заново

В моей жизни ничего не происходит. Я так долго избавлялся от проблем, что вместе с патогенной  флорой жизни  выжег и здоровую. И  стал человеком Ноль.

Мне ничего не снится, меня ничего не интересует и, кроме того, я стал невидимым. Проверяя себя, я  режу пальцы ножом, но боли  нет. Это смешит. 

Я обнаружил вкус воздуха. И прежде всего - вкус азота, его слишком много в атмосфере. Говорят, что азот не имеет вкуса. Но когда ты человек Ноль, то азот приобретает вкус мясного супа с персиками. Это противно, но без азота кислород слишком ядовит, поэтому я мирюсь с этим  вкусом. Так же, как мирюсь со вкусом мороженого с беконом, который присущ чистому  кислороду.  А десерт из  углекислого газа пощипывает рот  дрожжевым брожением.

По сути, я бы спокойно относился  ко вкусу воздуха, если бы не  летучие соединения, в виде  примесей  метана, спиртовых паров, формальдегидов и ацетона.

Блевать – некрасивый глагол. Но ведь  никто не видит, когда я некрасиво блюю дихлорметаном или угарным газом. Никак не  могу привыкнуть к запаху разложившейся падали, которым отличаются эти две примеси.  Даже тухлое яйцо не вызывает во мне столько протеста,  как  подгнившая рыба. И не надо мне говорить про шведский сюрстремминг или исландскую хаукарль,  хотя от них тоже блюют. Кстати, вкус  блевотины не самый противный, для тех, кто знает  вкус пропана, купажированный для пахучести метилмеркаптаном.

Я человек Ноль, без мыслей, но с обрывками случайных фраз, ломких на морозе. В тепле слова  растекаются  парафиновыми  лужицами, и я  присыпаю  маслянистую поверхность  кокосовой стружкой.  Армированные  стружкой  тексты похожи на плитки белого шоколада. Их удобно складывать в стопку, похожую на книгу. Книга человека Ноль. 

Вчера я встретил женщину. Она склонилась над раковиной в туалете поезда. Ее плечи подрагивали в судорогах тошноты. Я подумал, что нашел себе пару. Но она  оказалась  просто пьяной. Женщина  вытерла рот салфеткой и прошла сквозь меня в свое купе,  источавшее аромат  сицилийского вермута и вишневого табака.

Через меня прошла уйма пассажиров поезда, от скуки я толкался и показывал им язык, но меня не замечали. 

Ночью я  открыл дверь купе, в котором ехала  пьяная женщина. Она оказалась  одна. К запаху сицилийского вермута и вишневого табака добавился сладкий и густой аромат помады.   Женщина  лежала на красном бархатном диванчике,  обнаженная,  раскинув во сне  стройные ноги. Ее согнутая в локте рука лежала под головой. Глаза доверчиво  закрыты.  Сладость  помады становилась нестерпимой. Я наклонился и облизал ее губы. Вкус оказался иным, чем запах.  Ореховый  привкус слегка обжаренного кофе.

Я ощутил желание близости.  Я не ношу одежды, она мне просто не нужна. Порывисто опустился  на женщину, ощутив блаженное тепло ее влажной  глубины. Женщина открыла глаза и прошептала мне прямо в лицо – ну, ты и сука!

Она спала, и эти слова принадлежали не мне. Я оставался все тем же невидимым человеком Ноль. Вернуться в себя прежнего я уже не мог, иммунитет на это не способен.  И тогда я перетек в нее, сквозь нежную обнаженную кожу, наполняясь её существованием. Мы стали единым целым.  Мы вдыхали её воздух и ощущали  боль моих порезанных пальцев.

Я был плотью этой женщины,  я снова вернулся в нее, чтобы родиться на свет  еще раз.