Двенадцать мальчиков...

«…двенадцать мальчиков, двенадцать ломов…»
                ( Кузьмич)
                «Я грущу по забытым эпохам,
                и сегодняшний день мне не мил.
                Почему собираю по крохам
                нами всеми разрушенный мир?».
                (Е.Евтушенко «Попытка отречения»)
                Янв. 2004 года.
Сегодняшний день не мил не только, а возможно, и не столько, из-за политических пристрастий, всяких неурядиц, нестыковок, словоблудия. Этого «добра» всегда было предостаточно. Не мил потому, что этот день не наш, не мой. Предвоенное поколение живёт в той, теперь забытой «эпохе». Забытой, но часто вспоминаемой с душевным теплом, и счастьем. Мы жили в ней молодой, полнокровной, трудовой  жизнью.
Теперь мы, перевалившие за семьдесят, доживаем, а тогда жили, штурмовали разные «вершины» и пытались весь мир изменить, Мир наш был велик и по молодости казался нам бесконечным, как звёздное небо над головой…
Встретишь строку поэта из того времени, своего ровесника, и такой молнией озарит! (Романы  одолеть теперь сил не хватает! Да и не для нас они пишутся!). Так ярко и радостно припомнишь те милые юные дни. Нами не забыта та эпоха, грустим по ней…
В пору молодости к родственникам жены на всё лето из Москвы приезжал удивительный человек. Звали его и стар и мал Кузьмич. Был он уже советским пенсионером.                Крепкий, жизнерадостный, аккуратный, общительный старикан. Не богатый, но  мало в чём нуждающийся. Он с детства жил скромно и приучен малым обходиться. Был уважителен, терпелив, добр. У него не было врагов. Жил и радовался жизни. Казалось, каждому человеку он рад.
Его все уважали, любили, все с радостью с ним общались. Был он молодой старикан. Понимал шутку и сам умел пошутить. Приятно было с ним общаться.
Свой «курортный» сезон он заканчивал с уборкой картошки на огороде.   А начинал с благоустройства своего жилища, сарая во дворе.
Любо было смотреть, как преображался дровяной сарайчик – дрова, оставшиеся от зимы, тщательно укладывались, убирался мусор, скопившийся за зиму. Водружалась кровать, приспосабливался старый столик, обклеивались репродукциями из «Огонька» стены, появлялось зеркало и пара, тройка книг… За день, два сарая было не узнать, всё было в нём на месте, продумано, как теперь говорят, «функционально» - есть всё необходимое и ничего лишнего.
Рядом на улице на столбике появлялся умывальник и белоснежное полотенце. Приводил в порядок небольшой садик в несколько яблонь. По утрам он за ним ухаживал, любовался…
 К середине дня Кузьмич был готов к приёму «гостей». Рядом магазин, и мужики с бутылкой водки «на троих» искали «приют». Он гордо стоял с белым полотенцем на руке, ни дать ни взять официант приличного ресторана. Никого не звал, к нему смиренно приходили сами страждущие и просили смирено на минуту стаканчик. Кузьмич высоко ценил форму обращения, чувствовал себя хозяином.
 По первым словам пришельцев определял порядочных, смирных. компанейских мужиков. Выпивох грязных и неопрятных, скандалистов и на дух не принимал.
Добрых приглашал в свои апартаменты, начиналось застолье, конечно, и Кузьмичу перепадал маленький стакашок и текли длинные, степенные разговоры-беседы.
Интересно было слушать трезвому человеку . И смешно, и любопытно.
Слушаешь и погружаешься в другой мир, совсем непохожий на тот, который шумел и гремел на соседней улице. «Гости» вспоминали былую жизнь, «воскресали» общие знакомые, делились своими нуждами-заботами – какие только проблемы не стояли «на повестке» дня! Через час другой становились давними знакомыми, как будто бы всю жизнь жили бок о бок. Приглашал заходить в следующий раз…
Тепло расставшись с одними, Кузьмич уже был готов принять других, дожидавшихся своей очереди.
Стол убирался, стаканчики обмывались и снова угощения, долгие-долгие душевные разговоры. Как необходимы каждому человеку подобные откровения перед случайно встреченным добрым собеседником! Смело можно говорить о самом сокровенном и тебя поймут, не осудят, по улице на потеху «кумушкам» не понесут твою боль…
Кузьмич никогда не напивался в своём «заведении», для него было дорого общение и нескончаемые разговоры ни о чём…
В конце летнего дня иногда и я с шуриным, братом жены, заглядывали к Кузьмичу.
Какие это были интересные, и теперь памятные минуты и часы!
Хозяин был уже навеселе, бодрый, жизнерадостный и общительный.
Частым его коронным номером был рассказ, как он «передвигал Моссовет». Рассказ повторялся едва ли не ежедневно и всегда с новыми добавлениями.
Мы с доброй иронией, недоверием, как сказку,слушали. Просили:»Кузьмич, расскажи как ты передвигал Моссовет!».
И он безотказно, с удовольствием начинал своё повествование. Всегда оно непременно начиналось:» Двенадцать мальчиков и двенадцать ломов…».
А дальше азартный рассказ об артели, где все «мальчики» по воспоминаниям рассказчика были « на подбор, богатыри, дружные, работящие… Избави Бог. никто не выгадывал в работе…Нет большего греха, если твой товарищ будет работать больше тебя! А какой старшой был у нас!? Строгий! А как дело знал?! Во всяком затруднение, выход придумает. Найдёт способ, «голова» был, кое, как и «без царя в голове» не позволял работать -  утверждал Кузьмич. Не допускал вольностей:» Наша работа серьёзная, не всякой артели по плечу. Постоянно напоминал…»
«Нас такелажников уважали, ценили. Ни одно дело без нас не вершилось. Мы всегда были впереди. Награждали, премии давали, грамоты!» - гордился наш собеседник седой, но гордый и прямой.
Да, человека возвышает «общественно-полезный» труд, как раньше писали в газетных передовицах. Не всё решает рубль, пусть и «длинный». Человек ценит, особенно в России, признание важности его дела. Уже время выработало удивительное – советский характер: трудолюбие, общинность, гордость. самоуважение. « Его величество рабочий класс!»- были не пустые слова.
Вот и на старости лет наш собеседник вспоминает не рубли, а знаки уважения, признание за труд.
Как теперь этого не хватает в нашей жизни! Кажется, государство это начинает понимать…
С лёгким недоверием, но с удовольствием слушали:»Ну, Кузьмич и «заливает!»…
«Кузьмич, а ты не выдумываешь. Как же такое огромное здание можно передвинуть? Тронь его и рассыплется, разрушится оно?»- с наигранной наивностью  спрашиваем.
«Где же взять такую силу? Да и зачем это нужно?»- пытали мы Кузьмича.
Конечно, мы что-то знали, читали об этой уникальной операции. Но так интересно послушать участника тех событий.
И он начинал своё повествование.
«Было это накануне войны. Вся Москва большая стройка. Улицу Тверскую, теперь Горького, расширяли. Одни здания сносили, перестраивали, обновляли, другие передвигали. Большая работа шла.
Моссовет оказался среди улицы, мешал, не смотрелся… Много народу работало…Готовили передвинуть на другую сторону улицы… Дело было новое и ответственное. Многие сомневались, что удастся выполнить столь сложное дело.
Из рассказа Кузьмича выходило, что его артель, именно артель, а не бригада. он её именовал не иначе, как «двенадцать мальчиков, двенадцать ломов»,  получалась самой главной.
А без старшого и вообще было невозможно дело сделать:»Не было ему замены! С ним разные инженеры советовались. Слушали его подсказки… Долго готовились…От фундамента дом-дворец отрезали…Огромными стальными балками оплели- скрепили… Всё проверяли…Нельзя было допустить, чтобы хотя бы трещина появилась… Ответственное дело…Иностранцы приезжали смотреть. Головами качали…»
«Кузьмич, а какой же силой перевозили? Это сколько же тракторов нужно?» - подыгрывая рассказчику, спрашивали мы воодушевлённого старика.
« Никаких тракторов… Домкраты огромные привезли, и Моссовет переехал на другую сторону улицы. Быстро, легко переехал!»- увлечённо, всей душой живя в том времени, рассказывал наш неутомимый собеседник.
«А что же делала твоя артель?»-  с любопытством спрашивали.
« У нас было самое важное и тонкое дело. Артель наша укладывала огромные балки, как рельсы, по ним должен был переезжать дворец. Инженеры  приборами проверяли. Каждый миллиметр выверяли… А ты попробуй многотонную балку на миллиметр, и не больше, ломом подвинь! Только наша артель и могла… Дружно работали.   Газеты писали» - с гордостью говорил наш рассказчик.
« Нам и платили хорошо, уважали нас…»-  добавлял Кузьмич…
Как же прав поэт! Да разве можно не грустить по той эпохе? Да и не хочется соглашаться, что теперь та эпоха забыта.
По крайней мере, теми, кто жил, созидал, воздвигал, передвигал, она не может быть забыта до последних их дней.
Потому им и не мил сегодняшний день…
Интересна, показательна судьба самого Кузьмича. Приехал он в Москву с молодой женой в 20-е годы. Поселили его в огромном старом бараке. Две комнаты-клетушки было у молодой семьи. Общая кухня на десяток семей, во дворе общий туалет.
 Много позже  бывали мы в «квартире» Кузьмича. Не с чужих слов знаю. Жили в тесноте, не в обиде. Летом на улице вместе, всем бараком отдыхали. И гармошка заливалась, и песни пели на вечерей зоре. … Росли дети, создавались семьи. Большая часть его жизни прошла в том бараке. Он его звал «буерак» и находился он где-то невдалеке от Ваганьковского кладбища… Пусть и не сразу, много лет прошло, дети выросли, получили образование, а потом и благоустроенные ( бесплатные, без ипотеки и кредита) квартиры. Как Кузьмич радовался и гордился новой, просторной, светлой квартирой в Тушино!...
Особым днём для Кузьмича было воскресение. Истинный, неделю ожидаемый праздник. Как он к нему готовился, любо было смотреть!
Гладил, чистил, рубашка белоснежная, походившие ботинки жаром горят, чисто, аккуратно выбрит, одеколоном «Шипр» пахнет.  Прямо щёголь!
«Нет, «гаврилка» лишнее, «буза» - отвечал Кузьмич на наше предложение нацепить галстук.
«Гриша, завтракать!»- приглашала его сестра бабушка Даша.
«Ты что? Кто ж такую рань завтракает?!» - был ответ.  Впереди застолье дружеское. Завтрак ни к чему…
И Кузьмич гордо шествовал улицей. На воскресение у него заранее намечалась обширная программа: базар, встречи с друзьями детства, бывшими соседями, разговоры, воспоминания, бутылочка, другая. К середине дня отправлялся наносить «визиты». Несколько домов посетит. Каждую куму проведает…
Летний день кончался, и мы на мотоцикле отправлялись на поиски Кузьмича.
Иногда его можно встретить «висящем» на заборе, в другой раз- на чужом  пороге разговаривающим с самим  собой. Усаживали его в «коляску» мотоцикла и мчались по улице. Кузьмич радостно-восторженный, помятый, гордо восседал в «коляске» и подняв руку, как какой либо воевода, кричал:»Расступись народ! Гришка едет!»…
(Подобное было редкостью и летними вечерами их весело обсуждали)…
Представляли его в распоряжении сестры. Она его кормила, а Кузьмич, смежая очи, подпирая левым большим пальцем свисающую бровь, рассказывал, где побывал, кого видел, чем угощали в гостях…
Не забываемая «эпоха»!
Иногда напрочь отказывался от ужина:»Я же в гостях был!». В такой час мог показать своё музыкальное мастерство. Исполнял «девять вальсов на губах». Это было впечатляющее зрелище! Утомившись, отправлялся в своё жилище…
Когда погода была дождливой, холодной и ветреной, Кузьмич и бабушка Даша, исполнив свои бесчисленные обязанности по дому, садились вдвоём играть в карты.
Карты были так, для фона. Какие же  брат и сестра, вели душевные разговоры-воспоминания! В любой, далеко ушедшей, истории один дополнял другого, уточнялись годы и участники событий. Эти вечера возвращали их в далеко ушедшее время…
Мне теперь столько же лет, сколько было Кузьмичу в те незабытые годы.
И я теперь сравниваю моё поколение и поколение Кузьмича и его друзей-товарищей. Какие же мы разные люди!! Правду говорят: время другое и люди другие!
В сравнении мы, несомненно, проигрываем тем людям. Нам не вынести того, что гордо, жизнерадостно, без озлобления на всё и всех, вынесли они.
 Ни от кого и ничего не требовали, не ждали,  только всё и самих себя отдавали стране и «пролетарскому  миру», который мы теперь пытаемся «собирать по крохам, нами всеми разрушенный».
Да плохо у нас получается. То было поколение созидателей, а мы, признаемся себе с печалью, оболваненные разрушители, « собирающие мир по крохам» из пепелища. Истинно верно сказал наш поэт Евгений Евтушенко. Наш поэт, не забыл он ту славную эпоху!
Такими разрушителями мы и войдём в историю нашей матушки России…
Кузьмич был одним из представителей послереволюционного народившегося рабочего класса. Прибыл он молодым и сильным из деревни, спасаясь от раскулачивания и коллективизации. От времени и порядка, когда тяжким трудом добытое тобой  потом и тяжким трудом на земле, тебе не принадлежало.
Люди из села были приучены к труду с детства, потому в городе  ценилось их трудолюбие, выносливость, были нужны и уважаемы...
Люди от земли, подобные Кузьмичу подняли на своих плечах индустриализацию, построили, а после войны восстановили города. Непостижимо, теперь даже не верится, как много они сделали в жизни! СССР подняли на такую высоту, что был он виден из самого далеко-далёкого. уважаем.
Как многое теперь видится совсем по другому. То, что теперь выдаётся за наше главное достижение « на развалинах эпохи» – демократия, права человека, свобода слова, от времени потускнели…
Вспоминаю теперь Кузьмича и думаю, а нужны ли они были ему? Страдал ли он тяжко из-за их отсутствия? Если страдал, то почему был так жизнерадостен  при их отсутствии, в отличие от нас, «в полном объёме  обладающих ими?».
Какие трудно разрешимые вопросы. Как трудно докопаться до сути.
И всё - таки, люди той эпохи, похожие на моего Кузьмича, мне близки и дороги. Они останутся в истории России, как выдающееся, необыкновенное поколение. Грущу « по забытым эпохам» вместе с поэтом из того поколения.
Кузьмич ушёл из жизни спокойно, никому не мешая, как и жил. Не познал он нашу беду – «перестройку». Так  хочется сказать: Бог его миловал!
Вспомнил, да я его и никогда не забываю, не из-за праздного времяпровождения. Он для меня вместе с моей многочисленной роднёй той эпохи – символ памяти и верности России! Символ надежды, что держава устоит.
И всё таки с печалью говорю в тиши ночи сам себе: » Хорошо, что Кузьмич,  израненные войной дорогие мне люди, моя мама, отдававшая на алтарь Победы свои силы и молодые годы, до теперешних дней  не дожили, не слышат ядовитые разглагольствования нового «вождя» «незалежной» Украины А.Яценюка.. и ему подобных. Как хлёстко и больно, незаслуженно он обвинил святых людей, на весь мир, заклеймив их оккупантами. Не желаю им постыдной, не заслуженной. лживой пытки.
У кого мне спросить, что приобрели для себя лично «оккупанты»?
Село и полуголодные Кузьмичи, Петровичи и их верные подруги держали на своих плечах, восстанавливали державу, и в первую очередь Украину.
Голодные, измученные войной, сталинскими налогами и детей растили, учили.
И состарившись, заработав «максимальную» пенсию в 13 рублей, продолжали на коленях обрабатывать огороды, теперь заросшие чертополохом, как после нашествия супостата.
И никакого ропота, возмущения. Если только, сидя на подгнившей скамейке в тени вишенника, и печально взирая на «крутых» непотребно резвящихся, тихо скажут:»Выучили на свою шею!»…
Так что Яценюк не случайно, как чёртик выскочил из небытия. Как ни горько будет сказано,  сама «демократическая» Россия его и ему подобных выпестовала. Не мальчики же с ломами…
Время было трудное. Не богатое. Счастливое…
Спасибо вам, святые люди! Правда воссият над миром. Вам ещё поставят величественный памятник будущие поколения, и достойные книги напишут, и не лживые фильмы создадут ваши потомки. Время к вашему светлому лику
 лицом поворачивается. Живу этой надеждой, спасаюсь ей!
Кузьмич со своими « мальчиками с ломами» всегда со мной.!
      Февраль 2015 года.                Алексей ЕВДОКИМОВ.
PS. Теперь читаю в журнале Историк "В это тревожное время Трест по передвижке и разборке зданий объявляет, что дом № 11 по улице Горького (Тверской) переедет вглубь Брюсова переулка на 49,5 м. Голландские печи в этом четырёхэтажном особняке графов Гудовичей уже заменены на центральное отопление. Водопровод, электричество и телефонная связь отключаться не будут. В одно прекрасное утро жильцы просто проснутся по другому адресу"...Бывшую резиденцию генерал-губернатора Москвы, а после 1917 года Моссовета, в 1939 году(Журнал Историк сообщает в 1941 году) отодвинули в глубь квартала на 13,6 метра.(по сообщению журнала Историк на 49,5 метра)
В 1944-46 годах надстроили двумя этажами, сообщает Интернет. Кузьмич, очевидно, запамятовал, что здание не передвигали через улицу Горького, а только отодвинули. Разве от этого работа былая менее внушительна!?