Мучения в радости Тантала

 Мучения и радость Тантала.

1.
   Рассказать тебе, насколько там чудесно и сколь прекрасен тот город?
   Вот я вышел с маршрутки и, сделав глубокий вдох, мгновенно пропитался прохладой местного ветра, который гулял средь бетонных пятиэтажек. Минутой далее с головой нырнул в атмосферу хаотичного движения пьяных жителей... К счастью, нет, ничего подобного.
   Первым, что увидел — абсолютную безысходность. Люди путешествуют в поисках красот, неведомых доселе ощущений вольности, туда, где можно потеряться и не желать быть найденным. А в это место, пожалуй, приезжают почувствовать окружающую тебя пустоту. Город, в котором хочется ничего и летними днями негде гулять, а лунные ночи испорчены храпами курящих, стонами плодящихся, криками новорождённых.
   Я загадал поймать случайную прохожую, но чтобы она и не случайная, а та самая. Решил двигаться по главной дороге, вдруг повезёт. Спустя несколько часов меня охватило чувство собственного "отстоинства". Как его лечить, прекрасно знал: немного алкоголя, а потом ещё чуть-чуть. Поиски панацеи вели меня в центральную часть города. Начал воображать, как мчусь по этой дороге и не сворачиваю, ибо пока ехал, то мир настолько потерял краски, что серость стены “Центрального Универмага” выбрал первой целью разукрасить город. Набрал скорости, отстегнул ремень, вцепился в руль и...


2.
   Представь только: врезаться настолько оглушительно, что все заводы остановятся, дабы работники пошли шкрябать остатки тебя со стен. Работникам нравится, работники не улыбаются.

   В скором времени опустевший Город Печали начнёт пропаганду невиданных масштабов революции. В итоге преобразовав унылых жителей в полчище обезумевших и свободных в выборе плоскости, которую пожелают окрасить. Люди помчат со всей мощи. Утром пенсионеры прыгнут с крыш домов. На обеде дети, разогнавшись на велосипедах, скейтах и роликовых коньках, от разбитых голов оставят следы внутри садиков, школ и детских комнат. Вечером взрослые на машинах потрошат кости животных, передавят пожилых переживших падение, и поцелуют на полной скорости понравившийся фасад кляксой вдоль. Ночью оставшиеся в живых соберутся вместе и узорами разрисуют вены лезвиями от известных фирм. Тёплые брызги украсят ступени в подъездах, брызгами заденет соседские стены.

   Постепенно весь плачь города и стоны раненных умолкнут. Бодрыми проснутся лишь работники заводов. В этот день им поставят задачу приукрасить остатки горожан ради будущего режима. Подарить неудачникам при жизни смысл существования, а удачливым преподать урок бессмысленности борьбы. "Во славу вождя и светлого будущего великой нации", — им трубят в уши СМИ. Вот их свобода. Они в праве выбирать между жизнью среди рабочего класса или безработных мертвецов. Оплату за труд разделят на части и получат талоны на человеческое мясо в мешках. После революции этот хаос будут называть так: «Свободное искусство для свободного общества. Неокоммунизм с чисткой неугодных». Работникам не нравится, работники улыбаются.



3.
   Что же на счёт реальности происходящего?

   Попытки кого-то встретить не увенчались успехом, поэтому присесть, потосковать на центральной площади и спрятаться в капюшон толстовки от палящего солнца показалось приемлемо. «Не может же быть, чтобы это место настолько погружало в пессимизм?!» — подумал я и огляделся вокруг. Когда вернулся в себя, то заметил, что впереди суетились волонтёры. Они выдёргивали проросший меж бетонных плит сорняк, не оставляя никакого шанса природе нарушить баланс серости. Средь них отличалась девчонка, которая искренне улыбалась. Наверняка с ней было что-то не так. Скамью напротив тружеников, утончённым потоком рвотных масс дополнял, как мне казалось, бездомный, который вместо лица носит цирроз печени. Он пристально поглядел на меня и проблевался ещё раз. Из ниоткуда слетелись голуби на пир и танцевали свой танец, разнося его испражнения по всей площади. Какое всё же милое место. Здесь уж точно нет голодных птиц.

  — Эй! Эй, ты...! А знаешь… — прохрипел он в мою сторону, — здесь есть кое-что прекрасное, кое-что …кхе… что тебе будет по нраву...

   Казалось, он уже почти умер и спокойно ожидал последнего выдоха.

  — Да неужели? И что же это? — я взглянул в его слова с небольшим интересом.
  — Смотри… вон там, глубоко внутри… там, где заканчивается ничего… и берёт начало хоть что-то, — он указал пальцем меж моих рёбер, где постукивало сердце. — Слышишь его… кхе… кхе…? — он тяжело вздохнул.
  — Слышу. Что с того? — я на всякий случай проверил рукой в порядке ли мой пульс. — Говори уже, почти мертвяк!
  — Что ж… На фоне бесконечной бесцветности густых серых туч, оплакивающих былое, обосранных птицами памятников, куда ни глянь, …кхе… и остановок с чудесными моментами близости замёрзших бездомных — есть дверь ещё тобою не открыта. А за этой дверью живёт прекрасная сущность! —закончив говорить, он с улыбкой вылил из своей бутылки остатки алкоголя.
  — Сущность? Что ещё за сущность? — первыми мне вспоминались иллюстрации из книг с жуткими монстрами, привидениями и суккубами.
  — Её редко кто видел, а те, кто всё же сумел, обрели силу свободы и знаний мироздания. Одно известно точно: её называют ...!  КХЕ… КХУ… КХИ… Эээ… Ааааа... КХА… КХА…

   Он сильно закашлялся и чуть не задыхался, подавившись слюной. Из его рта вылетали странные звуки, схожие с теми, которые издаёт человек на...
   Вспомнил историю, приключившуюся с моим близким другом Далвом. Как-то он приехал в деревню навестить мачеху. Она была не сильно старше его и, пока его отец отбывал срок в тюрьме, он изредка помогал ей с тяжёлой физической работой по дому и с воспитанием его сводного брата. В тот день, отец позвонил ему и попросил приехать, дабы проверить всё ли в порядке, потому что мачеха не выходила на связь. Было уже около девятнадцати часов вечера, когда Далво стоял у двора её частного дома. Замок на воротах был закрыт изнутри. Он перелез через забор, подошёл к входной двери и увидел в замочной скважине сломанный ключ. Дверь была заперта. Постучал в окно и почти мгновенно там выпрыгнул мелкий сводный брат, который выглядел напуганным. Друг прокричал: «Где мама???» Малый не знал. Лишь рассказал, что она ушла рано-утром и заперла его. Забрала телефон, оставила кошелёк и ключи от машины. Мой друг решил обойти дом и посмотреть, быть может, она в гараже или работает в огороде, пока ещё не совсем темно. Когда проходил за угол дома, то боковым зрением обратил внимание на силуэт в метрах пятнадцати слева от него. Кто-то неподвижно стоял у основания огромного старого грецкого ореха. Он подошёл поближе и увидел мачеху. В нескольких сантиметрах от почвы неспеша колыхались босые ноги. Чем выше он подымал взгляд, тем больше нарастал страх. В какой-то момент он наткнулся на её глаза. Они смотрели на него. От страха он оцепенел. Казалось, её бледно-синие губы сейчас зашевелятся. Её тело медленно подбиралось поближе. Она всё приближалась к нему, когда внезапно прогремел хруст ветки. Её тело наклонилось в его сторону. От неожиданности он оступился и упал на спину. Она повисла над ним впритык. Лицо к лицу. Глаза в глаза. Руки свисали словно упрашивая на последние объятья. Она была мертва, однозначно.



4.
   В это же время, пока я предавался воспоминаниям, неизвестный на скамье, отключился, и я предположил, что он умер. Около минуты он сидел, опустивши голову, а вокруг него собирались голуби. «Готовятся употреблять свежую блевотную порцию, судя по всему», — я решил понаблюдать за птицами и попытаться понять, почему они довольствуются объедками на полу, имея возможность летать в небе. Мой интерес дослушать историю этого мертвеца до конца удерживал от ухода из этой глуши обратно на поиски чего-то существенного. Я решил ждать.

   Прошло приблизительно полчаса, когда мы снова продолжили диалог. Сначала он сплюнул вязкую жидкость коричневого цвета. Далее были остатки гнилых фруктов, недавнего красного вина, жвачек, скорлупы от семечек, хлебных крох и купу остального, что ни в какую категорию сортировки не подходило. После он резко поднял руку и прогнал птиц от своей порции. Достал небольшой пакет, опустился на колени и сел ужинать. Я удивился, где же он так хорошо питается, но поинтересовался о другом:


  — Как же её называют, господин… А как Вас зовут? — мне казалось, что я прошёл пробы на роль последнего собеседника для этого человека. Либо он поведает мне важную тайну жизни, либо привнесёт полный бред, либо научит по отдельности доставать продукты из желудка. Может, это одно и то же.
  — Тантал. Зови меня Тантал… А твоё имя, мой друг, как вымолвить? — он прекратил кушать и взглянул мне прямо в глаза.
  — Что за дивное имя? Слишком уж замысловато для жаждущего бездомного, — я уже слышал где-то это, но не мог вспомнить откуда… — Анро. Рад знакомству. Так что обозначает ваше имя, расскажете?


   Он проигнорировал мой вопрос. Вторую попытку разузнать больше он тоже пропустил мимо ушей. Третья, четвёртая, он словно не слышал меня. Я замолчал, а он продолжил:

  — А называют её, сущность всеми желанную, мой юный друг — "Счастьем". Всё предельно банально…


   Вдруг его глаза потускнели, и я увидел в них всё то, что он потерял, всё то, что и я пропустил мимо. Я пошатнулся и чуть не упал со скамьи к нему за накрытый стол. Господи, сколько же я упустил шансов его обрести. Моя первая влюблённость с соседней парты. Лучший друг, который не исчез в далёкие края. Семья, которая мною гордится во время получения красного диплома. Я, который наконец-то реализовал свою мечту творить литературные шедевры. Рождение родной сестры после маминых 40. Успех в любых моих начинаниях, если бы не ленился. Как… Как же мне это теперь…?


   — Счастьем??? Счастья не существует! Это выдумки! Лишь слово. Фикция! Иллюзия для фальшивого смысла существования, — возражал я с осадком на душе. Зря только потерял драгоценное время на этого гнилого старика.
  — Существует! Я тебе докажу, — он резко поднялся на ноги и подошёл ко мне в плотную, — говорят, если оно тебе улыбается, то сводит с ума. Вижу, что твоё прячется совсем рядом. По ту сторону полосатого пледа из зебры на асфальте. Оно… кхе-кхе… бежит от прикосновений и взора недостойных. Это… Девушка… Берегись! Покуда решишь приблизиться — укусит, сожрёт и станешь жертвой на страницах местной газеты!



5.
   Больше он не заговорил. Замер с лёгкой улыбкой на лице и с чувством выполненного долга. Мне необходимо было присесть подумать. Сел подле него. Проверил его шею на наличие жизни. Ничего не ощутил. Запястья тоже не реагировали. Спустя время сидеть стало неудобно — пришлось думать на ходу. После нескольких часов, я размышлял, ожидая очереди в очередь за очередью талантов — мне достался «Ощущать». Затем подумал, подкуривая сигарету, вторую, третью…

   А в это же время трубы заводов пыхтели ради блага задниц живых, вспаривая ядовитым смогом ненужных, которые требуют жизни, а я всё думал. Шли дни, шли недели, помчались со всей дури месяцы. Быстротечно терял силы мыслить. Надоело жить лишь в голове. Устал от уединения и выбора между сгореть ярко или угасать напротив:
«Я направляюсь к те…!»

  — Молодой человек! Вам уступить место на моей скамье? — перебил мою мысль уже некогда знакомый голос.   

   Справа от меня на том же месте я увидел Тантала. Я подошёл ближе, ведь что-то с ним было не так. В этот раз он выглядел молодым и совершенно здоровым. Опрятно одетый, идеально выбрит, с папкой в руках и без бутылки. Он с ухмылкой приветливо светил зубами в ответ моему удивлению, будто мы давние друзья.

  — Но ведь там же окрашено. Вы не заметили? — провёл пальцем по свежей краске и указал на табличку с истёкшим сроком сухости. — Как Вы, как… Вы разве не умерли? Что всё это значит?
  — Давно не виделись, мой юный друг. Полагаю, ты всё ещё не нашёл то, ради чего тогда приехал, не так ли? Ты только что использовал мою подсказку и решил следовать туда, куда я указывал. Ты обязательно найдёшь желанное, но есть несколько нюансов, — его тонкое лицо на этой довольной роже выглядело противней циррозной морды. — Будь добр, садись на скамью напротив.

   Я был в растерянности от увиденного и уже окрашен свежей краской, хотя даже не присел. Нарастало беспокойство и дискомфорт с такой мощностью как, когда поймали в детстве на краже сигарет и их курении.

  — Слушай меня очень внимательно, Анро. Отныне твой черёд называться Танталом. Я передал тебе всё, что требовалось от меня, дабы закончить эти мучения. Твой отказ уже невозможен.
   — О чём речь? Кто ты такой? Какие мучения?
   — Помолчи и послушай, счастливчик, — он достал документ и зачитал:
  «Условия выполнения мучений Тантала» для Анро Танталы. Дабы избавиться от мук Тантала и продолжить человеческую жизнь необходимо одновременное выполнение всех условий:
- кормление птиц внутри зоны;
- получение знаний только у незнакомых личностей;
- обязательное понимание самого заветного желания личности;
- информация о имени «Тантал», условиях жизни, клейма и прочего касающегося контракта, к распространению запрещена;
- точное имя, точный цвет глаз и обязательный тактильный контакт с личностью в течении 10 секунд для передачи метки;
- не пытайтесь выходить из обозначенной зоны во избежание увечий, травм, смерти.»
   Он отставил документ, пустил слезу на прощание и начал собираться:

   — Что ж, основную информацию я тебе поведал. Остальное узнаешь на практике. Времени у тебя будет много, — он продолжал улыбаться, а мне хотелось выбить его зубы. — У меня ушло 30 лет в этом тухлом городе, где каждый знает, что тут происходит, чтобы суметь наконец-то отсюда выбраться. Это они так развлекаются с приезжими, представляешь? Говорят таких мест много в этих краях, и они делают ставки. Загрызут ли дикие звери, будет ли кушать собственные дерьмо, совершит ли самоубийство… В общем, я запоминал каждого увиденного в лицо, дабы теперь отомстить.

  — Это же просто смешно?! Ты нагло меня использовал! Ты… Ты…! Я не собираюсь слушать или верить в эту хренотень, что ты тут зачитывал. Это невозможно и никакого клейма никто мне не поставил, ведь ты меня даже не касался. Или… Это же я тебя коснулся, проверяя твой хренов пульс!

   Я мощно плюнул ему в лицо и сделал не больше двадцати пяти шагов от зоны у скамьи. Внезапно резко ощутил боль, казалось, каждой клеткой. Меня пронизывали острые лезвия изнутри. Тело парализовало, и я свалился, разбив лоб. От вибраций, прошивающих во мне дыры иглами насквозь, я сходил под себя.
  «Н-н-нужно пол-л... Ползти обратн-но в з-з..ону! Быстрее! Ты не умрёшь в мучениях! Там, где-то ждёт твоё Счастье. Совсем рядом. Тебе, видно, просто не повезло…. Ползи, т-т-т..варь! Я убью этого гандона! С-сука…», — я мог думать лишь о желании жить и не подавиться кровью. Успевал выплёвывать изо рта и носа фрагменты себя, пока полз по раскалённому асфальту. Следующим во мне вывернуло наизнанку внутренности. Всё съеденное за сутки оказалось на квадратных плитках с широкими стыками для сорняков.
   «Вот я уже и удобряю свой участок. Ещё рывок и… Да…! Я выживу, я… Сейчас отключусь…» — продолжал мычать от боли и свернулся в тёплый клубок мокрых штанин.

  «Тебе необходимо обратно в зону, иначе ты погибнешь, друг», — он наблюдал. Получал эстетическое удовольствие от страданий наивного меня.

    Когда мир почти ушёл во мрак, и я мысленно попрощался с родными, мудак аккуратно достал бумаги для подписи, оставил небольшой пакет с продуктами, воду, спиртное, часы, деньги и журнал с девушками. Затем подошёл к моему телу, подтащил в безопасную зону и усадил полуживым на скамью.   

   — А… Гафьфе фы фе фо… Фыфаь… Фя, — мой язык очень опух, как и горло, и живот, и остальное, что необходимо для того, дабы разбить ему лицо, вырвать глазные яблоки и насрать туда. Стало трудно дышать. Сейчас бы сигарету.



6.
   Урод преподнёс к моему лицу бумагу с написанным контрактом подтверждения передачи обязанностей, и вежливо попросил моей подписи всё так же довольно улыбаясь свободе:

   «Раны быстро заживут, не переживай. Через неделю сможешь даже передёрнуть в дупле вон того дерева. Это мой тебе подарок. А теперь подпиши здесь и вот здесь. Пишешь «Господин Анро Тантал», — он протянул мне ручку и лист.
   Они были сильно заляпаны кровавыми пятнами. Видимо, со времён его сомнений в клеймо и мучения.

  — Афро…. Фё фя Афро… А фы, фуа!

   Я совсем ничего не смог противопоставить, кроме лишь мысли: «Можешь себе в жопу всё это формальное представление впихнуть и подавать себе на тарелку. Ничего не собираюсь подписывать». Поднял с последних сил средний палец и попытался плюнуть в его сторону, но слюна повисла и развивалась по ветру изо рта словно флагшток. Наверняка выглядел точно так же беззащитно и ущербно, когда рождался на свет. Если бы в этот миг мне предстоял выбор, где можно оказаться в прошлом, то однозначно осел бы внутри презерватива.

   Гнида улыбался во весь рот и громко смеялся. Его явно радовали мои поражения. Я медленно пытался подняться на ноги, пока он складывал все пожитки обратно в пакет:

   «Раз ты не хочешь слушаться меня, то на этом всё. Прощай, счастливчик! — он развернулся и неспешно направился в противоположную сторону.
   А, сделав несколько шагов от безопасных границ зоны, язвительно добавил:

   — Удачной службы и не забывай кормить птиц! Да, кстати, подпись была необходима тебе для поставок свежих продуктов раз в 2 недели! Ха-ха. Забавно ведь, да?
  — Фто? Кхак ты фкасал? Фтой! Я фоклафен бодпифать, я… Фтой, суфа! Не брофай феня фдефь!!!


 




© Анро Хельма