Слон

В одном цирке работал огромный слон. Когда он родился, слониха сперва испытала самые ужасные физические затруднения, а потом – от того, каким он был огромным – летальный моральный шок. Осиротевшего слоненка подложили к только что разрешившейся десятком розовых капелек с лапками, маме мыши. Она выкормила слоненка, поставила его на ноги и дала знания о главных премудростях, которые мыши постигают за недолгие два года своей угарной жизни. А братья научили его весело резвиться, отнимать у слабого, есть пока вмещается, и не бояться никаких преград на пути к сладостям.
Каждая мышь знает, что ни платного ни бесплатного сыра в цирке нет, поэтому любой – только в мышеловках, и отравленный. И пускай себе лежит. В цирке было безопасно: мама рассказала, что после того как Куклачева поймали за распитием спиртного вместе с кошками, их всех уволили, и началась беззаботная жизнь.
Так что, когда его забрали в обучение к дрессировщику, он за сахарок спрыгивал с табурета на канат, и пробегал по нему так, что канат не пошелохнется. Слоненок видел канат своим мышиным зрением как железобетонный мост шестиполосной ширины. Иногда он заходил в гримуборную дрессировщика, запрыгивал на стул, потом на спинку стула и с неё на столик, по которому перебегал к раковине, и пил из-под крана.
Однажды вернулся Куклачев. Он дружески помахал дрессировщику, уводящему слоненка к тяжелым бархатным портьерам занавеса, и поставил на край арены, под накинутым платком, клетку с кошкой. Он её только подобрал. Хорошая кошка, смирная. Морда красивая, чуть вытянутая. Куклачев сдернул платок и открыл клетку. Кошка вышла из клетки, и стала жмуриться на софиты, поблескивая влажными розовыми ноздрями, слипающимися в частых вдохах. Она учуяла плотный запах мыши, и кинулась к выходу.
Слоненок спинным мозгом тренированного мышонка почувствовал кошку в опасной близости. Он, не глядя, прыгнул на алые портьеры, и взлетел к оркестровой яме над входом. Кошка – в ней словно проснулся совокупный инстинкт всех поколений – пролетела в пять прыжков через арену, и ринулась вверх.
Кошке, надо заметить, было четыре года, и за это время она успела повидать о-ё-ёй какое. И она прекрасно понимала, как выглядят мыши, и как то, что пахнет мышью тут. Кошка села на перилах ямы и бросила взгляд на Куклачева. Он пожал плечами.
Слоненок, решивший перескочить яму по пюпитрам с нотами, примерно в середине пути чуть промахнулся, его слегка занесло, и в изящном балансировании развернуло на одной ноге, так, что он смог увидеть усевшуюся кошку. Поэтому он застыл на краешке листа на нотном станке перед флейтисткой, и чуть покачивался. Музыканты оркестра, уже было изготовившиеся отдаться в руки пастыря своего, дирижера, замерли.
– Ой, ну слоненок, – с досадой произнес дрессировщик. Он достал из кармана кусочек сахара, вернулся немного назад, так, чтобы слоненок видел его, и погрыз сахарок. У слоненка замерло сердце: внизу в свете софитов он увидел блеснувшие радужным пламенем кристаллики. Но Кошка прямо по курсу. Надо обходить! Он кинулся по дуге прыгая с нот уже на что придется, – не миновал тарелки, отозвавшиеся тонким звоном, и шляпки первой скрипки( и единственной во всём этом захолустье на тысячи лье вокруг).
Кошка оглянулась за поддержкой на Куклачева и увидела постаревшего задумчивого панка. А странный серый некто, прикидывающийся мышкой, тем временем пытался сбежать, и это явно из-за того, что его хозяин держит в кулаке. И ответ тут может быть один: помешать!
Она догнала его на портьере: Слоненок бежал головой вниз шустро перебирая коготками. Кошка в два прыжка оказалась рядом и повисла на одной лапе, запутавшейся когтями в нитках.
– А ну стой – она угрожающе занесла напряженную лапу с растопыренными когтями.
– Ой, да прекрати – засмеялся Слоненок.
– Мыши должны бояться кошек – резко заявила она.
– Пока маленькие – должны. А когда выросли, чего бояться-то? – и побежал вниз.
– Ладно – сказала Кошка угрожающе в сторону и, отцепившись, полетела вниз, а когда догнала слоненка, снова зацепилась и повисла рядом.
– Между прочим, ты и не мышь вовсе. – Сказала Кошка.
– А кто же? – опешил Слоненок.
Тут кошка не блефовала. Она смотрела телевизор у прежнего хозяина – режиссера. Она вспомнила фильм про огромных слонов и дурацкий голос диктора за кадром, который интерпретировал все повадки как-то по личному предпочтению.
– Ты большой, огромный слон. Ты должен стоять на могучих ногах, на твоих плечах покоится небесная твердь. Тебе не надо прыгать по портьерам и нотам, у тебя нет вестибулярного аппарата с нужными характеристиками.
– Да ладно… – Слоненок посмотрел в пол: слой опилок с песком и пылью.
– Да-да. Ты идешь медленно, думаешь медленно, лишь облачка пыли поднимаются из под твоих подошв…
– Но я тут… понимаешь? По портьерам…
– Вот именно, по портьерам… слон… большой слон. Это иллюзия. Иногда тебе может казаться что ты мышь, что ты можешь всё!  – Кошка разочарованно щелкнула пальцами – Увы.
– Но у меня же получалось...
– Вот, вот…  Да! Это и есть иллюзия. Ужас в том, что ты поверишь в неё, а как сорвешься, так костей не сосчитаешь, слоновьих, между прочим. Которые не так заживают, как мышиные суперкости. Стой. Остановись, попустись. Почувствуй свои ноги, как они наливаются тяжестью. Чувствуешь? Теперь ощути гигантский атмосферный столб, который давит на твою широкую спину…
– Покоится…
Кошка медленно кивнула, зажмурившись – Давит.
– Значит… я... не мышь!
– Нет.
  – Я… слон?
– Да.
– Могучий слон?
– Да
– Самое большое и сильное существо?
– Да!
– Тогда хватит е**ть мне мозги.

Мда, с другим бы всё так и кончилось, но это была кошка, и она уже твердо решила навредить. А кошка, которая по природе своей обязана уметь навредить от всей души и абсолютно бескорыстно, безо всякого умысла кроме озвученного, и не сделала этого, могла запросто оказаться в кармическом пролете. Ей девять жизней даны для того чтобы максимально изощриться в ловкости, занимаясь всякой херней на карнизах и заборах, в щелях и трубах, в подземельях и среди людей.
Глядя, с какой скоростью развиваются события: люди начали заполнять зал, оппонент такой толстокожий, просто непробиваемый –  кошка решила, что наступило время нанести последний удар, жестокий и бескомпромиссный. Она кинулась под ноги слоненку, запихнула хвост ему под ступню и завизжала тоненько и оглушительно.
Куклачев ожил мгновенно. Известно, какой он ревнивец по отношению к своим кошкам. Она этого не знала, но увидела это в его глазах, когда он забирал её от режиссера. Режиссер был свиньей: к нему ходили здоровенные кошки в одежде. Она сперва думала что это люди, но оказалось – нет, кошки. Она пыталась с ними общаться, но ей не удавалось добыть из них больше чем «кис-кис», а с режиссером или между собой, насколько кошка поняла по повторяющимся звукам, они говорили об одном и том же, вероятно ни о чём.
В общем, Куклачев увидел её, и тут же увёл. Режиссер даже не хрюкнул на прощание.
Сейчас Куклачев стремительно приближался – он сделал один мощный прыжок – с занесенным кулаком. Выбросив кулак с растопыренными пальцами он применил сильнейшую магию: его огромное как космос, доброе лицо бросилось на слоненка, ударило по нему словно ниоткуда.
Слоненок сморгнул. Это маленького можно напугать, а большому, чего ему бояться видений. А вот Куклачев, приближающийся с кулачищем – это может быть больно. Слоненок прыгнул на недрогнувшую веревку, уходящую в темноту купола и помчался вверх. Куклачев, промахнувшись, ракетой вошел в середину арены, где только что стоял слоненок, и взорвался облаком сверкающего конфетти, оставив большую дымящуюся воронку.
Кошка увидела страшную гибель Куклачева, и что есть мочи прыгнула вверх, вцепившись в веревку. Быстро перебирая лапами стала догонять мелко семенящего слоненка. Он перескочил на люльку из стальных труб, перемахнул через колесо блока и заскользил по обмазанному графитовой смазкой тросу, ведущему к другой люльке.
Куклачев уже собрался у края воронки и достал из-за пазухи коробку с сухим кошачьим кормом, когда слоненок поскользнулся на смазке, сорвался, чуть побарахтавшись на кончике ногтя в бессильной борьбе с гравитацией, и ухнул вниз.
Зал вскрикнул, вскочив с мест. Взрослые, разумеется. Дети прекрасно знают, что огромные уши даны слону для того чтобы чувствовать себя уверенно в воздушной стихии. А слоны, как известно, никогда не обманывают лучших ожиданий детей. Слоненок взмахнул ушами, еще и еще, и спланировал на арену, легко пробежавшись при приземлении.
А самоуверенная и слишком резкая в реакциях кошка прыгнула вслед за слоненком, метясь попасть ему на спину, но он был уже далеко.
Прекрасно зная повадки кошек Куклачев это предвидел, поэтому он успел кинуть на пол арены горсть кошачьего корма, в который она и приземлилась, словно в детский игровой бассейн с пластиковыми шариками. Выскочив из него, она стала надвигаться на несчастного слоненка, который отступал, беспомощно выискивая глазами что-то, что сможет его спасти. И тут он увидел выход. Это даже был не выход, а скорее, вход. Маленькая арка мышиного лаза, прогрызенная его братьями в бортике арены у самого пола. И он юркнул туда.
Слоненок знал, что сразу за лазом стоит мышеловка с отравленным сыром.

Укутав в украденный из самолета плед кошку, надломленную в районе души, Куклачев удалился, бережно баюкая её на руках. В шапито они больше никогда не появлялись.
Тяжелые складки занавеса оставались торжественно неподвижны, когда в самом их низу образовалась узкая щель, на которой сошлись лучи софитов.  Вдруг грохнули литавры и из этого непроглядно-темного грота на арену выпорхнуло миниатюрное создание. Зрители, не потрудившиеся заплатить за бинокль, подались вперед, напрягая зрение. Да, да, это она, Ло Ла-Горизонталь, звезда этого шапито, размером с куклу Барби, и несомненно, превосходившая её красотой.
(«Несчастная Ло», так звали её жители шапито, выращенная матерью-одиночкой, она уже через две недели после рождения поняла, что стала умнее мамаши, и ушла с проходившим мимо её дома цирком. Её безутешная пятилетняя мать, которой родители подарили генный конструктор, тогда как она хотела Барби, отправилась в супермаркет и украла новый конструктор. Стала экспериментировать, увы, над собой, но читать она не умела, поэтому в конечном итоге из неё получилась женщина-полицейский, черно-желтый квадратноногий двухметровый персонаж из мира Лего.  Родители отдали её в Болливуд, но она не могла запомнить слова своей роли(Стоять! Руки за голову!) и в конце концов стала успешной актрисой фильмов для взрослых).
Перекрестные лучи софитов, бликующие  на гладкой коже её открытых плеч и рук, отнимали у тела часть объема, делая её настолько тонкой, будто сотканной из воздуха, казалось что двигается лишь роскошное миниатюрное платье, над которым плывут огромные глаза под золотой челкой.
Ло улыбнулась с томно полузакрытыми глазами, и плавно подняв руку, вытащила из туго скрученной дульки обычную английскую булавку, которая была, по понятным причинам, длиной с её руку. Откинув голову, наклонила её вправо и влево, дав волнам сверкающих волос перекатиться с одной стороны на другую: зал ахнул. Она подняла руку со сверкающей булавкой, и дрожь нетерпения пробежала по спине слоненка, отдавшись в заоблачный купол цирка, которого он почти касался спиной. Он подобрался, сделав неуловимое глазу движение, от которого стены шатра заходили ходуном, а зрителей качнуло, как при пятибалльном землетрясении.
Ло поднесла колечко булавки к правому глазу, и, будто глядя через монокль, медленно обвела зрителей взглядом. Затем она отставила руку в сторону и призывно, хоть и почти незаметно, одним подбородком подала слоненку сигнал. Он знал, что может, точно может, но как…
Увидев его нерешительность, Ло завела руку за спину, и помахала пальчиками.
Портьера занавеса разошлась, оттуда вышел дрессировщик. Он порылся в кармане и извлек кусочек сахара, отразившийся бриллиантовыми сполохами в огромных глазах слоненка. Он прыгнул, и… оказался позади Ло.
Люди и другие зрители, которы были в тот день в шапито, потом долго, а некоторые – на протяжение всей жизни пытались рассказать своим знакомым, что они видели. Но мало у кого нашлись слова, чтобы это описать. А слон навсегда примирился со своей другой, мышиной стороной, и стал самой яркой звездой самого ожидаемого представления, которое шапито давало раз в сто лет. Ничего удивительного, ведь слоны живут вечно.




23.12.2016