Радик

   Я не помню точно, когда познакомился с Радиком (Радием Николаевичем Гуржи). Теоретически это могло быть в 1949 году, когда я поступил на физмат факультет Харьковского университета.  Тогда университет носил имя А.М.Горького. Имя Горького носил и Парк К. и О., или просто Парк. Эти буквы еще висели над колоннами у главного входа. Их то срывали, то вновь восстанавливали сменяющие друг друга городские власти. Сейчас (2011 г.) воздвигается целый забор из камней. За ними маячила тощая фигурка писателя, никогда в Харькове, по-моему, не бывавшего. Но припаянного советской властью к понятию культура (в её понимании) и почему–то еще к отдыху. Может быть потому, что писатель сбежал от советской культуры и отдыхал от нее на Капри. Но советская новая власть вообще убрала несоразмерную новой культуре фигуру писателя. Теперь там просто клумба (впоследствии посреди клумбы появилась белочка). А через дорогу сиротливо возвышается бюст Макаренко, явно дожидающегося своей очереди (его давно уже нет на старом месте, 2019г.). Одна из колонн прежнего входа в Парк возвышается с надписью как реликвия у частного парка Жуки, включающего пруд с платной рыбалкой на окраине города. Впрочем, эта окраина приобретает черты элитного сеттльмента с дачами и дворами, достойными какой-нибудь европейской страны.
 
Познакомиться мы могли на каком-нибудь факультетском мероприятии – комсомольском собрании (хотя Радик, кажется, не состоял в комсомоле) или факультетском вечере (например, встреча с преподавателями, были и такие…). Могли познакомиться на физическом семинаре, который вел Игорь Гришаев. Могли – на занятиях туристской секции. Эта секция собирала большое количество любителей прогулок, мечтавших о серьезных походах. Старенький руководитель водил нас по рекам и озёрам Харьковской области. И мы пыхтели с рюкзаками, устраивали биваки, плавали и распевали глупые-преглупые песни. Вообще же от легковесной общественной жизни Радик был далёк, на его курсе (на два года старше, чем мой) Радика называли сайнтификус. Он вошел в мою жизнь значительно позже и стал одним из очень близких мне людей. Одно время мы сотрудничали, у нас есть неплохая работа по второму звуку в металлах и полупроводниках, впрочем, так пока и не обнаруженному. У него я впервые узнал, как устроены интегралы столкновений квазичастиц, что в дальнейшем сослужило мне добрую службу при занятиях спектрами, в основном, турбулентности. Но главное – это была жизнь вне города – на берегу реки, с рюкзаками, с байдаркой или без, в лесу, на лыжах зимой, при ловле рыбы, в чем Радик был мастер, раков (он не очень любил плавать, как вообще не любил «праздные» занятия, но за раками нырял мастерски, отважно, лез к ним в норы, выбрасывая на берег, и опять кувыркался в воду). Вообще он многое умел, я иногда попадал впросак, этому даже посвящена песенка, подписанная Гуржи, хотя написал ее Володя Рублинецкий: «Я ужасный К., я держалку потерял…». Пелась она на мотив Бетховенского финала девятой симфонии – ныне - европейского гимна. Держалка для сковородки при готовке на костре была предметом важным. Так что грех это (в большом походе вдали от цивилизации) значительный. Но, честно, я не помню, чтобы терял эту злосчастную держалку, хотя многие другие грехи свои помню хорошо. Так, Радик ставил перемёт и с лодки подал мне один конец лёски, на которую он с лодки цеплял поводки. Когда он закончил их цеплять, он крикнул мне: «Всё!». И тут я почему-то отпустил свой край, лёска ушла в воду, и всё пришлось начинать сначала. Когда мы в Саянах поплыли на плоту первый раз по мощной горной реке из-за сильного течения не удавалось причалить к берегу. Наш начальник Саша Каширин велел мне прыгнуть на берег с бухтой троса и пришвартоваться, а я замешкался. Тогда Радик выскочил вместо меня и зацепил нас за какой-то камень. Всё прошло успешно (это был первый день сплава, всё было внове). Радик вообще был очень ловок, он прекрасно катался на лыжах, особенно с горок. На Урале в Коуровских школах мы часто ездили вместе и я мог хорошо это оценить. То ли слабое зрение, благодаря чему он многое мог не замечать, безразличие ко многим условностям, то ли то, что при всей своей самоуглублённости он обладал как практическим смыслом и умением, так и очевидной наивностью, выделяли Радика среди окружающих. Эти черты характера, при всём при том, делали Радика предметом шуточек, которые к нему прилипали, как ни к кому другому. Например, с Малешей (Володей Малеевым) они долго выясняли  как–то, кто старше, и это воплотилось в грубоватую поговорку «Кто хрычее – Гуржи или Малеев?»

В Саянском походе застрелили медведя (это отдельная история). Радик уверенно распотрошил тушу, достал печень, которую мы и сварили на торжественный ужин. Когда его спросили, где он научился потрошить медведей, Радик ответил, что у них когда-то были кролики, что вызвало полный восторг окружающих и долго ему припоминалось. Сырые яйца надбивал с двух сторон, закрывая одну выпивал с другой. Такой же фокус попытался проделать с банкой сгущёнки в полном автобусе...

   Язык, речь Радика были полны неожидаемых сочетаний научного и бытового лексикона и часто цитировалась друзьями. Так, рассказывая о ранней весне на лесной реке, он употребил оксюморон «порядка 9 ежей» (которые сидели в какой-то ямке). Среди подвигов Радика числится и тавромахия. Однажды утром на полянку, где расположился наш палаточный лагерь, забрел бык. Вид у него был устрашающий. На губах пена, в носу кольцо. Бык был чем-то недоволен и копытом рыл землю. Все разбежались, попрятались за деревья. В это время Радик, который умывался у ручья, поднялся по тропинке на поляну. Он был без очков, поэтому быка принял за корову, подошёл к нему, взял за кольцо и увёл с поляны. Бык послушно повиновался. Когда все выползли  из укрытий, Радик как бы оправдываясь, сказал, что он немного удивился, почему это у коровы в носу кольцо.

   Для Радика была характерна уверенность в правоте логических построений. Иногда, впрочем, он ошибался при этом. Так, на свой день рождения в далёком саянском походе взялся разрезать торт из печенья со сгущёнкой, специально хранимых для этого случая. Перед этим дежурный сомневался, как ровно разрезать его на 9 частей. Радик бодро провел два крестовых разреза как на Юнион Джек… и остался без порции торта. Всё «отделили» имениннику по кусочку.
   Свои работы, часто выполненные с помощью весьма сложной математики, Радик тоже доводил до очевидных логических объяснений. Ему принадлежит ряд очень нетривиальных результатов в квантовой оптике металлов, уравнение, носящее его имя, гидродинамика фононов (и электронов) в чистых металлах при низких температурах и многое другое. Последние годы он с молодыми сотрудниками занимался т.н. «спинтроникой», где спиновые эффекты и проводимость электронов влияли друг на друга. Всё, чем они занимались, было ориентировано на экспериментально наблюдаемые эффекты. Связь с немецкими лабораториями позволила ему поездить по Европе и многое повидать. Но подлинной его страстью оставались путешествия  на Север, к безбрежным просторам морей, озёр, мхам и болотам тундры, облакам и закатам. Впрочем, в отличие от Виташи Пустовалова, который путешествуя всегда пытался запечатлеть то, что видел (сначала на фото, потом посредством кино и видео), а затем показать это, впечатления Радика остались вещью в себе.
Последние годы Радик заинтересовался судьбами греков в России и Советском Союзе. Периодические преследования обрушивались на них, скорее, локально. В отличие от евреев. Были периоды арестов, выселения из приморских городов и т.п. Тем не менее, национальность «грек» в 5-й графе еще не означала какой-то 2-й сорт или что-то подозрительное. Но людям, испытавшим на себе прелести революционного «правосудия» за то, что они греки, от этого было не легче.

Отец Радика тоже, но, к счастью, не надолго, был арестован во время одной из таких компаний. Удивительно, но после присоединения Крыма к Российской империи греки, как и многие другие «немусульманские» народы, были переселены из Крыма на северное побережье Азовского моря, дав начало росту таких городов как Мариуполь. Руководил этой почетной миссией сам А.В.Суворов (данные получены мной у крымского этнографа, который «по совместительству» оказался антисемитом и утверждал, что татар в СССР выселили из Крыма, чтобы поселить там евреев. Никакие возражения и факты не могли поколебать его уверенность в этом, что, впрочем, типично для любых фобий).

В Российской империи евреи преследовались за нехристианское вероисповедание. Те, кто крестился, по крайней мере формально, получали равные права. (СССР произвёл существенные изменения в отношении к национальному вопросу, отбросив вероисповедание как ненужное излишество). Но ведь греки были что ни на есть первейшие христиане, от которых черпанули святой премудрости сами христиане! Я не помню, успел ли поделиться с Радиком «новостью» о подробностях выселения греков из Крыма. У Ариадны Громовой есть маленькое сочинение «Греки». Текст очень прост: «Греки, греки, греки. …» и так без конца. Конечно, Громова никаких греков ввиду не имела.

Удивительно, но в эпоху расслоения нашего общества, по политическим (партийным) пристрастиям, Радик скорее примыкал к «оранжевым». Впрочем, за этой «партийностью» в нашем кругу (не только у Радика) стояли случайные обстоятельства, часто личные интересы, отношения, ибо ни на что более серьезное они опираться не могли.

Целую полосу в жизни Радика заняло его сотрудничество с Витей Цукерником, а также беседы с Мусиком Кагановым, с Аликом Косевичем, и вообще, пребывание в отделе И.М.Л.  (Ильи Михайловича Лифшица, в обиходе Ильмеха). Так же, как и до этого, его аспирантура в Москве в ФИАН’е. Я знаю об этом раннем московском периоде очень мало, кроме совета В.Л.Гинзбурга, что Радику следует заниматься задачами не абстрактно-теоретическими, а более прикладными, связанными с экспериментом, чему он и последовал.

Благодаря Радику я впервые оказался в серьёзном горно-таёжном походе. После чего ходил с ним в пешие или пешеходно-водные походы много раз. Водным в них был выход из тайги на плотах, а один раз по опасной порожистой реке Казыру на (дырявой) лодке. Это действительно были замечательные путешествия, очень популярные в те годы среди молодежи. Перед этим – переход вдоль его притока Кизира от пика Грандиозный. Пришлось идти без битой тропы по полтора километра в день вместо пятнадцати. Нависла угроза голода. Сны с едой, которые независимо начали сниться всем участникам похода, но которую никто во сне так и не попробовал. Помню, как нам встретилась громадная берёза, упавшая и вся заросшая грибами-опёнками. Сварили без соли, которой не было, но съели всё, до последнего грибочка.
*** Когда-нибудь я подробно опишу Саяны, а пока что -- фрагменты, как отдельные фото: наши походы к Медвежьему озеру, месяц пути по ненаселёнке (половину пути с вьючными оленями), медведи, охотничья избушка, обсуждение охоты на медведя («а на тигра?») с её постояльцами, знакомство с геологами, «салик», т.е маленький плотик, на котором сплавлялись с хозяевами избушки. Стояли по щиколотку в воде. С нами была 90-кг лайка, грозная и громадная. Про неё рассказали историю, когда она не подпускала к сгруженным вещам никого из экспедиции несколько дней, пока не вернулся её отлучившийся хозяин. Сплав по Кану в следующем походе уже на настоящем большом плоту, который сами «срубили». Канск и плитки одних и тех же конфет-ирисок у всех участников, впервые оказавшихся «в цивилизации» после окончания похода. Это уже был поход с вьючными лошадьми, которых нам ссудили знакомые геологи. Перед этим плыли вверх по Кану на долблёнках. Ящик с водкой и провожающая девочка, допивающая капли из бутылки. «Тунеядцы», которых в те годы отправляли на перевоспитание в глухомань. Летучая мышь, залетевшая к нам в гости в домик перед отплытием. Путь к озеру. След (медведя и босого человека) на песке у ручейка, впадающего в озеро - незаснятый кадр, о котором сожалею до сих пор. Рыбалка с Радиком на противоположном берегу. Первый озерный хариус (я его поймал, опровергнув тем самым гипотезу, что если водятся рачки-бокоплавы, то рыбы быть не может). Объедаловка хариусами. В первом походе – варили медвежатину всю ночь на брошенных золотых приисках. Рацион – сухари и сало. Перед этим – путь с лошадьми. Мой конь «Патрон», красавец с белой звёздочкой на лбу. Проводник с контрактурой после таёжного энцефалита был живым примером реальной опасности. Проходили мимо брошенных со времён войны из-за мобилизации и энцефалита золотых приисков («Го-релое Куйё»), осматривали друг друга на каждом привале на предмет клещей.
Вспоминается первый поход – олени, медведь в окуляре бинокля, подъем к нему – двое с ружьями, я с фотоаппаратом, ружьё Радика заряженное – всё время в мою сторону. Лайка – увязалась за хозяином, прогнать невозможно. Высокотравье – подняла медведя, возле скал (было видно в бинокль) моталась как подвешенная на маятнике, пока он не вскарабкался на скалы. Физическая подготовка – 120 приседаний каждое утро в тамбуре поезда, 10 на одной ноге. На остановках – прыгали с рельса на рельсу. В итоге я немного растянул голеностоп. Радик прыгал очень ловко. Альбомы с фотографиями как скриншоты.
 
Тувинский поход. Озёра без рыбы и с рыбой. Стайка непуганых карасей. Выбираешь, кому под нос поднести червяка на крючке. Червяк – сокровище. Чтобы найти его, нужно перерыть пол-тайги.
 
Хамсара – 3х-недельное сидение в посёлке, где перед этим прошёл снег и размок небольшой аэродром. Кругом болота, так что это не удивительно. Тайга после снегопада: цвета берёзок (золото!) и ягодников (буряковые стволы кустов и синий от ягод верх) среди зелени елей. Тетерев выпорхнул и чуть не сбил меня с ног. Рыбак, с которым познакомились на подходах к посёлку, и его семья. Он ездил в Москву выступать в самодеятельности. Ценит свободу. Говорит, что в городе жить бы не смог. Местные тувинцы. Одного называют «министром иностранных дел» бывшего правительства. Ходил к нему в гости («Бери бытылка – приходи. Нет, два бутылка»). В гостях обсуждалось, стоит ли и на кого бросать атомную бомбу. Хозяева сошлись на том, что лучше на Москву. В магазине (снабжается по воздуху, нет полётов – нет продуктов) -- китовое мясо с горохом. Два сорта «вина»: водка (скоро кончилась) и портвейн («партейное»). Когда всё закончилось, вернувшиеся из тайги охотники брали «Евгения Онегина» и «Пиковую даму». Радиотелеграммы «Не ешь немытых фруктов и не пей сырого молока!» от мамы. Всё объявляется вслух при стечении народа, который всё прибывает в надежде улететь. Привозят детей, чтобы отправить в интернаты. Потом оказалось, что на хребте Обручева разбился самолёт, его искали.

   Радик - деловитый и успешный рыболов. С плота подцепил на блесну тайменя. Это рыбина длиной не меньше метра, очень мощная. Подтянул к плоту. Бегает, переступая через греби, через вещи по периметру плота. За ним Каширин с ружьём. Выстрелил «жаканом», оглушил, втащили «на борт». Впрочем, отчасти всё это отражено в альбомах и слайдах наших походов. А вот северные экспедиции Радика в значительной мере нам неизвестны.

Приведу некоторые высказывания Радика.
   После войны в семье Радика ловили и ели лягушек. По вкусу, по его словам, напоминает куриное мясо.
   У ребенка высокая температура. Радик комментирует: это потому что у него маленькая теплоёмкость.
   Плывём на байдарке и обсуждаем, где больше сопротивление движению – на глубине в сравнении с длиной возбуждаемой волны или на мели возле берега.
   Следит за облаками. При появлении перистых облаков уверенно предсказывает перемену погоды.
   Привёз домой из похода шкуру оленя. Маленький Валик Гуржи в садике хвастается «А у нас дома шкура Ленина лежит».
   «Слава Радику!» – возглас уже не имевший к Радику прямого отношения.
   «Группа на грани голода» – одно из изречений, вошедших в фольклор Поптуриздата – нашей не вполне туристской компании.
 
Радик был полон творческой энергии и физических сил, которых могло бы хватить на долгие годы. Трагические события в семье, смерть сына, по-видимому, роковым образом отразилась на его здоровье и увели его от нас.
Радика нам будет не хватать всю оставшуюся жизнь.

Тайга навевает прощальные строки:
..И когда я опять окажусь среди гор,
Ты протянешь навстречу мне мохнатые лапы
И под ноги расстелешь свой персидский ковёр…