Открывая пути в мир истины

Для всех, кто читал и знал писателя и журналиста Ярослава Кирилловича Голованова, известие о его кончине отозвалось печалью и мучительным сожалением по поводу быстротечности человеческой жизни. Он не раз бывал в Дубне, встречался здесь с известными учеными и научной молодежью. Послесловие к одной из таких встреч осталось на страницах нашей газеты…

О встрече с известным журналистом мы договорились в Дубне (это было начало 80-х годов) - его пригласил совет молодых ученых и специалистов Института на свой семинар. Зал Дома ученых был полон - научная молодежь всегда живо интересовалась, что творится в "большом мире", а такой собеседник - "ходячая энциклопедия" - мог дать и дал ответы на многие вопросы. После встречи, как водится, посидели в кафе Дома ученых… Наш ужин благодаря обаянию и эрудиции гостя прошел очень весело. Ровно в девять утра, как и договорились, я уже стучал в его гостиничный номер... Оказалось, мои часы чуть спешили, что дало повод убедиться в исключительной пунктуальности хозяина номера. Через три минуты мы сидели в креслах друг против друга и беседовали.

- Считается, что сумма знаний журналиста - это его точка отсчета, плацдарм, с которого он ведет "наступление" на разные темы. С чего вы начинали?

- Я окончил МВТУ имени Баумана - это прекрасный вуз, который готовит инженеров широкого профиля, как тогда говорили. По-моему, и сейчас так говорят. Конечно, полученное образование не было некой универсальной отмычкой, которая позволила "наступать", как вы говорите, на самые разные темы. Но я рад, что получил техническое образование, потому что это помогает разбираться во многих вопросах, которые зачастую ставят в тупик журналистов с гуманитарным образованием.
Я вас прекрасно понимаю, потому что, окончив журфак МГУ и работая в научной газете, столкнулся с такими трудностями, на преодоление которых понадобились не месяцы - годы...

- А что привело вас в газету?

- Я даже не могу сказать... В многотиражке "Бауманец" я никакого участия не принимал да и не стремился к этому... Потом появилось какое-то неосознанное желание писать. Может быть, потому что как раз в это время только что был издан Бунин, и я поразился тому, как замечательно можно выражать мысли на русском языке. Какие-то первые мои рассказики, эссе носили явно подражательный характер. Я не знал, что буду журналистом. Но пришел в газету - и очень быстро и страстно в это дело влюбился. Главную роль здесь сыграл Михаил Васильевич Хвастунов, ныне покойный, который был в то время заведующим отделом науки.

Я пережил несколько этапов журналистского "созревания". Поначалу мне хотелось просто напечататься, увидеть в газете свое имя. Потом стало казаться, что тот журналист хороший, который пишет большие статьи. Я завидовал многим корифеям тех лет. Мне казалось, если я маленькие статьи пишу, значит, я маленький журналист. Примерно на втором году в "Комсомолке" написал огромную статью о проблемах внедрения цветного телевидения. Был очень горд - показалось, наконец, что стал большим журналистом. Прошло еще некоторое время и понял, что хороший журналист - не тот, кто пишет большие статьи, а тот, чью статью независимо от ее размера читатель первой разыщет в газете и начнет читать. Это был третий этап журналистского развития. А через некоторое время я пришел к последнему этапу, который продолжается уже лет пятнадцать. Суть проста: совершенно неважно, большая статья или маленькая, важно сознание, что ты написал ее на пределе своих возможностей, что лучше ты не можешь. В конце концов мысль настолько нехитра, что не грех бы до нее додуматься пораньше. Человек должен работать хорошо. Но как ни странно, получается так, что до простых истин доходишь не сразу...

- Какие материалы вы считаете трудными?


- Например, о работах астронома Козырева мне было очень трудно писать, потому что я не понимал его теории перехода движения в категорию времени и времени в категорию движения. Я мучился, спорил со своим учителем Михаилом Васильевичем Хвастуновым, который считал, что популяризации в принципе доступны любые научные идеи. Все научные работы. Я считаю, что нет. Это спор принципиальный: обо всем ли в газете можно рассказать популярно, если брать за критерий понимания, скажем, знания выпускника средней школы?

У меня было два неудачных опыта. В первом случае я пошел к математику Шафаревичу, который очень хорошо меня встретил, очень хорошо со мной беседовал, но несмотря на то, что я когда-то сдавал экзамены по высшей математике и не все еще забыл, несмотря на наше обоюдное желание сделать материал, популярного объяснения не получилось.

То же самое было потом с Ландау. К Льву Давидовичу я приехал со стенографисткой, которая записывала все что он говорил. Я чувствовал, что "плыву" - совершенно не понимаю всех этих проблем теоретической физики. Тогда я и попросил: "Лев Давидович, для того чтобы было легче представить, пожалуйста, скажите, может ли то, чем вы сейчас занимаетесь, явления природы, которые вы изучаете, воплотиться в какие-то технологические процессы, машины, механизмы?..". Он ответил замечательно, примерно так: "Вы знаете, я как-то об этом не думал. Все говорят, что я очень широкий физик. На самом деле это не так. Я не широкий физик. Я очень узкий физик, потому что меня интересует только одно - некие явления природы, которых мы не понимаем. Но ведь есть же... все забываю... да-да-да - инженеры. Инженеры. Это прекрасные люди! Они такие умные, они такие дотошные. Я уверен, что они обязательно что-нибудь изобретут".

Стенограмма этой беседы где-то хранится и сейчас. И несмотря на то, что у меня был столь знаменитый и столь интересный собеседник, я не смог сделать газетный материал, потому что суть его работы не поддавалась популярному изложению.

Бывают и задачи ф и з и ч е с к и трудные - например, репортажи с космодрома, когда уходят три корабля один за другим и приходится работать несколько суток без сна. Бывают трудности, когда собеседник попадается "неудачный" - не умеет человек разговаривать, и ничего с этим не сделаешь.

- Существует ли, на ваш взгляд, идеальная модель взаимоотношений ученых и журналистов?

- Идеальные взаимоотношения возможны тогда, когда люди испытывают взаимное уважение. Главное, что мешает достичь идеала, это, с моей точки зрения, некоторый, все-таки, снобизм ученых, которые, естественно, считают свою работу самой важной и нужной. И это правильно. Каждый человек так должен считать, иначе ему грош цена, но это надо как-то... при себе держать. С такими проявлениями мне, к сожалению, приходилось встречаться. А со стороны журналистов идеальным отношениям мешают иногда некоторое легкомыслие, желание "малой кровью" добиться победы, журналистские наскоки. Я представляю себе негодование ученого, читающего материал, в котором все путано-перепутано, искажено, уже не говоря о том, как его начинают доводить коллеги...

- В годы моей учебы на журфаке и "теоретического" освоения газетных премудростей мне пришлось окунуться в атмосферу споров, кто же должен писать о науке...

- С моей точки зрения, этот спор довольно беспредметен, потому что все, кто может писать о науке, должны писать о науке. И говорить о том, что журналист должен быть неким "мостом", по которому знания из каких-то специальных разделов переходят в мир общедоступного, - правильно ли это? Вот, помню, пришлось организовать выступление ученого - отклик на то, что третий спутник завершил 10 тысяч оборотов вокруг Земли. Кого ни просил - все отказывались. Тогда я взял справочник Академии наук и стал звонить всем подряд. Так добрался до академика В. Н. Черниговского, нейрофизиолога, который возглавлял знаменитый Павловский научный городок в Колтушах под Ленинградом, и он к моей радости, сразу согласился. Статью он прислал дня через два-три. В начале статьи академик Черниговский вспоминал, как мальчишкой в Одессе сидел на самой верхотуре Одесского ипподрома, а внизу расстилалось пестрое море зонтиков, канотье, и как Уточкин пробовал летать над этим ипподромом. Черниговский говорил о том, что его жизнь - одна человеческая жизнь! - вместила такие события, как первые попытки человека оторваться от Земли, с одной стороны, и запуск спутника, с другой стороны... Это было написано блестяще!

- У одного известного писателя, автора книг об ученых, я вычитал такую мысль: вечная беда научной журналистики в том, что она питается информацией из авторитетнейших источников и не чувствует за собой внутреннего права на полемику. Согласны ли вы с этим? Спрашиваю потому, что нас часто упрекают в бесконфликтности, отсутствии драматизма в материалах.

- Не так давно, когда американский "Пионер" летал в окрестностях Сатурна, мы получили очень аргументированную статью, в которой излагались совершенно новые представления о строении колец этой планеты, противоречащие фотографии. Я довольно твердо отклонил предложение напечатать этот материал, потому что не дело общеполитической газеты вдаваться в чисто научную полемику. Если бы я влез в дискуссию о строении колец Сатурна только потому, что мне показалось: эти правы, а эти не правы, - было бы смешно. Такого рода дискуссии вредны, и журналист не должен этим заниматься.

Другое дело, когда речь заходит о проблемах не совсем научных, и здесь журналист не только может, но и, с моей точки зрения, обязан высказываться и участвовать во всевозможных спорах. Прилетали на Землю пришельцы или не прилетали? Большое количество научных обозревателей у нас и на Западе, и я в том числе, считают, что теория пришельцев просто вредна, в ФРГ ее называют религией ХХ века. В данном случае происходит совершенно четкая подмена: то, что в истории древнего мира сегодня мы не можем объяснить, вопросы, на которые еще нет ответа (а ведь часто выявляются действительно непонятные, таинственные вещи!), - мы все валим на этих самых пришельцев. А чем тогда они отличаются от господа Бога? Следовательно, вместо того, чтобы будить любознательность, желание открыть, объяснить какую-то тайну, людям морочат голову. Пытаются дать единый, универсальный ответ на очень разнообразные, чрезвычайно важные и интересные вопросы, которые, действительно, требуют своего разрешения и участия в этом молодых людей.

- Ваши телепередачи, сотрудничество с телевидением... Газетчик в вас не протестует против работы с камерой и микрофоном?

- Я не люблю телевидение. Это я вам прямо говорю. Я понимаю, что ТВ - очень важно. Подсчитано, что телеаудитория - это 40 миллионов человек. Не думаю, что мои статьи в "Комсомолке" при тираже 10 миллионов читает большее число людей. Казалось бы, исходя из этих чисто арифметических подсчетов, работа должна приносить большее удовлетворение. А мне не приносит. Телевидение - это форма невещественная, электромагнитные колебания... Нельзя еще раз посмотреть интересную телепередачу, фильм (тогда видеомагнитофоны еще не вошли в наш быт столь широко - Е. М.). А газета - это покрашенный кусок бумаги, который можно изорвать, но к которому можно и каждый день возвращаться...

- Ярослав Кириллович, что вас связывает с Дубной?

- Я сюда первый раз приехал еще очень давно. Мир физиков мне очень импонирует. Нравятся взаимоотношения между людьми. Нравится природа здешняя, сам город. Я приезжаю сюда с удовольствием. Хотя и не часто. Не могу сказать, что много писал о Дубне...

- Что ж, будем считать, что еще все впереди. Каким бы вы хотели видеть последний абзац нашей беседы?

- Кратким!

В недавние дни прощания с Головановым много говорили и писали о его напряженном писательском и журналистском труде, о его рыцарственном служении Российской Космонавтике, высочайшем профессионализме … Книги остаются жить, чтобы новые поколения вновь и вновь открывали для себя мир, полный загадок и парадоксов, очарований и разочарований, драм идей и драм людей. Мира Истины, неподвластный переменам политического и экономического климата.

Дубна, февраль 1998, апрель 2003.

Ярослав Голованов на встрече с научной молодежью ОИЯИ в Дубне. Фото Юрия Туманова