Песня

Зимовье с трех сторон опоясано рекой Бордокой и подойти к нему возможно только лесной тропой со стороны перекатистой полноводной Коченги, в которую и впадает веселая быстрая речушка, бежит петляет среди лесистых сопок безлюдной сибирской тайги. Строение укрыто от случайных людей плотным лесом, кто не знает – пройдет мимо.
Мы вдвоем с собакой - карело-финской лайкой Каей проводили здесь сентябрьские деньки в затворничестве от шумного города.
Днем охотились и рыбачили. Тайга в это время года расцвечена всевозможными красками- вечная зелень ели, кедра соседствует с яркой желтой хвоей лиственницы и такими же яркими листьями березы, багровыми цветами разных оттенков кустарников, ягодников. Голубые пятна перезрелой голубики, притронешься к кустам – ягода опадает и рассыпается по изумрудному мху невероятных оттенков. Брусника, то там, то тут алеет под ногами. Люблю это время года.
По вечерам после ужина, приготовленного из добытого, сидел у костра пока звезды не расцвечивали небо. Кая лежала рядом, посматривая на меня своими умными глазами или подремывала. Просыпалась от громкого крика ночной птицы, настораживалась, оберегала меня от незваных лесных гостей.
Я хорошо помню тот вечер. Днем подстрелил косача-петуха и вечером приготовил на костре суп. Ужин затянулся. Душистый чай разморил и натруженные за день мышцы тела отдыхали. Моя рыжая помощница лежала рядом, свернувшись калачиком. Костер потрескивал сухими дровами, пламя гуляло хоровод, то ярко вспыхивала, то затухало. Свет от костра выхватывал из темноты зимовье, лапистые ели, ощетинившиеся к небу острыми верхушками. Чувство полного одиночества и безмолвия.
Небо затянуто туманом. Наконец густая влажная ночь прогнала в зимовье. Истопив печь, улеглись спать. Я устроился на хозяйских нарах, собака рядом на подстилке на полу. 
Проснулся посреди ночи от звуков веселой песни. Гамма голосов звучала чисто и ясно. Уловил только последние ноты песни. Свежий, звонкий сильный голос запевалы на фоне смеха затих, как только я открыл глаза и больше не звучал сколько я не вслушивался.  Хотя музыка и гомон голосов продолжала отзываться в моей голове с какой-то необъяснимой невольной тревогой. На меня нашло странное, неопределенное беспокойстве. Музыка, человеческие голоса посреди ночи в глухом безлюдном месте! Зажег фонарик и взглянул на часы, без четверти двенадцать. Сон?
Это предположение отпало, как только я увидел свою собаку.  Кая металась по зимовью, глухо рычала и пыталась открыть лапами плотную дверь, выскочить наружу. Дверь не поддавалась. Собака была возбуждена и не успокаивалась, не смотря на тишину. Вероятно, она тоже, как и я услышала голоса.
Вышел на улицу. Собаку оставил в зимовье, подперев снаружи дверь. Огляделся, прислушался к ночи. Туман рассеялся. Ясная звездная ночь. Светила луна. Зубчатые макушки колыхались тенью от легкого ветерка. Лунные блики на воде, легкий шум воды из-под завала на реке. В смешение света и тьмы было что-то зловещее. Мысли разбегались- лес полон легенд и таинственных сил. Волна нервного возбуждения посетила меня и держала какое-то время.
Вернулся в зимовье, успокоил собаку. Повертелся в спальнике, размышляя о непонятной песни и уснул.
Следующий день провел за рыбалкой на реках, улов оказался неплохим. Часть харюзков засолил, других оставил на уху. Вспоминал ночные звуки, но не находил им разумное объяснение. Поглядывал по сторонам. Вокруг никого не было, ни души.  До ближайших людей почти две сотни километров.
Вечером приготовил на костре душистую уху. Чаепитие затянулось до первых звезд.
Из леса потянуло холодом, когда мы с Каей зашли в зимовье и устроились на ночлег.
Ночью все повторилось.
Опять я проснулся на последних нотах умолкнувшей песни. На этот раз низкие бархатные ноты звучали прерывисто и печально. Тоскливые звуки песни, гомон разных голосов посеяли в душе не только тревогу, но даже оттенок угрозы. Удручающая мелодия смолкла при моем полном пробуждении. Что-то нечеловеческое, потустороннее из другого чужого мира.
Часы показывали чуть за полночь. И снова собака металась по зимовью, утробно фыркала, как при запахи зверя. Посматривала, то на окно, то на дверь. В окне светила огромная рыжая луна. Стало тревожно.
У этого зимовья нехорошая история. Бывший хозяин, охотник-промысловик застрелился, прямо здесь не выдержав на седьмом десятке напора свалившихся на него жизненных проблем. Направил ствол винтовки к голове – нажал курок.
Нынешний хозяин, Николай значительно обустроил зимовье, сделал пристройку, постелил пол - прежний был земляной и обновил бытовую обстановку. Рядом поставил баньку. Строение превратилось в уютную гостеприимную лесную заимку.
Невероятные мысли пришли в голову и побудили меня обратиться к грешнику по имени.
- Если песня в ночи, это твои проделки, то перестань пугать, ведь мы с тобой были в добрых отношениях!
Мистика, мистикой, но разум говорил, что надо действовать. Встал с нар. Открыл дверь зимовья и выпустил собаку. Вышел наружу.
Прислушался к почти безмолвной лесной тишине, которую слегка нарушал звук струй воды из-под завала.  Ни песни, ни звуков голосов. На этом фоне крик ночной птицы прозвучал, как дикий смех потусторонних сил. Скоро собака вернулась к зимовью, спокойной, значит никого рядом.
Вернулся в помещение, зажег свечку и что бы отвлечься принялся читать книгу. Старая потрепанная книга «Контрудар» автор Илья Дубинский лежала на полке над нарами, и рассказывала о становлении советской власти на Украине. Увлекся чтением. И вот на самом интересном месте, когда отряд батьки Махно пытался отбить у красноармейцев золото и другие драгоценности, изъятые советской властью у зажиточных киевлян, раздались ясные звуки.
Открыл дверь зимовья. Вышел наружу. Над лесом, прямо над моей головой пролетала стая гусей. Тоскливо курлыкала. Другая стая гоготала вдалеке. Гул голосов ближний стаи вырывался вперед, а уходящий перекликался и затихал. Один оркестр, казалось, перегонял другой, отставая от него прерывисто и печально.  С неба лилась музыка, прекрасная и грустная, порой удручающая своей тоской и сопровождаемая звуками водяных струй из-под завала реки.  Сказочная и непрерывная мелодия вдруг замолчала, оборвалась. Словно по взмаху кудесника дирижёра большого оркестра.  Наступила тишина. 
Собака, взволнованна звуками птиц и посматривала в небо. И тогда я понял, что каждый раз просыпался под замолкающую песню гусей. Свежее воображение мозга, не оправившегося от сна, добавляла восприятие и фантазировало.
Позже, в одних из теплых осенних дней я сидел на берегу Коченги и посматривал на воду. Группа гусей из семи птиц сплавлялась вниз по течению, наплывала прямо на меня. Камуфлированная форма и кусты скрывали человека от осторожных птиц, но, когда я потянулся за фотоаппаратом, гуси встрепенулись и шумно поднялись над водой. Улыбнулся им вслед, вспомнив ночные песни.