Театр Гортензии Чернокопытовой. Глава из романа

Тем временем театр Гортензии Чернокопытовой жил своей полной событий и напряженной творческими поисками жизнью. Здесь не ныли, не жаловались, здесь творили свой особый художественный мир. На сцене разворачивались события, от которых мурашки бежали по коже., но и восторг какой-то странный тоже появлялся.

Сперва кромешная тьма. И ни звука.

Потом вроде начинает что-то пробиваться. Какое-то появляется колебание воздуха.

- Ух-ух, ух-ух, - слышится издалека. Звук нарастает, к утробному уханью присоединяются ритмичные глухие стуки. Словно бьют в бубен. Без бубенцов. И кто-то слегка притопывает в такт бубну. – Ух-ух, ух-ух.

Сперва ничего не видно в темноте. Темень густая, вязкая. Потом рассеивается. Вроде как что-то начинает светиться. Не фонарь, не костерок, нет. Скорее красные угли. Над свечением начинают различаться три коленопреклоненные фигуры с низко опущенными головами. К ним из глубины приближаются, приплясывая в одном ритме со стуками, какие-то еще силуэты, одетые в длинные белые одеяния. Тела вокруг красных углей постепенно разгибаются, встают с колен, начинают потихоньку приплясывать на расставленных полусогнутых ногах. Становится видно, что фигуры в центре – мужские, полуодетые, а по краям, белеющие рубахами, женские. Пляска усиливается.

- Накатил-накатил, дух-свят, дух-свят, - слышатся слова, выдыхаемые в пляске, которая становится все более неистовой. Начинается кружение фигур вокруг мерцающего красного огонька. Слышится возбужденное взвизгивание, вскрикивание. Незаметно красный огонь гаснет, на секунду становится темно. И тут же секундные

ритмичные всполохи мертвенно-сиреневого света выхватывают из темноты обнаженное женское тело, заведенно замирающее в последовательных па раскованного откровенного танца.

- Летит! Летит! – крики прерывают экстаз и над головами танцующих появляется гигантский белый голубь в свободном полете на фоне небесной лазури.

- Стоп, стоп, стоп! Включите свет, немедленно, - резкий властный голос сопровождаемый энергичными хлопками, врывается в происходящее, зажигается электрический свет и центр действа переносится со сцены в первые ряды пустого зрительного зала, где сидит маленькая смуглая и черноволосая женщина с ярко накрашенным большим ртом, с широкоскулым лицом и носом, напоминающим по форме клюв беркута. Она судорожно хватает из пепельницы на соседнем сиденье недокуренную сигарету, судорожно затягивается, бросает сигарету обратно и начинает кричать

- Ну, ничего не могут, ничего не могут! Коровы раскормленные! Когда взвешивались то последний раз, а? Я же говорила сто раз, танец заканчивается за полминуты до голубя! Пауза! Где пауза?! Это позор! Надо все срочно отменять! Все бросать!

Пока женщина так кричит, все окружающие молчат. Никто не смеет ослушаться или возражать. Все знают, что лучше уж тогда сразу уйти. Гортензия Чернокопытова, художественный руководитель мистического театра «Миражи и сновидения» не терпит прекословия. Полтора года назад случился большой уход актеров из театра. Актеры осудили Гортензию за один безнравственный поступок, не имеющий отношения к художественной концепции театра, чисто бытовой по сути. К слову, за то, что она бесстыдно увела мужа у беременной жены и двух детей. Ну да это дело прошлое. И уже вышколен новый состав. Гортензия хвалится, что в ее театре актер – ничто, что она выучит играть даже обезьяну, только времени чуть больше понадобится.

Театр «Миражи и сновидения» не совсем обычный. Это особенный театр. Мистический. Гортензия Константиновна увлечена всем чудесным и необычным, и увлечение свое воплощает на сцене с помощью вышколенных актеров, старенькой кинопроекторной установки, музыкального центра и таинственных текстов, заговоров, камланий и мантр, которые она отовсюду собирает и из которых составляет мистические действа. Учение, которому следует Гортензия Чернокопытова, является смесью буддизма, антропософии, каббалы, еще чего-то с изрядной долей шаманизма и русской хлыстовщины. Последние два направления привлекают ее именно своей театральностью. Она лепит впечатляющие действа, актеры продают билеты в подземных переходах, распространяют их в школах, и так хватает на скудную зарплату актеров, на аренду зрительного зала в бывшем доме культуры работников прядильно-ниточного комбината, что прозябает тихо в промышленном захолустье центральной части города, сдавая в аренду свои с размахом выстроенные когда-то для досуга работниц помещения.

Чтобы актеры прониклись в достаточной степени мистическим содержанием исполняемых действ, а также не были слишком требовательны к своему материальному обеспечению, Гортензия Константиновна устраивает помимо репетиций еще особые посвящения, радения и всяческие таинственные собрания с гаданиями, чтением книг по магии и призывает своих актеров просветляться. Она призывает их тянуться к свету и добру, расширять свое сознание, поститься и воспарять над бытом и всем земным, тяжелым и банальным. Актеры тянутся к свету, воспаряют над всем тяжелым и

банальным, и после этих парений уже неловко становится думать о материальном, сетовать на жизнь, вспоминать о  заработной плате, как о чем то низком и недостойном.