Прошедшие сквозь огонь

От автора

Документальная повесть, написанная от первого лица по рассказу офицера полиции Армении, ныне в отставке, Армена Маркаряна - человека, пережившего вражеский плен; человека, нашедшего в себе силы перебороть тяжелые болезни и продолжать дальше жить, любить и бороться, прямо смотря в лицо судьбе...
Многие инициалы героев в повести изменены. Надеюсь, эта по-истине героическая история никого не оставит равнодушным.


  Часть 1
  Операция "Кольцо"

  1
  Май 1991 года – тот самый победный май, в котором мы отмечаем сразу три великих праздника, – ознаменовался поистине трагическими для Армении и Арцаха событиями.
  Начну повествование с событий, связанных с операцией "Кольцо", используя цитаты  из рассказов прямых очевидцев, потому что именно с этих событий и начался террор.
  Операция «Кольцо» — этническая чистка, включающая комплекс мероприятий по силовому решению Карабахского конфликта, предпринятый советским руководством в 1991 году, превратившийся в итоге в агрессию и депортацию ряда армянских гражданских поселений Северного Карабаха. Эта операция перешла на весь Арцах и  приграничные с Арменией районы от Гориса до Ноемберяна.
  Согласно официальной статистике, только за период с 1 по 8 мая в результате войсковых операций советских войск и азербайджанского ОМОН-а на границе Армении погибли 24 человека, из них 14 милиционеров и 10 гражданских лиц. 104 человека, из которых 67 – сотрудники правоохранительных органов, были взяты в заложники.
  Советские войска дошли до того, что стали создавать «фильтрационные пункты», на которых с задержанными армянами обращались особо жестоко.

  Операция «Кольцо» - позорная страница в истории Советской Армии. Против 1497 семей геташенцев, оставшихся в селе к тому времени, было брошено 207 танков и бронетранспортеров, 6 вертолетов типа «Крокодил» и «Кобра».

  Из Геташена была получена радиотелеграмма: "СОС, СОС, СОС...
Мы, жители двух армянских сел в Азербайджане Геташен и Мартунашен умоляем, спасите наши жизни. Нас давят танками в наших домах и дворах, детей, женщин, стариков хватают заложниками азербайджанские омоновцы, ломают руки, ноги, ребра разбивают ударами об стену, отбивают почки, снимают скальпы, гонят голыми по улицам, колят ножами. Нас заставляют покинуть родные села. Наши дома разгромлены, горят, нам негде укрыться!
  Люди мира! Спасите! Хотя бы детей спасите! Мы погибнем, огражденные танками от внешнего мира. СОС, СОС, СПАСИТЕ!"

  Села Геташен, Мартунашен и Сулук (Азат) были одними из самых армяно-населенных  рядом с Кировабадом (Гандзак). Село Геташен было самым большим и насчитывало около четырех тысяч человек, два остальных были поменьше. Это были яркие, самобытные деревни с обязательными небольшими церквями в центре села… В 1828 году село вошло в состав России. В 1860 году здесь появилась первая школа. В центре Геташена находилась церковь Сурб Аствацацин, четырехэтажный дворец Мелик-Мнацаканянов, еще одна церковь, датированная 1749 годом; часовня, в которой хранилось рукописное Евангелие 1211 года. К югу от села располагался Ехнасарский монастырь. Геташен дал двух героев Советского Союза – Газароса Авакяна и Эдуарда Ананяна.
  Сквозь призму десятилетия в свидетельствах и оценках очевидцев депортация армянских сел Северного Арцаха, проведенная в 1991-1992 гг., настолько тесно связана с карабахскими событиями, что можно считать, что сама операция "Кольцо" началась 30 апреля 1991 года, когда советские танки и БТР-ы вошли в Мартунашен и Геташен. 28 апреля защищавшие эти села армейские части окончательно покинули их, открыв поле действия для карателей. Но на самом деле все началось гораздо раньше.
  После бакинских погромов в Арцахе был введен комендантский час, в различных районах, в том числе и в Северном Арцахе, были размещены военная техника и подразделения войск. Уже весной 1990 года в маленьких армянских селах Камо и Азат стали появляться азербайджанцы, предлагавшие продать или обменять дома. А вскоре было сообщено, что в очищенных от армян Азате и Камо размещены первые группы азербайджанцев.
  29 августа 1990 г. замминистра внутренних дел Азербайджана в сопровождении вооруженного отряда прибыл в Геташен и потребовал, чтобы жители покинули село. После категорического отказа жителей Геташенский под.район был включен в состав Ханларского района, однако сельчане отказались подчиняться и этому решению.

  Из воспоминаний Гранта Гюрджяна, последнего председателя Геташенского сельсовета:
  "13 января 1990 г. 17 тысяч азербайджанцев напали на села Азат, Камо и Кущи Армавир. Эти деревни были как мишени, там постоянно были убитые и раненые. Нас было 46 человек, защищавших Азат. Мы сообщили в Ереван и в Москву, в деревни вошли советские войска и была создана нейтральная зона.
  16 января в Геташен прибыли министры Язов и Бакатин. Мы постарались убедить их, что это - земля наших предков и мы всего лишь хотим здесь мирно жить. При людях я спросил Язова: "Товарищ маршал, как член политбюро ЦК КПСС, скажите, можем мы здесь жить или нет?" Он ответил: "Вы здесь жили и будете жить. Вопросов нет." А 17 апреля 1991 г. советские войска покинули нас...". К апрелю 1991 г., по приблизительным подсчетам, в Геташене и Мартунашене уже было убито 8 человек, одному из которых - Арамаису Саакяну было 12 лет.
  Из воспоминаний Эльмиры Акопян, операционной сестры Геташенской больницы: "Ситуация в больнице была ужасной - не было электричества, воды. Геворк Григорян, пешком из Мартунашена придя в Геташен, все организовал, мобилизовал нас. Сразу после вхождения войск в больницу начали приносить раненых. Помню женщину с прострелянными ногами... Приносили тела убитых. Мельсика разрубили топором прямо в постели - он был болен. Потом принесли тела троих ребят, Валерия Назаряна - сына нашей санитарки Ангин. Когда мать обняла сына, она почувствовала, что у него отрублено ухо... "

  "Геташен - это только начало военного этапа Карабахского движения, когда люди еще не осознавали до конца, что происходит. Думаю, операция "Кольцо" и есть начало войны против Арцаха..."(Из воспоминаний Вардана Оганесяна, оператора из Еревана).
  23 апреля советская армия полностью окружила Геташен и Мартунашен. "Те, кто приехали защищать село - были отряды "Арабо" во главе с Симоном Ачикгезяном ("Дед", погиб 30.04.1991 г.,выйдя один против танка) в Мартунашене, разданский отряд во главе с Зарзандом Даниеляном (Грач), отряд "Малатия-Себастия" Ваана Затикяна и дашнакцаканы во главе с легендарным Татулом Крпеяном.'' (Из воспоминаний ополченца-геташенца Симона Талаляна).

  30 апреля состоялось заседание Совета Безопасности СССР во главе с Горбачевым. Подразделение Бакинского полка ВВ МВД СССР под командованием полковника Машкова заняло господствующие над Геташеном высоты и начало обстреливать село. Сообщение радиостанции из Геташена: "Ворвавшиеся в село войска начали погромы мирных жителей. Убито более 10 человек, имеется много тяжелораненых и заложников..."
 
  Из воспоминаний Г. Гюрджяна: "В 4.30 утра 30 апреля вооруженные формирования внутренних войск МВД СССР на танках и бронетранспортерах вошли в Геташен и Мартунашен. Нападение произошло сразу с нескольких точек и мы оказались в плотном кольце. Против 1497 семей геташенцев, оставшихся в селе к тому времени, было брошено 207 танков и бронетранспортеров, 6 вертолетов типа "Крокодил" и "Кобра". На окраине сразу же были подожжены 27 домов, появились первые жертвы. Жители стянулись к центру села, образовав круг самообороны. Начали с бомбежки вертолетами, затем начали стрелять танки, следом вошли советские солдаты, числом около 28 тысяч, а прячась за их спинами - азербайджанский ОМОН, представители Народного фронта и мародеры - всего около 13 000. Лица солдат были почему-то обмазаны зеленкой...".
 
   30 апреля В Геташене и Мартунашене в результате погромов, устроенных ОМОН-ом, было убито 17 человек, десятки ранены, в том числе и дети. В заложники взято более 40 человек.
   2 мая Азербайджанский ОМОН распространил документ, согласно которому жители сел Геташен и Мартунашен якобы просят омоновцев и военных дать им возможность беспрепятственно покинуть села. Председатель КГБ Крючков уже апеллировал к тексту этого документа.
   3 мая. Село Мартунашен полностью горело. Погибли 12 человек, без вести пропали 20 и взяты в заложники 7.
   4 мая. Президент Горбачев передал через Крючкова: "Вопрос о депортации населения Мартунашена и Геташена снят. Никто не имеет права принуждать жителей этих деревень покинуть места их проживания."

   Г. Гюрджян: "2 мая вертолеты начали вывозить людей. К тому времени мы уже обменяли 29 заложников, еще 13 были освобождены или выкуплены позже. Есть люди, судьбы которых до сих пор неизвестны. 8 мая начался грабеж села...".
  Русская писательница Инесса Буркова одна из тех немногих правозащитников, благодаря которым правда о трагедии армянских сел, отданных на растерзание отрядам азербайджанского ОМОНа, прорывалась сквозь информационную блокаду и доходила до международной общественности.
  Из сообщений, переданных, Инессой Бурковой из Шаумяновска 30 апреля 1991г.: "Братья и сестры! Сограждане! Я, московская писательница, обращаюсь к вам из прифронтовой полосы, из поселка Шаумяновск Нагорно-Карабахской автономной области. В нескольких километрах отсюда гремят артиллерийские орудия, танковые пушки, строчат пулеметы и автоматы, горят подожженные из огнеметов дома, кричат о помощи раненые, молчат убитые. Это идет штурм двух сел - Геташен и Мартунашен. Барабанные перепонки лопаются от артиллерийской канонады. В воздухе пахнет гарью. Рация приносит нам голос: "Все спрятались в подвалы... убито пятнадцать человек, ранено четырнадцать". Обрывается связь. Через два часа снова звучит тревожный голос, видно, с другого места: "Сосчитать новых убитых невозможно. Из танковых пушек разрушено шестнадцать домов, схвачено сорок три заложника". Смолкла рация. Что там? Как помочь? Глухо.

  Операция «Кольцо», выдержки из публикаций в прессе:
  “Сейчас эти армянские села мертвы. Невольно думаешь о нейтронной бомбе, убивающей все живое… хотя нет, собаки бегают по вымершим улицам. А в садах ветви сгибаются под тяжестью плодов, которые некому собрать. На воротах домов надписи на азербайджанском языке. Это омоновцы метили дома – какой кому достанется”.
М. Гохман. “На войне как на войне”. “Русская мысль”, Париж, 8 ноября, 1991.
  "Как бы ни были ужасны результаты депортации, они не могли удовлетворить ее вдохновителей. В Баку были недовольны темпами депортации, и руководство Азербайджана требовало еще более активных действий армии. 22 мая 1991 года в постоянном представительстве Совета министров Азербайджана в Москве состоялась пресс-конференция по предварительным итогам операции “Кольцо”. Выступавший на ней член ЦК КП Азербайджана А. Даштамиров заявил, что “в ближайшее время из Карабаха необходимо будет выслать 32 тысячи человек. Генеральный прокурор Азербайджана И. Гаибов, выразив благодарность армии, отметил, что ей “следует действовать энергичнее и смелее, с большей наступательностью”. Газета “Коммерсант”, N 21, 1991.

  2
  Геноцид армянского народа при СССР начался в тот день, когда Ленин подружился с Ататюрком и беспрепятственно продолжался по настоящее время. В СССР был создан искусственный Азербайджан за счет территории соседних республик. В новоявленное государство, игнорируя интересы коренного армянского населения,были включены армянские Арцах (Карабах), Нахчеван и Зангезур, а армянский Джавахк был подарен Грузии. Впоследствии армянам удалось отвоевать Зангезур. В Нахчеване не осталось ни одного армянина, ни одного армянского историко-архитектурного памятника, ни одной целой церкви. В Арцахе коренной армянский народ веря в гуманизм советской власти, за годы ее правления неоднократно поднимал вопрос о воссоединении с матерью-родиной - Арменией, но всегда встречал жестокость и репрессии со стороны властей.

   Народный депутат РСФСР А. Шабад рассказал о трагических событиях в селе Воскепар, свидетелем которых он стал в дни своего пребывания в Армении. «Все это - запланированная, рассчитанная по часам акция вооруженных сил СССР по приказу из Москвы. Это сговор между центром и азербайджанским правительством. Силами советской 4-й армии и внутренних войск сегодня осуществляется геноцид в отношении армянского населения Карабаха и приграничных районов Армении. Войска осуществляют акции террора, убивают и разоружают законную милицию». А. Шабад потребовал «привлечь к ответственности палачей - начиная от лейтенанта, приказавшего расстрелять в Воскепаре сотрудников милиции, и кончая президентом Горбачевым и министром обороны Язовым».

  3 мая руководитель Ноемберянского РОВД Т.Саркисян вызвал из райцентра около 30 милиционеров для защиты села. 5 мая наряд должны были сменить. Поэтому 20 милиционеров выехали не по обычной (ставшей опасной) дороге, а окружным путем, ночью, чтобы к утру быть в селе. 6 мая 1991 года Воскепар фактически оказался в окружении: на востоке - Казахский район Азербайджана, с запада - азербайджанский анклав - село Аскипара. В довершение всего начальник войсковой оперативной группы полковник Макарихин вывел роту советских солдат, размещенную в Воскепаре для "стабилизации" обстановки.

  Вспоминает Анатолий Шабад, в те годы депутат ВС РСФСР, а затем и Государственной Думы РФ: "В первых числах мая 1991 года я вместе с официальной делегацией ВС РФ попал в Воскепар. Ситуация там была – полный кошмар. Назревали события, подобные тем, что произошли в Мартунашене, мы уже знали о них. Начальник милиции со слезами на глазах просил нас поехать и привезти тела тех милиционеров, которые ранним утром 6 мая выехали из Ноемберяна на смену дежурившим в Воскепаре. И по дороге в горах – кстати, это была армянская территория – они напоролись на засаду. Засада была устроена по всем правилам военного искусства – в виде буквы П, в которую и въехали эти автобусы. Их расстреляли. И вот мы поехали на место события, километрах в 20 от Воскепара. Картина была ужасная: 11 убитых милиционеров, забрызганный мозгами и кровью автобус. Остальных увезли и сдали Азербайджану, хотя территория была под юрисдикцией Армении".

   В 6 утра у местечка Масрут Кал подразделения Советской армии без предупреждения открыли стрельбу по автобусу и, несмотря на крики: "Не стреляйте! Мы - милиция!", - продолжали поливать огнем милиционеров. 11 человек были убиты на месте. Уцелевших заставили перенести убитых и раненых в кузов машины. Потом убитых все же оставили. А "боевиков" повезли в Казах - на радость азербайджанцам...
   Позже командование воинских частей в лице генерал-лейтенанта Соколова ультимативно потребовало у дожидающихся в Воскепаре смены армянских милиционеров сдать оружие, угрожая в случае неповиновения стереть село с лица земли.
   Сады и леса вокруг Воскепара были сожжены, многие здания были разрушены снарядами. Та же участь грозила всему селу в случае невыполнения ультиматума. И 29 милиционеров вынуждены были сдаться в плен. Танки отошли, войти в Воскепар карателям не удалось. Как свидетельствовал тот же профессор Уилсон: "Мы увидели около шести пострадавших зданий в Воскепаре. Кроме того, 20 зданий было сожжено, равно как и церковь рядом с границей Азербайджана. С тех пор никто из жителей села не решался подойти к церкви."

   Рассказывает рядовой Ваграм Тандилян: "Нас спустили и, избивая, посадили в милицейские машины. Мы попросили разместить и раненых, но они отказали. Тяжелораненых, как мешки, бросали в кузов машины. А по дороге в Казах специально ускоряли езду, потом резко тормозили. Так довезли нас до Казаха."
   Рассказывает Георгий: "В машине состояние ребят ухудшилось, а Армен умер на моих руках. В последний момент сказал: "Дочь не успела сказать слово "папа"..." С этого времени никто из нас не увидел ни одного военного за 101 день заключения."
   Заложников перевезли в Казах. Милиционеры азербайджанцы специально погнали машину в центр города и, совершая многочисленные круги, объявляли, что арестовали армян и везут в больницу.

   ***
   7 мая 1991 наша группа сотрудников внутренних дел была командирована в село Корнидзор Горисского района, тоже пограничное с Азербайджаном. Подразделения СА после ночной огневой подготовки выдвинули сотрудникам ВД Армении тот же ультиматум: сдать оружие, иначе Корнидзор будет уничтожен. В подтверждение заработала артиллерия, и бойцы подчинились военным под гарантию того, что их, командированных, с табельным оружием, тут же освободят, установив личности. Однако милиционеры были перевезены с оружием на азербайджанскую сторону и сданы тамошним властям. Таким образом, количество армянских "боевиков" в Казахе увеличилось и обладателям табельного оружия было предъявлено обвинение в "незаконном хранении оружия".
   Обращения властей Армении во все союзные инстанции ответа не удостоились. Один только министр обороны СССР Д. Язов написал, что не надо клеветать на Советскую армию, а следует выполнять Конституцию СССР и крепить дружбу народов.
   Зато, не известно за какие "заслуги и достоинства", на Азербайджан не распространялась эта самая конституция. Пытки и издевательства над армянскими милиционерами продолжались три с лишним месяца - до 15 августа, когда их обменяли на азербайджанцев. До сих пор никто не ответил за убийство из засады советских милиционеров, а крестному отцу преступной операции "Кольцо" Горбачеву продолжают петь дифирамбы за служение демократическим идеалам.

   Так закончилась очередная трагическая страница в истории армянского народа. Операция «Кольцо» еще раз подтвердила, что перед озверелыми азербайджанцами все бессильны. Операция также показала, что полагаться армянам нужно только на собственные силы – никто не поможет: ни Москва, ни Советская Армия, никто. Вся эта несправедливость по отношению к армянскому народу породила в Армении и Арцахе фидаинское (партизанское) движение.

   Советским властям не удалось скрыть последствия военно-террористической операции «Кольцо» на территории Нагорного Карабаха и Армении. Официальное осуждение высказал Сенат США. Также Сенат США призвал положить конец блокадам и террору против армянского населения. И хотя с окончанием операции советские войска ушли, война только начиналась.



  Часть 2
  Воспоминания

  1
  Нельзя менять историю, нельзя умалчивать о правде, нельзя выгораживать виновного в чем-либо только, потому что он олигарх, а на самом деле - преступник, нельзя обманывать народ. Да, я понимаю, политика... Но история должна быть превыше политики, рано или поздно виновные в этой операции предстанут перед судом. Я хочу, чтобы до этого они остались живы и чтобы до этого дня мы, свидетели всего, тоже были живы. Я хочу героя назвать героем, а преступника - преступником. Я хочу, чтобы события этих дней не были стерты со страниц истории.
  Эта повесть должна научить людей доброте. Следующие поколения должны знать не только о войне, они должны разбираться в чувствах и понимать, что такое любовь к родине, к человеку, ко всему живому и научились состраданию, чтобы  не превратились в бесчувственных идиотов, которые живут только ради наживы денег.   
  Ни один документальный фильм не сможет передать мысли и чувства жен, родителей, любимых людей, невест, детей, матерей... Ни одно повествование не сможет передать душу и переживания человека... Многие ребята, их жены, их родители, дети, дали свое согласие все описать. Не хочется писать о минутах слабости, хотя было и это, мы ведь не роботы, а живые люди. Хочется передать героический настрой ребят, их слова, их мысли. Ведь многим им было 20 лет, они только вернулись с Советской Армии, где добросовестно служили Советскому Союзу. Хочется передать ненависть к нам со стороны охраны и работников тюрьмы азеров, рассказать о лезгине, который под страхом смерти помогал нам в тех условиях, как мог. Не хочется передавать мучения и пытки, хочется передать помощь и сострадание, хорошее отношение сокамерников, таких как и я, готовых к смерти.
  Пройдя сквозь ад плена я временно потерял память, которая периодически то восстанавливалась, то вновь исчезала. С каждой новой потерей памяти получал новый глубокий стресс, поэтому решил писать, восстанавливая по крупицам травмированную память.

  2
  Начну с первого стресса. Это было несколько лет назад. Мы с боевыми товарищами создали совет ветеранов МВД и ребята выбрали меня в качестве зам. председателя. Однажды, мы получили приглашение в Лачин в село Сонасар, в честь того, что там местную школу назвали именем нашего погибшего боевого товарища Самсона Курехяна.  Меня с несколькими сотрудниками отправили на этот праздник.
  Когда мы уже были в селе, во время выступления исполняющий обязанности руководителя Лачинского района в Арцахе Роман Насибян пристально посмотрел на меня, а после выступления подошел и со слезами на глазах стал горячо обнимать:
  - Арман, это ты? Ты жив?
  У меня ноги подкосились... Я ведь не помню, что к чему... Вернее, помню, как мне казалось, но многое уже вычеркнулось из памяти. Память то уходит, то возвращается... Жизнь проходит перед глазами в отрывках. Ведь это моя жизнь, она не должна потеряться. Все меня помнят, что-то рассказывают обо мне, а я ничего не помню. И вот Рома стал звать своих товарищей, показывать на меня и говорить:
  - Это Арман, наш Арман, он жив!
  Я же ничего не помнил. Помню только, что вывели на допрос, часа два допрашивали, лежу на бетонном полу и меня обливают водой из ведра, чтобы пришел в себя. Помню, один из следователей, а их было шесть, сказал: "Все равно ничего не скажет, расстрелять его на... Помню, вывели меня и психически расстреляли... Я ведь не Рембо, упал и потерял сознание... Не буду долго рассказывать все тяготы плена... Не дай Бог никому пройти через этот ад!
  Рома и ребята рассказывали о тех событиях в плену... Мы сидели в Шуши в одной камере. Моя дочь Эмма была со мной, она внимательно слушала рассказ моего друга, иногда улыбалась...
  - Эмма, я ничего не помню, - говорю я ей.
  Вернувшись в Ереван, дочь и ребята, которые были со мной, поведали другим  рассказ Ромы, я же сказал, что просто он нас пригласил на день освобождения Лачина, затем мы собрались с теми, кто тоже был в то время в плену. Из министерства с нами был наш бывший командир армянского ОМОН-а в городе Лачин, Р. Григорян. Сейчас, после перенесенного инсульта, здоровье у него неважное. Он всех нас собрал у себя в кабинете и все рассказал обо мне. Я опять не мог слушать... Это был первый стресс, после которого я быстро оправился.

  3
  Прошло три года. С многими друзьями мы продолжаем общаться в интернете. А недавно увидел по телевизору армянского предпринимателя Хачатрян Грачика и думаю, лицо очень знакомое, а вспомнить не могу. Стал копошиться в фотоальбоме, он оказался моим одноклассником. Стал вспоминать школу, мне становилось все хуже, в памяти все проходило кадрами, как в диафильме. Я задумался, почему ранее никого не встречал в городе, где они? Сел с дочерью за комп и по интернету стали искать моих одноклассников. Смотрю фотографии, никого не могу узнать. Во первых - память, во вторых - они тоже изменились, девочки повзрослели, мальчики возмужали. Мы привыкли, что девочки должны быть в бантиках, а тут взрослые, солидные женщины, бабушки...
  И вот, наконец-то удача, узнал Мери, дочь нашей учительницы по ботанике. Если мы убегали из школы, то к ней домой, чтобы нас нас не поймали. Я был не из примерных учеников в школе и всегда стоял за честь девочек нашего класса, поэтому они все меня уважали и любили, как друга. В наше время русская школа всегда отличалась дружбой и сплоченностью.
  Я сразу же связался с Мери. Она была на сайте и тут же ответила мне.
  - Арман, это ты?
  - Да, Мери, я.
  - Если ты в Москве, приезжай, мы с ребятами должны сегодня собраться в ресторане.
  - Я в Ереване.
  - Арман, напиши свой номер телефона.
  Я дал ей номер, она тут же позвонила и плачет, рыдает в трубке...
  - Что с тобой, Мерька?
  - Мы все думали, что ты погиб...
  Это был второй стресс...

  4
  У меня очень хорошая семья, две дочери, живем мы дружно. Я счастлив в семье, у меня прекрасная жена, которая многое перенесла из-за меня, ждала из плена, ждала когда я воевал, ухаживала за моими больным родителями.
  Несколько лет назад я обнаружил у себя опухоль, но никому не говорил. Опухоль не мешала мне, была маленькая, не причиняла боли, хотя понимал, что она может быть злокачественной. В последнее время после стрессов плохо себя чувствовал, был слаб, раздражителен. Все эти звонки, случайные встречи друзей и одноклассников, происходило последние шесть месяцев, начиная с весны 2015-го  года. Еще весной, после последнего разговора с одноклассницей Мери, она позвонила мне по скайпу, сидит плачет и говорит:
  - Как хорошо, что мы нашли друг друга...
  Она уже рассказала всем одноклассникам, что я нашелся, что жив, здоров, живу в Ереване.
  По скайпу я спросил и узнал, правда не очень подробно, как я "погиб", просто Мерька не хотела, чтобы я знал подробности и обвинил кого-либо в слухах. Но факт был налицо, для одноклассников я был погибшим, поэтому и не искали меня. После того злосчастного плена я частично потерял память, долго лечился. У Мерьки  спросил: "Есть ли кто из наших в Ереване?" Она ответила, что в Ереване живет Карина, а ее брат Карен в Карабахе. Еще она спросила:
  - А помнишь Алёку?
  Услышав это имя у меня в горле пересохло, эта была та, которая мне нравилась еще с первого класса. У нас была чисто детская дружба, я носил ее портфель, провожал после школы домой, посвящал ей свои первые стихи... Да, все это я вспоминал на ходу, все имена, все, что мне говорили... Это было больно, начинались головные боли, но воспоминания были очень дороги и я старался вспомнить все до мелочей.
  По скайпу Мери дала мне номера телефонов Карины и Аллы. Алле я не рискнул позвонить, позвонил Карине. Слышу, она в транспорте, поздоровался, говорю ей, что я ее одноклассник, Арман. Слышу хрип, Карина задыхается, я молчу. Слышно, как народ в транспорте спрашивает: "Женщина, что с вами?" Она зарыдала и говорит: "Я нашла своего погибшего одноклассника, друга...", - и плачет. Я в ответ: "Кар, приедешь домой, позвони, поговорим." Каринка приехала домой и не выдержала, сперва позвонила Алле и передала наш разговор. Алле стало плохо, говорили, что вызывали скорую...

  5
  В последнее время жить стало труднее. Я с трудом зарабатывал деньги и не мог нормально обеспечить семью. До войны был хорошим специалистом, одним из самых молодых в Армении. С шестнадцати лет работал учеником в обивочном цехе, там же продолжил работать после армии, уже в двадцать семь лет имел цех по пошиву автомобильной обивки на кож-галантерейном заводе в Ереване. У меня было все, но только не женился до двадцати девяти лет, даже слушать не хотел о женитьбе, был однолюб и любил только одну девушку в жизни.
  Так получилось, что после плена я поступил на работу, в охрану в одной из больниц города. Туда меня устроил мой друг Артем Георгиевич, бывший врач нашего ОМОН отряда. Сейчас он заместитель глав. врача этой больницы. Здесь очень хороший коллектив и я как-то сразу вошел в нее, меня сразу все полюбили, у меня хорошие отношения со всем персоналом.
  И вот, однажды, я стоял во дворе больницы, рядом припарковалась машина,шикарная иномарка и из нее вышла та, которую я любил и люблю тридцать лет, хотя не видел ее все эти тридцать лет. Она только мимолетом взглянула на меня и просто прошла мимо, сказав:
  - Здравствуй, Арман!
  Она была с мужем. Она знала, что я работаю в этой больнице, ей об этом сказал ее супруг, который работает врачом в той же больнице, о чем мне сообщил персонал больницы.
  С Марой я познакомился тридцать лет назад на свадьбе своего брата. В то время Алла уже вышла замуж за очень хорошего человека, а я вернулся из армии.
На свадьбе брата я первый раз увидел Мару и с первого взгляда влюбился. Она оказалась двоюродной сестрой моей невестки, да и она, почувствовал, влюбилась. После мы стали встречаться, все наши знали, и родители, и родственники. Я вообще ничего никогда не скрываю от близких мне людей.
  Тогда ей было 15 лет, мне 22, она была ребенком, мы просто гуляли, шли в театр, в кино, я ухаживал за ней и ждал у школы. Она выходила, я провожал ее домой и больше ничего. Я действительно влюбился в эту очаровательную девочку. Первый раз я поцеловал ее на день рождении, ей исполнилось шестнадцать, второй поцелуй на ее последнем звонке и все. Я ждал до ее совершеннолетия и хотел жениться на ней.
  И вот, однажды Мара приехала на работу одна, без мужа. Я стоял у двери больницы и ждал ее. В  этот раз она подошла и обняла меня. Я заметил слезу на ее глазах. Взяв меня за руку она отвела меня в свой кабинет. Мы сели друг против друга. Я нервничал, не знал о чем говорить, только проболтал под нос: "Мара, ты ничуть не изменилась, ты осталась такой же, как раньше. Прошло тридцать лет, а ты все та же красавица." Она только сказала: "Арман, почему с нами так поступили?" Я сначала не понял кто, как, зачем?
 Слезы текли с ее глаз, я молчал, я ничего не помнил, ждал когда она успокоится. Подойти, обнять и успокоить не решался. Так прошло минуты две. Она выпила воды и только я хотел расспросить и спокойно поговорить, как в кабинет по делу зашла ее мед. сестра. Я отказался от предложенного мне кофе и весь дрожа вышел.

  ***
  В следующую мою смену я выходил на работу сутки через две. Я снова стоял у двери больницы и ждал ее. Все те дни я мучительно хотел вспомнить всё, о чем она говорила, но только вспомнил, как мы расстались. Мне тогда сказали близкие люди, что Мара убежала с одним парнем. Я был нокаутирован, больше ей не звонил и не встречался, потом стал вспоминать. Нет же, прошло месяцев пять, я подкараулил  у института, она вышла с подругами. Я был пьян, в грубой форме взял её за руку и увел в сад, что рядом с институтом. Мы сели на скамейку, подруги её сели на  скамейку напротив.
  Я что-то ей объяснял и хотел понять, почему она убежала, в чем причина? Она молчала и плакала. Тут ее подруги позвали сказав, что спешат. Я разозленный встал и сказал, что тебя ждут, иди! Я дурак, почему не дождался и не выслушал ее? Я отвернулся и ушел. Глаза мои были мокрыми, по дороге думал и не мог понять, почему она до сих пор не беременна, ведь прошло пять месяцев...
  После ещё были встречи, но это было на похоронах, я только издали смотрел на неё  и не подходил. Так прошли года, я не женился и не хотел слушать о женитьбе вообще и никто из родственников не решался со мной об этом заговорить.
Всё это я вспомнил за два дня до своей следующей смены.
  И вот я стою у дверей больницы, жду её, она приехала на такси, увидев меня вышла из такси, с улыбкой на лице подошла и снова обняла меня. Кругом было много народу, все утром шли на работу, я не знал, что мне делать и что сказать, она громко поздоровалась со мной и пошла к себе в кабинет.
  Так проходили дни... Когда она была одна, ее глаза сияли и мы могли после ее смены встретиться. Она выходила поздно, все уже уходили с работы, оставались только дежурные. Мы садились в кафе, в фойе больницы, и могли поговорить. Но этого времени было мало, а нам было многое что вспомнить и узнать правду.

  ***
  С каждым днём здоровье моё всё слабело. С каждым днем чувствовал свой конец, а дел недоконченных оставалась много. Я никому ничего не говорил, только держался. За два месяца, что поступил на работу, я потерял двадцать килограмм в весе. Но я упорно хотел узнать правду и все вспомнить. И я вспоминал, но это проходило очень болезненно, я все время путал прошлое и настоящее. Все, что я вспоминал, было обрывками, видел только кадры, старался связать события друг с другом. Было очень трудно, доходило до того, что уже терял рассудок и опять все путал.
  С Марой мы нашли способ общения, я все записывал в тетрадь и передавал ей, она читала и передавала мне. Сейчас эта тетрадь у нее. Все, что я вспоминал, писал ей. Так от нее узнал, что оба мы были обмануты нашими близкими людьми. Ей сказали, что я бабник, хулиган, наркоман и черт знает какие еще гадости, но она не отказывалась от меня и ждала четыре года, а я не приходил и не звонил. Мара вышла замуж только спустя четыре года, я не женился семь лет, у нее четверо детей, у меня двое.
  Уже внешне было заметно, что мне становится все хуже и хуже с каждым днем. Мой друг, зам. директор больницы, мы с ним часто в кафе больницы пили кофе, спрашивал:
  - Арман, что с тобой, ты на глазах таешь?
  Я всем отвечал, что это от жары, да и я сам не понимал, что со мной, но чувствовал, долго не протяну. Мой друг несколько раз отправлял меня сдавать анализ крови на сахар, но ответ был всегда чист.
  Я нашел в фейсбуке сайт Мары и оттуда узнал, что она стала старшим научным сотрудником, руководит проектом и шестнадцатью учеными. Узнал, что она так же крупный бизнесмен и генеральный директор фирмы. От нее же я узнал, что даже замуж она вышла по обману. Ее будущий муж обманул ее, наговорил сказок, будто у него рак и что он ее очень любит, что жить осталось мало. Не знаю, как и что потом, потому что при ее рассказе об этом я прервал разговор, так как не мог дальше слушать.
  Мне надо было спешить узнать правду и я очень хотел все вспомнить.

  ***
  Когда мы беседовали в кафе, Мара напомнила мне об еще одной встрече. Это было в какой-то праздник, я случайно встретил ее, она была с ребенком, мирно спящим в детской коляске. Я у нее ничего не спрашивал, но она первая начала разговор и сказала, что ушла от мужа. Я немного подумал, взял ее руку и сказал: "Мара, пойдем к нам, ты моих знаешь, они хорошие люди, мать и отец тебя любят и примут как свою." Она посмотрела на меня и спросила: "А этого ребенка ты будешь любить как своего?" Я не знал, что ответить, сказал: "Не знаю." Она отвернулась и ушла. Я ведь тогда не знал, что она не бежала с ним, что ждала меня, я не знал, что и во второй раз она была обманута им.
  Мне становилось все хуже и хуже, изо дня в день худел, не ел и не пил ничего уже третий день. Все, что клал в рот, вырывало. Все это время жены рядом не было, она была в России у родственников, работала там, так как мы попали в очень тяжелое финансовое положение. Старшая дочь все знала, от нее у меня нет секретов да и ни от кого я никогда не держал секретов, даже от Анаиды, моей жены, когда познакомился, в первый день все ей рассказал о Маре. Старшая дочь с детства слушала мою сказку о принцессе Маре и обо мне, а за эти дни я даже успел их познакомить.
  Все, чего я хотел, чтобы наши семьи дружили между собой и правда восстановилась. Первые дни, когда я начинал вспоминать все это, мне даже казалась, что ее старшая дочь моя, я ведь не помнил дат и все спуталось. Я вспомнил несколько встреч и думал, что у нас с ней что-то было и когда она напомнила о встрече в праздник, когда была с ребенком, я в памяти вообще запутался и рискнул спросить: "Может быть твоя дочь и впрямь моя?" Она только улыбнулась и сказала: "Успокойся, нет, она его."
  Я стал вспоминать дни в плену... Вспомнил, что на стене своей камеры одиночки  написал стих, мой последний стих, и в нем было три имени: Алла, Анаид и Мара. Я вспомнил, как меня жестоко наказали за это, вспомнил все пытки, которые прошел и весь ужас войны, что пережил. И вот, я как дурак, все это вспоминал и записал в ту тетрадь, которую передавал Маре. Не надо было, но что сделано, то сделано. Я на перебой не давал говорить ей, при любой встрече говорил сам и все путал: время, встречи, года, месяцы, дни...

  ***
  Я уже полностью ослабел, еле держался на ногах, но мне надо было продержаться до встречи с Марой. Ее очень долго не было, она не приходила на работу, я видел только ее мужа, спросить о ней я у него не мог, но видя его радостное лицо успокаивал себя, значит с ней все хорошо, жива, здорова.
  И вот я увидел ее в тот день, когда уже был полностью слаб и бессвязно бредил. Она была одна, поздоровалась каким-то грустным тоном. Я проводил ее до кабинета и попросил пять минут после работы поговорить. После работы она вышла, мы сели на скамейку во дворе больницы и я опять начал бессвязно все говорить. Мне многое надо было объяснить, многое сказать, но как ей объяснить, что я болен, ведь и муж ее обманул так?.. Как мне объяснить, что я не преступник и никогда не был им, как ей объяснить все остальное и все это уложится ли в пять минут?..
  Она встала грустная, села за руль своей машины... И тут я не выдержал, не знаю, что на меня нашло, может быть мне показалось, что ее вижу в последний раз? Я нагнулся и поцеловал ее, она уже была за рулем и завела машину. Я поцеловал что-то холодное, это была не Мара, это был холодный мрамор. Я выпрямился и увидел слезы на ее глазах, она дала задний ход и чуть не совершила аварию, сзади в это время проезжала машина. Я не человеческим голосом крикнул ее имя, все люди посмотрели в нашу сторону и слава Богу, Мара затормозила машину и чуть меня не задавила. Потом, когда она уезжала, я увидел, что она плачет, я понимал все, но мозг уже был не в себе. Я вошел в фойе больницы и упал в кресло. Что только не приходило на ум? Как доехала? Лишь бы с ней ничего не случилось...
  Прошло несколько часов и вдруг входит ее муж с какой-то женщиной... Поздоровался и они вошли в кабинет... Я вышел, подошел к машине и обошел ее несколько раз, ни вмятин, ни царапин не было. Я немного успокоился и мне даже показалась, что Мара нарочно отправила мужа, чтобы я убедился, что все в порядке и она доехала домой нормально. Но, как я потом понял, все оказалось не так... Пусть все останется на его совести.
  Утром пришел и разбудил меня мой друг Артем Георгиевич. В первый раз я его не встретил сам. Он посмотрел на меня и отправил домой. Дома мне стало еще хуже, сердце просто вырывалось, а не стучало. Дочери стояли над головой и плакали, жена ничего не знала, я запретил дочерям говорить о моем здоровье. Дважды вызывали скорую, мерили давление, делали ЭКГ, давление высокое, сердце в порядке, не ел и не пил уже пять суток.

  ***
  Утром, в день своей следующей смены, я встал и пошел на работу. Меня шатало из стороны в сторону. Все, кто встречался по дороге, обращали на меня внимание, наверное я казался пьяным.
  Встретил меня Артем Георгиевич, посмотрел и тут же приказал отвезти  в реанимацию. Поднял всех врачей и вызвал мою старшую дочь. Поставили капельницу, сделали уколы, в общем немного привели в себя, взяли анализы и все передали моему другу. После нескольких часов я и дочь спустились к нему в кабинет, он смотрит и говорит:
  - Арман, если бы я не знал кто ты и через что прошел... Я ничего не понимаю, у тебя анализы показывают здоровье тридцатилетнего. Что с тобой?
  Он направил меня в другую больницу на взятие еще одного анализа - желудочного сока. Там мне сказали, что надо заплатить. Сумма была не маленькая, денег не было и меня отправили в военный госпиталь, но там оказалось, что нет свободных мест и меня направили в другую больницу. К этому времени жена приехала, все бросила и была рядом, дети вызвали ее.
  Прошли восьмые сутки, я не ел, не пил и уже походил на скелет, стал страшен как черт.
  Утром опять в ту же больницу отправили из госпиталя и там тоже оказалось, что нет мест. Наверное, таким как я нет места в этом мире... Мы с женой сели на скамейку и молча смотрим друг на друга...
  И тут звонит мой сотовый. Это мой друг Артем:
  - Арман, где ты? Я весь госпиталь обегал, где ты?
  Я ему:
  - Меня отправили в другую больницу.
  Он:
  - Подожди, я перезвоню.
  Через минуты две он снова звонит:
  - Поднимись к зам. директору этой больницы, я ему все сказал.
  Я поднялся к этому человеку, он принял меня как должно, позвонил в отделение и меня уложили в больницу. Я не ел и не пил уже девятые сутки. На следующий день взяли анализы и обнаружили четыре язвы, стали лечить. Так я пролежал там пятнадцать дней.

  ***
  Когда лежал в больнице, позвонила мать Мери, моя учительница. Она сказала, что приехала из Москвы, что Мери попросила собрать девочек и устроить встречу одноклассников. Я сперва отказался, так как не мог даже нормально ходить, был слаб, но дочь была рядом, она все знала и попросила:
  - Поедем, пап, я сама тебя в такси отвезу.
  Мы с дочкой сели в такси и поехали на встречу. Девочки ждали нас во дворе дома. Увидев меня все зарыдали, я тоже не сдержался, слезы сами текли из глаз. Поднялись домой, кто пришел с внуками, кто с мужьями, главное - все обнимают, целуют, а я почти никого не помню. Потом, когда за столом стали рассказывать и расспрашивать, я всех вспомнил.
  Из всех, кто в это время был в Ереване, не пришла только Алла. На мой вопрос  где Алла, ее близкая подруга Карина ответила: "Арман, она тебя похоронила уже двадцать пять лет тому назад и на могилу каждые двадцать пять лет несет на один цветок больше, и свечки ставила за упокой, она не может увидеть тебя живым. Но муж и дети хотят тебя увидеть, ведь Алка все и всегда о тебе рассказывала, ты как был для нее сказочный герой, так и остался."
  Они рассказали, как так получилось, что я погиб... Первые дни, когда нас арестовали, на все запросы родителей и наших семей ответ был один - пропали без вести. Когда одноклассники пришли к нам домой, чтоб разузнать обо мне, брат мой сказал, что Арман пропал без вести, о нем ничего не известно. После они искали мня, но перепутали отрядами и искали в отряде "Арабо". Потом мы переехали в другой район, а ребята все разъехались кто куда...

  ***
  После лечения, я вернулся на работу, но в больнице сняли пост охраны и меня перевели на другой пост, в центральное здание "Билайн". Я был все равно слаб и еле передвигался.
  Мара не дала мне тогда свой телефон, хотя знала мой, ведь скрывать мне нечего   и по фейсбуку тоже запретила общаться. Я был просто повержен, но быстро сообразил, нашел ее телефонный номер, который мне передала одна из сестер этой больницы, она дочь моего боевого товарища и только она все знала.
  Я много раз брал в руки телефон, но позвонить Маре не рискнул, не был уверен в верности номера, сомневался, ее это был номер или ее мужа. Однажды все же позвонил, она не взяла трубку и так несколько раз. Я позвонил с другого телефона и она ответила. Я сказал, что это я и мы должны встретиться, я должен тебе сказать... Но она только ответила:
  - Извини, потом поговорим.
  Мне с каждым днем становилось все хуже и я попросил двоюродного брата отвезти на прием к врачу. Он отвез меня в платную престижную больницу на осмотр. Снова взяли анализы, очень долго смотрели УЗИ и дали приговор - в течении пяти дней срочная операция, даже если и все пройдет удачно, гарантия жизни пять лет и то под химией, в общем рак. Я мало думал о смерти, ее я близко видел и больше не боялся. Только то, что не смог сказать Маре все, что нужно было, мучило меня.

  ***
  Так же меня мучила еще одна история со времен войны, которую я вспомнил при разговоре с Марой. И так всегда, когда начинал с ней разговаривать, то сразу мысли мои путались, молниеносно вспоминал прошедшее, которое забыл или не хотел вспоминать. Мне было очень трудно, перед глазами видел прошедшее, а говорить с ней надо было о настоящем, плюс начиналась головная боль, но я не подавал виду. Когда ее не было, то все время беседовал с ней в уме, я ей рассказывал и рассказывал, много надо было рассказать и я уже не помнил, что говорил в уме, а что наяву, все путалось...
  Я вспомнил об одной истории. Мы с отрядом были в малом аэропорту и принимали беженцев, их привозили в вертолете: старики, женщины, дети, раненые... Одна девочка семи-восьми лет, когда я выносил ее с салона вертолета, вцепилась в мою шею и не отпускает, плачет и говорит:
  - Дядя, ты фидаин, возьми меня к себе домой.
  С нами были и девушки с повязками красного креста, я у них узнал, что у этой девочки никого нет в живых, хотел забрать ее с собой, но мне не дали, а только сказали, чтобы я обратился по этому поводу в гостиницу "Эребуни", на какой-то этаж и еще куда-то, не помню, еле оторвали ее от меня. На следующий день, как только я вернулся домой, сев рядом с Анаид рассказал ей обо всем и предложил взять этого ребенка. У нас уже была одна дочка и жена согласилась, сказав, что где одна там и вторая. Я тогда еще вспомнил слова Мары:
  - А ты будешь ее любить, как свою?
  Анаид, жена моя и верная подруга, сказала, что мы не одни и есть родители, спросим и их мнение. Я рассказал отцу, он был не против, а вот мать была уже больна, не вставала с постели, она была категорически против. Если бы мать не болела, возможно она была бы другого мнения. В общем, я не пошел за этой девочкой и она долго снилась мне. После я искал ее, но не нашел даже зацепки и узнал, что в то время армянского красного креста еще не было, а кто были те девушки с повязками так и осталось неизвестным.

  ***
  Получив документы о диагнозе, мы с братом поехали в ту самую больницу, где я работал и опять обратился к своему другу Артему Георгиевичу. Друг встретил радушно, очень обрадовался, увидев меня. Весь коллектив был рад меня видеть, хотя все заметили на мне отпечаток болезни.
  В фойе больницы, когда я пришел, встретил мужа Мары, он спросил: "В чем дело? Почему ты здесь?" Узнав о диагнозе даже где-то обрадовался. Честно говоря, я надеялся, что он все расскажет Маре и я как-то оправдаюсь за исчезновение. Я одновременно хотел и не хотел, чтобы она узнала, хотел встречи, чтобы поставить точку и все досконально узнать, но на этот долгий разговор нужно время. И одновременно не хотел огорчать ее, не хотел, чтобы она увидела и запомнила меня страшным, бледным и худым, ведь я до этого был красавец, хоть и инвалид (ранение, контузия, поврежденный позвонок и переломленные ребра).
  В фойе я встретил ту самую сестричку, дочь своего боевого товарища. Она обняла меня и радостно спросила: "Дядя Арман, ты к ней пришел? Я, правда, давно ее не видела, но может просто не замечала, иди к ней." Я с улыбкой: "Нет Нушик, я к другу." Она посмотрела на меня, спросив: "В чем дело, что случилось?" Я же: "Нуш джан, нужна операция." И опять слезы, на этот раз с ее глаз, а я только улыбнулся.
  В кабинете у друга я передал ему свои документы с историей болезни. Друг внимательно прочитал диагноз и вместе быстро мы поднялись на второй этаж к профессору. Профессор прочитал диагноз, отбросил бумаги в сторону и говорит: "Арман, не верю я этим шарлатанам, не верю! - и рассердился, - почему не к нам  пришел?" Друг тоже был зол. Ну пойди и объясни им, что я боялся встречи с Марой и  не хотел ее огорчать, плюс я был очень страшен.
  Снова взяли анализы и, все сравнив, стали успокаивать меня, что все хорошо, это ошибка или обман, чтоб с тебя сорвать деньги, анализы на рак чисты, хотя опухоль есть. Слава Богу, есть друзья. Меня уложили в ту самую больницу, палата была прямо над кабинетом Мары, на следующем этаже. Утром меня оперировали.
  Операция прошла удачно, все было хорошо, весь коллектив был рядом, все успокаивали, все сестры в операционной на перебой спорили, кто будет присутствовать при операции. Когда ставили швы, все девочки сестры на перебой целовали меня, радовались, что диагноз не подтвердился. Меня перевели в реанимацию, потом в палату. Все это время моя семья, жена и дети, были рядом, моя верная семья, мои дорогие. Жена Анаид и дети не отходили от меня. Ночью Анаид спала у моих ног, я ее очень люблю. Все врачи, сестры, санитарки приходили в палату навестить меня, только Мары не было. Я понял, я здоров, буду жить.

  ***
  Звонила Каринка, одноклассница моя, Мери тоже. Рассказывали, что Алла каждый день ставит в церкви свечи, на этот раз за мое здоровье, и не находит себе места, а прийти не рискнет…
Меня выписали из больницы, я был уже дома. Мне с каждым днем становилось все лучше. Я шел в больницу на перевязку и пару раз подходил к кабинету Мары, дверь была закрыта. Из ее состава никого на работе не было. Я не мог понять, почему она не пришла, узнала ли, где же она?
  Несколько раз я брал машину друга, ехал в больницу, проезжал парковку и не увидел ни разу ее машины. Только в последний раз я увидел ее машину и припарковался сзади. Долго ждать не пришлось, подошел муж, он был один, открыл дверь и сел за руль. У них одна машина на двоих. Я вышел из своей и открыл его дверь. Он увидев меня побелел, вышел, поздоровались. Он спросил о моем здоровье. Я ответил, что операция прошла удачно, все хорошо. Он спросил  почему в больнице не работаю... Я ответил, что пост сняли и сейчас у вас гражданская охрана. Он попрощался со мной, сел за руль, я только сказал, что так жить нельзя, пойми, один умрет, а второй не узнает, надо чтобы семьи  дружили, нельзя так. Он промолчал и уехал.
  Мара все же позвонила мне по другому номеру, не своему, сказала грустным голосом:
  - Арман, прошу тебя, мне по моему номеру не звони.
  Я стал просить ее, что надо встретиться, обязательно надо поговорить и добавил: "Мара, ты ведь ничего не знаешь." Она: "Что я не знаю?" Я ответил,что был в больнице. Она спросила: "А что случилось?" Я ответил: "Стресс." А что мне было говорить, что рассказывать? Она спросила: "После того дня?" Я ответил, что да. И все, больше мы не встречались и не звонили друг другу.
  Уже много позже я случайно узнал, что она развелась, уехала с детьми в Россию, приезжала на похороны своей матери...
  Кажется, я себя сейчас чувствую хорошо, иду на роботу, но кошки скребут на сердце, не знаю кого и за что винить, не то себя, не то войну, но ни в чем не ее. А воспоминания все душат и душат, начал вспоминать уже не в кадрах и в отрывках, а все по порядку, более ясно.
  После операции стал чувствовать себя намного лучше. Мозг прояснился, вспомнил абсолютно все, душа успокоилась. Жизнь продолжается...


  Часть 3
  Бой

  1
  Май 1991 год. Я только вернулся с Ерасха. Азеры обстреливали Ерасхаван. Приехали ночью в часть, был срочный сбор ОМОР-а и почти все ребята были в сборе. Нам было объявлено о тяжелом положении на протяжении всей границы. В Арцахе мы несли потери за потерей, я не понимал тогда, что Советская армия атакует наши позиции и наши села. Срочно укомплектовались маленькими отрядами и отправились на границу. ОМОР - Первая Военная государственная структур Республики Армения, ОМОР (Отряд милиции оперативного реагирования) создан при УВД г. Еревана Постановлением Совета Министров АрмССР № 370 от 30.07.1990 г.
  В связи со складывающейся оперативной ситуации в республике на границах  и развитием боевых действий в НКР, ОМОР в июне 1991 года был переименован в ОМОН МВД Армении, а созданием Вооруженных Сил Армении в 1992 году на базе его были созданы Внутренние Войска МВД Армении и первым командиром его был назначен полковник Ваган Арутюнян.
  В Арцах поехать мы не могли, так как Арцах был под игом Азербайджана, но для нас не было разницы, надо было спасать Армению, а Арцах  для нас - это часть Армении. Я напросился в Горисский район. Утром, 3 мая, мы тронулись в путь. Были не плохо вооружены стрелковым оружием и могли отбить любую атаку азеров. Мы ехали уверенно и верили, что сможем защитить родину даже малым отрядом, но мы не знали, что нас ожидает.
  Мы понимали, что вернутся не все, что действительно положение критическое.
  Прибыли в Горис, где в городском УВД нас распределили по разным селам района. Я с радостью узнал, что попал в отряд, назначенный в село Корнидзор. Туда входили мои друзья Кяж и майор Рудик, помощник нач. штаба ОМОН-а и друг моего детства  Самик. До этого мы попадали в разные истории и были уверены друг в друге. Сейчас мы тоже дружим, как показало время.
  В Корнидзоре мы заняли пост на краю села, там до нас располагался пост Советской Армии, которые недавно покинули по приказу их командования. Впереди было поле и даже не вооруженным глазом был виден Арцах.
  Нас было одиннадцать человек. Большая часть ОМОН, около шестидесяти человек, расположилась в селе Тех, там обстановка была тяжелее. Командиром назначен Элбакян ленинаканский, бывший советский офицер, хорошо понимающий военное дело. В других селах, таких как Хндзрореск, было меньше наших и все мы горели желанием встретить врага - турка.
  Две ночи подряд мы наблюдали за скоплением войск на территории соседнего азербайджанского села, оно  было прекрасно видно. С моего поста, кладбища деревни, я все видел. Сначала я начал считать фары машин, но потом сбился со счету, да и не имело смысла считать, их было очень много. Утром докладывал Рудику, он только с грустью смотрел на меня: "Арман, мы здесь и мы должны выполнить свою задачу, во что бы то ни стало, защитить население."
  6 мая село было обстреляно, не могу сказать с территории врага, это часть моей родины Арцах. Нас обстреляли, но все шло за пределы села, обстрел велся с крупно калиберных пулеметов и артиллерии. Ответного огня мы не открывали, да и не имело смысла, врага мы не видели и все было бы впустую. Это впоследствии нас спасло.
  7 мая, уже на рассвете, я возвращался с поста кладбища, где хорошо устроился за одним хачкаром и он, кажется, помогал. В эту ночь со мной был местный сельчанин, ребенок почти семнадцати лет. Все отряды Еркрапа были отозваны в тыл или переброшены в Арцах, на границе оставались только те, которые имели право на ношение оружия. Я возвращался в штаб, то есть на край деревни, где мы остановились. Утро, все ребята уже были в сборе: кто моется, кто бреется... Я им всем:
  - Ребята, вы видели что творится, сколько техники?
  А майор Рудик, наш командир, говорит:
  - Сержант Арман, все в порядке, я вчера был в Горисе, в штабе мне передали устный приказ, должны со стороны Лачина прибыть Советские войска и сменить нас, а мы все поедем домой, так что брейся, мойся и спать, пока придут.
   - Все ясно, но кто тогда те, которые в нас стреляли всю ночь и что эта за армия, которая скопилась там? Если стреляет азерский ОМОН, то почему эта целая армия им позволяет, не понятно? - спросил я.

  2
  Утром была полностью потеряна связь с другими селами.
Первый вражеский удар был нанесен на телевышку Катари, около села Шурнух, где были наши связисты. Колозян Саркис погиб, двое контужены и ранены, они были взяты в заложники, и двое гражданских работников телевышки. Так мы лишились связи вплоть до Еревана. Враги действовали по всем законам войны, четко видна была рука профессионала.
  После были атакованы села Шурнух и Корнидзор, где был я. Село Шурнух находится рядом с трассой Горис - Капан, в селе были четверо омоновцев.
  Есть видеозапись с показаниями свидетелей мирных жителей села. Большинство жителей села - это беженцы из Баку, Кировабада, Сумгаита... Оттуда, из своих собственных домов, люди вынуждены были уйти в Армению, но даже здесь преследуют армянских мирных жителей, не дают спокойно жить. Всех мужчин села и омоновцев забрали в заложники, со стороны села не произвели ни одного выстрела. Это была продажная Советская армия, ни одного азера не было. До сих пор засекречено явное нападение Советских войск не только на Карабах, но и на Армению.
  В селе Тех было не больше 30 человек омоновцев.
  В село Шурнух Советская армия врывалась дважды. Первый раз забрали омоновцев,  директора школы, председателя села и, кажется, еще двоих мирных людей. Второй раз забрали всех мужчин и следователей из Гориса, сержанта водителя и начальника ГАИ.
  На день раньше был атакован Таушский район, были взяты в заложники работники Кироваканской милиции и трое омоновцев.
  По дороге, чтобы сменить ребят с поста, у села Воскепар ночью обстреляли автобус с работниками милиции г. Ноемберян, попали в засаду в лесу, погибло 12 человек. Все, кто остался жив, были перевезены в Кировабадскую тюрьму и сданы азерам.
  Замечу, что советская армия - это не российская армия. На нас шли узбеки, киргизы, латыши, грузины, литовцы, украинцы, в общем, весь Союз нерушимый. Российская интеллигенция не побоялась в трудные времена глухой информационной блокады вокруг событий в Нагорном Карабахе поднять свой голос в защиту прав армянского населения древнего Арцаха. Операция «Кольцо» и сопутствующие ей действия вызвали возмущение российской общественности...
   Да, мы все знали и встречались с азерским ОМОН-ом, они трусливы, против наших десяти всегда ставили сотни. Помню, несколько месяцев назад мы были в Шурнухе, там у нас был один старый БТР крокодил без вооружения, так мы каждый день краской меняли номер, чтоб казалось, что нас больше. Как-то на связи наш командир БТД ОМОН-а представился в шутку: "С вами говорит командующий бронетанковыми войсками Армении такой-то!" Просто смеялись...
   У азеров был ОМОН, мы же назывались ОМОР - отряд милиции оперативного реагирования. Это было единственное в то время законное воинское формирование, можно сказать - первая Армянская Армия.

  3
  Вдруг видим, со стороны Лачина в нашу сторону скачет мальчик на коне:
  - Турки, турки идут! - кричит.
  Недалеко от нашего штаба был вырыт ров. Мы похватали оружие, боеприпасы и бегом ко рву, улеглись на вал перед рвом, смотрим и не верим глазам... Был май 1991 года, была Советская власть, войны как таковой не было. Однако, правильнее было бы сказать, что была не объявленная война внутри страны. Слышим жуткий звук с неба, смотрим самолет МИГ пролетел низко, прямо над нами, но огонь не открыл. В сторону деревни шли семь тяжелых танков и много боевых машин, сзади шла пехота, десанты... Их было не счесть, нас же было одиннадцать человек и вооружены мы были только автоматами.  Наш командир, майор Рудик, приказал:
  - Отходим к посту!
  Все действия командира были правильными, нас бы попросту переехали танками и ворвались в деревню. Мы без слов отошли, майор приказал машину УАЗ  милиции поставить на краю дороги так, чтобы надпись "милиция" была видна. Мы так и сделали, а сами встали впереди машины по ширине дороги. Смешно, но так мы преградили им путь. Пехота улеглась на той же насыпи, где были мы, только с противоположной стороны, техника и танки окружили территорию, один танк проехал ров, заехал в коровник, разрушив стены остановился.
  Позади нас уже собирались жители, наскоро одевшись кто во что, было утро. Большинство были  мужчины, были и женщины. Кто-то из них крикнул майору, что они выйдут и поговорят с этими, кто они, что за армия? Командир приказал, чтобы никто  из нас не вмешивался и не приближался. Сам же зашел в дом, наш так называемый штаб и, позвонив в городскую милицию, доложил обстановку, другой связи уже не было. Мы стояли по ширине дороги с опущенными вниз автоматами, сзади стоял наш УАЗ. Командир подошел к машине, взял микрофон и по громкоговорителю предложил командиру этих так называемых войск выйти на переговоры, сам же первый отдал свое оружие одному из наших и пошел в сторону войск, за ним бегом наш связист, поляк по национальности, женатый на армянке, бывший житель Баку, наш связист Ян:
  - Я с тобой, командир!
  Они вдвоем вышли в центр дороги, к ним из противоположной стороны вышли воинские офицеры, минут пятнадцать шли переговоры. Мы понимали, командир тянет время...
  Вскоре они вернулись с переговоров и говорят:
  - Ребята, дело такое, нам дали время двадцать минут на размышление, или мы едим с ними на территорию Лачина, нас проверят и завтра возвратят, или по истечению этого срока открывают огонь. Грозятся, что от деревни не оставят и следа, будет один большой котлован.
  Из Гориса никто не появлялся, нервы были на пределе, время приближалось. Рыжий стоял рядом со мной и говорил: "Арм, я с ними не пойду, это значит сдаться, я решил", - и отошел за нашу машину. Я за ним, вижу он ствол автомата приставил к груди, а прикладом на землю и, нагнувшись, потянулся к курку. Я ногой успел выбить из его рук автомат, он:
  - Ты что?
  Я просто в ответ вынул из ножен штык-нож и протянул ему:
  - Пойми, ведь один выстрел и вся деревня будет в огне.
  Тут как раз подъехала машина из РОВД города Гориса и к нам подошел зам. начальник С. Аракелян.
  Все ребята держались достойно. Шестеро из наших молодые ребята, старших по возрасту были пятеро: майор Рудик - наш командир, Рыжый, я - Шунбаз, Дед, Кявар и капитан. Остальным было лет по двадцать-двадцать пять. Ни причитаний, ни стонов, ни плача не было, мы просто молчали.
  Нас посадили в грузовик на пол кузова, солдаты сели на скамейки по бокам грузовика и нас отвезли в сторону поля. Армия сдержала слово офицера, данное при переговорах с командиром, ни один солдат не вступил в армянскую деревню, ни один выстрел не был произведен с двух сторон. В кого стрелять? В восемнадцатилетнего русского, узбекского или латышского солдата? Во-первых смысла не было, а во-вторых было опасение, что уничтожили бы Корнидзор. Главное, что в деревню Корнидзор Советская Армия не вошла.
  Ясно было одно, если бы мы произвели хоть один выстрел, они бы хладнокровно разнесли всю деревню, эти бесчувственные подобия людей не пожалели бы ни одного мирного жителя, даже самого маленького. Мы поверили слову офицера и, ради спасения всей деревни, сдались продажным советским войскам.
  Нас отвезли в поле недалеко от села Корнидзор, приказали выйти из машины и оставив с нами охрану, вся армия с техникой двинулась в сторону села Тех. То, что произошло в селе, мы узнали только после освобождения.
  Шурнуху не повезло, деревня расположена  на краю дороги, войска просто проезжали мимо, резкая остановка на дороге и танки ворвались в Шурнух. Наших ребят в Шурнухе было четверо. Про эту историю  есть видеозапись.
  Командира отряда, расположенного в Шурнухе, и его водителя по прозвищу  Кячал взяли по дороге. Они спешили в сторону телевышки, их избили до полусмерти, вышка горела... Их всех отвезли в Кубатлы. На вышке Саркис был убит, Арам контужен, его сняли из-под обломков без сознания и отвезли в Кубатлы. Маис был ранен, горло было перерезано, его похитили на вертолете и повезли в Шуши, ножевое ранение зашивал врач Шушинской тюрьмы.
  Вот так продажная Советская армия воровала людей с территории Армении и передавала на растерзание азерам.

   
  Часть 4
  Плен

  1
  Пока командир вел переговоры, в селе Тех все успели уйти... Мы тянули время и готовы были сдаться зная, что нас будет ожидать в плену, чтобы спасти жителей. Но ко всему этому есть маленькое "но".
  После того, когда нас взяли, мы никакой информацией не обладали и лично я, находясь в одиночке думал, вернее мне так было внушено, что армия продвинулась в глубь Армении, что в Ереван спущен десант, что арестованы  все наши семьи, даже докопались до любимых людей, чтобы здесь, в Азербайджане, нас сломить. Единственно правильной информацией было то, что должен быть показательный суд над нами в Баку.
  Ровно месяц я был в камере одиночке, ни о ком ничего не знал: не знал, что творится; не знал, что ребят из Шурнуха тоже взяли; не знал, что произошло в Тавуше; не знал, что ребята сидят в Кировабаде. Кроме четырех страшных стен и маленького окна я ничего не видел и от всего этого чуть с ума не сошел.
  Нас, одиннадцать человек, высадили в поле, приставили к нам охрану пятьдесят-шестьдесят человек, а все остальные с техникой двинулись в сторону Теха. Мы не хотели верить своим глазам, не хотели верить тому, что творится, но честно верили офицерскому слову майора, который дал слово, что не дозволит вход войск в деревню, что нас доставит в расположение части на территории Азербайджана, нас проверят, дадут запрос в министерство и если все подтвердится, завтра утром вернут.
  Первая часть данного слова была сдержана, в село Корнидзор войска не зашли. Вторая же часть слова была еще в исполнении, нас не били, не шантажировали, с нами даже не разговаривали. Часа через два-три вся армия вернулась и нас снова посадили в грузовик и двинулись в сторону Лачина. По дороге то, что мы увидели,  нас поразило. Всюду были вооруженные до зубов войска, кругом была военная техника, на склонах холмов стояли установки "Град", нацеленные на Армению. И это при Советской власти!
  Нас довезли до расположения воинской части, или их штаба, мы не знали, где находимся, там нас продержали часа два, из машины спуститься не позволили, ни разговоров, ни переговоров с нами не велось. Через два часа удвоили охрану в кузове грузовика, завели четырех собак и тронулись. Мы не знали, куда нас везут.       По дороге мы начали переговариваться на армянском, нас не понимали, мне так кажется. Все предложения ребят были о захвате грузовика, я "Кинолог" и сказал, что могу справится со всеми собаками, главное чтобы охрана не открыла огонь из оружия, но командир и здесь не разрешил и был прав, сзади нас ехал БТР, на нем было пять солдат, а что творилось впереди, мы не знали.

  2
  Нас доставили в Лачин. Машину остановили в центре города. Собралось очень много народу, были разные призывы в наш адрес, страха у нас не было, но была обида умереть просто так, от рук толпы. Вскоре нас завезли в какой-то двор, где было много милиционеров. Мы поняли, что это городской отдел милиции города Лачина. Нас вывели из машины, сорвали погоны, все знаки отличия, но не били, всех вместе завели в камеру предварительного содержания. Первый зашел к нам начальник милиции г. Лачин, со словами:
  - Значит так, товарищи милиционеры, мы дадим запрос на вас, а пока вы здесь в безопасности и считайте, что вы у нас в гостях.
  Мы с грустной улыбкой ответили:
  - Не плохо у вас гостей встречают.
  Начальник вышел. Трое суток нас кормили в столовой, не били и только к концу третьих суток нас вывели...
  После истечения трех суток нас перестали кормить, начались допросы. Первого вызвали командира, за ним поляка. Следующий, который вернулся с допроса, был жутко избит и когда его швырнули в камеру он успел сказать, что бьют ножкой стула и потерял сознание. Вывели меня, не буду рассказывать подробности... После наступила очередь Самика кявара, друга моего детства. Когда его вернули, он держал челюсть, она была сломлена и со смехом говорит:
  - Ребята, ножку эту они обо мне разбили, так что можете не бояться.
  Мы все засмеялись на удивление азеров. Так прошли еще два дня...
  Вечером зашел нач. милиции Лачина. Он объявил, что завтра нас должны перевезти в Шушу и сказал, что за нами приехали. Когда нас вели на допросы, мы видели людей в малиновых беретах и в масках, звания невозможно было различить.

  3
  В эту последнюю ночь сидит Рыжий на краю нар и причитает... Мы ему:
  - Гев, что с тобой?
  Он:
  - Ну что, ребята, попались мы глупо, посадят нас точно, осудят обязательно и в конце расстреляют. Все это глупо, но самое обидное не мы, жена у меня красавица, что она делать будет? Наверное, выйдет снова замуж. Нет, я этого не допущу, я останусь жить, жена моя красавица.
  Тут мы и подсели к Рыжему и этот план зародился у нас после его слов. Мы еще шутили:
  - Тебе кажется, что наши жены не красивы?
  Этой ночью мы, старшие по возрасту, сели на нары и шептались, остальные спали, не хотели их беспокоить, но самый молодой встал, подсел к нам и сказал:
  - Вы меня за маленького не считайте.
  Было решено захватить вертолет. Мы знали, что армяне Карабаха хотят перехватить транспорт, в котором нас должны повезти в Шушу, поэтому азеры решили переправить нас вертолетом.
  Утром нас связали по двое. Я и рыжий наловчились и нас связали вместе, мы смогли сделать так, чтобы узы веревки можно было развязать, от этого зависел весь остальной наш план, хотя какой план? Плана никакого даже не было, была просто задача выжить, не попасть в Шушу. Если до сих пор мы были арестованы, то уже в Шуше - настоящий плен и смерть.
  Нас побросали в грузовик и отвезли куда-то, скинули с грузовика и побросали на пол вертолета. В конце вертолета стоял всего один автоматчик, русский солдат, у его ног устроился тот самый наш молодой товарищ. По бокам на скамейке сели два русских полковника. Один был похож на свинью, это была настоящая свинья, воротник грязный, сапоги тоже, он был толстый и противный. Лично я бы без сожаления прибил  эту мразь. С утра он был уже пьян и это было нам на руку. Второй был настоящий русский офицер, выглажен, чист и лицо интеллигента. Они сели рядом, а напротив уселись двое в гражданском, с пистолетами на боку, наверное следователи.
  Мы с Рыжим как раз сидели на полу возле этих полковников и уже руки были развязаны, а наш молодой товарищ взглядом объяснял нам, что с солдатом справится. Оставались следователи, оба были азеры и ребята тоже дали знать, что готовы, хоть и связаны. Перед посадкой решили: берем вертолет, взламываем дверь в кабину пилота, а там или улетим в Армению, или упадет вертолет и кто останется жив, как-нибудь выберется. И вот, этот интеллигент встает, смотрит на связанные руки ребят, а они уже были синими, достает из кармана нож и режет веревки, освобождая тем самым. Тот, другой, что-то промычал, но  интеллигент сказал,что не твое дело. Дойдя до нас, он нагнулся и его пистолет, что был в кобуре за пазухой, повис прямо перед моим носом, оставалось только вырвать его.
  Я до сих пор не виню себя и горжусь, что не убил этого благородного человека и не позволил Рыжему. Мы сидели спина к спине, я оттолкнул Рыжего спиной и сам лег на него, ребята поняли, понял и интеллигент. Он бледный сел на свое место и долго еще с вопросом смотрел на меня. Следователи ничего не заметили.

  4
  С тех пор прошло уже много лет, но никто из ребят не ставит это мне в вину, а что касается этого полковника, то хотелось бы его увидеть или чтобы он прочитал это и понял. Надеюсь, он помнит. По моему, на благородство надо отвечать благородством. Это был не враг, не азер, это был русский офицер, а по материнской линии моя родная бабушка, мать моей матери, тоже русская. Рыжий  вообще по матери русский.
  Где посадили вертолет, мы не знаем, но уже тут начался настоящий кошмар. Нас высадили с вертолета и бегом под ударами дубинок погнали к грузовику. Приказали лечь на пол кузова и собак пустили по нашим спинам. Так довезли до тюрьмы, заехали туда и опять бегом к стенке, лицом поставили к стене, потом открыли дверь, нас запустили в какую-то клетку, потом открыли какую-то дверь в клетке и мы как звери в цирке пробежали по какому-то коридору из клетки по дороге... Не хочу рассказывать все, били всем, чем попало... Как  заводили в камеры, тоже не хочется вспоминать, но на этот раз надо и я вспомню. С криком показывали пальцем на любого и приказывали бегом забегать в камеры. Так в одну камеру попали я, дед и поляк Ян.
  Нас троих запихнули в одну камеру, она была двенадцати-местной. Мы сели на нары и смотрим друг на друга. Первым заговорил я:
  - Ян, если ворвутся в камеру, что будем делать?
  Он посмотрел на меня,сказал:
  - Ну, двух трех я беру на себя.
  Дед тоже с улыбкой говорит:
  - Ну, троих я тоже завалю, больше не в силе.
  Я тоже ответил, что с троими справлюсь. Итого девять, а там что будет - то будет. Но вышло не так, как мы решили. Первого вывели Яна, перевели в соседнюю камеру, потом меня, Дед остался один. Нас с поляком перевели в одиночку. Это была не совсем одиночка, мы были одни в двенадцати-местной камере. И так целый месяц. Так до конца и не было ясно, почему такой почет нам троим. Я думал, с Дедом ясно, он шофер командира, везде был с ним, Ян - поляк, а я почему? Только потом мы узнали, что среди нас искали агента КГБ.
  Так прошел месяц, я сильно оброс. В бетонной стенке было маленькое зеркало, такое маленькое, что смотря в него я с улыбкой сумасшедшего думал про себя:
  - Тоже мне, граф Монте Кристо.
  Сидеть в тюрьме одному, целый месяц, трудно. Я с утра до ночи, как тигр в клетке, ходил из угла в угол, может это и помогло в том, что ноги не опухли как у других. Другие камеры были переполнены и передвигаться было невозможно.
  Там, на стенке, я выцарапал стих с тремя дорогими мне именами, за что был жестоко наказан. Не хочу рассказывать подробности, но это было действительно жестоко. Ночью в мою камеру зашел рыжий ключник, кажется он был лезгин, помог мне, дал воды, а утром снова меня подвесил, чтобы никто не догадался. Так и вышло, меня сняли со стенки и бросили на бетонный пол, после я переполз и забрался на скамейку.
  Ровно месяц я был один, потом ко мне в камеру завели Николая, ассирийца из нашего отряда, его взяли в Шурнухе. За ним ввели Арама, я его не знал, это был его первый выход на границу и он недавно вступил к нам в отряд, его тоже взяли в Шурнухе. Вначале я принял его за турка, на нем были усы и вообще он был похож на азера, только тюремная одежда и тельняшка выдавали за нашего омоновца. Николай меня познакомил с ним, после завели крестьян из Бертадзора, Насибян был с ними. Моя камера переполнилась, я с радостью слушал голоса на армянском, хотя большей частью это было карабахское наречие, я почти ничего не понимал и просил всех говорить помедленнее, чтоб понять. Когда я был один, то несколько раз Шушу обстреливали наши и я просил Бога, чтобы хоть один снаряд попал ко мне в камеру...


  Часть 5
  Операция "Марлезонский балет" и возвращение

  1
  В это время в Армении поднялось большое волнение наших родственников, семей, друзей. Самолетом они полетел в Москву, где проходили митинги. Куда только наши родственники не обращались, и в красный крест, и правозащитные организации, и в посольства всех стран. Даже сейчас наши семьи, родственники, все друг друга знают и дружат между собой, они стали еще роднее.
  Рассказывали, что жены наши собрались и решили достать оружие, чтобы идти нас освобождать. В Москве была встреча с женой Горбачева.
  В это же время несколько ребят из нашего отряда, переодевшись в советскую солдатскую форму, выкрала из Казаха двух азеров, один из них оказался очень большой шишкой КГБ. Пытались перехватить этих заложников у наших ребят, но они отвезли их в горы и держали там в целости и сохранности, хорошо кормили и поили, вели переговоры на высшем уровне, на сколько мне известно с "серыми волками". Только через три месяца истязаний и пыток мы были освобождены в результате обмена на плененных (именно для этой цели) азербайджанцев. Обмен произошел в августе 1991-го. После освобождения, мы узнали, что мы спаслись только благодаря этой операции, которая называлась "Марлезонский балет".
  Вот это и есть настоящий героизм, такого не было в истории, обмен сорок восемь армянских лже-подсудимых на двух продажных офицеров подлецов. В обращении с  пленными армяне, зная как они обращаются с нашими, никогда не опускались до их уровня. Так всегда было в нашей истории, так есть и сейчас. Даже в  этом есть благородство и превосходство армян.
  В нашей истории об этой операции ничего не сказано. Сейчас командир этой группы почти ослеп, при захвате преступников была брошена граната, а он в это время был старшим оперуполномоченным ФСБ в г. Ереване.

  -----
  Уже после освобождения, когда я в последний раз был в Арцахе, попросил Насибяна отвезти меня в шушинскую тюрьму, в мою камеру. Он сказал, что может, но не советует, сам там после ни разу не был, не нужно ворошить ужасные воспоминания, потом ночи спать не будешь. Я так и не поехал, хотя все-равно по ночам во сне вижу...
  Дед участвовал в освобождении Шуши, после боя зашел в свою камеру и весь свой магазин пустил по стенам камеры, сейчас говорит, что уже не снится.

  2
  После освобождения был госпиталь, потом восстановление сил, сдача экзаменов в высшую школу милиции. Некоторые поступили, я же первые экзамены сдал, но на остальные не пошел, вернулся в часть, затем перевелся во вновь созданное подразделение аэропорта "Звартноц". ОМОН большей частью летал с сопровождением пассажирских самолетов рейсов Москва-Ереван. Сдал экзамены, поступил в юридический техникум. В 1996 году здоровье ухудшилось, прошел мед. комиссию, где определили третью группу инвалидности. Одновременно окончил техникум, по специальности не работал, в основном был в охране.
  Уже на пенсии стал понемногу собирать всю информацию тех событий, читал  литературу нашу, азерскую и российскую. Старался все вспомнить, но плохо получалось, я многое забыл, был большой провал памяти, пока не произошла встреча с однополчанами. Жена Анаид все время помогала мне, все время поддерживала.
  Однажды, как-то случайно, я наткнулся в интернете на распоряжение Совмина Республики Армения о предоставлении материальной помощи бойцам корнидзорского отряда за майские испытания, подписанное Вазгеном Манукяном и собрал всех ребят. Все были удивлены, не верили и решили, что те, кто на пенсии, вместе со мной обратиться в суд. Суд длился почти шесть лет, прошел все инстанции, менялись судьи, вызывали в министерство правосудия в МВД, прокуратуру ГБ, был у Манукяна, смотрел ему в глаза...
  Решение подать в суд было принято после того, как наши обращения в СНБ РА и Генеральную прокуратуру с просьбой прояснить, на каком основании мы весной-летом 1991 года были заключены в тюрьму, ничего не дали: из обоих ведомств ответили, что никаких связанных с нами материалов не имеется. Отмежевалась от проблемы Полиция РА, мотивируя тем, что РА не является правоприемницей СССР. "ГА" ("Голос Армении") не раз писал об иске бойцов нашего корнидзорского отряда, чью материальную помощь за майские испытания (распоряжение Совмина Армении от 11 мая 1991 г.) кто-то "съел", а государство компенсировать потери не хочет.

  3
  Дай Бог никому никогда больше не видеть горя, не видеть войны. Война - это мало сказать страшно. Война - это исчадие зла, во всех ее проявлениях. Кто не видел ужасы войны, тот не поймет возвращения всех наших близких живыми и здоровыми из армии.
  Рассказывали, что когда я пропал без вести, к отцу пришли его младшие братья, отец был старшим: "Акоп, почему твой сын, почему ты его отпустил?.." Отец ответил, что если бы позволило здоровье, одного бы не отпустил, рядом бы был...
  В этой истории столько героизма, что она может длиться бесконечно. Бердадзорцы просидели в тюрьме кто по пять-шесть лет, а кто погиб ни за что в тюремных застенках. Наших милиционеров тоже половина перевезли в Баку, должен был состояться так называемый суд над ними...
  Да, 6 мая 1991 года - скорбная дата для многих семей армянских милиционеров. В этот день части Советской армии в упор расстреляли совхозный автобус и "Ниву", везущую наших милиционеров на армяно-азербайджанскую границу для защиты жителей села Воскепар в Ноемберянском районе. С тех пор ежегодно в этот день к мемориалу стражей порядка возлагаются цветы, ноемберянцы и жители других городов страны чтят память погибших. Традиция продолжается каждый год.
  Каждый год 7 мая мы с семьями приезжаем на могилу Саркиса Колозяна, погибшего в этот день в Корнидзоре, в его родную деревню Джрашен. На могиле Саркиса построена церквушка, на куполе вместо креста - орел в виде креста. По разрешению католикоса Вазгена Первого многие крестины совершаются в этой церквушке.
  В память о погибших ребятах неподалеку от Дилижана построена беседка, где мы собираемся по случаю. Каждый год, в этот день, мы собираемся вместе, расспрашиваем друг друга за  о житье-бытье, об отсутствующих. За разговором выясняется, что некоторые ребята уехали, а некоторые болеют: месяцы плена и дальнейшие годы боевых действий не прошли даром даже для самых бравых. У всех нас, кого судьба подвергла жестоким испытаниям в мае 1991-го, появился второй день рождения - 15 августа, один на всех.
  Сегодня на страже границ нашей родины стоит армянская армия. Вопрос охраны и защиты рубежей находится в центре внимания государства. Частые провокации со стороны противника в Тавушском районе и в других приграничных районах в очередной раз подтверждают, что мирные жители до сих пор подвергаются обстрелам и нападениям, в результате которых гибнут люди.
  Отношение к людям, защищавшим границы нашей родины в те трагические годы, многие из которых поплатились за это жизнью и здоровьем, в определенном смысле высвечивает и отношение к тем, кто сегодня защищает наши рубежи.
Если вновь придется встретиться с врагом лицом к лицу, мы все, все воины-освободители, без колебания встанем рядом с нашей армией, вновь пойдем защищать нашу святую родину, во имя светлого будущего нашей драгоценнейшей Армении!
  Конечно, в книге обо всем не расскажешь, все не может быть законченным, ведь жизнь продолжается, постоянно события тех лет волнуют память... Хоть и прошло с тех пор много времени, но судьбы людей в этой истории тесно переплетены между собой. Я не могу передать мысли и чувства друзей, но мы все пережили одно и тоже и, рассказывая о себе, я представлял свою эпоху - эпоху людей, прошедших сквозь огонь...

_____
 
За послевоенные годы были собраны видеоматериалы, статьи, касающиеся темы операции "Кольцо".  Читатели могут глубже ознакомиться с историческими фактами тех лет по данным ссылкам:

Видеоматериалы:
1) http://ok.ru/video/13776390891 - ОМОН.
2) http://ok.ru/video/4072278251 -  операция "Кольцо", видеозапись с показаниями свидетелей мирных жителей села Шурнух.
3) https://www.youtube.com/watch?v=gExj86b9_lo - Это в шушинской тюрьме мирные жители села и милиция Гориса.
4) www.youtube.com/watch?v=qRfwcr7hqNI - Кто снимал эти кадры и что это за запись, не известно, но это пленные армянские милиционеры на третьи сутки...
5) http://ok.ru/video/8317109657 - Это памятник хачкар в центре города    Ноемберян,в память погибших милиционеров, рассказ живых.
6) http://ok.ru/video/13727369963  операция "Кольцо" -  самая большое преступление СССР.
 Это видео снято в то время,Таушский район,село Воскепар. Всю правду о случившемся рассказывает зам. начальника Севад Аракелян.
7) http://ok.ru/video/3214805227 -  Это рассказ-сказка тех, кто стрелял в автобус в селе Воскепар.
8) http://ok.ru/video/13727304427 Похороны жертв операции "Кольцо".   
    Это похороны ребят из автобуса и кадры расстрелянного автобуса.
9) http://ok.ru/video/22385199851  - Это день Воскепара. 6 мая каждый год мы собираемся в Ноемберяне в день памяти.

Статьи:
1) http://carabaas.livejournal.com/282997.html - Он пока проходит как свидетель.
2)
     Мы не сделали ни одного выстрела...
3) http://www.press.karabakh.info/101_день_в_аду - 101 день в аду
4) http://defacto.am/18740.html#.VnVUwCf2Xz8 - И не получено до сих пор.
5) -
      МЕСТО ВСТРЕЧИ ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ.
6) - Доклад Комитета по правам человека Верховного Совета России.