Как в России нужно домом престарелых руководить 1

             Из Цикла "Невероятные приключения Расквасова и его друзей"

                РОССИЯ, 1928 год




                «Вот кому я не завидую – это старухам. Вот 
                старухам я, действительно верно, почему-то
                не завидую. Мне им, как бы сказать, нечего
                завидовать…»
                М. Зощенко, реальный писатель.





А теперь мы можем опять вернутся в райком, где наши милые партийные секретари, после большого и продолжительного крика, уговорили таки  довольно смелого и сравнительно молодого своего члена войти руководящим звеном в этот далеко не славный коллектив.   
Как и было записано в надлежащей  резолюции.
И как было записано там же, но в приложении - на балансе поимел теперь молодой коммунист двухэтажный дом с двумя печными агрегатами, флигель для персонала, сам персонал из шести лиц – повара и поваренка (его жену), медсестру с медбратом, завхоза, истопника, лошадь с дрожками, немногочисленный инвентарь с кухонной посудой,  и, собственно говоря, семьдесят семь штук воспитанников. 
Вышел Трофим Авгеев из вышеупомянутого райкома.
 Вышел, конечно, печально.
 Зашел к себе домой, попрощался сердечно с Яковом Степанычем, взял вещички, закурил, сбил тугим и внезапным выпуском дыма  попугая с насеста и пошел на новое место работы.
Благо что – недалече.
 Как раз за самыми городскими помойками, у деревни Малые Щупаки, в двух часах ходьбы и располагался, как обычно, братцы мои,  этот самый распрекрасный престарелый дом.
Так как пришел директор Авгеев в самый, что ни на  есть «мертвый» час, здесь было не очень громко.
Ну, во-первых, конечно, никто и не спал.
Во-вторых, как здесь было принято, на  дворе за длинными летними обеденными столами человек двадцать этих самых воспитанников довольно громко играли в калдыринское домино.
В третьих, естественно, человек тридцать, собравшись в весьма небритый кружок, не очень тихо спорили, но не дрались.
В четвертых, как водится, несколько старушек женского пола критиковали обслуживание медсестры, кидая  из окон различную медицинскую эмалированную посуду. 
А на крыльце сидели три милых старушки. И одна из них, курносая, на сносях, (несмотря на свои шестидесятые-семидесятые годы), весьма залихватски пела на первый взгляд и слух пристойные куплеты: 
 А я -  Иринка!…
 Я – старушонка!..
 Я -  бичуганка!..
Ну и конечно, радио тоже вносило свою жизнерадостную струю в этот очень живописный гам.
 Вот так.
Картина была – просто не очень даже  хорошая.
 Особенно для нового директора.
  Тут, согласитесь, ребята мои, - хоть стой – а хоть и падай.
 И мы так думаем, что, возможно, захотел Авгеев, по старой революционной памяти, выстрелить в воздух или бросить там гранату под летний стол, однако, естественно, на 12 год победы революции, такие первые шаги нового директора могли показаться довольно странными, и, возможно, даже - опрометчивыми.
Даже для прошедших суровую многолетнюю школу жизни воспитанников.
Да и соответственного оружия быть у него и не могло, по истечении срока давности лет.
Однако, вместо всего этого, начинающий директор довольно молча прошел в свой небольшой кабинетик, где и приступил к обдумыванию всей этой сложившейся и непростой ситуации.
Ну, тут, конечно, воспитанники еще поколбасились, покричали, попели и постучали, но так как большинство из них было умудрено жизнью и отягощено различным опытом, то решили не будить нового лиха в лице Авгеева, а потихоньку разойтись по своим спальням и кроваткам.
Так и закончился этот первый день.
А утром новый директор, весьма чисто выбритый, и пахнущий мужественным одеколоном «Наш бронепоезд», собрал свой персонал для определения всей дальнейшей жизни.
А для воспитанников, разбуженных с пяти утра ударами в собственноручно повешенный  рельсовый колокол, обьявил новый распоррядок дня – сидеть сиднем по кроватям до новых распоряжений.
А руководящему персоналу – собраться на собрание.
 Тут старики, уже не смело смотрящие в будущее, завели было разговор про хлеб да кашу, да утренний чай, однако Трофимка двойным негромким кашлем эту дискуссию прекратил.
Вот, значит, сидят себе эти по кроваткам, а те, значит, заходят в кабинет к директору.
Заходит и бритый медбрат  Хрипунов Афанасий, и бородатый повар Колющенко Терентий с поваренком Натальей, и усатый истопник Савков Клементий, и завхоз (из скопцов) Лука Морозов и, конечно же, яркая своей наружностью и пахнущая по всей фигуре духами «Женсовет»,  медсестра Клавдея Кодовблудова.
Ну, тут по списку, как положено, все и представились, одновременно отчитываясь по инвентарю, продуктовым запасам,  дровам и медицинскому спирту.
А новый наш директор, Трофимка Авгеев, известно - человек неожиданный  возьми и говорит:
-О! – говорит – Клавдея!  И у вас ноги бритые! Не обижайтесь, конечно!
Тут, конечно, медсестра слегка покраснела и даже загордилась перед поваренком Натальей своей великолепной гигиеной. А что ей обижаться на директора – нервы- то у того подорваны.
А он тут сразу и начинает собрание-летучку.
- Вот, кстати дорогие товарищи, с этой самой гигиены и начнем. Первым делом товарищи медицинские братья и сестры – всех воспитанников и воспитанниц завтра же побрить наголо и подстричь, соответственно  половым признакам. Прически предлагаются двух видов – под товарища Котовского для мужчин и под товарища Крупскую  или товарищ Коллонтай – для, естественно, женщин. Возражений нет? Воздержавшихся? Единогласно! Пошли дальше!
- А брови?- спросил повар Терентий.
- Что – «брови»?
- Дюже серьезные у них у всех  брови, товарищ Авгеев. За столом сидят – друг в друга бровями упираются… А уж ежели кто насупится…
- Брови – под товарища Сталина!
После снятого вопроса о бровях очень споро прошлись по продуктовому наполнению воспитанников. По хлебному пайку, сахару и чаю, как определяющим основам, доложился повар Терентий, а уже по приварку – утренней каше, обеденным щам и вечерней овощной «хряпе» – поваренок Наталья.
Директор Трофимка докладом остался доволен, только попросил в отношении вечерней «хряпы» резко уменьшить количество гороховой ботвы.
- Какая-то она у вас сильно звуковая выходит…  Вчера ночью уснуть не мог – всё воспитанников слушал, дьяволов!
Культурный досуг и его замечательное материальное оснащение даже и обсуждать не захотели -  согласились с Лукой-завхозом, что лучше только может быть при социалистической фазе общества.
Про дрова особо распространяться не стали – не зима, чай.
Что касается транспортной лошади, то чего там говорить – лошадь – она и есть лошадь.
Так и подошли к главному.