Дуновение времени. Гл. 11 Гудимы

Глава одиннадцатая. Гудимы – исторический обзор.
 
    Отвернувшись от экрана, Верховный Правитель уставился взглядом в потолок. Немного подумав, он обратился к приятелю:
- Вот ты, Волизан, попрекнул меня отношением к гудимам. Но это же не единственный малый народец в составе великого нашего государства. И я, как отец Нации, должен равно заботливо относиться ко всем. А ты ведь не хуже меня знаешь, как часто слышались в мой адрес упреки в излишней строгости по национальному вопросу. Особенно в военное время, когда некоторые народности нашего Государства повели себя не самым правиль-ным образом. Ведь только вдумайся, что они сделали, эти коллаборацио-нисты? Неприятное слово, даже выговаривается с трудом. А ведь они, эти люди, пошли на прямой сговор с противником! Некоторые из них докатились до того, что встали на путь вооруженной борьбы с нами, пополнили ряды армии наших врагов. А ведь тяжкая данность военных лет, хочешь ты этого или же не хочешь, но она корректирует общечеловеческие законы мирного времени. И я считаю, мы поступили справедливо, сурово наказав некоторые из этих народностей.
    В этих нелегких условиях мы были вынуждены одинаково строго относиться к бросившим оружие, и к сдавшимся в плен, и к перебежчикам, и к предателям. И мне лично не важно, о ком из них конкретно идет речь. О конкретном трусе и подлеце или о какой-то большой организованной группе, или даже о целой народности, хлебом-солью встретившей Готалера. В Уголовном Кодексе, помнится за групповое преступление дают больший срок. Не так ли? Ты со мной согласен?
- Нет, Суло-царь. Я с тобой согласиться не могу, потому как основой нашей цивилизации является международное право. А в нем, в этом праве, вернее в этом своде законов, первое, что сделано, это разделена ответственность. Индивидуальная – это одно. А групповая – это совсем другое. Ответственность людей, бравших в руки оружие, то есть – армии, ничего общего не имела с ответственностью мирных жителей, стариков, женщин и детей. Много там всего такого было, что мы с тобой не соблюли в отношении своих и чужих граждан.
- Переход на сторону врага в любом своде законов наказуем. И если мирное население принимает, приветствует, чужую армию, поит, кормит и развлекает её – я не могу назвать это иначе как предательством.
- А как ты оцениваешь свои действия, когда твоя армия отступает, разоряет хозяйства и бросает мирных жителей на произвол судьбы. Что ты предлагаешь делать тем же самым старикам, женщинам и детям? За их судьбу ответственно Правительство, и ты, как Верховный Правитель, как Верховный Главнокомандующий.
   Суливан попыхал трубкой и, глядя в глаза Волизану, ответил:
- Но существуют ведь и такие понятия, как «благосклонность Фортуны», и именно в этом случае она отвернулась от нас. Внезапность и подлость нападения Готалера, с которым у нас был дружественный договор, который в течение двух лет развивался и расширялся, как хотел, орудуя на пространствах Юростана и базируясь при этом на наших минеральных ресурсах, продовольствии и топливе. Это, по-твоему, не следует взять в расчет.
- Это не расчет, а просчет. И ты, как Глава Правительства, обязан был четко определить степень общей, и конкретной, то есть своей, да-да! – своей вины. А не оставлять виноватыми народы-жертвы, брошенные тобой на произвол судьбы. У них к тебе тоже есть вопросы, довоенные, и их немало. Вспомни только все эти наши Революцию в Промышленности, Революцию в Экономике, Революцию в Деревне. Сколько дров мы наломали тогда под твоим руководством? Да, мы выиграли сражение за Власть, воюя с другими группами самонадеянных наследников Великого Зудилога, но кто сказал, что все последующие наши решения были оптимальными и рациональными. А главное – продуктивными! Тут есть над чем подумать и о чем поговорить, Суло-царь. Именно Великая Война нам это со всей наглядностью показала! Зря ты сейчас этот разговор затеял. Ты на больное место наступаешь любому из нас, твоих подданных. Не все, как я, скажут тебе правду в глаза, но иначе, откуда ты её услышишь и осознаешь? Я знаю за тобой привычку разгова-ривать самому с собой, но в такой беседе можно крепко промахнуться. Истина рождается в спорах, а у тебя с самим собой полное единогласие. Это ведь твоя шутка о том, что «как неплохо, хоть один раз в день поговорить с умным человеком». А вдруг, как он ошибётся, этот твой умник?
   Суливан сидел, откинувшись в кресле, окутанный табачным дымом, и зло поблескивал глазами, но сдерживался, слушая Волизана. За все эти послевоенные годы он утвердился в собственном мнении на большинство проблем прошедшей войны. И сейчас, вникая в суть дружеской отповеди, постигая смысл такого явного протеста и несогласия, никак не мог найти в себе силы для хладнокровного анализа речи Волизана. И, тут он, чтобы не разжигать в себе уже закипавшие резкую злость и ярость, решил перевести стрелку беседы на гудимов, с которых всё это изначально и разгорелось.
- Хорошо, Воли-друг! – и Вождь поднял руку с трубкой, отмахнувшись ею от прежней мысли, как от назойливого комара. – С этим у нас ещё будет время разобраться. Ты мне лучше все-таки про гудимов свою точку зрения изложи. Это сегодня у нас более злободневный вопрос. Это сегодня в наших сплоченных рядах ещё один народ, который свои корпоративные интересы ставит выше, чем интересы общего государства. Этот народ с большой симпатией и, я бы сказал, национальным патриотизмом относится к успехам и победным продвижениям совсем другого государства, Гудимэля. Этот народ, в силу его исторических и языковых особенностей, входит в недопустимые, с моей точки зрения, контакты с другими народами, занимающими в настоящий момент враждебную по отношению к нам и нашим союзникам позицию. Этот народ в нашем высшем образовании, медицине, физической и химической науке, в передовых отраслях производства, в искусстве и других привилегированных областях знаний, умений и навыков захватывает непропорционально высокие по численности позиции. Давай мы с тобой ко всему этому внимательно присмотримся и оценим. – Пристально глядя в глаза Волизану, закончил длинную свою речь Правитель. – Как ты-то сам считаешь?
- А так я и считаю, что тут и присматриваться не к чему, всё и так понятно и ясно. Этому явлению уже много тысяч лет, оно именуется антигудимизм. Ведь оно вседа было и остается известнейшим и распространённейшим общественным явлением. И так было во все исторические периоды, начиная c Раннеславия, когда причиной была религия, в средние века – когда безграмотные и дремучие в своих поверьях народы истязали гудимов, обвиняя их в ста и одной напасти, в эпидемиях, засухах, ураганах, наводнениях и пожарах, обрушивавшихся тогда на страны Юростана. В более поздние времена претензии сместились на почву злобной зависти в отноше-нии развития и экономической успешности гудимов, как наиболее яркой группы населения в любом из государств того периода.
    Мы с тобой, Суло-царь, совсем не первые, перед кем встает вопрос об отношении к гудимам. Как не посмотри, но они ведь народ древний, развитый и талантливый. Они стояли у истоков всей нашей цивилизации и, в отличии от всех прочих, включая огромные империи, сохранили свою идентификацию и самобытность.
   Последним, кто проявил себя по отношению к ним, как отпетый и злобный варвар, уничтоживший со своей камарильей десятки миллионов юростанцев, и в том числе - миллионы гудимов, был, гори он в аду, негодяй Готалер. И если остальные его жертвы были по большей части из рядов борцов и противников в борьбе с его страной и режимом, то гудимов он убивал просто, как человеческую общность, не оставляя за ними права на существование. И ведь только за то, что они гудимы. Вот такой у него был параноидальный психоз. Но на просторах исторического полотна он был не одинок. И до него был ой-какой длинный и не менее впечатляющий многотысячелетний строй иных Владык и Правителей - антигудимистов, бездарей, неспособных принять на себя ответственность за собственные просчеты и неудачи и валивших все свои беды на головы гудимов. Поэтому-то давно они, неудачники эти, всеми нами забыты и канули в Лету. А вот гудимы, они, как были, так и живут, и долго ещё жить будут со всеми своими заморочками, начиная с религиозных правил и символов, и кончая системой воспитания и обучения детей, а главное – со всеми своими достижениями, составляющими не менее чем четверти того, чем прославлена сегодня вся наша цивилизация.
   Ведь всего сто лет назад неграмотные лапотные лавяне стояли, сняв малахаи, и слушали религиозные проповеди, во всю Ивановскую славящие царскую власть и власть Бога. А вот грамотный гудим, он сидел в сторонке и читал своё Учение сам. Он над ним раздумывал и самостоятельно делал необходимые для жизни выводы. В результате и в делах своих он был успешнее, и в перспективе к любым жизненным изменениям и реформам был гораздо лучше подготовлен. Я что-нибудь не так говорю? Где-нибудь неверно излагаю?
- Да нет, пожалуй. Всё ты правильно говоришь. Но вот вопрос в том, какие выводы ты из этого делаешь!
- Причем тут выводы. Я тебе, сначала, объективную картину мира нарисовать пытаюсь, а ты сразу про выводы.
- А кто тебе сказал, что она кому-то нужна, твоя объективная картина? – издевательски ухмыляясь, вопросил Суливан. - Тут ведь издревле промеж людьми заведено совсем иначе. Какая тут может быть объективность, откуда тут появится справедливость. Это типичный утопизм, дорогой мой. А в реальной жизни человеческой во все времена в основе была и остается только борьба. Племенная борьба за самок, пищу и выживание. Классовая борьба за жесткое право присвоения результатов совместного труда. Международная борьба – войны за право пользования ресурсами. А ты мне тут говоришь – гудимы. Ты ещё мне про десять заповедей лекцию прочти. Про не убий и не пожелай! Ведь впереди у нас с тобой только одно лишь обострение всех видов борьбы в мире. Поэтому давай мы с тобой для наглядности такой вот примерчик разберем.
   Как это ты сказал – с книжкой и в сторонке у тебя гудим сидел и раздумывал, пока остальным неграмотным поп мозги вправлял и турусы на колеса навинчивал. Такая картина, она в любом дворе в детстве нашем наблюдалась, когда дворовая шобла покоя такому умнику очкастому не давала. Очень уж он отличался от всех. А главное, время тогда было такое, что принято было только силой самоутверждаться, и всем, что у тебя есть в наличии, с другими такими же меряться. И было в этом как раз то, в чём местное население давало себе волюшку разгуляться. Индивидуально и в групповую.
   А он, этот твой гудимонец вшивенький, и одет не так, как все, и пахнет как-то иначе. И постоять за себя никак не может. Одно его спасти могло и чаще всего-таки спасало, так это когда сильный местный дворовый воротила умственность его гудимовскую подмечал. И была она ему, воротиле этому, бугаю и мордовороту, чем-то мила или интересна. Что-то необычное рассказать этот гудимонец мог, о чем-то легендарном и сказочном присвистнуть, подсчет сложный быстро и легко сделать, что-то такое новое в дворовой политике или взаимоотношениях придумать. Он ведь много читал, а значит много знал и помнил. А ты, прости друг, разве себя, увечного, в те времена не помнишь? Так тебя ведь нам ещё и просто жалко было. Думаешь с тех пор много что-то на белом свете изменилось. Как ты считаешь, Волизан?      
- Конечно, немногое изменилось! Но я не хочу в дворовые дрязги опускаться. Мы ведь с другого начали. Тем более, что с недавних пор у них, у гудимов, появилось ещё и свое собственное государство, и они потихоньку-понемногу учатся его развивать и обустраивать, мудро отстаивать в политике и бесстрашно защищать от врагов.
    Верховный Правитель дошел до торцовой стены и, развернувшись, двинулся обратно. Когда же поровнялся он с коляской товарища, то остановился и, размахивая трубкой, назидательно произнес:
- А вот тут я позволю себе с тобой не совсем согласиться. Государство – государством, но международные отношения они не очень уж от дворовых склок отличаются. Слабенький гудим все равно к какому-то бугаю притулиться должен. Иначе ему не выжить. А твои новорожденные нашим теплым боком пренебрегли. Хотя мы им его и подставляли. А тем самым планы мои они нарушили! И я им этого никогда не забуду. Обрати внимание на детали. Я не сказал – не прощу. Я сказал – не забуду!
   Ну, а теперь вопрос тебе на засыпку. Что же ты мне прикажешь делать с ними, с гудимами, тут у нас, в нашем царстве-государстве? Ведь в их руках сегодня в нашей стране сосредоточены огромные ресурсы и ценности, которые могут быть использованы и против нас. Они же, как не поверни, но всё да на сторону смотрят. Как неверная жена, понимаешь, или коза не привязанная.
- Ну, это я думаю, просто твои завистливые страхи. Но в том, скажу, и состоит мастерство политика, чтобы добиваться от своих подданных и партнеров именно тех действий, которые ему в данный момент выгодны. Классика жанра, если позволите. – и Волизан выразительно развел руками. - А ты приучен, чуть что, сразу ствол наружу и огонь! Это издержки молодости, а ты уже немолод и должен быть мудрым, Суло-царь. Ты должен мыслить и поступать, как минимум иначе, прежде всего сдерживая внутреннее раздражение. Я что – неправ? Да и, сказать по правде, по совести, во всех остальных ситуациях ты спокоен и сдержан, а вот с гудимами – все как-то у тебя не ладно выходит.
- Это все так, но есть ведь ещё и мнение народа, с которым любой политик должен считаться. А у нашего народа есть свои традиционные взгляды на проблемы гудимов. Я всего лишь машинист этого курьерского поезда.  – развел руками Правитель.
- Ой-ли? В любом поезде есть ещё и поездная бригада, благодаря которой каждый пассажир знает свою конечную станцию, а главное – входит и выходит по командам машиниста и обслуживающего персонала. Так что, напрасно вы, Правитель Суливан, все это на народ валите. В нем, если и есть такое активное зло, как антигудимизм, то не более, чем на 10-15 процентов. Еще столько же наберется зла пассивного, молчаливого. Остальные же, а их более половины населения, даже и думать на эту тему не будут, поленятся. Тем более, что все сегодняшние действия Комитета Защиты Революции в отношении гудимов с моей точки зрения совершенно не обоснованы и несправедливы. И все это видят! А самые последние деяния, те что в отношении врачей – просто ошеломляюще глупы. Вы всерьёз рассчитываете на неконтролируемый народный гнев?
- Это не ко мне вопрос. Это к Берупену и к Комитету Защиты Революции. – Верховный Правитель обладал даром выворачивать ситуацию наизнанку и откровенно лгать в беседах даже с близкими друзьями. Он снова опустился в кресло, неподалеку от коляски. - Тут я, Воли-друг, считай, жертва. Ты же видишь, как они действуют. Отравить вином? Где это виданы такие средневековые штучки? Что у нас тут, Венеция или Генуя? Они же Шекспира за пояс затыкают с такой злобной фантазией! А перед этим, наверняка, врачей на меня напускали. Хорошо, я опытный зэк, с царских ещё времен, ел и пил то, что давали, но только последним в камере. Уже давно, года два-три, выданные их докторами лекарства я ссыпал прямёхонько в гальюн, а Луготана посылал со списком простейших препаратов в ближайшую сельскую аптеку.  Иначе бы уже давно с Зудилогом в компании в Пантеоне отдыхал. Четверть часа помучился бы, как Суливан-второй, и прямым ходом туда! А ведь, если внимательно посмотреть и разобраться, то все эти эскулапы – гудимы. Знаю, знаю, что ты хочешь сказать! Пятеро из них лавяне. Но остальных-то почти три десятка, не считая дантистов. Ты у нас всю жизнь лечится любил и до сих пор любишь!  Так что все они, обрати внимание, твои лучшие друзья и подопечные.
- Друг у меня только один, это ты Суло-царь. Остальные – товарищи по работе и соратники по управлению страной.
- Ну, спасибо и на этом. Значит ещё можно на тебя рассчитывать, на помощь твою надеяться. Остальным-то у меня давно уже никакого доверия нет. Никакого! – почти прокричал Суливан, встав с кресла и потрясая перед лицом друга рукой с зажатой в ней трубкой.
    Волизан поморщился и отстранился. Погасил в пепельнице окурок и закурил от спички следующую сигарету. Некоторое время он раздумывал, отвернувшись от Суливана, но вот, наконец, придя к какому-то выводу, поднял глаза на снова зашагавшего по центральному проходу помещения ВНИП Правителя.
- Слушай-ка, Суло-царь. Успокойся, ты, по-человечески, по-дружески прошу тебя. Хватит туда-сюда метаться. Прямо, как тигр в клетке. Сядь, наконец. И давай начнем планирование. Дело-то вовсе не шуточное…
   Но тут за стеной, в кабинете Волизана раздался подозрительный, неясный и нарастающий шум, перешедший в мощные глухие удары. Собеседники напряглись и переглянулись. Суливан вцепился пальцами в молнию на куртке своего нового костюма, но не мог сразу её расстегнуть. И тут раздался оглушительный грохот, стена вокруг дверного проема треснула, кусками разлетелась штукатурка, после чего дверь вместе с косяком и проемом рухнула, а в комнату Вождя ворвались какие-то вооруженные люди в масках. В одно мгновение оба друга были закованы ими в наручники, скручены и обездвижены, а на их головы натянуты черные светонепроницаемые балахоны.
- Подайте оттуда электрокар! – раздался резкий незнакомый голос, и сзади ударом под колени остолбеневшему Суливану подкатили вторую коляску из комнаты Волизана. От неожиданности он просто рухнул на сидение. А затем тот же голос прокричал, видимо, в телефон:
- Докладывает подполковник Жемикон. Пригласите к аппарату Председателя Берупена. На совещании? Тогда передайте ему, когда совещание закончится, что источник красно-синих пометок на ленте экстренных сообщений мною обнаружен, захвачен живым, и в данный момент мы начинаем транспортировку его к Вам, на объект номер один. Расчетное время прибытия минут через тридцать пять. – а затем этот же голос строго приказал подчиненным. – снимите отпечатки пальцев с клавиатуры устройства связи и у обоих задержанных.