20

Сажусь в маршрутку, еду на очередное мероприятие. Настроение так себе: на улице  холодно, новые ботинки ужасно скользят, превращаясь в лыжи, место какое-то не очень удобное... Да мало ли, что еще может приключиться с человеком. Достаю наушники, надеюсь отвлечься музыкой.
Напротив сидит мужичок в смешной шапочке и с кривыми зубами. Показывает мне жестом на свой рот. "Началось", - думаю. Медленно вынимаю "бананы" из ушей, интересуюсь, что ему нужно.
- Не замерз? - спрашивает мой попутчик.
- Нет, - отвечаю. Вновь пытаюсь слушать музыку, смотрю в окно.
Мужчина в шапочке делает попытку заговорить с женщиной по соседству, но собеседник из нее оказывается хуже, чем я - женщина совсем молчит. Заходящим в транспорт людям он пытается показать свободные места. Те опасливо косятся.
Проезжаем остановку "Пушкаревское кольцо". Мужчина опять смотрит на меня и пытается что-то спросить. Вынимаю наушники, наклоняюсь.
- Сколько градусов?
- Минус 20.
- Ооо, 20! - мужчина с кривыми зубами улыбается во весь рот.
Мне становится смешно и грустно одновременно. Понимаю, что ему хочется хоть с кем-то поговорить.
- Людей на рынке мало совсем.
- Так холодно же.
- Когда теплее-то будет?
Улыбаясь, пожимаю плечами.
Проезжаем Спасо-Вознесенский кафедральный собор.
- Батюшка "кадилкой" здесь машет, - глаза моего нового внезапного знакомого лучатся добром и каким-то спокойствием. Спокойствием, которого мне как раз сейчас не хватает.
- Да, - улыбаюсь в ответ.
- На Крещение воду набирал? - спрашивает он.
- Да.
- Где?
- В Киндяковке.
- Ааа, в Киндяковке...
Простой ни к чему не обязывающий разговор. Разговор, который так важен этому человеку. Разговор, который, возможно, важен сейчас и мне.
Люди в маршрутке смотрят на нас, и я понимаю, что и они, угрюмые и сосредоточенные, хотели бы тоже сейчас вот так вот запросто поговорить. Выговориться. Быть услышанными.
- Ты где выходишь?
- Почти у ЦУМа. Чуть-чуть раньше.
- Ааа, раньше.
Доезжаем. Заранее прошу остановить.
- Тебе нужно выходить, - во взгляде этого нелепого человека есть что-то наивно детское, чистое, что нам уже неведомо, и что мы давно, к большому сожалению, утратили.
- Да, я сейчас выхожу.
- Пока!
- Пока, - почему-то вырывается у меня тоже.
Маршрутка едет дальше, увозя моего разговорчивого попутчика, который, оказывается, еще и верующий.
Дай Бог, дорогой, чтобы у тебя все было хорошо. Дай Бог, чтобы рядом оказались те, кто стал бы тебя все-таки слушать. Дай Бог, чтобы наши сердца все же не были настолько окаменены, и мы могли сочувствовать, видеть нужду другого, не чураясь ни внешним видом, ни статусом...

Да будет как по Стругацким: "СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЁТ ОБИЖЕННЫЙ!“