Не поменять ли точки отсчета

               
        Жизнь — трагедия для того, кто чувствует, и комедия для того, кто мыслит.
               
                Жан Лабрюйер

- Лолка, привет! Познакомься, это Борюсик – гений от физики, – подтолкнул плечом пришедшего вместе с ним скромно одетого неказистого человека наш компанейский Витоша. Обладатель феноменальной памяти и столь же исключительных коммуникативных способностей Виктор Самуилович Гришутин был главным поставщиком интеллектуалов в нашу фирму, давно переросшую семейные рамки.

- Очень приятно, Элеонора Витальевна, – протягивая руку и дежурно улыбаясь, прошептала я, а сама сокрушенно подумала. – Принесла же нелегкая еще одно дарование. Будет ли общение комфортным большой вопрос, а вот что уж точно произойдет – хозяйственных хлопот прибавится. Зачем, спросите вы, жене успешного бизнесмена, причем жене работающей, торчать на кухне? А вот фишка у меня такая. Люблю хлебосольничать! И потом, не каждый же вечер я тусуюсь на кухне, только тогда, когда сама считаю это необходимым.

- Добрый вечер! Борис Аркадьевич, – отвечая на приветствие легким поклоном, засахарил Борюсик. – Хочу предупредить, в быту человек я совершенно непритязательный. И в еде, и в иных удобствах, – как будто прочитав мои мысли, уточнил он в ореоле угодливого сияния.

- Этого еще не хватало, записной мудрец и дед-ведун в одном флаконе, – забеспокоилась я. – Он же запросто разрушит с таким трудом настроенную систему «эмоциональной безопасности»! Лишит тайной услады от смелых определений и убийственных характеристик, которые моя отважная, раскованная, победоносная сторона «Я» щедро нашептывает своей бледной нерешительной сопернице, способной разве что на редкие отважные всплески неоднозначных фраз. Это о том, что свое бессилие перед «производственной» необходимостью часто и подолгу общаться с многочисленными сотрудниками компании, я – в большей степени интроверт, нежели иное, научилась гасить тайным язвительным подтекстом высказываний вкупе с внутренним монологом без экивоков и церемонностей.

- Вы знаете, а мне известен неплохой рецепт приготовления рыбы в томатном соусе, хотите, поделюсь, – увидев несколько рыбин на столе, услужливо предложил Борюсик.
- А рецепт, видимо, из бережно хранимой записной книжки вашей любимой прабабушки, – изо всех сил пытаясь соответствовать светоносности собеседника, откликнулась я. – (Сейчас расскажет какую-нибудь небылицу о реликтовых семейных традициях или сошлется на старинный фолиант знаменитого кулинара).
- Вовсе нет, процесс готовки, что называется, разложила по полочкам моя одногруппница по физтеху Лиза.
- А ингредиенты, конечно, все немудреные, что всегда наличествуют в холодильнике, – взглянула я на Борюсика невинным взглядом. – (Примется перечислять, тут же отправлю его на ближайший рынок, пусть проветрится, чтобы впредь неповадно было сходу советы давать).
- Ну, если даже чего-то и не окажется, особых усилий не потребуется, – живо откликнулся Борюсик, – достаточно магазина за углом. Если, конечно, под рукой нет сущей безделицы: баночки помидоров в собственному соку, пары веточек петрушки, нескольких зубчиков чеснока, черствого хлеба, вина, непременно белого. Вот, пожалуй, и все. Готов сходить за недостающим. Так каков ваш положительный ответ?
- (Ишь ты, какой прыткий, не резвись торопыга, до финальной сцены еще как минимум два акта), – подумала я, а вслух сказала. – Да нет, бежать никуда не надо, – а потом, после заметной паузы, как бы в размышлении, протянула. – Ну, а воплощать в жизнь ваш рецепт вы поручите, конечно, мне? И под вашим чутким руководством?
- Ну что вы, если не возражаете, я с удовольствием приготовлю сам.
- Господи, кто же оттолкнет протянутую руку помощи, разумеется, и посмотрю, и на подхвате постою, – вытаскивая «оказийный» фартук невольно улыбнулась я. – (Да, занятный экземпляр. Но что касается гениальности, Витоша, видимо, хватил через край. Гении от науки к быту обычно инфантильно не приспособлены, а этот вроде как в теме. Но, как водится, правила имеют исключения, может это оно и есть? Поди угадай).
 
  Пока я размышляла о функционировании феноменов в повседневной жизни, Борюсик приступил к чистке рыбы, делал он это на редкость ловко, пожалуй, даже артистично, причем искря юмором и интеллектом. Не мудрено, что вскоре львиная доля гостей перекочевала на кухню. Они плотно окружили стол и вначале молча наблюдали за процессом, а потом включились  в неторопливую беседу. Словоохотливый Борюсик без усилий поддерживал разговор, ни на минуты не позволяя затихнуть бурлящему ручейку: едва первая тема была исчерпана, как с его легкой подачи появилась, вторая, а потом и третья. Не обошлось без суемудрия, особенно привередничала наша пиаресса Вета, высокая голубоглазая блондинка с наращенными космами.

- А вы, надеюсь, не в первый раз чистите рыбу? – округлив почти по Базедову (1) рвущиеся из глазниц очи, спросила она с придыханием. – Чтобы ни одной чешуйки не осталось, нужен какой-никакой опыт. Да, кстати, кто-нибудь знает, – обратилась она к столпившимся у стола, – чешуя представляет опасность, если ненароком ее проглотить, – и тут же, не дождавшись ответа, продолжила. – Я, конечно, понимаю, что одна чешуечка, попавшая в желудок, не в состоянии серьезно навредить, но если их окажется больше?
- Не волнуйтесь, милая барышня, – с улыбкой отвечал за всех Борюсик, – чешуя рыб, во всяком случае, тех, что принято использовать в кулинарии, совершенно безвредна. А что касается моих навыков в чистке рыбы, то смею вас заверить, я достаточно аккуратен, и зрение пока не подводит.
- А вы знаете, что при чистке рыбы с внутренней стороны тушки важно вычистить все черные пленочки, если их оставить, рыба будет горчить, – продолжила докучать Вета.

  Да есть все-таки в ней некая пакостность, не зря же за глаза коллеги частенько зовут ее стервой. И не просто стервой, а стервой для осадных поручений.  Почему с таким уточнением? А это за ее удивительное умение в ходе переговоров психологически выжать оппонентов, до предела измотать.

- Полностью разделяю ваше мнение, – сохраняя невозмутимое спокойствие, отвечал Борюсик, – поверьте, я это сделаю с особенной тщательностью, а потом еще и жабры удалю, так что все будет, как обещают бухгалтеры, в ажуре.
- Ну, теперь-то мы абсолютно спокойны, – победно возвышаясь над склонившимся над раковиной Борюсиком, произнесла Вета. – Ваши заверения, несомненно, дорогого стоят, однако причем тут бухгалтеры?
- Вы спокойны? Замечательно. Видите, как все превосходно складывается, – игнорируя сарказм, приподнял голову Борюсик. – А что касается распространенного в русском языке выражения «в ажуре», т.е. все в порядке, хочу напомнить, что его смысл восходит не к французскому слову «ajour;» (ажурЕ), сетчатый, пропускающий свет, ажурный, а к французскому же «; jour» (ажУр), т.е. актуальный. На языке бухгалтеров это означает подытоженный на сегодняшний день, а проще – то, что бухгалтерская запись проведена в день совершения операции.
- А мне сказали, что область вашего интереса – исключительно теоретическая физика, ну и бизнес. Вероятно, между делом. А вы оказывается еще и кулинар, и лингвист, а может и рыбак? Говорят, самую вкусную уху готовят именно они, – продолжала все с той же интонацией Вета.
-  Меня вряд ли можно назвать рыбаком, как, впрочем, и кулинаром, и уж тем более лингвистом, но с некоторыми уловками профессиональных рыбаков я знаком, – не поддаваясь на провокацию, отвечал Борюсик.
- Ну-ка, ну-ка, а с этого места поподробнее, – не сдавалась Вета.

- Что ж, если интересуетесь, извольте, несколько советов дам с удовольствием. Ну, вот к примеру, ловить рыбу лучше теплым летом, а если при этом еще идет дождь – вам обеспечены дополнительные бонусы. А все потому, что дождь смывает в воду разнообразную пищу, пригодную для рыб. К тому же из-за этих смывов вода становится холоднее, обогащается кислородом, что, в свою очередь, активизирует рыб, пробуждает у них аппетит.
- Т.е. вы хотите сказать, что как только нас радует теплая безоблачная погода или просто за окном прохладные деньки, для справки, среднегодовая температура в Москве составляет мизерные 5,8 градуса, нужно смотать удочки и терпеливо ждать тепла с дождичком? И лучше, согласно известному фразеологизму, в четверг! – не унималась Вета.
- Представьте, нет, потому что в активе завзятого рыбака на этот случай есть другой незаменимый природный помощник, – находчиво внес в разговор интригу неутомимый Борюсик.
- Теряюсь в догадках, кто бы это мог быть? Молодой месяц или старушка луна? А может быть звезды в черной ночи? Прошу помощи зала, – неожиданно звонко рассмеялась Вета. И вместо своенравной привередливой сократовской Ксантиппы (2) перед нами предстала чарующая волоокая Венера, за таинственным взором очей которой проступали и пытливый ум, и снисходительная ободряющая усмешка.

- Я знаю! Я! – неожиданно раздался голос Тимохи, моего десятилетнего сына, единственного несовершеннолетнего участника разговора. – Это ночь… Объясняю. Темно. Рыбы спят. И спросонья их легко заманить на крючок.
- Возможно и так, – с поощряющей улыбкой согласился Борюсик, – но чаще всего суеверные рыбаки призывают на помощь не ночь, а ветер. Этот отчаянный забияка коварен и опасен лишь в редких случаях. И согласись, от него значительно больше пользы, нежели бед.
- Согласен, – охотно поддержал польщенный вниманием Тимоха.
- Так вот, как оказалось, и в делах рыболовных ветер совершенно незаменим, – обращаясь к Тимохе, продолжил Борюсик. – Хотя бы потому, что он в состоянии вызывать волны, и в небольшой речушке, и в море, и даже океане. А волны для водных обитателей – вещь первостепенно важная!
- А почему? – округлил глаза Тимоха.
- Тут все просто. Посмотри, как это работает: волны гонят кормовую рыбу в области обитания хищников, активизируют смывы грязи и ила с береговой линии, вымывают со дна рачков, насекомых и другие рыбьи лакомства. И это еще не все! В ветреную погоду усиливается насыщение воды кислородом, а рябь на поверхности, созданию которой, кстати, тоже причастна именно эта стихия, препятствует проникновению в воду прямых солнечных лучей. А все вместе это замечательным образом влияет на клев!!

- Да вы просто поэт! – вновь скатилась на иронию Вета. – Послушать вас, рыбаки, подобно древним язычникам, надеются исключительно на волю властителей стихий, заметьте, не всегда милостивых.
- Я, вероятно, переусердствовал с описанием второстепенных нюансов, – перебирая принесенные мной ингредиенты, пристально взглянул на Вету Борюсик. – Безусловно, роль рыбака в рассматриваемом процессе трудно переоценить. Потому что львиную долю успеха составляют именно его личные усилия. Речь идет и о выборе места ловли рыбы, и снаряжении, усердии, усидчивости и многом прочем. Не последнее место в этом списке занимает подкормка.
- И здесь, как нигде, оправдывается до мозолей заезженная поговорка, – бесцеремонно вклинился в нарочито неторопливое повествование Борюсика Геннадий Васильевич Мерзликин, наш «зав по тылу», а в соответствии со штатным расписанием – начальник службы безопасности, – ну да, та самая, «Без труда не выловишь и рыбку из пруда». А в случае с прикормом о лени просто забудь! Иначе хорошего улова и не видать! Да-да-да, рыбная ловля – это целая наука!
- Подумаешь, рыбалка! Какие тут могут быть премудрости? – недоумевал расхрабрившийся Тимофей. – Купи в магазине корм или сам накопай червей и – порядок!
- А вот и нет, мой юный друг! Все не так просто! – вновь принялся мозгоклюйствовать Мерзликин. – Действительно, сейчас в магазинах можно много чего купить, можно и червей накопать. Но существуют хитрости гораздо более эффективные. Например, чтобы обеспечить хороший клев в прикорм добавляют кашицу из жучков-паучков с коряги из местного водоема. Ты наверняка поинтересуешься зачем? На это есть простой ответ: запахи, уточню, привычные запахи! Именно они привлекают даже самых недоверчивых рыбешек.
- И это абсолютно проверенный на практике факт, – в затянувшейся паузе поддержал Геннадия Васильевича Борюсик, – смею заметить, что хорошим подспорьем для удачной рыбалки может служить и чуть протухшая смесь, включающая измельченных мотылей, аквариумный корм из циклопов и дафний и сухую рыбью кровь.
- Готовить ее надо заранее, – вновь перебил Борюсика Мерзликин, – а до использования хранить в холодильнике в банке. Крышку плотно закрыть! – добавил он. Вероятно для убедительности, при этих словах Мерзликин громко хлопнул тяжелой ладонью по кухонной столешнице.
 
- Это все увлекательно, – заключил вошедший на кухню Славушка, мой муж и по совместительству генеральный директор фирмы Вячеслав Григорьевич Решин, – но, в соответствии с нашими традициями, мы должны не на кухне торчать, а соблюдать политес. Т.е. веселиться, отдыхать, вести приятные беседы, поэтому попрошу всех занять свои места в гостиной. И вы, – обратился он к Борюсику, – когда сочтете нужным, непременно присоединяйтесь.
- С удовольствием, – кивнул Борюсик, – но если позволите, я бы тут закончил.
- Безусловно, какая тут может быть альтернатива? Ибо «во время бытия в ассамблее вольно сидеть, ходить, играть, и в том никто другому прешкодить или унимать», – с миной грозного наставника забасил Славушка (3).
 - А «также церемонии делать вставанием, провожанием и прочим», – с шаловливым прищуром продолжил Борюсик и вслед за Славушкой весело расхохотался.    
Славушка удалился, а Борюсик увлеченно продолжал колдовать над заявленным яством.

  В кастрюле едва слышно побулькивал рыбный бульон, а на разгоряченной сковороде шипели, источая немыслимый аромат, мелко нарезанные кусочки томатов, которые утопили в обжаренном золотистом месиве из лука и чеснока. Ловкими движениями Борюсик извлек из кастрюли рыбины и отложил в сторону. Бульон продолжал кипеть, а минут через пятнадцать, когда он уменьшился наполовину, пришло время влить в него томатный соус, который на тот момент успел превратиться в однородную душистую массу. Туда же были отправлены кусочки мякиша черствого хлеба.
- Вот посмотрите, посмотрите, как с помощью хлеба можно регулировать густоту, – радовался Борюсик чьей-то давнишней находке. – Теперь рыбу нужно немного прогреть в соусе и можно подавать.
- (Ах, мой господин, что-то не очень мне верится в неподдельность вашего энтузиазма. Как-то все излишне карамельно, – думала я, наблюдая за уверенными действиями Борюсика).
- Ну что, хозяюшка, вуаля, рыба готова! Несите глубокие блюда, предстоит сделать последний штрих, – бодро распорядился Борюсик.
- Эти подойдут? – протянула любимые, кобальтовые. – (Что на этот раз изречет наша всесветлость?)
- Да. Смею озвучить затасканный факт, – не замедлил откликнуться полный сияния Борюсик, – красивая посуда, как и эффектная подача блюда, способствует пробуждению аппетита.
- Ну как не согласиться с вами? – с придыханием протянула я, а про себя позлорадствовала. – (Ишь какой разносторонний, и тут вставил свою полушку. Посмотрим, пройдет ли ваш незатейливый продукт наравне с горячими блюдами от шеф-повара итальянского ресторана).
- А коли так, – торжествовал Борюсик, – несите петрушку и лимон, ну и морковка, и оливки тоже могут пригодиться, для декора. Благо блюда с широкими краями, и есть место для разгула фантазии.
- Где это вы так научились классно резать лимоны, дольки такие тонкие, что можно увидеть, что происходит в соседней комнате, – приторно восхитилась я. – (Ну что, проглотите наживку, всеведущий господин кулинар?)
- Благодарю за поддержку. В свою очередь, заметьте, абсолютно искренне должен сказать, что ваши звездочки из морковки – ну просто филигранный шик.

- Вот и закрутилась крыловская петушино-кукушкина история, – игнорируя уверения в бесхитростности, покуражилась я, а про себя решила. – (Антимонии с этим угреподобным господином разводить не стоит, уж больно изворотлив).
- Зря не верите, в этом вы убедитесь через пару минут, по реакции проголодавшейся компании, – вставил шпильку в размышления Борюсик.
- (Он еще и иронизирует), – не замедлила я возмутиться. Про себя конечно. Ему же со старательно выжатой невинной миной сказала. – А разве мнению человека, заметьте, в экстремальных ситуациях, можно верить?
- Можно, если оно совпадает с вашим, – поощряюще прищурился Борис.
- Безупречная логика, – не удержавшись, прыснула я. – (А он ничего, этот гений Борюсик, вполне себе человекоподобный тип).

- Самосберегающе-житейская. Я – холостяк, – начал он рассудительно. – Кое-что повидал в жизни и, так сказать, не испорчен благами, семейными. К тому же у меня, уже давно, нет никаких ангелов-хранителей – ни мам, ни пап, ни бабушек с дедушками, даже домработницы нет. Все сам.
- Я должна облиться слезами по вашей бобыльей судьбе? – просочилась-таки капля откровенного ехидства.
- Да нет, на поток сочувствия расчета не было. Лишь хотел оправдать эгоистическую составляющую агрессивной позиции.
- Напрасно. Я менее всего склонна осуждать кого бы то ни было, – сказала я, и без тени ерничества, и без внутреннего комментария.
- Это вселяет надежду, – отозвался Борюсик. – Ну что? Присоединимся к остальным?
- Да-да, пора. Машунь, помоги накрыть на стол, – попросила я наконец возвратившуюся с судками помощницу по хозяйству.

  Наше появление с блюдами не вызвало никакого эмоционального отклика, еще бы: когнитивная разминка была в самом разгаре. Тем не менее аппетит у собравшихся она не отбила, скорее даже наоборот. Через двадцать минут все было съедено, и искусная лазанья с соусом бешамель, и немудреная рыба в томатном соусе, и несколько салатов – продукт совместных усилий моих и Маши. Даже нарезки на всякий пожарный были уничтожены до последнего кусочка.
Я сидела за разграбленным столом и молча наблюдала, как Машенька проворно убирала остатки пиршества. Тем временем наступала кульминация наших субботних посиделок – филигранная интеллектуальная эквилибристика, темой которой на этот раз стали, как бы это точнее определить, некоторые аспекты культуры бизнеса. Каждый оратор, по обыкновению, не спеша, с намеренно подчеркнутым чувством собственного достоинства защищал свою точку зрения, стараясь элегантно, без прямых выпадов, тем более оскорблений, представить оппонента полнейшим бездарем и тупицей. Небрежение к нормам этики допускалось, но это не делало участников шутейных передряг смертельными врагами, а лишь раззадоривало в желании последующие ристалища пройти более достойно.

  Дебаты, как правило, были настолько жарки и вместе с тем столь провокационны, что новички, не мешкая, вступали в перепалку, и тогда собравшаяся братия начинала кошмарить очередного неофита, проверяя его на психологическую выносливость. Проходил испытание – оставляли в компании, нет – без всяких антимоний отправляли за борт. Туда же, без объяснения причины, безжалостно скидывали испытуемых, не предпринимавших никаких попыток ввязаться в пикировку. Коты в мешке, равнодушные и просто бездари, изредка попадались и такие, не поощрялись.

- Зачем нам рыцари? – басил главный стратег компании – Петя Самойлов, сильно раздобревший высоченный богатырь с выбритой до зеркального блеска загорелой черепушкой. – Какой прок от сотрудников, для которых эффектность выше эффективности?
- Подожди, не перебивай Алешу, – решительно произнес Евгений Павлович Веткин. Не вышедший ростом и давно переступивший черту среднего поколения, он тем не менее не выглядел обрюзгшим коротышем, напротив был статен и подтянут. А черные блестящие глаза, отказывающиеся стареть, по-прежнему хранили молодой задор. Будучи замом Славушки по правовым вопросам, он ревностно ратовал за обязательность регламента во всем, в том числе и во время дебатов на уикенде. Евгений Палыч неспешно приподнялся, важно вытянул губы и запономарил: во-первых, ты не волен перебивать оппонента на полуслове, во-вторых, его позиция для нас архиважна! 
- Ну все, понеслось, сссчас вспомнит свое марксистско-ленинское прошлое и примется строчить цитатами из первоисточников, – гыркнул, по обыкновению забившийся в самый дальний угол наш доморощенный Митник (4) – Джон, точнее, Иван Дмитриевич Фектистов. Его копна рыжих нечесаных волос и светло-голубые глаза в бурую крапину обеспечивали полное сходство с преображенным мультяшным Антошкой, чью наивную большую голову зачем-то пересадили в такое долговязое нескладное тело.

-  Имейте уважение к старшим, мальчик, – по-отечески снисходительно улыбнулся ему Евгений Палыч, – и не воображайте, что вы, как сейчас любят говорить, продвинуты в чем-то еще кроме своей информационно-технической сферы. Поэтому полезно, хотя бы иногда, прислушаться к представителям иных отраслей социума. Однако хочу отметить вашу догадливость, действительно, по своей доброй привычке намерен обратиться к классикам, на этот раз не марксистско-ленинской, а мировой философии, а конкретно к Гегелю, – демонстративно медленно развернувшись к Самойлову, он продолжил. – По Гегелю, в процессе развития понятия происходит так называемое отрицание отрицания, в результате которого снимается внутреннее противоречие. Если на пальцах, момент, когда понятие выходит в свое инобытие, т.е. допускает собственную противоположность, являет собой отображение первого отрицания. Второе отрицание реализуется путем возвращения к себе в форме обогащенной определенности, которая содержит как само понятие, так и его противоположность. Ключевое слово – обогащенная определенность. В нашем случае учесть диаметрально-противоположные точки зрения и выработать единую позицию и будет примером этой обогащенной определенности. Не так ли?
- Во, замутил, – с кривой ухмылкой зашептал Джон, – башню снесет – не заметишь.

- Ну, наконец-то нашелся хоть один разумный человек, который услышал мои доводы, – игнорируя шепот Джона, обрадовался развернуто-аргументированной поддержке Алешка Шорин, добротно скроенный ширококостный парень с белозубой улыбкой в пол-лица. Являясь заместителем генерального по финансам по должности и пионером-открывателем по человеческой сути, он непривычно для работников своей сферы был экстравагантным, любил богемную атмосферу, пышность и театральность. Однако следует отдать должное, в своей прямой профессиональной деятельности никогда не расслаблялся и ни разу не позволил усомниться во взвешенности своей позиции. – Кредиты и еще раз кредиты – вот быстрый и эффективный выход из ситуации, – по-ленински выбросив руку и картавя, неожиданно соскоморошничал Алешка.
- Ты хочешь сказать, эффектное очковтирательство, – против воли разулыбался Самойлов.
- А про пиар ты напрочь забыл? – сменил тактику Шорин. – А о таком понятии как агрессивный маркетинг слышал что-нибудь? – наседал он менторским тоном. – К слову, подобный маркетинг совершенно справедливо признан незаменимым рычагом успешной экономической деятельности.
- Да это ты забыл, – интонационно обезьянничая, подхватил Самойлов, – на лекции восхитившего тебя автора позиционирования Джека Траута (5) я сидел, между прочим, рядом с тобой. Как там он проповедовал? Бизнес заключается в том, чтобы урвать кусок у другого. Мораль высоконравственнейшая.
- Далеко же мы окажемся, коль скоро начнем вести дела, исходя из наставлений своего духовника, – съязвил Алешка.
- А почему бы и нет. Небезызвестный тебе отец Федор выпускник факультета экономики Сорбонны, – в тон ему стебанулся Самойлов.
- И что, он в своих проповедях рассказывает, как одержать победу в конкурентной борьбе? – ухмыльнулся Джон.
- Нет, но это не значит, что в личной беседе он откажется обсудить подобные вопросы, – отмахнулся Самойлов.
- Замечательно, – воскликнул Лешка, – на следующую планерку по оптимизации деятельности фирмы в качестве главного арбитра в решении спорных ситуаций пригласим отца Федора. Не сомневаюсь, инвесторы такую инициативу без внимания не оставят.

- Неплохо, совсем неплохо, – подумала я, – атмосфера дискуссии создана, пора бы включиться и сегодняшнему новичку. Но Борис Аркадьевич Коган молчал.
- Эх, – разочарованно сникла я, – не услышать нам ваши гениальные бредни и не быть вам приглашенным в притягательный, но, увы, доступный не для всех наш туземный «Бильдербергский клуб» (6).
В этот момент Борюсик, пристально взглянув на меня, видимо, вновь считывая мои мысли, широко улыбнулся и подмигнул. Впрочем, в последнем я не совсем уверена, может показалось. Ну в общем, прежде чем ринуться в бой, своим изучающим оком он пронзил именно меня.

- Вы позволите, буквально несколько слов, – сквозь пелену оптического магнетизма продралось до моего сознания.

  Чепуха какая-то, кому расскажешь, не поверят: под гипнотическим взглядом Борюсика я потеряла не только дар речи, но и частично оглохла?! Это я-то, категорично не признающая каких бы то ни было мистических, паранормальных и любых иных явлений, необъяснимых логикой. Их не могло быть, потому что их не могло быть никогда, – повторяла я с завидной ожесточенностью попки – и вот, на тебе! Не в силах дольше преодолевать земное притяжение, на подкашивающихся ногах я медленно сползаю по косяку двери, а чувство такое, что именно так и снимаются с финального якоря.

  Область солнечного сплетения по ощущениям – глубокая зияющая яма, на дне которой, не останавливаясь ни на мгновенье, ворочается металлический шар с тончайшими шипами. Мне не больно. Почти не больно. Мне страшно. До жути. До такой степени безнадежности, когда веришь, что еще мгновение и бесповоротно провалишься в преисподнюю. Без возможности оправдаться, без Чистилища и прочих подготовительных церемониальных излишеств.
  А вот, кажется, и первые признаки приближения братца Таната (7): тело охватил адский холод. Рожденный где-то внутри, он просочился ледяными каплями пота, за мгновенье покрывшими меня с ног до головы. Неужели это все? Один борюсиков-взгляд – и на небесах?! Господи, что с моим разумом, откуда эта извращенная дичь, верно, я сошла с ума?

- Лолка, Лолка, – откуда-то издалека раздается Славушкин голос, – ты же всех нас перепугала! Ну, как ты? Лучше? – передо мной из белесоватого марева проступает родное, непривычно размытое лицо. – Ну, скажи хоть что-нибудь. А? Неотложка на пороге.
- Все хорошо, – хриплю с трудом, а сама осматриваюсь: оказывается, я на полу, а вокруг сочувствующие пары глаз на бесформенных лицах.

  Едва, переселив себя, я с невероятным трудом, пошагово наконец собираю лик каждого доброхота в более или менее привычные рамки и в торжестве выполненной миссии рассчитываю облегченно вздохнуть, как возникают еще два. С этими сложнее, в них не за что зацепиться, все чужое, подсказывает мозг. А впрочем, может и стараться-то не стоит?

- И что же произошло? Говорить можете? – звучит незнакомый сиповатый голос.
- Конечно, без проблем, – по задумке, бодрая фраза звучит неубедительно.

  Славушка полушепотом, в сильном волнении, так, что голос предательски срывается, подробно расписывает произошедшее: неожиданно побледнела, попятилась к стене, медленно осела на пол. Обморок был недолгим, буквально несколько минут.
За это время меня уложили на пол, под ноги подсунули подушку и накрыли одеялом. Не забыли протереть лицо прохладной влажной салфеткой, а уши помассажировать. После стольких процедур, вымученных оторопелыми от неожиданности, далекими от медицины радетелями, тем более понюхав вату, смоченную нашатырем, я просто обязана была очнуться, что и сделала.

- Что ж картина проясняется, – пробормотал все тот же надтреснутый голос, а после, обращаясь к окружившей публике, отчетливо выводя каждое слово, безапелляционно распорядился, – все действовали последовательно, грамотно, а теперь прошу разойтись, а вы, если не ошибаюсь, муж, останьтесь. Что ж, голубушка, теперь изложите свою версию, – обратился он ко мне. – Уверен, вам есть, что добавить?
- Да, собственно, добавлять особо и нечего. Вы помогите мне лучше сесть. Я никак не могу разглядеть ваше лицо. Так сказать, поймать в фокус. Знаете ли, растекается.
- А вы уверены, что хотите встать? В вашем положении было б неплохо еще полежать, с полчасика.
- Какой вы однако прыткий, еще толком осмотреть меня не успели, и, пожалуйте, диагноз готов.
- Она, вероятно, еще пребывает в бреду, – попытался смягчить мой тон Славушка.
- Черта с два, я в полном сознании. Ты же сам слышал: «В вашем положении, в вашем положении…». Как ты ухитрился растрепать все первому встречному, и, главное, когда? А сам-то ты откуда узнал? А-а-а, Верка проболталась. Лучшая подруга называется!

  Кое-как, не без помощи, конечно, мне удается-таки усесться, прямо на полу.

- (Да, так гораздо лучше, вот и лица приобретают привычные очертания, и, в конце концов, прекратилась эта вязкая свистопляска окружающих предметов), – повернувшись к врачу, говорю ему. – Вот ваше лицо теперь вполне человеческое, и даже почти симпатичное. Элеонора Витальевна, – представляюсь зачем-то, – а как вас величают?
- Герман Соломонович, – произносит он как-то устало. – Что ж информации более чем достаточно, впрочем, может быть еще хотите что-либо сказать?
- Ну что сказать, восхищена вашим именем! Уж полночь близится, а Германа все нет, – лепечу невпопад (8), – а отчество и того лучше – Соломоныч! Соломон, мудрец!
- Лолочка, что-то ты не на шутку разошлась, – бережно обнимает за плечи Славушка, – наверное тебе стоит сосредоточиться на произошедшем и возможно ты припомнишь еще что-нибудь важное.
- Я жива, что же может быть важнее? Не правда ли, Герман Соломоныч. И все-таки Соломон Германович лучше. А вас, юная дЕвица как звать? – обращаюсь я к сопровождавшей врача сестричке, что молча наблюдает за происходящим.
- Светлана, – почему-то раздраженно произносит она. Фрапирована ситуацией?
- Господи, что не имя, то поэзия – «Тускло светится луна в сумраке тумана, молчалива и светла милая Светлана» (9), – монотонно речитативлю я.
 
  Светлана, не скрывая недружелюбных чувств, демонстративно отворачивается. А врач, проведя беглый осмотр и измерив давление, заключает:
- Как я понял из ваших слов, вы беременны. В этот период в организме происходят резкие гормональные перестройки, что сказывается на сосудистой системе. И есть вероятность, что именно это и вызвало вашу синкопу (10).
- Маэстро, каков ваш прогноз? – решительно перебиваю я его. – Станет ли синкопирование неотъемлемой частью моей беременности? Могут ли на это повлиять ритмы джаза, который я грешным делом слушаю. Уточню, не редко?
- Я бы не стал шутить на эту тему, поскольку синкопальные состояния чреваты развитием серьезных последствий, поэтому советую сегодня отлежаться, а завтра отправиться к гинекологу. Терапевту тоже стоит показаться. А сейчас позвольте откланяться, меня ждут другие пациенты.
- Прощайте, доктор, хотя с вами так не хочется расставаться, вы – милый, – окончательно смущаю я его.
-  А вас я бы попросил сделать Элеоноре Витальевне крепкий сладкий чай или кофе, что пожелает, – обращается он к Славушке. – Давление не критично низкое, но все же низковатое. Ну, а если продолжит буйствовать – накапать валерьянки, в патологическом случае – в смирительную рубашку и на Канатчикову дачу (11), отдыхать, – напоследок улыбается Герман Соломонович, и я вижу, что за своими толстыми очками и намеренно показным серьезным видом он прячет свою молодость, неуверенность и кучу комплексов, нередко свойственных для начинающих эскулапов, да, собственно, для любых начинающих.

  Наутро следующего дня я была как новенькая, две недели прошли в исследованиях, сдаче анализов, беседах с многочисленными служителями Панацеи (12). Беременность не подтвердилась, то ли воды перепила, то ли тест оказался бракованным. Поиски других причин обморока результатов не дали. Но поскольку ничего плачевного в моем организме не нашлось, произошедшая история благополучно забылась. Остался лишь невразумительный, не поддававшийся приемлемому истолкованию осадок, который так и не был преодолен в нескончаемых внутренних полемиках. Только не нужно сразу причислять меня к шизикам. Разве в трудных ситуациях вы не прибегаете к аутодиалогам, взвешивая «за» и «против»? Вот то-то же. Кстати, Юрий Лотман, разграничивая сообщение в системе «Я-Он» и аутокоммуникацию в системе «Я-Я», подчеркнул, что подобное различие имеет культурологический смысл. Более того, культуры, ориентированные преимущественно на сообщение, подвержены опасности умственного потребительства (13)! Каково? Стало быть, внутриличностная аутокоммуникация – вещь не только совершенно не криминальная, а очень даже полезная. И с психикой у меня все в порядке, человек я рациональный и, как сейчас принято говорить, стрессоустойчивый. У меня в жизни никогда не было никаких срывов. Да из меня слезу не выжать, при самых плачевных поводах, вот такой я кремень!
  И тем не менее что скрывать! От первого впечатления, что причиной моего синкопального состояния был именно Борис, освободиться не удалось.

  А на работу Борюсика взяли. Года на два или три он выпал из поля моего зрения. Видела его несколько раз мельком, когда приходила в дочерний офис на Таганке. Разговоров же о нем ходило много, чаще всего восхищались, нестереотипным мышлением, скоростью принятия решений, звериной интуицией. Имея набор таких качеств, да еще демонстрируя абсолютно уникальный покладистый характер, он легко взлетел по карьерной лестнице. И, в конце концов, вновь был приглашен к нам в дом, но уже не в качестве экзаменуемого. Решение пригласить Борюсика созрело на очередной последней в месяце пятничной оперативке в головном офисе. По годами сложившейся традиции на них обсуждали планы субботних мероприятий. В тот день на оперативке меня не было, я еще не возвратилась из питерской командировки. И поскольку со своими терзаниями по поводу вины Борюсика я ни с кем не делилась, никому и в голову не пришло предупредить меня о его новом статусе. Представляете мое лицо, когда, выбежав на звонок очередного гостя, я увидела Борюсика.

- Что с вами, Элеонора Витальевна, – сердобольно воззрился Борюсик, – может воды?
- Нет, нет, Борис Аркадьич, пустяки, обычный токсикоз, – неожиданно для себя выпалила я.

  Борюсик, несмотря на мои возражения, молниеносно сбросил плащ и кинулся на кухню за водой.

- Ну какая же ты тупица, – в сердцах распекала я себя, – надо ж такое ляпнуть! Как теперь модно говорить, оговорка по Фрейду. И как же теперь прикажете выпутываться? Сказать, как есть – нелепо. Что пошутила – нелепее нелепого. Остается выжидать, а там, куда кривая выведет? Нет, тянуть не стоит, нужно действовать наверняка и сегодня же при удобном случае покончить с этим. А чего ждать? Сейчас и скажу…
  - Вот, пожалуйста, выпейте, – подбегает ко мне Борюсик и протягивает стакан. И это происходит именно в тот момент, когда встретить очередного гостя выходит мой Славушка.
- Добрый вечер, Борис Абрамович, – бодро начинает он, но, увидев мизансцену со стаканом, тут же осекается. – Что такое? Тебе плохо? Может врача?
- Нет, нет, беспокоиться не стоит, просто в горле пересохло, и я попросила Борис Аркадьича принести воды, – не давая Борюсику вставить ни единого слова, рапортую я.
-  Оригинальничаешь? – копируя интонацию Светланы Крючковой (14), грозит мне пальцем Славушка, а потом привычным бархатистым голосом шепчет. – Умоляю, не пугай меня, – и, приобняв Бориса за плечи, увлекает его в гостиную, оставив меня наедине с моими навязчивыми мыслями.

- Что за морока? – начинается с вопроса мой очередной аутодиалог, – этот субчик Борюсик как-то странно действует на меня, вот уже дважды  он каким-то образом вывел меня на мысли о деторождении. Вряд ли он сделал это осознанно. Значит дело во мне. Что же со мной не так? И причем тут Борюсик? Я бы еще поняла, если бы он, пусть и невольно, воспринимался мной как возможный сексуальный партнер, но это невозможно. Невозможно категорически. Даже в самом немыслимом сне. Тогда как все это истолковать? Начальной стадией спутанности сознания?  Ну уж нет, с этим я точно не соглашусь! В таком случае каким может быть объяснение? Даа. Так и до токофобии недалеко. Оказывается, существует и такая, как поясняет толковый словарь, она связана с паническим страхом перед беременностью и родами!

  Желая отвлечься от затянувшейся рефлексии, я заспешила в гостиную, в которой в преддверии проверки на «сопротивляемость», уютно расположились почти все приглашенные. Не было только Джона, он отпросился в связи с юбилеем отца, и Петра Самойлова, что отправился на какие-то «позарез необходимые» курсы в Майами.
В зале все было готово к приему. Люстры, торшеры и бра зажжены, стулья расставлены, фуршетный столик накрыт. В общем, царила атмосфера ожидания. И в предвкушении нескучного вечера большинство собравшихся бодрились аперитивом.
В качестве «остренького» на сегодняшний вечер была приглашена некая Аида Зандер. Именно ей и предстояло стать главной героиней импровизированного спектакля.

– Готовьтесь, вам крупно повезло, через полчаса увидите «Ангела во плоти», – воскликнул наш обаятельный Казанова, утонченный дамский угодник и закоренелый холостяк Артур Адарян. Почти двухметровый верзила отличной выправки, с густой кудрявой шевелюрой и улыбкой в 32 белоснежных зуба, умный, страстный, щедрый и предприимчивый. Его обожали все особи женского рода, начиная с еще беззубых малышек в колясках и кончая древнейшими старушенциями на последнем выданье.
- Ужели так хороша? – скептически прищурилась Вета.
- Да нет, скорей дурнушка, – с явным желанием приглушить хищнические настроения отметил Артур.
- Ситуация более чем очевидна, если девушка откровенно некрасива, у нее в запасе всегда наличествует прекрасная душа, – не скрывая удовлетворения, отозвалась Вета.
- О красоте ее души я, к сожалению, также ничего не смогу сказать. Видел ее, Аиду, не душу, конечно, пару раз, даже не поговорили, – искренне посетовал Артур.
- Послушай, Артур, ты прекратишь или нет глумиться над честной компанией? Скажи наконец прямо, о чем речь? – не выдержал Евгений Палыч.
- Да, да, конечно, простите великодушно, сейчас объясню. Дело в том, что необыкновенное лицо Аиды имеет необычайное сходство с образом на рисунке Леонардо да Винчи «Ангел во плоти».
- Подожди, – недоуменно перебила его Вета, – насколько я помню, там изображен юноша, причем весьма фривольно.
- Иветта, помилуй, я говорю исключительно о чертах лица, – и, обращаясь уже ко всем, продолжил. – Вы сами убедитесь в этом уникальном сходстве, едва взглянете на нее. Тот же аскетичный овал и широковатая переносица, те же огромные притягательные глаза, улыбающиеся губы со слегка приподнятыми уголками и темные, от природы вьющиеся волосы, небрежно разбросанные по плечам.
- То есть ты хочешь сказать, что твоя Аида недостаточно женственна, а, проще говоря, мужеподобна? – удивился Алешка.
- Нет, что ты. Она милая. Да, в ней есть чуточка юношеской угловатости. Но это нисколько не портит ее. Напротив, привносит некий шарм, – мечтательно заключил Артур.
- Ты что, влюбился? – опешил Алешка.
- Пока не знаю, но очарован точно.
- Я полагаю, это восхищение эстета. Ты так пленен этой загадочной Аидой, поскольку проецируешь ее внешность на знаменитые андрогинные портреты Леонардо, – с плохо скрытым оттенком зависти вздохнула Вета.
- Может быть, может быть, – задумчиво протянул Артур.

- Ветуш, просвети нас, пожалуйста, что это за портреты? – попросил Евгений Палыч.
- Гермафродитные, – тут же отреагировал Джон.
- Я не искусствовед, конечно, и не смогу дать исчерпывающий ответ на ваш вопрос, – начала Вета, – но, в противовес Джону, скажу следующее. Употребление слова «гермафродитный», которое предполагает наличие половых признаков, на мой взгляд, не совсем точно. Поскольку андрогинные портреты – это портреты, в которых они практически не выражены. Согласитесь, для того, чтобы заметить такую особенность, не нужны какие-либо профессиональные навыки. Для убедительности приведу примеры: «Иоанн Креститель» или упомянутый уже рисунок «Ангел во плоти», да и сама «Джоконда»! Ну хотя бы на счет «Джоконды», согласны? Ее же вы все хорошо представляете, – обвела взглядом собравшихся Вета.
- Что касается «Джоконды», пожалуй, что и да. Забавно, но я никогда не обращал на это внимания, – растерянно отвечал Евгений Палыч.
- Просто это вас не интересовало! А вот искусствоведы, одни из тех, кто мало на что пригоден сам, однако по штату им дозволено копаться во всем, в том числе и грязном белье. Вот они исправно пытаются поймать да Винчи, да, к слову сказать, не только его, на разврате, – вскочил со своего места Глеб Дорошин. Он редко включался в разговор, но когда это делал, то непременно вносил в мирное течение беседы элемент жаркой полемики, особый раздрай, нотку бунтарства, что, впрочем, всегда шло на пользу. Я всегда радовалась этим его вспрыскам эмоционального эликсира. Вот и сейчас атмосфера накалялась, правда, незапланированно преждевременно.

- Я совершенно не согласен с вами, – вступился за искусствоведов Борюсик, – знание биографии, личных особенностей позволяет лучше понять творчество художника, выявить истоки его замыслов. Прибегая к расхожему, но справедливому штампу – заглянуть в творческую лабораторию художника.
- А знаете, ваши слова действительно справедливы, – саркастически улыбнулся Глеб. – Возьмем к примеру балет «Нуреев», приуроченный, кстати, к круглой дате танцовщика! Вот бы порадовался, если б был жив. Вы, с вашими соображениями о вседозволенности, наверняка, и спектакль посмотрели, и выводы сделали? А фотографией обнаженного Нуреева в полный рост тоже, так сказать, насладились?
- Нет, спектакль не видел и фотографию тоже. Но точку зрения Серебренникова разделяю, поскольку считаю, что именно в гомосексуализме этого гениального танцовщика и нужно искать истоки стилистики его творчества, – твердословил Борюсик.
- Чего-чего, а речи толкать мы умеем! А не задумывались о том, что для того, чтобы понять человека, вовсе не нужно заглядывать, пардон, в штаны, выставлять на всеобщее обозрение интимные фотографии, а попросту – совать свой нос в потаенные уголки личной жизни, куда вас не приглашали. У вас, как понял, другое мнение? И вы наверняка не считаете, что делать это неприлично? – сердито вопрошал Глеб.
- Любопытно, и в чем же вы узрели здесь неприличие? – не скрывая издевки, задал встречный вопрос Борюсик.
- Я преклоняюсь перед гением многострадального еврейского народа, но отвратительную черту многих его представителей – отвечать вопросом на вопрос – просто не переношу. Вам, вероятно, нечего сказать?
- Ну отчего же?
- Опять вопрошает! – громко ударив по коленке, в сердцах тьфукнул Глебушка.
- Видите ли, таковы правила игры, если выбираешь публичную профессию, а любой творческий человек желает признания своего творчества, да что юлить, славы жаждет, и значит должен быть готов к обратной стороне медали, – бесстрастно изрек Борюсик.
- Господи, и это говорите вы? Вы же талантливый человек, знаете ли вы, что за глаза вас гением кличут? И что же, если в один прекрасный день вы превратитесь в медийную персону, то согласитесь, чтоб вас вот так, как подопытную крысу, препарировали?
Ответа мы не дождались, потому что неожиданно услышали слова приветствия.

- Добрый вечер, я – Зандер, Аида Зандер, – отчетливо прозвучал приятный голос. – Я звонила, несколько раз, никто не ответил, но поскольку дверь была не заперта, решилась войти. Если не вовремя, извините.
Перед нами стояла хрупкая девушка в ореоле, свисающих колечками, пышных волос. Ее действительно нельзя было назвать красавицей, но не подпасть под ее магнетическое обаяние возможности попросту не было. Видимо, это и явилось причиной нашего столбнячного молчания. Первым его нарушил Борюсик.
- Добрый вечер, Аида, пожалуйста, присоединяйтесь, – произнес он, ловко вытащил из-под себя стул и придвинул поближе к девушке.
- Благодарю вас, с удовольствием, для меня честь быть приглашенной на этот вечер, – сказала она и грациозно присела.
- У вас весьма необычное сочетание имени и фамилии, – продолжил Борюсик.
- Все очень просто, фамилия досталась от папы, в переводе с идиш означает «дедушка», «пожилой человек». Имя дано в честь бабушки по материнской линии – казанской татарки, правда, до конца жизни она так и не смирилась с этим определением и всегда гордо величала себя булгаркой.
- Ну а вы? Кем считаете себя вы? Я имею в виду национальность.
- Хороший вопрос, кем считаю себя я и кем являюсь на самом деле – это возможно две большие разницы, – улыбнулась Аида. – Вот сами посудите. По паспорту я еврейка, но это можно признать с натяжкой, папа – еврей только по маме, его отец – немец. Семьи не получилось, и вопрос с его национальной принадлежностью был предрешен. У мамы тоже кутерьма в родословной, хотя ее мама, моя бабушка, судя по всему, действительно, была чистокровной казанской татаркой, булгаркой, – уточнила она с легкой усмешкой. – Ее муж, мой дедушка, как подшучивал он сам, – продукт итало-русского сотрудничества. Еще мне говорили, что в нашем роду, по отцовской линии, замечены армянская, испанская и даже эфиопская кровь. Таким образом, я – несомненно, результат интернационального взаимодействия, именно так я себя и ощущаю, человеком мира. Ну а что касается восприятия другими – это в зависимости от точки отсчета.

- «Человек мира» звучит гордо, – отозвался Борюсик, – однако на практике, да вы и сами это наверняка осознаете, дела обстоят не так радужно, и вы совершенно правы, говоря о точке отсчета. Взгляды на национальный вопрос в нашем сегодняшнем многополярном мире, простите за тавтологию, многополярны. 
- Что-то вы мудрено заговорили, попрошу объяснить, куда клоните? – первым, почувствовав зыбкость ситуации, раздраженно спросил Евгений Палыч.
- Вы напрасно так разволновались, – в ухмылке скривил губы Борюсик, – я всего лишь хочу предупредить девушку, что подобная откровенность может закончиться весьма плачевно. Если вдруг аудиторию выберет неудачно.

  Я смотрела на Борюсика и размышляла о непредсказуемости человеческой природы. Я и раньше чувствовала, что Борюсик не так великодушен, как хочет казаться, но вместе с тем понимала, что, в конце концов, все выяснится. И вот кот в мешке по прозванию Борюсик начал выпускать свои, как оказалось, хорошо отточенные коготки. И его легендарная бархатистость таяла на глазах. Такого Борюсика мы еще не видели, однако на лицах коллег удивления не наблюдалось.

- И все-таки, объясните, какая на ваш взгляд опасность таится в словах Аиды? – спросила Вета.
-  Вы что-либо слышали о такой науке как евгеника?
- Наука? Слишком громко сказано, скорее псевдонаука. Ее последователи носятся с идеей совершенствовать человеческую породу путем се-лек-ци-и! – подняв указательный пальчик, воскликнула Вета. – Среди ярких поклонников Гитлер и иже с ним! Не правда ли, замечательная компания! Это вы о схожих аудиториях упоминали выше?
- Ну ладно Евгений Павлович, философ-мечтатель, но вы, Иветта – рациональный человек, вы должны ценить общество, в котором нет физических и моральных уродцев! Вот только представьте себе, какой была б цивилизация!
- Это ж ни в какие рамки не лезет! – вскочил со своего места Артур. 
- Признаться, я ждал от вас сюрпризов, мутный вы человечище, но таких! – озадаченно воскликнул Евгений Палыч. – И причем тут Аида?
- А при том, что следует придерживаться правил расовой гигиены (15). Вы слышали, что в их роду были даже эфиопы!? Что с точки зрения расовой чистоты абсолютно недопустимо! И еще неизвестно, как аукнутся подобные выкрутасы для потомков. Как вы не понимаете, для человечества расовое смешение – катастрофа!
- А как же те гении, предки которых пренебрегли этой пресловутой расовой чистотой? – усмехнулась Вета.
- И вы в состоянии привести примеры? – бесстрастно продолжал наступать Борюсик.
- Да здесь и искать не надо, наше всё – Александр Сергеевич Пушкин.
- Нет, этот пример не годится, я попрошу обойтись без всяких маргинальных личностей. Вы назовите серьезных людей, внесших значимый вклад в развитие общества – физиков, математиков…

- Господи, что за бред вы несете? – перебил его Евгений Палыч, – да вы пропащий человек, в детстве вам наверняка не читали сказок, а в школе не повезло с учителем словесности, вас забыли вовремя сводить на «Щелкунчика», а скорее всего вообще никуда не водили. Иначе как можно объяснить подобные высказывания?
- А ваше детство наверняка прошло под гнетом вышеперечисленных бредней, именно это и определило и выбор профессии, и ваше мировоззрение, – неторопливо отвечал Борюсик.
- Ну, знаете ли, всякое терпение имеет предел! – уже не сдерживая южного пыла, подскочил к Борюсику Артур в попытке схватить его за шиворот. И не вмешайся в конфликт Славушка, он наверняка победоносно закончил б свое намерение вытолкнуть зарвавшегося взашей. Сомнений в подобных способностях Артура не было. Однажды мы уже видели летящего в фонтан теперь уже бывшего сотрудника, который, перепив, начал излишне откровенно высказываться о присутствующих дамах.
 
- Господа, что-то вы сегодня не на шутку разгорячились, предлагаю снизить градус, сменить тему и пройти в столовую, – категорично прекратил перепалку Славушка. – Из недавней поездки во Францию я привез несколько дюжин Шато д; Армайяк, оцените мастерство виноделов, ну а заодно и сыроделов. Позвольте вашу руку, – обратился он к Аиде, и они первыми вышли из гостиной.
Реакция присутствующих была мгновенной, Артур тут же, правда, неохотно ослабил хватку, что позволило вывернуться раскрасневшемуся Борюсику и попытаться дать обидчику сдачи. Однако остальные парни были начеку и просто оттолкнули от Артура расхрабрившегося вояку.
  Статус-кво было восстановлено. Все мирно потянулись в столовую. Когда одним из последних зал собрался покинуть Борюсик, возвратившийся к тому моменту Славушка перегородил ему дорогу и, приобняв за плечи, бодренько повел в кабинет. После получасового отсутствия Славушка присоединился к остальным. Без Борюсика.

  Главным результатом этого инцидента, по сути, явилось то, что Аида стала вторым человеком, принятым в команду без традиционного экзамена. Тогда мы даже предположить не могли, что это и было целью Борюсика, причем лукавый замысел был достигнут легко и не без изящества.

  Вечер же, вопреки непредвиденным осложнениям, завершился невероятно душевно. Вета, как было уже не раз в моменты излишней напряженности, села за рояль. И прозвучали «Грезы» Шумана. Славушка выполнил обещание поделиться впечатлениями от поездки по Гаскони и привычно сопроводил рассказ демонстрацией слайдов. Мерзликин позабавил затасканными анекдотами. Свой вклад внесла и Аида, спев знаменитую неаполитанскую песню Эдуардо ди Капуа «Мое солнце». Это было и неожиданно, и вовсе не по-дилетантски. Восторгам слушателей не было предела, даже привереде Вете не удалось остаться без комплимента роскошной певунье.

  В итоге, в то время как Борюсик был включен в ближний круг через три года, Аида прошла этот барьер гораздо раньше – через два…месяца. Приглашение последовало накануне дня, когда проходил испытание претендент в новый филиал в Питере тогда некто, а сейчас ценнейший обаятельнейший неподражаемый молчун Рудик Сухоруков.
На традиционной оперативке, проведенной в связи с происками праздничного календаря не в пятницу, а в четверг, мы, соответственно, согласовывали план не субботнего, а пятничного вечера. Без долгих переговоров решили, что будет, как обычно, аперитив, затем «смотрины» Сухорукова, после ужин и в конце – бонус от Евгения Палыча. Нумизмат со стажем, он обещал не только рассказать, но и показать новые экземпляры, которыми он дополнил свою коллекцию во время последней поездки по Кавказу.

  Организовать аперитив вызвалась Аида, возражений не было, и перед началом вечера стаканы с напитком начали выставлять на фуршетный стол. Над ними колдовал приглашенный Аидой бармен. Аида же стояла рядом, почему-то с Веденским. Наверное, перепутал время, подумала я.
  Эдуарда Веденского, полиглота, в совершенстве владеющего одиннадцатью языками и легко изъясняющегося еще на паре десятков, мы, как правило, вызывали для ведения ответственных переговоров с представителями иностранных компаний. Однако на данное мероприятие его пригласили не в качестве переводчика. А так, присмотреться, но с прицелом. Наши международные связи расширялись, и такой человек в команде стал необходим.

- Минуту внимания, – обратилась к собравшимся Аида, – на столиках для аперитива сегодня вас ждет напиток – «Пенициллин». Его приготовил бармен легендарного нью-йоркского бара Milk & Honey Сэм Росс. Плотный график не позволил ему задержаться. Он наполнил стаканы и удалился, буквально пару минут назад. Возможно, вы даже столкнулись с ним в дверях. А поскольку Сэм настоятельно советовал не тянуть с дегустацией, попрошу и я, не второпях, конечно, но и не мешкая, отведать этот божественный коктейль.
- Фантастика, Сэм Росс! – первой подхватив бокал, не удержалась от восклицания Вета. – Как же вам удалось уговорить его прийти?
- Ну, знаете ли, есть аргументы, которые делают доступными любые капризы, – ухмыльнулся Борюсик, бросая в стакан дымящийся кубик льда.
- А где же соломинка? – проигнорировав сказанное, спросила Вета.
- Иветта Брониславовна, вы меня все больше и больше разочаровываете, – не глядя на нее, ответил Борюсик, – знать бармена и при этом не иметь представления о его коктейле, ну это просто подмена приоритетов.
- Приоритеты здесь не причем. Коктейли не люблю, а новости отслеживаю, – так же, не глядя в сторону собеседника, буркнула Вета.
- Ну, коли так, вы должны были прочесть еще и то, что этот коктейль подается без соломинок и зонтов, – парировал Борюсик.
- Борь, ты что невчунай (16), чтоб даму напраслиной изводить? – сморщился Джон и, вероятно, предвосхищая ответную эскападу, отметил, – а вообще, с тобой свяжешься – огребешь трабла (17) по полной.
- Джон, а ты не устаешь меня удивлять, – с интересом обернулся в его сторону Борюсик, – что ж это за слово такое? Не в чем что? Выдай-ка его еще разочек.
- Невчунай, – охотно отозвался Джон, – бабка так моя называла невеж и неучтивцев, и выражение «напраслиной изводить» тоже, кстати, ее.
- Колоритно. Гляди-тко как заговорил? – передразнивая Джона, скривился Борюсик – Ты может, что-нить и на старославянском ввернешь? Да позаковыристей?
- Надо, вверну – огрызнулся Джон.

- Господа, добрый вечер, – с энтузиазмом начал синхронист Эдуард, – поскольку наш гость удалился, с секретами его фирменного напитка познакомлю вас я.
- Аида, что ж вы не предупредили, это ж целое событие!  – огорченно прервала Веденского Вета. – Я б непременно пришла бы раньше, да и другие наверняка б не отказались.
- Вся проблема в том, – картинно потупив очи, оправдывалась Аида, – что это было его условие. У меня просто не было выбора. А Эдуарда Константиновича я пригласила на свой страх и риск, якобы в качестве помощника, чтобы он как можно больше смог выведать о напитке. Ну а потом поделиться с нами. Уловка не удалась, лишь вызвала недовольство Росса.
- Итак, – бойко продолжил вещать Веденский, – господин Росс торопился и не успел поведать рецепт приготовления коктейля, но, к счастью, я предусмотрительно заглянул вчера в интернет, и кое-что разузнал сам. Так вот, в состав «Пенициллина» входят Blended Scotch Whisky, т.е. купажированный шотландский виски и, предпочтительно десятилетней выдержки, односолодовый шотландский же виски Laphroig, а также лимонный и имбирный соки и медовый сироп.
- Простите, что перебиваю, – предварительно подняв руку, возразил Артур, – но в инете я как-то наткнулся на сайт, где некто Макар Миклашов, давал мастер-класс по приготовлению «Пенициллина». Ссылаясь на Сэма Росса, он называл другие напитки.
- Я же говорила, – перебила Артура Аида, – Сэм был рассержен и не желал давать каких бы то ни было пояснений, коктейль он готовил без свидетелей и вынес уже наполненные стаканы. И добиться от него каких-то комментариев было просто нереально. «Смотрите меню на сайте бара», – вот все, что он сказал.
- Т.е. вы озвучили информацию с сайта бара. Понятно, – протянул Артур, – ну а проверить, раскрыл ли Росс Миклашову свой рецепт или не раскрыл, тоже нет никакой возможности. Разве что спросить при случае у самого Сэма, – улыбнулся Артур.
- Тебе что, не дают спать лавры всемирно известного бармена? – сардонически полюбопытствовала Аида.
- Да нет, просто хочу прояснить ситуацию, – игнорируя ехидство, начал рассуждать Артур. – Получается, что достоверно известно лишь то, что в коктейле используются купажированный и односолодовый шотландские виски, а какие марки – нужно уточнять.
- А чем отличается купажированный виски от односолодового? – заинтересовался Мерзликин.
- Односолодовый виски производится на одной винокурне из сусла, содержащего воду и помол соложеных зерновых культур, притом в шотландском виски допускается исключительно соложеный ячмень. Ну, а в купажированный добавляются солодовые спирты других винокурен, – пояснил Артур.
- Ну что, можно продолжить? – спросил начинающий терять терпение Веденский.
- Да, пожалуйста, – за всех ответила Вета.

- Итак, секрет этого коктейля, – уже без всякого воодушевления продолжил Веденский, – в балансе кислого и сладкого. Причем в коктейле нет сахара, его заменяют мед и имбирный сироп. Приготовление последнего имеет важнейшее значение. Имбирь отжимается в центрифуге, если ее нет, – улыбнулся Веденский, – отжать можно хоть в кухонной соковыжималке. Но при этом должны соблюдаться два правила: для сохранения аромата корня нельзя заменять сироп сахарным песком и, что важно, ни в коем случае не кипятить имбирь, ни в меде, ни в сиропе. Ну и несколько слов о порядке действий: первоначально закладываются цитрусовые компоненты, затем сладкие и уж потом алкогольные. Лед, который снижает вкусовые качества напитка, добавляют в конце.

- М-да, совсем недурно, – не обращая внимания на Веденского, протянул Алешка Шорин, с сожаленьем поглядывая на опустевший бокал.
- Недурно? Да это, как сказала бы Эллочка, полный «Ого! Хо-хо!», – засмеялся Глеб (18). – А как вам, Элеонора Витальевна, коктейль? Пришелся по вкусу?
- Ах, Глебушка, не пробовала я его. Стараниями диетолога у меня не меню, а рукава от жилетки.
- Вот незадача, – посочувствовал Глеб.
- Как говорит острослов Геннадий Малкин: Для оптимистов море по колено, для пессимистов – лужа до колен (19). Зачем расстраиваться по пустякам? – нашелся еще один сочувствующий в лице Евгения Палыча. – Ну Сэм Росс, ну знаменитый напиток – да таких напитков вы за свою жизнь отведаете еще не один десяток. 
- Экая жалость! Бокалы пусты. И нельзя повторить! – необычайно громко прозвучало в установившейся на мгновение абсолютной тишине. То был голос подошедшего к нам Петра Самойлова.

- А вот и нет. У нас. Возможно. Все! – загадочно улыбнулся Борюсик и попросил Джона подтянуть к столу стоявшую в углу неприметную корзину. Затем он быстро извлек из нее несколько бутылок и уверенными движениями начал смешивать их содержимое.
- Что это вы затеваете? – без особого энтузиазма спросил Петр.
- Грандиозную выпивку. Вот что.
- После предыдущего коктейля это вряд ли прокатит, – разочарованно наблюдал за новоиспеченным барменом Самойлов.
 - Это вы сейчас и оцените. А ну, давайте, налетайте, сравнивайте, – приготовив первые бокалы, пригласил Борюсик.

- Вы на редкость самонадеянный господин, – усмехнулась Вета, – пытаться повторить успех всемирно признанного мастера – затея абсолютно утопическая.
- А я и не намерен повторять, – ухмыльнулся Борюсик, – я предлагаю вам другой, на мой взгляд, более действенный напиток.
- А что? Не хуже, чем у американца! – сделав первый глоток, причмокнула от удовольствия Аида. Ее слова прозвучали как сигнал к действию. Собравшиеся с энтузиазмом подхватывали бокалы, пили и подходили еще.
- Слушайте, а действительно вкусно! Кстати, напоминает молочный коктейль! – произнесла непривычно экзальтированная Вета.
- Да-да, впечатление прямо из детства, – захихикал Джон, успевший расправиться с третьим бокалом. – И как называется ваш коктейль?
- О, его наименование, по аналогии со знаменитым сэмроссовским, легко запомнить – «Rose Penicillin», – продолжая смешивать напитки, будничным голосом уставшего мастерового отвечал Борюсик.
- «Розовый пенициллин»? – протянула всеведущая Вета. – Что-то я о нем слышала, только вот никак не вспомню.
- Разве дело в названии? – вклинился в разговор порядком набравшийся Мерзликин, – главное качество и вкус!
- Верно. Главное вкус. Коктейль Борис Аркадьича выше всяких похвал! – с восторгом воскликнула Аида. – Можно сказать, утер нос именитому американцу.
- И то правда! Точно, точно! Утер нос зазнайке! Браво! Брависсимо! – посыпались соглашательские восторги, а я подумала:
- (Черт возьми! Не попробовала ни знаменитый «Пенициллин», ни борюсиковский, розовый. Тут столько эмоций, а я в пролете!
 
- Друзья, хочу вам представить Рудольфа Моисеевича Сухорукова, – торжественно произнес вошедший в гостиную Славушка и вместе с вновь прибывшим отведал волшебное зелье.
- Милости просим в наш союз! Рады вам! Расскажите о себе! – посыпалось со всех сторон.
- Собственно, рассказывать особо не о чем, учился, работаю, не женат, в партиях не состоял, – как заученную мантру отчеканил новичок.
- Позвольте, позвольте, с подробностями, пожалуйста, как говаривал старик Гете: «Бог в мелочах», – спотыкаясь на каждой фразе, медленно произнес Евгений Палыч.
- «А дьявол в крайностях», – стремительно подхватила Аида и в пику мешковатой манере Евгения Палыча с вдохновением зачастила, – уж коль цитировать, то, не вырывая фразы из контекста, а поэтому стоит ли, доводя до абсурдной крайности, – интонационно подчеркнула последнее слово Аида, – пытать человека в этот замечательный вечер? Не лучше ли просто повеселиться, а?
- Минуточку, – кое-как вклинился в аидино тараторство Витоша, – простите, Аидушка, принадлежность этой цитаты вызывает сомнения, более того, даже не установлено, представитель какого народа является автором. Доподлинно известно лишь, что помимо Гете, фразу или ее часть приписывают еще двум знаменитым немцам – архитектору ван дер Роэ и историку искусства Аби Варбургу, а кроме того, французу Флоберу и англичанину – писателю и художнику Джону Рескину. Конечно, спор можно было бы решить путем простого арифметического сложения. Немцев-то трое! Но, боюсь, в этом споре арифметический подсчет не годится.
- Витош, дорогой, – нетерпеливо развела руки Аида, – ну какая разница, кто из перечисленных предков произнес эти слова? Дело ж не в этом. Да и хранить такое количество маловостребованной информации на драгоценных полочках памяти – просто преступление!
- И ничего я не храню, все мой мозг, все он, – в манере капризного ребенка надулся захмелевший Витоша и, постучав по своей черепушке, прошептал, – во всяком случае, именно так объясняет это наш мозговед Черниговская.
- Пусть мозг, кто ж будет спорить с мозговедами, – пожала плечами Аида. – Я ж о другом, о простых человеческих радостях. Без излишних заморочек.
- А и правда, – энергично начал Алешка, – сейчас позвоню одной моей знакомой из филармонии и попрошу прислать нам небольшой оркестрик, устроим танцы. По рукам?
- Совсем другое дело, – согласилась Аида.

- А как же традиции? – возмутилась Вета. – Вячеслав Григорьевич, что же вы молчите? Тут посягают на самое святое, а вы бездействуете!
- А я, собственно, не против, завести еще одну! – ухарски забросив галстук за спину, возразил вдруг мой аккуратист Славушка.
- Это какую же? Перечеркивающую все остальные? – спохватилась я, но даже вбить клин в созревший настрой не удалось. Начни чуть раньше, может и был бы толк, но я опоздала. И вскоре и моя единственная на тот момент союзница – Вета, легко скатилась на превалирующую волну – зрелищ!
Свою нотку добавил и Витоша:
- Как метафорично определил английский журналист Эндрю Марр, – отметил он, – традиция – это всего лишь ностальгия, разгуливающая прилюдно в полной парадной форме.

  Пока шел весь этот беззлобный сыр-бор Алешка нашел нужный номер и беспрестанно его набирал, приговаривая:
- Вот незадача, унесла ее куда-то нелегкая! – наконец изрядно попыхтев, он осветился лучезарной улыбкой и радостно замурлыкал. – Софья Павлывна, голубушка, погибаю. Выручайте! Все сделаю, весь ваш, но после выходных. А сегодня умоляю! Что нужно? Да оркестр, вернее маленький оркестрик. Зачем? А у нас тут танцы наметились …Что говорите? Нет? Поздно? Но вы не можете вот так бросить меня, неужели нельзя ничего сделать? Можете двух саксофонистов вызвонить? И всего-то? Режете без ножа! – вытирая градом скатывающийся с лица пот, паниковал Алешка.
- Соглашайтесь, непременно соглашайтесь, – шептала ему в ухо Аида, – это вовсе неплохо, а даже напротив, очень стильно.
- Что вы сказали? – обращаясь к Аиде и старательно прикрывая трубку, недоумевал Алешка.
- Она сказала, хватит кривляться, приглашай саксофонистов, – убежденно посоветовал Джон.
- Ты же полный задрот (20), что ты можешь понимать в достойном досуге? – расстроенно махнул рукой Алешка. – Два саксофона, разве это уровень, разве это статусно?
- Ну чего ты агришься (21)? – в возмущении скатился на сленг Джон. – Ты реально решил, что только ты умеешь отрываться по полной? А впрочем, на кой черт мне этот флейм (22)? Выпилюсь (23), всего-то и делов! – махнул он рукой и отправился за очередной порцией коктейля.
 - Мальчики, не ссорьтесь, – поспешила на помощь Аида. – Два саксофониста – это круто, это же запредельный фильдеперс (24)!
- Что, простите? – в поисках подсказки ошарашенно обвел глазами близстоящих Алешка.
- Высший класс, говорю, высший класс! – убежденно восклицала Аида, для достоверности демонстрируя большой палец.
- Правда? – в сомнении воззрился на нее Алешка.
- Конечно! Столица, вечер пятницы, да еще и праздничный, и вам не предлагают стандартного клавишника, вам обещают саксофониста! Да еще не одного, а сразу двух! Об этом можно только мечтать! – вразумляла Аида.
- Алло, алло, Софья Павлывна, – снова воспламенился Алешка, – вы здесь, я согласен! Пришлите этих ребят. Позвоните? Жду.

  Не прошло и получаса, как Шорин огласил зал криком: «Едут! Едут! До кучи привезут и пианиста!». А еще через час порядком утомившаяся от нетерпения компания лихо стучала по недавно обновленному паркету. Такого возбуждения, столько восторгов, смеха и, что невероятнее, слез я не видела ни на одном из наших приемов. Творилось нечто невообразимое, однако никого, судя по всему, это ничуть не удивляло, все были на одной волне.
Едва зазвучала музыка, а это была композиция Стинга «Хрупкие», все, как сговорившись, начали напевать знаменитую песню. Старались, каждый на свой лад. Громко, без фальши, на хорошем английском, четко выводя каждое слово, пели Артур и Вета, их безупречное исполнение мурлыканьем поддерживала Аида. Она не знала слов, но их, к сожаленью, знал, начисто лишенный музыкального слуха, Джон. Не лучше обстояло дело со слухом и у громогласного Самойлова, да и Витоша не особо блистал. Остальных по их вокальным способностям можно было записать в середнячки.
Первые четыре медленные композиции танцевали лишь две пары. Неизменными в них были Аида и Вета, партнеры же обновлялись. Вынужденное ожидание переполненных энергией мужчин вскоре зашкалило.

- Дискриминация! Женщины все время танцуют! А мы?! – не выдержал Самойлов.
- А и правда! Сыграйте нам что-то более энергичное. Поддайте жару! Поддайте! – присоединилось мужское многоголосие.
- Энергичное? Пожалуйста! – согласились музыканты и, пошептавшись, заиграли буги-вуги, потом был рок-н-ролл и поехало. Оживление с каждой минутой нарастало, Алешке Шорину пришла в голову идея скачек.
- Парни! – вскричал он. – А давайте представим, что мы на ипподроме, но не зрители, а наездники. Вот я выбираю самого норовистого пегаса, седлаю его, – полоснул он воображаемого коня плеткой, – и помчались!

  Бредовое, лишенное всякого смысла начинание тут же было подхвачено. У кого-то, как у Артура и Джона, получалось довольно убедительно, у кого-то едва похоже. Глебушка же в излишнем порыве, вероятно, для пущей весомости, попытался закинуть ногу повыше, не смог, не удержал равновесие и оказался на полу. Его быстро подняли, отряхнули и вернули в строй. Прерванная на пару минут вакханалия продолжилась. Вскоре всадники спешились и, не получив новых идей, затеяли переплясы кто во что горазд. Выделить кого бы то ни было в этой скачущей безликой массе было трудно. Даже Вета, старавшаяся непременно привнести индивидуальное начало в любой процесс, умыла руки и наслаждалась местом кирпичика в глухой стене. Какие могут быть творческие заморочки в торжестве толпы? Как бы сказала Фрося Бурлакова: «Тут это совсем ни к чему» (25). Мелодии менялись, менялись их ритмы, стилистика, а характер танца оставался прежним – страстным и убогим. Этот безумный неистовый разгул длился и длился, когда же, черт подери, это закончится?
 
- Внимание, господа, прошу внимания! – взгромоздившись на стул с двумя наполненными до краев бокалами, неожиданно завопила Вета, а потом, уже менее истошно, начала мотивировать. – На кону две последние чарки офигительного напитка. Желающих заполучить, прошу выйти на танцпол и в честной борьбе вырвать это право. Маэстро, «Тюремный рок» (26)! Короче, начинаю отсчет:
- Десять, девять, восемь…
С первой выкрикнутой цифры в центр зала выскочила Аида и начала в такт счету давать отмашку двумя клетчатыми салфетками, отдаленно напоминающими финишные флажки авторалли. Да и сама Аида, облаченная в узкую короткую юбку и свободную нависающую над ремнем яркую желтую рубашку, стянутую снизу широким поясом, напоминала Grid Girls, дерзких девушек стартовой решетки.

- Четыре, три, два, – продолжала отсчет Вета, – один, старт!

  Зазвучала будоражащая кровь композиция и задорная, готовая к подвигам компания снова рванула в центр зала. Толкаясь и хохоча, мужчины, в сущности, топтались на месте, но энергичные беспорядочные движения отпущенных в свободное плаванье рук, хаотичность безумства голов, беснующихся вне правил этикета, заслуженных статусов и даже не в унисон звучащих ритмов, вкупе с какими-то утробными вскриками и невероятно громким топотом, распространяли феерически умопомрачительную завораживающую энергетику.
  В конце концов, не утерпел и обычно сдержанный Евгений Палыч! Протиснувшись в центр потных тел, он, кружась на месте, начал размахивать отнятой у Аиды салфеткой, которую зажал в высоко поднятой руке. Почти вплотную к нему нелепо копошился Мерзликин, на его фоне Артур, прекрасно владеющий своим телом, выглядел бы почти достойно, не надерись он вдрабадан. И что говорить об остальных! Они старались, как могли. И даже не догадывались, что получали в остатке!
К счастью, этот разнузданный танец освобожденного естества длился недолго, уж слишком пьяны были участники, да и не каждый из них был физически подготовлен для подобных переплясов. Постепенно первоначальный запал начал угасать и донельзя вымотавшиеся плясуны, по одному, стали выходить из круга. Первым ушел совершенно обессилевший Евгений Палыч, потом уязвленный отсутствием шансов на приз Джон. Демонстративно покинули горе-танцоров, так и не вписавшиеся в мужское содружество, Аида и Вета. Незаметно удалился Славушка, почти протрезвевший и начавший, как мне казалось, вникать в происходящее. Даже Глеб, усиленно подбадривающий себя, «ни за что не сдамся», отполз и втерся в мякоть дивана. В общем, победного финиша дождались лишь два измочаленных тела, вечно оппонирующих друг другу Самойлова и Шорина. Эти славные крепыши чем-то напоминали конкурирующих слонов в брачный период. Неимоверно уставшие, с отсутствующим выражением на помятых лицах, покрытых капельками пота, что стекал по лбу и вискам, с безвольными руками, по инерции совершавшими плавные движения вне звучащих ритмов, они стояли друг против друга, тяжело перебирая ступнями, как будто увязавшими в глиняной жиже после дождя. А музыканты, то ли желая их подбодрить, то ли в насмешку, заиграли быстрее. И тут, выйдя наконец из состояния чрезмерной зацикленности, Шорин дружески оттолкнул соперника и закричал:

- Все! Баста! Победила дружба! Бокалов же два!
- И, правда! Их же два! – посыпались выкрики ликования.
- Качать их! – возопила было Аида, однако, не получив ни поддержки, ни одобрения, тут же замолчала.

  Большинство участников, обрадованное наступлением долгожданной развязки, уже расползалось по гостиной и окрест в поисках хоть на что-то годящихся пристанищ. Даже победители Петя и Алешка не подались за выигранными трофеями, а, обнявшись, поплелись к свободному дивану и обессиленно сползли в зазывающие покоем подушки.

- Ну вот и дотанцевались, – почти про себя пробормотала Аида, возвращая невостребованные бокалы на стол. – Ну что, какие планы? – повернувшись к Вете, спросила она.
- Какие тут могут планы? Спать хочется. Представь, даже без душа обойдусь, – буквально по слогам тянула каждое слово Вета по пути к ближайшему креслу.

  Не заметив вытянутых ног Джона, она, споткнулась и, скорее всего, растянулась бы во весь рост посреди гостиной, если бы не пришедший на помощь Борюсик. Он был, кажется, единственным человеком в адекватном состоянии. Остальные же вели себя странновато, по крайней мере, не так, как всегда.
  Глебушка, причмокивая пухлыми губами, мирно храпел, развалившись на диване. Его полные ноги в добротных ботинках на толстой подошве были широко расставлены. Голова в обрамлении светло-русых чуть вьющихся тонких волос сильно запрокинута, так, что огромный кадык торчал, словно киль корабля, терпевшего бедствие. Руки безвольно свисали вдоль тела, подчеркивая размеры небольшого упругого живота. В характерной позе «зародыша» недалеко от него прикорнул Евгений Палыч. Нетрудно было заметить, что он полностью отключен от внешних раздражителей и спит безмятежным сном, приоткрыв рот в беспечной улыбке. Но предварительно он не забыл сбросить с плеч пиджак и аккуратно сложить его себе под голову. Не преминул он скинуть и ботинки и задвинуть под диван, а ремень предусмотрительно свернуть и положить в карман брюк.
  Мерзликин, с трудом удерживаясь на широко расставленных ногах, стоял у барной стойки. Он пытался объяснить к тому времени уже отошедшему от него Борюсику, почему коктейль «Розовый пенициллин» и в подметки не годится напитку, которым он, гвардеец Мерзликин, угостит всех в следующую встречу.
  Славушка сидел на стуле, сосредоточенно пытаясь вдеть шнурок в ботинок, зачем-то снятый с правой ноги, с которой к тому же был снят и носок и аккуратно повешен на спинку стула. Скрюченная в три погибели фигурка свидетельствовала о максимальной включенности в процесс, который никак не удавалось завершить. Хотя было задействовано все: и обе руки – главные исполнители задуманного, и правая нога, поддерживающая освобожденный ботинок, и мерное тихое мурлыканье в такт вышеупомянутому действу, и высунутый красный язык, судя по движениям которого, можно было понять, что именно он и служил организующим началом этой нелепицы.

  Из всей этой в большинстве своем спящей и частично полусонно копошащейся братии, за вычетом Борюсика, выпадал еще один персонаж – Аида. Но если Борюсик не утрачивал своей бодрости в течение всего вечера, то Аида как минимум полчаса назад едва держалась на ногах. А тут такое преобразование!  Бодра, собрана и зачем-то, укрывшись в портьере, кому-то бурно жестикулирует. Обнаружить адресат не удалось. Внимание отвлек Мерзликин, когда, с грохотом повалив стул, а заодно и журнальный столик, он завалился боком на паркет. Не очень сокрушаясь по этому поводу, Геннадий Васильевич сгреб слетевшие буклеты с видами отеля, туда мы планировали вывезти сотрудников на январскую конференцию, а затем, подложил скомканные листочки под голову и шумно захрапел. Так что моего участия и не понадобилось. И зачем я бросилась на подмогу? Пусть все идет, как идет. Ужин теперь вряд ли понадобится, выступление Евгения Палыча тоже. Единственное, что нужно сделать, отпустить музыкантов. Вон они стоят перед Шориным, который спит, уткнувшись в спину Самойлова.

  Я уже начала движение по направлению к ним, когда послышались легкие шаги и шепот. – Кто же это все-таки мог быть? – уже зная ответ, радовалась я своей прозорливости. – Вот они – нарушители сонного царства. Догадались? Конечно, это была Аида с Борюсиком. Борюсик и был тем, кому она давала отмашку. Во мне проснулось острое любопытство, не поверите, я быстро пригнулась и пристроилась в уголке за креслом. Свет я почти везде уже успела потушить, и обнаружить меня, если, конечно, специально не задаться этой целью, было практически невозможно.

- Корзинку забери, – послышался приглушенный голос Аиды.
- Понимаю, не дурак, – сердился Борюсик. – Зачем шипеть. Тут где-то Лолочка бродит, услышит.
- Да, она вырубилась давно, сам же говорил, слабенькая, припадочная.
- Такие вот слабенькие и портят картинку в самый неудачный момент.
- С ума сойти! Какой тандем! – беззвучно переговаривалась я сама с собой. – Всех перехитрили, но для чего?
- Ты знаешь в бытность моего школьного детства, – зашептал после небольшой паузы Борюсик, – дядя, работавший тогда в атомной энергетике, расстроенный невозможностью защитить давно написанную докторскую, как-то за столом, в состоянии опоя, сказал: Я специалист по хранению и учету ядерных материалов, сокращенно по ****.
- Как-как? Дай сообразить, м***звон, проклятый! – вероятно от напряжения, огрызнулась Аида, а потом с чувством удовлетворения, не заботясь, что кто-нибудь услышит, громко забравировала. – Специалист по ****, прикольно!
- Все ж так просто, как дважды восемь, – отправляя пустые бутылки в корзину, как нерадивому ребенку выговаривал Борюсик, – я раздражаюсь, когда красивая и, в общем-то, неглупая баба. Мне, интеллектуальнейшему мужику! Чего она не может не понимать. – Борюсик поднял указательный палец правой руки вверх, паясничая и явно желая подчеркнуть сказанное, а потом, вернувшись к своему занятию, продолжил. – Советует очевидные вещи. В подобных ситуациях, а они в нашем обществе заумных идиотов совсем не редки, я чувствую себя вот таким специалистом, специалистом по ***! – по слогам припечатывая бранное слово, притворно мрачно заключил Борюсик.

- Добрый вечер! – подошел к Борюсику один из музыкантов, к нему тут же подтянулись и остальные. Даже не пытаясь выслушать, Борюсик тут же отмахнулся:
- Вам, парни, не ко мне, вон ваш шеф храпит, будите. Не вовремя, говорите? Да, нет, самое то.
- Ребята, с вами не расплатились? – скрытно выйдя из засады, спрашиваю я парней, что в растерянности столпились рядом со спящим Алешкой.
- Алексей Петрович все оплатил, но мы договаривались играть до утра. Как быть? Подождать?
- Не стоит. Благодарю вас. – (Мало мне перепивших коллег. Этих двух заговорщиков. Еще и с вами возиться?! Ну уж нет!).

  Пока я провожала саксофонистов, Борюсика с Аидой, отдавала последние распоряжения Маше и приглашенным в помощь ей официанткам, гостиная и прилежащие комнаты превратились в лежбище храпящих тюленей.

- Ну и ну, вот так вечер! – понеслись вихрем мысли вперемежку с картинками недавних эпизодов. – Неужели действие коктейлей? Определенно да. Или все-таки нет? И что за секреты у Борюсика с Аидой?

  По большому счету, было не до ребусов: голова гудела от непривычно оглушительной музыки, которая еще долго не отпускала, звеня в ушах. И единственным желанием было – подняться к себе в спальню и уснуть. Что я и сделала.
  Проснулась поздно, от приглушенной перебранки, раздававшейся с первого этажа. В суматошливой разноголосице отчетливо выделялся голос Веты, призывающей скоренько собраться и убраться восвояси. Пока я одевалась, заправляла постель и чистила зубы, все ушли. Даже Славик. Неужели отправился на пробежку? Невероятно!

- Впрочем, унывать не стану, займусь-ка наконец собой. Для начала стоит побаловать себя чем-то экзотическим. Чтобы это могло быть? – начинаю я каждодневный внутренний диалог. – Традиционно? Кофе? Конечно, да! А вот рецепт подберем нетривиальный. Это будет кофе по-турецки, но особенный, с гранатовым соком. И я наконец опробую новую медную жаровню для приготовления кофе в горячем песке.

  На этот способ приготовления меня вдохновил мастер-класс серебряного призера Чемпионата мира по завариванию кофе в джезве Марины Хюппенен. Она заставила пересмотреть варварские привычки пить растворимый кофе на скорую руку. И я начала придерживаться элементарных правил потребления этого чудесного напитка. Конечно, если не заниматься этим страстно, идеала в этом деле, как, впрочем, и в любом другом, достичь нельзя. Но перестать делать грубейшие ошибки и получать удовольствие, как от самого напитка, так и процесса его приготовления, вполне возможно.
  Итак, я поставила жаровню с замечательным кварцевым песком разогреваться, а сама в это время  измельчила, как и советовал бариста, кофе до состояния пудры. Сделала я это по всем правилам, на замечательной ручной кофемолке, которую прошлым летом мне привезла из Армении Верочка. Туда она ездила закупать старинные вещи для интерьера ее очередного клиента – чудака-армянина с внушительной родословной. Окончательно переехав в Москву, но неимоверно скучая по Вагаршапату (27), он решил бороться с ностальгией по родным местам пребыванием в соответствующих интерьерах. Тот заказ по каким-то причинам сорвался, в результате часть вещей, найденных на «Вернисаже» – блошином рынке в Ереване, перекочевала в наш дом. В их числе была и эта старинная кофемолка – одна из интереснейших находок Верки. Ее она не заинтересовала, и я с удовольствием включила кофемолку в коллекцию своих любимых вещей, наряду с крохотными часами в золотом корпусе и с соответствующим миниатюрным золотым браслетом – подарком родителей на совершеннолетие, перьевой ручкой «Паркер», вывезенной из моей первой поездки во Францию. Там, кстати, я с удивлением узнала, что американские ручки давно уже производятся в Англии, Франции и Китае, а первая фабрика в Джейнсвилле (28) давно закрыта. К вещицам, дорогим моей душе, принадлежали и коралловые бусы, презентованные мне Славушкой еще в студенческую пору безденежья, и антикварное, замечу, прижизненное издание рассказов Редьярда Киплинга (29), увидевшее свет в дореволюционной Москве аж в 1908 – 1915 годах! Четыре тома в строгих полукожаных переплетах с оригинальными иллюстрациями Ивана Билибина (30) были дороги мне и потому, что были подарены бабушкой, и потому, что содержали рассказы любимого писателя – Киплинга, автора «Заповеди», которую я повторяю себе в самые трудные минуты:

Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех,
Верь сам в себя, наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех;
Пусть час не пробил, жди не уставая,
Пусть лгут лжецы, не снисходи до них;
Умей прощать и не кажись прощая,
Великодушней и мудрей других…

  Правда, хорошо? Повторяя эти строки, я и готовила свой напиток. Вначале в турку я высыпала свежемолотый кофе, потом добавила гранатовый сок, примерно 1/3 по отношению к количеству чистой воды комнатной температуры. Затем содержимое слегка размешала и поставила турку в жаровню, а после аккуратно закопала ее примерно на две трети. Как только пенка поднялась, я извлекла турку из жаровни, перелила содержимое в чашку и, подождав минут 10, пока кофе продолжал готовиться, сделала первый глоток. Божественно! У меня все получилось!
Я еще не вполне насладилась плодами своего успеха, когда на кухне появился Славик:

- Завтракаешь?
- Кофе пью, – вглядываясь в его бледное лицо, отвечаю я.
- А я бы что-нить крепенького выпил.
- Понимаю, – смеюсь в ответ, – наступила расплата, мучит впрохмель?
- Все-то ты понимаешь, – обхватив обеими руками голову, раскачивается Славик. – А коль скоро понимаешь все, вот скажи, отчего до сих пор так раскалывается голова. И почему у твоего кофе такой странный запах? Очередное ноу-хау?
- Мне по душе клюква, что это привет от хранящих вековые традиции восточных кофеманов. На самом деле рецепт взялся непонятно откуда, ветром занесло. А знаешь в чем шик рецепта? Ни за что не догадаешься! – и, не дождавшись отклика, восторженно восклицаю. – Представь, кроме воды есть еще и гранатовый сок!
- Невероятно! – стонет от боли Славушка. – Как гудит! Дай глотнуть, может полегчает.
 - Нет! – отталкиваю я его руку, почти схватившую чашку. – Это тебя все-равно не спасет. А мне, как говорит Аида, весь кайф обломает. Если тебе так хочется, сварю персонально. Только вот сначала сок из граната выжму, подождешь?
- Неээ, ждать, сейчас – это не про меня, – качает головой Славушка, – да и не то это желание, ради которого хоть трава не расти. А вот рюмочку, без промедления – наверняка в самый раз, иначе после вчерашнего не выжить.
- Что, так невыносимо?
- Не то слово.
- А может все-таки кофе, вот, пару глотков осталось, – пристыженно протягиваю я чашку, – а минут через пять приготовлю, сколько захочешь, а?
- Да чего уж там, допивай сама. Вот это зелье позабористей будет, – довольно потирает он руки, отпив глоток от уже наполненной рюмки.

- Тебе видней, дорогой. А у меня, ну ты знаешь, на сегодня планов громадье. С утра с Верусиком иду заниматься собой, на этот раз спа-процедуры, потом легкий перекус. Ну а далее, скорее всего, заскочим на Остоженку. Верке из Лондона привезли какую-то сногсшибательную виниловую пластинку Джими Хендрикса (31). Послушаем, перемелем кости знакомым. После заеду к маме за Тимошкой, заберу его, доставлю домой, тебе под крылышко, а сама на просмотр. Вечером в «Пионере» (32) демонстрируют фильм «Артист».
- Ты пойдешь в кинотеатр смотреть фильм, который смотрела раз десять по телевизору? – запоздало перебил мой затянувшийся монолог  Славушка.
- Ты все перепутал, мой киноман, – поправляю я, – это «Артистка» Говорухина давно в свободном доступе, а мы идем на фильм французского режиссера Мишеля Хазанавичюса (33). На Каннском фестивале он произвел настоящий фурор. Говорят, по продолжительности аплодисментов он переплюнул все предыдущие каннские овации. Не поверишь, фильм черно-белый, и к тому же немой! Этакая ностальгия по временам старого Голливуда.
- Смотрите, не захрапите там, потом будут везде шпинять по поводу и без, – улыбнулся Славушка.
- Не переживай! Постараюсь оправдать твое доверие, и Верке дремать не разрешу. Удаляюсь, мой мученик, не скучай!

  Едва я села в автомобиль, оживились комплексы:

- Зачем я провожу выходные с Веркой? Она же опять начнет песочить по расширенной программе. Не те носки у туфель, острые не в тренде, разве что в качестве этнической обуви хороши на Востоке. Помада не в тон ручек сумки, бледновата. Крокодиловый пояс тянет на статью и так далее.
- Во что ты, мать, вырядилась? Да эти допотопные рюши носили разве что при царе Горохе, – завелась она на прошлой встрече.
 
  Казалось бы, какое мне дело до ее суждений? Я – состоявшийся человек. У меня замечательная семья. Любящий муж. Почемучка-сын. И еще черта лысого, что у меня есть. Откуда ж эти сомнения, что с завидной периодичностью набрасываются на меня, как изголодавшийся пес на заветную сардельку! Что за напасть такая? Вот и сейчас, еду и опасаюсь неодобрения старой подруги! Дичь!
Хм, однако она уже на месте, вот ракета! Да-а, Верка, есть Верка! И как всегда, экстравагантна. В яркой длиннющей юбке в пол, в ботинках со слоновьими бивнями от Vivienne Westwood, в платке со стразами, небрежно подхватывающим длинные волосы, и небольшими очками на тонкой переносице она чем-то напоминает изысканную и постоянно эпатирующую супермодель Верушку (34).

- Доброе утро, Верушка! – зная, что ей льстит подобное сравнение, громко здороваюсь я. Обнимаю и уже шепотом, прямо в ухо, чтоб не услышали сидящие вдоль забора зеваки. – Еду и помимо воли боюсь твоей очередной разгромной реакции.
- Приветствую тебя, старуха! Вот это да! Я тебе от всего, так сказать, сердца, чтоб народ не смешила! А ты! Как же ты можешь, по самому больному, как всегда! – не менее, чем на шестидесяти децибелах, начинает юродствовать Верка.
- А ты что думала? – кричу в ответ. – Ты меня в грязь втаптывать, а я – страдай, молча?! – в очередной раз ловлю себя на мысли, что, поддавшись чужой воле, выдаю зеркальный выброс и по громкости, и по тону.
- Ладно, не боись, подруга, вертись, покажись во всей красе! – хохочет она, заканчивая придирчивый осмотр. – Сегодня критики не будет. Сегодня ты в формате!
- Во тетки! У обеих крыша съехала! – криво заулыбались две синюшние девицы, пристроившиеся на корточках прямо у грязной стены подворотни. – Им сороковник светит, а они тут, посреди улицы, смотрины устроили. Ну, как не рофлить (35) с вас?
 - Ша, цыпы-дрипы! – с полуоборота заводится Верка. – Что раскудахтались? Кому интересно ваше мнение? Рты на замок, пока взашей не погнали. 
- Вот чмо, хейтерша (36) паскудная, – вяло и беззлобно шамкает одна из девиц, – одно на уме – гнать и рты затыкать! Не на тех напала!
- Да, ты, голубушка, совсем распоясалась! Что ты о себе возомнила? Ты хоть иногда в зеркало заглядываешь? Так взгляни, может быть поймешь наконец, что волосы нужно мыть, причесывать, а руки, чтоб цыпки исчезли, долго-предолго драить. Да, и тряпки, что на тебе, почаще стирай!
- Тряпки? Да они от Кардена, сама выбирала, – возмущенно отзывается вторая товарка.
- И где ж торгуют такими раритетами?
- В Ганчжуу, – с достоинством кое-как выговаривает заковыристое слово девица и тут же и сникает от давящей энергетики Верки, снисходительно поправляющей:
- Гуанчжоу (37), дорогуша, в Гуанчжоу! Самом большом рынке подделок! – а потом, подталкивая меня к стеклянным дверям, по обе стороны от которых стоят огромные вазы с искусственным ветками, шипит. – Ну что ж ты медлишь? Нам сюда.
- Это же ресторан, – сопротивляюсь я. – «Цветение сакуры», японский?
- Ничего, отведаем роллов с сушами и пойдем. Время терпит.  Давай быстрее, пошевеливайся, – ворчит Верка, – пока этих полусонных марионеток не начал дергать за веревочки их папа Карло. Вон тот гунявый ханыга. Сами-то они, кажется обкуренные, тормозят безбожно.

  И она была права. Когда мы достигли дверей и оглянулись, облезлый уже подошел к арке и, указывая пальцем на нас, что-то им впаривал, и это что-то явно не сулило ничего хорошего.

- Вот вечно с тобой вляпаешься в какую-нибудь дурацкую историю, – выговариваю я Верке, усаживаясь за первый попавшийся свободный столик.
- А ты что хотела? Утереться и промолчать? – округляются карие сливовидные глаза Верки.
- Это называется проигнорировать! – притворно высокомерно парирую я. – А что ты так испугалась? Ты знаешь его?
- В том-то и дело. Подвела я его много лет назад под статью за распространение, – осеклась на полуслове Верка, к столику подошел официант. – Нам чай какой-нибудь, а давайте гекуро, – попросила она, не отвечая на приветствие, – и сразу счет.
- Ты что, так сильна в японской кухне? – изумляюсь я.
- Нет, конечно, – нервничает Верка, – однако марка японского элитного зеленого чая мне знакома, правда, пить ни разу не приходилось, вот и попробуем.
- Попробовать-то попробуем, – застываю я в нерешительности, – а он опасный человек? Как нам теперь из этого выбраться?
- Не знаю, я его после суда ни разу не видела. А может это и не он. А если он, мог и не узнать, лет пять прошло! В общем, попьем чай и пойдем молодиться! – когда принесли чай, Верка решительно отпила глоток из чашки и тут же полезла в сумку за деньгами.
- Подожди, дай и мне попробовать, – потянулась и я за чашкой.
- Некогда нам, – схватила мою руку Верка и потащила к выходу, – после спа зайдем и выпьем, обещаю. Еще и суши поедим. Наверняка проголодаемся.

  Но обещаний своих Верка не сдержала. Еще, когда мы прилегли после всех процедур, размятые, утоптанные и умащенные, раздался звонок Лилианы Андреевны, мамы Верки. Она просила в течение часа возвратиться домой, предварительно выполнив срочное поручение. Поэтому сначала мы заехали к ее старинному приятелю-антикварщику.
  Едва увидев Верку, он без всяких предисловий выудил из своих таинственных закромов восхитительную вещицу – брошь в виде павлина в ореоле сверкающего алмазами до предела распахнутого шикарного хвоста. Птица застыла в несколько неустойчивом положении, как бы перебирая когтистыми лапками. Горделиво выпятив грудь, она, подобно перекаченным атлетам, оттопырила мускулистые крылья, и, важно повернув голову, высокомерно взирала на нас хитрым глазом.

- Милые барышни! – восхищенно призывал старик-антиквар. – Вы только поглядите, какова работа! Какая тонкая огранка! А цветовая палитра! А? Это же уму непостижимо так подобрать цвета!
- Вы правы, – поддержала антиквара Верка, – брошь просто ослепительна! Не боитесь отдать ее, пусть и на короткое время, для использования в чисто утилитарных целях?
- Ну что вы? Лилиане Андревне? Она ж по духу – королевична! Кому, как не ей, пристало носить раритеты? Так что передайте ей эту брошь и скажите, что я счастлив порадовать ее этой безделушкой. 
- (Мне бы ваши заботы, – невольно восхищаюсь я происходящим. – Какая-то ничего не меняющая в жизни финтифлюшка, а столько суеты!)
 
  Следует признать, что, наблюдая за семейством Верки, я не раз убеждалась, что совсем неплохо, особенно для девочки, иметь вот такую маму: подчеркнуто церемонную, с врожденным чувством стиля и собственного достоинства. Моя замечательная скромная мама-труженица не знала и толики тех женских и общечеловеческих премудростей, которыми обладала Лилиана Андреевна. Соответственно, и ее доченьке-наследнице, Верке немало перепало.

- Вер, а зачем твоей маме вдруг понадобилась эта брошь? – интересуюсь я.
- Ей позвонила приятельница и напомнила о приеме во французском посольстве, о нем наша деятельная мадам запамятовала, – возмущалась Верка. – И не мудрено, прикинь, она тусуется активнее, чем я. Ну согласись, меня гораздо легче застать дома, чем ее светлость. Я уж не говорю о шлейфе кавалеров сопровождения, тут она вполне составит конкуренцию мировым поп-звездам, спокойно переплюнув их в качественной составляющей! Вот скажи, кем себя окружают они? В лучшем случае предприимчивыми бизнесменами, модными композиторами, ну и представителями из своей профессиональной песочницы. Мамина компания – сплошь академический бомонд! Ну аккурат агент Лукас, второй!
- И причем тут брошь? – удалось мне наконец прервать эту затянувшуюся тираду.
- Видишь ли какая штука, напоминание было сделано сегодня утром, а прием-то уже вечером. Сборы спонтанные. В сущности, я знаю только это, если хочешь, спроси сама.
- Ну что ты, с какой стати я буду задавать ей вопросы?
- Но тебе же интересно, спроси. Ты не думай, маму это нисколько не озадачит. Она тебе еще лекцию прочтет, в чем появляться в разностатусных общественных местах. Это она умеет. И тебе, уж поверь, пойдет на пользу.
- Ладно, если решусь, непременно спрошу. У меня ноги подкашиваются, когда я предстаю пред твоею маман, – глупо отшучиваюсь я.
- Не удивляюсь, в ней такая силища, не все вояки-генералы соответствовали. А вообще я до сих пор не понимаю, как она при таком гренадерском характере, сумела выйти замуж целых четыре раза.
- Ты поэтому сравнила ее с Лукасом? Из-за сильного мужского характера?
- Ты что не знаешь, кто был агентом Лукасом? – картинно развела руками Верка. – Довожу до твоего сведения, это не мужчина! Это очаровательная похитительница сердца самого Эйнштейна – Маргарита Конёнкова! Она же – супруга небезызвестного скульптора Сергея Конёнкова, она же –тайный агент НКВД!

- Элеонора, голубушка, как я рада тебя видеть! – заключила меня в свои душистые объятия Лилиана Андреевна. – А ты, детка, похорошела, и платье подобрала со вкусом, вот только с украшениями, не угадала. Не обижайся на меня, старую рутенерку, но носить бриллианты, да еще крупные, с утра – это ж моветон, дорогая.
- Исправлюсь, Лилиана Андревна, – щебечу я. – (Хоть на глаза ей не попадайся, обязательно обнаружит какой-нибудь изъянец и пригвоздит. Воистину, они с дочуркой – птицы одного полета, бреющего).
- Я слышала, у вас работает Борька Коган, – продолжила наступление воительница. – Дело, конечно, хозяйское, но я бы на пушечный выстрел не допустила б этого шельмеца до своего дома. Интриган без совести и чести. И давно он у вас трудится?
- Да уж прилично, лет шесть.
- И что никаких эксцессов?
- Нет, ничего такого не замечали.
- Чудеса, да и только! Либо мир перевернулся, и Борька исправился, либо вы совершенно ослепли. По мне так верно второе. В общем, я предупредила, а там, как знаете, – отрезала Лилиана Андреевна.

Но в свете вчерашнего дня, (ну впрямь как в свете решений партийного съезда) мне вовсе не хотелось завершать разговор на этой ноте (37).

- Лилиана Андреевна, если не сложно, чуть больше информации о Борюсике, – взмолилась я.
- Борюсике? – удивилась она. – Это еще кто?
- Ну как же, Борис Аркадьевич Коган, вы же только что о нем говорили, – улыбнулась я.
- Ха-ха-ха! – от души рассмеялась Лилиана Андреевна. – Борюсик. Вот славно! Услышал б Абрам Давыдович, как сына величают, подвел бы под расстрельную статью.
- А вы и отца Борюсика знали? – еще больше заинтересовалась я.
- Знавала, и борькиного батюшку-гестаповца, и мамашу жуткую ревнивицу и скандалистку, прости, господи, царство им небесное! – перекрестилась Лилиана Андреевна. – И непутевую сестрицу Динку. Семейка знатная! Если нужно, расскажу. А сейчас, извини, недосуг. Через полчаса такси, а у меня – конь не валялся. Удачи, милая!
- До свидания, Лилиана Андреевна! Приятного вечера! Позвольте позвонить вам на следующей неделе? – попросила я.
- Да пожалуйста, только до 11 не звони. У меня моционы. Не девушка уже. Форму держать трудновато, – предупредила она напоследок.
- Забавная складывается ситуация, кому расскажешь, не поверят. Такое немыслимое совпадение: еще до конца не осознала, что нужна информация, а источник – тут как тут, да какой! – размышляла я, пока ехала домой.
- Элеонора, как ты вовремя! – с чрезмерным пафосом и церемонным поцелуем в щеку встретил меня заметно посвежевший Славушка. – Звонил Борюсик, напомнил о поездке на яхте, обещает что-то грандиозное.
- Вот досада, про яхту-то я абсолютно запамятовала, – огорченно вздохнула я. – Кстати, откуда она у него?
- Не у него, у какого-то приятеля. Ну так что? Едем?
- Все это, конечно, замечательно, но как же «Артист»?
- Да успеешь ты еще насладиться черно-белой замшелой обыденностью! Кстати, где Тимоха? Ты же хотела заехать за ним. Его непременно нужно брать с собой.
- Тимохе понравится, можно не сомневаться. А про фильм напрасно ты так, судя по отзывам, ему предстоит войти в мировую сокровищницу шедевров. И, честно говоря, я уже настроилась на его просмотр, – сказала я с показным сожалением, а себе призналась. – (Господи, ну какая тут честность? Ни на что я не настроилась. И мне, ну ни на маковое зернышко, не хочется сегодня идти на этот показ с Веркой. Как там советует Лабковский (39): «Не делай того, что не хочется». Вот и не стану).
- Замечу, никакого цейтнота по сборам нет, – уточнял Славушка, – каждый приедет, как сможет, отплытие в 20. А до этого потусуемся в ресторане «Водный». Там заказан столик на некого Потоцкого, это наш капитан, а по совместительству судовладелец.
- А чем Потоцкий зарабатывает на жизнь?
- Не знаю. Борюсик лишь обмолвился, что Потоцкий настоящий морской волк, избороздил все моря-океаны. В общем, личность, должно быть примечательная.
- Ну что? Звонить Верке? Переодеваться? Взять минимум необходимых личных вещей, Тимоху и вперед? Да, забыла спросить, вечернее платье обязательно?
- Непременно, но выбери что-нибудь не в пол. Или вот что. Одень брючный костюм, тот, оригинальный, шелковый, с ручной росписью. Батик (40), кажется. Он будет в самый раз. И еще те крупные сережки, шандельеры (41), которые я из Италии привез.

- Это что-то новенькое? Ты никак подрядился на роль домашнего стилиста? – с удивлением воззрился на Славика, внезапно вошедший в столовую Веня.
- Ты откуда взялся, нон-стоп-возмутитель спокойствия? – сжал в крепких объятиях брата Славик.
- С Шереметьева. Хотел сделать сюрприз. Что не вовремя?
- Как ты можешь быть не вовремя, дорогой ты мой человечище! Голодный? Давай за стол? Лолка, распорядись, пусть Машенька несет, все что есть, раз уж впустила в дом этого обжору.
- Сию минуту, дай только и мне зарядиться от энергоисточника, – аккуратно отодвигая Славушку, я втискиваюсь в личное пространство Веньки.
- Венище, дорогой, как я по тебе скучала! Ну что ж ты так надолго пропадаешь? – стучу изо всех сил по его груди. Но разве это чувствительно для высоченного богатыря, пышущего силой и добродушием?
- А я-то, я-то как скучал! – пряча покрасневшие глаза, умиляется растроганный Веня.
- Как ты? Как твоя турчанка? Угомонилась наконец? Не скандалит? – невпопад выдаю я.
- Что ты? Похоже, она только еще входит в раж, даже боюсь представить, что ждет впереди! – басисто гогочет Венька. В тот же миг, карикатуря Вицина, Славушка делает неуклюжую попытку сползти с зыбкой темы:
- В следующий раз – быстро не женись! – восклицает он и сразу же, без паузы (42). – Пока женщины накрывают стол, пойдем в кабинет, покажу тебе слайды из последнего отпуска.
- Вот дурында, ведь знаю же, что про турчанку нельзя, а все равно вырывается, – проклинаю себя, идя на кухню.

  Минут через двадцать перекус готов. После нашей пятничной вечеринки продуктов осталось немерено. Конечно, стол можно было б организовать и поживее, но привычка к красивой сервировке берет вверх. В результате на свет извлечены тончайшей выделки почти невесомая шелковистая скатерть, украшенная мелкими рельефными золотистыми узорами, что выполнили венецианские затейницы, две одинаковые испещренные мелким рисунком салатницы из Богемии, утонченные по форме графин и бокалы оттуда же. А также почти насквозь просвечивающие китайские фарфоровые тарелки с характерным голубым орнаментом. Ну и приборы, серебряные, кубачинские (43) доставшиеся от бабушки Славика.

- Мальчики, все готово, прошу за стол!
- Лолочка, буквально пару минут, покажу Венищу тот смешной эпизод, снятый в Сен-Поль-де Вансе (44).
- Тот, где ты сметаешь пыль с ботинок «Ван Гога» (45)?
- Он самый.
- Вень, ты что-нибудь слышал о Бруно Каталано? – спрашиваю я.
- Нет. А кто это?
- Это современный французский скульптор итальянского происхождения известен благодаря образам «Странников», их еще называют «рваными скульптурами».
- Рваными? Из бумаги ваяет?
- Из металла.
- Этот ваш скульптор просто редкостный экземпляр! Рвать металл?! Это какую ж силищу нужно иметь!
- Господи, Венище, милый, ты шутишь? Нет? В данном контексте «рваные» – образное выражение, метафора. Такое название статуи получили потому, что в них отсутствуют значительные по размерам фрагменты, они как будто вырваны. Это, между прочим, создает впечатление удивительной легкости фигур, я бы осмелилась даже сказать, ощущение призрачности. Во всяком случае, у меня. Когда я смотрела на статую Ван Гога, мне даже на минуту показалось, что еще мгновенье – и вслед за ее несуществующими частями начнут растворяться и остальные, пока статуя не исчезнет совсем.
- А такое впечатление не связано с излишней экзальтацией?
- Да нет, скорее навеяно романом Уэллса о человеке-невидимке.

- Статуи, скажу я тебе, действительно необыкновенные, – подключается  Славушка. – Конечно, такого богатого воображения, как у Лолки, у меня нет, соответственно, и столь впечатляющих эмоций тоже, но то, что «Странники» обладают какой-то особенной магией – факт неоспоримый. Правда, видел я только одну работу из цикла, но, судя по фотографиям, остальные под стать этой. Куда же запропастился этот слайд? А вот он! Сам смотри. Ну что? Убедился?
- Ха-ха-ха! – рассмеялся Венька. – Славик, ты улегся тут у ног гения от избытка чувств что ли?
- Можно и так сказать. Не входя в подробности, предыстория фотографии такова. Когда мы в первый раз подошли к статуе, а мы о ней тогда были уже наслышаны, увиденное, извини за штамп, превзошло все ожидания. Согласись, даже фотография выявляет, что есть в этой статуе что-то, что цепляет за живое, будит воображение, заставляет гадать, что же хотел сказать художник.
- А что он хотел сказать? – простодушно спрашивает Венька.
- В том-то и дело, что неизвестно. Сам Каталано ничего не объясняет. Он из тех творцов, что придерживаются мнения, я создаю, а вы трактуйте, как заблагорассудится. Короче, подошли мы к статуе, ну и невероятно воодушевились, естественно, захотелось запечатлеть, а фотоаппарат, как назло, разряжен, на телефон снимать негоже. Решили, что пощелкаем завтра. Не тут-то было! Наутро статуи на месте не оказалось.
- И куда же она подевалась? Стащили?
- Не все так запущено, старина. Статую переставили.
- Зачем?
- Резонный вопрос. Я так полагаю для смены впечатления. Во всяком случае, когда мы на нее наткнулись во второй раз, городок-то небольшой, эффект оказался сильнее предыдущего.
- И твои лобызания ботинка тому подтверждение? – усмехнулся Венька.
- Я настолько обрадовался, что статуя нашлась, что инстинктивно рванулся к ней и, не заметив выбившегося из мостовой булыжника, растянулся самым непотребным образом! А Лолка запечатлела. Конечно, качество фотографии так себе. Но в силу забавности ситуации я не мог не включить ее в свой слайдовый отчет.
- Да-а! Воистину незабываемое впечатление! Каждой клеточкой небось прочувствовал.
- Это точно, я за всю жизнь не получал столько синяков и ссадин, все потому, что не о себе в тот момент думал – свой драгоценный Sony спасал.

- Ладно, ребята, не будем о грустном. Пошли за стол? – настояла я, и мы спустились в гостиную.
- Вот это да! Да это ж настоящее пиршество! Лолка, когда вы все это успели подготовить? – восхищенно развел руками Венька.
- Осталось от вчерашней традиционной субботы. Забыл о них, братишка? – возмутился Славик.
- Вообще-то вчера была пятница, – заметил Венька.
- Так праздники же. Выходные и перенесли, – пустился было в объяснения Славик.
- Верно, – не дал закончить фразу Венька и, поднимаясь с наполненным бокалом, торжественно заключил. – Словом, за встречу! За вас, мои родные! За ваш гостеприимный дом!
- За встречу! За нас! – в унисон отозвались мы со Славиком.

- Боже, какой же он все-таки высокий, – подумала я, наблюдая, как Венька не без труда усаживается на стул, – и какой красивый! Голубоглазый, с благородно вытянутым овалом сухощавого лица, с ершиком коротко подстриженных темно-русых волос, с бледноватыми, чуть впалыми щеками и при этом сочными, почти алыми губами. Словом, шарман!

- Вень, мы тут с Лолкой собрались с сослуживцами прокатиться на яхте, ты с нами?
- Конечно. Куда плывем?
- Не выяснял. Сейчас поедим, заедем за Тимохой и в ресторан «Водный», там сбор.
- «Водный»? Был там в прошлый приезд. Неплохо, и интерьер, и меню, и карта вин, вполне.
- Ну вот и ладушки. Вы ешьте, а я пойду собираться, – засуетилась я. – (Не забыть бы что-нибудь из самого необходимого. На яхте в магазин не заскочишь), – начала я авральные сборы. Ну а потом вызвали такси, заехали за Тимохой и достаточно быстро доехали до ресторана.

  Еще из окна машины я увидела тщедушную фигуру Борюсика, облаченную в белую одежду свободного покроя. Белыми были и мокасины, и кепка, и небольшой дорожный рюкзак. Борюсик стоял рядом с почти таким же по росту господином, точно также экипированным, однако не столь худосочным, а главное разительно отличавшимся фигурой, но главным образом манерой поведения. Если попытаться охарактеризовать этих персонажей с помощью одного единственного слова, то для первого я подобрала слово «подобострастие», так по-лакейски искательно держался Борюсик. Самым подходящим определением второго был «босс». Истасканно, но в самую точку: господин с приметным брюшком всем видом подчеркивал свою исключительность.
Не изменилась ситуация и за столом в ресторане, и на яхте. Господин Потоцкий, а это был он, как с самого начала вечера агрессивно завладел вниманием собравшихся, так и не отступил от выбранной позиции до окончания поездки. Лев Лазаревич, так звали нашего нового знакомого, был отчаянно некрасив. Начнем с того, что все детали его непропорционально длинного лица страдали теми или иными излишествами. Так, въедливые темно-карие глаза-горошинки были уж слишком малы, бесформенные черные заросли бровей – сверх меры густы, избыточно велик был широкий нос, упирающийся в излишне объемную щетку усов, а его истонченные нервные губы обнаруживались исключительно благодаря их сверхподвижности.
В довершение всех несуразностей лица Потоцкого, его фигура так же была далека от идеала. Шеи не было, ноги явно коротковаты, плечи узки. Словом сказать, ни о каких канонических пропорциях витрувианского человека (46) не могло быть и речи. Но это заботило Льва Лазаревича в последнюю очередь.

- Ну-с, Боренька, познакомь меня с этим замечательным семейством, – растянул он губы в подобие улыбки.
- С удовольствием, – начал торжественно Борюсик, – начну с дамы, это наша очаровательная госпожа Решина, Элеонора Витальевна.
- (Бог, ты мой, какие расшаркивания?) – напряглась я.
- Приятно, весьма, – слегка поклонился Лев Лазаревич.
- Позвольте представить лидера компании – Вячеслава Григорьевича Решина, – продолжил Борюсик.
- А это мой родной брат, Вениамин Григорьевич Решин, и сын Тимофей, – подхватил Славушка, который начал терять терпение от излишней церемонности.

  Мужчины обменялись рукопожатиями, мы зашли в ресторан и присоединились к остальным. В их числе были Петр Самойлов, Алешка Шорин, Виктор Гришутин, Вета и Аида.

- Команда собрана, и я на правах капитана, – не вставая с места, начал севший во главе стола Лев Лазаревич, – дам вводную. Нам предстоит почти двухдневная поездка. Сегодня в 20.00 мы снимемся с якоря, не спеша дойдем до Пестово, там я зарезервировал несколько номеров. Желающие отдохнуть могут сразу прилечь, для остальных в распоряжении лаунж-зона (47), бар, бильярд. Сауна, кстати, тоже имеется. Завтра общий подъем в 9.30, в 10 – завтрак. До 14.00 я приглашаю всех поиграть в гольф. В 14.00 – обед. Затем свободное время. В 18.00 – отплытие. Всем, стало быть, к тому моменту необходимо быть на борту. Отмечу, на судне есть бар с тонизирующими напитками, бутерброды, овощи и фрукты. При желании можно разогреть пиццу. Вопросы есть? Вопросов нет, – не дожидаясь ответа, заключил Лев Лазаревич, поднялся и вышел из помещения. За ним, оторвавшись от сосредоточенной переписки по телефону, тут же увязался Борюсик.

- Колоритный тип, – удобно устроившись на стуле, сказал Алешка Шорин, – мог бы для приличия и посидеть с нами. В конце концов, не мы же навязались, сам пригласил.
- Прав, ты совершенно прав, – отозвался Петя, – что за моветон?
- Ребята, не обращайте внимания, – засуетился непонятно откуда взявшийся Борюсик, – он только кажется нелюдимым букой. На самом деле он просто душка. А организатор какой! Сами увидите, с каким комфортом отдохнем! Саша, – позвал он проходящего мимо стройного паренька официанта, – нам две бутылки шампанского, клубнику и мороженое.
- Сию минуту, Борис Аркадьич, а клубники и мороженого сколько?
- Сашунь, ну ты пообщайся со всеми, кто сидит за столом, и сам прими решение.
- Понял, – кивнул словоохотливый парнишка, выявил желающих полакомиться ягодами и мороженым и помчался исполнять заказ.

Борюсик между тем отозвал в сторонку Аиду, они о чем-то озабоченно пошептались, и Аида вышла из ресторана, а Борюсик вновь присоединился к нам.

- Господа, предлагаю поднять бокалы за этот замечательный весенний вечер, нашу фирму и ее процветание! – провозгласил Борюсик. Ну а дальше пили, за Славика, нашу семью, традиции, новаторство и еще бог знает за что. Болтали о чепухе, смеялись, а без четверти восемь направились к яхте.
С верхней палубы нам призывно махал Лев Лазаревич. Оставив вещи на нижней палубе, мы присоединились к нему и комфортно расположились на диванах. Яхта начала медленно отчаливать. Юркий штурман Влад раздал пледы, и полчаса мы с удовольствием просидели, обозревая окрестности и слушая неторопливую речь сэра Потоцкого:

- Господа, мы те из немногочисленных счастливчиков, что имеют возможность ощутить всю прелесть пребывания на судах знаменитой английской компании Файрлайн. Что касается конкретно этого красавца, на сегодняшний день это флагман Файрлайна – флайбриджная яхта Squadron 74.
- (Всего-то небольшая яхтюшечка, а спеси-то, спеси), – отчего-то раздраженно размышляла я.
- Лев Лазырич, Лев Лазырич! – отчаянно замахал поднятой рукой Тимоха.
- Да, дорогой, – величественно прервался оратор.
- (Дорогой? С чего вдруг такие нежности?)
- У меня вопрос. Что такое флайбриджная?
- «Флайбридж» означает открытую площадку на крыше ходовой рубки. Именно на ней мы и находимся. Видишь, здесь достаточно места для отдыха и есть дополнительный пост управления. Я не стану рассказывать о каждом помещении, можно спуститься и заглянуть в любой уголок, секретов нет, скажу лишь несколько слов о возможностях судна. Его максимальная скорость – 35 узлов или приблизительно 65 километров в час. Яхта снабжена высокоточным навигационным оборудованием и двумя надежными двигателями, а также подруливающими устройствами, для швартовки предусмотрен также пульт управления.

- Вы с таким энтузиазмом рассказываете, а самому доводилось управлять яхтой? – спросил Петя Самойлов.
- Конечно, чаще всего сам и стою за штурвалом, и, признаться, получаю от этого большое удовольствие. Я – волжанин, в Нижнем родился, а все лето проводил на Клязьме, в Гороховце, у бабушки. На Клязьме в первый раз, еще десятиклассником, сам опробовал «Казанку», было такое гиблое суденышко в советские времена.
- Почему гиблое? – поинтересовался Тимоха.
- Да потому что опасное. На нем не то что на реку выходить, в бассейне со стоячей водой не стоило плавать. Запросто могли перевернуться. Что, кстати, нередко случалось, а иногда и с жертвами. Но разве когда-нибудь это останавливало, фанатиков-то водной стихии!
- И вы тоже переворачивались? – не унимался Тимоха.
- Переворачивался, и не раз, я бедовый был, ничего не боялся.
- А сейчас?
- А сейчас тем более, терять-то нечего.
- Как же нечего? Вон у вас какая яхта дорогая? – удивился Тимоха.
- Эх, Тимошка, – притянул его Лев Лазаревич, – это же просто игрушка, потери есть и поважнее.
- А вы и смерти не боитесь? – не скрывая восхищения, предвкушал ответ Тимоха.
- Один мудрый человек сказал: «Все, о чем вы мечтаете, находится по другую сторону страха».
- Т.е. вы, Лев Лазырич, не на стороне страха, – уточнил Тимоха.
- Абсолютно верно, мы со страхом по разные стороны баррикад, – поднимаясь с кресла, усмехнулся Потоцкий, – ну что, пойду-ка я приготовлю вам чай. Девушки-красавицы, кто со мной?

- Я, – первой вызвалась Вета. За ней встала Аида. Присоединилась к ним и я. И Тимоха, конечно, тоже увязался с нами.
- Сейчас я угощу вас абсолютно фантастическим чаем, цветочным, Tienchi, – торжественно произнес Потоцкий, как только мы спустились в столовую.
- Невероятно, – восхитилась Вета, – в Азии его считают чуть ли не лучшим. Китайским жень-шенем называют. Знаю еще, что он входит в десятку самых дорогих чаев. Но пить его, увы, никогда не доводилось.
- Вот и попробуете, уверен, понравится, – ополаскивал чайники кипятком Потоцкий.
- А вы чай где купили? – спросила Вета.
- В Пекине, на Малиандао.
- На том знаменитом чайном рынке? – еще более воодушевилась она.
- Именно. Я, как погляжу, вы знаток? Чаевница? – с одобрением спросил Потоцкий.
- Знаток? Это вряд ли. Чаевница? Пожалуй, что так. Хотя хороший кофе тоже пью с удовольствием, – откликнулась Вета, – а чайники-то у вас особенные, с иероглифами.
- Да, чайники – знатные! Они из исинской глины. Есть такой город в Китае, Исинь. И глина добывается в его пригороде аж с V века до н.э. А хороша исинская глина тем, что после обжига ее структура становится жесткой и пористой, это не только позволяет чаю «дышать», но и медленнее остывать. Кроме того, в исинской глине много окислов железа, они-то и придают изделиям удивительную прочность и характерный металлический звук. 
- Вы за свои чайники наверняка выложили кругленькую сумму? – включилась я в разговор, чтоб не совсем уж выглядеть букой. – Три года назад моя подруга привезла небольшой чайничек из Китая, на первый взгляд ничего особенного, а стоимость – тридцать с чем-то тысяч! При этом она уверяла, что еще крупно повезло! Мастер продал за полцены, потому что не устоял перед ее янтарными бусами. Так сказать, частичный бартерный обмен.
- Да и я выложил за чайники кругленькую сумму. Вот за эти два, например, в переводе на рубли больше ста тысяч, а остальные еще дороже. Но нисколько не жалею! Они стоят того. Не зря же императорскому двору было положено поставлять только исинские чайники, которые, к слову сказать, и появились в эту эпоху. А точнее во время правления императора династии Мин – Чжу Хоуцына. Для справки, это XVI век. А что касается моих чайников, они авторские, имя мастера мудреное, так с ходу не вспомню, но, если кого-то заинтересует, могу посмотреть на сертификате, собственноручно записал его русскими буквами.
- Да, если можно, мне хотелось бы иметь что-то подобное дома, – попросила я.
- Никаких проблем, непременно посмотрю. Работы этого мастера – действительно настоящие предметы высокого искусства и совершенной домашней утвари. Что ж, чай готов. Тимоха, тебе ответственное задание – свистать всех к столу!
- Есть свистать к столу! – обрадовался Тимоха и побежал исполнять команду.

Да, прав Алешка, Потоцкий – фигура наиколоритнейшая, я бы сказала артистичная! Еще час назад паук пауком, мрачный и бесцеремонный, и, на тебе, такая метаморфоза! И главное, как убедительно! Комар носа не подточит! И прокричать «не верю» не получится!

- Прошу вас, господа, рассаживайтесь. Кому как нравится, можно за столом, а желающие большего комфорта – устраивайтесь в креслах! – распоряжался Потоцкий. – Уселись? Все? Отлично! Аида, Веточка, прошу вас, предложите чай джентельменам. Для вновь прибывших замечу, чай элитный цветочный Tienchi.
- Tienchi говорите, – в предвосхищении потер ладони Витоша Гришутин, – это хорошо. Когда был в Китае у друзей, они тоже угощали меня таким чаем.
- Таким? Вряд ли? – плотоядно осклабился вдруг Потоцкий. – Если только у ваших друзей есть выход на руководителей провинции Юньнань.
- Юньнань? Знаю, что в буквальном переводе это означает «облачный юг», соответственно, южная провинция, точнее юго-западная. С середины прошлого века его руководителями являются губернаторы. Административный центр Куньмин. 70 процентов населения занято в сельском хозяйстве. Заявленный вами чай выращивают именно в этой провинции. Из достопримечательностей – бронзовый храм династии времен Мин. Туристический интерес представляет прежде всего город Дали, где непременно следует увидеть ансамбль Трех пагод.
- Что, страдаете гипертимезией (48) и недержанием? – процедил Потоцкий.
- Что, простите? – переспросил Витоша.
- Я о словесном поносе, – с удовольствием уточнил Потоцкий, а потом, обведя всех насмешливым взглядом, произнес. – Дамы, миль пардон.
- Хочу заметить, что гипертимезия предполагает исключительную автобиографическую память. Что касается характера ваших высказываний, звучат они, ну, совсем не гостеприимно, – ответил огорошенный Виктор.

Атмосфера наэлектризовалась, даже добродушный Венька мрачно сдвинул брови. Любопытно. Что же все-таки кроется за этими перепадами настроения?

- А что есть гостеприимство? – на глазах заводился Потоцкий. – Ты знаешь? – ткнул он пальцем в сторону Витоши. – А может ты или ты? – взглядом обвел он остальных. – Вряд ли. Один мой заочный друг, заочный потому что мне с ним познакомиться еще не довелось. Друг, потому что, как мне кажется, мы с ним частенько смотрим в одну сторону. Так вот он считает, что если к тебе пришли гости, и ты поставил на стол хрен, то тебе никто не сможет сказать, что на твоем столе ни хрена не было. А если хрен поставить в нескольких местах, справедливо сказать гостям: Какого хрена вам надо еще? Не так ли?

  Эта полная злорадства тирада была настолько неожиданной и настолько не комильфо, что все растерялись. Первым отреагировал Борюсик:

- Лев Лазаревич, – как можно почтеннее обратился он к Потоцкому и протянул руку за очередной чашкой чая, – позвольте я вам помогу!
- Вы, Боренька, присаживайтесь, барышни справятся, – недовольно осадил его Потоцкий.
- Как говорил Рори Оши (49), не говорите мне о выдержке. Я ведь не сыр, – заметно нервничая, лучезарно улыбнулась Потоцкому Вета, когда подошла за очередными наполненными чашками.
- Какая пошлятина, – с презрением, однако уже сбрасывая обороты, прошипел Потоцкий и как-то уж совсем бесцветно произнес, – право, мне неловко за вас, Веточка? – а потом, оглянув всех, с нервным смешком выдавил. – Или за себя? Вы тут хозяйничайте, без меня, а я что-то подустал, – и неторопливо удалился.
- Что это было? – поинтересовался Алешка, переводя взгляд с Борюсика на Аиду и обратно.
- Весь день вчера и сегодня до обеда Лев Лазаревич вел тяжелейшие переговоры, – охотно начал объяснять Борюсик.
- Видимо, проигранные, а проигрывать Лев Лазаревич не привык! – с возмущением перебил Венька.
- Не совсем так. Однако вы правы, на данном этапе, подписание не состоялось, но я не знаю ни одного случая, чтоб Лев Лазаревич уступил, наверняка добьет и в этот раз, – сказал Борюсик и пошел к выходу.
- Как вы правильно выразились, – вдогонку отфутболил Венька, – именно добьет. Если позволят, конечно.
- Господа, давайте наконец успокоимся, – вступилась Вета, – собственно говоря, ничего особенного не произошло, у человека сдали нервы, чего не бывает.
- И действительно, дело-то житейское, пригласили на яхту, так будь доволен, что вообще это сделали. Сиди и молчаливо выслушивай, что скажут. А если тебе придет в голову самому поговорить, и это не устроит хозяина, так уж не обессудь! – прорвало у долго молчавшего Славушки. – А самое главное, здесь, как на острове, выйти, хлопнув дверью, не получится.
- А почему не получится? – тотчас отозвался Веня. – Очень даже получится. И хлопнуть дверью стоит как можно громче, чтоб в следующий раз неповадно было. Где здесь можно причалить к берегу?
- А черт его знает, меня всегда привлекали моря, а бултыхаться в заросших болотах даже в детстве не доводилось, – ответил Славик.

- Мальчики, не суетитесь, доплывем до места, а там и решим, – обняла я моих погрустневших мужчин, – кстати, о мальчиках, где Тимоха?
- А он ушел вслед за Львом Лазаревичем, – сказала Аида.
- Ну сущее наказание, – расстроилась я, – и что же мне придется теперь идти в каюту этого ворчуна?
- Хотите, схожу я, – предложила Аида.
- Хочу, Аидушка, конечно, хочу. Приведите, пожалуйста, моего неугомонного сорванца, – обрадовалась я.

  Аида вышла. После непродолжительной вспышки эмоций, все успокоились и принялись пить чай. А он действительно оказался особенным, нежным и ароматным.

- А вы знаете, друзья, – заговорил Венька, – а я не в первый раз сталкиваюсь с вашим Потоцким.
- Какой же он наш? – возмутился Славик. – Мы видим его в первый и, надеюсь, последний раз, от таких невротиков нужно держаться подальше.
- Невротик-то он невротик, но предприниматель каких поискать! Переговоры ведет мастерски, кстати, без всякого нервяка! Я наблюдал однажды – филигранная работа! – восхищенно отозвался Венька.
- Так если ты был на переговорах, значит, вас знакомили? Почему же ты не сказал ему об этом? – удивилась я.
- А зачем? Он не узнал, а может быть сделал вид, что видит меня в первый раз, а я не привык навязываться.
- Мама, папа! – закричал ворвавшийся в кокпит раскрасневшийся Тимоха. – Лев Лазырич дал мне порулить! Я сам! Сам рулил! Расскажу Вовке, ни за что не поверит!
- Поспокойнее, малыш, – притянула было я его к себе, но он тут же вырвался.
- Мама, ну сколько можно повторять, я не малыш. Я взрослый. Можешь говорить мне, ну вот хотя бы, как Лев Лазырич, молодой человек.
- Хорошо. Только прошу, не кричи так. Ты всех оглушил. (Парадоксально! Этот Потоцкий! Вертит нами, как ему заблагорассудится. Честное слово, как на качелях! От полного неприятия до…А вот действительно, до чего? Можно это сформулировать? Может до легкого обожания? Нет, это слишком. Тогда, просто, приятия. Приятие? Разве есть такое слово? Наверное, есть. От слова «принимать». Но тогда «принятие»? Надо заглянуть в словарь.)

- Аид, как вы там говорите ферди, ферди… – дошел до сознания голос Веты, Веты, ну просто задыхавшейся от смеха.
- Фердипердозно! – по слогам еле выговорила Аида, корчась от хохота. Она стояла в дверном проеме и ее извивающееся, по-кошачьи пластичное тело, время от времени принимало совершенно невообразимые позы. Их гротескность подчеркивало буйство локонов, окрашенных закатным солнцем в рыже-огненные цвета. Повинуясь малейшему движению головы, они то упругими волнами рассыпались по плечам, то катаракт-водопадом (50) тяжело свисали, обнажая тонкую изящную шею.

  Остальная братия в проявлении эмоций тоже не отставала, как говорил незадачливый юморист, неистовствовала. Такой смех, как утверждают некоторые психологи, обычно порождается накопившимся перенапряжением. А впрочем, какая разница в чем его причина? Ведь еще Кант, уж такому философу как не верить? Так вот Кант в своей «Критике чистого разума» писал, что смех дает ощущение здоровья и способствует достижению гармонии души и тела. А кто же не хочет гармонии?

- Я что-то пропустила? Вы что так развеселились? – спохватилась я, обводя взглядом гогочущую компанию?
- Мы на мели, – прошептал, исходящий слезами Славушка.
- На какой мели? Деньги закончились? А зачем нам здесь деньги? – пыталась я получить хоть какой-то вразумительный ответ.
- Мель, мы сели на мель! – сквозь новую вспышку громогласного хохота прорвался голос Венища.
- Так что ж в этом веселого? – изумилась я.
- Наконец нашелся хоть один здравомыслящий человек, – услышала я спокойный голос входящего Потоцкого. – Мы недалеко от конечного пункта назначения, – обратился он к нам, – план действий таков. Спускаем на воду резиновую лодку. Вначале отправим Тимоху и женщин, затем мужчин. Экипаж остается на борту до утра в бездействии, а с утра по моей команде начнутся работы по схождению с мели. План понятен? Действуйте.

  Возразить было нечего, все быстро встали, взяли необходимые вещи и с шутками-прибаутками, отмечу, в точности выполняя указания Потоцкого, переправились на берег. От желания немедленно вернуться назад не осталось и следа. Особенно после езды на лодке. Когда удалось ощутить всю прелесть подобной переправы. Когда эмоции зашкаливают и от холодноватого ветра в лицо, и от шума мотора, и от ледяных брызг, нет-нет да попадающих на руки, в глаза, рот! Когда просто задыхаешься от какого-то невероятного эмоционального подъема!

- Мама, вот спроси меня, спроси, кем я хочу стать, когда стану взрослым, – настаивает Тимоха, с аппетитом уплетая рыбу, которой в обыденной жизни и не накормить!
- Кем ты хочешь стать? – послушно спрашиваю я.
- Я хочу стать капитаном дальнего плавания, – отвечает он и тут же ставит новую задачу, – а теперь задай свой следующий вопрос.
- Какой? – теряюсь я.
- Какой, какой, – раздражается Тимошка, – ну что ты тормозишь? Ты же всегда просишь объяснить любое действие. А сейчас, почему не спросила?
- Почему ты хочешь стать капитаном дальнего плавания? – послушно спрашиваю я.
- Потому что, – охотно объясняет Тимоха, – я хочу переплыть все океаны, и моря тоже.
- Задача грандиозная, справишься? – подзадориваю я.
- Мам, ты наверное переутомилась сегодня, задаешь какие-то дурацкие вопросы.
- А что нужно спросить?
- Какая ты недогадливая. Нужно спросить, с какой целью переплыть?
- И с какой же?
- Чтобы изучить их! Лев Лазырич говорит, что там, внизу – целый мир. Есть растения, ну это я и так знал! Водоросли там всякие! Но что совершенно поразительно, есть животные! Представляешь, кит и осьминог – вовсе не рыбы, а животные! А еще в океане есть полезные ископаемые! – задыхался от воодушевления Тимошка. – Например, нефть! Если, найду нефть – стану, как Абрамович!
- Ну, если, как Абрамович, тогда, наверное, это стоит того. Только вот, что я тебе скажу, сын! Ты не Абрамович. Ты – Тимофей Вячеславович Решин. Согласись, звучит неплохо! И стоит ли кого-то копировать? Кому нужен второй Абрамович? Даже второй Тесла не нужен!
- Идея! – вскочил из-за стола Тимошка. – Пойду посоветуюсь с Лев Лазыричем.
- А может лучше с папой? – успела я крикнуть вдогонку, но ответа не услышала.

  Ужин к тому времени закончился, и мы разошлись по номерам местного отеля. Тимошка, нигде не обнаружив нового кумира, пришел вслед за нами. Льва Лазаревича не увидели в тот вечер и мы. Зато на завтраке он пребывал в прекрасном настроении. Шутил. Улыбался. Если можно назвать улыбкой предельно растянутые губы. И допустить, что губы – это такие бесцветные тонкие чуть утолщенные полоски, что прикрыты широкими усами «шеврон» (51).

- Милые дамы и, кхе, уважаемые кавалеры, Тимофей Вячеславович, – выделив Тимоху, торжественно начал Потоцкий, – программа пребывания в Яхт-клубе Пестово сохраняется. Сейчас завтрак, после – гольф.
- Лев Лазаревич, а как же яхта? Так и будет лежать на мели? – спросила Вета.
- Яхта на приколе еще со вчерашнего вечера. Какая может быть мель при практически совершенной навигационной системе?
- А как же назвать то, что происходило вчера? – хмыкнула Вета.
- Приключением! – воскликнул Потоцкий. – И знаю, оно вам понравилось, не могло не понравиться! – победно окинул он всех взором хищных глаз.
- Представьте, не очень, – нервно хохотнула Вета. – Кому ж по нутру выступать в роли подопытных кроликов.
- Отчего же кроликов? Гостей. Было же весело?
- Да, обхохочешься. Премного благодарны, – сказал Славушка. – За представление положено платить. Сколько?
- Вячеслав, эээ, запамятовал ваше отчество…
-  Григорьевич, – подсказал Славушка, – так сколько? – повторил он, вытаскивая портмоне. – Наличными или на счет перевести?
- Что ж вы так кипятитесь? Шуток не понимаете? Разве плохо чуточку адреналинчика? И посмеялись от души. Иль показалось?
- Нет, не показалось. Нахохотались на год.
- А чего смеялись-то? Над нервным неудачником-яхтсменом? – недобро прищурился Потоцкий.
- Над ним, голубчиком, над ним. Уж слишком оказался борзым! В общем, премного благодарны за незабываемое впечатление. Адьёс, – заключил Славушка. – Пошли собираться.
- А обещанная плата? Заметьте, не я это предложил, – иронизировал Потоцкий.
- Плата? А это через Борис Аркадьича, – не шел на примирение Славушка. – Передайте номер счета. Сам все оплачу.
- Но не обессудьте, возьму дорого, – еле сдерживал смех Потоцкий. – За неблагодарность надо платить!
- А вот это не пройдет! – на полном серьезе отвечал Славушка. – Заплатим по среднему тарифу за прокат яхты, харчевание, массовика-затейника. Не взыщите, пару процента вычтем, за моральный ущерб.
- Черт с вами, оплачивайте! – разочаровался Потоцкий. – Господа! – обратился он к остальным. – Это выбор Вячеслава Григорьевича, а вы решайте сами. Можете остаться. Лолочка, Вета, Тимоха! – предпринял он последнюю попытку. – Гольф, обед, возвращение в столицу на яхте – все в силе!
- Пап, может останемся? – робко предложил Тимоха.
- Нет, – отрезал Славушка, – не обсуждается.

В общем, желающих, за исключением Борюсика, не оказалось.

- Скучные вы ребята! – помахал нам вслед Потоцкий и отправился переодеваться для игры.

  По истечении времени мы частенько вспоминали эту поездку, вначале в сердцах, позже – с улыбкой. В конце концов, и поездка, и сам Лев Лазаревич забылись, и вряд ли мы вообще о нем бы вспомнили, если б однажды это имя не всплыло самым неожиданным образом.

  Но все по порядку. Вопреки нелегкой общей экономической составляющей, всевозможным санкциям и козням конкурентов фирма процветала. И мы не сразу осознали, что наши налаженные, как швейцарский часовой механизм, рабочие процессы начал сбоить. Подвел проверенный поставщик. Бывает, констатировали мы. Без объяснения причин буквально в последний момент завершения отказался от сделки, а после и вообще от сотрудничества многолетний партнер. Не страшно, найдем другого. Уволился классный специалист, работавший с нами еще в пору создания фирмы. Случайность. Однако, когда подобные случайности выстроились в подленькую закономерность, на которую указал нам Рудик Сухоруков, мы поняли, он прав. Это было в пятницу – не самое лучшее время для серьезных начинаний. Поднакопилась усталость, хотелось расслабиться, и в конце дня мы со Славушкой остались выпить чаю и обсудить выходные, а все проблемы оставили на потом. Нашу идиллию нарушил постучавшийся к нам Сухоруков:

- На общей оперативке я намеренно перечислил негативные факты, – неторопливо начал он, – вы вряд ли заметили, что сделал я это в отсутствие двух членов нашей команды, чтоб посмотреть на реакцию остальных.
- Ты говоришь загадками, – отозвался Славушка, – если не затруднит, объясни.
- Некогда одной из сфер моих научных интересов был математический анализ. Поэтому по инерции я частенько анализирую некоторые, скажем так, настораживающие меня моменты. Так вот, на этот раз мне бросилось в глаза, что в большинстве случаев в той или иной степени негативного результата среди привлеченных к проекту фигурируют двое – Коган и Зандер.
- Ну и! – нетерпеливо подвигнул Рудика к дальнейшему изложению Славушка.
- Остальные, судя по реакции на оперативке, во всяком случае, так мне показалось, не в теме.
- Так. А еще есть что сказать? – допытывался Славушка.
- Пока это все. Для полной картины нужно больше информации. А что касается Когана и Зандер, прежде всего нужно просмотреть их электронную почту и звонки с телефонов.
- Сделаем так. В понедельник ты приходишь ко мне в 10 часов, а к 10.30 я приглашу Джона и Мерзликина. Вначале мы с тобой продумаем, как обтекаемо сформулировать наш запрос, не называя имен, конечно. Ну а потом вы втроем поищете информацию, которая позволит либо опровергнуть твои подозрения, либо подтвердить. Сам понимаешь, расставаться без основательных причин с таким сотрудником, как Коган, нет никакого желания, да и Аида мне симпатична.
- Договорились, – согласился Рудик и вышел из кабинета.

- Знаешь, Славушка, – обратилась я к мужу, когда мы приехали домой, – помнишь, года два назад я познакомила тебя с моим одноклассником Гошей Майоровым. Он еще тебя поразил невероятной выверенностью высказываний?
- Конечно, помню! Признаюсь, в тот вечер я был обуреваем не столько восхищением, сколько ревностью. Думал, очарует тебя и уведет, – неожиданно развеселился Славушка.
- Ну что ты, мы же одноклассники, знаем друг друга, как облупленных, страшно сказать, сколько лет. И если б было бы хоть какое-то взаимное притяжение, ну, ты понимаешь, о чем я, то реализовалось бы давным-давно.
- Бы-бы-бы, ну, не скажи, – продолжал смеяться Славушка, – ты у меня дамочка импульсивная, с тобой ухо держи востро!
- Я рада, что ты так развеселился. Но вспомнила я о Гошке не случайно. Уверена, что он тот, кто нам сейчас нужен.
- Кто бы сомневался? – в том же духе продолжал Славушка.
- Он – выпускник философского факультета МГУ! – пыталась я перевести разговор на серьезный лад.
- Ха-ха-ха, ты хочешь, чтоб он с философских позиций окончательно и бесповоротно доказал несовместимость наших характеров, – буквально задыхался от хохота Славик.
- Хорошо, просмейся, видимо, так сказывается напряжение прошедшей недели. Смейся, думай и принимай к сведению, Гошка – порядочный человек.
- Порядочный человек – не профессия, – сквозь смех молниеносно отреагировал Славушка.
- Фи, ну ты скатился на совсем уж низкий жанр. Сосредоточься, вникни в то, что я пытаюсь до тебя донести. Так вот, подчеркиваю, несовременно порядочный Гошка – великолепный аналитик. Между прочим, в качестве кризисного менеджера он задействован в нескольких компаниях. Ему удается разрулить проблемы, которые не по зубам остальному персоналу. В общем, я предлагаю пригласить его на наше завтрашнее совещание.
- Зачем посвящать чужих людей во внутренние дела компании? И потом, я думаю, мы и сами справимся, – просмеявшись, ответил Славик.
- А я скажу зачем. Нам нельзя тянуть с разрешением сложившейся ситуации. И потом, ты же понимаешь, что тандем двух аналитиков справится быстрее.
- Не думаю, что это даст мгновенный результат, но ситуация неоднозначна. Возможно, ты права. А давай попробуем. Некошный  пошутит – чего не нашутит (52)? – в итоге согласился Славик.
- Звоню! – сказала я и пошла за телефоном. Невероятно, но у Гошки был свободный день и к десяти утра, как и Рудик, он был в кабинете Славушки. Мы закрылись, и в течение получаса наш на скорую руку созданный кризисный тандем разработал первоначальный план действий. К его воплощению, как и планировалось, подключили Мерзликина и Джона.

Первый результат появился к полудню. Выяснилось, что наши заговорщики не раз звонили по разным номерам, принадлежавшим инвестиционной компании «Система +». Аида даже умудрилась с рабочей почты отправить туда письмо, правда, без признаков диверсии. К концу дня обнаружили, что компания «Система +» активно финансирует наших конкурентов, которые и перехватили нашего поставщика Горохова, а также лишили нас ростовских покупателей
.
- Невероятно! – хлопнул по столу Славушка при этой новости. – А кто руководит компанией?
- Некто Потоцкий, – начал было говорить Рудик. Но Славушка, не дав закончить, сокрушенно продолжил:
- Лев Лазаревич.
- Именно так. Вы знакомы? – удивился Гоша.
- Да, имели, так сказать, честь.
- Для начала сделаем вот что, – продолжил Гоша, – первой пригласим девушку, потом вашего Борюсика. Предложим объясниться.
- Считаю, что с их увольнением затягивать не стоит, – включился вновь Рудик.
- Согласен, – кивнул Гоша.
- А уж я-то как согласен, – отозвался Славушка и обратился через диспетчерскую связь к своему секретарю:
- Сереж, а пригласи-ка ко мне Зандер. Причем, срочно! Если нет на месте, пошли кого-нибудь из стажеров, пусть разыщут!

  Аида оказалась в офисе и тут же пришла. Но результат от разговора был нулевым. Она лишь округляла глаза, удивлялась и, в конце концов, расплакалась, утверждая, что абсолютно не понимает, чего от нее хотят. А в связи с чем два раза звонила в «Систему+» и что за письмо посылала, не помнит. Наверняка ошиблась.
Терять попусту время с ней не стали. Предложили написать заявление по собственному желанию. На том и порешили.
Борюсика в офисе не оказалось. Не удалось его разыскать и по телефонам, и на съемной квартире. То ли Аида предупредила, то ли сам почувствовал, однако телефоны он отключил и с квартиры съехал. Не иначе продумал все заранее. Поиски свернули, доступ к базе данных ему и Аиде перекрыли, всех сотрудников фирмы и третьих лиц, задействованных в совместной деятельности, предупредили. Все сделали оперативно, к началу вечернего совещания.

- Что ж, подведем итоги, – взял слово Славушка, – мы хорошо сработали. Завтра подчистим хвосты.
- Вы позволите? – включился в разговор Гоша. – Хочу отметить, в сущности, мы провели целенаправленную работу только в отношении Зандер и Когана, но это не означает, что проблема решена полностью.
- Согласен, – отозвался Рудик.
- Ваши предложения? – спросил Славушка.
- Проанализировать деятельность компании в заданном ключе за последние два, а лучше три года. И это, кстати, не займет много времени, тем более, что часть работы выполнена, – начал Рудик.
- Правильно, – закивал Мерзликин, – со своей стороны хочу предложить уделить внимание питерскому филиалу, туда Коган частенько наведывался, наверняка и там наследил.
- Есть смысл пересмотреть кадровую политику, – вновь заговорил Гоша.
- Уж если речь зашла о безопасности, – завел любимую пластинку Джон, – полезно проапгрейдить (53) железо, ну и руткиты (54) срочно поискать, пока синяков (55) не нахватали.
- Что касается твоего предложения, Рудольф Моисеевич, уверен, подобную работу нужно было сделать вчера, о питерском филиале поговорим отдельно, – резюмировал Славушка. – Были у меня мысли и относительно кадровой политики, но я планировал заняться этим позже, однако если вы считаете, что откладывать не стоит, возражений нет. Приступайте. Апгрейдить пока не будем, много средств уходит на развитие нижегородского филиала, а вот синяков, конечно, нам не надо, так что, Иван Дмитрич, срочно займитесь выявлением вредоносных приложений. Помощники нужны?
- Нет, справлюсь сам, – разочарованно проворчал Джон.
- Завтра, как и договаривались, я работаю у вас, – вновь заговорил Гоша, – в остальные дни занят, есть обязательства перед другими клиентами. Продолжить смогу только в понедельник, но отлучаться буду в любом случае. Если вас устроит такой вариант, готов приступить.
- Вполне, – заявил Славушка.
- Сергей, – обратился Славик через диспетчерскую связь к своему помощнику, – зайди, пожалуйста, – и, как только он вошел, продолжил. – С завтрашнего дня и до среды следующей недели ты – в команде Георгия Александровича и Рудольфа Моисеевича. Возникнут вопросы – без проволочек ко мне. В качестве рабочей площадки используйте дальнюю переговорную. Если тема исчерпана, предлагаю разбежаться.
  Прошла неделя, потом следующая, потом еще. Прошел месяц, потом второй, третий, а мы продолжали находить все новые, и новые факты пагубных вмешательств в дела компании. Лишь через полгода удалось как-то стабилизировать запущенные негативные процессы и избежать краха, неминуемого при иных обстоятельствах.
- Как же так? – сетовала я. – Этот зловредный Борюсик столько бед обрушил на нашу голову, что невозможно простить! Когана нужно наказать, непременно наказать.
- И как ты собралась его наказывать? – задал, по сути, риторический вопрос Славушка. – Мы даже не знаем, в стране ли он или уже давно смылся? С него станется.
- А давайте добьемся, чтобы его объявили в международный розыск, – предложил Джон.
- Это на каком же основании? – рассмеялся Мерзликин. – Как говорится, нет тела – нет дела!
- А вот это верно, начнем с тела! – воспрянул духом Евгений Павлович. – Обратимся в соответствующие инстанции с просьбой разыскать незаменимого сотрудника. Ведь он действительно пропал! Бесследно!
- Спросят, почему так долго не обращались. Уже полгода прошло! – спокойно начал Мерзликин и, постепенно распаляясь, выдал, – Начнут искать, выяснится, что Коган – жулик, что компания по его вине несла убытки, да вообще чуть не разорилась! Нас же и обвинят! Начнутся бесчисленные допросы, выяснения, обвинения! Нет, ребята, я – пас! Я в такие игры не играю!
- Вот не знала, что вы такой боязливый! – не сдержалась я. – А говорили, что такое видели, что теперь вам никакая смерть не страшна!
- Смерти, да, не боюсь. И в рукопашной – не струшу! – завелся с пол-оборота Геннадий Васильевич. – Но судебная волокита с необходимостью доказательств, что не верблюд, не по мне!
- Должна же быть хоть какая-то справедливость! – в сердцах воскликнула я, понимая бесполезность своей горячности. На что Евгений Павлович тут же откликнулся:
- Жизнь справедлива. Несправедливы наши ожидания.
- Черт возьми, хорошо сказал! – заметил Славушка. – Это ваши наработки или позаимствовали у кого-нибудь?
- Не мои, – развел руками Евгений Палыч, – Роберта Энтони.
- И кто он, этот Роберт Энтони?
- Как утверждает «Википедия», профессор по части менеджмента и управления. Естественно, американец. Где ж еще в мире плодят знатных управленцев? Правда, он уже пенсионер, но заслуженный. Как-никак бывший член Гарвардской школы бизнеса!
- Ай-я-яй, Евгений Палыч, как неосмотрительно, – картинно возмущаясь, заговорил Алешка, – опять в «Википедиях» истину ищите? Вас же вводили в курс относительно надежных источников информации.
- Никогда этого не было, и вот опять (56)! – в напускном негодовании присоединился к Алешке Петя.
- Ребят, ну не до шалостей! – призвал к порядку Мерзликин.
- Да, вернемся к нашим баранам! – заговорил до сих пор ни слова не произнесший Витоша. – Предлагаю предпринять какой-нибудь неожиданный ход. Например, скомпрометировать Борюсика в глазах Потоцкого. Лев Лазаревич вряд ли умеет прощать. Он либо сам его накажет, да так, что мало не покажется. Либо сдаст нам. Коварства ему не занимать.
- И наверняка загребать жар чужими руками ему не в лом, – поддержал Джон.
- Мысль чисто теоретически интересна, но как ты предлагаешь осуществить ее на практике? Да и что мы будем делать с пленным Борюсиком? – пожал плечами Славушка.
- Ущерб заставим отработать! Ха-ха! – картинно хахакнула я.
- Точно, на галеры его! Запереть, отобрать телефоны, лишить связи с внешним миром. Пусть сидит и размышляет. Выдаст что-нить стоящее, в конвертируемой валюте, дадим возможность внедрить, а после лоботомии отпустим, – опять завелся Алешка.
- Поддерживаю. Всё! – оживился Петя. – Кроме идеи отпустить, конечно. Таких, как он, нельзя выпускать из поля зрения, тем более после лоботомии. Он и так был абсолютно непредсказуем, а после такой процедуры, боюсь, таких дров наломает, что будь здоров!


- Что называется, перевозбудились! – спохватился Витоша. – Давайте так, сейчас разбежимся, а на досуге подумаем. Дедлайн (57) через неделю, собираемся в том же составе, обменяемся мнениями, обсудим. Ну что? О;кей?
- О;кей – сказал Патрикей, – повторил Мерзликин несуразицу Витька из романа Полякова (58).
- И вы туда же, Геннадий Васильевич, да еще с такой цитатой, – усмехнулась я.
- Каков текст – таков контекст, – с ходу выдал он фразу другого персонажа (59). Фильм «Козленок в молоке» по одноименному роману Полякова пришелся Мерзликину по вкусу, и он частенько, к месту и без, приводил понравившиеся изречения. Да, многие фразы из этого произведения были и колоритны, и сочны, и не истасканы, и так и просились в разряд крылатых, но не случилось, в обиходе не прижились.
- Сегодня явно наметился излишне легкомысленный настрой, видимо, сказывается насыщенность прошедшей недели, – заговорил Славик, – в общем, давайте закругляться. Хороших выходных!

  Вечер следующей пятницы с самого начала не обещал быть томным. Хотя бы потому, что пришел запыхавшийся Гоша, прямо с питерского рейса и огорошил известием, что вечером к нам заедет Потоцкий.

- Зачем? – только и мог выдавить огорошенный Славик.
- Как зачем? – удивился Гоша. – Сам же хотел Борюсика наказать. Вот представится возможность.
- Вообще-то эта идея не моя. Но, собственно, это и не важно. Ты лучше скажи, зачем ты пригласил Потоцкого?
- Я пообещал, что прольем свет на личность Борюсика.
- Фантасмагория какая-то! – возмутился Славушка. – Я не спрашиваю, как тебе удалось его зазвать к нам, я не понимаю, зачем ты сделал это? А заодно поделись, кто свет-то будет проливать?
- А это не важно, – беспечно отозвался Гоша, – вот увидишь, все выйдет тип-топ. Если он согласился прийти, значит, его уже гложут сомнения. А при его активности и желании все брать в свои руки, он не сумеет молча сидеть и ждать, в общем, увидишь! Главное, не торопить события. Говорить будет он! Нам останется лишь кивать головами.
- Ситуация настолько идиотская, что позови ты его куда-нибудь на нейтральную площадку, я бы просто не пошел, а в данном случае, не знаю, что и предпринять. Не пускать Потоцкого после приглашения, как-то смехотворно, избежать встречи каким-либо иным путем, не лучше! Одним слово, водевилем попахивает.
- Не понимаю, что ты так запаниковал?
- Неужели ты не видишь всю абсурдность своей затеи? И почему ты ставишь меня в известность за час до его прихода. И главное, кто тебя надоумил это сделать, а еще важнее, кто уполномочил принимать подобные решения, не посоветовавшись со мной?
- Вячеслав, окстись, о чем ты? Я пригласил к нам не великовельможного пана, а всего лишь мошенника, да, высококлассного, но мошенника! Так что бисер перед ним метать не предстоит!
- А кто это доказал?
- Что?
- Что он мошенник. У тебя есть основания так утверждать? И вообще, с чего ты взял, что он придет с тем, чтобы услышать что-то о Борюсике, а не для того, чтобы осуществить какую-то свою затею? Мы только-только выкарабкиваемся из той ямы, в которую нас загнал куда менее ловкий деляга, как ты затеваешь возню, судя по всему, с более ушлым соперником!

- Славушка, ну не сердись, ты прав, я переусердствовал. Но хотел же как лучше. Но получилось, как получилось.  И пока Потоцкого нет, все-таки стоит поразмышлять, как построить с ним разговор. Согласен?
- Хорошо! Выкладывай свои идеи.
- А я, собственно, уже озвучил их. Могу повторить. Я предлагаю не форсировать события и подождать, когда Потоцкий сам что-либо выдаст. Он же исключительно деятельный человек, и ждать, пока мы раскочегаримся, вряд ли станет.
- Ясно, ты, как нерадивый дрессировщик, выводишь на арену хищника, а о кнуте предлагаешь позаботиться зрителям. Ну что, ребята, сможем ли мы в течение часа найти кнут для столь крупного зверюги?
- А кнут вам вряд ли понадобится. Как говорится, против лома нет приема! – в наступившей тишине отчетливо произнес знакомый голос.
Мы обернулись – в широко распахнутых дверях стоял Борюсик. В его руках был небольшой блестящий предмет, который он нервно перебрасывал из одной руки в другую. Присмотревшись, я поняла, это пистолет.

                ***

- Встать! Суд идет! – заученно произнес ответственный секретарь. Слово имеет судья Нестор Игоревич Никонов.
- Прошу садиться, – предварительно громко прочистив горло, заговорил судья, – продолжаем слушания дела по обвинению Когана Бориса Аркадьевича в совершении преступления, предусмотренного статьей 105 УК РФ, «Убийство двух или более лиц». Итак, сегодняшнее заседание начинаем с показаний свидетелей. Для дачи показаний приглашается Евсеева Вера Сергеевна. О последствиях ложных показаний вы предупреждены, – обратился он к Верушке.
- Я еле сдержалась, чтоб не расхохотаться, – вспоминала она, – этот Никонов, с его напыщенной важностью напомнил мне вреднющего индюка из детства. Индюк жил на территории соседской дачи, а поскольку капитального забора не было, Серафим Антонович, так торжественно его все величали, время от времени продирался через обветшавшую от времени сетку и принимался третировать кого-либо из пугливых домочадцев. Обычно это была либо я, либо Данилка, мой закадычный друг, поклонник и компаньон по играм. Появляясь в самый неподходящий момент, подлый Серафим Антонович норовил клюнуть в любое доступное место, и когда это удавалось, успокаивался и тут же отправлялся восвояси, гордо помахивая красной бородкой.

  Теперь, когда прошло немало времени с той череды печальных событий, кардинально изменивших мою судьбу, нет, я не о веркиных воспоминаниях об индюке, я об ужасе в офисе. Так вот, после многолетней острой стадии рефлексирования, т.е. бесконечного перебирания в уме типа, а что было бы, если бы я сказала это, а он мне ответил то, мы сделали бы то и не сделали бы этого и так далее, я, еще не избавившаяся полностью от гнетущих переживаний, теперь могу без какого бы то ни было напряжения, с улыбкой вспоминать, как Верушка, тщетно пыталась вывести меня из тогдашнего почти сомнамбулического состояния. Делала она это, как и все, что удостаивала своего внимания, ярко и провокационно. Так и тогда, свой рассказ об индюке и судье она сопроводила доходчивой иллюстрацией.

- Вот смотри, как они похожи, – сказала она и с невероятной скоростью сняла с ноги ярко-красный сапог, – вот индюк, с огромной от напряжения почти пылающей огнем, раскачивающейся подобно маятнику, бородкой, не теряя собственного достоинства, устремляется в мою сторону. Он старается ущипнуть меня за мягкое место. А вот Никотиныч, с портфелем под мышкой, – в этот момент Верушка перехватывает сапожок, еще мгновение назад служивший иллюстрацией кожистого выроста птицы, и тут же приспосабливает его для другой картинки. Теперь это аксессуар подчеркивает образ важного чиновника.

  На этот прочувствованный спектакль я смотрела без какой-либо ответной реакции и думала:

- Какое мне дело и до этого индюка, и до Никотиныча, когда так бездарно перекроили мою жизнь, вырезав самые важные странички будущности.
- Ты напрасно скисла, это еще не все! Этим дело не закончилось. После явных угроз на суде, он отважился-таки на попытку отведать моего комиссарского тела.
- Верка, ну что ты несешь, – нехотя перебила я ее, – причем тут твое тело, он всего лишь предупредил тебя об ответственности за дачу ложных показаний.
- А вот и нет! – вскочила Верка и подняла сапог над головой. – Сама посуди, зачем меня поджидать у дома, да еще с такой уликой? А?
- С твоим сапогом? – уже не догоняла я веркину фантазию.
- С букетом, дурында, – рассмеялась она, застегивая сапог на ноге, – но ты же знаешь, я никогда не стану легкой добычей зажравшихся жирных котов. Я проучила его за всех страдалиц-женщин.
- Господи, что ты с ним сделала? – спохватилась я.
- Ты как была трусихой, трусихой и осталась, – прижала меня Верка к своей яркой расписанной павлинами блузке, источавшей немыслимое смешение ароматов, – я всего лишь пригласила его к себе на ужин и угостила своими горячими суицидальными крылышками (60).
 - Теми, с острым перцем?!
- Ага.
- Ты с ума сошла! Садистка! Они ж, подобно кислоте, нестерпимо обжигают рот!
- Не то слово! Если б ты видела, как он переполошился после первого же надкуса! А на столе ни сметаны, ни кусочка хлеба! В общем, помчался в ванную и полчаса не выходил, рот полоскал. А потом молча собрался и ушел.

- Я б на его месте подала б на тебя заявление. В суд, – усмехнулась я.
- Ага, улыбнулась! А знаешь, ты права, он действительно обратился в органы с заявлением, – сохраняла интригу Верушка.
- И что выиграл? Тебя осудили на общественные работы?
- Частично, в общем да. Хотя посмотрим, как пойдет, может работать придется исключительно ему, – таинственно зашептала мне на ухо Верушка.
- Ну теперь я вообще отказываюсь что-либо понимать, – отмахнулась я.
- Я с тобой солидарна! Тоже себя не понимаю! – пропела Верушка. Ты прости меня, не могу сдержаться, счастье так и прет, просто не верится! – прослезилась вдруг она. Впервые. Во всяком случае, плачущей я ее не видела никогда. – Вот, – протянула Верка конвертик, украшенный цветочками, вензелями и обручальными кольцами, – приди, пожалуйста, все-таки ближайшая подруга.
- Хорошо, непременно. Как иначе. Поздравляю! – теперь уже от избытка чувств, пристыженная отсутствием внимания к ближнему, полезла обниматься я.
- Свадьба через неделю. Платье подружки невесты я тебе заказала, так что будешь блистать во всей красе, примерка послезавтра, – проговорила Верка и как-то уж больно скоро засобиралась. – Пора. Дел невпроворот.
- Конечно, конечно! – согласилась я, размышляя над зигзагами судьбы.

  На процедуру бракосочетания в ЗАГСе Верка меня не пригласила, но я, зная ее вечные выкрутасы, никогда ничему не удивлялась. Сама свадьба проходила на небольшом прогулочном теплоходе. Это было красивое четко спланированное действо, с ведущим, музыкантами, со вкусом оформленными столами по типу шведских. Весь вечер меня кто-нибудь да развлекал, я много танцевала, изрядно выпила, но не до потери пульса. И в какой-то момент поймала себя на мысли, что ни один из приглашенных гостей мне не знаком. Это слегка насторожило.

- Верк, а кто эти люди? – спросила я сразу же, как мне удалось завладеть ее вниманием.
- А, это друзья и знакомые Нестюши, – отмахнулась Верка, – пойдем за стол.
- Какие-то они странные, излишне возбужденные и совсем не похожи на коллег судьи, – не переставала я задавать взволновавшие меня вопросы.
- А это и не коллеги вовсе, он устает от них на работе. Давай с тобой выпьем, – предложила Верка, – за меня, моего жениха, за жизнь – полную чашу!
- Да, конечно, Верунчик! За тебя! За жениха и за чашу! – машинально повторила я за ней.
- Ну и тост! Да ты очнись, мать, – рассмеялась Верка, – разве лучшие подруги такие тосты на свадьбах произносят?
- Действительно, вот стыдища, – смутилась я, – Вер, а где Лилиана Андреевна? Почему ее-то нет? Она обиделась или по каким-то причинам не сочла нужным прийти?
- Она в круизе по Средиземному морю с генералом, правда, отставным. Поездку оплатили еще полгода назад, и я уговорила ее ехать. Круиз – это же событие почище свадьбы, такое пропускать нельзя!
- Дорогая, наш танец, – подошел жених, высокий молодой красавец с темно-синими глазами с поволокой.

- (Все-таки Верка молодчина! Такого мужика окольцевала. И красавец! И умница! К тому же судья – серьезный человек! Не то, что ее обычное бесцеремонное окружение из богемной тусовки. Да, жених – загляденье! А как танцует! – я восхищенно наблюдала за их элегантными па и думала. – Какая безупречная слаженность движений да еще в не самом легком танце. Все-таки фокстрот! Невообразимо!).

- Ну все. Довольно. Натанцевалась. Пригласи теперь Светлану, – бесцеремонно прогнала вдруг Верка своего кавалера.
- Что это ты с ним так? Слушай, это просто невероятно, как он танцует! С таким партнером в пляс пустится и хромой!
- Он еще и поет. Хочешь послушать? – завелась с полуоборота захмелевшая Верка. – Макс, иди сюда! – закричала она. И на ее зов тут же откликнулся ее жених.
- Так его вроде Нестором звать, – забожемойкала я.
- Да, на службе он Нестор, Нестор Петрович.
- Игоревич, – поправил подошедший жених.
- Ну какая разница! – ощетинилась Верка, – Нестор Петрович или Игоревич? Для друзей-то он – Макс!
- Слушай, Верк, что происходит? Ты меня разыгрываешь? Это не свадьба? И парень – не жених?
- Эээх! Фиг тебя проведешь. Расколола. Да не свадьба и не жених, он – статист, и остальные тоже. Ребята, – обратилась она в наступившей тишине к массовке, – спектакль завершен, всем огромная благодарность. Гран мерси! Максим, отдай команду капитану. К берегу. Всех выпустить и на место дислокации. Ну и поблагодари, шампанское, конфеты и так далее, сам знаешь… Лолка, если б ты знала, как я тебя люблю! – повернула она ко мне раскрасневшееся лицо. – Ты же моя лучшая подруга! Ну не могу я смотреть, как ты губишь себя тоской-кручиной! Два года прошло! Жить надо! Жить!

- Верка, вот скажи, что ты устроила? Денег наверняка немерено потратила? Такое количество людей переполошила! – в абсолютной растерянности обняла я подругу.
- Да, нет, все пустяки. Корабль Пашкин, дал покататься на вечер. Еду пригнал Артем Портнов, ты видела его лет пять назад на моем дне рожденья. Он еще больше разбогател, представляешь, недвижимость в Москве, в Калининграде и за рубежом, ресторан и так далее. Ну а массовка, ведущий и все остальное, это из Щуки, приятель один новый выручил. Так что ни единой монеты, жаль, что тебе не по душе пришлось.
- Ну, что ты. Это же просто грандиозное действо! Спасибо! Организатор в тебе пропадает недюжиный! А может вообще режиссер.
- А что? Я могу? – распустила хвост Верка. – Вот поступлю во ВГИК, на режиссерский, держись тогда Триер (61), я и похлеще сумею!
- Сумеешь, сумеешь. Слушай, Верк, не могу никак взять в толк, как же это я сразу не сообразила, что жених даже по внешнему виду – совсем не судья. Честно говоря, я мало помню, что происходило тогда, на суде.
- Еще бы! Такой стресс! Но это все теперь в прошлом! Теперь нужно думать исключительно о будущем. А будущее твое – Тимоха! – начала говорить Верка непривычно рублеными фразами. Расслабилась. Скакать на высоченных каблуках несколько часов подряд, изображая счастливую невесту, это не каждому по плечу!
- Да, Тимоха! Верк, а давай, когда окажемся на берегу, поедем ко мне, – увлекла я за собой на верхнюю палубу засыпающую на ходу подругу, – вначале, как водится, посплетничаем, попьем кофейку, а потом постелю тебе в гостиной, тебе же нравится там спать. А? – ответа услышать не довелось, едва голова Верки коснулась моего плеча, а мы в тот момент в аккурат устроились на скамейке, она тут же и уснула. Минут через двадцать, когда корабль подплывал к причалу, Верка как ни в чем не бывало вскочила на ноги и, что удивило более всего, ответила на мой прозвучавший до сна вопрос.

- Ну что, Лолунчик, приехали! С утра у меня клиент, так что поехать к тебе не смогу! Спасибо, что откликнулась на мое приглашение, жаль, что спектакль пошел не по плану.
- Верка, дорогая! О каком плане ты говоришь? Я же тебе говорила, получилось феерично, как всегда получается только у тебя! Так весело и беззаботно я не отдыхала уже целую вечность! Ты даже представить не можешь, как я тебе благодарна! Слушай, если сегодня или завтра не получится приехать, тогда после…завтра? А?
- Обещать не буду, не знаю. Получится с заказом – уеду в Европу, в тур по блошиным рынкам. Если б ты знала, какой у меня заказчик наклевывается! Только б не сглазить! – начала вдруг тьфу-тьфукать не верившая в приметы Верка. – Если сорвется, не переживу. Тогда точно проявлюсь. Ну что? Давай целоваться. Такси на подходе, а мне еще нужно дать последние распоряжения по использованному инвентарю.
- Не представляю, что с тобой происходит, и что за заказчик у тебя вдруг появился. Но я тебе искренне желаю, чтоб ни один твой заказ, в том числе и этот, не сорвался, хотя была бы рада, если б на этот раз в твоем графике образовалась небольшая брешь, и ты ко мне все-таки приехала.
- А я приеду, непременно приеду. Вот только денег немного заработаю, стыдно признаться, сейчас я на мели.
- Что ж тут стыдного? Давно б сказала, сколько тебе нужно? Если наличными, больше двадцати тысяч с собой нет. А перечислить могу сколько нужно, только до дома доеду.
- Лолк, ты же знаешь, в долг не беру. Да не волнуйся ты так. Мне ж заработать – пару пустяков! Ну все, долгие проводы, долгие слезы. Позвоню!

Не позвонила! Уехала на свои блошиные рынки и с концами! Никакой связи! Но я не теряла надежды. Верка – бедовая! Непременно выкарабкается, выкарабкается из любой ситуации!
Я очень хорошо помню, как сидела на террасе своего опустевшего дома и отчаянно уверяла себя, что никак не отпускавшая черная полоса скоро сдуется. Так и произошло. Сдулась.
А началось с того, что прозвенел звонок, Веркин звонок.

- Лолка, здравствуй, – кричала она в трубку, – я в аэропорту, Домодедово, можно приехать? Ты дома?
- Дома, дома, конечно приезжай!

  Через полтора часа она была за моим столом, пили кофе, делились впечатлениями и, как положено эмоциональным девицам, рыдали. В общем, докатились.

- Лолка, он разлюбил меня! Он меня бросил! – чуть не с порога заплакала Верка.
- Верушка, голубчик, о ком это ты?
- О любви всей моей жизни, о ком же еще!
- Ну что ты? Кто же в здравом рассудке бросит тебя? Ты что-то перепутала. Ты сама ушла, сгоряча наговорила обидных слов и ушла. А теперь жалеешь? Ну признайся!
- Нет, Лолочка, все не так. Ушел он. Он разлюбил! А я жить без него не могу! – еще громче завывала Верка.
- Ну, тогда давай, реви громче! Выплачешь все слезы и забудешь, – собирала я ее рассыпавшиеся локоны.
- Если б ты увидела его, в ту же минуту поняла бы, не забуду! Никогда не смогу забыть! – вырывалась из моих объятий Верка.
- Подожди, не колотись ты так! Вот пройдет неделя-другая, и ты вообще перестанешь вспоминать его. Ну вот, резинку порвала! Как теперь справиться с твоей непослушной копной? – пыталась я связать концы злополучной резинки.
- Лолка, если б ты знала, какой он! Да таких один на миллион!
- И кто он, этот уникальный шахиншах? Он что, писаный красавец? Что едва увидев, ты потеряла голову?
- Ты права, потеряла, – перестав плакать, встрепенулась она. – Сама не знаю почему. Спрашиваешь, красив ли он? Нет, скорее уродлив.
- Ну, тогда, возможно, он поразил твое воображение какими-то уникальными человеческими проявлениями: добротой, например, широтой души?
- Можешь не продолжать. Он вовсе не добрый. Он – злой, коварный, мстительный. Боже упаси, ходить в его врагах – съест вместе с очками и ботинками.
- Так чем же он смог покорить тебя?
- Умом и харизматичностью!
- Озлобленность и ум – сочетание, лучше не придумаешь! Право слово, новоиспеченный Печорин. И ты повелась на такое сокровище!
- Сама не понимаю, как вляпалась. Вначале все подсмеивалась, подшучивала, всерьез не принимала. А он шаг за шагом, искусно расставляя сети, отвоевывал мое личное пространство. Нет, вру, влюбилась с первого прикосновения!
- А в подробностях?
- В подробностях? Так сразу и не ответишь. Согласись, в отношениях важны мелочи, детали.
- Соглашусь. Вот и приведи примеры этих самых мелочей.
- Хорошо. Попробую. Смотрела фильм Прошкина с Будрайтисом и Фрейндлих (62)? Там еще Будрайтис, исполняя роль нюхача, ну что ты смеешься, ну парфюмера, приносит на день рождения новой знакомой букет из веточек и корешков, а потом вдохновенно рассказывает, сколько в букете ароматов. Знакомый эпизод?
 - Издалека заходишь.
- Пытаюсь объяснить. Так знакомый?
- Знакомый, и что?
-  А то, что это просто потрясающе оригинальный подарок. И абсолютно нетривиальное решение. Я, когда смотрела, думала, вот если бы мне преподнесли такой букет, я б оценила. А теперь понимаю, вряд ли. Когда мы встречаем такого человека, даже предъявленного в ярком фантике, мы в лучшем случае обращаем внимание на обрамление, а самого человека игнорируем, считаем чудаком. Чтоб сразу понять, кто перед вами, нужно либо быть на одной волне, либо получить разъяснения от тех, кто мудрее. Другое дело, когда тебе просто повезет, и этот уникум выберет тебя сам.
- Я все жду, когда начнется конкретика. Где же примеры?
- Будут тебе примеры. А начала издалека, чтоб подготовить к тому, что готовлюсь сказать. Чтоб изначально не появилось отторжения. Я очень хочу, чтоб ты поняла меня. Готова?
- Ну да, да. Не тяни резину!

- Так вот, представь, наш офис, заходит неказистый невысокий мужичонка, не спеша оглядывается, а затем прямиком направляется ко мне. Господи, ну зачем же ко мне, – подумала я.
- Добрый день, вы – архитектор? – спросил он.
- Нет, дизайнер, – обрадовалась я возможности избежать нежелательного общения.
- Вот вы-то мне и нужны, – подмигнул он, взял стул, поставил вровень с моим креслом и сел.
- Мне нужно быстро, в течение месяца-двух обновить усадьбу, – зашептал он мне в ухо.
- Почему шепотом? Предупреждаю, я не берусь за сомнительные проекты, – отодвинулась я от него.
- Жаль, – придвинулся он еще ближе, – дело хоть и сомнительное, не подсудное. А заплачу по двойному тарифу.
- Послушайте, вы что сексист? Отказываете женщинам в малейших зачатках здравого смысла? Неужели вы полагаете, что я так наивна, что не соображу, что по двойному тарифу просто так не платят?
- А если скажу, что я ваш поклонник, – говорит он и целует меня в плечо. Целует, едва прикоснувшись, как-то по-отечески, но так, что по телу пробегает ток! А главное, столь неожиданно, и так, как будто имеет на это право. От такой нежной дерзости я, заметь, БУКВАЛЬНО, замираю и, молча сижу, хлопая глазами. Оцепенение проходит, и, не дождавшись повторения, полушепотом спрашиваю:
- Давно?
- Давно, целых три минуты и двадцать две секунды, – не мигая, смотрит он мне в глаза, лишь на мгновенье отведя их, чтоб зафиксировать время.
- Целую вечность! И, вместе с тем, так мало! – вздыхаю я.
- Я предполагал, что ты мудрая, но что философ?! – улыбается он.
- Так ты еще и издеваешься? – неожиданно для себя поддерживаю камерный тон и хлопаю его по плечу, потому что просто хочу этого прикосновения. Он перехватывает мою, уже возвращающуюся восвояси руку, и тянет к своим губам. И вновь искра пробегает по всему телу.
- Тебе нужно отпроситься? – спрашивает он.
- Нет.
- Так пошли? – я беру свою сумочку и устремляюсь за ним, едва поспевая за его стремительными шагами.
- А потом? Что было потом?
- Что было? Что было?! Любовь! У меня такого любовника не было никогда!
- А как расстались?
- Банально. Проснулась, а на тумбочке записка с Тютчевым.
- Да он эстет! А какие строчки выбрал?
- Без всякого намека на возвращение, вот, – сказала Верка, протягивая измятый листочек.
- Боролась с желанием разорвать или все-таки оставить, – смутила я Верку догадливостью. И вслух прочла:

 В разлуке есть высокое значенье:
 Как ни люби, хоть день один, хоть век,
 Любовь есть сон, а сон - одно мгновенье,
 И рано ль, поздно ль пробужденье,
 А должен наконец проснуться человек...

- Тонкое, скажу я тебе, прощанье.
- Ты представляешь, он мне еще заплатил. Как шлюхе, – горестно уточнила Верка, смахивая то и дело набегающие слезы.
- Хрустящими купюрами? – пыталась я перевести разговор в ироничное русло.
- Нет, карточкой, – на полном серьезе ответила Верка.
- И сколько на счету?
- 50 тысяч, – продолжала она тупить.
- Вот сквалыга! Негодяй! Верк! А ты в своем любовном угаре имя его не забыла спросить?
- Он сам представился.
- Ну и?
- Лев Лазаревич Потоцкий! – торжественно произнесла Верка.
- Невероятно! – сникла я.
- Что? Не молчи! Ты знаешь его? – изумилась Верка.
- Знаю, – вздохнула я, – он – враг. Он виновен в смерти Славушки в такой же степени, если не больше, как и Борюсик, но доказательств нет, нет и никакого наказания.
- Лолка, этого не может быть! Ты его с кем-нибудь путаешь. Он – порядочный человек!
- Верунчик! Опомнись! Сама же говоришь, бросил, как последнюю шлюху.
- Да, я сама виновата. Вела себя, как последняя дура. А хочешь, я поговорю с ним о Славушке, все выяснится, вы еще подружитесь.
- Не стоит. А вот ты с выводами не спеши. Может быть когда-нибудь поймешь, что твой выход из отношений с этим человеком был самым удачным из всех возможных.
- У тебя просто какое-то предвзятое мнение о Потоцком, уверена, узнай ты его поближе, оно б изменилось.
- Я знаю его достаточно.
- Но если вы так тесно контактировали, почему же ты ни разу не обмолвилась о нем, все же подруги?
- Я не считала это общение важным, а потом когда случилась эта беда, говорить вообще ни о чем не хотелось. Ты же знаешь. Да и сейчас не хочу. И давай сменим тему.
- Да, да, конечно. Я выплакалась. И как-то легче стало. Спасибо!

  Через полчаса Верка ушла. А не минул и год, пригласила на свадьбу, не фейковую, настоящую. Представляете мое изумление, когда я увидела там Потоцкого? В качестве жениха! На то она и Верка, Верушка, чтобы быть неповторимой и неподражаемой!
Но это совсем другая история, как и та, о которой поведал мне новоиспеченный Веркин супруг и мой, как оказалось, будущий бизнес-партнер и хранитель моих сердечных секретов?! О ком бы вы подумали было его повествование? Догадались? Совершенно верно, о Борюсике! Об этом хитром, несносном, несчастном лисе Борюсике. Интересно? Непременно расскажу, но потом. Не сейчас.

  ПОЯСНЕНИЯ:

1. Карл Адольф фон Базедов (1799 – 1854) — немецкий физик и врач. Его именем названа описанная им Базедова болезнь. Болезнь возникает в случае избытка гормонов щитовидной железы, вследствие чего глаза начинают «выкатываться».
2. Ксантиппа – жена греческого философа Сократа, отличавшаяся плохим характером. Ее имя стало нарицательным для сварливых жен.
3. Цитата из Указа Петра I об ассамблеях от 26 ноября 1718 года.
4. Кевин Девид Митник (1963 г.р.) – знаковая фигура в сфере информационных технологий, в прошлом опасный хакер, ныне консультант по компьютерной безопасности, писатель.
5. Траут Джек (1935-2017) – американский маркетолог, основатель и президент консалтинговой фирмы «Trout&Partners» (США, Коннектикут, Олд Гринвич). Является одним из авторов маркетинговых концепций «позиционирования» (англ. positioning) и маркетинговой войны.
6. Бильдербергский клуб, Билдербергская группа, Билдербергская конференция (англ. Bilderberg group — Билдербергская группа) – неофициальная ежегодная конференция, включающая примерно 130 участников, в основном это влиятельные люди в области политики, бизнеса и банковского дела, а также руководители ведущих западных средств массовой информации. Посторонние на встречи не допускаются, отчёты о проведённых встречах, обсуждаемых вопросах и принятых решениях огласке не подлежат.
7. Танат – в греческой мифологии олицетворение смерти, сын Нюкты и Эреба, брат-близнец бога сна Гипноса.
8. «Уж полночь близится, а Германа все нет» – фраза из «Пиковой дамы» А.С. Пушкина.
9. «Тускло светится луна в сумраке тумана, молчалива и светла милая Светлана» – фраза из баллады В. Жуковского «Светлана».
10. Синкопа (др.-гр., лат., буквально – обрубание) – 1. Синкопа (медицина) – обморок, приступ кратковременной утраты сознания, обусловленный временным нарушением мозгового кровообращения; 2. Синкопа (музыка) – в метризованной музыке – смещение акцента с  сильной доли на слабую, т.е. несовпадение ритмического акцента с метрическим.
11. Канатчикова дача – психиатрическая больница №1, которую чаще называют «Кащенко».
12. Панацея – божество древнегреческой мифологии, персонификация исцеления.
13. Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. – М., 1992-1993. – Т. 1, с. 87-89.
14. «Оригинальничаешь?» – реплика актрисы Светланы Крючковой из фильма «Выйти замуж за капитана».
15. Расовая гигиена – термин, введенный швейцарско-немецким психиатром Альфредом Плётцем (1860-1940). Он считал, что строгие правила воспроизводства потомства приведут к улучшению расовой чистоты германцев.
16. Невчунай (обл.) – неучтивец, невежа.
17. Траб (от англ. trouble) – проблема, неприятность.
18. Ого, хо-хо – слова Эллочки Людоедочки, персонажа комедии Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», гл. 24.
19. Геннадий Ефимович Малкин – российский и израильский писатель-юморист, автор более 40 книг.
20. Задрот (сленг) – человек, который слишком много внимания уделяет своей работе, живет в своем «виртуальном» мире и плохо приспособлен к реальной жизни.
21. Агриться (сленг) – злиться.
22. Флэйм (сленг) – спор ради спора, в результате которого переходят на личности и оскорбления.
23. Выпилиться (сленг) – уйти.
24. Фильдеперс (сленг) – нечто особое, с вывертом, необычно-занимательное, выдающееся. В оригинале «fil de Pers» – нить из Персии. Особый вид шелковой нити, идущей на изготовление лучших трикотажных изделий.
25. Фрося Бурлакова – персонаж советской комедии «Приходите завтра».
26. Тюремный рок (Jailhouse Rock) – знаменитая песня Элвиса Пресли.
27. Вагаршапат – город в Армавирской области Армении, один из значительных культурных и религиозных центров страны.
28. Джейнсвилл – город на юге американского штата Висконсин, где Джордж Паркер создал свою первую ручку, с которой началась история его знаменитой компании.
29. Киплинг Редьярд (1865 – 1936 г.) – английский писатель, поэт и новеллист.
30. Билибин Иван (1876-1942 г.) – русский художник, иллюстратор книг, театральный оформитель.
31. Джими Хендрикс (1942-1964 г.) – американский гитарист-виртуоз, певец, композитор, один из самых смелых и изобретательных виртуозов в истории рок-музыки.
32. «Пионер» – модный кинотеатр на Кутузовском проспекте в Москве, где проходят показы фильмов, фестивали.
33. Мишель Хазанавичюс (1967 г.р.) – французский режиссер, сценарист, актер. Получил известность благодаря комедийному сериалу об Агенте 117. Фильм «Артист» прославил режиссера, принес множество наград, в том числе статуэтку «Оскара».
34. Верушка (урожденная графиня Вера Готлибе Анна фон Лендорф, 1939 г.р.) – легендарная модель, мастер перевоплощения, икона боди-арта, участница перформансов Дали, сыгравшая себя в фильме Антониони «Фотоувеличение».
35. Рофлить (сленг) – смеяться, ROFL – аббревиатура выражения rolling under the floor laughing, т.е. буквально – «катаюсь по полу от смеха».
36.   Хейтер – ненавистник, от английского hate – ненавидеть.
37. Гуанчжоу – город в Китае, где находится самый большой рынок подделок известных брендов одежды.
38. В свете решений партийного съезда – штамп партийных документов КПСС.
39. Лабковский Михаил (1961 г.р.) – психолог, юрист, теле- и радиоведущий.
40. Батик – в переводе с индонезийского означает «капля воска», ручная роспись по ткани с использованием резервирующих составов, которые не пропускают через себя краску.
41. Шандельеры – в переводе с французского – подсвечник, канделябр, люстра, массивные, длинные роскошно украшенные серьги.
42. «В следующий раз – быстро не женись!» – реплика героя Вицина из фильма «Не может быть».
43. Кубачи – село в Дагестане, известное всему миру своими искусными изделиями из серебра.
44. Сен-Поль-де Ванс – небольшой город во Франции.
45. «Ван Гог» – «рваная» статуя знаменитого художника, выполненная Бруно Каталано.
46. «Витрувианский человек» – рисунок Леонардо да Винчи с фигурой обнаженного мужчины с разведенными ногами и руками в двух наложенных друг на друга позициях, в одном случае вписанных в окружность, в другом – в квадрат. Этот рисунок, как и сопровождающий его текст, называют каноническими пропорциями.
47. Лаунж-зона – зона отдыха и релаксации.
48. Гипертимезия – способность личности помнить и воспроизводить высокое количество информации о собственной жизни, т.е. исключительная автобиографическая память.
49. «Как говорил Рори Оши, не говорите мне о выдержке. Я ведь не сыр» – фраза персонажа комедии «А в душе я танцую».
50. Катаракт – крупный водопад, где основная часть воды спускается широким фронтом с небольшой высоты.
51. Усы шеврон – толстые широкие усы в форме шеврона, полностью закрывающие верхнюю губу.
52. Некошный пошутит – чего не нашутит (пословица) – чем черт не шутит – чего только не бывает.
53. Апгрейдить – (от англ. up – повышение, grade – качество) – модернизировать, увеличить производительности системы путём замены модулей или добавления дополнительных элементов. Как правило, данный термин используется для обозначения перекомплектации устаревших моделей персональных компьютеров или полной замены системных блоков.
54. Руткит (англ. rootkit) – программа, скрытно захватывающая и контролирующая систему другой программы.
55. Синяк (от англ. Bluescreenofdeath) – синий экран, сообщение OS Microsoft Windows о серьезной ошибке, требующей перезагрузки системы.
56. «Никогда этого не было, и вот опять» – фраза Черномырдина Виктора Степановича.
57. Дедлайн – крайний срок, дата или время, к которому должна быть выполнена поставленная задача.
58. «О;кей – сказал Патрикей» – фраза из романа «Козленок в молоке» Ю. Полякова.
59. «Каков текст – таков контекст» – фраза Любин-Любченко из того же романа.
60. Hot Suicide Wings – в буквальном переводе с английского означает горячие суицидальные крылышки. Фирменное блюдо повара чикагской таверны, которое он готовит с одним из самых острых сортов перца Red Savina Habanero.
61. Триер – Ларс фон Триер, современный датский режиссер, сценарист, актер. Известен своей плодовитой, неоднозначной противоречивой карьерой. Обладатель более ста наград и номинаций в фестивалях по всему миру.
62. Фильм с Будрайтисом и Фрейндлих – фильм Александра Прошкина «Опасный возраст».