение следует исправлять или есть другие мнения, - всматриваясь в лица, спросил Турчанинов.
-Я согласен, надо исправлять, но порох, как говорится, надо держать сухим, - предупредил казачий атаман Железновский. Сил у нас маловато. Не мешало бы  их пополнить.
 -Пополнить  надо, да некем. Нынче все против нас. Убежден, что  нойоны от своих амбиций все же откажутся Жизнь заставит инородцев снова примкнуть к России. Нам же надо пойти им навстречу, уважить их права и сохранить известную долю их преимуществ. Культура, образование и просвещение. - вот, господа,  наши основные рычаги движения в развитии края, - закончил Турчанинов.



Глава четырнадцатая


«Погон английский, табак японский, правитель омский»



С началом белого движения Чакиров неоднократно вызывали в Красноярск, приходили телеграммы, а он, по причине очередной беременности Татьяны, не ехал. И только после того, как 21 ноября 1918 года родилась дочь Вера, а роды Александр принимал сам, он был вынужден в начале 1919 года оставить семью. В Красноярске его назначили на должность уполномоченного Омского министерства снабжения и продовольствия по Енисейской губернии.
- Против партизан военные действия ведут два фронта: Северный и Южный, -  пояснил Александру представитель округа. Северным командует генерал-майор Красильников. Железная дорога от г. Ачинска до г. Канска охраняется силами чехословацкой дивизии под командой генерала Прхала и его начальника штаба майора Квапил. От г. Канска до ст. Зима дорога под румынскими частями полковника Кадленца. Южный фронт вам вероятно известен.
 -Да, я в курсе: дивизия генерала Розанова, полк Сибирских стрелков, отряды казаков Бологова и капитана Юреня.
- Все верно господин Чакиров, только вы забыли про отдельные артиллерийские подразделения. Они тоже находятся на нашем обеспечении. Всего наберется около тридцати тысяч штыков. Всех нужно кормить, поить и одевать. Эта ваша первейшая задача. Вторая, и не менее важная, - организация поставок в Омск.  Мы рассчитываем на ваши связи в Урянхайском крае, богатый нужной нам продукцией.
Доводя обстановку, молоденький, недавно прибывший из ставки офицер совсем забыл представиться и упомянуть речную Енисейскую флотилию с ее пароходами «Енисей» и «Ангара» и несколькими военными катерами. А также конный дивизион местных татар, прибывший на плотах по Енисею в подчинение генерал-лейтенанта Розанова.
С командующим речной флотилией, капитаном 2-го ранга Покровским Александр познакомился, при получении грузов, приходящих на плотах по Енисею. Тогда и узнал, что именно ему впервые удалось, в обход енисейских порогов, перетащить катера по суше, и доставить их в столицу Урянхайского края г. Белоцарск.
После тихого Усинска Александру пришлось окунуться в обстановку анархии, напоминавшую взбудораженный Харбин 1905 года. Хождение по городу было сопряжено с большим риском. Никто не был уверен, кем он остановлен для проверки документов: законным патрулем или красными партизанами. Поджигание складов и магазинов,  обрыв телефонных проводов и многие другие виды саботажа происходили буквально каждые сутки. Свет в домах не зажигался или окна завешивались темной материей, иначе ручная граната бросалась на свет в квартиры. Приходилось ходить по улицам ночью, держа в кармане заряженный браунинг.  Начальник милиции Василий Коротков не успевал докладывать о возрастающем большевистском подполье.
Ходил-бродил Александр по улицам и вспоминал своего коллегу Владимира Антоновича Александровича, который, как никак, до Усинска исполнял должность городского полицмейстера и с задачей наведения порядка справлялся. Где он сейчас? 
-А ведь он был и в Минусинске? - задумался Александр. Похоже уже после Красноярска. Да, в Минусинске он был уже надворным советником и состоял окружным исправником, возглавляя полицейское управление. Не исключено, что именно он общался с известным ныне на всю Россию Ульяновым-Лениным, когда он в 1897- 1900 годах находился в ссылке в Шушенском.
 Вспомнилась и своя служба на полицейском поприще в Мукдене. Разве можно забыть 18 сентября, когда войска вошли в город, когда его приказом по Южно-Маньчжурскому отряду № 42 назначили военным полицмейстером  Императорской части города.
- Вот не было печали, - тогда возмущался он, - отвечать за целый район, да еще императорский. Глаз да глаз нужен, чтобы  уберечь от всякой напасти, бандиты кругом гуляют, да и свой брат военный может набезобразничать.
Помнилось как в Мукдене внедрялся опыт, ранее используемый в Инкоу, где для сохранения общественного порядка накануне создали отряд полиции из 75 стрелков, назначили четырех околоточных надзирателей, подчинявшихся штатскому полицмейстеру, вначале штабс-капитану Пересвет-Солтану, занявшему позднее должность правителя канцелярии градоначальника Инкоу, а затем поручику Стравинскому. Мер оказалось недостаточно и Стравинский, за счет местных купцов и в помощь себе, создал местную милицию. Состояла она из 200 пеших и 30 конных охранников, вооруженных старым китайским оружием. Режим ввели строгий, - запрещалось передвижение по городу с 9 вечера до рассвета.
         Перед глазами центральная площадь города Мукдена. На ней в день тезоименитства государя войска гарнизона. После команды «на молитву, шапки долой» прошел молебен. Солдаты  веселы и бодры, не хватало, как они говорили, только квашеной капусты. По случаю праздника  начальник Мукденского отряда,  военный комиссар подполковник Квецинский с секретарем штабс-капитаном Блонским нанесли  местному китайскому главе «цзяньцзюню» визит вежливости.
Теперь ни государя, ни порядка, ни вежливости. Нынче, уже и не полицией, а народной милицией руководит поручик Василий Коротков. Фронт, контузия и вот тебе служба в милиции. Правда, успел отсидеть в тюрьме за отказ преследовать бывшего офицера. Нет худа без добра. Там в тюрьме он и познакомился со своим будущим соратником  Вацлавом Седзик. Благословил их на новое поприще начальник гарнизона Гудилов, теперь порядок всецело зависел от них. Но что можно сделать за  несколько месяцев после ухода большевиков?
Встречаться с Коротковым не приходилось, но от  эсера Колосова, приближенного к командующему военного округа Зеневичу, слышал о нем такую характеристику: «Человек жестокий, физически очень сильный. Готовый на всякое преступление. Очень опасный по натуре. Просто разбойник».
Проверкой на прочность новой милиции стали успешные дела по жестоким убийствам Бадурова и Басилая. Милиция вышла на след грабителей и убийц. Похвально разобралась  и с бандитским ограблением почтовой конторы. За эти и прочие успехи  получили отсрочку от службы в армии инспектор городского уголовного розыска Аркадий Литц и помощник инспектора Карл Штейнарт.
Милиционеры носили военную форму и погоны с зелеными просветами со звездочками вдоль погон. Рядовые, как положено, имели нашивки. Где они, эти нашивки? Персонала не хватало. Александру было известно, что на весь Усинский край приходилось всего 12 милиционеров. Тяжело доставалось местному начальнику Голубятникову, с которого не раз пытались сорвать погоны. А все потому, что  все требовали, а помощи  - никакой: лошадей нет, довольствие мизерное. Сам  Голубятников имел в месяц 300 рублей и почти все их тратил на прокорм лошади. Жалованье подчиненных чинов оставляло желать лучшего.
Новая работа, новые заботы. Должность уполномоченного, которая ранее касалась только продовольствия, нынче переиначили на «продовольствия и снабжения». Наверху, то есть в Омске, одно министерство сократили, а внизу — в губерниях и уездах дел у прежних исполнителей прибавилось  в два раза, а то и в три.
 В функции входило снабжение населения и армии продуктами, товарами первой необходимости, проведение законов о хлебной и сахарной монополии, посевных и уборочных мероприятий в губернии и уездах. Структура конторы: отделы (распорядительный, хлебный, товарный, по учету сельско-продовольственных долгов, заготовки скота, поверочной комиссии на железнодорожных станциях, хозяйственный, бухгалтерия).
Много времени уходило на связь с подчиненными структурами в уездах, подготовку документов-распоряжений. Опять же отчеты, статистические сведения о количестве продовольственного запасов, скота, мануфактуры, об отпускных ценах на продукты и предметы первой необходимости. Тут тебе еще переписка с административными, военными, финансовыми органами, милицией, частными лицами. Лично приходилось проверять книгу счетов, ведомости, вести учет личного состава и заработной платы.
Постановления, приказы, циркуляры поступали с Омска регулярно. Поступали они из министерства, а то и за подписью самого Верховного правителя Колчака.
Помогал наработанный опыт в Главном штабе тыла Маньчжурских армий в Харбине, кое что подсказал старый знакомый Леонид Смирнов, которого Александр сменил и знал его еще ранее, как губернского чиновника. Приходилось  с ним общаться  и решать вопросы по золотодобыче и переселенцам.
Про Смирнова много чего рассказывали. Уроженец Енисейской губернии Леонид Васильевич окончил юридический факультет Московского университета, поступил на службу в Департамент полиции МВД,  состоял крестьянским начальником в Иркутской и Енисейской губерниях, исправлял должности горного исправника и податного инспектора.  По совету управляющего канцелярией Иркутского генерал-губернаторства Гондатти решил попытать служебного счастья в столице. Но карьера в различных департаментах и управлениях не задалась и он вернулся в родные края. До этого, надо отметить, он пытался  решить свои карьерные вопросы через Григория Распутина. Смирнов бывал у него, обращался письменно лично   и через фрейлину Анну Вырубову.
Увы, укрепиться не успел. В 1917 году Россия стала другой. Леонид вернулся в Красноярск и был назначен уполномоченным по снабжению Енисейской губернии, уже при Колчаке. После отставки работал в музеях Красноярска и Минусинска, написал несколько брошюр по орнитологии, сдал в Красноярский городской музей довольно интересную коллекцию предметов быта. По музеям Александр не ходил, были другие заботы. Приходилось мотаться по районам заготовок.
Удаляться на несколько верст от железной дороги, чтобы организовать подвоз продуктов и товаров, было совершенно невозможно. Даже небольшие отряды попадали в засаду красных и несли потери. По этой причине, транспортировка войск, вооружения, снабжения и продовольствия входила в число главнейших задача губернской власти, во главе которой стоял представитель Колчака, генерал-лейтенант Розанов.
- Как вам, уже известно, у вашего предшественника Леонида Смирнова возник конфликт с местным  Военно-промышленным комитетом, - начал на первой аудиенции Розанов. - Местные предприниматели пожаловались на него в Омск, Верховному правителю. Председатель Центрального ВПК Двинаренко ходатайствовал снять Смирнова с должности, что я и сделал.
- Ситуация мне предельно известна, необходимые инструкции от министра Зефирова и сменившего его Неклютина, я получил.
- Вот и замечательно! Действуйте энергично, не оборачиваясь на суждения со стороны. Главное результат.
Со временем Александр освоился, положение его стало  устойчивым, и к нему выехала Татьяна с младшими Верой и Любой, и старшими Таней и Сашей. Первые были еще маленькими и требовали ухода, а Таня и Саша нуждались в обучении. В Красноярске такая возможность имелась. Там же состоялось и венчание Александра и Татьяны.
К переезду в Красноярск были и другие причины. Урянхай превратился в место постоянных стычек различных банд и отрядов, непонятно кого защищавших Страдало, прежде всего,  местное население.  С участием китайцев, монголов, урянхов и всяких оставшихся в лесах белых и красных действовали банды  полковника Михайлова; Мелидича в районе Баенгола;  неизвестная за белых или за красных - в районе поселка Тарлык. По долине реки Ус разбойничала группа под началом Шмакова; в районе реки Тесуль - Сидельниковцы, в  Захребетинском районе страх наводили остатки отряда Шеронова.
Иннокентий Сафьянов, будучи представителем советов, пытался организовать сопротивление наступающим с юга белым. Силы были неравные и пришлось оставить Атамановку. Для поддержки Сафьянова в Урянхай зашли партизаны Романова. Вели бой у поселка Тарлык с неизвестной группой военных, захвативших с собой председателя сельского Совета и, отобрав у крестьян несколько лошадей.
Накануне отряд под командой бывшего юриста Шманова  разграбил поселок Туран. Шманов призывал жителей к борьбе под флагом Учредительного собрания, отряд имел свое название: "Первый добровольческий отряд армии спасения России". При отступлении спасатели захватили все имущество телеграфа и 34 фунта серебра, принадлежащего Центральной закупочной комиссии.
Для борьбы с  бандитами в Усинской волости был образован  9-й участок Минусинской уездной милиции, начальником которого назначили Сажина Василия Павловича, к нему  определили двух милиционеров: одного по селу Верхне-Усинскому и второго по деревне Нижне-Усинское. А что два человека могли сделать!
Дома Александру приходилось бывать редко. Командующий военным округом генерал Зеневич часто вызывал его с докладами по  результатам заготовок и вариантам доставки различных грузов на фронт. Вместе докладывали уполномоченному по краю Колчаком Розанову, телеграфировали в Омск о сроках поставок и предложения по противодействию  шайкам партизан.
На этот счет имелись четкие указания. Отдельным приказом Розанова предписывалось:  «При занятии селений, захваченных ранее разбойниками, требовать выдачи их главарей и вожаков; если этого не произойдет, а достоверные сведения о наличии таковых имеются, – расстреливать десятого. На население, явно или тайно помогающее разбойникам, должно смотреть, как на врагов, и расправляться беспощадно, а их имуществом возмещать убытки, причиненные военными действиями той части населения, которая стоит на стороне правительства».
Во втором параграфе приказа говорилось: «Селения, население которых встретит правительственные войска с оружием, – сжигать; взрослое мужское население расстреливать поголовно; имущество, лошадей, повозки, хлеб и т. д. отбирать в пользу казны.»
Такие инструкции Александра несколько смущали. Дело в том, что до генерала Розанова так действовали только хунхузы на Дальнем Востоке и в Забайкалье, с которым он в свое время воевал. А до хунхузов так вели себя только варвары во главе с каким-нибудь Атиллой.  Генерал Розанов пошел дальше и решил поголовно истреблять своих соплеменников, если только они тайно или явно выражали хотя бы сочувствие «разбойникам». 
Помимо перечисленных мер, предписывалось  брать контрибуции с лиц, хотя бы косвенно помогающих советам; затем такие же денежные контрибуции, но за круговой порукой, взыскивались с крестьян, если они по собственному почину не доносили правительственным отрядам об известном им местонахождении противника.
Жесткие меры не помогали. И весной подошли дополнительные инструкции  адмирала Колчака с комментариями командующего Иркутским военным округом генерала Артемьева:
 «В населенных пунктах надлежит организовать самоохрану из надежных жителей.  Требовать, чтобы  местные власти сами арестовывали, уничтожали агитаторов и смутьянов.  За укрывательство большевиков, пропагандистов и шаек должна быть беспощадная расправа, которую не производить только в случае, если о появлении этих лиц (шаек) в населенных пунктах было своевременно сообщено ближайшей воинской части, а также о времени ухода этой шайки и направлении ее движения было своевременно доложено войскам. В противном случае на всю деревню налагать денежный штраф, руководителей деревни предавать военно-полевому суду за укрывательство.....» 
Расстрелами и порками усмирение не ограничивалось, после них начинались еще грабежи. Крестьяне и без того сильно страдали, так как при сожжении их деревень гибло много имущества, гибли также люди, старики и старухи, не успевшие уйти, сгорело много хлеба, наконец, рабочий скот. Как в этих условиях можно было обеспечивать снабжение войск, одному Богу было известно. Александр только вздыхал, но ничего не мог поделать
Мешали снабжению и другие причины. Фронт и тыл были поражены «сибиреязвенной» атаманщиной - проявлением белового большевизма». Никто не хотел подчиняться, все стремились командовать. По этому поводу Александр, и его сослуживцы вспоминали истории противостояний: Порт-Артурского коменданта Смирнова со Стесселем; Гриппенберга с Куропаткиным; Субботича с адмиралом Алексеевым;  начальника Заамурского пограничного округа Мартынова с  генералом Хорватом и массу других случаев, где вместо откровенного и правдивого доклада шли разные подвохи, молчаливое собирание невыгодных для противной стороны фактов, злорадство над чужими ошибками.
 Все это, по мнению офицеров, являлось проявлением старого режима, всего уклада жизни, государственной и военной службы, которые не принимали  сильных и самобытных людей и безжалостно равняли их под общий ранжир, а при сопротивлении забивали в общий уровень палкой.
Размышляя о положении дел, Александр проводил параллели с Харбином 1904-1905 годов. Тогда также присутствовало формальное исполнение служебных обязанностей, апатия, среди военных большой балласт. И такие явления, как разброд, вялость, бесцветность и никчемность всяческих концепций и программ. Всяк хватался за соломинку.
 Хотелось очищения и внедрения железной системы энергичного и добросовестного исполнения. Увы,  одиночные меры слабых властей не помогали. На верху продолжали сеять мелочь, ее же и пожинали.
 Ни с того, ни с сего ему объявили строгое предупреждение за то что принял на службу еврея.
-А как без него, - возмущался Александр, если он специалист своего дела. Дурацкими принципами не пообедаешь, для того, чтобы дело крутилось и люди такие нужны: хваткие и деловые. А Омск взял и причислил евреев  к большевикам. Еще себе врагов нашли. Кому как не мне знать их еще по Крыму. Они же при интересе горы свернут. Вспомнилась караимская молитва: «Творец наш, Создатель, Бог отцов наших! Прости нам прегрешения, дай нам силы творить добро, сохранить наши обычаи, язык, доставшиеся нам от древних времен. Аминь!».
-Нет, контрразведка только и мечтает раскрывать заговоры, - продолжал он разговаривать сам с собою. Чистая фикция, лишь бы дело сфабриковать. Всех подряд мажут  грязью. 
С какого времени это, интересно, началось? Может с ордынских ханов, которые стравливали князей и приучали их изживать друг друга. Лучше бы контролеры разбирались с втиранием очков. Число ртов, показываемое в войсковой отчетности, как правило, превосходило приблизительно вдвое действительное их наличие. Заготовлять приходилось более чем в прок, а ведь это деньги и не малые. Очень уж у многих выдублены шкуры и вылужены совести....Тянут осточертевшую лямку, потому что за это платят, тянут куда хуже, чем делали прежде, ибо нажим требовательности как-то обмяк, да и настоящего контроля стало меньше. Нет царя и урядника, вера в Бога улетучилась, кругом эсеры со своей демократией и правами.
Выезжая в командировки, Александр старался отвлечься от суеты и выспаться, дать отдохнуть нервам.  «Подальше, подальше от Красноярска, где машут бумажным мечем», - говаривал он себе.
При штабах и отделах стали болтаться стайки разных балбесов, сплетников, флиртующих дам и даже девиц. Это все от стремления пристроить своих чад к теплым и денежным местам.  Выиграет ли от этого служба и дело, которому мы себя посвятили, многих уже не интересовало.
Вот и  причины поражений белых сил. Одна из них, это то, что люди выросшие в атмосфере собраний, речей и прочих словесных турниров, мало способны действовать практически. Пустобрехи по завораживанию толпы. Главное для них,  - сорвать аплодисменты и вынести желательную резолюцию и чтобы она обязательно была против властей на местах, делать ей разные подвохи. Воевать и обороняться они не желают, отступают потоком на восток. Кругом серые и безликие лица.  А ведь на стороне красных тысячи бывших офицеров, царских чиновников, военных врачей. Из них много дворян. Возникал вопрос, почему они встали в ряды красных? Значит считали это дело правым.
Белая власть рушилась. Одна из причин провалов — любовь к дутым и ложным донесениям. Это старая наша болезнь, приобретенная еще в Маньчжурии  во время Боксерского восстания и Русско-японскую войну, когда на этом создавались карьеры, ныне превратилась в удушающую опухоль. Все врут и фабрикуют, - возмущался вновь и вновь Александр.  Желательное выдается за действительное. Мало тех, кто удержится от того, чтобы не прислониться к источнику наград и повышений.
 Страна рушиться, а тут лишь бы обогатиться. Получается, Россию продали. Уже всем было понятно, что основная причина отступления не Красная Армия, не искусство ее вождей, а профессиональная неграмотность, а подчас и предательство. Как и другие Александр возмущался желтоносыми и честолюбивыми  генералами, погубившими тысячи бойцов, ради своих нелепых планов и союзников.
 А что союзники? Вся Европа ждет ни дождется ослабления России,  зачем ей возрождение империи. От Антона Деникина, союзники уже отказались. По их мнению, он, по сравнению с Колчаком держится более правых взглядов. И правильно делает. Адмирал же наивный мечтатель-патриот, не зря говорят, благими намерениями дорога в ад выслана
Сейчас родина висит на волоске. А тут, кто куда, а удалый на печь. Классическая ситуация по Крылову: лебедь, рак и щука - каждый  местный атаман, вождь, а то и союзник, вроде чехов,  тянет на себя, а на деле развал реальной власти. Повторялась извечная сказка о голом короле. Авторитет власти подорван, кругом заговор и воровство.
Это плохо. От этого постоянные метания и славянская неустойчивость, попадания в зависимость под варягов, татар и немцев.  Дошло до того, что во время Великой войны с немцами, председателем Совета министров России был назначен Штюрмер. Получалось, что Николай  больше боялся своих, чем немцев. Вот и результат..
Проявлением «старого» режима, который незаметно перешел в «новый», явилась и трагическая смерть старого знакомого по Маньчжурии Мищенко. Сибирские казаки, с которыми он служил, и которые его любили за храбрость поведали Александру,  как это случилось. Мищенко последнее время жил на родине в Дагестане, в Темирханшуре. Когда пришла группа из рабочих и солдат обыскивать дом, он, не вынеся хамства и оскорблений разнузданного «гегемона», при погонах и наградах застрелился.
Вышло так, что генерал не подошел ни под старый и ни под новый ранжир, и потому был забит на смерть. А ведь какой был герой, вспоминал Александр. В старом полевом чемоданчике в Усинске сохранились вырезки статей о нем корреспондента и участника японской войны Апушкина. Одно из них гласило: «Мужество, с которым он стоял открыто, во весь рост под ужасным огнем, сразившим возле него сотника Симонова, поручика Молодченко, разорванного снарядом хорунжего Петрова и нескольких казаков из конвоя, очаровывала всех нас, подчиняло себе и изумляло. Уцелеть ему – казалось чудом».
 -Вот и не уцелел. И погиб не от японской шимозы, а от своей пули, - проговорил про себя Александр.
 От пули своих ушел из жизни и бывший начальнике в Харбине, полковник Андрей Ивановиче Кияшко. Под его началом Александр служил в канцелярии штаба, дня не проходило, чтобы не встречались. Сколько лет прошло? Более десяти. Я застрял в Енисейской губернии, а он прошагал от начальника канцелярии штаба тыла в Харбине до военного губернатора Забайкальской области. Слышал про него и во время войны, Временным правительством был назначен начальником Семиреческой области, наказным казачьим атаманом. И вот погиб, в Ташкенте, якобы убит солдатами охраны - бывшими политкаторжанами из Забайкалья, которые имели на него зуб..
Тучи вокруг Кияшко ходили и ранее. Долетали до Усинска полицейские слухи о его шатком положении в Забайкалье. Получалось, он как бы сменил на губернском посту своего бывшего начальника в Харбине генерала Надарова. В отличие от него, у Кияшко присутствовала излишняя прямолинейность и твердость по отношению к инакомыслящим.  Эсеры за это невзлюбили Андрея Ивановича и неоднократно совершали на него покушения. 
На очередном докладе Зиневич поинтересовался мнением Чакирова о целесообразности организации личной встречи духовного лидера Урянхая Камбы –ламы Лопсан Чамзы с адмиралом Колчаком. Дело в том, что от него в Омск поступило соответствующее письмо, в котором он просил у Омского правительства поддержки и покровительства.
- Положение в Урянхае, ваше превосходительство,  сложное, а власть слабая. Если к этому прибавить происки Китая и Монголии, то можно сделать однозначный вывод – Лопсан Чамзы нужно поддержать. Как ни как, мы получаем из Урянхая необходимые поставки, и этот край следует сохранить от смуты любой ценой.
 - Да, я хотел вас спросить. Вы слышали о судьбе Мищенко? - неожиданно  поинтересовался  Зеневич.
-  Да, дошла ужасная новость и до меня. Никак не могу опомниться. Ведь мы были с ним близко знакомы по Маньчжурии. Он был моим, если можно сказать, крестным отцом. С его напутствием я поступил в училище и воевал на сопках Маньчжурии. Потому  постоянно следил за действиями 31-го корпуса, которым он командовал во время Великой войны. Наслышан был, что его в 1917 году уволили, как не признавшего режим без монарха. Жаль. Какой души был человек!
- Трагедии, сплошные трагедии, Александр Христофорович. Вот, говорят и генерала Ренненкампфа расстреляли в Таганроге. Каждый день печальные новости, а сколько их еще впереди! Это, как господне наказание за наши грехи.
- Что тут скажешь, жизнь каждому определяет свой срок. Не стало и генерала Алексеева, скончался  в Екатеринодаре.
- Я слышал, что его прах перевезен в православную Сербию, и он захоронен на Новом кладбище в сербской столице.  Думал ли он, что вот так закончится его жизнь, - тяжело вздохнул Зиневич? Ну, ничего, Бог даст, обойдется, - генерал повернулся к окну и тем самым дал понять Александру, что разговор окончен.
Из кабинета генерала он вышел с мыслью, что Бог ничего не даст, и он отвернулся от России. Белое движение рушилось и никто ни Алексеев, ни Деникин, ни Корнилов и Колчак, истинные защитники матушки России, не смогли противостоять большевизму. Значит дело не в лицах, а  в массах,  которые сейчас против отжившего режима, дискредитировавшего себя. Взял Колчак и под давлением иностранных, в кавычках друзей, подписал акт об отторжении от России Прибалтики, Финляндии и части Украины. Это как понять? Тот же Петлюра взял и напал на войска Деникина. А тут еще всякие иностранные помощники из бывших военнопленных.
В марте 1919 года в Красноярск вошла чехословацкая дивизия во главе с полковником Прхала. Это та, которая стерегла сибирскую магистраль.  Торжественная встреча. На Новобазарной площади – весь цвет иностранного командования: начальник военного района генерал Шарпантье, начальник чехословацкой дивизии полковник Прхала, начальник штаба дивизии майор Квапило, начальник гарнизона чеховских войск майор Палацкий, командир 10-го чехословацкого полка майор Бадгора, начальник штаба итальянских войск полковник барон Фассини Камосси. Рядом с ними американцы, англичане, французы. К ним скромно примостился  командир 8-й Сибирской стрелковой дивизии генерал Афанасьев.
Командовал парадом генерал Шарпантье. Принимал парад, естественно, генерал Розанов. В заключение войска прошли церемониальным маршем. В честь чехов было провозглашено громкое «ура!». Став хозяевами положения они по-хозяйски потеснили ранее расквартированных, вольготно устроились в военном городке,  и во всех добротных каменных особняках губернского города. Бывшие военнопленные, сдавшиеся русской армии во время Великой войны, полюбили комфорт!
  После «походов» по партизанским деревням добыча была богатой: из закромов  чехи прихватили крестьянский хлеб, реквизировали лошадей, скот, свиней. Не брезговали русским салом. Сундуки набиты награбленным крестьянским добром… После лёгких «прогулок» по селам и деревням чехи устраивали себе пышные праздники: на столах изобилие – жареная свеженина, сало с яйцами, масло и, конечно, знаменитая русская водка. Сибирь – богатая страна! Жить можно, тем более в тылу, подальше от Восточного фронта, где наступает грозная Красная Армия.
  - Проблемы наши все оттого, что Россия привыкла быть под иностранцем - под татарином, фрязином, немцем, и в последнее время мы под чехом, а большевики под евреем. – Вам так не кажется? – как-то спросил Александра сослуживец Рындин, отставной офицер 30–го Сибирского стрелкового полка.
- Очень может быть. Что касается немцев, то они мне еще в реальном училище крупно насолили, но я хочу сказать другое. Вот если большевизм доберется до Китая, то он там найдет благоприятную почву и весь мир содрогнется: и чехи и французы, а про немцев я уже не говорю. Поверьте мне, Китай  принесет огромные потрясения.  Китайское хунхузничество — это своего рода большевистский протест. Протест против  социального и экономического неравенства.
В Красноярске распространялись слухи по поводу офицеров царской армии, перешедших на сторону  большевиков. В числе наиболее часто упоминаемых был
Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич.
 - Александр Христофорович, он же ваш, алексеевец, - поспешил сообщить помощник Сергей Махтин, - про него мне все известно. Вместе воевали на Северо-Западном фронте. Он командовал штабом.  С Февральской революцией обиженный царской семьёй, в чем дело там, я уже не помню, он одним из первых генералов объявил о своей лояльности Временному правительству. При Керенском Бонч-Бруевич занимал должность начальника Псковского гарнизона, где находился штаб Северного фронта, затем некоторое время командовал Северным фронтом, и, наконец, был назначен начальником Могилёвского гарнизона
 - А что случилось после, - спросил Чакиров.
 - После стал первым генералом, перешедшим на сторону большевиков, и в этом не было ничего удивительного. Кроме того, что Бонч-Бруевич обиделся на весь старый строй, он ещё имел  родного брата  большевика, по слухам приближенного к большевистскому вождю Ленину. Именно поэтому сразу стал при их главкоме прапорщике Крыленко, начальником штаба войск. Представляете, генерал при прапорщике Крыленко! Он в красном штабе не один. Есть у него и помощники: генерал  Лукирский и полковник Бесядовский, его сослуживцы по прежним местам службы.
- Лукирский, Лукирский, - вспоминал Александр. это не тот Лукирский, под председательством которого  в 1915 году, в Варшаве проходило заседание военного суда по делу полковника  Мясоедова, числящегося по армейской кавалерии и обвинявшегося в шпионаже в пользу германского генерального штаба.
- Тот самый, Александр Христофорович. Приговор  однозначен: "Смертная казнь через повешение". Его повесили во дворе варшавской тюрьмы. Два жандармских унтера дотащили сорокадевятилетнего полковника до виселицы, накинули петлю, и один из них выбил лавку из-под ног осужденного. А на следующий день все газеты империи сообщили читателям, что виновный в поражении наших войск в восточной Пруссии и Галиции повешен. Либеральная общественность облегченно вздохнула.
 - Вздохнула, говорите. Интересно, какую найдут причину поражению белого дела. На кого придется сваливать случившиеся. Царственной семьи уже нет. Кто следующий пойдет под расстрел? Кого повесят?
 Как-то возвращаясь со службы, Александр повстречался с местным ученым-исследователем Тугариновым. Хотел спросить про дела, про здоровье, а он новость — умер  коллега в Белоцарске Александр Петрович Ермолаев, 5 июня хоронили. Заразился сыпняком, когда ехал в поезде. Вспоминали как в 1917 году его, представителя партии эсеров,  избрали председателем Урянхайского краевого временного комитета. Стал первым руководителем после царского комиссара Григорьева. Правда, недолго в председателях продержался. Власти часто менялись: Самойлов, Мальцев а сейчас вот Турчанинов.
- Может и к лучшему, что к своему делу вернулся. Жалко только, что мало успел, - посочувствовал Александр.
- Такие люди редки, а как человек науки,  он прямо-таки был бесценным, - отметил Тугаринов. Во время похорон вспоминал наши с  ним совместные пути хождения в 1909 году по Чулыму и в 1913 году на озере Шира. Жаль и еще раз жаль, ведь смерть застала его на 32 году жизни, когда многое было еще впереди
- Какие у вас планы, Александр Яковлевич? - поинтересовался Чакиров.
- Хотел на пароходе плыть в Минусинск, чтобы оттуда махнуть в Урянхай. Да вот эти события задержали, Мария Алексеевна Ермолаева, супруга Александра, просила кое в чем помочь. Время, сами знаете. Разруха. Самим жить трудно, а тут еще странные итальянцы. Борются  на Манских подступах с партизанами, а в городе у них штаб в так называемых теперь итальянских казармах.
Мимо прошла их колонна. Все налегке, с ишаками, везущими на седле какие-то маленькие орудия, вроде игрушечных. Одеты в серо-голубоватые по пояс крылатки, с короткими же, видимо, карабинами под ними. В городе их можно было встретить где угодно.. Гуляют и посвистывают где нибудь на углу улицы серенады, цель которых разнежить сибирских сеньор.
В это время урянхайские послы с секретарем Самойловым прибыли в Омск. На приеме речь шла о поддержке и защите Урянхая от разных мятежников, которые разоряют землю. Краю была предоставлена широкая автономия. В планах было создание сейма во главе с председателем, Чулган- даргой. По сути, сейм был съездом глав хожуунов – нойонов. В инструкции комиссару по делам Урянхайского края Турчанинову говорилось, что туземное население должно управляться на основе существующих обычаев и местного права. Правители хожуунов и отдельных сумонов должны утверждаться центральным правительством по предложению комиссара. Их заместители – тусалакчи и цзахирокчи – должны утверждаться Иркутским губернатором. 
Колчак издал Указ, которым Лопсан Чамзы назначался верховным духовным руководителем Тувы. Его наградили орденом «Святой Анны» 2-ой степени. На нужды желтой религии было обещано выделить 20 тысяч серебром, а духовному лидеру подарили личный легковой автомобиль и моторную лодку. Выполнить обещанное не удалось, так как белое движение пошло вспять на Восток.
Накануне Верховный Правитель и Верховный Главнокомандующий  издал приказ, Александру он запомнился, под номером  «три двойки», в котором сообщалось о снятии с должности командующего Восточным фронтом генерала-лейтенанта Дитерихса и назначении на его место генерал-лейтенанта Сахарова. Но для Александра главным был параграф № 5, в котором сообщалось о переводе Министерства Снабжения со всеми его органами и служащими в состояние военной службы. Омск в начале ноября 1919 года перевели на осадное положение. На осадном положении оказывался и Александр.
В Урянхай Лопсану Чамзы возвращаться было нельзя, там шли бои. Проездом на восток он остановился в  Иркутске и нанес официальный визит первому помощнику управляющего губернией А. П. Церерину, бывшему комиссару Урянхайского края. О чем они беседовали осталось тайной. Только уже в  январе 1920 года, когда началось разоружение колчаковских частей и арестовали  находившихся в городе министров прежнего правительства, тогда же управляющий губернией А. П. Церерин сложил свои полномочия. Власть перешла к неизвестному Политцентру.
Положение дел в Красноярске становилось катастрофическим. Александру приходилось сутками следить за ходом закупки продовольствия и, прежде всего хлеба. Весь заготовленный хлеб и фураж принимался на учет и сдавался по ценам не выше установленных Общесибирским продовольственным бюро для каждого района Сибири отдельно.  На этот счет имелись и предельно четкие инструкции. В Собрании Узаконений №3 Временного Сибирского Правительства пояснялось: "К закупке хлеба, фуража, скота, мясных продуктов, масла допускаются общественные организации и частные фирмы, но под условием  предварительной регистрации в органах Министерства продовольствия. Покупку у производителей осуществлять по вольным ценам. Закупщики могут приобретать продукты дешевле и дороже, в зависимости от местных условий».
Тем не менее, Министерство продовольствия устанавливало предельные цены, обязательные только для сдачи продуктов казне. Получалось так, что скупщики могли компенсировать  вольные цены  путем  продажи на сторону, а казна - выпуская на рынок свои запасы.
Вся эта система представляла собой искусственное смешение начал свободной торговли с государственным вмешательством, признавая, при этом, преимущество свободной торговли. На деле процветала спекуляция и откровенный грабеж.
- Дорогой, - побеспокоила Александра Татьяна, - хочу тебя огорчить, цены на рынке возросли в 20 раз.
- Что тут скажешь Танюша. Положение дел по всем линиям усугубляется. Урожайность в губернии снизилась наполовину, а поголовье скота за время войны сократилось на 200 тысяч голов. Выросли всевозможные налоги, появились дополнительные чрезвычайные наложения и повинности, а также реквизиции и конфискации Спекулянты греют руки.
-  Что же будет?
- Хорошего ждать не приходиться. Голодающим начали раздавать земли для выращивания овощей, вся надежды на свободные промыслы.
 - А как же с жильем? Квартирная плата возросла до 4 руб. 50 копеек за сажень. Придется съезжать на другое место, на эту квартиру средств нам не хватит.
 Омское правительство стремилось исправить складывающееся положение. Но все блага съедали разложение и коррупция. Как только Александр приступил к исполнению должности, были арестованы контрразведкой за злоупотребления два уполномоченных министерства продовольствия и снабжения на Урале. Накануне было даже возбуждено следствие, а затем и суд по делу самого министра продовольствия и снабжения Зефирова по обвинению в заключении убыточных для казны сделок по закупке импортного чая.
Особенно велики были злоупотребления на железных дорогах. Однажды бесследно исчез в дороге целый маршрутный поезд с хлебом. В другой раз на Пермской железной дороге пропал в пути вагон гвоздей. Порой исчезали целые эшелоны с обмундированием для армии. А в мае того же года в Омске за крупную контрабанду на железной дороге были расстреляны 9 человек во главе с одним интендантским капитаном. Позднее был расстрелян военно-полевым судом за воровство крупный интендантский чин из штаба 3-й  армии. Наконец, в августе 1919 года был предан суду по обвинению в укрывательстве коррупции главный начальник военных сообщений генерал Касаткин, приговоренный к полугодовой отсидке в крепости.
В большинстве случаев преступления оставались нераскрытыми. Те, которые раскрывались, доходили до суда крайне медленно, в отличие от дел о большевиках и других врагах режима.
Хаос событий, больше военного характера, понудил Татьяну с детьми осенью 1919 года  вернуться через  Минусинск домой на Бегреду. Кругом шли бои.  Ачинск, по слухам походил на обороняющуюся крепость, и следовало быстрее добраться до Минусинска.
В Минусинске остановились у тетки Марии Кобозовой. Старый просторный дом всех приютил и обогрел. Для Тани все кругом близкое и знакомое. Кажется, недавно за этим столом маленькая девочка корпела над гимназическими заданиями. Десять с небольшим лет, и вот она мама шестерых детей. Кругом гражданская война, души людей ожесточились до предела, злость и ненависть выплескивается градом пуль.
- Как же с этим мы справимся? Как там один Александр Христофорович?- хлопотала Мария.
 - Разуверился  народ, тетенька, ни во что и никому не верит. Натворили люди тысячу бед, а теперь сами их и напугались, бегут в разные стороны, как от пожара. А ведь пожар уже кругом занялся. Так все и сгорим.
 - Ну что ты моя девонька! – причитая от горя, прикрылась платком совсем постаревшая тетка. Разве такое возможно? Бог такого не допустит, и мы обязательно сдюжим. Вот они еще, какие маленькие, вся надежда только на нас, на тебя. Я то уже стара стала, болезни замучили, а тебе крест нести. Не одна ты, семья у тебя, мал, мала меньше. Верушке ведь только год исполнился, вот и верь. Не зря она родилась, это знак такой, что все образуется. Родители помогут, брат Павлик уже на ногах. Добрые люди всегда найдутся и поддержат. В Урянхае вроде потише, тебя там знают и уважают. Ведь ты у туземцев нойон-курья - жена начальника.
Долго говорили тетка с племянницей, успокаивала,  прикрываясь от страха верой, надеждой и любовью. На следующий день проводила родных в новый и дальний путь, положив в дорогу нужные припасы.
Спустя месяц, перевалив через снежные Саяны, много раз перейдя горные  реки Буйба и Ус,  партизаны Кравченко и Щетинкина, уходя от преследуемых белогвардейцами,  вступили в село Усинск
Очевидец вспоминал: «Вошли в Верхнеусинское, большое, богатое село с покрытыми железом крышами домов. Все население, около тысячи человек, собралось на площади перед церковью. С иконами и хоругвями они молча встречали нас и особенно командира нашего Кравченко, окруженного 200 всадниками. Он не постеснялся принял участие в молебне и поцеловал  крест в руках у священника. В селе провели три дня. Можно было и более, но наш брат распустился, дисциплина падала.. Пришлось возвращаться в тайгу, где соблазнов поменьше».
Отдохнув, армия двинулась дальше на юг. Это случилось 13 июля. К тому времени в ее четырех полках было около 4 000 бойцов. Перед уходом из Усинского края партизаны угнали много скота и лошадей. Специально для этого был создан сводный эскадрон, во главе которого стали Жалнерчик и член армейского Совета Белоконь. Они занимались сбором материальных ценностей – красное командование не было уверено, что сможет удержаться в Урянхае. Поэтому армия должна была быть готова к переходу через Монголию, на соединение с войсками красного Ташкента.
Партизаны двинулись через Туран и Уюк к Белоцарску. На пути были Сафьяновские и Сухорословские экономии, мараловодческие заимки. Степь да курганы, рыжий ковыль да бурые камни – такой пейзаж продолжался до степных деревушек Туран и Уюк, растянувшихся  вдоль речушек. Когда пришли на Енисей, к партизанам со всех сторон бежали люди и не по-русски приветствовали их.
- Мен-де! Мен-де! Это были урянхи. Началось изъятие оружия, лошадей, продовольствия и прочего, что представляло ценность. Не минуло это и заимки Бегреда.
- Где глава семьи? – спрашивали щетинкинцы, - где пограничный начальник  и местный феодал Чакиров?
 - Где ж ему быть, - с дрожью отвечала Татьяна, - в отставке он давно, в Красноярске на гражданской службе.  Партизаны никаким объяснениям не поверили, сделав вывод, что Чакиров скрывается, а может, вместе с белыми бежал в Китай или в Монголию. Забрали все запасы хлеба и кормов, прихватив с собой столовые серебреные ложки. Их можно было спрятать, но никто по наивности и не подумал, что этим может закончиться.  Еще ранее бежал в Монголию и угнал с собой стадо коней китаец Ваня. Правда, несколько позже, когда обстановка несколько успокоилась, он появился и привел одного коня. Сказалась все же вера. Как ни как, служил Александру Чакирову многие годы и по документам был окрещен 15 мая 1918 года.
Сведущие люди утверждали, что китаец Ваня не самолично исчез и угнал коней, а по сговору, в том числе с табунщиком Андрея Сафьянова, который, будучи в здравии, разводил коней и имел большое стадо. Боялись экспроприации и потому решили схоронить живность до лучших времен у соседей. Не  получилось — когда стадо коней выгнали на Енисей, лед провалился
В Вехнеусинском остался Манский полк, он должен был прикрывать входы в тайгу. После ухода из села штаба армии партизаны полка распоясались – занялись грабежом и мародерством. За что чуть не поплатились жизнью. Подошедший отряд есаула Бологова перехватил дорогу в Урянхай. Манскому полку пришлось пробираться к своим горными тропами. На скалах и в ущельях партизаны оставили почти все свои пожитки и награбленные трофеи.
Добравшись до Турана, Манский полк вновь наткнулся на белых Бологова, от которых недавно бежал, так партизаны были обессилены. В Туране должен был стоять Канский полк с командармом Александром Кравченко, однако при подходе белых Кравченко поспешил ретироваться. Брошенные на произвол судьбы манцы вновь были вынуждены спасаться в тайге.
В это время китайское правительство опубликовало декларацию об отправке в Сибирь войск для помощи союзникам. Под предлогом защиты от большевизма, оказания покровительства своим торговцам и защиты «желтой религии» в Урянхай вошел китайский вооруженный отряд в полторы сотни человек под командованием Ян Шичао и монгольский отряд в составе 300 человек под руководством Хатан Батора Максаржава. Монголы арестовали священника отца Виктора, учителя Леошина, Григория Кукузе, Степана Петрова и других русских крестьян и увезли их в Тоджинский монастырь.   С целью выдворения непрошеных гостей, с одной стороны вмешалась сотня есаула Распопина и подходящие казаки Бологого, с другой красные партизаны.
Китайцы и монголы были вынуждены отступить, а белые в бою в местечке Шивэй, о котором так долго Чакиров и Сафьянов беседовали с ученым Грум-Гржимайло, потерпели поражение от партизан.
Окончательное поражение белых случилось под Белоцарском. Они заняли город, но тут же после жесткого боя оставили, - не успели укрепиться и вынуждены были бежать, переправляясь в панике через Енисей.
В числе сбежавших был и полицейский инспектор края Александр Днепров. В своем рапорте в полицейский департамент Днепров написал:  «… Посланные войска на защиту  этой страны забыли о присяге. Ни бдительности, ни боевой готовности – полный развал».
Трагически закончилась жизнь дворянина, эсера, Николая Михайловича Черневича, который еще в 1903 г. основал на левом берегу Малого Енисея первое русское хозяйство. Отряд партизана Галямова захватил его контору в Нижне-Никольском и потребовал сдать золото. За неподчинение его пытали, отрезали нос и уши, а потом на кладбище зарубили саблей и тут же закопали. Местные его звали «Кальчан-Орс» «Лысый русский». В карманах он всегда носил конфеты, которыми одаривал тувинских ребятишек. Вдобавок ко всему, он был известен находкой в 1912 году на реке Чинге нескольких метеоритов, которые самолично отвез в Санкт-Петербург.
Раненый под Белоцарском есаул Бологов, уходя с отрядом казаков, в том числе с Усинской полуротой, злобствовал в Уюке.  Позже родственница Акулина рассказывала Татьяне: «Меня с ребятишками посадили в подвал. Мы слышали, как казаки шомполами били крестьян. Многих забили насмерть. Хотели и с нами расправиться, открывали крышку подвала, стреляли и матерно ругались. Не успели нас убить, пришлось им бежать от партизан. Во дворе после них осталась виселица и вся семья Малышевых на ней от мала, до велика. Самому малому робятенку было два года».
Последний, утвержденный Колчаком, комиссар края Турчанинов вместе с небольшим отрядом казаков отступал к Тодже, на Иркутск. В Саянах произошел конфликт между комиссаром и казаками. Они потребовали выплаты жалования. Казаки решили, что кожаный чемодан, что был у Турчанинова, полон денег. Ночью комиссара зарезали. Случилось это 30 июля в верховье реки Подпорожной В чемодане оказались вовсе не деньги, а документы, семейные фотографии, рисунки, письма и тетради, в которых Турчанинов писал о будущем Тувы. Самое примечательное, что идеи Турчанинова не слишком отличались от мыслей, перешедшего на сторону большевиков, Иннокентия Сафьянова.
По другим данным деньги у комиссара все же имелись, при обыске задержанных 22 августа 1919 года в селе Григорьевка  казаков Токмакова и Потанина было обнаружено и изъято около сорок тысяч рублей.
В это время партизанская армия уже собиралась уходить из занятого Белоцарска, в сторону Минусинска она выступила 4 сентября. Партизаны взбодрились победой, окрепли и решили ранее разработанный план ухода от белых через Монголию в красный Ташкент отставить и взять Минусинск.
После ухода партизан Щетинкина и остатков белых, на Усинский край начались набеги монгол и урянхов. В Нижнеусинском монголами и урянхами было вырезано несколько семей. Но при попытке сунуться в Верхнеусинское, они получили достойный отпор. Командир  партизанского отряда Квитный устроил засаду – неприятеля встретили пулеметы. Был убит начальник монгольского отряда Балдан-Максыр и два его адъютанта. Их тела сбросили в Ус. В панике монголы бросились бежать и остановились только в десяти километрах от места боя с повстанцами. Партизаны надеялись на подкрепление за счет жителей сел. Они считали, что села могут дать до 500 хорошо вооруженных бойцов. Однако крестьяне, прежде всего зажиточные, отказались идти навстречу красным. Они сумели убедить сход, что за пришельцами стоят Монголия и Китай, а ссориться с ними чревато полным разорением сел. К монголами была послана мирная делегация. Новый начальник монгольского отряда выдвинул жесткие условия: полная сдача оружия, выдача тех кто убил и  трупов убитых. Только после этого мог начаться диалог.
Трупы монголов из реки доставала сотня рыбаков, убийцы выданы не были. Отказались усинцы и от сдачи винтовок. Однако и монголы поменяли свои требования, -  согласились на  пять пудов муки сеянки с каждого двора. Пришлось отдать.
10 ноября 1919 года Колчак оставил Омск. Красные пришли через четыре дня. С падением Омска восстали чехи и на поезде Гайды подняли бело-зеленый флаг с красной диагональю посередине, предложили новое правительство: Якушева, Краковецкого и Марковского. Лозунг момента - передача всей власти Советам. Даже было намерение договориться с большевиками. С офицеров во Владивостоке срывали погоны. Мятеж подавили, Гайду задержали, трое членов нового правительства скрылись у американцев..
24 декабря 1919 года вспыхнуло восстание в Иркутске. Началось оно на левом берегу Ангары в предместье Глазково у вокзала. Мост через Ангару был сорван, а сама река все не замерзала. Город оказался отрезанным от внешнего мира. Восстали два батальона 53-го полка и гарнизон станицы Батарейной. В городе начались аресты. За всем стояли эсеры, а во главе их  Павел Михайлов, бывший министра внешних дел Сибирского правительства. Начальник гарнизона города генерал Сычев поддержал офицеров и солдат. К восстанию стали примыкать и большевики.
Глафира писала: «Вечером город погружается во тьму. Электричество не дают, за прекращением подачи угля, известный тебе «Модерн» превратился в каземат. Невыносимый холод, повсюду солдаты. Обязанности коменданта принял на себя генерал Потапов. На улицах расклеены объявления о падении ненавистной власти Колчака и о принятии ее каким-то Политическим центром. Атаманы Семенов, Калмыков, генерал Розанов и адмирал Колчак объявлены врагами народа. Всем распоряжаются чехи...Думаю Сашенька не уехать ли нам в Харбин. Самое время как только Надин закончит учиться. Напиши что ты думаешь об этом».
Думать  и писать было некогда. К Ачинску подошли красные. Первыми ворвались войска тридцатой, двадцать седьмой и тридцать пятой дивизий Азина, шедшие по следам Колчака. У сел Трифоново и Новоселово красные партизаны Щетинкина одолели 3-ю Сибирскую стрелковую бригаду, прикрывавшую Красноярск с юга. Командир бригады и командующий Минусинским фронтом  генерал-майор Барановский погиб. Дорога в тыл отходящих  армий Восточного фронта оказалась открытой. В эти же дни в Красноярск прибыли поезда  Колчака. Адмирал созвал совещание и отдал распоряжения о восстановлении Минусинского фронта, назначив генерала Гулидова командующим. Да, так случилось, что именно ему, давнишнему знакомому Чакирова по Владивостоку и Ачинску, пришлось принимать последний бой.
Власть в Красноярске таяла на глазах. Повсеместно работала агентура эсеров, разлагающая военное единство изнутри. В Томске действовали Зеленский и Габрилович; в Красноярске конформистом оказался сам генерал Бронислав Зиневич, начальник 1-й дивизии Пепеляев. В Иркутске главным закоперщиком против Колчака выступил штабс-капитан Калашников, бывший начальник осведомительного отдела при штабе Сибирской армии. Эсеры пропагандировали "демократический мир».
Среди солдат брожение. Созданный в Красноярске Комитет общественного правопорядка, устойчивости власти не прибавил. Бронислав Зиневич отдал приказ о передаче земству всей полноты власти. По всей губернии полетели телеграммы за подписью генерала и начальника его штаба Турбина с воззванием к населению: «Граждане Красноярска, Енисейской губернии, крестьяне, рабочие, интеллигентные труженики и общественные организации. Я вступил в командование в Енисейской губернии в трудные дни общественного развала, призываю вас к дружной совместной работе....."..
- Складно глаголит, - заметил Сергей Махтин, помощник Чакирова, - и о светлых идеалах и о борьбе за счастье народа. Будет ли только Учредительное собрание, за которое он ратует, выразителем воли всего народа? Народ у нас большой и совсем разный, кто знает, что ему надо. Взять тех же абаканских татар  и урянхов. Попробуй найти с ними общий язык. Что из этого следует? Из этого следует, что не надо все вопросы сваливать в кучу и решать скопом из Красноярска или из Москвы. С каждым народом нужны свои слова, свое понимание. А тут одна эсеровская трескотня о свободе и счастье для всего народа.....
 - Зиневич нашел понимание у части офицерства 1-й армии Пепеляева, - добавил Чакиров. Я встречался с одним ее представителем. По его мнению, Зиневич уже сдал всю власть земству и работает с ним в полном контакте. Полная поддержка общественности и кооперации. - В армии — прекрасное настроение, – заметил он мне. У Колчака же шатание, распри и борьба за власть, многие хотят стать сибирскими Бонапартами, а это крах.
- И там крах и здесь крах, - уточнил Махов. Так и хочется вспомнить смутное время на Руси, а то и распри удельных князей, что допустили нашествие монголов. Грызутся и не ведают, что творят. Говорят, Зиневич уже отправил письма Колчаку, генералу Розанову и атаману Семенову, в котором обвинил их в лживых лозунгах, громких фразах и обмане русского народа и армии. Правда это или нет? - поинтересовался Сергей.
- Не скажу, знаю только, что Зиневич носится с идеей создания буферного демократического государства – «прекрасной Сибири», с границами от Ачинска до Владивостока. О подобном плане я где-то читал, когда решалась судьба Урянхая. Тогда кое кто в кабинетах министерства внутренних дел предлагал пригласить китайцев для освоения сибирского края.
- Китайцы освоят и Луну, но там же и останутся. С ними надо  ухо держать востро, я сними сталкивался. Они же на наши земли претендуют. Прав я или нет, Александр Христофорович?
 -Не то что претендуют, Урянхай считают своим. Еще в начале года комиссия русского населения региона сообщила в Минусинский уездный совет, что фактически край разделен на две части: монгольскую и китайскую. И китайцы травят русское население, науськивая на них урянхов, а сами остаются в стороне.
 В Красноярске вспыхнул солдатский мятеж. Генерал Зиневич, пытаясь снять напряжение,  говорил с трибуны о своем демократическом происхождении, ответственном моменте, убеждал солдат поверить ему. Тысячная толпа 31-го Сибирского стрелкового полка угрюмо молчала. Лишь несколько возгласов «Верим!» раздалось из рядов, но быстро потонули в солдатском ропоте.
- Вы мне не верите, – поразился Зиневич и вновь выступил с убеждениями. Безуспешно.
Как только в город вошли партизаны, вспыхнуло восстание. Оно началось  с митинга на Старобазарной площади с участием солдат. Когда все части построились на площади фронтом к Большой улице, большевик  Яковлев заявил, что берет их под свое командование. Тут же было заявлено о передаче всей полноты власти революционному комитету. Одним из первых был захвачен штаб Зиневича, что располагался  рядом с площадью, в доме № 16. Генерала арестовали, арестовали его офицеров и сотрудников, в число которых попал и Чакиров.
К городу подходил Каппель. Красные не знали, что делать с массами пленных, больными и ранеными солдатами. Спешно сортировали – отделяли генералов и офицеров от рядовых бойцов. Последних разоружали и отправляли на все четыре стороны. Возиться с серошинельной массой не было никакого желания. Толпы людей брели на запад от Красноярска – в родные места: на Урал, на Волгу, Западную Сибирь, без документов,  без продовольствия, денег и теплых вещей. Многие умирали в дороге от тифа, другие становились жертвами партизан.
Назначенный временным губернским военным комиссаром Ануфриев приказал всех задержанных после регистрации сосредоточить в военном городке. Начался учет трофейного имущества, лиц, его укрывающих, ждали арест и революционный трибунал.
 В это время подошел чешский эшелон. В классных вагонах освещены были все окна, оттуда доносились пение, женский смех: чехи встречали Рождество!
Бог правду видит, хоть и не скоро скажет, – вспомнил Александр русскую поговорку. На ум пришла и другая: «Отольются волку овечьи слёзки», достанется этим чехам за предательство и за кошмар, который они создали  на нашей Родине.
 Появилось свободное время и он написал Татьяне письмо: «Дорогая Танюша и мои родные дети! Сообщаю о своем относительном по нынешним временам благополучии. Главное я жив и здоров. Всех задержанных, а я в их числе,  разделили по категориям. Я попал в третью, самую смирную, так как советской власти никакого ущерба не нанес и никого жизни не лишил. Известно, человек я гражданский и уже больной. Здоровых и злостных до конца войны определили в концлагеря. Привлекают на строительство и хозяйственные работы. Как бывшего офицера занесли в список резерва Красной Армии. Вызывали в ЧК, проводили проверку. Военный комиссар губернии Перенсон и  начальник ЧК Янис Банкович порекомендовали написать рапорт, вернуться на службу. Желание у меня есть и таких много. Недавно убыли группы в Петроград, Вологду, Саратов и на Южный фронт. Мне же рекомендовано ехать в Москву через Омск. Условия пока сносные, содержат в доме Гадаловых, я тебе его показывал......».
Через день, а случилось это 5 июля, Александр написал просьбу помощнику Главнокомандующего Вооруженными силами, где изложил ходатайство  принять его в Красную Армию на нестроевую службу. Это решение помог принять, как ни странно,  генерал Попов Виктор Лукич, который в уже  далеком 1907 году принимал и инструктировал его в Иркутске перед дорогой в Усинск. Он оказался в числе задержанных красными и уже перешел на службу в РККА.
Про его дела Александр был наслышан. После урянхайских событий  Попов участвовал в войне с германцами. Командовал, и весьма успешно 55-м Сибирским стрелковым полком, за что был награжден Георгиевским оружием, был начальником штабов 14-й Сибирской стрелковой дивизии и 13-го армейского корпуса. После командовал 182-й пехотной дивизией, состоял при штабах Двинского и Петроградского военных округов. Дослужился до поста генерал-квартирмейстера штаба Западно-Сибирской отдельной  армии.
В сентябре 1918 года уволился от службы из-за болезни. Вновь стал под ружье с зачислением на службу в войска Колчака, был выбран Войсковым атаман Енисейского казачества и назначен главным начальником, чуть ли не губернатором, Усинско-Урянхайского края. Можно сказать, вернулся в свои родные и изученные места. Точнее сказать, хотел вернуться, но был захвачен партизанами. И вот перешел на службу к красным.
- Я ведь из казацкого сословия, сами знаете. Александр Христофорович. Вот меня и выбрали в Минусинске на 6-м Чрезвычайном съезде казаков атаманом войска, - поделился новостями на первой встрече в Красноярске  Виктор Попов.
- А что с бывшим атаманом Тялшинским случилось?
- Официально отправили на учебу в Академию генерального штаба
 - Ну что же. Вам и карты в руки. У вас академия уже позади.
- Наверное, слышали, Александр Христофорович,  как в Урянхае действовали мои войска? – спросил е Виктор Лукич.
- Слышал, слышал, Виктор Лукич. С урянхами у вас получалось лучше, чем со своими.
- Бросьте  Александр Христофорович так говорить. Люди мы хоть и православные, но военные. Опять же присяга и все такое прочее. Теперь понятно, что наше дело рухнуло, но жизнь продолжается и родине служить надо.
 -Я тоже так думаю. Вот решился продолжить службу, может,  еще на что сгожусь. 
 Просьба Чакирова попала на стол нужных людей, тут еще старый знакомый помог – Иннокентий Севастьянов, ныне представитель Советов. Он и раньше отличался революционными мыслями, потому как рос вместе с политкаторжанами и имел такого учителя как этнограф Феликс Кон, близкого к Ленину.  Выйдя на свободу, Иннокентий узнал о судьбе бывшего Усинского начальника и дал ему характеристику защитника бедных и обездоленных аратов Урянхая. Защитником бедных Александр себя не считал,  но то, что всегда старался быть справедливым и поступать по божески, как его учили родители  и отец  Порфирий в Свято-Никольской церкви в Карасубазаре,   это было правдой.
Решению  Александра служить новой власти, способствовал  призыв «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились». Его неоднократно прелюдно зачитывали: «В этот критический, исторический момент  нашей народной жизни, мы ваши старшие товарищи, обращаемся к вашим чувствам, любви и преданности к Родине и взываем с настоятельной просьбой забыть все обиды, кто бы и где бы их вам ни нанес, и добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную Армию на фронт или в тыл, куда бы правительство Советской Рабоче-крестьянской России вас ни назначило, и служить там не за страх, а за совесть, дабы своей честной службой, ни жалея жизни, отстоять, во что бы то ни стало, дорогую нашу Россию и не допустить ее расхищения, ибо в последнем случае она безвозвратно может пропасть и тогда наши потомки будут нас справедливо обвинять за то, что мы из-за эгоистических чувств классовой борьбы не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли свой русский народ и забыли матушку – Россию».
  Многие на  призыв откликнулись, и в их числе русские полководцы Зайончковский, Поливанов, Цуриков, о которых  ранее распространялись слухи, что они замучены в большевистских  застенках. Особенно обнадеживало Александра упоминание в их числе бывшего Верховного Главнокомандующего русской армии Алексея Алексеевича Брусилова.
Просьба Чакирова, для уяснения личности автора письма, была направлена из Москвы в Омскую Губчека, и сам он для разбирательства был туда этапирован.
Иннокентий Сафьянов к тому времени прибыл из  Красноярска в Урянхай. Там уже, от имени РСФСР, с представителями оккупационных отрядов Китая и Монголии вел переговоры уполномоченный Кашников. В его делегацию входили: начальник гарнизона села Усинского Рутес, председатель Усинского волосного ревкома Суслов, представитель Центросоюза Мозгалевский, председатель Комиссии по делам русских в Монголии Старков, а также представитель русско-монгольской продэкспедиции Скобеев. От Китая участвовал комиссар Ян Шичао; от Монголии князь Жамсаран, чиновники Лувсандаш-мэйрин и Нарийнорхи-залан, а также переводчик-секретарь Лувсаносор.
На переговорах обсуждались вопросы о мерах по обеспечению правопорядка в Урянхае как нейтральной зоне, налаживании в нем торговли, соблюдении интересов русского и тувинского населения. Китайский комиссар не имел принципиальных возражений против предложений Кашникова. Однако в условиях наплыва  белогвардейцев в  Монголию, верить в искренность заверений Ян Шичао было трудно.
Парадокс ситуации заключался в том, что урянхи тяготели к Монголии, а Монголия, находясь в лапах Китая, держала курс на Россию. Создалась, таким образом, запутанная обстановка. В этих условиях Кашников поддержал идею Сафьянова о возможности создания самостоятельного тувинского государства, что навсегда сняло бы пресловутый Урянхайский вопрос.
Из Омска Александр писал: «Дорогая Танюша, милые мои дети, папа ваш жив, здоров и чувствует себя хорошо. До этого было плохо, переболел тифом и пролежал в местном лазарете 17 суток.  Дело мое рассмотрено положительно. В ходе уяснения   моих данных подтверждено, что за мной нет грехов. Завтра выезжаю в Москву для решения вопроса поступления на службу. Скучаю и надеюсь на скорую встречу. Александр.
P.S. Не ожидал встретить здесь красноярского эсера Евгения Колосова, сподручного генерала Зиневича. Еще в феврале его сняли в в Омске с поезда Красноярск- Москва. Он ехал в столицу с целью ведения переговоров с Красной армией об образовании Восточно-Сибирского буферного государства. И вот вместо Москвы  Омская тюрьма. Познакомились. Он из семьи потомственных дворян Нерчинска Забайкальской области, имеет три курса Санкт-Петербургского университета. Меня спрашивали про него. Что знал рассказал, и то что он не участвовал в расстреле большевиков, тоже......».
Почему Чакирова направили в Москву? В Омске на этот счет имелись четкие инструкции, которые опирались на специальное Постановление Реввоенсовета по привлечению белых офицеров от 8 апреля 1920 года. Согласно ему, указанные офицеры подразделялись на пять групп: 1) офицеры-поляки, 2) генералы и офицеры Генштаба, 3) контрразведчики и полицейские чины, 4) кадровые обер-офицеры и офицеры из студентов, учителей и духовенства, а также юнкера, 5) офицеры военного времени, за исключением студентов, учителей и духовенства. Группы 1 и 4-ю надлежало отправлять в определенные приказом концлагеря для дальнейшего просмотра, причем за поляками рекомендовалось соблюдать «особо строжайший надзор». Пятую группу надлежало подвергнуть строгой фильтрации на месте и затем направить: «лояльных» — в трудармии, остальных — в места заключения для пленных первой и четвертой групп. Вторую и третью группы следовало направлять под конвоем в Москву в Особый отдел ВЧК. Телеграмма была подписана заместителем председателя ВЧК Вячеславом Менжинским, членом РВСР  Курским и управляющим делами Особого отдела ВЧК Ягодой. Александр попал в третью группу и надеялся на благополучный исход дела. 
Вместе с ним попал и товарищ министра снабжения правительства Колчака Молодых Иннокентий, про которого он домой не написал.  Александр знал его заочно, и вот представилась возможность пообщаться на разборе дел в Омске. Этапировали их друг за другом.  Сближал Иркутск, откуда он был родом, торговые дела, приверженность общественным делам
- Был заводчиком, пытался совершенствовать экономику в Сибири, и вот все коту под хвост, обидно, - горевал Иннокентий.
- Да, радоваться нашему  положению не приходится, - соглашался Александр. - А может это к лучшему, как говорят в Китае.
- О чем это вы?- спросил Молодых.
- Есть у них такая притча. Однажды у бедного крестьянина убежала в степь лошадь. Узнав о несчастье зашел сосед  и высказал свое отношение к случившемуся.
- А может это к лучшему ответил ему приятель. И точно, прошло два дня и кобыла вернулась, да не одна, а с жеребцом.
- Ты как в воду смотрел, - обрадовался сосед,- как сказал, так и случилось.
- А может это к худшему, возразил в этот раз приятель.
- И снова предчувствие сработало. Сын решил объездить жеребца, свалился и поломал руки и ноги.
- Тут уж не просто несчастье, а самая настоящая беда. И снова крестьянин за свое:
- А может это к лучшему.
- Какое к лучшему, - возмущался сосед, - сын калекой, можно сказать остался, а он к лучшему.
- А тут война, всех молодых забрали и больше их никто не видел. А руки и ноги сына крестьянина поправились, кости срослись, тут тебе и работник, и наследник. Вот и думай после этого, что к лучшему, а что к худшему.
- Притча это хорошо, даже занимательно, - согласился Молодых, - да не про нас с вами. Мы попали в число тех, кого на войну забрали и кто не вернулся.
       На известном процессе членов колчаковского правительства Молодых осудили на принудительные работы сроком на 10 лет. Вплоть до осени он работал на тюремном огороде, а потом заболел и провел на больничной койке почти полгода. В июне 1921 - го его отправили агрономом в колонию при совхозе, расположенную в 20 верстах от Омска. К тому времени Иннокентий почти потерял зрение и чувствовал себя неважно, но крупные хозяйственники в городе не забывали, каким хорошим специалистом он был когда-то.
Из колонии ему помог выбраться земляк, занимавший тогда должность председателя губисполкома. Он устроил Иннокентия Александровича на должность заведующего отделом технического производства при губернском Совете народного хозяйства.
В июле 1922 года Молодых вторично арестовали. И снова допросы, непонятные обвинения. Бывшего гласного и еще семерых человек, проходящих с ним по одному делу, пытались уличить в контрреволюционной деятельности в составе организации «Промышленники». Однако, как позже напишут следователи, обвинение оказалось «не вполне доказанным", его тогда реабилитировали. Это будет спустя два года. А что сейчас?
Сейчас перед глазами Александра родная сердцу Москва. Пока доберешься от вокзала до нужного адреса, ноги протянешь. На улицах оживленное движение. На углу Театральной площади и Охотного ряда — импровизированный базар. Стоят женщины с бидонами молока, мужчины с небольшими корзинками овощей или картофеля, какой-то парень громко предлагает сливочное масло, другой торгует махоркой.
- Не плохо бы подкрепиться, да  и закурить не мешало бы, - размечтался Александр, и тут же себя одернул, - шагай давай, не расслабляйся.
Не центр столицы, а настоящая ярмарка: в одном месте из граммофона доносится популярная песенка пролетарского поэта Демьяна Бедного, в другом китайский иллюзионист собрал вокруг себя толпу зевак и показывает незамысловатые фокусы. 
-И тут китайцы, - удивился Александр.
Кругом рекламы и объявления. В Большом театре идет VIII Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов. Утверждают государственный план электрификации России (ГОЭЛРО).
Вот и предписанное учреждение. Вроде, дошел Александр до места, но доложиться, как положено не  пришлось. Болезнь его скрутила окончательно и он оказался на больничной койке. В то время болели и умирали многие. На Красной площади похоронили умершего в Москве от тифа председателя Коммунистической партии США Джона Рида и члена ЦК РКП(б) Инессу Арманд, скончавшуюся на Северном Кавказе от холеры.
Никто в столице, конечно, не ведал, что далеком Туране прошел X съезд трудящихся русской колонии в Урянхае. Форум принял решение о восстановлении советской власти в русских поселках. Там же была обозначена официальная позиция Кремля по отношению к Туве. Прибывший в край уполномоченный Сибирского революционного комитета РСФСР Иннокентий Сафьянов заявил: «В настоящее время Советское правительство считает Урянхай, как и прежде, самостоятельным и никаких видов на него не имеет».
На события в Урянхайском крае серьезное влияние оказывало то, что происходило в Монголии. Китай ликвидировал ее автономию, введя в Ургу свои войска. В октябре 1920 года в пределы Внешней Монголии вступила Азиатская дивизия барона  Унгерн фон Штернберга и взяла Ургу, изгнав китайские части. Ханом Великой Монголии был объявлен богдо-гэгэн, а командующим войсками Урянхая - атаман, полковник  Казанцев, имевший около двух тысяч кавалеристов.
В этих условиях Кремль принял решение о вводе контингента войск в Урянхайский край.  Вошли 352-й и 440-й полки РККА. Их политинструкторы сразу занялись  организацией революционных комитетов. Стоит отметить, что в самом Урянхае в это время действовал отряд корнета Шмакова. Он пытался захватить поселок Туран, однако был разбит. Чуть позже Шмаков сделал налет на село Верхнеусинское. Он хотел разоружить отряд пограничной охраны и захватить Сафьянова и командира отряда Романова, однако атака была отбита. Белым пришлось бежать.
Белые бежали и в Крыму. Как раз в это время мимо Карасубазара шли войска Врангеля. Шли терские казаки и бойцы Махно. Говорят, что атаман прокатился по городу на единственном экипаже, который сохранился после войны 1914 года и заменял в городе скорую помощь.
Александру написала сестра Вера: «Когда я в последний раз была  дома через Карасубазар шли и шли войска. Я еще не знала, что это войска генерала Врангеля, уходившие из Крыма. Впереди гарцевали на взмыленных конях казаки, проплыл матерчатый транспарант, укрепленный на повозке: "Бей жидов, спасай Россию!" И тут же:  "Всех жидов   не перебьешь и Россию не спасешь!", представляешь что тут творится. А местные караимы и есть эти самые жиды. Все попрятались, улицы обезлюдели....».
«А помнишь в Карасубазаре был дед по  прозвище Чопур, - продолжала она. -   С татарского, если ты  не забыл, означает нищий. Теперь его все тут называют доктором и он ездит на экипаже. Воевал, в плену был, а теперь вот доктором стал. На самом деле сапожник, а зовут доктором. Забавно.....
«Врангелевцы ушли, а вслед за ними пришел батька Махно, обманувший барона, которому обещал верно служить, а потом уж пришли к нам красные».
Красные теперь везде. Чакиров тоже решил стать красным, но болезнь, возникшая от голода и антисанитарии  в поездах, стала главной причиной последующей трагедии – Александра не стало 16 августа 1920 года.
Из свидетельства о смерти Первого коммунистического госпиталя, следовало, что Александр Чакиров был  похоронен на Лефортовском кладбище. Получалось, что путь его закончился рядом с училищем, где началась его военная служба. Круг замкнулся.
В это время провозгласили Танну-Тувинскую Народную Республику, и на политической карте Азии появилось еще одно суверенное государство.  Хурал новой республики принял Конституцию Республики Танну - Тува. В годовщину смерти Александра - 16 августа 1921 г. Всетувинский Учредительный Хурал решил вопрос о концессиях, предоставив право гражданам  Русской колонии осуществлять  разработку полезных ископаемых, вести лесные, рыбные и звериные промыслы на территории республики. Свершилось то, о чем так долго ратовал Иннокентий Сафьянов.
Однако успеха Иннокентий не почувствовал, потому, как  попал в опалу. Теперь на него накинулись свои партийцы, в частности, лидер большевиков Борис Шумяцкий из Иркутска, и Сафьянова, как бывшего представителя буржуазии, исключили из партии и лишили представительства Коминтерна в Туве. Вместо него прибыл Фальский. Он долгое время не мог наладить взаимоотношений ни с республиканским правительством, ни с тувинским населением. По всем волнующим их вопросам, тувинцы по-прежнему обращались к Cафьянову, просили его помощи и советов. Он направлял тувинцев к Фальскому, но они не шли к нему, говоря:
- Фальский новый человек, он народ наш не знает, за него всё делает его заместитель Павел Медведев, а  Медведев говорит много, а результатов от этого никаких нет!
Это сказывалось на поведении монголов и китайцев. Однажды в Верхне-Усинском случился конфликт. Местный волостной Совет изъял у китайца, приказчика Сергея Вазнера коня, опознанного жителем села Порфирием Ивановичем Ведеринковым, и  выдал о том ему расписку. Бумагу эту торговец взял, а спустя несколько дней вернулся  в сопровождении двух соплеменников потребовал вернуть коня. Получив отказ,  один из незваных гостей без всякого предупреждений выстрелил в упор в председателя Совета Цепелева и убил его наповал. Еще одного члена Совета — секретаря Бакулина — китайцы связали и увезли в Туву. В Туве у китайцев было свое начальство, да еще стоял военный отряд. Земляки из Поднебесной осмелели и начали свой характер показывать. Самое время отомстить за «прошлые обиды» и запугать русских обидчиков.

          

         

             Глава пятнадцатая


  Опала жизнь,
               Как парашютный купол,
              Судьба по нас проехалась,
               Как плуг…
               Слезинки падают в тарелку супа,
              И ложку поднесешь ко рту не вдруг.
               
Ю. Друнина

С тех пор как не стало Александра, вся  жизнь Татьяны  была отдана детям. Жизнь на заимке Бегреда держалась на волоске. Достатка не было. В соседнем с заимкой одноименном поселке имелись зажиточные хозяйства, и мальчики, что были постарше, нанимались на поденные работы. Бабушка Прасковья верила в бога и постоянно предсказывала конец света - наступления века огненных машин. По характеру требовательная она всем находила работу и не давала хоть на минуту передохнуть.
Однажды Люба дважды ходила за водой на Енисей. Бабушке показалось, что воду  внучка принесла не с быстринки чистую, а мутную из залива. Внучка пошла второй раз и принесла действительно из залива. Бабушка похвалила ее и сказала: «Вот на этот раз совсем другое дело». 
 - Вы что, пострелята, - частенько она покрикивала на Сашу и Христю, - опять скот не прибрав, убежали рыбалить на Енисей. Хватит вам ноги в холодном буруне морозить вы ведь теперь за главных работников. И правду бабушка говорила. Однажды у Христи ноги взяли и отнялись. Парили их, лечили разными травами и настоями, еле выходили.
Главные работники все же оставались детьми. Однажды Христе доверили перевезти на лошадях зерно на мельницу. Для уверенности он вожжи плотно намотал на пальцы и держал их в постоянном напряжении. И когда лошади вдруг резко рванули и так мотнули головой, что две фаланги безымянного пальца на правой руке вылетели из сустава.  После операции от пальца на всю жизнь остался маленький обрубыш. Операцию делал в туранском медпункте фельдшер Афанасьев.
- Как же ты, мой друг, умудрился так? -  спросил его фельдшер.
- Сам не знаю, само собой случилось по глупости.
- Вот именно, что по глупости. Взял и палец себе оторвал. Смотри, так можно и без головы остаться. Во всех случаях думать надо, что творишь.
Приезжал и смотрел, как заживает палец, разъездной доктор Андрей Степанович Дубовский, выписал лекарства, которые сам и приготовил.  Доктор не забывал, заезжал на заимку. С его помощью местные колонисты выдерживали жесткие эпидемии гриппа и свинки.
Аптек в Туве тогда не было Чаще лечились самостоятельно. Употребляли народные средства: богородскую траву, мяту, листья подорожника, цветы шиповника. Запаривали траву под названием «чигина», брусничную траву, березовую кору, почки. Пили березовый сок. Толченый уголь (употребляли в печеном хлебе). Использовали чистый деготь, листья капусты, мох с солонцов, крапиву, медвежий жир, желчь. Чего только не приходилось отведать! Некоторые лекарства заказывали торговцам купить в Монголии.
Ламское лечение применялось русскими преимущественно при тяжелых заболеваниях. Одно время славился ургинский лекарь лама Чойден. Практиковалось также лечение природными минеральными источниками «аржанами», которых в округе было достаточно. Каждый чистый горный источник «святой воды» имел свое предназначение: для желудка, для глаз, для волос, для чистоты кожи. Особенной славой пользовались: Северный аржан, расположенный на востоке Тувы и Южный аржан, вблизи устья реки Аржанец,  а также Бай-Тайгинские  источники.
Тувинцы чаще приглашали шаманов, которые, закрывая глаза, потрясали медными бляшками на халате, били в бубен и пели, так что их голос перекликался с побрякушками.

                Я плыву в облаках.
                Дух говорит мне на лету….

В доме главным лекарем и шаманом, как ее шутливо называли, была бабушка.  Больше от бабушки доставалась старшим девочкам Тане и Любе, на которых свалился уход за домом. Уборка, чистка посуды, кухня. Они и шили, и стирали, и все это приходилось по несколько раз переделывать.
- Ну, милые мои, да разве это порядок, - рассматривала бабушка ложки, чашки, поварешки, - все нужно перемыть, и чтобы блестело. Все, конечно, приводили в порядок, правда, без блеска. Жизнь на просторе вдалеке от условностей, приучила маленьких Чакировых не придавать серьезного значения мелочным правилам и требованиям, принятым в городской среде. Они жили просто, соблюдая основные и главные правила общежития, и чем-то походили на детей природы  -  тувинцев. Жили лесом, рекой, полем, обходились малым, чему и радовались.
По весне, когда плугом поднимали пласты сочной, черной земли, ребят  « править головой лошади» - сажали верхом. Приходилось понукать лошадь, «чу! чу!» и пощелкивать кнутом.
Потом начинался сенокос, возили сено, а как начиналась уборка хлеба, снопы. В июле пахать пары выходили перед зарей. В это время верхом на лошади укачивало. Бывало и валились, что тебе сноп с телеги. По праздникам отдыхали. Старики поселка сидели  в тени домов, лушили кедровые шишки и щелками орехи. Молодежь высыпала на зеленый берег, играли в лапту. Подходили и тувинцы. Играть они не у мели, только смотрели.
Хлеб мололи на мельнице, на Одже, которую саморучно смастерил Спиридон Доронин. За день, самое большее за сутки можно было вернуться, чтобы смолоть муку для семьи. А до этого приходилось ездить аж в Усинское. Уходило на дорогу и на стояние в очереди неделя, а то и больше.
- В Усинск ходили артельно, собравшись по три – четыре мужика, чтоб сподручнее было, - рассказывал ребятишкам Николай Доронин. Однажды бредем уже обратно, глядим, а напарник Игнат Беленков идет по санной стылой дороге босяком.
Ты, что Игнатий, с ума сошел?
- Пятки зачесались, вот я и решил почесать их. Версты две босиком пройду и успокоятся они.
- Ты может, и все семьдесят верст пройдешь так? – посмеялись мы.
- А что? Если биться об заклад по спору, за три четверти самогона – пройду! Рысковый он был мужик, ух какой рысковый этот Игнат!
Мама с девочками отвечали за заготовку грибов и ягод, и потому в малинниках им частенько приходилось встречаться с медведем. Они с криками бежали от него, а он от них в другую сторону.
Местные тувинцы слово адыг — медведь прямо и громко не произносили, чтобы его не оскорбить. Почтительно называли его мажаалай — тихий и считали его предком человека. Некоторые даже утверждали, что род тувинцев Адыг Тулуш произошел от медведя. По легенде произошло это так. Однажды в начале или середине октября, когда уже было не просто холодно, а морозно, у одной из женщин начались роды. Охотники не на шутку встревожились: где ей рожать, где принять новорожденного, когда кругом ни шамана, ни бабки-повитухи. В юртах совсем холодно. Старцы решили идти в тайгу, найти медвежью берлогу; самого хозяина тайги изгнать из нее, а потом...разделать его мясо и отдать на пропитание роженице. Саму ее вселить в теплое жилище медведя. Так и сделали.
И родился в медвежьей берлоге голосистый крепыш. С тех пор и повелось у монгушей-переселенцев называть каждого новорожденного — сын медведя.
- Медведь из страны  азарларов и оттуда спустился на землю, - утверждали шаманы. При встрече с ним лучше не кричать, а молчать.
 Девочки не любили молчать, они любили бегать за ребятами и вместе  рыбачить.. Енисей-батюшка и рыба – матушка выручали порой от бескормицы. Все радовались до бесконечности, когда дядя Павел ловил на специальную снасть пудовых тайменей. После дождей Енисей становился бурным, как соломинки перекидывал с переката на перекат стволы таежных кедров и лиственниц, выворачивал на порогах каменные глыбы. Потом он успокаивался, а в жаркие дни становился добрым и приветливым. Голос его становился тоньше и чище. В эти дни, особенно в заводях, ловилась крупная рыба.
Высокие отроги Туранского хребта спускаются к Бий-Хему. Казалось, что его гранитные отроги могут порогами перегородить его путь, но он их преодолевал и мчался навстречу своему родному брату – Ка- Хему. Берега реки плотно заросли лиственницей, елью, березой и кедром. В прибрежной части можно поохотиться. Иногда дед Дмитрий ходил на косуль и кабанов.   
- Дедушка, а дедушка. Где же начало нашего Енисея?
- На Тодже, мои хорошие, и даже выше, где я никогда не бывал. Горы там, ущелья и водопады. Река, как стремнина. Возле Торахема Енисей успокаивается и уже окрепший бежит к нам.
Дедушка Дмитрий Матонин, прирожденный, но сокращенный по службе казак, был похож на этот могучий, но спокойный и чистый поток. Он отличался мягким и добрым характером, к внучатам был внимательным и действительно, согласно своей фамилии, произошедшей от Матвея, был человеком божьим. А может и не от Матвея, а просто от своей матери, которую звали Матоня. Матоня и есть мама. Он и сын его последыш Павел, которому было чуть больше двадцати, обучали ребят домашним ремеслам и наставляли по хозяйству. Ганя и Вера, как самые маленькие, находились под присмотром мамы.
Многие годы спустя, пройдя через терни, но, так и не добравшись до звезд,  ребятишки часто вспоминали свое вольное и счастливое детство на Бегреде. Только и было разговоров об охоте и рыбалке, скачках на лошадях, о лесных всевозможных  путешествиях и происшествиях, связанных с волками.
Волки чаще нападали на овец и молодых жеребят бегунков. Табунщики возмущались:
- Из какой чащобы выскочит волк? С какого края степи он прибежит? Где задерет жеребенка – кто это может знать? Беда с этими волками – синеглазыми.
Однажды вечером собрались пить чай и вдруг воют.
- Опять проклятые «гости», - зашумела бабушка Прасковья. Прошлую ночь у Мурзиных  задрали трех коров, да двадцать овец. Снова просятся, помилуй Бог.
- Вскоре прибежал парень сосед.
- Беда! Много волков коров наших погнали.
- Где? Где?
Парень рванулся в темноту:
-Тут, за  холмиком.
Христофор потом рассказывал:
- Все бросились бежать. Дед с Павлом прихватили ружья. Темно, метель, глаза ничего не видят, только слышны выстрелы, мычанье коров и вой волков. Волки рассеялись, кинув одного раненого. Прыгает туда-сюда, кружится на передних лапах. Павел с размаху ударил его прикладом он сразу и притих. Вернулись с убитым волком. Люди охают, обступив закусанных коров. Все кинулись смотреть синеглазого. Хозяин коров стукнул каблуком по черной морде волка и пробасил:
- Ну что кокай, душегуб. Получил свое! После у деда Христофор спросил:
- А что такое кокай?
- Кокай? Кокай,  это значит страшный. Кличка такая у волков.
Лошади, коровы, овцы - всего имелось в достатке, только успевай работать. Работали все. Сами сеяли пшеницу, мололи муку, пасли скот. Тайменей, хариусов и ленков ловили на самодельные удочки и жерлицы с леской из конского волоса.
А еще любили с горок кататься на самодельных санях, когда спадал мороз лепить из снега крепости, людей, коров и овец. Ставили петли на зайцев и куропаток.
Бегали к местным кочевникам из маады сумона порезвиться с их ребятишками. Бывали вместе с взрослыми у них  в аалах в кошмовых юртах, когда заказывали кожу выделать, сшить шубу или идиги-сапожки. Знакомый охотник дядя Томбаш часто был с добычей, привозил в тороках горных козлов. В таких случаях он гордо сидел на коне, посасывая длинный чубук. Добычей делился, приговаривая:
- Сегодня ты убил – мы поделили, завтра я убью – поделишь ты. Обращаясь к деду Дмитрию, низко кланялся:
- Желаю твоим детям хорошей удачи в тайге. Желаю твоим внукам еще большей удачи.
- Дед традиционно отвечал:
- Я сыт твоими словами. Буду сыт и твоей добычей.
Потом они, сидя на ковре, поджав ноги, пили чай с густой пенкой. Томбаш пил и громко сопел. Из широкого ворота его шел пар, по красному лицу струился пот. Чай подавала хозяйка в ягнячьей шубе. Волосы на голове заплетены лентой, в ушах серебряные серьги, а во рту чубук китайской трубки с дешевым табаком дунза. Дети смотрели и удивлялись, женщина, а курит! Иногда на почетном месте в юрте сидел мужчина с косичкой на темени. Это означало, что он недавно вышел из хураков – ламских послушников. Бывали в гостях и местные чиновники -  тужуметы. Вели разговоры о местных обычаях, отвечали на вопросы деда:
- Вот если умрет какой-нибудь наш, то поминки о нем справляют через семь дней, потом через сорок девять дней и один год. В течение всего этого времени не выносят из юрты, где жил покойник, ни одной вещи и не приносят.
- А вот двоюродные братья и сестры сочетаются браком только тогда, когда произошли от родных сестер, а не от братьев.
 - Сколько говоришь раз женятся?
 - Женятся даже до восьми раз, возвращая нелюбимых жен домой.
 -  А что вдова?
 - Вдова с детьми выходит за другого из другой семьи, или за неженатого брата покойника.
- Порядки у нас известные. Бедные и богатые берут сразу две жены, трех жен берут довольно редко. Жена, взятая прежде другой, считается старшею и наследует большую часть имущества, нежели младшая жена.
- Детям тоже остается. Отдается больше всего младшему сыну, как не заработавшему ничего. Раздел наследства производят обыкновенно низшие тужуметы: бошко, зайсан и кундэ. За свой труд они получают плату от каждого лица, получающего часть наследственного имущества.
Детям все  было в диковинку и они делились с мамой. Она же им поясняла услышанное и отвечала на вопросы:
- Когда тужумет проезжал по своим делам, тувинцам нельзя было стоять близко к дороге, надо было отойти в сторону. Если скажут: «Подойди», - надо было приближаться на коленях и  класть поклоны.
- Мама, а ты их видела?
- Конечно, видела. Они частенько к вашему папе приезжали. Тужуметы всегда появлялись в коричневых шелковых халатах с парчовой обшивкой, в плисовой остроконечной шапке с белой стеклянной шишкой на макушке и павлиньим пером.
- С шишечкой и пером! - удивлялись дети.
- Да, с шишечкой и пером. Так в их канцелярии  заведено.  Еще они нюхали табак и часто чихали, что мне очень не нравилось.
Татьяне не нравились и новые тужуметы, которые теперь уже сидели на табуретках в синих чесучовых халатах. Держались они вызывающе, говорили на монгольском, просителей называли безмозглыми черепахами и заставляли здороваться, поклоняясь в пояснице и повторяя положенные слова «мир вам», пожелания здоровья ему и его скоту.
Детям это тоже не нравилось. Лучше было ловить в заливе пескарей и рассматривать на той стороне реки лодку Лопатина. Он жил там и иногда приезжал в гости и привозил подарки.
 Учились маленькие Чакировы в Туране, в школе созданной когда-то  при поддержке их отца. В Туране проживала Тося Фунтикова, по мужу Мозгалевская, – сестра Августины Матониной жены Павла., которую запросто звали Гутя. У Тоси в Туране был брат Иван, который присматривал за их благоустроенностью. А жили все школяры в отдельной избе, которая называлась общежитие.
Колесная дорога в Туран,  за 40 верст от Бегреды, шла через Уюк, где  проживала родственница  Акулина, дочь двоюродного брата деда Дмитрия.
Однажды, когда школяры были у нее в гостях, их проведывал местный житель Василий Янчевецкий, бывший офицер, которого судьба загнала в эти далекие края.  Жена его работала учительницей, а сам он, подружившись с  председателем сельсовета Колесниковым, устроился к нему писарем. Все бы хорошо, только прежний писарь  Фома Фатьянов, стал писать на него, как на "белого офицера", доносы в совет партизанских отрядов в Кызыле. Василия арестовали, и от неминуемой смерти его спас Иннокентий Сафьянов. После чего супруги быстро собрали вещи и осенью 1921 года уехали в Минусинск.
Встреча с бывшим, как и папа, офицером ребятам запомнилась. Он их буквально расспрашивал про то как они живут, чем занимаются, какие у них заботы и забавы.
-Забав у нас ныне никаких и нет, - за всех ответил старший Александр, - сплошные заботы с учебой в Туране.
-В Туране, говоришь, а ты знаешь что такое Туран? Александр задумался, но его живо поддержала сестра Татьяна.
-Известное дело село, там и храм имеется, там наши родственники живут, вот и школа имеется.
-Все правильно, - согласился Янчевецкий, - только этот Туран появился от другого, большого степного мира, который возник  в результате разделения древней персидской религии.
-Это что, как у староверов? - проявил свою осведомленность Христофор.
-Точно так, только давным давно, еще до рождения Христа. Так вот персидские староверы, те что были за сохранения прежних богов, ушли в степь, стали скифами-туранцами, до наших мест дошли и памятники о себе оставили в захоронениях.
-Знаем, знаем, мама нам рассказывала про изыскателя Андрианова и его находки.
-Вот и хорошо, будете учиться многое узнаете. Я тоже учусь, для того, чтобы правильно жить, нужно много знать, а я еще хочу книгу написать о сказочном Востоке.
Много позже «бывший офицер» стал писателем и главным его трудом стал роман-трилогия о Чингис хане и его последователях. Как позже выяснилось, решил его написать еще в Урянхае, наблюдая за бытом и обычаями местных жителей.
Муж Тоси Фунтиковой Мозгалевский,  значительно старше ее по возрасту, частенько по делам уезжал в Минусинск. По возвращению в Туран привозил российские новости и всем подарки.  Чаевничали до поздней ночи и все его слушали.
Говорили о родственниках и знакомых. Кто  как живет. Кто во здравии, а кого уже отправили на погост. Слушали новости про советскую власть в России, спрашивали про новые тамошние порядки. Женщины больше интересовались рынками, магазинами и ценами. Минусинск для них был центром местной цивилизации. У многих еще оставалось в памяти, когда купеческий город процветал, снабжая добытчиков золотых рудников и местных колонистов. Фамилии богачей: Смирнов, Сафьянов, Солдатиков и Вильнер звучали на всю округу. Главной радостью была Введенская ярмарка в Минусинске, а после их стало три: Сретенская, Петровская и на Николу в декабре. Еженедельно в Минусинске действовали три базара: Средовый, Пятницкий и Субботний. Первым делом закупали масло и муку.
Бывало Мозгалевский заводил беседу  о декабристах, бывших ссыльных и борцах с царизмом, которые теперь стали в почете у новой власти.
- Предок наш  Николай Осипович как раз был из этих борцов, за что его и сослали из самого Петербурга в Минусинск, где он и умер.
- Что так? Жизть там вроде всегда была припеваючи, не то что у нас в кочевых краях, сам Ленин там срок отбывал и ничего, - со знанием дел поправил родственника   Иван Фунтиков
- Ленину может и ничего, его большевики поддерживали, а моему деду и его супруге Авдотье тяжко пришлось. Спасибо, правда, таким же декабричстам  Ивану Кирееву и Николаю Крюкову. Это мне отец рассказывал.
- Так помогли, что вам всей родней пришлось в Урянхай бежать, - пошутил кто-то.
 -Зачем всем. Совсем не так.  Только Александр Мозгалевский, а от него и пошли мы все. Теперь нас, конечно, много. Дядя мой Владимир Александрович, как вам известно,   в Мартьяновской аптеке состоял, на лекаря выучился.  Вот и нынче лекарства нам прислал.
Многого мы не знаем, а что и знали забылось.  В прошлом веке, кажись в годах восьмидесятых, усинским начальником был коллежский асессор Николай Федорович Талызин. В его помошниках числился Доминик Викентьевич Пржигодских, поляк значит и тоже ссыльный. Изюминка в том, что он был женат на дочери Александра Мозгалевского. А дочь их Виктория вышла замуж. За кого бы вы думали? То-то и оно. За Красикова Петра Ананьевича,  революционера, который был знаком с Лениным Вот ведь как старое с новым перехлеснулось! И все были против царя.
Дети слушали и не все понимали. Декабристы боролись с царем и остались в памяти народной героями, большевики же царя свергли и стали  узурпаторами. Сложно было им разобраться в том, где и взрослые не находили ответов. После заимки Туран для детей был как большой город, и они не могли представить себе значительно больший Минусинск.
Займище Туран пошло от фактории минусинского купца Георгия Сафьянова, основанное им в этих местах еще в 1879 году. За ним пришли староверы и стали пахать землю. Говорят, что случилось это  в 1885 году, который и стал годом основания Турана. А вообще-то  люди здесь жили с незапамятных времен, об этом свидетельствовали древние памятники, а также обнаруженные археологом Теплоуховым курганы и оросительные каналы, как он утверждал, еще времен киргизского каганата.
-Курганы эти копали с давних лет, рассказывала детям Татьяна. Иногда к нам с папой наведывался изыскатель Андрианов. Они подолгу беседовали, о чем -то спорили. Что я слышала?  Как оказалось, енисейских киргизов гегесами или хакасами  назвали китайцы. Им это название понравилось и они его сохранили за собой. - Особенно мне запомнилось, что у Чингисхана  была жена киргизка. Были у него и наложницы, звали их кумма, которых чаще всего выбирали из племени кунгират.
- А как же киргизы разговаривали, по-китайски или по-монгольски? - поинтересовалась старшая Таня.
- Говорили они по-тюркски. И язык свой передали тувинцам. И что интересно, когда они дружили с китайцами, а это было давным-давно, у них были светлые волосы и голубые глаза. Сейчас их не узнать, они стали как тувинцы черноголовыми. И вот еще что  рассказывал изыскатель, оказывается еще в давние времена, при китайской династии Тан, владения енисейских киргизов называлось Тан-ну. Тан — это династия, а ну — подневольные.
-Вот интересно! - удивлялся Саша. А что еще рассказывал этот Андрианов?
-Не помню, Андрианов или кто-то другой обнаружил недалеко от нашей заимки камень, а на нем древнюю надпись за 842-й год. На камне автор надписи рассказал о военном походе енисейских киргизов  в Китай  под командованием верховного правителя  тегина, по имени  Тепек. В то время владения киргизов распространялось от Байкала до Уральских гор и они даже разгромили каганат уйгуров. Известным героем у них был Манаш
-А где это Байкал и Уральские горы? - зашумели дети. Далеко?
-Далеко. В школе вам все расскажут.  И про горы, и про озера. Все узнаете если захотите.
После гражданской войны школа в Туране стала четырехклассной. Располагалась она в бывшем переселенческом управлении, затем под школу заняли два дома. В одном жили учительницы: Мария Ивановна Бякова, племянница известного минусинского купца Бякова, до нее - дочь Сафьянова Лидия Андреевна. Время было трудное. Учительницы выдавали один учебник на двоих, тетрадей, ручек, карандашей и вовсе не было. Первые буквы и слова писали на грифельных досках.
Учились писать и говорить по-русски, дело в том, что у многих был местный сибирский выговор, когда говорили: «больша, меньша, котора». Вместо, садиться, сел говорили «сясти, сял». Глаголом бежать, заменяли глагол ехать; например: «он побег на  теледе». Теледой называли телегу.
- Тося Перова, к доске - вызвала учительница. Встала опрятная девочка с двумя косичками
 - Подойди к доске, возьми мел и напиши, что ты видишь сейчас в окне.  На улице ничего не происходило, только прошел за село мужик, видно на промысел отправился.
- Мария Ивановна, я готова, - потрудившись изрядно  с мелом, доложила Оля.
- Все внимательно слушаем урок, будем поправлять. Отвечай Оля. Школьница начала читать: «На веревке белье весится, мимо идтить мужик, видно пошел в гору лесовать, а могет быть, и зверовать».
- Дети. Всем понятно. Всем было понятно, что мужик пошел заготавливать лес, а может и на охоту.
Во дворе школы играли в бабки, лапту и городки. Был у ребят знакомый Ванька Селин. Он выщелкивал городки, нередко с одного раза, далеко за черту. Как не учились Чакировы, у них так не получалось. Вечером купались в реке, забирались в кусты красной и черной смородины. Зимой катались на лыжах с обледенелых гор, бегали по Туранчику на деревянных коньках.
Первый пионерский отряд в туранской школе появился в 1927 году. Непонятные комсомольцы орудовали в Кызыле под руководством инструктора РКСМ Антипина, и даже проводили революционные Рождества.
Не все это поддерживали. Совсем недавно самый большой переулок Турана назывался Поповский. С одной его стороны стояла церковь святителя Иннокентия, а по другую - крестовый дом отца Владимира с резными ставнями, кружевным карнизом и парадным крыльцом. Христофору запомнилось, что на фронтоне виднелись цифры: «1912 год».
Было дело, когда с парадного крыльца выходил батюшка к прихожанам под звон колоколов. Но пришло другое время – церковь заколотили, и батюшку выгнали из церковного дома, купил он себе избушку на улице Монголка, в нее и перебрался, а Поповский переулок переименовали в Советский. Переулок переименовать не долго, людей переделать – сложнее. Четырнадцать лет служил батюшка Юневич, крестил и отпевал усопших, а потом стал не нужен. Для начала его посадили в Кызыльскую тюрьму, а в 1927 году заставили покинуть Туву.  Ходили слухи, что его определили священником в селе Беллык  Абаканского уезда.
Кроме Поповского, было еще много переулков: Пашинин, Петеримов, Ноговицин, Хомутов, Пермяков, Туров и еще, еще… За каждым переулком была своя история.
Пашинин, - это в память главного знатока и местного сказителя. Летом он ловил рыбу, а зимой рассказывал сказки. И жил он на самом краю деревеньки. За подворьем его находилась забока заросшая кочками, чахлыми березками да корявым тальником. Летом все были заняты пашней и работой на покосе, а старик  рано поутру уходил на свое заветное место и ловил удочкой. И место это с тех пор назвали «Пашинина яма». В те времена говорили: «Кто стреляет и удит, у того никогда ничего не прибудет». Так оно и было. Наступала зима. Замерзала речка, и старик Пашинин брал топор, шел на стылую забоку рубить дрова. Заготовлял вязанку хвороста и нес ее в свою избу. В избушке его ждала старуха, которая молча варила шарбу да пекла солодушки, хорошей муки у них не было. Главное место в избушке занимала печь. Все было бедно и убого, но сюда тянуло любителей послушать сказки. Мужики приходили, рассаживались по лавкам, дымили самосадом и слушали. А дед мастер был, неделями мог рассказывать  одну сказку. Уже за полночь, а  сказочник все заманчивее уводил слушателей в  тридевятое царство….
Школяры Чакировы жили в своем углу в маленьком флигеле и питались из запасов, привезенных с собой. В их перечень входили пельмени, разное домашнее печенье, крупа, и чай. Готовили и убирали за собой сами.  Бывало, готовили лапшу с мясом. Этим блюдом гордился старший Александр. Он брал эмалированный таз, до половины засыпал мукой, подсаливал, заливал водой и начинал месить. Когда тесто твердело, он вытягивал его как сетку овечьего желудка, рассекал на кусочки, раскатывал, тонко-тонко крошил узкими полосками и засыпал их в казан, где варилось мясо, и давал хорошо прокипеть. Ужин готов. Братья и сестры называли Александра по-местному тарачи,  добытчик хлеба.
Братья Чакировы, по старшинству, одолели 4, 5 и 6 классов. Самым грамотным оказался младший  Ганя. Самой грамотной станет и самая младшая сестра –  Вера. Она окончит 10 классов и учительский институт.
Самыми замечательными праздниками были, конечно, Рождество и Новый год. В эти дни взрослые обычно рассказывали разные истории и предания. Христофору запомнилась одна:
«Давным-давно, насупротив Енисея, по ручью  поселилась страница одна – Устиньей звалась. Чего делала она там одна, никто не помнит; только,  кто из зверовщиков, бывало, встретит ее, то уж домой не ворачивался, а коли вернется, сам не свой со страху, редко выживал. Не будь зверья много там, никто не польстился бы; нужда заставляла уж. В ту пору народ стал скудать, особенно из тех семей, мужики которых зверовать ходили. Невзлюбили они Устинью и, как ни на есть, решили извести. Собрались оравой – мужиков двадцать, - месяца полтора ходили, а все ж таки решили ее. А домой пришли, сами смерти не миновали: так один за другим и посыпали. Потом уж и никто не ходил туда, - трусили. А ручей мельчать стал, да и совсем скоро высох – одна падь глухая осталась. А у устья ручья-то долина широченная сделалась – Устинной ее прозвали потом».
Новый Год отмечали дважды – один раз свой, другой раз урянхайский Шагаа, как будто с этого времени начинал «шагать» новый жизненный период. У урянхов праздник отмечали не в полночь, а с восходом солнца по лунному календарю. Ночью не спали и ждали, когда появится всемогущий  Будда, благословит и одарит подарками. Угощали в праздник от души и прощали все прегрешения.
Отдельная церемония заключалась в пожелании друг другу благополучия, счастья и здоровья. Желаешь - протягивай ладони вверх и говори «Амыр менди», тебе отвечают пожатием сверху и произносят «Менди чаагай». По-русски: «Мира вам и благополучия!» и ответ «Мира и вам».  Церемония эта называлась «чолукшууру».
Не было у школьников сил дождаться возвращения домой, и дорога от  Турана до Бегреды тянулась мучительно долго. Сначала долиной вдоль реки Уюк. За бродом через реку, в десяти верстах от Турана,  начинался подъем  по ровной степи. Перед глазами стояли вечные и загадочные горы, загораживающие близкий путь к Енисею, воды которого  тоже спешили к их родному дому. Уже двадцать верст позади, лошади начинают шагать веселее, потому как дорога пошла вниз и вот долина реки Бегреды. Хоть лошади и устали, но они одним рывком преодолевают брод и уже последние версты по ровной и хорошо наезженной колее почти бегут, чувствуя скорый корм и отдых.
Если по пути встречались юрты, тувинцы обязательно приглашали в жилище отдохнуть и подносили аяк (пиалу) горячего чая с молоком.
- Эки-и! Эки-и!- Здравствуйте! Здравствуйте! – приветствовали они.  Проходи таныш, - говорили они каждому, - присаживайся, отдохни от дороги.
- В ответ раздавалось, - ажирбас - ладно, значит.
 В этих случаях малым детям проезжие давали конфеты или печенье.
Местные жители верили в колдовство, и, бывало, прибегали к помощи  сказителей-лам. Однажды у одного переселенца потерялись две лошади, и он по совету старожилов пригласил ламу Чигмита, жившего в 70 верстах от заимки. По прибытию он разложил перед собой две продолговатые тибетские книги с молитвами, поставил небольшой молитвенный барабан и две медные чашки с водой и коровьим маслом. На столик поставил зажженную сальную свечу, а за ней усадил сына хозяина, мальчика 5-6 лет.
Из сумки, висевшей у него под халатом на шее, он вынул блестящий металлический шарик, какие обыкновенно носят  монголы на шапках, и, держа его сзади пламени свечи, заставил мальчик смотреть на эту блестящую точку, а сам в это время постепенно повертывал шарик.
Через 5-8 минут мальчик как бы прирос своим взглядом к блестящему шарику, глаза его закрылись, и голова опустилась. Тогда лама взял мальчика за руку и повел с ним разговор. Прежде всего,  он спросил, что он видит. Последний сдавленным голосом ответил, что видит какой-то незнакомый покос, на покосе табун лошадей и в них узнает по приметам двух утерянных лошадей, подробно их, описывая, хотя раньше он их не видел. Кроме лошадей он увидел двух урянхов, из которых один стреножил лошадей.
Далее, на расспросы ламы, он также подробно описал местность. Лошадей нашли именно в этом месте. Все были страшно удивлены и ошеломлены,  и этот случай ворожбы с быстротой молнии разнесся по округе и обсуждался населением на все лады.
Были и другие чудеса. В 1922 году возобновилось строительство Усинской колесной дороги, и первая автомашина по Усинскому тракту мимо Турана прошла в 1926 году.
- Смотрите ребята! Это же  американский автомобиль системы «Дейч», со знанием дела,  закричал старший Саша.
Как выяснилось, авто доставили в Туву в разобранном виде, затем собрали и организовали первый пробег по трассе Кызыл-Минусинск. Вот здорово! Потом пошли «Форды», а затем уже первые советские АМО. Машины, из-за узкой дороги, шли только в одну сторону - днем в Туву, ночью – в Минусинск.
Тот, кто путешествовал по этой дороге в Минусинск, а ее тогда называли «Усинским военизированным трактом», рассказывал о пограничном кордоне на Картушибинском хребте и таможне на границе,  которую возглавлял большой начальник по фамилии Мицкевич. Пограничный кавалерийский отряд находился в Минусинске. Тамошнего начальника Исакова Евгения Николаевича убили бандиты.
На контрольном посту «Большие Арбаты» командир взвода  Кудряшов проезжающим рассказывал:
-  Получили мы как-то, сведения о том, что банда идет. Главный - бывший колчаковский офицер Арефьев.
-  Откель банда такая появилась? – поинтересовался  усинский  казак  Шульгин.
-  С верховья Абакана, значит, и идет она к устью реки Оя,  и задача у них по ней пробиться за границу, в Урянхай, значит.
-  И что справились?
 - Я по тревоге поднял взвод. Вместе с уполномоченным поста Андреевым посадили бойцов на конные сани и ускоренным маршем выехали на перехват банды.
- А где дело было?
- Тут все и случилось, на «Арбатах», не зря говорят, что по нашему, значит «Тяжелое место».  Задача была такая: до подхода других подразделений задержать бандитов, не дать им прорваться за кордон. Только заняли мы удобную для боя позицию, как они тут как тут. Сначала конная разведка появилась, человек двадцать.  - Командую: - Взвод, залпом, пли!
- Что же  остальных не дождались. Потерпеть надо было еще.
- Может и надо, но стреляли мы дружно, и остальным досталось, что подошли на подмогу. Потеряв до 30 человек убитыми и ранеными, банда, изменив маршрут,  двинулась в горы. Тут и наши основные силы подошли с начальником Исаковым, окружили мы всех и многих  порешили. Остальные в горы ушли.
- А вы что?
- У нас начальник погиб. Решил догнать банду, да тоже на засаду нарвался.  Еще уполномоченного погранпоста Андреева тяжело ранило.
Старуха Галактионова тоже рассказывала туранцам, как в Уюке стояла полусотня забайкальских казаков и как в 1920 г. расстреляли монокских  Иннокентия Воротникова, Николая Байкалова и георгиевского кавалера Худякова за отказ от сотрудничества с новой властью. Казаками руководил Александр Болотов, его родственник был первым атаманом Верхнеусинской станицы. Погиб и он в бою в полном окружении красных у Казачьего Прижима на старой Усинской дороге.
 Первой из большой семьи Чакировых ушла Таня. Её сосватали за Валентина Кольцова, заимка которых ранее находилась на реке Сыстык –Хем. Дело было зимой, и сваты приехали по Енисею на санях в тулупах и валенках. Какой уж тут праздник в комнате с убогой обстановкой. Только и мебели, что железная кровать и комод для белья. Стены с двух сторон задернуты темной материей. Пол деревянный из широких досок, крашенный.
Гостей встречал брат Татьяны Дмитриевны Павел Матонин с молодецкими казачьими усами и с короткой прической под ежика и братья невесты Александр, Христофор и Гавриил в стоптанных затянутых под колена кичигах, в рубахах, подпоясанных ремнями. Невеста в валенках, в темном платье с глухим воротником, на лбу завитые кудряшки, вид грустный.
-Были богатыми, а остались с оленями рогатыми, - пошутил Павел, встречая гостей.
-Точно говоришь. Мы из тех самых мест, где началось богатство не только Кольцовых, но и всего края.
-Знамо дело, сами бывали на  Малом Алгияке, что впадает в Сыстыг-Хем.
-Времечко было горячее. Наши предки пришли с приисков Амыла, с северо-западных склонов Куртушибинского хребта, - завели Кольцовы. По рассказам, с них бралась подписка о неимении претензий к правительству в том случае, если эта территория будет признана  китайской, вот как! А  где он этот Китай? Тю-тю. Свои ограбили, а не китайцы.
-Когда на Алдияке первое золото добыл Озеров, по тайге топоры застучали только так, землю разрыли на шурфы и шахты. Богатеи поперли со всех сторон, - или я что сочиняю любезные, - спросил Павел.
-Было дело. Слава дошла до самого Урала и оттуда на наш Чистыхем явились неизвстные  Самохвалов и Подсосов, люди с крупным капиталом. Пошли по реке дальше. Прямо сказать, наступила золотая лихорадка. Ставили столбы на заявленных местах, другие эти столбы срубали, ставили свои, из этого заводились ссоры, драки и убийства. Рабочих завозили сотнями, и всё не хватало, хозяева переманивали один от другого к себе»
-Дальше по реке. Это куда? - попытался уточнить Павел.
-Известное дело   на юг  Старатель Мекешин, это уже при нас, во время охоты случайно обнаружил золото в борту речки. Кара-Хем, притоке. Тапсы. Когда поведал об этом купцу Сафьянову, тот, не долго думая, послал заявку в Усинское пограничное управление на производство горных работ по Кара-Хему.
 -Дальше можете не перечислять. Где и что сами видели и вот этими руками рыли, - показал Павел гостям свои мозолистые ладони. - Хайдын и Демиржи, где только не трудились! Вот мои племянники не датут соврать, - и Павел повернул голову в их сторону. - Сами приложились, знают по чем фунт лиха.
-Выходит промышленника Тропина застали?
-Застали. Его застали  и его гидравлики, или как там: одна машина мыла на увале «Конопка», другая — на увале по речке Демиржи.
-А куда эти гидравлики подевались, когда все рухнуло? Это нам дюже интересно.
-Если не ошибаюсь, в годе двадцатом все оборудование было увезено на Ольховский рудник, а часть инвентаря и оборудования бегунной фабрики, осталась на месте. Разве все вывезешь! -А сами-то что имеете, - поинтересовался напоследок Павел. Слышал роете помаленьку и в Китай отправляете.
-Бывает и отдаем скупщикам. А что делать, больше и некому сбывать. Жить-то надо!
Валентин в семье казаков Кольцовых был последышем и потому самым любимым. Старшие Михаил, что был женат на   казачке  Анастасии Ильиничне Скобеевой и его сестра Феоктиста, проживали в станице Каратузской. Отец Валентина Андрей Силантьевич на Тоджу выбрался со старшим сыном тоже Андреем, проживали у озера Таракульского, тут у него с Палагеей Павловной и появились младшие Виктор и Валентин. Что говорить, семья известная, купцы, хоть и не первой гильдии, но в Минусе и Урянхае известные и почтенные. Только это было давно. Сейчас все гонимые.
 Старший Кольцов был Каратузский, а отец его Силантий, как рассказывали сведущие люди, был  родом из села Качулька Каратузской волости, погиб к сожалению  в 72-летнем возрасте во время мятежа в ноябре 1918 года. С села Качульки и жена его Олимпиада. Жили справно, доход имелся, имелись у них и дети: четверо сыновей и двое дочерей. Старший Лаврентий Силантьевич тоже погиб в том же годе. Тревожное время было, со всех сторон стреляли то те, то эти. Все правду для людей искали, а их же под корень и извели, а кто остался, тех озлобили.. Видно не могут по другому, не обучены, привыкли сечь и рубить головы, как капусту. Перебили друг друга, измочалили, вроде успокоились. На долго ли?
- Жизнь не остановишь, - очнулась от размышлений Татьяна и тут же задумалась -. Вот и дочка Танюша заневестилась. Сваты Валентина Кольцова старшие братья Андрей и Виктор, надо  встречать и угощать чем Бог послал. Андрей мне ровесник, а Виктор с Павлом одногодок. Отец их Андрей Силантьевич с батюшкой Дмитриев Васильевичем и матушкой старые знакомые. Все бы хорошо, да Александра Христофоровича нет. Вот бы порадовался за дочку свою.
Жизнь в Туве становилась не лучше, а хуже. Все же всячески старались ее скрасить. Взрослые и малые Чакировы, когда учились, посещали библиотеку-читальню  в Туране в доме Аксиньи Ширниной, а затем в доме Густиньи Петеримовой. Одно время избу-читальню ремонтировал родственник Николай Семенович Фунтиков, которого тувинцы звали Мыкылай.
Борода  у него росла клином, а волосы надо лбом торчали немного вперед, как иглы у ежика. Если бы они не были белыми, как иней, никто бы не дал бы этому подвижному старику, пришедшему в Сибирь из Вятки, семидесяти лет. Ходил он в  кичигах, в длинной, до колен, рубахе, перепоясанной широким ремнем, за которым всегда был заткнут топор.
- Зачем вы дядя всегда при топоре? - спрашивали его ребята.  У тувинцев всегда за поясом нож и огниво, а вы ходите с топором.
- Так я же с малолетства  лесорубил, под Вяткой. Всю жизнь простукал на лесосеке. Мой топорик всегда со мной. Он как и я, состарился. Смотрите, углы почти сточились. Только и отдохнул от него на войне.
Война для ребят была чем-то далеким и таинственным. Отца не стало на войне. Старший Александр набрался смелости и спросил:
- А откуда война пошла?
Дядя Николай, поглаживая чехол своего топорика, неторопливо заговорил:
- По всякому толкуют. А я рассуждаю: пришло время и пошла. Думаю, от слабости царской все. Это ведь как дома. Как нет в семье твердой руки, так и разлад. Война и есть разлад. Сколько людей сгинуло не за что. И сам император Николай Богу душу отдал. Жили мы справно и пели завсегда: «Имел казак златые горы…». Пришла война, запели другую: «Последний нынешний денечек…».
 - А что потом было, после войны с германцем? – продолжал пытать Фунтикова Александр.
- Потом, суп с котом, - засмеялся Николай Семенович. Наступил этот самый разлад, как говорят тувинцы хувискал - революция. Народ поделился на правых и не правых, на белых и красных. Начали бить друг друга, как будто вечные враги. Только искры из глаз посыпались.
- Кто же победил?
- Победили те, у кого  этих искр оказалось больше. Приехали люди в кожаных тужурках с револьверами и гранатами за поясом – партизаны Щетинкина  и установили свой порядок. Нет у нас теперь купцов Сафроновых и Милегиных, казаков нет. Так и живем-можем своим умом, кто не уехал за солью.
- За какой такой солью?
- По-местному, это значит умереть, отправиться на тот свет. Много народу сгинуло за свою правду. Попробуй, разберись какая настоящая. Думаю я, что ее и нет совсем, чтобы одна на всех. Каждому надо жить своим умом, да Бога не забывать. Вы то верующие?
- Мы дядя не верующие. Мы в школу ходим, в библиотеку, книги читаем.
- Вот то-то и оно, - глубоко вздохнул родственник.
Татьяна вспоминала, как еще при Александре Христофоровиче собирали средства на читальню-библиотеку. Туранское приходское собрание, оно же попечительское обращалось к прихожанам: «Пожертвуйте на нашу Туранскую  библиотеку. Ведь хлеб вам духовный дан, берите и ешьте его; всякий гражданин может в любое время брать книги и читать. Позаботьтесь сами о себе, ибо свободный народ должен стремиться к свету. Теперь надо выписывать газеты, а денег у нас нет».
Сдавали, кто сколько мог. Один, два рубля, а то и пять: Ширнины, Исаевы, Доронины, Косович, Батуевы, Борисовы и многие другие. Всего по подписному листу собрали 35 рублей. В здании Туранского министерского училища проводились воскресные чтения. Лекторами выступали батюшка Юневич, учитель Прокопьев. О начале чтений народ оповещался в 12 часов дня ударами колокола. Приходил народ и слушал лекции о «Начальном курсе географии Иванова», по «Отечественной истории Рождественского»,  а также религиозно-нравственные наставления. Когда не стало главного организатора этих дел Владимира Юневича, его сменил настоятель туранского храма Андрей Чуликов.
При библиотеке  был создан народный любительский театр, только все и мечтали, как  посмотреть на артистов. Почта, первый телефонный аппарат находились в доме Исаевых. Все для ребят было в диковинку. Немного став постарше, им стал доступен «Народный дом», который размещался на усадьбе бывшего торговца Горчакова. Именно там проводились собрания, молодежные вечера, концерты и спектакли. Чаще всего это были пьесы-агитки: «Мужик-барин», «Самогонщики» и другие инсценировки «на злобу дня».
К каждому выступлению женщины – активистки (женделегатки)  готовили буфет с квасом, пельменями, пирогами и пряниками. Устраивали лотерею, доходы от которой шли на культурные нужды.
Нередко женделегаток можно было увидеть на заимках и в сумонах, в гостях у тувинских женщин. Приезжали они с тазиками, мылом, пеленками, которые тоже покупались на средства, вырученные от буфета, и учили своих сверстниц пеленать детей, купать их, и содержать в чистоте свое жилище. Также обучали искусству печь хлеб, выращивать в огороде картофель и овощи. В то время в ходу были запевки:

Бросьте девки хороводится,
В посиделках толку нет.
Выступайте делегатками,
Выдвигайте в сельсовет.


Татьяна не была женделегаткой, но делала тоже самое, без всякой общественной нагрузки. По-другому и жить было нельзя, потому, как и ответная помощь была большая и крайне необходимая. Спасибо, еще китаец Ваня поначалу помогал.
Старшие дети Александр и Христофор занимались сезонной работой на маральниках, которые имелись на многочисленных заимках. Строили ограждения, с опытными охотниками участвовали в конце зимы и в начале весны в отлове маралов. Бегали на специальных лыжах, обтянутых кожей из конских камусов, под ступни ног подкладывали бересту, которая защищала от снега и настыва льда.
Первые детские впечатления самые острые и запоминающие. Саша в своем дневнике записал: « В тот день в горах бушевала пурга. Это были уже четвертые сутки нашей с Христей таежной романтики. И вот, наконец,  мы обнаружили могучего красавца – марала, за которым мы гонялись. Громадного роста с четырнадцатью отростками рог, он гордо на нас смотрел и не хотел сдаваться…. Наконец мы плотно его окружили и прижали к скале. Марал строго смотрел на нас, фыркал ноздрями и копытил передней ногой. Охотники Осип и Арсентий накинули на рога аркан, тут же мы пришли на помощь и сделали второй бросок. Двумя арканами притянули могучего зверя к стволу большого дерева. Первым делом маралу обрезали рога, а потом с большим трудом, с помощью шестов и других приспособлений вывели его из тайги».
 Вот таким путем добывался хлеб насущный. Чаще всего ребята охотились с Осипом Григорьевичем Фунтиковым, потому как он был сродственником. До и после охоты ночевали в его избе пятистенке из двух комнат. Дух в избе стоял ароматный, потому,  как хозяйка каждый день стряпала калачи и булки. Обширная семья   ела за одним столом и из одной чашки – долбленки, сделанной хозяином из тополя.
Спали ребята на полу. Для подстилки использовали кошмы, и матрасы из маральей шерсти. Во дворе был свой колодец и баня, под одной крышей с которой находился крольчатник, где содержалось до ста кроликов. Дальше через большие ворота можно было попасть в загон для лошадей и в стайку для коров. Еще дальше находилось гумно, за гумном большой огород, где выращивалось все кроме помидор.
Весной всей семьей Чакировы сеяли пшеницу, овес, выращивали лен и коноплю. Сено косили в тайге. Все вопросы согласовывались с советской властью, которую в Туране и Уюке представляли вначале учитель Верхнеусинской школы Степан Беспалов и фронтовик Малышев. Первым председателем туранского Совета избрали Панифата Исаева. Некоторое время после окончания Гражданской войны в Туране располагалось правительство только что созданной республики Тану-Тува.  Причин было две. Первая – то, что во время войны был сожжен Белоцарск, а вторая – председателем правительства тувинской аратской республики в самом начале двадцатых годов был Лопсан Осур – глава Мады сумона, который кочевал неподалеку от Турана.
Тувинское государство, можно сказать, проросло  на каменистом грунте. Ни своей казны, ни хозяйства, ни письменности. В Хем-Белдире, то есть в Кызыле два-три одноэтажных правительственных домика да несколько голов скота от поступления натурального налога. Под деньги переделывали царские рубли. Клейменые бумажки назывались бонами. Письменностью пользовались монгольской. За бумагой и кисточками ездили в Монголию, в Большой монастырь. Саиты,  так у тувинцев назывались министры, служащие и солдаты, то есть цирики, получали жалованье натурой – чаем, табаком.
Летом 1925 года, по местному исчислению 22 числа 6 месяца 5 года, между РСФСР и ТНР были установлены дружеские отношения. Повсеместно сообщалось, что глава тувинской делегации Куулар Дондук был принят самим наркомов Михаилом Фрунзе и председателем совнаркома Рыковым. В Москве по адресу ул. Воровского, в доме № 5 учредилось полномочное представительство республики в СССР. Долго обсуждали это сообщение,  и гадали, что от него ждать – хорошее или плохое.
Мыкылай Фунтиков событию был рад и местным рассказывал с чего же началась тувинская народная власть.
- Значит, так. Жил такой человек нойон Агбан Демчы. Действительно ли он был нойоном или самозванцем, никто не знает, но его поддержали русские и стал он амбыном, а иначе не видать бы ему такой должности как своих ушей. Но именно он и создал ТНР.
- Как же это произошло? - интересовались слушатели.
- Все очень просто. Чтобы стать самостоятельным государством, Туве нужно было иметь свою тамга, печать значит. А печать эта хранилась в Монголии, у монгольских тамошних правителей. Агбан Демчы часто бывал у них с разными визитами и знал где эта печать хранится. Он решил эту печать похитить. Снарядил специальный отряд и подробно проинструктировал своих помощников:
- Чиновник, что вас примет, сначала прочитает подготовленный мной указ, потом подпишет его, повернется направо, откроет шкатулку возьмет печать, приложит ее, потом опять повернется направо, положит печать в шкатулку, потом повернется налево, возьмет пиалу с чаем, отопьет его. Вы должны, как только он повернется к чаю, схватить шкатулку, и быстро привезти печать в Туву.
- Так и случилось, - каждый раз с улыбкой заканчивал свой рассказ Мыкылай. Сделали, как сказал нойон. Два человека зашли в юрту, два остались у коней. Шкатулку с печатью похитили, быстро доставили. Так у Тувы появилась своя печать и она  стала независимым государством.  А теперь смотри как дело развернулось. Сама Москва тувинцев встречает. Вот, что значит своя печать.
Были и другие мнения:
- Лучше бы жить своим, старым миром без всяких новшеств и реформ. Устали до крайности. Сколько можно страдать! Как началась война с японцем, так горе нас и не покидает. Мужиков-то совсем не стало, испартизанились вконец, перебили друг друга  и еще норовят драться до победы мировой революции. Никак все лишились разума.
На слуху все чаще стало появляться фамилия Салчак Тока. Кто знал, рассказывал:
- Так, он еще совсем молодой. Из тайги то только выбрался, а то был в подручных на Тодже, там и русский язык выучил. Видели его в Кызыле, в милиции, а после  состоял в кавалерийском эскадроне в качестве переводчика. Повезло парню, учился в Москве, вот и в люди выбился. Странно только, уехал под именем Тывыкы, а прибыл  Салчак Тока.
- Говорят большевик!
 - У них нехристей все возможно. У них как поют: «Кто был ничем, тот станет всем», вот он и стал министром культуры. Это же надо, из грязи в князи!
 -Знаем такого, - кто-то прокричал из толпы, - у Степана Михайлова в селе Медведевка на Каа-хеме батрачил, дружил с Ванькой Родиным, а любовью его  была Анна Лубошникова, староверка. На ней его и женили, предварительно окрестив в речной проруби.
 - Точно, точно, он и есть, - подхватил еще один знаток, - назвали Титом Прокопьевичем. Отец то Анны отдал им избу, которую позже перевезли в Кызыл. А когда Тока уехал учиться в Москву, он там снова женился, вот вам какая история.
 О взаимоотношениях с Русской советской колонией Всетувинский учредительный Хурал Тувы принял  постановление: "Находящееся на территории Танну-Тува русское население в количестве 10300 человек считается Русской советской автономной колонией, живущей по конституции Советской России и ей непосредственно подчиненной. Колония в своих отношениях через правительство Танну-Тувы обращается к представителю Советской России, и все дела общего характера решаются при его посредстве". Заведующим русскими поселениями назначили Шкунова. Он и поддерживал постоянные контакты с представителем СССР в Кызыле.
 По вопросу о новом заселении края русскими колонистами Хурал постановил:  «На территории, занимаемой 38 поселками колонистов, заселений на новых землях не разрешать, кроме района реки Шагонар, где отводятся земельные участки для двухсот партизанских хозяйств.
Семье Чакировых земли хватало, не доставало рабочих рук. Опять же, положение бывших феодалов, как их называли в округе, спокойствия не вызывало.
- Слышали, господа хорошие, - прокричала со двора женщина почтальон, - правительство Тувы распорядилось всех лиц, уличенных в содействии белогвардейцам, выселять как врагов Советской России.
- Где же мы услышим, моя хорошая, - поспешил открывать дверь дед Дмитрий, - давно уже никаких известий из Турана не привозили. Проходи, присаживайся, я тебя и чаю налью.
- Чай это хорошо. Новостей дедушка много, в основном только плохие. Вот и лошадей, взятых под воинские партизанские подводы,  решили не возвращать и деньги за отданное продовольствие тоже не получите.  Хурал так решил и все тут.
- Хурал, говоришь. Мы же не Тува, у нас своя власть. Мы же русская колония, у нас дочка свои порядки.
- Так оно, конечно, но глава правительства Буян-Бадыргы принял специальное постановление, что отныне всякие самоуправства на территории Танну-Тувы будут преследоваться самым строгим образом.   В своем докладе о пользовании русскими колонистами землей и лесом он потребовал, чтобы пахотные и сенокосные угодья, занимаемые ими, были строго ограничены, и за пользование ими уплачивалась арендная плата с десятины, а за сенокосные угодья - с количества, накошенного сена.
- Ты пей чай, отдыхай. Вон сколько сразу новостей привезла. Я сразу во всем и не разберусь. Один я дома. Старухи нет, и дочка с ребятами в Туране гостят. Сын со снохой робят. Один я бездельник, вроде как за сторожа. Приедут все, будем думать, как жить дальше.   
После вмешательства советского представителя в Кызыле Старкова, все же договорились не взимать с русской колонии аренду за пользование землей и лесом. В свою очередь, русские обязались в 1921 г заготовить для правительства 900 пудов муки, 300 копен сена и 24 сажени дров, что и будет считаться налогом, уплаченным за текущий год.
Хурал также положительно рассмотрел вопрос о концессиях, решив предоставить право на разработку полезных ископаемых исключительно Советской России, а также право на ведение лесных, рыбных и звериных промыслов на территории республики только гражданам русской советской колонии на основе специально разработанных условий.
           В 1922 году, на первом съезде русского населения в Туве самоуправляющаяся трудовая колония русских (РСТК) была оформлена официально. Там же было принята и ее конституция - положение о местном самоуправлении колонии. Во всех населенных пунктах колонии в целях внутреннего порядка организовывались отряды вооруженной охраны по территориально-милиционной системе. У РСТК появились даже государственные атрибуты – герб и флаг. Герб состоял из изображения на красном фоне крест на крест рукояткой к низу серпа и плуга с надписью «Русская трудовая колония в Урянхае». Флаг - полотнище красного цвета, в левом углу которого наверху был помещен герб колонии и золотые буквы «Р.С.Т.К». 
Граждане колонии считались гражданами РСФСР.  Многим это не нравилось и они стремились взять подданство Тувы. Им отвечали: «Пока нельзя».
Кто только ни коротал жизнь в то  время в Туве. Рядом, на заимке хозяйничали отменные рыбаки и охотники Федор и Семен Соболевские, с ними их родственники Ковригины, переселенцы из Тобольской губернии. Дети их Мария, Дмитрий, Михаил, Никифор, Елена  и Александр, почти одних лет с Татьяниными.
Теже землепашество и мораловодство. Просо и ячмень. Тувинцы охотно покупали зерно. Количество скота Соболевские старались сильно не увеличивать: сена на большое хозяйство не напасёшься, работа эта очень трудоёмкая. И огороды были большие, много овощей выращивали, картофеля.
Китайские купцы привозили нужные товары — швейные иглы, ткани и многое другое, нужное в быту. Спички, кстати, у них были опасные, имели свойство самовоспламеняться, стоило только ненароком ударить их о какой-нибудь твёрдый предмет. Китайцы очень охотно скупали пушнину, маральи панты.
С ними хорошо ладил туранский Андрей Петеримов. Как ни как участник мировой, вернулся прапорщиком.
…Не всем по нраву была советская власть. Помимо забот о своих семьях, мужики имели и много других общественных обязанностей. Потихоньку они решили организовать повстанческий отряд, чтобы отстаивать своё право на частную собственность. Старшим выбрали Андрея Петеримова. И пошла снова битва за правду. Первой жертвой стал агитатор за коллективное ведение хозяйства  Иван Чертов. А потом уже Андрея Петеримова, прямо в амбаре, расстрелял чоновцы. Остальных повстанцев выслали на строительство Беломорканала…
30 марта 1930 года 18 туранских семей решили объединиться для коллективного ведения хозяйства. Назвали хозяйство «Красный пахарь». Одним из инициаторов создания колхоза выступил Афанасий Матвеевич Коровин. Он же стал первым председателем артели. Примкнули к хозяйству его двоюродные брат и сестра Семён Тимофеевич и Фёкла Тимофеевна Коровины, а также семьи Дорониных, Горевых, Ломаченко и Григорий Романович Катцын.
Ещё подростком родители определили Гришу Катцына в Урянхайский край к бывшему выборному Турана Ширнину, у которого он и потрудился много лет. Большую часть заработка Катцын отсылал родителям.
У Ширнина Григорий многому научился: хозяин это был умный и рачительный.
Во время гражданской войны Катцын в рядах красных партизан боролся за установление новой власти. Говорят, воевал в Крыму с Врангелем.
-Был бы жив Александр Христофорович, наверняка бы завелся разговор о его родине, - иногда задумывалась Татьяна. Думала она и про свою молодую, но уже надломленную судьбу. Заглядывалась на Григория Катцына и завидовала его невесте.
Ширнин на женитьбу подарил Григорию новую ригу, из которой в Туране можно было сложить дом, и тройку лошадей. С этими лошадьми Катцын и вступил в «Красный пахарь». А самого Ширнина раскулачили. В доме его разместилась колхозная контора.
Колонистам двойное гражданство разрешили только с 1930-го года. Колония была самостоятельной во внутренних делах, да и только до 1927 года. Позднее самостоятельность сократили, и вместо Руской колонии был создан Русский хошун. Вместо двух правительств появилось одно - тувинское. РСТК стали обвинять в эксплуатации  тувинских батраков. Это и стало началом очередного этапа наступления на кулаков. Начались чистки. В результате, 50% чуждых элементов» лишилось избирательных прав. Выяснилось, что советская колония «вместо революционного воздействия на Туву, полностью сохранила свое колонизаторское лицо».
Усилились поборы. Все чаще и чаще на заимку в Бегреду приезжали из Хем-Бельдира тувинские цырики для сбора выдуманных налогов. Их еще называли тарга  и поселяне старались их ублажать.
- Христофооо...р! – кричал Павел Матонин. Держи овцу, колоть будем.  Видишь, гость приехал, угощать надо. Засучив рукава, он поднимал овце голову и надрезал шкуру на груди  у основания шеи. Потом  просовывал руку в надрезанном месте и что–то изнутри дергал.
- Сердце это. Было, и нет, - пояснил дядя Павел.
Внутри у овцы что-то хлюпнуло, овца дрогнула и вытянулась. Павел надрезал шкуру вдоль передних ног, потом прорезал ее от грудной кости до головы, продернув нож  от груди вниз до хвоста, сделал продольные разрезы на задних ногах. После этого ловко и быстро снял шкуру. Христофор внимательно смотрел, учился.
Старший Александр,  познавший это мастерство, разводил огонь. У него уже была девушка по имени Анна или просто Нюра.
- Ай-ай-ай! … Нюточка-Анюточка! – радовалась  Татьяна, когда узнала о планах молодых создать семью. Совсем маленькая была, а как выросла, не узнать.
Освеженную тушу, Павел разделал по всем правилам на куски и кусочки, потрескивая и похрустывая косточками, пощелкивая хрящами и сухожилиями.
- Теперь, - пояснил Павел, - надо рассечь пополам зад, проткнуть ножом концы икр, подвесить обе половинки, а все оставшиеся куски расчленить по суставам и заложить в кухонный казан.
Печень уже давно сварилась. Бабушка с Любой и Верой перекладывают ее на тарелку и подсовывают сборщику налогов.
- Ну-ка, отведай согажи - шашлык из ломтиков печени и сала.
Молодой цырик рассек печень, тонко нарезал продолговатыми ломтиками, закутал в сальную оболочку, натыкал на вертел и подставил его к уголькам. С вертела побежали большие капли жира.
Ребята и девчата тоже тут как тут. У каждого свой вертел, и они крутятся вокруг огня, пытаясь удобно пристроиться. Скоро и мясо сварилось. Его едят без хлеба, запивая сурпой - горячим бульоном. Все распарились, разморились у огня и от горячего угощения. Такие дни в семье Чакировых случались не часто. Разговорились.
- Какие солдат новости привез? – спросил уставшего цырика Павел.
- Не знаю, что и сказать. Похоже, что снова хувискал- революция начинается.
- Что за революция?
- Снова взялись за богатых. Проводят повсеместно доскональную проверку. Уже сняли с постов и выгнали из партии саитов имеющих феодальное происхождение и звания. Их имущество раздали бедным аратам до пяти «бодо» каждому. Бодо – это одна корова, як или лошадь. Можно и в овцах, тогда десять получается. - Наверное, слышали, что были исключены из партии и сняты с работы председатель правительства Буян Бадыргы, председатель президиума Малого Хурала Дондук.
- Это что только в правительстве, или еще где снимают?
- В сумонах тоже наводят порядки, отстранили многих председателей. Бывших богатых немедленно исключают из партии и увольняют.
- Про русскую колонию ничего не говорят? – продолжал интересоваться Павел.
- Да нет, не слышно. Хотя, все может быть. Революция это дело нешуточное.
После беседы хорошее настроение улетучилось, и чай пили уже с тревожными мыслями.
Началась кампания против религии  и шаманизма. Повсеместно уничтожались буддийские храмы, лам репрессировали. В результате всего этого в ряде районов начались вооруженные выступления.
Главарь феодально-байской знати лама Сумунак поднял мятеж в долинах Шеми и Чиргака. Его банда захватила Большие Аянгаты, людей верных революции и их родственников пытали, живыми закапывали в землю. Русских поселенцев сжигали вместе с их жилищами. Сумунак объявил себя ханом Кемчикских хошунов и силой заставлял вступать в свою шайку всех, кто только мог держаться в седле, кто умел целиться из ружья, а тех, кто отказывался, убивал. Когда Сумунак подъехал к Чаадану, встречать хана и его войско к буддийскому хурэ вышли ламы в парадном облачении с огромными судурами и оглушительными трубами. Когда пришли войска для подавления мятежа, население стало на сторону смутьянов. Зачинщики смуты и те кто ее поддерживал, скрылись в тайге, там их и отлавливали.
Части особого назначения во главе с председателем РСТК Ивановым были направлены в район событий. Удалось задержать отдельных участников мятежа. В ходе следствия и суда коллегия Верховного суда республики установила, что мятежники намеревались: путем разоружения пограничной охраны, ликвидации связи с Минусинском, свергнуть существующий в республике строй и планировали ударить по столице Тувы – городу Кызылу. Главные зачинщики смуты в Кемчике братья Мартаажык и Даваа Куулары скрылись в Монголии. В русской колонии, в Торгалыге была раскрыта контрреволюционная кулацкая организация. Якобы кулаки, как участники мятежа в Подхребтинском районе, убили председателя машинной станции Пахомова и директора совхоза «Элегест» Городищева.
Возникли волнения и на советской территории в районе сел Григорьевка, Означенное и Усинск.  Заместитель наркома иностранных дел СССР Лев Карахан был вынужден обратиться к Сталину:
- Товарищ Сталин. Поступило сообщение, что среди русского населения Тувы началось брожение. Недовольные выдвинули лозунг – «Власть без коммунистов и коллективизации».
- Как полагаете, в чем причина? - задал вопрос Сталин
-Причина всему недовольство коллективизацией. Народ в колхозы вступать не желает.
- Что предлагаете?
- Полномочный представитель в Туве Старков настаивает на срочном вводе войск.
- Действуйте, я не возражаю.
 Именно так и было сделано. В Туву для наведения порядка вошел кавалерийский отряд из Минусинского округа. В связи с создавшимся положением в край по путевке ЦК был направлен, когда-то высланный, а нынче проживающий во Владимирской области, Иннокентий Сафьянов. С женой прибыл в село Верхне-Усинск, Анна получила работу главврача районной больницы, а он занялся  коллективизацией района и скоро организовал из местных крестьян бедняков и середняков три товарищества по совместной обработке земли и одно коневодческое хозяйство. В это время в Усинском потребительском обществе за развал работы сняли председателя. Райком В.К.П.(б.) рекомендовал Сафьянова председателем, и он был выбран общим собранием пайщиков.
Вместе с активистами села Верхне-Усинского Иннокентий создал сельскохозяйственную коммуну. Коммуна имени Молотова в первый же год досрочно сдала все налоги,  государству 9000 пудов пшеницы и ярицы, построила водяную мельницу, маленькие кирпичный и кожевенный заводы, столярную, слесарную, пимокатную,  овчинную, сапожную и пошивочную мастерские и кузницу.
Имея более 200 рабочих лошадей,  хозяйство выделило 50 подвод гужевого транспорта для перевозки грузов из Минусинска в Усинский район и 10 пар лошадей для перевозки почты и пассажиров, заработав за год более 10 000 рублей. Были организованы также небольшие артели охотников и рыбаков, открыт ларёк на колхозном рынке для сбыта продукции коммуны. Просуществовав год с небольшим, коммуна вынуждена была перейти на устав сельско-хозяйственной артели, и стала колхозом. В декабре 1931 года Сафьянов с семьей убыл в Москву.
Заговорили о необходимость усиления военно-политической помощи Тувинской народной республике. Совнарком СССР удовлетворил просьбу правительства по обеспечению его оружием, военной техникой и военными консультантами. В Туву приезжали Ворошилов и Конюшевский.  Маршал Буденный в это время посетил Минусинск.
Хурал принял четвертую конституцию ТНР, которая установила диктатуру трудящихся аратских масс. По этой причине, именно с  1930 года руководство Тувы начало очередной этап наступления на «кулака». Не прошло это мимо  русской колонии и семьи Чакировых
- Колония является гнездом кулачества и  проводником колонизаторской политики,  - сделал вывод 24 мая 1932 председатель комиссии ЦКК ВКПб Богданов. А полпред РФ в Туве Старков предложил:
 - Колонию распустить, а кулаков  выслать в места не столь отдаленные.
Для Чакировых и Кольцовых, которые жили на Джэбэ,  этим местом стала  Ольховка, будущий Артемовский золотодобывающий рудник Красноярского края. На золотодобычу, высылали только мужчин, но они поехали все, так как не желали расставаться.
Легко ли это было сделать?  Трудно представить, как можно сорваться с созданного тобою гнезда пусть и в знакомый минусинский уезд, на прииски. И не по законам природы, а по беззаконию и не варваров каких-то иностранных, а людей одной крови и плоти.
Великое переселение народов произошло не без злого умысла властей и людей, которые под лозунгом равноправия и борьбы с кулачеством, изъяли в свою пользу право быть хозяевами земли и ее богатств. Взрослых лишили средств к существованию, у  детей отняли веру, радость жизни,  первую любовь. Иначе назвать, как божье наказание, - нельзя.
У русских колонистов еще была возможность общаться с богом и замаливать грехи. Сохранился Туранский храм, а в Кызыле в 1929 году появилась Троицкая церковь. По данным переписи 1931 года, численность колонистов составляла 17272 человека из  64911 проживающих в Туве.  Тувинцы молились другим богам. Им, по той же переписи, помогали 787 лам, 411 шаманов и 314 шаманок. 
Татьяна часто вспоминала, о том, что в год ее рождения началась строиться Великая сибирская железная дорога. Строительство имело благородные цели: освоить новые края, получить доступ к богатствам природы, сделать жизнь людей светлее и зажиточнее. И вроде бы дело сдвинулось с мертвой точки. Люди приноровились жить справно, в достатке, промышленность и культура стали подниматься. Затем пошли войны одна за другой, борьба со своим народом, споры, бунты, восстания. Почему же царь, его правительство допустило такую людскую смуту? Отчего такое бессилие свершилось? Ответов не было. Старики Матонины и Павел с Гутей остались в Туве на хозяйстве. Прощались со слезами, с надеждой на скорую встречу, что все образуется и жизнь наладится.
Дорога, дорога! Она покрыта толстым слоем наносного ила, истертого в тончайший прах сотнями конских, коровьих, сарлычьих, верблюжьих копыт и разных маленьких копытец, лапок и ножек. По краям-обочинам  она усыпана гладеньким булыжником и словно обшита кустиками синеватой полыни, метелками пожелтевшего ковыля,  золотым караганником с чернеющими стручками.
Степные птицы, как бы прощаясь, стараются перекричать друг друга: «Добрый путь, Добрый путь». Почти все они прячутся в траве и в кустах. Зато хорошо видны коршуны – высоко в небе. Хорошо им там в вышине. Куда хотят, туда и летят, и нет им  ни каких притеснений.
На гужевой проезд от Турана до Абакана  уходило до 12 дней с остановками: Пограничная, Буйва, Григорьевка и Минусинск. Много время ушло на  привалы и сборы. Лошади и телеги не выдерживали горных дорог и часто приходили в негодность. Больше всего в дороге переживал Христофор, у которого на Бегреде осталась девушка, в которую он был влюблен.  Она была готова поехать  с  ним  в ссылку в Ольховку, но родители её не отпустили.
Позади оставалась Тува, впереди ждала неизвестность, а между ними проходила новая граница. Уже не было Усинского пограничного округа. Границу охраняли пограничные органы ОГПУ и части особого назначения. Еще в 1921 году был образован Енисейский губернский пограничный отряд, с дислокацией вначале в селе Ермаковском, а затем в Минусинске. На границе выставили четыре пограничных комендатуры, семнадцать линейных застав и контрольно-пропускной пункт по Усинскому тракту. По его пути постоянно следовали  проверки,  проверки, проверки...