Продолжение 11

В то время партийная идеология проникала во все сферы жизни. Не оставила она без своего влияния и артистов. Нас заставили принять повышенные социалистические обязательства. На моё заявление о том, что я обязуюсь выучить новую программу, мне сказали, что я и без того должен за год выучить новую программу и потребовали от меня что нибудь свеженькое. Ну, я и выдал им «свеженькое».

 На общем собрании коллектива мне дали слово. Зал замер. Все знали, что я противник всяких глупостей, которые происходили в этом зале.
– Товарищи, – говорю я, – у меня в понедельник поездка в Германию на гастроли. Я беру повышенное социалистическое обязательство влюбить в себя немку со всеми вытекающими отсюда последствиями. В зале смех, а меня удалили с собрания.

Приехал в Лейпциг. Меня хорошо встретили и поселили в гостиницу. Переводчица, молодая красивая немка, лет тридцати, брюнетка среднего роста, как она мне рассказала – увлекается конным спортом, сразу привлекла моё внимание. На концерте она объявляла мою программу. После концерта захотела, чтобы я поиграл в её номере. Вернулись в гостиницу, я взял бутылку водки и зашли в номер к ней. Разлили по стаканам. Но она пить не стала, взяла стакан и вылила в унитаз. «Водку будешь пить с друзьями, а сейчас ты у женщины».

Когда собрались, как говорят немцы, «цу бет» (в постель), и я должен был выполнить своё повышенное соцобязательство, раздался телефонный звонок: «Мы знаем, что гитарист Полухин у вас в номере. Пусть покинет номер». Она отвечает: «Его у меня нет. Завтра я пойду к консулу и напишу на вас жалобу». Я взял гитару и быстро пошёл в свой номер. Утром ко мне пришёл человек в сером костюме, мы таких называли «игрок на мягком гобое» и спрашивает: «Где вы были ночью?». Отвечаю: «Был в ресторане «Погреб Ауэрбаха». Он: «Неправда, вы были у переводчицы и вас больше не пустят на зарубежные гастроли». Я ему возразил: «Если нас не будут пускать, то кто будет для страны зарабатывать валюту?».

Я пообещал переводчице, что вызову её в Киев. Когда попытался это сделать через ОВИР – отдел виз и регистраций, то на меня наорала женщина капитан МВД: «Что, тебе своих не хватает?» и выгнала. Позже мы встретились, но она увидела, что я уже не тот и уехала. А я так и не выполнил свое повышенное соцобязательство.

Продираясь сквозь тернии жизни

В 1972 году я работал в театральном институте на должности преподавателя кафедры музвоспитания. Учил будущих актёров игре на гитаре. Как то подходит ко мне студент и говорит: «Мой папа, режиссёр, Анатолий Слюсаренко, снял документальный фильм и хочет, чтобы вы написали к нему музыку и исполнили её на гитаре». Я пришёл на студию документальных фильмов. Анатолий Слюсаренко показал мне фильм о войне. Немцы сожгли вместе с людьми всё село. Такое же, как Хатынь. Я написал очень печальную музыку и сыграл её. Фильм показали по телевидению. Читаю титры: режиссёр Анатолий Слюсаренко, музыка Анатолия Слюсаренко, гитарист Пётр Полухин.

Конечно, авторский гонорар я не получил. За исполнение заплатили какие то копейки. Фильм получил в Польше на краковском международном кинофестивале диплом, на московском – тоже диплом. Значительно позже этого Анатолия Слюсаренко уволили из киностудии и из Союза кинематографистов за финансовые злоупотребления и сотрудничество в годы войны с немцами.

 
Киев. Репетиция

Киевское отделение фирмы «Мелодия» заказало мне музыку для сопровождения детских стихов Ефима Чеповетского, которые будут записываться на грампластинку. Проделал большую работу. Написал партитуру для малого симфонического оркестра. Пластинка называлась «Стишинки–смешинки». Читает автор, а композитор – не указан. Естественно, денег мне не заплатили.

Однажды мне сказали, что меня разыскивает редактор радио литературных программ – Новоселитская Нина Мироновна. Пришёл к ней на теле радио студию. Меня встретила высокая, полноватая женщина с большими тёмными глазами. Она дала мне сценарий радио  спектакля и попросила написать к нему музыку. За музыку к спектаклям мне платили по двести рублей. Я написал музыку к более чем двадцати спектаклям.

Видимо, моя музыка нравилась слушателям. Со мной студия сотрудничала много лет подряд. Однажды Нина Мироновна звонит мне по телефону и говорит:
– Пётр, у нас появились деньги, и мы сможем платить вам по триста рублей за спектакль. – Нужно написать музыку к постановке по повести Эрнеста Хемингуэя «Старик и море». Актёры – Богдан Ступка и его сын. Придите и возьмите сценарий. Пришёл. Взял сценарий и ушёл в хорошем настроении – акции мои поднялись.

При записи музыки я приглашал лучших музыкантов оперного или симфонического оркестров. Партию скрипки всегда исполнял мой партнёр по дуэту Богодар Которович. У него ставка – пять рублей минута. Отыграл тридцать минут и получил сто пятьдесят рублей. Пригласил меня в ресторан. За рюмкой в шутку спрашиваю: «Кто лучший композитор – Бетховен или Полухин? Отвечает: «Конечно, Полухин. Мне за Бетховена столько не платили».

Я с упоением работал, когда писал музыку к спектаклю «Старик и море». Латиноамериканская музыка мне была знакома. Румба из этого спектакля стала популярной. Её играют солисты  гитаристы, дуэты и квартеты. Интересный момент. Прослушав музыку к спектаклю, Нина Мироновна спрашивает: «Где драматическая музыка, когда акула терзает рыбу?». Отвечаю: «Акула только за дополнительную плату». Добавила сто рублей и записала это в контракт.

Как то на Крещатике я встретил композитора Александра Осадчего. Не приветствуя, говорит мне:
– Я слушал какую ты полову пишешь для фильмов…
– Саша, – отвечаю, –знаешь какая разница между мной и тобой? – Мне заказывают эту полову, а тебе не заказывают потому, что ты не умеешь писать. Ты можешь писать только песни, которые никто не поёт.

В композиторской среде у меня было много друзей с которыми я часто общался. Мой друг Владимир Губа – очень талантливый композитор. Написал музыку к сорокам фильмам и десяти мультфильмам. Он входил в группу киевских композиторов авангардистов, в которой состояли такие композиторы, как Валентин Сильвестров, Леонид Грабовский, Виталий Годзяцкий, Василий Загорский. «Мы встречались, обсуждали новые опусы, – а вечерами играли в футбол, – рассказывал Владимир мне. Однажды они играли с футбольной заводской командой. Игроки завода были глухонемыми, и композиторы им проиграли. «Ну, конечно, заметил Валентин Сильвестров, – у них все Бетховены».

Я начал часто выступать на телевидении, меня охотно приглашали. Играл только, как говорят музыканты, живьём. Не имел страха. Я знал себе цену. Богодар Которович публично выступал только под фонограмму. Операторам это было неудобно – надо делать фонограммы, иногда несколько дублей. Были моменты, когда кто-то не может прийти на передачу – звонят мне – я всегда готов. Был однажды смешной случай. Играл скрипач Аркадий Винокуров под фонограмму. Во время передачи у него выпал из рук смычок, он нагибается его поднять, а музыка продолжает звучать.

После написания музыки к документальным фильмам я решил себя попробовать в написании музыки к другим телефильмам. Это мне удалось. В 1980 году мне заказали музыку к очередному телефильму. За неделю я должен был написать для оркестра музыку, где кроме всего прочего, есть производственный двухминутный эпизод: цех завода с работающими станками. Понимая, что не успею, я позвонил своему другу – Владимиру Быстрякову. Он пианист, лауреат конкурса имени Бедржиха Сметаны. Проявил себя, как талантливый композитор. Это его песня «Куда уехал цирк» в исполнении Валерия Леонтьева, стала хитом. Попросил его написать музыку к этому эпизоду. Он согласился. Я ему заплатил гонорар за работу. Познакомил его с музыкальным редактором «Телефильма». Думаю, что это было для него очень полезным знакомством. Кроме огромного количества песен, он написал музыку к более, чем ста пятидесяти фильмам и телефильмам. Впоследствии стал ещё и писателем, автором юмористического цикла «Байки от Вовчика».

Одну очень смешную историю рассказывал мне. Это случилось, когда он работал аккомпаниатором у народного артиста Украины Константина Огневого. Однажды у них был концерт в Мариуполе. Перед концертом директор дворца культуры приказал уборщице протереть от пыли рояль. Она забыла, а когда начался концерт – вспомнила. Во время концерта появилась с оранжевой тряпкой (старые трусы) и стала вытирать рояль. Публика ржёт в отпаде. Огневой не может понять: «В чём дело?». Посмотрел на брюки – застёгнуты, замолк. Публика в истерике! Огневой и аккомпаниатор старуху не видят – она сзади рояля выполняла приказ директора, тщательно протирая ножки рояля. Затем она переместилась. Взяла за локоть Огневого, извинилась и продолжила вытирать рояль. Появившийся директор утащил старуху со сцены.

Недавно узнал, Владимир Быстряков не прогнулся перед бандеровской хунтой, не продался, как некоторые «гитарасты» типа Шилова. За свои критические высказывания в адрес организаторов «Евромайдана» и его последствий, был занесён в базу сайта «Миротворец».