Первая смерть Леночки Кудряшовой

В шестой палате умирала Вера Карловна.

Она умирала уже месяц, но, кажется, не сегодня-завтра должен был прийти действительно конец.

И никого в больнице, одна баба Нюра в соседнем корпусе, а до нее еще добежать надо... Да чего бежать, чем поможешь? Разве что саму в пуховый платок укутает да чаю горячего даст.

...ее же еще мыть надо. Обряжать.

К Леночке пришла спокойная, холодная мысль: это будет моя первая смерть.

В отделении горела только настольная лампа на медсестринском столе. Соседняя дверь – в процедурную. А там – укрытый в тумбе от посторонних глаз кипятильник и чай. И сахар, подаренный кем-то из пациентов.

Дверь в процедурную была спасением.

Леночка шла в туалет, и по коридору ползли жуткие тени, огромные, темные. И разношенные тапки шаркали громко и страшно.

И кто-то шел сзади.

Леночка знала, что это бред, что придет утро – и наваждение сгинет, но пока была ночь, и она невольно замедляла шаг и оборачивалась, и тот, кто шел за ней, поворачивался тоже, и она не успевала его увидеть, он все время оказывался за спиной, опережая ее, обгоняя, и только краем глаза порой...

Один господь знает, как она ненавидела ночные дежурства.

Страх темноты – детский страх. Тот, у кого никогда от чужого присутствия за спиной не сжималось что-то внутри живота, кто не вздрагивал от звука чьего-то голоса – тот этого не поймет.

Вообще-то Леночка работала в больнице еще совсем недолго. Три месяца.

Медсестринский диплом ей выдали на полгода раньше срока. А кому и на полтора: перевязки делать умеешь, жгуты накладывать? А судно выносить наука нехитрая...

Большую часть их курса тут же расхватали по госпиталям. А Леночка осталась здесь. Не в ее положении было переезжать куда-то.

Если честно, она плохо представляла себе, как будет дальше. Пока было ничего, пока было почти даже совсем как раньше, только достать можно было не все, сахар вот выдавали по карточкам... Наверное, дальше будет хуже.

Леночка вернулась за медсестринский стол, к лампе, жесткому казенному стулу, телефону, будильнику, календарю под стеклом и видавшему виды алюминиевому чайнику с уставленным стаканами подносом: больным горло смочить. Впрочем, виды тут видало все: и старый, сверкающий ониксом телефонный динозавр, трещавший и плевавшийся не хуже какого-нибудь фейерверка, и огромный металлический будильник на тонких лиллипутовых ножках, – когда он звенел, просыпалось все отделение. Теперь таких не делают, думают, пластмассовые фигульки, разливающиеся соловьем, лучше, а зря. Ничто не поднимает на ноги так, как оглашелый звон таких вот старинных несуразных штуковин... На то он ведь и будильник, а не симфонический оркестр, не для услаждения слуха же придуман!.. За ночь Леночка успевала изучить обстановку во всех частностях. Удивительно, как она ей еще не снилась.

В ящиках стола валялась стопка каких-то старых бланков – записать что, - набор градусников, тонометр, два чирканных-перечирканных журнала с кроссвордами, два клубка, спицы, пара авторучек с высохшей пастой, огрызок карандаша, скотч, карманный нож, старые батарейки, фонарик и любовный роман. Любовный роман был сменщицы Люды, от нечего делать Леночка его даже читала.

Из пятой палаты, которая прямо напротив стола, выглянул больной. Ковалев была его фамилия, сорок пять лет и язва. Леночке он не нравился.

- Вы бы прилегли, миленькая, что всю ночь сидеть...

- Ничего, ничего, - господи, и как же его зовут, - я не хочу.

- Ах, с такого возраста мучаться бессонницей... – Ковалев сочувственно покачал головой и сделал то, что, видимо, и собирался с самого начала: пошаркал своими изрядно поношенными домашними туфлями в сортир. Леночка посмотрела ему вслед. Нехорошо, конечно, но он вызывал у нее какую-то труднообъяснимую антипатию. Клещ желудочный.

Из больничной пищи он почти ни к чему не притрагивался (хотя готовили по нынешним временам вполне прилично, многие дома так не ели), пюре и «легкие» салатики на майонезе (это с язвой-то!) ему носила в баночках жена – маленькая усталая женщина с добрыми глазами старой цепной овчарки, верно служившей свой век и так и не дождавшейся от хозяев совместных прогулок за грибами-ягодами или хотя бы просто возможности свободно побегать по участку...

Когда Ковалев прошаркал мимо обратно, стрелки будильника стояли на четверти пятого.

А когда в шесть Леночка разносила градусники, оказалось, что Вера Карловна умерла.

Конечно, все давно этого ждали и все-таки...

Как тяжелобольной ей дали отдельную палату, что, впрочем, было нетрудно: в отделении всего-то лежало пятнадцать человек, видимо, людям было некогда особенно болеть.

Вообще-то заболевание Веры Карловны было не по профилю отделения, но в онкологии шел бессрочный ремонт, вот и распихали раковых больных куда только можно.

Она была очень сильная, эта старушка. Никто не думал, что она протянет столько.

Леночка знала, она ждет смерти: на этой стадии, несмотря ни на какие обезболивающие, смерть представляется уже освобождением.

Неожиданно было больно.

Высохшая, почти скелет, она была такой сильной, такой терпеливой: не капризничала, не скандалила, хотя кого-кого, а уж ее-то можно было бы понять...

В семь пришла сменщица, не Люда, другая, Марина, Леночка ее едва дождалась. В принципе, можно было идти, ее дежурство кончилось, но она решила еще подождать доктора, послушать, что он скажет... Ипполит как всегда опоздал, домой Леночка собралась только к десяти, усталая и разбитая.

И на улице творилось черт знает что: не осень, не зима, голые деревья, грязь, осунувшиеся лица прохожих, как будто только сегодня осознавших всю бессмысленность бытия...

Жила Леночка в общежитии, мало того, что в самом захолустье, так еще и по соседству с химзаводом.

Решив сократить путь, она пошла через гаражи – три длинных ряда «ракушек», поставленных вплотную друг к другу. Раньше люди держали здесь машины. Вообще-то это было не самое приятное место, но она так торопилась добраться до дома... да и время-то – белый день на дворе.

Зря.

Их было двое – крепкие молодые мужики лет по двадцать.

Они курили у распахнутых ворот гаража. Леночке как-то сразу не понравились их глаза, какой-то нездоровый в них блеск...

Она постаралась быстро пройти мимо.

- Эй, куда так торопишься? – сказал тот, который стоял ближе. Странный у него был голос, его можно было бы назвать бархатным, если б он не был таким неприятным.

- Может, с нами постоишь побазаришь? – прибавил второй.

- Что вы, ребята, мне домой пора, - попробовала она отговориться. Обычно это работало. Главное – не хамить.

Не в этот раз.

- А что ты так спешишь, милая? – глаза первого заблестели совсем уж ненормально. Водкой не пахло... Наркота что ли, мелькнула мысль. – А ты не убегай, моя хорошая…

- Да ладно, ребята, мне правда идти надо…

Леночка успела отойти шагов на пятнадцать и уже решить, что пронесло, когда поняла, что они передумали. Совещались, наверно, кто их знает...

Ну и припустила, естественно.

Главное, добежать до улицы, там люди, там...

Гаражи они миновали быстро. Леночка про себя чертыхнулась.

Никого. Ну, естественно, время-то раннее, да и не улица это – одно название.

Хорошо еще, побежал за ней только один – решил, видно, что с субтильной девушкой справится и самостоятельно. Вообще-то он, наверно, был не так уж и не прав.

Ну вот. Белый день – и никого.

Скоро Леночка поняла, что он ее догонит. Защемило внизу живота, остро, режуще – и крайне невовремя.

Схватив ее, он первым делом зажал рот. Леночка замычала что-то, попыталась укусить да без толку. Сердце колотилось как бешеное. Адреналин так и захлестывал, через край.

- Ну и куда ты торопилась...

Леночка попробовала достать его коленкой... и промазала. Что за невезение!

- А вот этого не надо...

Да, сейчас один хороший удар по башке и никаких проблем. С ней проблем, естественно.

К счастью, делать этого он почему-то не стал: не догадался, что ли...

В общем, описать, что Леночка испытала, пока он волок ее к гаражам, невозможно. Впечатлений хватило на всю оставшуюся жизнь...

Спасение пришло откуда не ждали.

Как уже было сказано, гаражи стояли в три ряда. Леночка, спрямляя путь (спрямила – ничего не скажешь!), шла первым. А сейчас из второго, среднего вынырнула довольно странная личность – встрепанный молодой человек в спецовке. Особенно девушка его, конечно же, не разглядывала, но странность какую-то отметила...

- Пусти ее, - спокойно сказал он.

- Че?..

Дальнейшее Леночка уловила плохо. Верней, не уловила совсем.

Разумеется, этому странному было легче: у него-то руки были не заняты в отличие от напавшего укурка (почему-то воспринимала его Леночка именно так). Поняла только, что держат ее уже только левой (вырваться не составило труда), и что кому-то бьют в челюсть. Видимо, новоприбывший как-то уклонился (Леночка этот момент проглядела) и даже сумел как-то ответить, потому что укурок оказался на земле. Леночка тупо смотрела на распластавшееся в бесчувствии тело и думала, что оказывать первую помощь ее что-то не тянет...

- Ты нормально? – озаботился спаситель.

- Ага, - кивнула она.

- Что-то ты дрожишь, по-моему.

Еще бы.

Интересно, а где второй?

Впрочем, неинтересно. Не слышит, наверно. Обдолбался и не слышит...

- Нет, все-таки ты дрожишь.

Конечно, трясло ее порядочно. Отходняк. Ничего удивительного.

- Да все уже в порядке, успокойся.

Ага.

- Тебя проводить? – с сомнением в голосе предложил он.

Леночка кивнула.

Это было бы явно нелишнее.

Когда Леночка с провожатым дошли до дома, трясло ее уже так, что впору было забираться под пуховое одеяло с грелкой. И валерьянкой, естественно.

Парень даже предлагал свою куртку, но Леночка отказалась. Она не мерзла. Так что лишняя одежка ничего бы не решила.

В конце концов ее угораздило разреветься. В этом не было, конечно же, ничего необычного – нормальная реакция организма на пережитый стресс. Но все равно было как-то неловко.

А звали его Пантелеймон. Странное имя для странного парня.

- Лена, - смущенно представилась она.

Надо было из элементарной вежливости позвать человека на чай, но как объяснить его появление Майе? Она ж с ума сойдет, если правду сказать, а неправда почему-то не лезла в голову. Отчаянно.

- Ладно, - махнула рукой Леночка. – Ты будешь наш новый стажер, хорошо?

- Что? – раскрыл он рот.

Вот ведь непонятливый.

- Ну, стажер ты наш новый, в больнице, понимаешь? Познакомились мы с тобой как будто бы не на улице, а на работе. Как же я тебя сестре представлю? Если ей сказать, как было, она же места себе не найдет.

- А зачем представлять меня сестре? – удивился он. – Я вовсе не собирался...

- А ты думаешь, не надо? – в свою очередь удивилась Леночка. – Ну, как хочешь…

- Нет, если ты так считаешь, конечно, нужно... – тут же заторопился он. – Я буду очень рад с ней познакомиться.

В общем, сопротивление противника было сломлено (да и не шибко-то он, по чести сказать, сопротивлялся), и Леночка с Пантелеймоном пошли домой.

- Ты почему так долго? – Майя от волнения даже на лестницу выскочила. Переживала, видимо.

Но как она уставилась на нового знакомого Леночки! Что называется, во все глаза.

- А это Пантелеймон, наш стажер, - объявила Лена. – Майя, моя сестра.

Строго говоря, сестрой она ей не была – но это отдельная история.

- Очень приятно, - вымолвила обескураженная Майя.

Надо признать, Пантелеймон и здесь повел себя как настоящий джентльмен. Изобразил нечто вроде полупоклона и сказал что-то о том, как он рад и так далее. Лена выслушала его речь не без тайного удовольствия.

- Ну что ж вы стоите! – опомнилась Майя. – Леночка, ты же голодная, я картошку уже два раза разогревала. Да и вы, Пантелеймон, наверно, тоже... Проходите, проходите, я сейчас чай поставлю.

Они прошли. Леночка сняла пальто, втайне наблюдая за реакцией их гостя. Но он и вида не подал, что удивлен, лишь чуть дольше обычного задержал взгляд на ее животе, седьмой месяц все же, хоть и незаметный под широким пальто. Это ей понравилось.

У них с Майей была на двоих одна комнатка. Сама Леночка жила здесь временно, пока не найдет более удобного пристанища. Правда, Майя предлагала ей переезжать насовсем, но этого Леночке не хотелось.

К картошке была подана банка сардин. Нормально, живем, подумала Леночка. Делать почти ничего не пришлось, картошка была еще теплая, а чай вскипятить – две секунды.

Конечно же, ее спаситель был голодным. Впрочем, это и к гадалке не ходи, мужчины – они вообще практически всегда голодные: метаболизм у них другой, что ли...

За столом они поболтали немного – о природе, погоде и видах на урожай, - и Пантелеймон откланялся.

Лишь за ним закрылась дверь, как Майя с горящими глазами подсела к Леночке:

- Ну, кто он?

- Как кто? – засмущалась та. – Стажер.

Майя взглянула на нее с видом «кого ты хочешь обмануть».

- Леночка!

- Ну ладно-ладно…

И Леночка рассмеялась. Это был такой легкий, веселый смех, о котором она уже совсем забыла. Смех девушки, у которых нет больших проблем, чем несданный зачет по латыни и стоптанные на танцах туфли.

- Майка, если бы ты знала! – наконец призналась она. – Он же меня спас. Как в романе.

- Спас? От кого?

И Леночка рассказала.

- Голубушка ты моя, - растерянно отозвалась Майка, когда Леночка закончила свою историю. – Да как же тебе повело. Тебе же его сам бог послал…

- Наверное, - уже сонно отвечала та. – А еще знаешь, сегодня на дежурстве умерла старушка… та, с опухолью… Вера Карловна.

- Умерла?.. Ну что ж, ничего не попишешь… У каждого из нас свой срок. Ложись-ка ты спать, милая моя. Хватит с тебя на сегодня, и так перенервничала.

- Хорошо, - Леночка послушно улеглась в постель и, уже укутываясь теплым одеялом, продолжила: - Она была такая хорошая. Такая сильная. Правда же, она была хорошая, Май?

- Ну разумеется, разумеется… Я зашторю окна, а ты спи. Не думай ни о чем, засыпай.

Последнее, что запомнила Леночка перед тем, как забыться сном, было светлое, ласковое лицо Майи. Она смутно подумала о том, что так хорошо, так тепло ей не было с тех пор, как умерла мама. И что, наверное, все же не нужно искать другую квартиру… Эту зиму она проведет здесь.

А дальше… а дальше будет видно.

И сны ей снились цветные, летние. В них не было ни карточек, ни тяжелых сводок в воскресных газетах, ни сумрачных метеопрогнозов, ни боли, ни смерти. Были только молодость, счастье и ее Майя, ее теплая, светлая Майя, ее подруга, ее сестра.



2006, 2019.

Примечание от автора. Рассказ входит в цикл "Осколки Островной Империи". О дальнейшей судьбе героев можно прочитать в повести "Харлсберг".