Я, ТАНК Т-26

 
Наше время.
 
 
    Я, танк Т- 26. Базируюсь в маленьком, но знаменитом городке Ялта.  Наш взвод прибыл с юга России,  когда мне было шесть лет. Будучи  маленьким танчиком, я думал, что лучшего города на свете нет. Когда стал большим и устаревшим, мнение изменилось в противоположную сторону. Нет, нет, не потому что в молодости и листья были зеленее и солнышко ярче. Время, южный курортный город может поменять внешне,  но не внутренне.   В городе были и есть замечательные церкви. Есть даже армянская. Но бог всегда был один – бабки.  Знамена и любимый вождь Л.И. Брежнев  так и не смог избавить многих местных от любви к этому богу. И если они  достаются  не в забоях и рудниках, а путем сдачи курортникам сараюшек и прочих курятников, то  становятся еще  более привлекательными.  В советские времена не редкими были случаи, когда у несчастных при жизни бабушек и дедушек, находили кругленькие суммы денег. То, зашитые в матрасы, то на дне ящиков с инструментом, то еще где ни будь.   Но было, но. Было жесткое ограничение строительства в прибрежной зоне. Так называемая стометровая зона.И никто даже не мечтал её нарушить.  Этажность выносили, как полагается для маленьких примечательных городков,  за его границы. Строжайше соблюдались вопросы сейсмостойкости. А сейчас скажите, вы уверены, что высотки да и другие новые здания, выдержат многобальные  землетрясения? Я, далеко, не уверен. И,  как результат,  на улицы города и поселков выползали полчища   художников. Они,  словно тараканы проникали в укромные колоритные уголки.  Город имел уникальный дореволюционный  смешанный архитектурный стиль. Здесь был и восток, и азия, и модерн. Хозяева дореволюционных дач отрывались, как могли. Ведь земля  обживалась. В сочетании с морем и горами, образовывалась удивительное  по своей красоте место. О таком не мечтали ни Онтарио, ни  Капри. Время и вечная любовь к денежным знакам погубила все, что  можно было погубить, за исключением набережной. И, вот я, уже ржавый, покрытый словно оспой, следами от снарядов, качу по улице Дражинской. Кручу башней в круговую. Где вы, художники? Ведь вы так любили сюда ходить на этюды.  Вас не обманешь. Красоту  чуете всем своим нутром.  Не нравится понастроенное?  И вот мои ржавые гусеницы мнут плитку набережной. Урчит на малых оборотах  старенький слабо мощный бензиновый движок. Сквозь глаза – щели любуюсь морем. Со скрипом поворачиваю башню в сторону гор. Вместо старых улочек и уютных домиков,  уродливо торчат  не примечательные высотки. Таких,  по стране пруд пруди. Грохочу по улице Пушкинской. Еще одна улица, сохранившая свою красоту. Но, что это?! Железные деревья. Ладно, я железный. Но я машина. А тут кто - то установил вместо живых железные. Мой двигатель, возмущенно взревел. Эх, я бы дал салют из пушки в честь набережной и Пушкинской. Но нет снарядов. А , эти убожества снес. Но, увы, надо спешить, пока не заглох. Зажимаю правый фрикцион. Поворот,  и я на центральной улице Кирова.  Еще поворот и я ползу в гору по Щорса. Задыхается мое железное сердце. Реву от натуги. .  Мои глаза - щели смотрят влево. Вот дореволюционная шикарная дача из бута. Бывший корпус санатория Крымская здравница.  Забор. Не хватает печати на заборе – ПРОДАНО. Газую. Реву натуженно. . Лязгают гусеницы. Следующий замечательный старый корпус из бута. Забор. Нет лишь печати – ПРОДАНО.  Поворачиваю  башню на право. То же самое. Бутовые прекрасные корпуса. И заборы. ПРОДАНО. ПРОДАНО. ПРОДАНО. Проданы кусочки и куски моей жизни. Я, когда – то здесь весело катил маленькими гусеницами.  Бежал по парку литфонда в портфелем. ПРОДАНО. Выползаю к Щорса 20. Справа кусок земли с соснами.за ломаным железным забором. Уже более десяти  лет огорожен.  А был зеленый симпатичный участок. Даже сквер.   Останавливаюсь. Застыл. Урчит на холостых двигатель. Кругом огромные высоченные заборы. Знаю, они растянулись вплоть до Севастополя. Судорожно ищу снаряды. Забыл, что их давно уже нет. Склероз. Из – за ворот выбегает охранник. Обалденно смотрит на меня.  Включаю передачу и медленно ползу на забор. Уж его поломать сил хватит.  Охранник, сбоку прыгает на броню и пытается закрыть щели – глаза.  Он меня взбесил. Я, опускаю пушку и резко кручу башней. Парень слетает с брони в кювет. -  Дурак – ругаю его. За кого ты так заступаешься?!  Тебе платят копейки!  Дали вонючую будку в  которой спишь как бомж.  И ты еще собой рискуешь. Откуда такая собачья преданность. Ах, да! Так называемый  стокгольмский синдром. Когда жертва влюбляется в истязателя. Ну, ну. Я, ломаю забор и тут - же налетаю правой гусеницей на бестолково торчащую рельсу.  Кручусь на другой.  Вращаю башней. Реву двигателем.  Я, Т- 26. У меня нет снарядов! Я, подбит!  А рядом  смеётся охранник.