Опыт смерти

Эта история приключилась с ней в Бирюлево…

Оля отчетливо помнила дом, в котором родилась когда-то и прожила все свое детство и юность, и небольшой городской дворик с голыми газонами и невысокими деревьями с бедной, болезненной листвой. Во дворе все осталось по-прежнему, как было, когда она последний раз оттуда уезжала: те же убогие качели и маленькая вечно рассыпанная везде песочница, те же кусты сирени по бокам подъезда, совсем не выросшие за время ее отсутствия. И даже ступени в подъезд остались такими же неравномерными, как и были, одна, первая, невысокая, а вторая огромная, доставлявшая всегда немало хлопот, когда она шла с коляской или с тяжелыми сумками.
Но в тот раз Оля шла налегке, и даже не шла, а скорее летела, практически не касаясь земли, настолько легко и радостно было у нее на сердце. Оля летела домой, как в детстве, когда ей часто было невыразимо радостно просто от того, что она жила и дышала, что видела небо и чувствовала, как ветер трепал волосы на голове. Ей хотелось петь от счастья, бежать быстро-быстро, припрыгивая и смеясь — и она бежала, так быстро и легко, как только могла, практически не касаясь земли, взлетала по лестнице, падала в изнеможении на верхней ступеньке и смеялась до слез… А потом еще долго сидела, глядя в небо или закрыв глаза, и ни о чем не думала…
Так и в тот раз, Оля не вошла, а именно что впорхнула в подъезд и затем в лифт, который как будто бы специально ожидал ее на первом этаже. И в этот момент сзади послышался гомон детских голосов, радостных и возбужденно-кричащих прямо на бегу:
— Тетя, тетя, подождите нас, пожалуйста. Помогите на лифте подняться…
Девушка на секунду замерла, и шестеро бойких ребятишек буквально ввалились в лифт следом за ней, сразу заняв все свободное пространство и наполнив его веселым гамом. Самому старшему из них на вид было не больше семи, остальные были явно младше. Несмотря на тесноту и шум, устроенный ими, девушке было так приятно смотреть на их счастливые и чумазые мордашки с веселыми горящими глазами, что она улыбнулась им широко и приветливо.
— Вам, ребят, какой?
— Нам восьмой, как и вам, — ответил, широко улыбаясь, самый старший из всей ватаги.
Странно, но тогда Оля ничуть не удивилась, ни неожиданному совпадению, ни тому, что они знали, какой этаж нужен был ей. Девушка просто протянула руку и нажала кнопку восьмого этажа. Лифт тотчас закрыл двери и неторопливо, как будто бы нехотя, поехал вверх.
В следующую минуту случилась еще одна странность, опять-таки не вызвавшая у нее тогда никакого подозрения. Не доехав явно до нужного этажа, лифт остановился и открыл двери. Не успела Оля и рта открыть, как вся шумная и веселая ватага пронеслась со смехом и визгом мимо нее из лифта и скрылась в почему-то открытой настежь двери чужой квартиры. Девушка заволновалась, чувствуя себя ответственной за вверенных ей детей, она высунула голову из лифта и закричала:
— Ребята, куда вы, это не ваш этаж… Вернитесь, это чужая квартира, не ваша…
И точно с таким же шумом и смехом, как минуту назад они бежали из лифта, вся ватага в полном составе вплоть до самого маленького ее члена, которому было не больше четырех лет, влетела обратно в лифт. Вся, за исключением одного, того самого старшего, кто называл номер этажа. Подождав еще немного, но так и не увидев его, девушка в растерянности обернулась к его друзьям:
— А где ваш старшой-то?
— Все в порядке, так надо, — закивали наперебой ее маленькие попутчики, — поехали, не нужно ждать…
Оля пожала плечами и снова, но уже более настойчиво, нажала кнопку восьмого этажа. Какое-то странное чувство беспокойства охватило ее. С одной стороны, этот пропавший куда-то мальчуган, с другой — эта странность с лифтом, который ехал как-то уже очень необычно. Она вдруг почувствовала, что волнуется и за себя, и за стайку малышей, притихших вокруг. Почему-то захотелось поскорее доехать, выйти вместе с ними из лифта на нужном этаже и почувствовать, что все в безопасности.
И предчувствие ее не обмануло. Лифт доехал до восьмого этажа и остановился, но дверцы не открыл. Постояв с несколько секунд, он тронулся дальше, стремительно набирая скорость. Непонятно откуда вдруг взялось табло с номером этажа. Оля готова была голову отдать на отсечение, что этого табло только что не было в стареньком и простеньком лифте обычного двенадцатиэтажного панельного дома.
— Девятый, десятый, одиннадцатый, — показывало табло.
— Вот блин, — подумала девушка, сокрушаясь над происходящим. — Лифт дурацкий… Ну ладно меня на двенадцатый этаж увезет — я спущусь пешком, но детей-то зачем за мной потянуло? Им-то на что все это… Лучше бы я одна была сейчас…
Все происходило очень быстро, и мысль эта, мгновенно вспыхнув в ее голове, тотчас погасла. Оглянувшись на прижавшихся друг к другу детей, девушка еще раз успела подумать о том, что, пожалуй, зря она их не оставила на чужом им этаже, а потащила за собой в этот странный лифт.
— Двенадцатый, — загорелось на табло.
Оля приготовилась к остановке, так как это был последний этаж в доме. Но лифт не остановился. И она запаниковала…
— Тринадцатый, четырнадцатый, пятнадцатый, шестнадцатый, — все убыстряясь, показывало неумолимое табло.
В отчаянии Оля воскликнула, обращаясь к кому-то:
— Детей, детей-то за что?
Но ответа не последовало… Оля попыталась мысленно представить себе, как это кабина лифта, пробив крышу, вылетела из шахты и устремилась вверх в свободном полете. И тут же стены кабины стали абсолютно прозрачными, практически исчезли.
Далеко внизу, стремительно удаляясь, открылся чудесный вид на район. Вот крыши ближайших домов, зелень листвы, маленькой лентой кажущаяся железная дорога. Голубое небо, облака — и все выше и выше, стремительнее и стремительнее…
И она поняла, что это все, это смерть… Чувство сожаления охватило ее, но страха не было. Оля не видела своих маленьких спутников, но чувствовала, что они рядом и понимала, что сожаление наполняет ее не из-за своей смерти, а из-за них, таких маленьких, но уже успевших вместе со ней умереть в этом злосчастном лифте.
— Зачем, зачем я позвала их обратно, — горестно ругала себя девушка, но уже ничего не могла исправить.
Подъем становился все быстрее, и окружающее пространство превратилось в огромную вертящуюся и затягивающую воронку. Земли уже не было видно, а скорость вращения стала такой огромной, что весь процесс подъема превратился в гудящую, закладывающую уши стремнину. И вдруг, хлоп…

Раздался хлопок, как при открытии банки с детским питанием, и Оля резко открыла глаза. Гул стих, она лежала на полу в своей комнате, где и заснула несколько часов назад. Еще не успев сообразить до конца что случилось, девушка резко встала и, шатаясь, пошла куда-то. Тело замлело и не слушалось, ноги и руки казались тяжелыми и чужими после легкости, которую она только что ощущала.
Спустя несколько минут Оля начала потихоньку соображать кто она и где она. Обнаружив себя в туалете, она поняла, что совершенно на автомате зашла в него. Воспоминания сна были настолько яркими и отчетливыми, что казались реальными. В глазах еще немного продолжало двоиться и как бы накладываться друг на друга изображение стен туалета и зеленого вида района сверху, как в плохом фильме иногда накладываются друг на друга кадры.
Вспомнив книги Кастанеды, хакеров сновидений, Оля вдруг поняла, что это был не просто сон. Это была самая настоящая реальность, переживание которой стало не созерцанием, но самым настоящим реальным опытом — опытом смерти в одном из миров.
Совершенно неожиданно ей пришла в голову мысль о том, что и в этом, настоящем мире, где она чаще всего себя осознает, в этой привычной человеческой реальности, смерть, по-видимому, выглядит точно также с точки зрения умершего. И самое удивительное в этом открытии оказалось то, что умереть не было страшно. А вот чувство свободы, радости и бесконечного счастья, чувство бесконечной красоты и благодати, каким она наполнилась в те несколько минут вознесения над миром, было ни с чем «земным» не сравнимо ни по силе, ни по самой сути переживания.
Оля закрыла глаза и вспомнила первое мгновение после пробуждения, ощущение тяжести тела, его скованности и несовершенства, и вдруг почувствовала, как сожаление острой иглой кольнуло в сердце, сожаление от возврата в этот мир, в это тело, к этим суетным и непонятным делам из той красоты, где она только что побывала.
И в то же время она ясно осознала, что ее дела здесь еще не кончены, и ее время еще не пришло. Но когда оно придет — она будет готова к этому бесконечному и прекрасному путешествию.


02.2018