Часть 4. Ночью на Обоз

(Нескончаемое лето в Красной 2019)
Предыдущее:http://www.proza.ru/2019/09/14/881

          Август. Ночь. Темно. Пробираюсь на Обоз. Фонарик не включаю, на ощупь иду, по памяти, чтобы никто не увидел, что я на Обоз зачастил по старой памяти: по несколько раз на дню хожу, и вот ночью приспичило, по девкам. Дождик идёт-капает, но сигнальный плащ с капюшоном не одел, лучше промокнуть, чем на язык попасться. Одел сапоги, чтобы и лужи ходом прошмыгивать, а не обходить их мимо зашторенных окон с наблюдательными «бойницами». Повторяю: темно, если не сказать, что кромешная темень-тьма. И только подумалось, что проскочил, как вдруг окрик:
          – Пьянь, иди-ко сюда!
          Я насторожился, встал как в копанный, думаю, может быть, это все-таки не ко мне так «ласково» обращаются?! вроде бы в «пьяных оргиях» не замечен, не был, не участвовал. По сторонам посмотрел, сколько слепое зрение позволяет, осмотрелся – никого.
          – Во-де я. Чо головой крутишь. Ночную черёмуху ем. Ворую, вроде как. Сам у себя, правда. Но ворованная всё равно скуснее. Как ворованный горох… или репа. Иди, вместе поворуем, – не выплёвывая черёмухи изо рта, «палил» меня В.С. на всю деревню словно командами на параде: с паузами, громко, чётко, со смыслом, каждое слово. – Ты репу или горох по огородам тырил ли? Да не сейчас, не взрослым. Взрослым-то ты что-нибудь посерьёзнее тыришь. Газ, может быть, или нефть к рукам прибираешь. Мы ведь не знаем. Я про детство спрашиваю, в детстве-то опустошал закрома родины? < … > А кто тогда у Райки Рупасихи весь лук повыдергал после танцев? < … > Да, кто, кроме тебя, мог? Она всю ночь не спала, караулила, думала, что справилась с задачей; а утром пошла на обход, а там от «изнывающих, колосящихся налитых рожью нив» только перепаханное немецкими танками поле под озимые маячит. Ладно бы съели, дак нет, на видное место на Разводе выложили, перо к перу, луковица к луковице вместе с землёй на лавочку. Она как увидела твои хулиганства, воздушной сиреной взвыла, заверещала, вой на всю Красную как перед атомным взрывом подняла, пораньше всех петухов разбудила, и «скотообразие» самое мягкое слово было в твой адрес. < … > Вот ты смешной человек. Как ты тут не причём? На танцах ты же играл? Ты. Перестал играть ты? Ты. Танцы закончились? Закончились. А лук сразу после танцев свиснули, когда ты играть перестал. Значит – это ты и был, и не отпирайся. Сейчас уж за давностью лет хоть признайся, душу облегчи, да и нам полегче будет, что ты тоже по огородам ползал-промышлял… Даже Виктор Егорович и тот огородами не брезговал. Тогда-то он ещё, правда, Виктором Егоровичем не был. Как бы был, но так его ещё тогда никто не звал. Был просто: Витька-лётчик. Как ты Черня, как я Стасик, как кто-то Комиссаром был, Карателем назывался, Джигитом, Танкистом, Боцманом… да всех и не перечислишь, Перья ещё кого-то звали. Он парнем-то был крутой, Виктор Егорович, взбитый как сливки, Шварценеггер и Сталлоне потом, глядя на него, бодибилдингом и занялись. Он весь был прокачен, до запятой, каждая мышца. Он у нас физру вёл и на лежачей на полу табуретке, как на брусьях, стойку делал и свечкой стоял не шелохнувшись на одной руке; как гимнасты на соревнованиях в стойку выходил, на международных соревнованиях, не на простых: красиво и чисто, и на одной руке застывал… Ты тоже его наблюдал? Вот таким он и был. А лётчиком звали, знаешь почто? потому что он на самой высокой сосне у Овощехранилища наблюдательную вышку оборудовал. А знаешь ли зачем? Затем, чтобы аэродром видеть раньше, чем Ванька Курикайко на своей скамейке. Ванька же на лавочке возле реки под аэродромом пассажиров встречал, а он прямо на аэродром смотрит, в иллюминаторы заглядывает и дверь Ан-2 «открывает». Ан-2 ещё не сел, а он уж всех высмотрел… Сосна высоченная, на пригорке стоит, а он железнодорожные костыли до самой вершины заколотил, будто винтовая лестница получилась, и без страховки по ней, как матросы по реям, ползал. Самолёт летит, а он уже на сосне и ему платком машет. Не самолёту, конечно, самолёту хоть маши, хоть не маши, ничего не понимает, а пилотам или пассажирам с сосны размахивал, Валентине Павловне, например, когда она ещё в девках ходила, махал. Потом-то они поженились, ну, ты знаешь сам, что поженились и что дети у них пошли, тоже знаешь… О чём это я? О том ты знаешь.., об этом тоже знаешь… Вспомнил, я о горошке и морковке с репкой тебе рассказываю. Так вот. Собрал Виктор Егорович свою банду, так сказать, тоже, как и ты, после танцев, и заявляет перед всеми, что знает, где спелый горох нарос, и морковь с репой дошли до нужных размеров и сладостной «консистентности». И, главное, от клуба не далеко, совсем рядом, в шаговой доступности, можно сказать. Пока сыр да бор, пока девки от клуба до моста шли, они грядочки-то и подмяли под себя, всё опустошили до последнего гнёздышка. Прямо в реке репу помыли с морковкой и девчонок на мосту угощали, чем произвели на них громаднейшее впечатление, а когда горохом поделились, вообще у девчонок голову снёсло от их щедрости – процеловались на мосту до утра… Ты-то на мосту ведь тоже целовался, и не с одной, может быть, а сразу с двумя?! Вот и он сразу с тремя обнимался всю ночь и всё с молоденькими учителями. Мышцы горным тибетским рельефом, торс равнобедренным треугольником – нарасхват, одним словом, у училок был. Утром тётя Саня, мать Виктора Егоровича, будит его на прополку огорода. А куда ему вставать, если он только лишь с мостовых гулянок пришёл и только-только подушки коснулся – голова любви полная, не подъёмная. Сходи, говорит он, мама до огорода, а я тебя догоню… Не успел он ещё и глаза протереть, как мать, словно осой ужаленная, бежит с ремнём обратно вся в криках: «Какая скотина весь огород унесла?! И я по следам узнала какая…» Вот так весь годовой запас корнеплодной продукции красновская молодёжь за ночь безболезненно уничтожила в одном отдельно взятом огороде…
          – А ты чо крадёшься? – продолжает В.С., не прекращая тырить у себя черёмуху. – Не крадись! Я ведь знаю, что ты к нашим пробираешься, в мой гаремный огород курочек пошёл топтать. И смотри, я даже не ревную и не запрещаю: весь Обоз для тебя племенного открыт, до самой Беламенской, да до самой Коды открыт… Иди! Никто не запрещает. Девок-то на Обозе всё равно нет. Они все к тебе ушли. В гости… Вот ты ещё с ума от гостей не сошёл? – выплюнул наконец-то В.С. ягоды. – Я же за тебя волнуюсь, тебя и беспокоить боюсь, в гости не хожу, даже свой коньяк и кофе, которые ты для меня привёз, не пил, а твоим бесконечным гостям оставил, презентовал, чтобы Лена потом мне предъявы не выкатила, что споил её мужика. Выпили ли? Выпили наверно, Петрович от тебя мимо меня каждый вечер линкором проплывает и мне докладывает: «Черня в умат». Значит, от моего коньяка с кофеем, не иначе. Каждый день ходит, и каждый день докладывает: «Снова в умат». Мы уже с ним даже имя твоё не произносим: я ему: «в умат?!», он мне: «в умат!», если говорить ещё может. А если не может, так головой мне как бычок мотнёт до самой земли, что мол, ты совсем никакушенький в умат. Поначалу я спрашивал с кем? а потом, когда Обоз девками наполнился, и не спрашиваю: знаю, что опять с нашими гарцуешь на переходах с перекрёстками. То по одной, то в кучу их на вечеринку соберёшь. Ишко сколько девок не занятых у нас! и Наташка, и Нинка, и Галька, и Ленка незанятая приехала, бабу-Лизу не беру в расчёт, хотя ты и до неё ходишь... Теперь-то понятно, что уже не свободны, что заняты, тобой все заняты! а до тебя-то все не заняты были. Вона жёнку мою ещё бери, занимай, тоже ничем не занятая по дому ходит тапки снашивает. Чо вы там делаете? ведь, не только лясы точите, может, секту основали, может партию, может быть, и службы и гимны под баян поёте, моя-то крепко петь хочет – занимай её. Иначе скоро с телевизором срастётся, по телевизорски говорить начнёт складно да ладно, заученными фразами Лены Малышевой меня за хлебом посылать будет…

Следующее: http://www.proza.ru/2019/10/18/741

23.08.19 12:59 п. Красная, СПб.