Круговерть Глава 38

     Прилетели они в город Тель-Авив, а поселились в Иерусалиме, в центре старого города. Андрей не пожалел денег (денег теперь было не жалко), чтобы жить поближе к Голгофе. Именно с неё ему и хотел начать. «С конца, так сказать». И потом — по всем памятным местам, связанным хоть как-то с именем Иешуа, или Иисуса. По направлению — к рождению.

     В первый же вечер прилёта они успели походить вокруг, поглазели на народ и уже увидели древние камни старого города. У них даже стена в номере была сложена из таких камней. Они прошлись по узким улочкам, поужинали в маленьком ресторанчике и легли спать возле своей каменной стенки, легли молча. Говорить о чем-нибудь не то что не хотелось, а просто не о чем было говорить. Оба ждали завтрашнего дня. И у обоих было предчувствие, что этот день изменит как-то их жизнь. Только она ждала и желала этого изменения, а он относился к этому как к испытанию, пройти которое ещё неизвестно, удастся ли. Но теперь уже загадывать было нечего. «Утро вечера мудренее, — подумал он. Там посмотрим, что будет».

     После ухода из бизнеса у Андрея образовалось что-то вроде огромной зияющей пустоты внутри. Ощущение было такое, что разуму вообще нечем в этой пустоте заняться, не к чему себя приложить. Поэтому всю дорогу разум по инерции придумывал схему за схемой, способ за способом как можно бы было спасти тогда бизнес. А его нужно было не только спасать, но и выводить на качественно новый уровень. Потому как в бизнесе нельзя останавливаться: необходимо постоянно развиваться, становиться либо крупнее, эффективнее, сильнее других, — либо уходить с рынка совсем, будучи побеждённым другими. «Иного просто не дано».
 
     И в голове Андрея крутились планы, как бы он всё устроил так, чтобы сделаться самым крупным и успешным. В мечтаниях у него всё это выходило. Выходило и то, что он спонсировал борьбу с бешенством и побеждал бешенство в конце концов. Он и на той злополучной охоте оказывался, и лишь тем спасал своего партнёра, что предусмотрительно и вовремя отвозил его в больницу на уколы. В воображении дело доходило даже до того, что он решал проблему конфликта техносферы и биосферы, и тем самым спасал будущее человечества. И ему было хорошо с подобного рода фантазиями, пока наконец не наступало отрезвляющее осознание, что это лишь пустые мечтания. И всё это рассеивалось, как дым, пустоту оставляя пустотой. «Хорошо, что мысли люди читать не могут, а то могло бы стать и стыдно».

     Валентина же была полна этим их путешествием. Только этим последнее время и жила. Она воспринимала их совместную поездку не только как шаг со стороны мужа в её сторону, не только как уступку с его стороны, но и как свидетельство того, что его сама жизнь подталкивает к принятию истинной веры. Она была, само собой, осведомлена о том, что с ним произошло в последнее время, очень его жалела, но считала все эти трудности благодатными. Она на самом деле, как ей уже внушили, считала, что человека ждёт вечная погибель, если он уйдёт без покаяния и без причастия. И она за Андрюшу своего боялась, как за детей не боялась, — те ещё были молодыми. И тут, как она считала, Бог внял её молитвам: смерть товарища, грозившее разорение, продажа своего дела, которым он только и жил последние годы, — всё это не могло не сподвигнуть его совсем иначе увидеть свою жизнь, а может, и встать «на путь истины».
   
     Свёл я этих двух людей, придуманных мною столь близкими и столь далёкими, свёл именно в этом месте с очевидной, в общем-то, целью — окончательно развести. Как-то так само собой, естественным, так сказать, образом сложилось так, что они пойдут в жизни разными дорогами и в разные стороны. И именно так и должно было случиться, потому как один из них, невзирая на провалы и отступления, всё же развивался, а другой — нет. Но они этого не знают, и каждый убеждён в глубине души, что прав и что убедит другого в своей правоте, и надеется, что они останутся вместе. В них обоих живёт интуитивная уверенность, что сама истина выведет другого на тот же путь, по которому идёт и он сам.

     На первый взгляд это может показаться странным, ведь они следуют вроде бы за тенью одного и того же человека, одного и того же образа, одного и того же персонажа, который и для одного, и для другого представляется «сыном Божиим», пускай даже совсем по-разному, каждому по-своему. Этот некто бросил вызов этому смертному миру, но воспринимали они это с противоположных точек зрения. Он даже победил в итоге смерть, но каждый из них понял это так, как смог. Может быть, Он и на самом деле является «спасителем», но они оба смысл спасения оценивают вовсе неодинаково. И ничего они с этим поделать не могут в принципе. Точка зрения в пространстве смыслов определяет всё. Куда ты за свою жизнь успел забраться, оттуда ты и взираешь, воспринимаешь и оцениваешь жизнь. И её, эту точку зрения, нельзя просто так, по щучьему велению, по своему хотению взять и изменить, как это можно сделать в пространстве видимом и осязаемом: просто куда-то переместиться, как теперь это сделали они.

     Такое неодинаковое отношение к одному и тому же предмету с неизбежностью покажет им, насколько далеко они разошлись в жизни. А то, что их объединяло: семья, дети — больше их не объединяет, их семейное гнездо уже опустело. И тот образ жизни, которым они прожили вместе всю свою семейную жизнь, уже считается подавляющим большинством не только не завидным, а напротив — каким-то недостойным и даже постыдно убогим. Во всяком случае, их собственные дети именно так к их прожитой жизни и относились. И хотели для себя какой-то иной, лучшей жизни.



Продолжение: http://www.proza.ru/2019/10/10/465