Под чужим небом

Вы не поверите, как здесь
охватывает душу одиночество.
Тоскливое, тяжелое ощущение!
Из письма Ф.М. Достоевского Н.Н. Страхову
26 июня (8 июля) 1862. Париж

Тут шумят чужие города,
И чужая плещется вода,
И чужая светится звезда.
Из песни А. Вертинского «Чужие города»

Ветер шумел, раскачивая верхушки высоких сосен. Темная вода волновалась, казалось, река ускорила свой бег. Таня поежилась, осторожно оперлась на подгнивший забор и плотнее запахнула шарф. Погода была неуютной, но уходить не хотелось. Ведь это – в последний раз, наверное… С соседнего участка наносило дымом, там жгли листья и мусор. Сколько Татьяна себя помнила, мать всегда боялась пожара, но все как-то обходилось. Мама. Она так постарела за последний год. Бегает еще, суетиться, а сил все меньше. Конечно, с тех пор, как отец умер, от пьянки «сгорел», все на ее плечах. Вот только дом отремонтировать сил не хватало. Ему было уже лет пятьдесят. Темные бревна изъело постоянным ветром, в невидимые щели тянуло холодом. Его бы проконопатить, обшить. Да кому ж теперь это делать?
- Танечка, чайник скипел, иди кушать, - мать стояла на крыльце в одной кофточке и близоруко оглядывалась.
- Иду я. Мам, ты чего опять раздетая выходишь?
- Да я на минутку.
Они вместе вошли в дом. В комнате умопомрачительно пахло свежими пирожками и плюшками. Таня улыбнулась. Мамочка напекла к приезду, расстаралась. Пирожки были золотистыми, ровненькими, как из сказки про Машу и медведя. Но воспоминание о том, зачем она приехала, тут же стерло радостное чувство. Надо сказать, только как-то помягче. Она тяжело вздохнула.
- Ты что, милая? – мама заглянула ей в глаза. – Заболела? Или случилось чего? Ты расскажи, доченька, может, я чем и помогу. Ты, конечно, взрослая уже…
- Хорошо, все хорошо, мамуля, - Таня обняла ее за худенькие плечи и усадила на диван. Она чувствовала, что пора уже сказать, дольше готовиться – сил нет.
- Да чего ты сюда? За стол давай? – мама попыталась встать, но Татьяна удержала ее. – Погоди. Мне поговорить с тобой надо.
- Ну, давай, доча, говори, что стряслось?
- Ничего. Но… Мам, я тут познакомилась…
- Что? Неужто замуж? Наконец-то! А я все переживаю, когда ты свое счастье найдешь.
- Да вот, наверное, нашла. Только, мам, это не здесь, не у нас, далеко.
- Ну, дак и что? Лишь бы человек был хороший. Переедем, я тебе и с детями помогу. Когда родишь, поймешь, как хорошо, когда мать рядом. Я-то тебя с двух лет одна… Трудно это.
- Конечно. Спасибо тебе. Только я пока должна одна поехать. Ты не скучай, ладно? Я писать буду и звонить.
- Куда звонить-то?
- Ну, к Марь Петровне, она же всегда позовет, не откажет.
- Да. Только лучше пиши, а то Марья потом столько выскажет… И когда ж ты ехать собралась? Неужто сейчас?
- Почти. Через три дня.
- Ох! Да что ж ты раньше не сказала?! – мама всплеснула руками. – Я бы и гостинчиков новой родне приготовила.
- Не надо, мамочка. Мне ехать далеко, вещей много.
- Так он что, знакомиться не придет? И переехать тебе не поможет? Как же так?!
- Он, мамуля, не сможет. С работы его не пускают, а до отпуска далеко. Ты не ругай его, он – хороший. Потом, Бог даст, познакомитесь.
- А как звать-то? Все спросить забываю.
- Жан.
- Как? Это чего ж так не по-русски? Прозвище что ли?
- Нет. Жан Дюбуа. Француз он, мам! - и не давая матери отреагировать, Таня зачастила. – Помнишь - «Три мушкетера», утонченные кавалеры, прекрасные дамы, «Ланфрен-ланфра, лан-тати-та…»? Это не оттуда, ну, не важно. Понимаешь, это – Франция, совсем другая жизнь.
- Не поняла, при чем Франция-то?
- Я, мамочка, во Францию еду. И тебя потом, как приживусь немного, заберу. Жан – он добрый, хороший и любит меня очень, визу невесты мне прислал.
- Ох, дочка… Как-то это все… Давно вы знакомы-то?
- Восемь месяцев. По переписке познакомились. Все хорошо будет, мам, все хорошо, - Таня крепко обняла мать и прижалась щекой к ее рано поседевшей голове. – Я тебя очень люблю, и ты прости, что все так… Боялась я сказать, вдруг сорвется что.
Потом был ужин, сытный, уютный. Почему-то так получалось только здесь, с мамой. В городе все быстро, на перекусах. Неинтересно себе готовить. Только когда с Андреем жила… Татьяна отогнала воспоминания, от них на душе становилось слишком горько.
Прощание с матерью получилось быстрым, скомканным. Такси уже ждало у ворот. Татьяна прижала ее к себе, с болью ощущая, какая мама стала слабенькая, хрупкая. Мать всхлипывала, а Таня все старалась глубже вдохнуть стылый воздух, чтобы совсем не разрыдаться.
- Ну, все-все. Я пойду, - Таня осторожно отстранила маму.
- Погоди! Вспомнила! – мать метнулась в дом и через секунду вернулась. - Вот! – она протянула Тане небольшую икону Богородицы. Она была писана на коже, золотистая металлическая рамочка подчеркивала строгость лика, - Это, доченька, иконка еще моей прабабушки. «Нечаянная Радость» называется. Ты возьми ее с собой в благословение. Да сохранит тебя Матерь Божия! - мама тяжело вздохнула и в последний раз обняла Таню.

В последних мелких сборах оставшиеся дни пролетели незаметно. Таня все прибрала, помыла пол и отдала ключи хозяйке, маленькой, бойкой старушке, у которой снимала комнату. Старушка все вздыхала расстроено, да причитала тихонько: «И где ж я теперь такую хорошую жиличку найду?»
Вера заехала за Татьяной вечером, чтоб отвезти ее на поезд. Симпатичный фиолетовый «Daewoo Matiz» дважды весело бибикнул под окнами. Уложив вещи в багажник, Таня плюхнулась на переднее сиденье.
- Ну как, подружка, готова в новую жизнь? – Вера подмигнула ей и, лихо развернувшись на маленьком пятачке, выехала на улицу. – Смотри, если что не так, лучше возвращайся. Помни мой опыт.
- Конечно, Верочка. Только у меня все сложится, я чувствую. Жан – он замечательный! Настоящий француз! Умный, тонкий и влюбленный, к счастью - в меня.
- Ну, дай Бог! Я тебе только добра желаю. У меня не сложилось, может хоть тебе повезет. А я… Я тебе не говорила, но у меня тоже новость. Беременна я.
- Да ты что?! И?
- Что и? Рожать буду.
- Ну, ты даешь! Может, лучше аборт? Одной тяжело воспитывать. Или ты..?
- Нет. Ему я не говорила и говорить не стану. Это мой и только мой ребенок. А если он узнает, то еще и отобрать по суду может. Мало ли. Рисковать я не хочу.
- Так, может, тебе к нему вернуться?
- Ну, уж, нет! Он у меня в печенках сидит. Я о прекрасной горной Швейцарии мечтала, о красивом, сильном мужчине. А получила… Толстый, обрюзгший зануда. И он еще считал, что я должна быть счастлива его вниманием. Нет. Меня едва на неделю хватило. Это ж надо так обмануть! Представляешь, фотку своего племянника на сайте выложил, а я, как дура, купилась.
- Да ладно. Не расстраивайся. А ты от него рожать не боишься?
- Я, Танюша, боюсь не рожать. Это мой последний шанс. Это ты у нас еще молодая, все впереди. А я, сама знаешь, уже за тридцать. Если не сейчас, то уже никогда. Ну, а потом, мне тут фильм попался – «Безмолвный крик», как раз про аборты. Там показывают, как ребеночек, совсем еще маленький, в утробе матери, все слышит, даже понимает. От инструментов, во время аборта, уворачивается… В общем, страшно это… Ладно, давай не будем о грустном. Лучше расскажи, чего там пишет твой красавец?

Соседки по купе оказались челночницами. Они болтали о чем-то своем, не обращая внимания на Татьяну. А она все смотрела в окно, хотя сумерки уже сгустились так, что различить что-либо стало почти невозможно. Таня пыталась настроить себя на праздничный лад – впереди новая, без сомнения, счастливая жизнь, новая страна, да ни какая-нибудь африканская глушь, а самая романтичная страна в мире. Нет, наверное, в России девушки, не мечтающей посетить Париж. А она, она, тихая, скромная швея из захолустья, летит завтра туда, в этот мировой центр красоты, романтики, богатства.
Но мысли эти будто скользили по поверхности души, а там, в глубине, жила тоска, и никак, ничем ее не заглушить. Уже все соседки по купе легли спать, а Таня все сидела и думала о своем. Читать настроения не было, в окошке окончательно сгустилась тьма, а вечное дорожное развлечение: кроссворды-сканворды, она никогда не любила. Улегшись наконец, Татьяна попыталась уснуть, но, не смотря на усталость, сон не шел. В вагоне было жарко, проводницы топили на совесть, и от этого  заснуть стало совсем, уж, невозможно. Промаявшись часов до четырех, Таня поднялась и стала потихоньку укладывать вещи. В шесть часов поезд плавно подошел к перрону Ярославского вокзала.

В аэропорту было суетно, шумно. Татьяна пристроилась с книжкой в уголке. Сначала она читала стоя, потом неподалеку освободилось место. Пять часов до рейса тянулись нескончаемой чередой чужих лиц, сумок и громких объявлений. Наконец самолет принял ее в свое новенькое, красивое чрево. Настроение у Тани наконец поднялось. Она летела в Париж, навстречу своему счастью.
Место оказалось у окна, и девушка вдоволь насмотрелась на проплывающие внизу и все время меняющиеся цветовые пятна. Аэропорт Шарля де Голля даже несколько напугал Татьяну. Ее закружил водоворот людей, все куда-то спешили, говорили на разных языках. Наконец, она сориентировалась, получила багаж и, отойдя в сторонку от основного потока, стала ждать. Вскоре она увидела молодого парня, державшего плакат, на котором крупными буквами было написано ее имя. В первый момент Татьяна не узнала Жана. На фотографии он был симпатичнее и моложе, но потом она стала различать знакомые черты и успокоилась. Он не был стариком, и неприятен ей тоже не был.
Жан широко улыбнулся:
- Красавица моя! - он приобнял Татьяну и чмокнул ее в щеку.
Он показался Тане вполне типичным французом, каких было много вокруг. Черноволосый, смугловатый, с карими глазами, невысокий, он слегка напоминал армянина.
Жан взял Танину сумку и повел ее к автостоянке. Через несколько минут они уже ехали по Парижу в его спортивном автомобиле. Таня крутила головой во все стороны, стараясь увидеть как можно больше. Жан планировал сразу ехать домой, но, видя ее реакцию, решил пригласить Татьяну в кафе. Аромат свежего кофе и жареных каштанов кружил голову. Таня была в восторге. Она была готова все сделать для человека, подарившего ей Францию. Татьяну, правда, удивило количество арабов на улицах Парижа. Вообще город показался грязноватым. Но ей не хотелось обращать на это внимание.
«А что ты удивляешься? Здесь не во все районы полиция-то рискует заходить. В пригородах Парижа существуют огромные национальные анклавы, живущие по своим законам, например, по закону шариата», - рассказывал Жан.
Маленький городок, в котором жил Жан, показался серым и каким-то неуютным. Однообразные домики, окруженные сетчатыми заборами, и почти полное отсутствие людей на улицах производило унылое впечатление. Но Таня запрещала себе негативно оценивать новый мир. «Это - поверхностный взгляд, я еще ничего не видела. Мне здесь обязательно понравится, просто не может не понравиться!» - мысленно убеждала она себя.
Дом изнутри был славным - гостиная и кухня располагались в одном большом помещении и зрительно были разделены барной стойкой. Хорошая мебель теплых тонов сразу понравилась Тане.
- Как замечательно! Это ты выбирал все эти вещи? Здесь очень хорошо.
- Ну, что ты, милая?! Это хозяйские вещи. С ними, кстати, нужно обращаться очень аккуратно. Иначе придется платить большие деньги. Этот дом я снимаю уже три года, у меня отличные отношения с хозяевами, они даже сделали мне скидку в этом году.
Таня замерла, переваривая услышанное.
- Так ты снимаешь этот дом?! Ты ведь писал, что он твой.
- Ну, что ты испугалась? Все нормально. Здесь все так живут. Иметь собственное жилье могут себе позволить только обеспеченные люди. Ты совсем ничего не знаешь о Франции. Здесь чудовищные налоги. Жилье можно приобрести сравнительно недорого, но вот платить за него никаких средств не хватит, поэтому многие владельцы и сдают свои дома.
- Но ведь может случиться всякое. Человек может потерять работу, заболеть. Куда же ему тогда, на улицу?!
- Не надо думать о плохом. Все у нас будет нормально. А о тех, кто оказался на улице, не волнуйся. Для их поддержки существует множество социальных программ. И вообще, давай сменим тему. Ты, наверное, устала? Распаковывай вещи, потом попьем чаю и спать. Я тоже, надо сказать, устал от этих мотаний в Париж. Не люблю там бывать, уличное движение такое интенсивное, просто выматывает.

Таня медленно шла по улице. Пальцы онемели от двух тяжелых сумок. Моросил дождь, но зонтик она открыть не могла, руки были заняты. Происходящее казалось ей каким-то нереальным. Жан объяснил ей, что продукты следует покупать только в супермаркете на выезде, так как там самые низкие цены, а он был в двух километрах от дома. Общественного транспорта в городе не было, машину Татьяна водить не умела, приходилось ходить пешком. Сначала Таня думала, что Жан сможет возить ее в магазин вечером на машине, но выяснилось, что когда Жан возвращается с работы, супермаркет уже закрыт. Сам он до ее приезда питался фастфудом в небольшом кафе, рядом с работой, но теперь, естественно, предполагался домашний ужин.
Тротуар был узким, машины пролетали мимо, обдавая Таню мелкими брызгами из луж. Ей было уже почти все равно. С каким-то щемящим чувством вспомнилась жизнь в России. Возвращаясь с работы, она заходила в магазин, рядом с домом. Там продавалось почти все необходимое. А раз в месяц, после зарплаты, Таня брала такси и ехала на базу, где покупала большими объемами крупы, муку и прочее. Здесь почему-то удобно устроить все не получалось. Теперь через день Таня совершала пешие вояжи в магазин, подавала список покупок, переведенный на французский Жаном, а потом тащила неподъемные сумки домой. Настроение с каждым таким походом становилось все хуже. Жана эта проблема не волновала. Он просто переложил вопросы питания на ее плечи и забыл об этом. В его глазах это была ее обязанность, и только.
Со щемящей грустью вспоминалась жизнь с Андреем. Эта самая светлая страница в ее судьбе, если б не кончилось все так плохо. И она вспоминала-вспоминала, услаждаясь самой горечью пережитого. Конец августа, теплый и тихий. Она тогда только устроилась на работу после училища. Магазин, обычный продуктовый, а в нем маленький закуток с парой столиков – кафе. Аромат свежесваренного кофе и эклеров с ванилью был столь соблазнителен, что Таня не удержалась, она взяла кофе и пирожное и уселась за угловым столиком. Было вкусно и уютно, на улице начался дождь. Татьяна задумалась, глядя, как струйки воды стекают по стеклу, и неожиданно услышала:
- Девушка, у вас свободно?
Перед ней стоял молодой парень и приветливо улыбался. Первая реакция была отказать, Таня, в общем, была нелюдима. Вся ее личная жизнь сводилась к полудетской безответной влюбленности в одноклассника и приставаниям пьяного соседа. Но парень ей понравился. Была в нем какая-то человеческая симпатичность, а Татьяна чувствовала себя ужасно одинокой...
- Да, свободно.
- Тогда разрешите представиться, Андрей Мещеряков. Такая милая девушка не должна быть одна в такой грустный вечер, - он еще шире улыбнулся и присел за столик.
Они просидели в кафе целый час. Андрей своей болтовней заполнял все паузы, рассказывал анекдоты. С ним вообще было легко. Таня незаметно расслабилась, и когда Андрей предложил проводить ее, она, уже не сомневаясь, согласилась.
Неожиданный роман закружил ее. Целыми днями Таня думала об Андрее, вспоминала его слова, комплименты. А вечерами они гуляли, частенько он водил ее в кафе или в кино. Таня растаяла, она стала общительнее, веселее.
Как-то во время очередной прогулки Андрей неожиданно заявил:
- Тань, ну, сколько мы будем, как дети, за ручку ходить?! Давай, переезжай ко мне. Я однокомнатную снимаю, но места двоим там вполне хватит.
Таня смутилась, она почему-то ждала от него несколько иного предложения, но, в общем, ничего особенного в этом не было. "Многие так живут. Узнают друг друга, а потом, уж, женятся", - мысленно убеждала она себя. И, все равно, чувство неловкости не исчезало, но отказать она не решилась.
Через три дня Татьяна переехала к Андрею. Она быстро привела в порядок его холостяцкую «берлогу», на окнах появились шторы, на подоконниках цветы, у входной двери симпатичный коврик. Чистоту и уют Таня создавать умела. Теперь ее жизнь обрела смысл. Она пыталась сделать все, чтоб Андрей каждый день с радостью возвращался сюда, к ней.
В работе и приятных домашних заботах прошло около трех месяцев, но однажды Андрей пришел с работы значительно позже и какой-то возбужденный. В то же время он избегал смотреть Тане в глаза. Ужин прошел в необычном для них молчании.
- Андрюша, что с тобой? Случилось что-то? - Таня больше не могла ждать, когда же он объяснится.
- Да нет… Вернее, случилось. Тань, ты прости меня. Я… Ты очень хорошая, просто так получилось. Я не могу по-другому...
- Андрей, я не понимаю, за что простить?
- Я, в общем, я ухожу. Тань, я не сказал тебе, понимаешь, я женат. Мы с женой пять месяцев назад поссорились сильно, я думал - разводиться будем. Жена меня выгнала, я ушел, жил один, потом с тобой познакомился. А сегодня жену встретил, она говорит, что простила, чтоб возвращался. А у меня там двое детей - Сашка и Олежик, два и четыре годика. Ну, не могу я к ней не вернуться! Прости!
Андрей встал и вышел из кухни. Таня сидела и не могла пошевелиться. Жизнь закончилась. Совсем.
- Я пойду. За вещами на днях заеду. А в квартире ты живи, она еще на два месяца оплачена. - Андрей тихо прикрыл дверь.
Таня не знала, сколько просидела так, глядя в одну точку. Слез не было. Нет, она не обвиняла Андрея. Конечно, он должен был вернуться в семью. Он не врал ей, она ведь сама не спросила, женат ли он? Все правильно, только не понятно, как теперь с этим жить.
Помогла работа. Она заставляла Таню вставать, умываться, как-то приводить себя  в порядок. На работе она была не одна. Вокруг были люди со своими интересами, делами, болтовней. Из квартиры Андрея она съехала на следующий же день, и больше не видела его. Татьяна вернулась к бабушке, у которой раньше снимала комнату. Та так и не нашла себе подходящую жиличку, и была очень рада Тане. Так закончился этот роман. Ее первый и последний роман. Нельзя же считать романом ее приземлено-практичные отношения с Жаном. Это скорее напоминало сделку: с нее работа по дому, с него содержание. Все.

Нужно было учить язык. Но бесплатные курсы располагались довольно далеко, в соседнем городе. А Жан не мог ее возить из-за работы. Ситуация складывалась патовая. Жан обещал сам учить ее, но пока все не было времени, и Таня начала подозревать, что вряд ли что-то изменится.
Еще во время переписки Татьяна спросила его, откуда он так хорошо знает русский язык? Оказалось, у Жана был двоюродный брат, он лет пять назад женился на украинке из Питера. Брат был очень доволен своим браком. Это подало Жану мысль, искать себе русскую жену. Одно время они с братом снимали общую студию в Париже, там Жан и попросил невестку поучить его языку.
Целый день Таня занималась хозяйством: стирала, убиралась, готовила. Телевизор она смотреть не могла, общаться ни с кем не могла – французский оставался для нее недоступным. Книг она взяла с собой всего пару, а здесь, естественно, книги на русском не продавались. Таня потихоньку начинала чувствовать себя «рабыней Изаурой». Вечером с работы приезжал Жан, ужинал и ложился на диван перед телевизором с бутылкой пива. Истосковавшаяся по общению Таня теребила его, расспрашивала о работе, о жизни здесь, но он отмахивался. Происходящее на экране занимало его гораздо больше.
Прошло уже больше месяца, как Таня приехала сюда. Перед отъездом на работе она взяла отпуск на месяц и еще десять дней без содержания. Теперь, когда стало ясно, что она остается, надо было как-то сообщить об этом. В конце концов, Татьяна послала телеграмму, в которой сообщала о переезде на новое место жительства, приносила свои извинения и просила уволить ее по собственному желанию.

Как-то, когда Таня в очередной раз пожаловалась, что ей нечем заняться, Жан предложил ей выйти на работу.
- Но как же это возможно без знания языка?! Я, конечно, умею шить и освоила профессию секретаря, но…
- Успокойся, для этой работы знание языка не потребуется. В поликлинику нужна санитарка. Мой друг обещал тебя устроить. У тебя будет занятие, да и для семьи хорошо. Сама понимаешь, расходы на двоих больше, чем на одного. Ты вот любишь душ принимать, а вода, знаешь какая дорогая! И электроэнергия тоже! Я раньше на работу уезжал, систему отопления отключал, а теперь ты целый день дома – и батареи все время подключены. А будешь на работу уходить, экономия получится.
Тане было неловко. Она, конечно, согласилась. Только не ожидала она, что так придется... А Жан еще говорил, что она радоваться должна, другие эмигранты вообще найти работу не могут. И то, что надо экономить на элементарном – на воде, на тепле, было непривычно и неприятно. Слова Жана были очень похожи на упрек.
Неожиданно он объявил Татьяне, что через пару дней к ним приедут родственники познакомиться с ней. Она заметалась, составляя список покупок.
- Ты что собираешься всем этим их кормить?!
Возмущение Жана привело Таню в недоумение.
- А как иначе? Это же – твои родные! Угостить надо.
- Таня, мы не богаты, чтоб кормить так всех и каждого. И вообще, здесь так не принято. Угостили кофе и все. Ну, испеки печенье какое-нибудь.
Приехала мать Жана, его тетя и двоюродная сестра. Их внешний вид крайне удивил Таню. Ей казалось всегда, что француженки должны быть утонченными, женственными, одетыми по последней моде. Мадам Жаннетт была полной женщиной, на ней были джинсы и свитерок грязно-коричневого цвета. Волосы были собраны в пучок, косметика отсутствовала. Тетя и сестра Жана выглядели примерно также, отличаясь только цветом свитеров. Сестра, правда, была худощавой, стриглась под мальчика, и сразу определить ее пол было трудно.
Поймав недоуменный взгляд Тани, Жан шепнул: «Вот потому я и женился на русской. Наши женщины давно перестали выглядеть женственно».
Общались гости исключительно на французском. Жан перевел ей их приветствия и на том ограничился. Таня весь вечер просидела в уголке дивана, тупо глядя в пространство.
На следующий день она вышла на работу. Ей жестами указали, где она должна убирать. Теперь Таня целыми днями подметала, мыла полы, вытирала пыль. Она возвращалась домой едва живая от усталости, готовить для Жана больше не хотелось, да и сил не было.
Она все глубже впадала в депрессию. Наконец Жан смилостивился и настроил ей русские телеканалы. Как только выдавалась свободная минутка, Таня усаживалась перед экраном. Там было все такое нестерпимо родное! Города, лица, язык. Даже новости она слушала с наслаждением. Это были русские люди, и говорили они о понятных русских делах и проблемах. Татьяна начинала понимать, какую чудовищную ошибку совершила. Прижиться здесь, стать своей, полюбить эту страну она не сможет. Это осознание повергло ее в ужас. Что делать? Она не видела выхода.
Как-то она мыла пол в холле и бормотала: «Простите, разрешите…»
Высокая рыжеволосая женщина резко обернулась:
- Вы – русская?! – спросила она по-русски.
- Да. И вы? – Таня жадно разглядывала незнакомку.
- И я. Давно ты здесь? - женщина уверенно перешла на «ты», но Таню это не смутило. Она смотрела на женщину с несказанной радостью.
- Два месяца.
- Вот как. А я два года. Ты прости, мне сейчас идти надо, но мы еще поговорим, не кисни, - она с первого взгляда уловила настроение Тани. – Меня Лера зовут. Давай номер телефона, я тебе позвоню.
- Очень приятно. Татьяна!
Татьяна продиктовала номер. Теперь жизнь ее превратилась в сплошное ожидание. Поговорить с русской и на русском – это было величайшее наслаждение. Кем бы ни была эта женщина, они найдут взаимопонимание, чувствовала Таня.
Лера позвонила через два дня: «Прости, только сейчас время выкроила. У меня шкету восемь лет. Возни с ним много». Они договорились встретиться в парке, неподалеку от Таниного дома.
Парком это место назвать можно было только условно – дорожка шла мимо двух лавочек и чахлых кустиков. Посередине на огороженной площадке возвышалось странное творение какого-то местного гения: шар из металлической проволоки, из которого в разные стороны торчали предметы, отдаленно напоминающие столовые приборы.
Когда Таня подошла, Лера уже сидела на лавочке, а мальчишка, вероятно, ее сын, пытался залезть на странное сооружение. Увидев Таню, Лера поднялась, улыбнулась и чмокнула ее в щеку: «Ох, как же приятно русскую встретить! Здесь только мы вдвоем. В двухстах километрах еще пара девчонок живет, но туда не наездишься». Девушки долго гуляли, благо у Тани был выходной, а Лера не работала. Потом Лера пригласила ее к себе. Они просидели на кухне весь вечер, выпив неимоверное количество чая.
- Я всю жизнь мечтала заграницу свалить, - рассказывала Лера. - Сначала решила в Ирландию, туда проще было. Поехала туда по туристической визе, познакомилась с одним, ну и осталась. Через пару месяцев забеременела, а мне то и нужно было. С мужиком с тем рассталась, устроилась по знакомству на работу без оформления, овощи собирала. Квартирку сняла, главное было до родов продержаться. А как родила – сын мой автоматически гражданство ихнее получил, а потом и мне дали, как матери. Семь лет там прожила. Но вот что мне там не нравилось, так это холод. Ветрено, сыро, везде плесень. А отопление дорогое до ужаса. Да и работа там тяжелая. В общем, познакомилась с моим Мишелем в пабе, он в турпоездке был, и рванула к нему сюда. Так и живу уже два года. Патрику, сыну, нравится. Содержит Мишель нас нормально, работать меня не гонит.
- Не жалеешь, что уехала из России?
- Да как тебе сказать… Скучаю по России нестерпимо, иногда. Но для ребенка, вроде как, здесь лучше. Конечно, все мечты мои прошлые – это ерунда. Нет здесь никакого земного рая. Экономия на всем, да и пахать надо, не как у нас. Я, между прочим, переводчик. В Москве меня на приемы нанимали, а в Ирландии овощи до потери пульса собирала. Ты вот тоже, небось, не на уборщицу училась?! Может, и не стоит эта вся заграница таких жертв. Только куда уедешь теперь?! Сын - совсем европеец, гражданин Евросоюза. Начну документы на выезд собирать, а у меня его отнимут, лишат родительских прав, и все – никому ничего не докажешь. А ты как сюда, какими судьбами? – Лера откинулась на спинку скамейки и с любопытством глянула на нее.
- Я? Да в общем, как многие, по объявлению познакомились. Ничего интересного.

А воспоминания уже теснились в голове. С Верой они познакомились на дне рождения у напарницы. Таня еще только приходила в себя от всего пережитого с Андреем, когда подруга Маринка зазвала ее на день рождения. Почти насильно притащила. «Салатики нарезать поможешь! - она решительно взяла Татьяну под руку и повела к себе. – Нечего по этому козлу чахнуть. Вся молодость так пройдет, и не заметишь! Ты присмотрись, у меня там парни хорошие есть! Я пару одноклассников специально для тебя пригласила. Ты – девка красивая, так что не зевай».
За столом Таня оказалась рядом с миловидной женщиной лет тридцати. Вера, так представилась она, работала секретарем в частной фирме. Она была славной, приветливой, не лезла в душу. Девушки разговорились.
- Танюша, ты не замужем?
- Нет.
- А ты никогда не думала о возможности выйти замуж заграницу?
- Да кому я там нужна?!
- А вот и зря! Я тут газету выписываю брачных объявлений. Так оказывается, наши девушки очень даже там котируются. Иностранцы давно пронюхали, что из них лучшие жены получаются - красивые, хозяйственные. Я уже два месяца с одним швейцарцем переписываюсь. Наверное, он скоро пришлет мне приглашение. А если даже с ним не сложится, хоть мир посмотрю.
- Как же ты с ним познакомилась?
- По газете. Выбрала себе подходящего, письмо написала. Он ответил. Так и началось.
- Так ты языки знаешь?
- Танюша, ну какие языки?! Это он на русской решил жениться, вот пусть и учит наш язык.
Тане стало интересно. В душе, как оказалось, не умерла еще тайная мечта - поехать в Париж. Лувр, Елисейские поля, Монмартр - эти слова, казалось, пришли из волшебной сказки. В ней были мушкетеры, прекрасные дамы, благородные рыцари... Она никогда и никому не говорила о своей мечте, справедливо считая, что это вызовет только смех, но вот теперь перед ней сидела женщина, которая сама собиралась уехать заграницу, и даже не в турпоездку, а насовсем.
Девушки обменялись телефонами и на следующих выходных Таня решилась. "Даже если не получится, я ничем не рискую. Ну, что мне здесь терять - скучную работу и съемную квартиру? А если вдруг удастся уехать, и маму туда заберу. Что я вообще в жизни видела?! С детства огород, навоз, потом общага. А там - жизнь настоящая, праздник! Там люди так не живут, как у нас!" - уговаривала она себя. Вечером она позвонила Вере. Та откликнулась радостно:
- Вот молодец, что решилась. Приезжай ко мне часиков в пять. Посидим, посмотрим, повыбираем.
Весь вечер они читали объявления, обсуждали, пили чай. Таня скоро расслабилась, ей стало весело. Вера метко обхихикивала недостатки и достоинства потенциальных женихов. Наконец, Таня выбрала три объявления, все из Франции.
- Ты только фотку сразу посылай. Это твой главный козырь.
Действительно, Таня была хороша трогательной русской красотой. Невысокий рост, мягкие черты лица, зеленовато-голубые большие глаза, длинная русая коса и почти полное отсутствие косметики - все это создавало впечатление скромности и нежности.
- На жизнь не жалуйся, держи себя достойно, - советовала Вера. - А еще, милая, тебе надо сменить профессию!
- Как? Зачем? Я же кроме как шить, ничего другого не умею!
- Ну, что ты так сразу?! Не переживай, все решим. Но чтоб получить французскую визу, надо либо иметь внушительный счет в банке, либо нормальную зарплату. Счета у тебя нет, значит надо сменить работу. Тебе надо пойти на курсы секретарей. Во-первых, это не дорого, во-вторых, учиться надо только три месяца, в-третьих, работу по этой специальности найти не так уж сложно. Я в этом городе всех знаю, и куда-нибудь тебя пристроить смогу.
На следующий день Таня села писать письма. Она изорвала кучу бумаги, никак не получалось описать себя, свои черты характера. Наконец, она решила ограничиться фотографией и кратко перечислила: «хозяйственная, люблю готовить, хорошо шью, хочу познакомиться для создания семьи». Ей почему-то было неловко, будто она выставляла себя на продажу. Она завела по совету Веры абонентский ящик, и теперь каждый день заходила на почту.
Прошло уже два месяца... Таня почти потеряла надежду. Сначала она только и думала о Франции, перечитала «Трех мушкетеров» и даже порывалась учить французский язык по самоучителю. Правда тут дело дальше пары фраз не пошло, она не могла толком разобраться с произношением. Потом мечты стали постепенно увядать.
А вот идея со сменой профессии оказалась хорошей. Татьяна нашла недорогие курсы, и вскоре уже получила «корочки» секретаря-референта. Вера не обманула, она действительно быстро подыскала ей работу. В фирме по установке, продаже и ремонту кондиционеров освободилось место. Бывшая секретарь вышла замуж и переехала в другой город. Таню, по рекомендации Веры, с радостью взяли туда. С начальством и коллективом Татьяна сработалась быстро. Она была сообразительной, исполнительной и честной, не любила интриги, и вызывала общую симпатию своей милой скромностью.
В этот вечер Таня зашла на почту просто по привычке, купила пару местных газет и заглянула в ящик. Там было два письма. Когда она достала ключ, то обнаружила, что руки дрожат так, что трудно попасть в замочную скважину.
Письма были оттуда! Автор первого письма отпал сразу - у него было трое маленьких детей. Пойти на такое знакомство Таня не рискнула. Ей было всего двадцать, и становиться сразу многодетной матерью казалось ей абсурдным.
А вот второе письмо вызвало массу эмоций. Молодой симпатичный парень смотрел на нее с цветной фотографии. За его спиной виднелся красный спортивный автомобиль. На другой фотографии он же сидел на скамейке у симпатичного серого домика. «Этот замечательный дом с нетерпением ждет свою хозяйку», - было написано на обороте. Жан Дюбуа на хорошем русском писал, что с первого взгляда был очарован неяркой красотой Тани, что мечтал всю жизнь о такой вот скромной, милой, хозяйственной, что таких уже не осталось в Европе, где женщины стали жесткими, резкими. А ему так хочется уюта и нежности.
Таня бросилась к телефону. Ей необходимо было поделиться своим счастьем. Вера отозвалась без подъема: «Смотри, не вляпайся. Может это вообще не его фотка». Но ничто не могло испортить Тане настроение. Она вернулась в комнату и села писать ответ.
Переписка длилась пять месяцев. Жан казался добрым и порядочным человеком, искренне влюбленным в нее. Конечно, Таня не испытывала к нему таких глубоких чувств, как к Андрею, но он ей очень нравился, а возможность переехать во Францию вызывала восторг.
В середине декабря Татьяна принесла домой очередное письмо от Жана: «Милая, я больше не могу жить вдалеке от тебя! Предлагаю тебе руку и сердце! Надеюсь, мы не станем тянуть с твоим приездом и оформлением наших отношений. В надежде на твое согласие, высылаю тебе список документов, необходимых для получения визы невесты. Это требует определенных затрат времени и денег. Я обязательно пришлю тебе деньги на эти расходы и на билет. Не откладывай приезд! Я так скучаю!»
Татьяна, блаженно улыбаясь, сидела за столом и не видела вокруг ничего. Он просит ее руки! Это потрясающе!

- Чего задумалась? Вспоминаешь? Ну-ну, - Лера понимающе кивнула. – Не переживай. Все образуется еще. Лучше шоколадку съешь, чтоб жизнь слаще казалась.
Девушки стали часто встречаться. Они часами гуляли, разговаривали. Сын Леры привязался к Тане. Она нередко сидела с ним и рассказывала ему о России, о том, как там живут дети. Ребенок несказанно удивлялся, как это можно с мальчишками уйти на речку или в лес, собирать грибы, возиться в песке. Это был совершенно иной мир, неограниченный вечными запретами. Здесь ребенок обязан был появляться на улице только под присмотром родителей или няни. В лес выезжали только классом на экскурсию по экологии, грибы собирать было нельзя, предполагалось, что они не достаточно экологически чистые, а речки не было вообще.

Через неделю у Тани заканчивалось действие визы, а Жан больше не заводил разговора о браке. Казалось, его все и так устраивает.
- Жан, ты прости, что я спрашиваю, - девушка чувствовала себя ужасно неловко, – Просто, через неделю кончается действие визы…
- Ну и что? Тебе что плохо живется?
- Но я же не имею права здесь оставаться!
- Послушай, зачем тебе эти формальности. Мы любим друг друга и живем вместе. Что еще нужно?! Живи себе и радуйся, что во Францию попала. И забудь ты про эту визу, тебя же никто не трогает!
Таня растерянно покачала головой. Она понимала, что это все неправильно, но не могла найти слов. К тому же, она жила за счет Жана, в его доме, сама зарабатывала копейки. По большому счету, он мог в любой момент выгнать ее на улицу, и ей просто некуда было бы идти. Она даже не могла уехать домой, или обратиться за помощью в посольство – на это тоже нет денег.
На следующий день Татьяна рассказала все Лере. «Ну, ясно с ним все. С просроченной визой здесь, действительно многие живут, но этого лучше бы избежать. Надо тебе нормального мужика искать и нормальную работу. А для этого надо тебе срочно язык учить. Давай-ка сегодня и начнем», - Лера не любила откладывать дела в «долгий ящик».
Татьяна была очень рада, успехи в их занятиях были внушительные. Подруга явно обладала педагогическим даром.
- Лерочка, как я тебе благодарна!
- Да ладно тебе! Я тебе не менее благодарна.
- Мне-то за что?
- Да я без тебя тут чуть от одиночества не сдохла!
- Почему? Ты же язык знаешь, можешь со всеми общаться.
- Да какое тут общение?! Кому мы здесь нужны?! Это наше русское – на кухне посидеть, «за жизнь» поговорить. А у них таким образом только с психоаналитиками общаться можно, за большие деньги. Попыталась однажды соседке на жизнь пожаловаться. Вроде, по местным меркам почти подруги. А она мне: «Не грузи меня! Мне что потом за свои деньги к психологу идти, от твоих проблем откачиваться?!» Вот так!

Через месяц Лера пригласила Татьяну на день рождения ее Мишеля. Таня отнекивалась:
- Ну, кому я там интересна?! Языка не знаю, и вообще...
- Ерунда! Тебе все ихние бабы в подметки не годятся! Ты посмотри, как они выглядят! Там будут друзья Мишеля, среди них есть вполне приличные. Посмотришь, может, кто и понравится.
- Так ты хочешь, чтоб я без Жана пришла?
- Ну, зачем там твой Жан?! Хоть в нормальном обществе побудешь. К тому же ты язык подтянула.
На вечере Тане в целом понравилось. Ей действительно удалось побеседовать с некоторыми гостями. А приятель Мишеля Антуан стал откровенно ухаживать за ней.
- Антуан – нормальный парень. Не тушуйся! – наставляла ее Лера. – У него и деньги есть, и ведет себя по-человечески.
- Нет. Знаешь, я чувствую, чужие они, что Жан, что Антуан. Даже самые лучшие – чужие. Не смогу я тут семью построить.
- Зря ты так. Ну, обожглась один раз, и что?!
- Я, Лер, поняла сейчас, не могу я здесь. Буду как-то искать способ уехать в Россию. Вначале я думала, что по России так сильно тоскую оттого, что здесь все не складывается. Потом, вроде, выправляться стало – с тобой познакомились, на работе попривыкла, язык подучила, вот даже Антуан появился, а я поняла, что не нужно мне все это. Здесь я никогда не почувствую себя дома. Не потому, что они плохие, а потому, что это все – чуждое, душа не принимает. По телевизору березки какие-нибудь среднерусские показывают, а у меня слезы в три ручья. Иконку мамину достану, и сижу перед ней, насмотреться не могу. Молиться не умею, но своими словами Божией Матери о проблемах здешних рассказываю, и на душе легчает.
Пришла домой Таня часов в девять. Она предупреждала Жана, что пойдет на день рождения, но он никак не отреагировал, когда же Татьяна вернулась, вдруг сорвался:
- Ты значит, теперь ночами гулять будешь?! Может уже и любовника сменила?! Это он тебя к дому подвез?!
- Жан, да ты что? Это Лера меня довезла.
- Ага, ей больше делать нечего. У мужа день рождения, а она поедет подружку домой доставлять. Не лги мне!
Таня не в силах больше переносить несправедливых обвинений выскочила за дверь. Девушка медленно брела по мокрой улице мимо темных домов, когда вдруг услышала откуда-то сбоку: «Пойду я, батюшка. Спаси Господь!»
Татьяна резко развернулась:
- Вы, вы – русская?
Перед ней стояла аккуратная сухонькая старушка.
- Русская.
- А здесь что? – Таня указала рукой на зданье, из которого та вышла.
- Здесь церковь православная.
- И она еще открыта?
- Открыта. У тебя что-то случилось? – старушка смотрела сочувственно.
- Случилось, - Таня тяжело вздохнула.
- Ну, пойдем. Только перекреститься надо. Умеешь?
Таня попробовала неловко перекреститься, как видела в фильмах.
- Ты - католичка?
- Нет.
- А крестишься по-католически. Давай научу, как надо, - старушка сложила ей пальцы, - три пальца вместе во Имя Святой Троицы, а безымянный и мизинец пригнуть к ладони, в знак того, что Христос соединил в Себе два естества – Божеское и человеческое. Теперь на лоб, на чрево, на правое плечо и потом – на левое. Вот так. Теперь заходи.
Татьяна попала в небольшой полутемный храм. Вокруг были иконы и росписи. Горели красные и синие лампады. Она остановилась на пороге. Старушка уверенно прошла вперед:
- Батюшка!
- Ты чего, матушка, вернулась? – раздался голос откуда-то из темноты.
- Ты бы вышел, тут девушке помощь нужна.
- А, сейчас.
Со стороны алтаря появился благообразный, седенький священник.
- Здравствуй, дочка! Случилось что-то?
- Да. У меня дома большие проблемы. – Таня смутилась.
- Ты в Бога веруешь?
- Да. Вернее, я понимаю, что Он есть, только не думала как-то об этом. Мама мне иконку дала старинную, там Матерь Божия. Я молилась. Точнее, так – разговаривала. На свои проблемы жаловалась, ну и, вроде, легчало.
- Уже хорошо. То, что молилась – это правильно. Молитва – это и есть разговор с Богом. Иногда мы своими словами молимся, иногда по молитвослову, словами святых. Крещеная?
- Да. Мама в детстве крестила.
- Слава Богу! Ну, рассказывай, что у тебя стряслось?
Батюшка подвел ее к скамеечке в конце храма. Они присели и Таня, захлебываясь словами и размазывая по щекам слезы, рассказала, как приехала сюда и к чему все пришло.
- Ну, давай пока так поступим: уже поздно, возвращаться домой тебе сейчас не стоит. Пойдем к нам, у нас переночуешь. А завтра посмотрим, как дальше быть.
- Спасибо вам, батюшка. Мне и пойти-то некуда.
- Решили, вот и хорошо.
Матушка поджидала их у выхода.
- Танюша сегодня у нас переночует.
- Замечательно! – матушка улыбнулась, - Ну, пошли тогда. Здесь недалеко.
Оказалось действительно близко. Буквально через десять минут они вошли в небольшой аккуратный дворик. По обеим сторонам от двери висели кашпо с вьющимися цветами. В доме было тепло и пахло какими-то травками. Таня спросила, чем это пахнет?
- А это я травки разные завариваю. Вкусно и полезно. Сейчас тебя угощу, - матушка провела Таню на кухню.
Удивительно, но Татьяна уже чувствовала себя с этими людьми просто и легко, как будто знала их сто лет.
Перед едой все встали, батюшка прочел молитву и благословил стол. Таня, глядя на матушку, перекрестилась. За ужином батюшка коснулся Таниных проблем:
- Понимаешь, дочка, Бог создал мир, и в этом мире от сотворения его действуют различные физические и духовные законы. Причем, если человек даже никогда не слышал, например, о законе всемирного тяготения, закон этот все равно действует на него. Так же и в мире духовном – человеку даны заповеди: не убий, не укради, не прелюбодействуй и так далее. Не все читали Библию, но каждому дан закон в сердце – совесть, и когда человек совершает зло или творит какую-то неправду, он сердцем понимает это. За нарушением заповеди следует повреждение души. Душа человека отдаляется от Бога и оказывается беззащитной перед действием бесовских сил. А они, уж, втягивают ее, бедную, во все тяжкие. Ты вступила в блудные отношения с этим молодым человеком, и, по закону духовному, не могло это окончиться хорошо. Говорят, все так живут. А ты посмотри, много ли вокруг счастья? Когда человек испытывает естественные последствия греха, он, вместо того, чтоб покаяться, как это было раньше, во времена Святой Руси, начинает роптать на Бога и возмущаться: «За что мне это все?!» «Как Бог допустил этому случиться?!» И не понимает, что исправить ситуацию может только он сам. Христос пришел в мир для того, чтобы человек получил возможность освободиться от тенет греха и войти, как чадо Божие, в Царствие Небесное. И всего-то человеку надо – захотеть этого всей душой, отвергнуть зло, принести покаяние, и вся тяжесть с души спадет, и обстоятельства изменятся, и здесь – в земной жизни, и в жизни посмертной все устроится.
- Значит, вы считаете, мне надо с Жаном расстаться?
- Это тебе решать, но о последствиях я тебя предупредил.
- Да нет, я понимаю. Я вообще домой хочу. Убедилась уже, что жизнь заграницей не по мне. Только у меня теперь ситуация такая: виза просрочена, до посольства не добраться, денег нет, и на билет тоже нет. А вы не знаете, чтобы депортировали, для этого надо в полицию идти?
- Не надо идти ни в какую полицию. Это все решить можно. Тебя Господь к нам привел, значит, мы и должны тебе помочь.
- Спасибо вам! А вы давно здесь живете?
- Всю жизнь, Танюша. Мы с матушкой из семей белоэмигрантов. Наши предки под командованием Врангеля воевали, а потом, конечно, пришлось эмигрировать. Было это великим горем. Не представляли они себе жизни без Родины, но выхода другого не было. Но все Господь управляет, благодаря рассеянию русскому вера православная распространилась по всему миру. Мы вот тоже сначала в Сербию попали, потом в Париж пришлось перебраться. Много жизнь помотала, но сохранили главное – веру Православную и любовь к России.
- Да, вы так чисто по-русски говорите, я думала, вы из России. А почему вы не вернетесь, сейчас же можно уже?
- Мы в России бываем почти каждый год. В Псков ездили, матушкина родня оттуда. А мои из Сибири, из Иркутска. Там тоже побывали. Только совсем вернуться не можем, паства у меня здесь. На кого ж я их покину? Многих с рождения знаю. Детей крестил, потом венчал, родителей отпевал. Родные они мне все. А матушка со мной всю жизнь, как верная помощница. Есть и те, кто недавно из России приехал. Тем иной раз еще хуже. По Родине тоскуют, здесь себя найти не могут. Много таких. Как им не помочь? Вот читал как-то про писательницу одну, немцы у нее в родне, а сама в России выросла. Как Союз распался, так она сразу в Германию выехала. Сначала, вроде, довольна была, а потом волком взвыла – чуждое все. Теперь книги только на русском пишет, на Родину вернуться мечтает, а возможности нет. Многие, только уехав, понимают, что материальные блага далеко не все решают. Первый месяц эйфория длится – жизнь, как в телевизоре, а потом люди пустоту такой жизни чувствуют, да поздно уже.
- Батюшка, а я еще спросить хотела, вы говорите, что предки ваши православные воевали. А разве Церковь это разрешает? На войне же убивают. Нельзя же, говорят, противиться злу.
- Это заблуждение многих. О непротивлении злу насилием говорил Лев Толстой. А он основал новую ересь. Церковь постановила, что он сам своим лжеучением изверг себя из лона церковного, и принят обратно мог быть только через покаяние. Ересь его до сих пор многие считают истинным учением Церкви. В истории православия множество примеров, когда святые выступали на защиту своей земли. Преподобный Сергий Радонежский благословил благоверного князя Димитрия Донского на Куликовскую битву и дал ему двух своих монахов-богатырей Ослябю и Пересвета. А сколько раз Матерь Божия являлась на полях сражений и укрепляла воинов русских против врага, а противников их ввергала в страх и трепет! Много таких примеров можно привести. Церковь всегда благословляла воинов на защиту родной страны и молилась за всех, на поле брани убиенных.
Нам Господь дал великую Родину. Хранить нам ее надо. А народ у нас все на запад смотрит. С Петра еще это началось. До Петра русские гордились тем, что они – русские и православные. А как Петр I на престол взошел, стал всех на западный лад перековывать, внушать, дескать, русские ничего не стоят, всему надо у иностранцев учиться. И перестроил-таки сознание народное. В высшем свете вообще хорошим тоном стало стесняться своей русскости и Отечество свое всячески ругать. Да и простой народ этим заражаться стал. Помнишь, небось, из школьной программы конфликт западников и славянофилов. До сих пор у нас западники побеждают. В том и беда.
- Ладно, батюшка, поздно уже. Давай спать ложиться. Танюша устала совсем, – матушка поднялась из-за стола.
Снова священник прочел молитву и благословил Таню:
- Ну, иди. Ангела ко сну тебе! Матушка покажет комнату.
Утром Татьяна включила мобильник. Вчера она выключила его, когда ушла из дома. Говорить с Жаном она тогда не могла. Теперь, когда у нее появился выход, она не хотела, чтоб кто-то нервничал из-за нее.
Почти сразу телефон завибрировал. Звонила Лера:
- Подруга, ты с ума сошла? Куда пропала? Твой уже собрался в полицию. Приехал ко мне под утро, думал, что ты у меня, помириться хотел. Приревновал, говорит, сдуру. Потом правда думать стал, что ты любовника завела. Ну, я ему объяснила, что нет у тебя никого, и Мишель подтвердил. Он успокоился слегка. Потом мы вместе по городу мотались, не знали, что делать уже. Где ты вообще?!
- Прости, Лер. Не хотела я… Со мной все хорошо, я сейчас домой приеду. Я в русской церкви была, со священником познакомилась. Он и матушка его к себе меня пригласили. Я им рассказала все, они и предложили переночевать у них.
- Ладно. Жива, здорова, и слава Богу. Жану позвони.
- Да, конечно. Ну, пока.
Таня вышла на кухню. Матушка жарила оладушки, пахло очень вкусно. Батюшка сидел тут же и читал что-то вслух.
- Проснулась? Сейчас кушать будем, я заканчиваю уже, а ты присядь пока.
- Спасибо вам. Только мне сейчас идти надо. Меня там уже через полицию искать собираются.
- Пойдешь, конечно. Только разговор наш вчерашний не забывай. Если точно уезжать решила…
- Точно. Не могу я здесь.
- Хорошо. Тогда так, ты вещи собирай, как будешь готова, позвони. Я тебя в посольство отвезу. Там тебе помочь должны. Если что, я сам с ними поговорю. Деньги на билет мы тебе дадим. Ближайшим же рейсом и полетишь.
- Батюшка, вы не думайте, я вам обязательно деньги вышлю, как заработаю.
- А вот этого не надо. Мне Господь деньги послал, я их должен нуждающемуся подать, это не моя помощь, а Божия. Ты, главное, домой приедешь, про пережитое не забывай. И Бога помни. Старайся жить по заповедям. И еще, чтоб грехи над нами власти не имели, надо их исповедать. А как это сделать, тебе подробно любой священник расскажет. Бог дал людям для спасения Таинства Церковные. Через них Сам Господь действует. К ним православный человек должен прибегать в течение всей жизни. Родился ребенок, принимает Таинство Крещения. Решили молодые люди пожениться, Господь освящает их брак в Таинстве Венчания. Заболел ли кто, на то есть Таинство Елеосвящения или Соборование. Согрешил человек, очищается в Таинстве Исповеди. Чтоб быть с Богом, человек приступает к Таинству Святого Причащения. И в обычной жизни, и особенно в трудных обстоятельствах должен приступать человек к этому Таинству. Так и проходит жизнь православного человека под Божиим покровом. Почти тысячу лет русские были православными, вера вошла в кровь и плоть нашего народа, она сформировала его. То, что мы именуем русскостью, немыслимо без православия. Ну, теперь иди с Богом, дочка. Все у тебя будет хорошо.
Таня вышла. Она шла по улице и чувствовала, что стала за эти сутки другим человеком. Слишком многое переменилось в душе, появились новые ориентиры и даже уверенность в завтрашнем дне. После батюшкиных слов она совершенно успокоилась. Удивительно, но на сердце было радостное умиротворение.
Жан встретил ее извинениями и думал, что на этом инцидент будет исчерпан. Лера уже звонила ему, и рассказала, где провела ночь Таня. Он был совершенно потрясен, когда узнал, что Татьяна собралась уезжать. Таня ходила по дому и укладывала вещи, а он все говорил, говорил о том, что это просто глупо, что у них все хорошо. Под конец он даже предложил Татьяне пойти в мэрию и зарегистрировать брак. Девушка, молча, собиралась. Через два часа она позвонила батюшке. Еще через полчаса они уже ехали в Париж.
В посольстве их принял молодой человек. Он сочувственно выслушал Татьянину историю:
- Что ж, понимаю. Не вы первая. Много, к сожалению, девушек едет так вот, не задумываясь. Надеются на счастье, а получают проблемы. У вас деньги на билет есть?
- Да. Мне помогли, - Таня смущенно опустила голову.
- Уже хорошо. Значит, мы можем избежать процедуры депортации. За одно, сэкономим деньги французского правительства. Вам надо будет подойти в отделение полиции и взять справку, что вы не совершили на территории Франции никакого преступления и не находитесь в розыске. Потом вернетесь ко мне. Я дам вам документ, разрешающий право на выезд, и «белый паспорт». Эти документы вы и предъявите в аэропорту, приобретете билет. И счастливого пути! Только имейте ввиду, могут быть в последствии проблемы с получением новой визы.
- Ой, спасибо вам. А новая виза мне, я думаю, уже не понадобится.
Ночным рейсом Татьяна летела домой. Батюшка проводил ее на самолет: «Танюша, написал тебе адрес священника. Отец Игнатий. Живет неподалеку от тебя. Добрый батюшка, поддержит и поможет всегда». На сердце было тепло и спокойно, как будто Ангел Божий осенял ее крылом. Там Россия, там дом, там все будет хорошо. Таня не замечала, что смотрела на мир с радостной улыбкой.