Часть 1, глава 1

                Ч А С Т Ь  1

           "Если боль твоя стихает, значит, будет новая беда..."

                Г Л А В А 1

                ...Who do you need, who do you love
                When you come undone...
                (Дюран-Дюран)


Катер отправлялся на остров Вэйв-Кост  с минуты на минуту. Когда Андрей вошёл в комфортабельный салон, там находилось только семь человек: туристы-паломники в маленький Храм Святого Николая, и семья из трёх человек: отец, бабушка и неподвижная девочка, похоже, страдающая аутизмом: они ехали в частную клинику Александры Ковалёвой. Андрей загодя выяснил, что доктор Ковалёва после смерти мужа продолжает жить уединённо на своём острове, заведует клиникой, ведёт приём, и что та половина, где находятся клиника, обсерватория и Храм, свободна для посещения любопытствующих, а вот дом, знаменитый Вэйв-хаус, с прилежащим парком и мини-гаванью, занимающие северо-западную четверть, тщательно охраняются.

- Вот ведь чёрт! – подумал Воронов. – Волнуюсь, как пацан! Чёрт, как меня угораздило зацепить – тоже, своего рода, проклятие, наверное. Только почему до сих пор я не удосужился испросить у Дологат избавления? Вот чёрт!

Вэйв-Кост был одним из множества живописнейших островков Майами, чей хозяин, уроженец здешних мест и по совместительству - муж Саши, скончался не так давно. Паломники, а также друзья-спортсмены принимались на острове с минимальными проволочками. А вот всем прочим пробиться на аудиенцию к миссис Саше было проблематично. Андрей не стал утруждать себя заблаговременным запросом, почтительными просьбами и долгим, ненадёжным ожиданием. Он ещё с Земли привык идти к своей цели семимильными шагами, не особо разбрасываясь по мелочам и не глазея по сторонам – кто там отлетел на обочину. Изнанка только укрепила в нём эту черту, он был уверен, что мало кому удалось бы достичь на Изнанке того, чего достиг он.

И потому он, игнорируя внешнюю предупреждающую сигнализацию, перемахнул оградку, вырубив силовой канат, вихрем промчался по аллее, не вошёл, а ворвался в приёмную, не откликнулся на увещевания охранников и секретарши о том, что записи на приём ближайшие два месяца нет, и не будет, и потому лучше покинуть сей дом подобру-поздорову. Его нетерпение не вынесло бы церемоний: ещё лишние часы или, не дай Инмир, дни проволочек – и решимости могло заметно поубавиться, и замельтешили бы в голове лишние вопросы: «А зачем? А надо ли?»…
...

…Женя минут десять переминался в прихожей, пока глаз-анализатор пси-компа его изучал. Затем, не обнаружив психических отклонений (в Вэйв-Хаус, случалось, забредали маньяки, и Доктору Ковалёвой пришлось обезопасить себя профессиональным оборудованием), позволил ему зайти в приёмную.

В приёмной охранник долго водил сканером в поисках замаскированного и встроенного оружия, и Женя и здесь терпеливо дождался окончания не слишком-то приятной процедуры.

- Как о вас доложить?

- Доложите, что явился… явился Евгений Башмачников, музыкант с Земли, собственной… так сказать… персоной! – подумав, ответил Евгений.

- Хорошо, присядьте вот сюда, пока ваше явление не принято к сведению, и ждите решения. - Секретарша в синей униформе бойко отрапортовала сообщение в микрофончик возле рта. – Но придётся подождать ответа. Миссис Саша только что вернулась из клиники. Ой… - девушка вдруг удивлённо вскинула глаза и поправила наушник. – Вас примут немедленно! Да стойте, куда вы? Я сама провожу вас.

Девушка долго вела Евгения сначала по застеклённой галерее-пандусу, обегающей весь дом по спирали, и Женя имел возможность мимоходом любоваться то панорамой моря, то панорамой парка – с одной стороны, то панорамой внутреннего, замкнутого дворика-сада с вереницей причудливых фонтанов по его окружности. Но архитектурные, садово-ландшафтные и интерьерные красоты уже давно не волновали его так, как прежде. Он подумал, что, увы, случайный нелепый дар начинает потихоньку делать своё чёрное дело: он становится равнодушнее к окружающей жизни и тому прекрасному, что делает её, собственно, прекрасной и удивительной. Может, поэтому он решился, наконец, сделать то, что не удосужился сделать до сих пор. Пока не умер окончательно, как человек…

Девушка ввела его в просторную и прохладную гостиную, выходящую строго на север. Казалось, она нависает над заливом – три стены, представляющие собой прозрачную золотистую полусферу, затканную душистыми цветущими лозами, выходили на море, слева виднелся серебристый, словно бок рыбины, узкий торец Храма с платиновым покрытием. Посреди гостиной залы стоял поистине королевский, девственно  белоснежный стол, окружённый импозантными золочёными креслами. Противоположная стенка гостиной – белый шёлк, была увешана ассиметричными иконами довольно авангардного вида в золотых окладах. Не иначе, эксклюзивные авторские работы.
Но Женя не успел их изучить.

- Женя! – Саша влетела в бело-золотую гостиную, приветливо улыбаясь, словно не было размолвки баснословное количество лет назад и тотальной разлуки. – Сколько лет! Да и зим не меньше! Ты надолго на Майами?

Женя мысленно усмехнулся: да кто ж его знает, надолго ли?

Саша сама была под стать своей гостиной – такая же сияющая, солнечная и – неувядающая: годы на Майами пошли ей на пользу, словно повернув время вспять. Элегантный голубой костюм, золото на пальцах, на шее, в ушах, замысловатая укладка из всё тех же коротких тёмно-русых волос с проседью, которую она по какой-то причине не стала закрашивать, или маскировать так, чтобы разглядеть её было бы под силу лишь въедливому детективу; не стала и омолаживать волосы новейшими средствами, оставив всё как есть. И это её нисколько не портило. Личный комп на запястье. И – ясные, доброжелательные глаза. Внимательные, располагающие – глаза детского психолога.

«Было бы странно», - подумал Башмачников, - «если бы седины не было вовсе… Интересно, а у неё бывали видения на религиозной почве?»

- Трудно сказать, Саша. Это зависит от слишком многих факторов. Ну, как ты справляешься, одна?

- Справляюсь – с чем? С жизнью? – Саша хмыкнула, потом решительно взяла Башмачникова за руку и повела к столу, усадила в кресло, но Женя тут же вскочил, смущаясь, и так и остался стоять.

- Сейчас будем пить чай – и не возражай. Что ты ухмыляешься? Что ты вскакиваешь, как Ванька-встанька?

- Чай за таким столом?

- За каким – таким? А, думаешь, тут и чай должен быть как расплавленное золото? Не бойся, эта гостиная существовала задолго до моего появления здесь. Причуда мужа. Мне и самой она иногда кажется излишне яркой и маркой. Или тебе требуется что покрепче? – она с опаской бросила на него быстрый, внимательный взгляд.

Ай-яй-яй, неужто она подозревает, что он непременно, по русской традиции, спился после ухода?

- Чай! Это прекрасно! – Женя улыбнулся и кивнул.

Против чая Женя не возражал. Чай так чай. Раньше они с друзьями частенько пили чай на скромной обшарпанной кухне, по-простецки, мечтали о славе и богатстве – для того, чтобы творить, и эти посиделки с гитарой были пронизаны дружеским теплом, настоящим уютом и поистине мистической общностью. Ничего, у них ещё будет время вспомнить золотые дни из такого далёкого прошлого, что оно кажется порою сладким сном.

Теперешняя Саша была счастлива, благополучна здесь, она добилась куда большего, чем он. Она поняла, ради чего живёт, ради чего пришла в Инмир, она нашла себя в нём и срослась с ним так легко и просто. Ей не пришлось для этого заживо сдирать с себя кожу.

«Да, но её путь здесь тоже начался со стресса, даже череды стрессов», - одёрнул себя Башмачников. – «Я не имею права её препарировать, это не моё собачье дело с того самого момента, как я её покинул».

- Ну, что ты смотришь на меня и молчишь? Изменилась? Да и ты тоже не похож на себя. Ох, а ты давно видел Костю? Нет? Вижу, что давно. Так вот, его ещё более не узнать: возмужал! Солидный такой мужчина, профессор четырёх консерваторий, носит исключительно тёмные костюмы, окружён целой свитой учеников, издательства дерутся за его партитуры. А волосы заплетены в этакую рокерскую косичку! Представляешь?

Саша засмеялась, и Женя понял, что она тоже волнуется и смущается, и пытается нащупать тёплые ниточки. И Женя тоже с облегчением рассмеялся в ответ.

- Он… по-прежнему религиозен? – осторожно осведомился он.

- И даже более меня, - вздохнула Саша. – Но это не самый худший вариант, верно? И вдохновение не покидает его – он пишет и светскую, и духовную музыку, его стихи, хоть и тенденциозны, стали куда совершенней, хотя я предпочла бы, чтобы он писал на стихи профессиональных поэтов, и много раз предлагала свести со своими друзьями с Саймеллы. Но он слишком жёстко относится ко всему, что не имеет отношения к его религии. Что меня удручает более всего – что у него теперь совсем нет подруги, ни постоянной, ни временной. Прошло время юношеского бурления, он окончательно закапсулировался – просто монах, да и только. Весь выход энергии – в музыку. Так что, Женя, - Саша грустно улыбнулась. – Я так и не дождалась внуков. И признаюсь честно, очень скучаю без них, потому и ушла в работу целиком и полностью, занимаюсь с чужими детишками, как со своими. Даже хотела взять на воспитание сиротку, да они тут, в мирах, на вес золота – не то, что на Земле… - Она вздохнула. – Моя репутация позволила бы выбрать, но… боюсь, пока я ждала от Кости милости – подарить мне внуков, время ушло.

Тем временем двое слуг сервировали стол – пожалуй, слишком роскошно и пышно для простого чая в интимной дружеской обстановке, и Женя с нетерпением ожидал, пока они закончат расставлять вазы и вазочки, блюда и блюдечки, креманки и пиалы.

Саша тронула его за руку лёгким, невесомым движением кончиками пальцев: - Женька, не тушуйся, ты смотришь на моих ребят как на врагов. Не обращай внимания, я привыкла к постоянному присутствию телохранителей, обслуги, помощников. Считай, что здесь, кроме меня, никого нет.

- Я виноват перед тобой, Саша, - тихо сказал Женя. – И вот теперь прошу прощения – пусть и поздно, но лучше, чем никогда. И я счастлив, что судьба наконец-то подарила мне этот шанс. Я счастлив, что ты счастлива, и всё худое быльём поросло…

Сашина рука дрогнула, крепкий чай пролился на самоочищающуюся скатерть, и канул в небытиё.

- Счастлива, да, но это не значит, что я всё забыла. Да и как можно забыть часть собственной жизни? И знаешь, я счастлива, что помню всё – как девчонкой прилепилась к тебе, как дрожала от волнения за кулисами – до дрожи, до обморока, как подпевала тебе…

Комп на её руке внезапно издал мелодичное чириканье. Саша вздохнула, взглянула на экран, почему-то покраснела, потом побледнела, вскочила, словно хотела убежать, потом тихо, испуганно заговорила, приблизив руку к лицу: - Нет, нет, нет, нет… Ни в коем случае! Я не желаю видеть…

Но было поздно. В комнату уже ворвался высокий, широкоплечий мужчина, кипя энергией, возмущением и презрением ко всему окружающему.

- Александра Васильевна, Саша… - начал, было, он – и осёкся: - Гадский Инмир!

Башмачников тоже вскочил – и остолбенел:  да это Андрей Воронов! По удивительному стечению обстоятельств (вот и не верь в судьбу!) их интересы пересеклись в одном месте и в одно время. К чему бы это?

- Как ты посмел? Я запретила… - забормотала Саша, вмиг теряя самообладание. – Как ты смог?

Андрей небрежно махнул рукой: - Смог. И посмел.

- Вон! Я вызываю охрану! – глаза Саши пылали негодованием, щёки пошли пунцовыми пятнами.

- Андрей! – Женя принял угрожающую стойку. – Она не хочет тебя видеть. Выйди вон.

Но Андрей выставил ладони примиряющим жестом, понятным всему Союзу: - Саша, неужели ты позволишь в этом прекрасном доме-на-волнах устроить побоище? Ведь он дорог тебе, как память, я не ошибся?

- Если будешь продолжать говорить со мной в подобной манере, придётся уйти мне!
– И Саша развернулась, но Андрей, отбросив Женю одним движением руки, бросился к ней и внезапно рухнул на колени: - Постой, Саша, выслушай! Я рвался к тебе с одной целью – попросить прощения. Неужели ради этого экстраординарного события следует вставать в очередь на приём?

- Я выслушала, - Саша сникла, и устало потёрла переносицу, разом постарев. – Выслушала. Обоих. Поздновато, правда. Что же дальше? Будете предлагать начать с нуля, или посидеть за дружеской беседой? Вам обоим будет, о чём вспомнить, верно? Но только без меня. Меня позовёте в следующий раз, когда утихомиритесь и придёте к консенсусу. А теперь меня извините, вы оба. Я очень устала после приёма – вы можете не поверить. И прошу вас выйти вон. Обоих. В другой раз чётче договаривайтесь об очерёдности.

- Извини, Саша, - пробормотал Евгений. – Может, в другой раз получится…

Но Саша – голубая бабочка – уже упорхнула из своей золочёной шкатулки. Женя и Андрей ошеломлённо переглянулись, и Женя разжал кулаки.

- Кажется, нас выставили обоих. И тебя тоже, Башмачник, - первым прервал молчание Андрей.

- Просто Саша решила не устраивать больше разборок на своей территории. А заодно - что нас можно помирить таким экстравагантным способом, – сказал Женя грустно.

- Хорошая мысль. Жаль, если этого не произойдёт. Не посидеть ли нам в кафе?

- Или на берегу…

Дверь бесшумно раздвинулась, и на пороге появился вооружённый до зубов дюжий молодец с подбитым глазом и бешенством на лице, и Андрей замахал руками: - Уже уходим!

Они протиснулись мимо, ощущая всеми клеточками тела, как охранник кипит желанием превратить непрошенного вторженца в отбивную, но не смеет ослушаться приказа миссис Саши.

- Я постараюсь не встречаться с тобой тет-а-тет, приятель! – ласково сказал ему Андрей, покидая дом. – Иначе прекрасная миссис Саша не дождётся своего телохранителя на рабочее место.

Мужчины шли по густо затенённой аллее, ведущей не к выходу, а к морю, и Андрей не стремился скрыть враждебность. 

- То же самое относится и к тебе, Евгений, - сказал он, наконец. – Не будет ни первой, ни второй очереди. Будет единственная – моя. И ты не становись на пути.
Сигнализация предупреждающе запела, но мужчины, презрев въедливое многоголосье, перемахнули через оградку и направились к волнорезу. Женя шёл немного впереди, он был спокоен и выдержан, в то время как внутри Андрея всё клокотало. Давно он не был так раздосадован!

- Ты всё такой же захватчик, Воронов? – хмыкнул Женя. – Запугиваешь? Хочешь устроить разборку?

- Уж какой есть.

- Кстати, каково это - трахать жену лучшего друга втихаря, удовольствие не смазывается? Или напротив - растет?

- Фак ю! Я любил её, любил, понимаешь, тупой недоумок, погружённый в свои бредни! Она всегда была для тебя всего лишь бесплатным приложением!

Почти сразу же за парком начинался пляж и море – охранная частная территория. От общего пляж был отделён невысокой оградкой с сигнализацией, и для пущей надёжности небольшой бортик отделял пляж от парка. Они легко перескочили бортик, не обращая внимания на его предупреждающее попискивание, прошли до самой северной оконечности, и оказались на довольно диком берегу, подход к которому со стороны моря затрудняли искусственно созданные и автоматически регулируемые подводные скалы. Они стояли на узком волнорезе, друг против друга, и ненависть, пять минут назад тлевшая, взметнулась столбом пламени.

Женя стоял ближе к воде, Андрей видел под собой, ниже уровня воды, острые каменные пики, чуть поодаль, у причала, причальные щупальца-захваты и гибкие шланги для подзарядки на месте электрокатеров для избранных. «Самое подходящее место для разборок», - усмехнулся Андрей. Он не стал раздумывать, специально ли Башмачников встал на край, или по глупости и беспечности. Он начал бой первым.

Андрей сделал молниеносный выпад – Женя отпрянул, крутанулся и сумел увернуться, чудом не свалившись в воду. Андрей продолжал наступать. Они оба выделывали головокружительные кульбиты, пытаясь удержать равновесие, обменивались встречными ударами и постоянно менялись местами, переходя с края на край. Но постепенно Андрей оттеснил Башмачникова на самую оконечность. Казалось, последний удар - и Башмачников полетит в воду. Лицо его было разбито и окровавлено, но в глазах всё ещё светился вопрос: «Долго ли ещё мы будем выяснять отношения, как нелепые юнцы?»

Андрей улыбнулся, сделал вид, что расслабился и собирается отступить, но вместо этого сделал новый, внезапный резкий выпад, который должен был наверняка смахнуть соперника в море, как песчинку. Но в том месте, где должен был находиться Евгений, уже обреталась пустота  - Андрей едва удержал равновесие на самом краю. Женя висел, покачиваясь, в метре от площадки и в метре над площадкой. Его контуры слегка смазались.

- Зря ты так, Андрей, - тоскливо сказал Женя. – Снова уходить… Надоело!

Его фигура заморгала – и пропала, лишь флуоресцирующий воздух ещё секунд 30 пульсировал и тонко пел.

- Гадский Инмир! – выругался Андрей, оглядываясь по сторонам. Евгения не было нигде поблизости. Похоже, он телепортировался – редчайшее и далеко не массовое явление, достойное уважения и зависти. А может быть, что другое?

А в следующий миг предупреждающая сигнализация, вежливо увещевающая убраться с частного пляжа, превратилась в невыносимый вой, и Андрей не успел додумать свою мысль. Ругаясь и морщась от боли в ушах, он поспешил пересечь зловредную оградку в обратном направлении, где, гнусно ухмыляясь, его уже ожидал побитый им чуть раньше охранник…

… Андрей подъезжал к маленькой частной гостинице, устало откинувшись на спинку высокого кресла. Гостиница, похоже, спала крепким сном. А он не мог спать, и даже не мог заставить себя принять горизонтальное положение. Из головы не выходило исчезновение Башмачникова. Он анализировал его вновь и вновь. «Снова уходить… Надоело!» Что значили эти слова? Что нападение Воронова активизировало некие скрытые механизмы и убрало соперника прочь от опасности? Очень похоже на то, что происходит с Жулем Юковым, Вечным Странником Инмира, с которым Андрей встречался на Кордлисе. Не может быть второго Вечного Странника! Это невозможно, это против законов Инмира, Проклятие Вечности переходит, как эстафетная палочка, наследуется…

Вернувшись в гостиницу, Андрей, велел его не беспокоить и закрылся в номере. Повесил в изголовье комфортной кровати медитационный мини-комп с зеркальной поверхностью, как можно удобнее улёгся на кровать, накрылся медово-жёлтым пледом. Он хотел связаться со своей Информатекой (ИТ) на Изнанке, а это требовало достаточно большого расхода энергии и было сопряжено с определёнными сложностями: влиться в Ходы Информатеки (ХИТ) могла только его духовная субстанция, приходилось бросать своё физическое тело на произвол случайности. А он достаточно ценил и уважал самого себя, чтобы причинить телу неприятности: его физическая сущность в великолепной форме и прекрасно слушается и подчиняется внутренним приказам. И Андрей был благодарен Тере за то, что она сохранила для него бренную оболочку.

Андрей закрыл глаза, глубоко вздохнул и принялся медитировать под заунывное и прихотливое пение шаманского рожка. Через несколько минут его ментальная сущность перешла в комп, затем – на Изнанку.

... Когда Андрей вернулся в своё физическое тело, он знал всё, что ему требовалось знать: что Жуль Юков перебрался на Изнанку вместе со своим последним пристанищем – безымянным и бесполезным мирком, оккупированным Слизнями Въессс, и что его эстафету принял не кто иной, как мягкотелый, безалаберный, но весьма строптивый Евгений Башмачников.

«Извини, Саша… Может, в другой раз получится…» Другого раза не будет!
Башмачникова надо окоротить, иначе он будет вечно путаться под ногами.

Решено – он отправляется на Саймеллу, чтобы встретиться с легендарной Сарой Беркут, Башмачниковской спутницей в золотые годы уверенной, мужественной зрелости. А потом – на Пулу, чтобы встретиться с опальной коламбийкой, несостоявшейся королевой Абаранакам.