Ничего!

Тишину, разливающуюся по комнате вязким туманом, прервал необычный смешок, совершенно не громкий, но резкий, словно иголка. Я бы сказала, что он был смесью добротной взрослой ухмылки и детского счастья, что увлекало несочетаемостью. Впрочем, от него нужно быть готовой услышать всё. И этот смешок, казалось, будто и не смех вовсе, а самое настоящее прикосновение. Я будто бы не к телу даже, а к душе.

Те ощущения вызвали во мне волну такой же детской любознательности и суетливости. Я заёрзала на месте, внезапно ощутив, будто волной накрывшее счастье. Вот когда тебя внезапно окатили морской волной, ты стоишь и морщишься на берегу, но тебе так сладостно слизывать с губ ту соль, что уже успела припасть к твоему телу, и так мокро и холодно от воды после жаркого южного солнца, что выход только один: «Море, бери меня в свои объятия!» - и с разгона прыжком в приближающуюся вновь волну. И в это счастье.
И вот я, неестественно улыбаясь, пытаясь сдержать этот порыв нежности и неги, спрошу у тебя, будто серьёзно:

- Чего ты?

Ты лишь громче засмеёшься и отвернёшься от меня, либо стесняясь не объяснить, либо будто соблазняя взглянуть в твои глаза. Я словно буду усиленно пытаться понять, что даже вена выступит на моём не выдающемся лбу. Хотя, конечно, я понимаю, что с тобой. И чувствую. Чувствую этот призыв сердца - смеяться, находясь друг с другом.

Попытаюсь успокоится, посмотрю в потолок маленькой комнатки, и секундой все мысли из головы вышибет. Захлестнёт волна детского счастья, пробежит по телу стремительным трусливым зайцем. И я, совершенно нехотя, до последнего пытаясь сдержаться, сдамся. То ли чувству, то ли судьбе. И выпущу наружу тот же смешок. Нет, не повторю его. Он сам птицей свободной из сердца вылетит, полетит вверх, к потолку этому белому. И упорхнёт в миг вместе с этим смехом, с этим счастьем, с этим неожиданным чувством.
 
Теперь ты будешь допытывать меня:

- Что ты?

Я ничего тебе не скажу.

- Ну что?

«А что тут скажешь?» - подумаю я, продолжая улыбаться. И отвернусь к стене, не в силах смотреть в глаза. Но, собравшись с мыслями, притворно смело отвечу:

- Ничего!

Да, ничего. Совсем ничего. Мне ничего не нужно говорить - ничего не нужно говорить тебе. Молчание сильнее всех наших слов. И всех слов в мире, способных воспеть чувства. А смех этот громче любых признаний - я хочу его слышать среди тишины, какой бы она не была давящей или тягучей, волнующей или манящей, терпкой или сладостной. Мне всё едино, ведь так я смеюсь только с тобой.