Продолжение 10

Четыре года я работал в киевской филармонии на договорных условиях. В штат меня включили благодаря Константину Огневому. Он стал художественным руководителем филармонии. После наших совместных концертов, узнав, что я уже четыре года оббиваю пороги филармонии и Министерства культуры Украины с просьбой включить меня в штат, позвонил мне и пригласил в филармонию. Зашёл к нему в кабинет. «Пиши заявление, – сказал он мне, – о переводе с договорных условий в штат». Я написал. Он и директор подписали моё заявление. Я оказался солистом филармонии.

Предстояли двухмесячные гастроли по городам по городам Украины. Организатором выступил ЦК Украины. Деньги от концертов должны были направляться для сооружения памятника Героям Перекопа. Надо сказать, что впоследствии деньги собрали немалые, а памятник так и не поставили. За два месяца состоялось более шестидесяти концертов. Были аншлаги в больших залах. А куда делись деньги?

Концерты проходили очень успешно. Ещё бы! В каждом из двух отделений пели знаменитые певцы: Константин Огневой и Юрий Гуляев. Первое отделение начинал Гарик ПекарОвский. Он был по совместительству администратором, звукорежиссёром и осветителем. На гавайской гитаре в сопровождении инструментального квинтета он играл фантазию на украинские песни. Его игра напоминала мяуканье мартовских котов. В составе квинтета я играл на классической гитаре и на джазовой. Меня Гарик ненавидел за острый язык, а Петренко любил. Огневой завершал первое отделение.

Второе отделение начинал Валерий Петренко. Он играл две пьесы, эффектные в испанском стиле, стуча по деке ногтями. Публика была в восторге. И, конечно, Юрий Гуляев – любимец публики, звезда мирового класса, завершал концерт.

В театре есть обычай: последний спектакль на гастролях называется «ЗЕЛЁНЫЙ», где актёры позволяют разные вольности, изменяют текст, иногда вставляют анекдоты. В наш последний концерт нам тоже захотелось посмеяться

Пиджак Гарика висел на спинке стула, гитара лежала на сиденье. Он, как всегда, был занят административными делами. В левом кармане у него лежала металлическая отполированная пластина, которой он водил по струнам. Я чёрными, заранее купленными нитками десятого размера зашил карман пиджака, в котором лежала пластина. Начало концерта. Выходит, Гарик, подобострастно, гадко улыбаясь. Мы играем вступление, он в карман, а тот не открывается. Он нам кивает: «Повторить вступление!». Кладёт гитару на пол и начинает разрывать нитки, а в это время мы сыграли мелодии вместо его.

 Были бурные аплодисменты. Публика подумала, что это специальный номер. Второе отделение поёт Юрий Гуляев, и когда он должен петь Серенаду дон Кихота, подошёл ко мне и говорит: «Играй быстрее». Начинал я ритм болеро в таком темпе, что он не пел, а проговаривал слова. Когда мы играем проигрыш, он перед микрофоном щёлкает пальцами, имитируя кастаньеты. В таком темпе он не успевал щёлкать пальцами. Закрыли занавес и он направился ко мне, хотел, наверное, сказать нежные слова, но я его опередил. «Юрий Александрович, надо по утрам заниматься техникой. Не получилось сегодня!».

Когда я по плану «Союзконцерта» гастролировал по Сибири, часто приходилось делать остановки в Москве в Домодедово и совершать переезд во Внуково, а затем самолётом в Киев. Часто были случаи, когда между прилётом и отлётом было много времени. Тогда я заезжал к Евгению Ларичеву. Мне было интересно с ним общаться. У него университетское образование. Он прекрасно владел гитарой. Талантливый аранжировщик русских песен и, наверное, нет такого гитариста, который бы не играл его пьесы. Галина, его жена тоже гитаристка. Красивая и хлебосольная. Готовила нам закуски, и мы по рюмке водки выпивали разговаривая о гитаре, гитаристах. Это был настоящий артист и большой души человек. Евгений умер в 2013 году на восьмидесятом году жизни, пережив свою жену на два года.

Были у меня встречи и со Славским Владимиром. Он был инвалидом без обеих ног. Преподавал гитару в музыкальном училище имени Октябрьской революции. У всех концертирующих в Москве зарубежных гитаристов выпрашивал ноты для гитары, которые не издавались в СССР и составлял сборники для публикации. За это ему большое спасибо, но, как с человеком, у меня с ним не сложились дружеские отношения.

В ту пору я собирался сыграть гитарный концерт композитора Марио Кастельнуово – Тедеско. У меня была копия партитуры, но очень плохого качества. Заехал в Харьков попросил своего друга Ивана Балана переписать эту партитуру. Он подрабатывал переписчиком нот. У него был хороший почерк. Тот согласился. Но мне представилась возможность заехать к Славскому – я летел на очередные гастроли. Зная, что у него много нот, захватив бутылку водки, я пришёл к нему. Клавир у него был. Я купил у него за десять рублей. Попросил меня поиграть. Когда я закончил игру, он сделал мне замечание о моём неправильном звукоизвлечении. Я попросил показать, как правильно. Но он отказался, заявив, что он не исполнитель, а преподаватель.

В то время в среде гитаристов шла отчаянная борьба между сторонниками старинного способа звукоизвлечения и нового, более виртуозного. Славский был приверженцем старого способа. В конечном счёте, мы разругались. Позже мы встретились в Донецке на гитарном фестивале, организованном братьями Иванниковыми – Аркадием и Павлом. Я с симфоническим оркестром играл свой концерт для гитары и оркестра, посвящённый Лео Брауэру, кубинскому гитаристу и композитору. Но и тут Славский не удержался от того, чтобы не «укусить» меня. Он заявил гитаристам и своим ученикам, будто я передрал его у Лео Брауэра. Славский, того не ведая, сделал мне комплимент. Если моя музыка была близка к музыке кубинца, то значит посвящение удалось. Его ученики испортили мне кожаный плащ, облив его ацетоном.