Как жизнь, сиреневый колокольчик?

Бодун придёт как Командор:
Огромный, мрачный злой.
Раздавит вас как помидор
Тяжёлою рукой.
Тимур Шаов, «Песня о бодуне»

От красивой жизни вкусная косметика осталась. Начатая, иначе бы загнала. А эта любимая губнушка - энергичный томат. Тон шёл мне в прошлой жизни, когда я была просто верблюдом. И теперь идёт. Цем-ем. - облизываюсь и подъедаюсь. От приёма горячей пищи губная не потечёт. Её нет, не ищи. От травки может чутка собраться в складочках губёшек.

Денег нет. Друга тоже. В холодильнике пятая стихия японского тантрического буддизма - пустота.

На руках гастарбайтер со сломанной ногой, перегаром и бодуном.
- Кися, Гуля, очень тебя прошу, попить принеси. Пожалуйста.

Григ. Утро. Пер Гюнт. Третья неделя одна и та же утренняя песнь помятого. Зачем я его спасала:
- Ведро с водой в сенях. Доползёшь.
- А кушать мне оставила? Я ведь потом захочу.
- Хохочите. Томатно - луковый энергичный салат. Луковица рядом с ведром валяется.
- Я немощный, будто старик, нуждаюсь в пище калорийной.


В его жизни нуждалась только болезнь. Тупое, дряхлое тело ломалось изнутри. Влага выходила липкой вонью. Старик обтрогал себя, вспомнил сверкающую шелухой луковицу. Долго стряхивал все укрывала. Перекатился на правый бок, нащупал половицу, ладонью упёрся о пол, привстал и обратился.

Поползл в сенцы. Дёргал рукой воздух, остальные полуконечности ставил опорой. Клонил макушку к полу, отдыхал. Вдох быстро двигал вверх рамки, бывшие плечами, выдох cпускал. Старость волоклась гусеницей. Вправо, влево, левее, осторооожненько направляясь к выходу. Остановился у двери, дёрнулся раз, второй, ...  Щупальце протрогало тряпки, помягче складывало в карман, для привычной обтирки. Шелестела шелуха. Туловище поднесло к щёчным складкам лук, покатало яблочком, перенесло в карман. Тем же макаром, скрипучей мусорной баржей, вернулось назад. Утопло в сетке кровати.

Летела новая кора, лоб же держался намертво, злобно, ещё и сильнее. Жгучесть легко вошла в щели, бывшие когда-то глазами, полуслёзы не умели уже скатиться и до точек ушей. Пустое отверстие рта мяло мякоть, проглоченное срыгивалось. Оно устало, забылось, свернулось початком. Над изголовьем встал дурной дух. Вокруг сверкала шелуха мозга. Таракан прошелестел ею. Заинтересовался липкой кислятиной. И скрылся в бездонном кармане, где остался хлам.

- Какая ты нехорошая. Жестокая. Холодная. Тьфу, в рот мне кто какал?
- Кошка. Мне на работу надо немножко.
- В поликлинику?
- В пятую точку клиники - салон красоты "Красота". - ответила я пятому элементу. Он, Руслан, Чернобор с подхалимом, два парикма-хера, нализались там вчера, лелея себя в барбершопе.
- Как это ты додумалась? Умн'о.
- Вспомнила.
- Кем устроилась?
- Давильницей. Хочу попробовать начать сначала.
- Как хохочите.

Можно было бы, конечно, нахохотать, будто я родилась во время потопа, или другого катаклизма. Но август того года был тёплый, спокойный. Вечерами горожане гуляли в центре города. Днями, потные, валялись где кто. Аттракционы в парке скрежетали до полуночи, заглушая звуки к вечеру скрипучих тел.

Cкрип зимы - причина повала в палатах родильного дома летом. Гала - беременный, кудрявый черныш, сбежала с девчачьего террариума, дабы одной умять свежее бычье сердце. Томат этот мещане видят любовной помидоркой, и другие бы поверили, кабы не "бардо" - цвет перехода. Но данная природой ягода, таможенный сбор за какую приравняли к овощу, потому как блюдо из неё трапезу не завершает. Да, всё так, когда бы современный американский учёный Бред не прилепил бы к старинной овощной индийской ягоде своё имя. Не доев поминку Вашингтона, роженица услышала темп танго. Дойдя до блюдца танцплощадки, ей захотелось придавить надоевшим животом всех сразу. Потому как нормальный человек не хочет сделать из людей пюре собственным пузом.

В четыре счёта танго. 22 августа. В 22.00. В тару номер 22, чёртова колеса (беременные ой какие выдумщицы), выскользнула я, новорождённая - давильница, перехватив остатки томатно-глютаматного бреда из рук родительницы, под кличкой "змея".

Не рисуй змее лоб, даже для стёба. Какой-то шутник не просто стиснул мою голову, как некоторые, лбом долга. Втиснул в мои, луковичные мозги новый, пятый элемент.

"Вся жизнь есть спор о вкусах и привкусах! - с Ницше не поспоришь.

Меня "одорили" не сладкой, солёной, кислой, горькой, а в японском стиле вкусом - умами. Этот глютамин даже отравленную жизнь превращает в приятную. Иллюзия в иллюзии, сон во сне, мечта в мечте, лыбящийся на похоронах. Данте, поющий в аду. Матрёшка, танцующая в апокалипсисе Кали. Ммммууу, обволакивающий вкус.

- Мммаа. Помидорка-то где лежит?
- Ааа, с зеркала слижи.