Осколки моей души

Словно слёзы. Забыт восхитительный, радостный смех,
Тонких радуг сплетённые туго цветные косицы…
Поцелуй на прощанье. Упавшая капля с ресницы.
Ты на той стороне, я на этой…. Вдали ото всех…
Светлая печаль
Я сидел и насвистывал популярную песенку, – и солнце светило, и радуга цвела. Всё было, всё было, и любовь была…
Радоваться жизни получалось не особенно убедительно. На самом деле я прокручивал в голове второй или сотый десяток вариантов диалога с Эльзой – девушкой, с которой мы скоро десять лет катаемся на скрипучих эмоциональных качелях.
За это время мы десятки или сотни раз стремительно разлетались в разные стороны и столь же пылко воссоединялись, давая друг другу заверения и клятвы.
Инициатором того и другого состояния неизменно была она, девушка, которую я любил и ненавидел одновременно.
Не удивляйтесь, так бывает. Во всяком случае, я живу в таком ритме, локально конфликтуя с самим собой в затяжном режиме. Преодолеть парадоксальный диссонанс болезненной чувствительности мне никак не удаётся.
Сколько раз давал себе зарок – никогда больше не связываться с Эльзой.
Ага! Кто бы подсказал, как это возможно реализовать в реальности.
Виртуально я рвал с ней неисчислимое число раз, причём делал это убедительно и твёрдо.
Тысячи вариантов сюжетных миниатюр, гениальные сценарии визуализированных до мельчайших деталей диалогов, способных уничтожить что угодно, не говоря о таких хрупких материях как интимные чувства.
Я старался быть глубокомысленным, ироничным и твёрдым, даже записывал особо удачные варианты развития событий в особую тетрадь, которую озаглавил “Shards of my soul”, хотя испытывал стойкую неприязнь к иноземным языкам.  Иногда дополнял сценические декорации остроумными деталями, чаще редактировал стилистику, исходя из новых условий бесконечной иронической пикировки и эволюции наших странных отношений.
Каждый раз, когда она возвращалась, делала это легко и непринуждённо, словно мы не расставались вовсе.
Эльза вела себя так буднично и непринуждённо, будто никаких истерических выпадов в отношении меня, конфликтных провокаций, драматических диалогов, провоцирующих очередное тягостное расставание, не было.
Девочка устала, пришла с работы… из магазина, библиотеки. Какая разница, откуда она вернулась. Вот она – перед тобой: живая, здоровая, готовая ради любви на любой подвиг.
Любовь имеет миллион оттенков, столько же разновидностей: страстная, взаимная, безответная, пылкая.
Своим чувствам к Эльзе и её отношения ко мне я не мог найти аналоговых эпитетов. Наша интимная связь была сумбурной, суетливой, противоречивой и непостоянной как Броуновское движение в колбе исследователя.
Мы дрейфовали в локальном, закольцованном пространстве гравитационных волн злосчастной по отношению к обоим судьбы параллельным курсом: болезненно, мучительно сладко сталкивались, после чего старательно зализывали кровоточащие раны, опять слипались в единое целое, поскольку объекты с разными потенциалами притягивают друг  друга, предельно эмоционально испытывали глубинное проникновение удивительно аппетитных интимных энергий, тепловой и физический шок от волнующего вторжения в сокровенные пределы, неодолимую власть плавного скольжения в вязкой среде и животворящую силу непристойного, но страстного и трепетного  трения.
Долго существовать в однообразных, приедающихся условиях комфортной невесомости Эльза не могла: ей становилось скучно.
Постепенно или вдруг утрачивал силу и интенсивность заряд трогательной сентиментальной привязанности, что приводило к пустяковым, но затяжным необъяснимой природы конфликтам… и как следствие – немедленному унизительно болезненному разрыву.
Моей девушке (довольно спорное утверждение, ибо столь эксцентричная особа никому не может принадлежать: это кошка, которая гуляет сама по себе), необходимы были, как воздух, всё новые  и новые волнующие кровь ощущения.
Что-то незримое, но властное настойчиво и нетерпеливо распирало Эльзу изнутри, словно в её чреве зарождался некто Чужой, грызущий плоть, отравляющий мозг разрушительными миазмами.
Её и моя жизнь моментально разлетались на отдельные бесформенные фрагменты, которые немедленно поступали в гигантский миксер, взбивающий в жуткий коктейль случайные события, противоречивые чувства, влечение и нежность, превращающая недавние выразительные эмоции и интенсивные интимные стимулы в вязкий застывающий гель безразличия и вражды.
Мы стремительно теряли друг друга из вида до следующей необъяснимой встречи, избежать которой лично для меня было попросту невозможно.
Эльза была предприимчива, изобретательна, хитроумна.
Кто-то невидимый, но властный, отвинчивал крышку с тюбика, в котором покоился питательный крем, в который превращалась наша любовь при последнем расставании, и начинал щедро намазывать его, на зажившие было душевные раны.
Это было намного больнее, чем стремительный процесс изготовления данной субстанции при очередном примирении: повторное проникновение чувств в истёрзанное страданиями тело требовало наркотического обезболивания.
Эльза просто приходила, чувственно целовала в губы, доверчиво прижималась, ласково смотрела в глаза, – ты скучал, Нечаев? Как ты мог так долго жить без меня. Я, например, чуть не умерла от тоски. Какой же ты…
Она открывала дверь моей квартиры своим ключом, уверенно проходила в комнату, одним движением ловко сбрасывала одежду, – убери эти тряпки в шкаф, я так устала скрывать свои чувства. Ты ведь приготовил ужин, да? Не-е-ет! Ты невыносим. Мы что, будем любить друг друга на голодный желудок!
Что я мог сказать, что сделать, если аромат волшебного во всех отношениях тела как нельзя лучше подходил к замочной скважине моей души. Разве мог я в такие волнующие моменты вспоминать о заранее заготовленных сценариях траурно скорбной прощальной речи?
Нет, нет и нет!
Позже, когда наши бренные телесные оболочки, в щедро сдобренном острыми специями клокочущем бурными эмоциями бульоне неуправляемых страстей, растворённых в обжигающем души кипятке, вновь обретали возможность логически мыслить, можно было попытаться чего-то оценить... но изменить чего-либо было поздно.
Потеряв контроль над эмоциями души, заполняющими мыслимое и немыслимое пространство бытия, вырастающими до пределов Вселенной, я начинал понимать: чтобы бороться с чем-то, не  имея над этим власти, нужно перестать быть человеком.
Сознаюсь, что моменты, когда всерьёз рассматривал вопрос перехода в мир иной, наступали неоднократно. Я любил Эльзу настолько сильно, что очередное расставание рассматривал как завершение всего.
Что держало меня в этом мире? Однозначно, Эльза.
Я пробовал увлекаться другими женщинами, даже женился назло обстоятельствам однажды, убедив себя в том, что сумею полюбить.
Впоследствии мне было ужасно стыдно, поскольку неутомимые старания забыться и забыть ничем позитивным не увенчались, родив попутно осязаемый сгусток духовных и физических мук, на которые обрёк и Свету – замечательного доброго человечка, которого невольно ввёл в заблуждение.
Света влюбилась в меня страстно, беззаветно, но остаться с ней, когда в наши отношения вновь самоуверенно и властно вмешалась Эльза, я не мог: это было выше моих сил.
Чтобы хоть как-то сгладить свою вину, пришлось оставить новой супруге квартиру. И всё, чем успели заполнить это уютное пространство.
Около года пришлось жить у друзей. Столько же на съёмной квартире.
Я боролся с ненормальными чувствами к Эльзе, пытался их анализировать, придумывал, как от её назойливого внимания избавиться.
Вариантов наступления и отступления, тактик и стратегий сражения с нашей ненормальностью было множество, но, ни одно из них не работало. Стоило только встретиться взглядами, услышать голос, почувствовать чарующий аромат зовущего тела, как всё начиналось вновь: вожделение, страсть, ревность, душевные муки… и неминуемое расставание.
Кнопки, посылающие импульс безудержного сладострастия, действовали на моё сознание безотказно. Эльза была осведомлена о наркотическом влиянии своего колдовского очарования.
Двадцать минут назад она вновь позвонила.
Меня затрясло от её родного голоса. Сопротивление, попытка отказаться от возможной встречи, Эльза отмела в самом начале разговора.
–  Узнал, любимый! Не представляешь, как я рада тебя слышать.
– Извини, не могу ответить тем же. Успел забыть и забыться. Вырвал воспоминания о тебе с корнем, высушил, измельчил эту отравленную субстанцию в порошок, испёк из неё сухую лепёшку и скормил голубям на городской площади. Воспоминания о тебе исчезли в их ненасытных желудках. А помёт смыт дождями. Ты меня слышишь?
–  Я знаю, любимый. Ты мог не заметить, но самая говорливая и шустрая голубка, доверчиво клюющая крошки с твоих рук, была я. Как ты мог этого не заметить? Нечаев, я люблю тебя, всегда любила. Тебе ли это знать. Мне так плохо. Очень-очень-очень  плохо. Только ты можешь меня спасти.
Я услышал, как она плачет, чувствовал, как жгучие капли насыщенных эмоциями любви слёз стекали по нежным щекам в мою израненную душу.
– Ты нужен мне, Нечаев, жизненно необходим. Неужели до тебя не доходит, насколько я несчастна! Буду через полчаса. Не вздумай удрать, затаиться, спрятаться, объявлю в розыск. Если смоешься, придётся объяснять неравнодушной общественности, почему так жестоко со мной поступил. В кармане пальто, дома и в компьютере, найдут письма, в которых я указала причину возможного суицида – намеренное доведение до самоубийства.
– Эльза, ты бредишь. Какая к чёрту любовь! Вспомни, чего ты наговорила мне два месяца назад. Где, скажи… где, с кем ты была всё это время?
– Тебе этого лучше не знать. Обыкновенные глупости, ничего интересного, Нечаев. Я личность эмоциональная, впечатлительная, импульсивная. Подумаешь, чего-то там наговорила, кого-то обняла! Ты же понимаешь – субъективные суждения, всплеск негативных эмоций, бурные девичьи фантазии, клокочущие чувства… да и обидные слова тоже – всё это спровоцированная твоим дремучим поведением защитная реакция. Сам виноват.
– Что ты говоришь…
Её бессвязная речь утонула в слезах. Это было запрещённое к применению оружие, но она им в который раз эффектно воспользовалась.
Моя личность, обновлённый внутренний мир, были уничтожены.
Всё же я нашёл в себе силы нажать на кнопку отбоя звонка.
Теперь сижу и сочиняю заключительный сюжет любовной драмы.
Мысли лихорадочно носятся по кругу, редактируя очередной диалог.
Я уточняю и оттачиваю формулировки, доводы.
Через несколько минут Эльза придёт… и всё закончится. Навсегда!
Дольше терпеть лихорадку чувств, цунами эмоций и смерч непрекращающихся интриг невозможно.
Я лёг на диван, отвернулся к стенке и представил сцену окончательного расставания. Последний поцелуй и…
На этом месте я похолодел изнутри. Да, именно так: снаружи у меня был жар, а внутренности дрожали в ледяной лихорадке.
– Какой к чертям собачьим поцелуй! Буду говорить с ней через дверную цепочку. Надену марлевую повязку, чтобы ни одна молекула её интимного запаха не просочилась в моё личное пространство. Скажу всё, что думаю. И решительно захлопну дверь.
Смакуя эту невероятную мысль, я на расстоянии почувствовал неповторимый аромат желанного тела моей Эльзы, перепутать который было невозможно ни с чем.
– Боже, до чего меня довела эта сумбурная, импульсивная, потрясающе ненормальная  женщина, сводящая с ума. Эльза убивает меня: то безрассудно неистовыми чувствами, то безобразными истериками. А  неожиданные признания, странные, болезненные разрывы, необоснованные претензии, муки ревности,  эмоциональные агрессии. Нет! С меня хватит. Уже и запахи мерещатся. Нужно психиатру показаться.
Эти мысли прервало прохладное прикосновение сладких губ. Её губ к моей щеке.
Эльза, ни слова не говоря, улеглась на диван, прижалась ко мне всем телом.
Почему дверь оказалась открытой?!
Слова не понадобились.
Дальнейшее происходило, словно в бреду. Как и когда она впрыснула в мою кровь смертельную дозу чувственной анестезии, я не понял.
Эльза пришла задолго до наступления сумерек, очнулся я в полной темноте.
– Не вздумай меня выгонять, Нечаев… на ночь глядя. У меня нет денег на такси и вообще… я, между прочим, вернулась навсегда.
– А Вадим! Ты же бросила меня ради него, говорила, что такой любви не бывает в мире обыкновенных людей. Что произошло! Почему ты с такой лёгкостью жонглируешь чувствами: медленно убиваешь, но не позволяешь похоронить, делаешь искусственное дыхание, реанимируешь. Даёшь надежду. И снова отправляешь в крематорий. Так жить нельзя! Ты получила, чего хотела… можешь торжествовать. Теперь уходи. Немедленно!
– Какой же ты мелочный, злопамятный, Нечаев. Девушка запуталась… её обманули, а ты, вместо того, чтобы оказать первую медицинскую помощь, пляшешь на костях. И когда! После нескольких часов страстной любви. Это жестоко, гнусно. Ты не смеешь так поступить со мной, с женщиной, которая тебя так любит.
Обнажённая Эльза лежала рядом со мной и безудержно рыдала.
Её тело сотрясалось в конвульсиях, слёзы стекали ручьями, горло сводило спазмами.
Это было невыносимо. Я не мог выдержать страданий любимой.
Пришлось успокаивать.
Поцелуи и ласки на сей раз не возымели действия.
– Что, что мне делать, скажи!
Выход нашёлся совершенно случайно: я соврал, что безумно влюблён. Беда в том, что на самом деле не понимал –  кому именно лгу и зачем, себе или ей.
Понятно, что отпустить Эльзу в таком состоянии я не мог.
Она вновь осталась.
Почти на три месяца.