Мальчики, девочки

  «Наш мальчик вернулся!» - увидев меня, восклицает седая хозяйка маленькой владикавказской гостиницы, едва переступаю порог. «Мальчиками», с обязательной приставкой «наши», она называет всех мужчин в форме военного образца, в возрасте до сорока лет, когда-либо живших в ее скромном отеле и запомнившихся благопристойными постояльцами. Уезжавшими в Чечню или вернувшимися оттуда…
  Пятая командировка завершается. Позади сотни километров на «вертушках», десятки на «козелках», как ласково называют служивые гордость советского автопрома – УАЗы, и на ногах по горной местности. Шлепаю растоптанными берцами по мраморному полу, оставляя грязные следы, снимаю кепку, машинально стряхиваю пыль, направляюсь на милый голос.
  «Оформишься – сразу переобуйся, а потом…» - обращается ко мне пожилая хозяйка и обрывается на полуслове, зацепившись взглядом за экран телевизора, установленного в холле. «Экстренное сообщение из Северной Осетии, - диктору программы новостей передают лист бумаги. – Сегодня, в 8 часов 30 минут по московскому времени женщиной-террористкой взорван пассажирский автобус, перевозивший с авиабазы в город технический персонал и гражданских лиц. По предварительным данным около пятнадцати человек погибло, многие пассажиры получили осколочные ранения. Среди погибших и пострадавших в результате террористического акта большинство женщины-военнослужащие. Автобус уничтожен полностью».
  Смотрю на часы. Девять тридцать Москвы. Прошел час после трагедии, и немногим больше с момента, когда я выпрыгнул из «вертушки» в Гизели и был атакован местными таксистами. Они приняли меня за птицу большого полета, наверное, штабного работника вернувшегося с инспекции, у которого точно водятся деньги. Я был одет в обыкновенный камуфляж, но профессионалы от извоза не упустили из виду импортный кофр с фотоаппаратурой, модные дымчатые очки и дорогой перстень на пальце. В итоге, уже через пять минут, старенькая «Волга» на дикой скорости везла меня во Владикавказ, а неожиданно заработавший сотовый разрывался от звонков: «Я вернулся из Чечни! Я живой!»
  Говорят, что деньги и счастье – понятия неравноценные. Но сегодня мое счастье было в том, что в кармане камуфляжа лежали нерастраченные командировочные, в Чечне просто некуда было их тратить. Так я не стал пассажиром рейсового гроба…
  На экране телевизора – выбитые стекла и разорванная бочина автобуса, кровь, тела под простынями, на которых расплываются безобразные пятна. Ветер загибает край одной простыни и крупным планом, с каким-то садистским восторгом, оператор показывает обезображенное лицо мертвой женщины. О том, что это женщина, можно догадаться только по русым рассыпавшимся локонам. Лицо – кровавая каша.
  В памяти всплывает другая картина. Осень прошлого года, летное поле военного аэродрома, свинцовые тучи, мелкий дождь. В группе офицеров я продираюсь сквозь непролазную грязь к «вертушке» улетающей в Чечню. Около палаток связистов стайка молодых девчонок в военной форме. Они весело переговариваются и хихикают, поглядывая в нашу сторону. Подойдя ближе, вдруг с удивлением понимаю, что обсуждают они мою персону. В новом камуфляже и блестящих ботинках я как белая ворона на фоне выгоревшей одежды моих товарищей. «Посмотрите, какой красавчик, - говорит высокая девушка, пышная копна русых волос которой перехвачена резинкой. – Чистенький, наглаженный, необстрелянный. Посмотрим на него, когда вернется». Я не обижаюсь на девчонку, сказано это без издевки, просто констатация факта.
  Была ли сегодня убита она, высокая девушка с копной русых волос? И что же это за война такая, когда женщины убивают женщин?