Сказка тысяча второй ночи

Я не придумал эту сказку. Этот обрывок пергамента, написанный на арабском языке был найден в старом хламе и я только его перевёл. Эту сказку рассказала красавица Шахиризада своему любимому Шахрияру. Именно после этой сказки его каменное сердце смягчилось и он взял её в жёны. Эта сказка о любви и гОре.


   Неисчислимо долгие времена были только Тьма Непроглядная и Тишина Мёртвая.
Потом Великий Создатель придумал и сделал  наш мир. Землю, солнце и мириады звёзд.
Но скоро ему стало скучно одному в этом бесконечном мире пространств и времён и тогда он стал делать себе помощников. Люди называют их Ангелы.
Духовные ангелы делаются из чувств: сострадания; любви; милосердия... Но к концу того времени все светлые кувшины с добротой, любовью и лаской оказались у Создателя пусты. Остались кувшины с чёрной злобой, завистью и ненавистью. Не стал Создатель брать из этих кувшинов и тёмные силы в нашем мире плодить. Так и остались кувшины стоять в углу полные гнева и ненависти на долгое время забыты. Только если бы кто оказался рядом, то услышал бы как злоба шипела из них. Увидел бы как жадность всплёскивалась, закипала брызгами да ярость тянула в мир когти свои.
 … И было. В Бесконечности чуть слышным голосом Шептала Тишина Мёртвая о тоске, одиночестве… Шептала-шептала и дошепталась. Сдвинулась с места Тьма Непроглядная, сгустилась. Из углов паутинных выползла, из щелей тонких вытекла. По ямкам, по трещинам в лужи собралась. Просочилась, протекла туда, где чёрные сосуды стояли. Пальцами слепыми всё ощупала и до кувшинов добралась. Загустела и во весь свой исполинский рост поднялась.
Она просовывала свои жадные руки в кувшины, зачерпывала пригоршнями чувства и, дрожа от нетерпения, лепила, лепила... Кисельные куски страстей проваливались у неё сквозь пальцы, шмякались на пол. Скатывались как ртуть в лужи, собирались в огромные капли и превращались в демонов. Не видела этого слепая Тьма, - она лепила своё детище, своего ребёнка - Чёрного Ангела, которого назвала Азраилом. Так на земле появилось Зло. 
Демоны разлетелись по земле ветрами-ураганами, расползлись болезнями, разлились наводнениями и войнами. А сын Тьмы демон Азраил завладел на земле райским садом Эдемом.
 Чёрной тучей летал он над Райским садом. От его дыхания высохли деревья сада, умерли цветы и быстроногие лани покинули эти места. Тернии и волчцы взрастила земля, змеи да скорпионы стали жителями этих мест. А вместо райских цветов росли только редкие колючки и проклятая Иудина трава перекати-поле.
 Солнце выжгло плодородную землю и она превратилась в песок, сад стал пустыней. Песок вобрал краски солнца и пустыня стала оранжево-красной. Только два цвета  остались в её палитре: слепяще-оранжевые барханы и синее небо.  Теперь это это место называют "пустыня Бахрейна".
Велика, необъятна пустыня Бахрейна. Даже зоркий орёл, летавший под самым куполом неба, и тот не мог охватить за один взгляд всю её необъятность. С высоты своего величавого полёта он хорошо видел только оранжевые барханы да редкие зелёные пятнышки, расположенные далеко один от другого. Это река, которая раньше протекала по всему Райскому саду стараясь спастись от необузданной ярости Чёрного Ангела скрылась, спряталась под землю и безжизненные пески покрыли её.
Орёл видел далеко внизу маленький караван, который змейкой полз среди барханов.
 Он даже мог различить розового слона, на котором возвращался домой правитель Великого Северного царства Аль Нод.
- Ваше Величество, - докладывал Аль Ноду начальник каравана идя рядом со слоном, - сегодня вечером, если на то будет воля Всевышнего, мы подойдём к последнему оазису в котором можно будет заночевать и пополнить запасы воды. И потом нам останется только один дневной переход до моря, где ждёт флот Вашего Величества.
 - Скажи погонщикам пусть поторопятся, эта дорога всех нас измотала.
Говоря так Аль Нод имел в виду конечно же не себя. Он был не только мудрым и могучим правителем, но и сильным, выносливым воином. И он не боялся ни усталости ни трудностей перехода  через пустыню. Конечно же, говоря так он переживал за свою жену — красавицу из красавиц по имени Гюль Ччек и двух детей, которые родились у них три года назад.
 Любовь и мир нашли своё гнездо в семье Аль Нода и Гюль Ччек. Их любовь друг к другу была так велика, что природа никак не могла решить, кто же из них кого больше любит. Это было нужно природе, чтоб узнать кого им подарить: мальчика или девочку? И чтоб ни кого не обделить природа подарила двойню.
 Малыши были действительно малы для такого долгого и опасного путешествия. Но им уже исполнилось по три года, а их дед, Великий Правитель Юга, до сих пор так и не видел своих внуков. Поэтому и были они в гостях у Великого Правителя Юга, отца Гюль Ччек. Ведь и царицам тоже хочется похвалиться своими детьми. Как не показать таких красивых внуков деду?
*
Почти во всю дорогу царица Гюль Ччек не отдавала малышей мамкам и нянькам. Она, как голубка, ворковала, играла с ними. То пела песенки, то играла, то рассказывала волшебные сказки.
- Что Вы с ними всё возитесь? - Ревниво спрашивал Аль Нод. - Вы королева, и Вам не пристало столько времени ухаживать за детьми! - И тихонько, уже на ушко добавил , - Ты разве не устала?
Скажу по секрету, Аль Нод очень любил Гюль Ччек и поэтому ревновал её даже к собственным детям. Так бывает. Просто ему хотелось, чтоб она глядела только на него. Ему нужна была её любовь. 
- Как можно так думать, - говорила она в ответ на вопрос мужа, - что дети могут наскучить? Это же наши дети! Я не устаю, наоборот, я отдыхаю с ними! Рядом с ними моё сердце раскрывается как цветок!
 Великий и могучий правитель сейчас не был ни великим воином, ни грозным правителем. Он был нежным отцом, по которому ползали играясь его сын и дочь. Сейчас он был любящим мужем, который покорно ел виноград. Гюль Ччек срывала ягоды с грозди и кормила своего грозного повелителя, который ел кислый виноград не морщась. Не морщась потому, что из рук Гюль Ччек он казался ему слаще мёда.
 Гюль Ччек была самой счастливой королевой на свете. Судите сами: её мужем был могущественный король Великой Северной страны. К тому же он был самым красивым из всех королей мира. А может он был самым красивым для Гюль Ччек потому, что всегда шептал ей о том, как любит её. Ведь известно: мужчина любит глазами, а женщина ушами.
Золотой ореол любви и счастья окутывал не только паланкин и весь караван, - он простирался далеко в пустыню. За самые далёкие барханы был виден его свет!
*
Но не только летающий в небе орёл видел этот караван. Чёрный Азраил в образе огромной летучей мыши тоже летел над пустыней.
  Мы, люди, видим мир не так, как духи или демоны. Ангелы и демоны видят настроение. Они видят душу. Мы видим красоту цветов, радугу в небе но не можем видеть любовь, верность или предательство. Мы можем это чувствовать. А духам эти чувства не даны. Они могут их только видеть. И для демона Азраила каждый караван имел свой цвет. Он привык видеть чёрные караваны: это гнали невольников на продажу. И тогда барханы окутывались черной тоской и горем. Иногда попадались цветные караваны: купцы везли ткани и фрукты. Были коричневые с красными полосами - это шли на войну бравые солдаты и ещё непролитая в боях красная кровь уже алела на их загорелых телах. Азраил видел это.
Золотое сияние счастья и любви ударило по глазам Чёрного Демона. Не могли его глаза видеть любви и счастья. Сияние ослепило его чёрные очи. Счастье резало ему глаза так же, как человеку режет глаза свет полуденного солнца, как царапает песок попавший за веко. Нет и не было у Азраила своего счастья, не знал он любви, поэтому и чужого не переносит. Чуть не задохнулся он от гнева и зависти!
 Поднялась чёрной мутью злоба-ярость в груди у Демона Азраила. Взмахнул он крыльями и полетел в горное ущелье. Туда, где на толстых железных цепях был прикован одноглазый страшный ветер Самум, который жители пустыни называют "Море крови".
 Глубоко в тёмной пещере спит Самум. Спит на перекрещенных цепях свисающих с каменного потолка. Когда-то давно в войне Добра со Злом Светлые Ангелы укротили его и приковали цепями в этой пещере. Это было так давно, что толстая железная цепь во многих местах поржавела, а кое где даже превратилась в камень. 
- Вставай! Вставай лентяй! - Кричал Азраил и бил его семихвостной плетью. - Поднимайся, лежебока! - И от его ярости даже песок раскалялся и молнии били в него.
Схватился Самум спросонья, глаз свой единственный оранжевый вытаращил, закружил, заревел зверем диким, завилял красным хвостом перед Чёрным Ангелом.  ПОднял вихрем песок пустыни и сквозь пыльную пелену уставился туда, куда ему Азраил показал.
- Догони! - Громовым голосом кричал ему Азраил. - Засыпь им глаза, забей им глотки песком, отбери у них всю воду, высуши их!
 А всем, если бы кто мог видеть это, казалось что гремит гром и в пыли сверкают молнии.
Взвыл освобождённый ветер Самум подхватил свои лохмотья и набирая силу понёсся к каравану. Азраил же чёрным пятном летал в тучах пыли, подгоняя ураган своей плетью.
*
С паланкина, который стоял на первом слоне, доносилась нежная музыка. В тишине пустыни она была слышна всему каравану. Даже второму отряду воинов, замыкавшему это пышное шествие. 
Певицы и музыкантши были миниатюрные и слону не составляло труда нести весь этот оркестр. Зато ему громче всех была слышна красивая музыка и пение. Это был очень музыкальный слон и поэтому он даже пританцовывал на ходу.
Музыка лилась весёлой струёй, девушки пели, а ветерок шевеля занавеси паланкина приносил прохладу.
- Вы слышите, господин мой, - обратилась к своему мужу и повелителю Гюль Ччек, - как красиво поют наши девушки?
- Да, - ответил он, - это божественная музыка. У девушек ангельские голоса.
- Госпожа! - Послышался снаружи голос одной из девушек, - Вы слышали, нам подпевает кто-то!
И действительно, какой-то едва слышный звук плыл над пустыней. 
- Вы слышите, мой повелитель, - спросила Гюль Ччек своего мужа, - кто-то плачет?
Откуда-то издалека, казалось что из под песка дальних барханов слышалась то ли музыка протяжная, то ли песня жалобная. А может это плач детский? Или это серебряные струны? Звенят, поют. То приближаясь, то затихая. И льётся этот плач, стонет эта музыка будто упредить, остеречь от беды хочет!
Но это не музыка. Это звенит сухая трава чувствуя приближение страшной бури: Самума. Солнце высушило траву так, что она стала как стеклянная. А песок пустыни сорвал с неё всё лишнее, обгрыз, облизал, вот и звенят травинки как колокольчики. Бьются друг о друга травинки страшный ветер чувствуя, дрожат от страха перед Самумом. И звенят, звенят, говоря всем путешественникам: " Уходите, прячьтесь! Будет ураган! Красная смерть идёт!" Как же должен быть страшен Самум, что даже мёртвая высохшая трава его боится!
*
Моряки говорят, бывает, что перед штормом море поёт. Они называют эту песню "голос моря". Те, кто слышит этот голос умирают. От этой песни у них разрываются сердца. И даже у мёртвых остаётся на лице выражение ужаса, так страшна эта песня.
А сейчас пустыня пела свою великую погребальную песню, - берегись путник слышащий голос пустыни. Вслед за этой песней приходит Самум.
*
Бежали люди, бежали животные, а за ними неслись огромные волны из песка. Это было только дыхание Самума, ещё не сам Самум. Погонщики гнали животных. Животные и сами чувствуя страх перед ураганом торопились. Каравану повезло что он был недалеко от оазиса, и передовой отряд уже входил под его защиту. А за ближайшими барханами в оглушительном вое уже поднималась красная стена из песка и ветра увенчанная шапкой белых сгустившихся облаков. Ветер был такой силы, что многие животные не могли устоять на ногах, падали и их заметало оранжевым песком.
 Высокие песчаные барханы, которые сам же Самум, да и другие ветры за тысячи лет нанесли к оазису, лежали вокруг высоким валом. И эти валЫ мешали вЕтрам убить оазис. Мешали засыпать пальмы песком. Не смогли ветры иссушить источник. Там и укрылся караван. 
В этой страшной кутерьме нельзя было понять где кончается земля и где начинается небо.
 Но нет у Самума долгой силы. Слабел он, выдыхался. К вечеру в кровавых тучах появились просветы, а оранжевый глаз опять превратился в закатное солнце. Успокоилась природа, затихло всё. Пыль постепенно опала, воздух очистился и им стало можно дышать. Только по краям вала ещё кружилась пыль, ещё всплёскивались волны песка. Это Демон Азраил в бессильной злобе хлестал своей плетью изнемогший ветер.
- Вставай! Вставай бездельник! - Азраил в бешенстве кричал и бил ветер плетью по рыжей бороде. Но Самум израсходовал все свои силы. Он скулил, полз и мог только чуть-чуть шевелить рыжим хвостом.
Из под песка выбирались люди и верблюды. Лошади и те оказались засыпанными. Все были рады, что пережили такую жестокую бурю.
Все рады? Но мы забыли о Демоне!  Не смогла на этом успокоиться ярость Чёрного Демона. Полетел Азраил к старой колдунье Кетыллюк. Не удовлетворённая злоба душила Азраила. Не напился он ещё беды как следует!
*
Все знают, что у старухи-колдуньи Кетыллюк были две дочери. Две чёрные волшебницы и мастерицы обмана. Первая, - Фата Моргана, - она жила в море и видом была как огромный кракен.  Она манила-обманывала моряков, сбивая их с нужного курса, показывая им землю которой нет и пряча ту, которую они хотели увидеть. И люди среди бескрайнего моря воды умирали от жажды. Щупальца кракена были похожи на корни старого дерева. Она высовывала эти щупальцами из пучины океана и разрывала ими корабли.
 Другая же дочь, Серап, была маленькой. Её гибкое, змеиное тело дополняли, и отличали от змеи две передние лапки и два кожистых крылышка. Как у летучей мыши. Жила она под самым Небом. Под самым его куполом. Там, где к Небу Создатель прикрепил звёзды. Там этих крылышек ей хватало, чтоб перелетать от звезды к звезде. Но на Земле, её крылья отсыревали, пропитывались влагой и поэтому она могла летать только в пустыне, где в воздухе нет влаги.  Хоть тело её и было намного меньше тела Кракена, зато злоба была намного больше. Это она водила людей по пустыне, показывая то несуществующий город, то полноводную реку или прохладную зелень. Люди шли за этим призраком, ползли к реке надеясь на глоток воды и умирали сжигаемые солнцем.   
*
- Убей их, - так с порога закричал Азраил влетая к Кетыллюк, - мне нужна твоя помощь!
На его слова из глубины пещеры выползла Серап, опёрлась на свои два крысиных хвоста  и сказала:
- Ты горишь яростью? Ты хочешь отомстить? Но какая же это месть просто убить? Смерть это не месть. Смерть это успокоение. Отомстить нужно так, чтоб кровь стыла в жилах, чтоб это не кончилось быстро, чтоб это продолжалось и продолжалось! Тогда это будет настоящая месть!
- Я вижу, - сказал Азраил оборотясь к ней, - ты понимаешь толк в этом! Если ты сможешь так страшно отомстить, что это меня успокоит, то можешь требовать от меня любой награды!
Скривился гадкий рот Серап и она прошипела:
- Ты останешься доволен моей местью, - но вначале пообещай, что я получу в мужья Аль Нода.
Удивился Чёрный Ангел.
- Зачем тебе в мужья Человек?
- Разве это уже не будет местью, - шипела Серап, - когда ты увидишь своего обидчика в моих объятиях?
Посмотрел на неё, на её пасть зубастую, на два хвоста крысиных. Представил Азраил и расхохотался.
- Да! - Закричал он страшным голосом. - Ты права! Сделай так. Но не только Аль Нод. Пусть всем достанется! Пусть все почувствуют мою ярость!
- Не беспокойся об этом. Только помоги мне добраться до них. Мои крылья слабы, а лететь далеко. Унеси меня туда.
*
Усадил Азраил себе на голову Серап, только два хвоста развевались, и в один миг долетел до оазиса. Там, высоко в небе над караваном Серап слетела с его головы и уселась на одну из звёзд.
*
Духота сухого воздуха сменилась вечерней прохладой наполненной влагой. Люди и животные пережившие страшную бурю успокаивались. Горели костры, животные хрустели своим кормом, погонщики укладывались спать, закутываясь в одеяла. Ночи в пустыне холодные. Где-то выли шакалы. Где-то рыскали львы и гиены - беда одинокому путнику пустыни которого застала ночь.
*
Тихо спускалась Серап с бархатного неба прямо в листья одной из пальм росших около воды. Она спускалась с неба по лунному лучу обвив его своими крысиными хвостами и скользила, скользила. Пробиралась в розетку пальмы, туда, где её не мог достать свет от костров. Устроившись там, она принялась колдовать, шипя заклинания. Она то закрывалась крыльями, то расправляла их. Рассыпала тонкий колдовской порошок, взмахивала и он разлетался по всему оазису. И никто из вдохнувших это зелье не мог уже её увидеть. Правда, животные чуяли её. Лошади всхрапывали, а глупые, но гордые верблюды отважно плевали в её сторону. 
 Пальмы протягивали свои листья высоко вверх. Казалось они машут ими между звёзд. Можно было услышать как они доставали своими самыми высокими листьями до звёзд и ласкались с ними. Звёзды от щекотки вздрагивали и кружились в фиолетовой черни. Играли в догонялки, перелетая с пальмы на пальму. Но, может быть это были не звёзды, а огромные южные светлячки, которые играли свои свадьбы. Фр-фр-фр... слышались звуки крыльев ночных бабочек и светлячков. И за этими безобидными звуками нельзя было различить шорох, как Серап трепыхала своими гадкими крылышками и цеплялась за лист лапками, высовывала свой длинный  язык и шипела...
- Спа-а-ть! - Выдыхала Серап. И у стражников против воли слипались глаза.
- Спа-а-ть! - Неслось протяжное над оазисом, отдаваясь эхом от дальнего бархана. И даже пальмы начинали реже махать своими опахалами. Они тоже засыпали.
- Спа-а-а-ть! - Шипели скорпионы и змеи, - слуги гадкой Серап, помогая ей вершить чёрное дело. Скорпионы шевелили лапками пересеивая песок и, казалось, сам песок шептал:
- Спа-а-а-а-ть!
А змеи ползали по барханам  пожирая светлячков которые засыпали на лету и падали в песок.
*
Так бы и остался караван спать вечно в оазисе, но тут, перед самым рассветом, прилетели два влюблённых чёрных дрозда. Они уселись на одной из пальм и стали громко петь. Они не заснули потому, что от любви слушали только голос друг друга, и не слышали шипения Серап. Дрозды пели утреннюю песню чтоб рассказывать всем о том, что пришёл новый день, что нужно просыпаться! Что Жизнь - это прекрасно!
 Услышав пение птиц, солнце поняло что прозевало рассвет и выскочило из-за горизонта.  Утром, пока его никто не разозлил оно было ещё нежное и ласковое.
 Верблюды вставали сначала на задние ноги, отчего погонщики сидевшие на них поклонились Создателю и поблагодарили его за хороший день. Потом поднялись на передние и погонщики с высоты верблюдов увидели взошедшее солнце. А Серап заметалась в солнечных лучах. Она закрывалась от света дня своими крылышками, а два её хвоста свивались в кольца от страха. В панике, бежала Серап как крыса и заскочив в паланкин царя забилась в угол, за занавеску. 
*
- Какой прекрасный день подарил нам Создатель! - говорили погонщики друг другу.
В щёлочку занавеси Гюль Ччек видела, как караван начинает выходить из оазиса. Как стража строится в отряды. Как мулы подёргивая ушами показывают друг другу зубы: они смеялись, они радовались хорошему дню и тому, что хорошо отдохнули за ночь. Все были рады, что пережили Самум. Потому и смеялись. Караван продолжил свой последний переход к морю.
Гюль Ччек с умилением смотрела как царь-отец продолжал спать, убаюканный равномерным покачиванием слона, близнецы прижались к нему с обоих сторон и тоже посапывали.
 Гюль Ччек хотела поправить тюль, чтоб к ним больше входило свежего воздуха, откинула её и увидела странное существо. Оно сжавшись сидело в углу. Это была маленькая двуххвостая Серап. Эта тварь вдруг растопырила крылышки, открыла рот и зашипела. Всё завертелось в глазах Гюль Ччек, а тварь сильно увеличившись ударила кривым ножом бедняжку Гюль прямо в сердце и грудь Гюль Ччек не в силах удержать дыхание опустилась. Ударила Серап красавицу Гюль Ччек своим кинжалом и пробила ей грудь. Потекла кровь из груди Гюль, а Серап подставила свой гадкий рот и пила её кровь, вдыхала её уходящее дыхание. Она слизывала кровь, чтоб принять образ Гюль Ччек и ловила ртом её дыхание, чтоб забрать её жизнь. Вдохнула её дыхание, проглотила его и превратилась в Гюль Ччек. Но только спереди она была как Гюль Ччек, сзади же она осталась такой, как и раньше - мерзкой тварью с двумя крысиными хвостами.
  Тут близнецы начали возиться и плакать. Испугалась этого Серап ухватила их за ноги выбросила. А затем столкнула и их мать с паланкина.
 Аль Нот повернулся во сне. А Серап стала шептать ему свои колдовские слова, от которых он заснул сильнее. Потом подползла к нему, поплевала в глаза, чтоб он смотрел на мир её глазами. Провела лапками по голове, - и он забыл о детях.
 Только сердцем он мог теперь правду чувствовать. Но разве часто в споре сердце против глаз и ушей побеждает? Много ли примеров знает Жизнь, когда глаза могут разглядеть чистоту сердца? Невидимо оно глазам, когда румянец и красота лица закрывают грязную душу.
*
Но нельзя убить любящее сердце. Разве мать может оставить своих детей на съедение солнцу? Не может мать бросить детей. А если Вы слышали что где-то мать бросила детей, то не верьте. Не мать это была.
 Гюль Ччек не могла бежать с детьми за караваном. Не было у неё для этого сил. Она поступила так, как поступают звери: выкопала под чахлым кустом саксаула глубокую ямку и уложила туда своих детей. Потом накрыла их своей одеждой чтоб они могли дышать и засыпала песком.
Долго брела Гюль вслед за уходящим караваном протягивая к нему руки. Но колдовство Серап не позволило людям видеть бедняжку. А голоса у неё не было. Не могла закричать она, не могла позвать своего мужа в помощь, не было в груди воздуха.
Солнце немилосердно жгло пустыню. Ни росинки, ни капельки воды не осталось от утренней свежести и прохлады. Раскаляющиеся всё сильнее песок и воздух обжигали девушку. А она никак не могла догнать караван. Кожа её вспухла пузырями ожогов и стала засыхать корой. Гюль Ччек не могла больше идти. Удары солнечных лучей как пламенем жгли её. Силы покидали её она могла только ползти вперёд, туда где на горизонте были видны последние верблюды каравана. Туда, куда были направлены её глаза. Туда откуда она ожидала спасения для детей и себя.
- Али! Али! - кричала она что было сил, - муж мой, помоги нам! Но забрала, выпила у неё дыхание Серап. И из её груди слышалось только слабое шипение. Ей только казалось, что она кричит громко. Даже скорпионы бегающие рядом не пугались её голоса, так он ослаб.
 По каплям выходил сок жизни из ран Гюль Ччек и расползаясь красными пятнами впитывался в песок барханов. Но поднимая голову она видела уходящий караван и это заставляло её двигаться. Она видела пятна своей крови на песке и боялась только что по ним шакалы или гиены могут добраться к детям. Она терпела свою боль и просила только о том, чтоб скрылись эти кровавые пятна. Чтоб не предала её детей её же собственная кровь.
 Привлеченный запахом свежей крови шакал выбежал прямо на вершину бархана. Но вдруг шерсть на его загривке поднялась от страха, - это он увидел Гюль. И её вид, её растрескавшаяся кожа и волдыри ожёгов испугали его. 
 На её кровавые следы на песке садились вороны. Самая смелая начала одним боком подскакивать поближе, надеясь полакомиться плотью. Но подняться и прогнать ворон сил у Гюль не было. Она молилась. Она думала только о детях.
  - Пустыня! - Молила Гюль Ччек, - помоги мне хоть ты! Спрячь мою кровь, пусть её не будет видно. Впитай её в себя! Ведь по ней дикие звери найдут моих детей. Не за себя прошу, за них.
И вдруг дрогнуло сердце самой Пустыни, - из этих пятен, оставленных болью и кровью матери выросли ярко-алые цветы. Пустынные маки. Их лепестки были такими же алыми и свежими как сама кровь и такими же нежными и легкоранимыми как её душа. Этим нежным цветам передалась стойкость любящей жены и матери. От неё обрели цветы мака способность своим соком, своей кровью, лечить людскую боль. Боль души и боль тела.
Широким ковром вырастали маленькие пустынные маки по следам Гюль Ччек, да только солнце выжигало их и они становились  чёрными, траурными. А может это и не солнце, может это от взгляда Азраила они сжимались и чернели так, как будто на них дохнул жар самого Пекла. Ведь он следил, любовался страданиями Гюль Ччек, упивался её болью.
Солнце жгло ей кожу. От этого кожа всё больше сжималась, трескалась и кровоточила.
К вечеру ворон становилось не больше, а меньше. Гюль Ччек не знала, что это значит. Она не знала вороньего языка и не и не могла понять их, когда они каркали. А вороны переговаривались между собой.
- Кар! - кричала одна ворона, - посмотрите, с каждым шагом она становится всё отвратительней.
- Смотрите, - каркнула другая, - её кожа стала ужасней, чем у змеи! Нет! Вы как хотите, подруги, но я не стану есть это! Я лучше склюну скорпиона! Я улетаю.
- Кра! - вторили ей ещё две, - мы тоже брезгуем клевать это. Какое омерзительное существо!
И вороны удетели,не тронули Гюль Ччек.
 Засыхала оболочка, превращалась в защиту от солнца. А любящее сердце матери скрывалось всё глубже внутри. Её тело покрываясь чешуёй, костью, панцирем.
*
Далеко, за спиной кроваво-красное разгорячённое солнце садилось в море чтоб остудить свой жар.  Караван дошёл до моря и люди грузили поклажу и животных на корабли.
- Что это за странная тварь! - Воскликнул Аль Нот оглянувшись. -  Впервые вижу такое! - Он показал на бархан с которого сползала к морю Гюль Ччек.
Все пузыри на её коже лопнули и ссохлись. Кожа стала твёрдой как камень. Она превратилась в панцирь. Язык не мог произносить человеческих слов. Он высох и обгорел, как сучок из костра.    
- Чче...Чче... - почти не слышно повторяло странное животное глядя снизу на Али Аль Нода, а слёзы катились из круглых глаз не переставая. Это была Гюль Ччек. Она  кричала:
- Это я! Твоя Гюль! Ты разве не узнаёшь меня?
Но сожженный до черноты язык и сухой рот могли произнести только: Х-х-х... Ч-ч-ч...
- Пойдём, потянула его за руку Серап, это просто... черепаха. Пойдём. Она, наверное, ядовитая! - Серап обняла Али и потащила на корабль.
- Но она плачет, - сказал Али, - может ей нужна помощь? - Кто ты? - спросил Али Аль Нод, - как зовут тебя? - При взгляде  на неё его сердце сжималось, что-то сильно волновало его. Но он не мог понять что говорит ему сердце. Далеко не все умеют понимать своё сердце.
- Чче... Чче... - Гюль Ччек!, - кричала её душа, это я твоя Гюль Ччек, плакали глаза.
...Корабли отплыли, черепаха осталась на берегу. Она смотрела своими круглыми глазами на море, а по глазам катились слёзы. 
*
Если когда-то Вам случится путешествовать на корабле по морю, Вы обязательно встретите больших морских черепах. Они плывут вслед за кораблём. Это значит, что и детям Гюль Ччек удалось выбраться из ямки под кустом саксаула. Они тоже, как и мать пересекли пустыню и добрались до моря. Они плывут потому, что хотят спросить дорогу к дому, туда, где живёт их отец. Но не умеют этого сделать. Они не знают куда им нужно плыть...
Черепахи живут долго. Так сделала Серап, чтоб страдания Гюль Ччек и её детей не закончились быстро.
Если Вы не верите этой истории, почему черепахи рождаясь выползают из песка и зачем и куда они плывут через всё море?


Мак Кинко. Фридрихсхафен 20.09.19