Дуновение времени. Гл. 13 Продолжение высокого

Глава тринадцатая. Продолжение высокого совещания.

    Верховный Правитель выгреб из сейфа поочередно содержимое шести полок, на каждой из которых лежало по одному-единственному простенькому, но пухлому скоросшивателю. Он направился к общему обеденному столу, дальний торец которого занимала «великолепная пятёрка», сопровождавшая уже все его движения внимательными взглядами. Во время их совместных пиршеств Суливан садился обычно в ряд со всеми, демократично подчеркивая своё равенство с соратниками при общей трапезе. Если же здесь собирался на заседание Президиум Правительства, да ещё с иными приглашенными, то тогда хозяйским местом становился торец стола, откуда он мог видеть всех присутствующих, и хорошо был виден им сам.
    Секунду поколебавшись, он выбрал себе именно «председательское» место, и, расположившись в кресле, дружественным жестом пригласил за стол вокруг себя Волизана, по правую руку, и Луготана – по левую, а также ещё пятерых членов Звена «Т». Он даже попросил Луготана отодвинуть правый боковой стул, чтобы Волизану было удобнее подъехать на своей коляске.
    Вторая пятерка, телохранителей, разошлась и расселась также по обе стороны от Правителя, второй и третий номера в ряд с майором, а четвёртый, пятый и шестой – в ряд с Волизаном. Таким образом, обе группировки оказались при этом разделены слева двумя, а справа тремя свободными стульями. Двое офицеров Комитета остались на своих местах в креслах, со скованными руками.
    Когда все приглашенные к совещанию расселись, Вождь зорко осмотрел присутствующих, потер ладони и произнес:
- Ну, что ж, начнём, пожалуй. Я не хотел бы с первых слов своей речи углубляться в подробности сегодняшнего дня. Все вы с ними достаточно знакомы. Но по пути сюда… - тут он обернулся и посмотрел на офицеров Комитета, задумался на мгновение, после чего попросил второго и третьего телохранителей перевести подполковника и капитана в одну из свободных спальных комнат.
- Прикуйте их там к трубам парового отопления. – приказал в дополнение Луготан.
     И, когда его распоряжение было выполнено, Верховный Правитель продолжил:
- По дороге сюда, скованный и замотанный в этот вот мешок, я раздумывал о том пути, который был пройден нами, начиная с момента Великой Революции, о роли каждого из нас в её тогдашнем успехе, о его вкладе во все дальнейшие её продвижения к Победе. Я поэтапно вспоминал все то, о чем хотел бы рассказать сейчас вам, друзья и недруги мои, поскольку именно сегодня выяснилось, что мы не настолько едины во мнениях, как диктует нам сложная политическая обстановка на данном этапе развития нашего Государства.
   Его слова прервал телефонный звонок с местного коммутатора. Луготан, которому кивком было указано ответить, поднял трубку и представился. Выслушав звонившего, попросил минуту подождать и повернулся к Суливану:
- Это Министры, прибывшие вместе с Президиумом по моему сигналу в полдень. Они спрашивают разрешения отбыть обратно в «Цитадель».
- Какие такие Министры? – недоуменно спросил Суливан, но тут же исправился. – Ах, министры! Ну, да…
- Министры Обороны, Порядка и Транспорта. – подсказал Луготан.
- Пригласите их пройти сюда и присоединиться к нам. Я думаю им полезно будет послушать то, о чем мы собираемся вести беседу.
    Когда же приглашенные вошли в помещение и остолбенели, увидев живого Правителя, Суливан, сославшись на то, что ему никто не доложил об их присутствии на вилле, и извинившись, гостеприимно указал на те три свободных места в правом от него ряду, между Галетаном и шестым телохранителем. После чего произнёс:
- Так я, с вашего позволения, коллеги, продолжу. Тема сегодняшней встречи будет касаться вопросов нашей истории. Личной истории каждого из нас. – И взяв в руки верхнюю из шести папок он, открыл её, прочитав перед этим название:
– Член Президиума Правительства Летущан, возраст 60 лет, по должности ответственен за легкую промышленность, торговлю и сельское хозяйство страны. И начну я с того момента, когда молодой горянский революционер, успевший, как, впрочем, большинство из нас в предреволюционные годы, поменять членство в нескольких революционного толка псевдонациональных организациях, оказался в Правительстве Республики Юго-Восточного моря, одним из 27 министров, ответственным за её финансы. И все бы было ничего в деятельности дорогого нам Летущана. Ведь в предшествующие Революции времена мы все и многие из наших друзей, рискуя жизнью, бесстрашно занимались экспроприацией у Монархии её денежных ресурсов, а он, Летущан, служил у нас доверенным «барыгой». Он эти денежки прятал, считал и пересчитывал, отвечая за их учет и распределение внутри нашей революционной организации. Почетная и ответственная роль, понимаете ли.
    Но случилась так, что два года спустя после Великой революции, обойдя с юга помянутую мной республику, на её территорию хлынули враждебные революции злобные силы армии бринксов. Захватили они, изверги, Республику Юго-Восточного моря, арестовали её Правительство, вывезли на берег моря и расстреляли, почти что всех до одного. А было их ни много, ни мало, а двадцать шесть дорогих наших соратников по борьбе. До сих пор живет в моем сердце боль этой утраты. Но вместе с этим живет в моей памяти одна непростая мысль. А куда же в тот злополучный момент исчез двадцать седьмой министр, министр финансов. И самое важное в этом деле, куда же исчезли сами финансы? Вот в чем вопрос, ответ на который я уже тридцать пять лет ищу и не нахожу, как ни стараюсь. Во время встреч Великой Тройки Победителей я спрашивал Лорда Чёричэкса, бывшего Правителя Бринксии, и он с полной ответственностью заявил мне тогда, что его страна к пропаже золотого запаса и других активов Республики Юго-Западного моря отношения не имеет. А я, понимаете, не могу не доверять словам Руководителя государства столь ответственного международного уровня. А вот от соратника нашего, Летущана, внятного ответа на вопрос о том, куда исчезли подведомственные ему финансы, мы с вами за тридцать пять лет так и не получили. Нет, не подумайте, что вообще никакого ответа. Что-то там такое было, бормотание этакое невнятное. – Суливан покрутил в воздухе правой ладонью, пошевелил её пальцами и продолжил. - Но вот уже после Великой Войны на заокеанских рынках золота, как мне доложили не так давно, случались распродажи золотых и платиновых слитков с клеймом бывшей Республики Юго-Восточного моря. Через какие-то третьи руки, от имени каких-то малоизвестных банков и совсем уже запутанных южно-коламбиканских фашистских диктатур…
    Давайте же, дорогие друзья, примем к сведению предложенную мной информацию, и отметим, внепротокольно, что за прошедшие тридцать пять лет мы с вами так и не получили внятного ответа от члена Президиума правительства Летущана на поставленный мною вопрос. Но, как показала проверка путей миграции на мировом рынке золота в упомянутых мной слитках, начиналась она из рук той самой горянской общины, принадлежать к которой Летущан имеет честь с самого своего рождения. И именно к той её части, которая долго и беззаботно уже тридцать и более лет живет вне нашего Государства. И я задаю себе вопрос о том, как же так у нас все это случайно совпадает. А мы с вами ещё и внешнюю торговлю Летущану доверили. Как-то вот для меня многое тут неясно. Там ведь ни много, ни мало, но семь и три десятых тонны золотишка значилось, не говоря уже о других драгоценных активах. И все это в набегающих морских волнах растворилось. Да и факт расстрела двадцати шести из двадцати семи до сих пор никому из нас неясен. На двадцать седьмого патронов у бринксов не хватило, выходит? Что-то не верится…
    Летущан сидел, молча и опустив голову. Никто из «Пятерки» Президиума на него не смотрел. Только сидевший с ним рядом Ходимун медленно отодвинул свой стул, сместившись на полметра левее. 
    Суливан пролистал до конца содержимое папки и, поморщившись, произнёс:
- Ну, дальше, тут всё мельче. Стареет, видимо, наш коллега. И размах деяний падает. Ерунда всякая – виллы детям и внукам понастроил, всех на большие должности в Министерствах и в посольствах устроил. Всё, как у всех. Не хуже и не лучше. Но золотой запас – это да! С размахом было дело провернуто. С большим! И ответственности он за это до сих пор не понес. Вот так-то, дорогие друзья. Я боюсь проявить нескромность, но вот уж точно не покривлю душой, сказав, что пятнадцать лет после Революции в одной и той же шинельке проходил, в которой ещё по фронтам Гражданской войны мотался. Подкоротил, подшил малость и перелицевал разок за это время. И только новый начальник управления охраны руководящих кадров Парукар, с моей покойной супругой войдя в сговор, летом, когда я зимнее на антресолях в нафталине прятал, оттуда шинель мою вытащил, отдал портному, который обмерил и по этой мерке мне вторую такую сшил. И так всё моё хламьё они ему перетаскали и пошили, как бы заново. И только во время войны получил я с армейского склада, как Верховный Главнокомандующий, полный набор маршальского обмундирования, парадного и полевого. Отличное, доложу я вам, сукнецо было. А какое бельё замечательное. И летнее, и зимнее. До сих пор ношу, и не сносилось. Правда, вот штиблеты, похоже, протерлись, так их я отдавал подремонтировать, и таскаю себе, как новые.
    С Летущаном на этом пока закончим. Но попрошу я вас, члены Президиума Правительства, пока мы с Воли-другом чайком побалуемся, подумать, кто у нас будет следующим в таком вот серьезном разговоре. У меня тут на каждого по папочке имеется. – И Вождь похлопал короткопалой ладонью по стопке простых серых скоросшивателей, высящейся на углу стола. – Немаленькая работа ещё предстоит нам, понимаете.
    «Пятерка Президиума» никак не реагировала на его весёлые комментарии. Все они чувствовали, что это только начало, и ждали в какую сторону подует ветер в голове у Правителя. По опыту своему все они понимали, что в данный момент он ещё и сам не знает, чем ему эту историю закончить. Поэтому просто готовит «поле боя», проводит, так сказать, «инженерные» работы. И вдруг, почувствовав, что проголодался, Суливан обратился к Луготану:
- Майор, голубчик, помоги, пожалуйста, двум старым людям, по стакану чая и по паре бутербродов поднеси нам сюда, будь другом. Каких? А с сёмужкой малосольной, с архангельской. Ты не возражаешь, Воли? Вот и хорошо! Рыбий жир, он полезен в любом возрасте! А в нашем – тем более. Да ещё ведь и фосфор – для укрепления памяти. Нам ведь сейчас многое вспомнить предстоит. А Вы, Члены Президиума, Вы думайте, пока. Решайте. Кто у нас из вас следующим будет? А к вам троим это отношения не имеет. Вы ведь у нас ещё только «Кандидаты в члены Президиума». – успокоил Вождь пришедших позже и беспокойно шепчущихся Министров – обороны, порядка и транспорта. И с аппетитом взялся за перекус.
    Когда ланч был закончен, Суливан поднялся, аккуратно собрал посуду, свою и Волизана, смёл со стола крошки и отнес всё это на сервировочный столик. Вернувшись он закурил, попыхал трубкой и двинулся по оси зала до окна, где развернувшись, прошелся до двери. И уже на обратном пути к своему месту, оживившись, обратил взор на дальнюю сторону стола:
- Так что мы там решили, кто у нас на очереди? – А поскольку ответа не последовало, то взял он самую верхнюю папку и с легкой иронией произнёс. – Тогда, смотрите сами. Начинаем сверху и по порядку. Бурипен. Одна тысяча девятисотого года рождения. Слушай, Председатель! – Вождь мастерски изобразил полное изумление. - А ты оказывается меня на двадцать один год моложе? Мальчишка, понимаешь, совсем. А тут такое за тобой уже числится! Ай-яй-яй! Хотя, конечно, как и откуда посмотреть? Можно сказать, например, что ты маньяк и перерожденец. А можно, что настоящий мужчина, бешенный талант. Эффективный менеджер! В бурные годы Великой Революции ты в свои тогдашние отчаянные семнадцать-восемнадцать лет умудрился заведовать контрразведкой трех враждующих политических группировок одновременно. А когда мы доверили тебе руководство всей Южной Горянией, ты, тут нужно отдать тебе должное, двинул эту провинцию вперед. Но ведь сделал это за счет других регионов, используя свой местный климатический ресурс. Их северные ресурсы ты получал почти даром, а свои, южные, сбывал по тройной цене. Нашему социалистическому Государству ты навязывал скрытые рыночные отношения, понимаешь! Так ведь у нас получается?
    А с тех пор, как ты возглавил службу государственной безопасности, я имею в виду Комитет Защиты Революции, никто у нас в Государстве в этой самой безопасности себя не чувствовал. Даже я уже сегодня смог в этом убедиться. У меня и свидетели есть, если понадобятся. – и Вождь коснулся ладонью погона на плече сидящего рядом Луготана. – Вот майор, когда нужно будет, подтвердит. И подполковник Жемикон тоже. Я попросил оценить мне, скольких же людей ты и твоё ведомство на тот свет спровадило в результате своей многолетней и многогранной деятельности. Расстрелял, на допросах в тюрьмах и на работах в лагерях замучил? Семизначные, понимаешь, цифры у нас получились. Не шуточное дело.
   А когда мне доложили, что на столе в твоем кабинете стоит фотография, на которой ты, сластёна, снят с моей двенадцатилетней дочерью на коленях, я вызвал её и запретил впредь подходить к тебе близко. И поручил своим службам в этом разобраться. И что ты думаешь? Тут у меня полный список твоих плотских утех и увлечений на сорока одной странице с подробными фотографиями во всех позициях. Хотите посмотреть? – Все присутствующие повернулись в сторону Берупена, но промолчали. – А зря. Интересные тут вещи у нас имеются. Прямо Кама с Сутрой какие-то. И заключение двух профессоров-сексопатологов, нашего и приглашенного из-за границы, приложены. Мы, конечно, все тут мужчины, но ведь есть, как говорится, и предел разгулу фантазии в этом вопросе. Должна быть какая-то граница! Товарищи меня, думаю, поддержат. А у тебя есть, что сказать коллегам по Президиуму, Бурипен? Молчишь? Вы что тут все играть в молчанку решили? Летущан – молчит. Бурипен – молчит. Тогда, что же мне прикажете делать? Ходимун на очереди? Хотя тоже вот молчит. Тоже молодой. Не такой, как Бурипен, но тоже, по сравнению со мной – пацан. – и Вождь открыл третью по порядку номеров папку.
    Быстро пролистав её, Сулиман вернулся к самому началу и произнёс:
- Кто такой Ходимун, я в первый раз услышал на пятнадцатом году Великой Революции. Привели его к нам домой однокурсники моей покойной супруги. Она в это время всерьез увлеклась экономикой и училась в Институте Революционной Профессуры. А поводом был День её Рождения. И вот вижу я, сидит напротив меня за столом что-то такое по цвету безликое, круглое, белобрысое и на любое мое слово вскидывается в похвалах и восторгах. Сплошное «Ах-ах-ах!» или «Ха-ха-ха!». Что-то, думаю, не то. Очень уж скользковатый мужичок. А тут молодежь, подвыпив, танцевать решила. А по ходу танцев вдруг кто-то да возьми и поставь пластинку с лавянским трепаком. Оказалось, что никто из этой интеллигенции вшивой и сплясать такое не может. А я стою рядом с этим белёсым и толкаю его локтем в бок, а ну, мол, вперед, Ходя! Покажи нам, на что ты способен. И как он тут ударился в пляс. По всему видать, что плясать не знает и не умеет, но как старается! До пота! И тут я уже его запомнил – исполнительный, понимаете, товарищ. Такой, если заставить его молиться, точно лоб расшибет! Нужный человек. Попросил справки навести, оказалось, что в прошлом он из группы Турацока, второго после Зудилога лица в нашем тогдашнем Революционном Правительстве. Когда же у того в результате политической борьбы за революционное наследие, возникли неприятности, Ходя перебежал к другому лидеру, потом к третьему, потом… Ну, добегался, короче, до Института Революционной Профессуры, где весь этот отсев и отстой бегунков таких смутное время пережидал обычно. А когда в годы Великой Чистки нам люди понадобились, то я про него вспомнил. Мы все тогда с оппозицией боролись, а тут такой профессиональный поддакиватель. Мы его потом даже на отдельный регион перекинули, так он там такую вычистку сгоряча устроил, что до сих пор население помнит и икает при его появлении. Очень уж он боялся, что его заподозрят в лояльности к оппозиции, и так старался, так старался…  Поэтому, затем уже, от греха подальше решили обратно в центр его перебросить. Нужны нам были именно такие люди в правительстве. Сам-то он не семи пядей во лбу, но с другой стороны Турацок возле себя полных дураков не держал, а с третьей – не так уж это и плохо, решил я - иметь рядом с собой такой вот Профессиональный Ретранслятор. Короче, держали мы его тут, держали, даже на должность Председателя Президиума за энергичность непомерную выдвинули. Министр без портфеля, то есть без понятия о чем-либо конкретном, но вот за мной повторять и громко выкрикивать он был великий мастер. Голос у меня слабый. Да я ведь и в отпуск, бывает, уходить должен. Или, скажем, поболеть случается. Вот он тут рупором моим и служил среди вас. Безынициативное такое, но твердое - «держать и не пущать». И в этом смысле он проявил себя всесторонне положительно.
    Правда, вот есть тут на него, поганца, «материяльчик», что во время Великой Войны, будучи политическим надзирателем за Командующим важнейшим Фронтом, он такую глупость проявил, такую хренотень они там дружно напороли, что сам Командующий без вести пропал и сгинул, фронт рухнул, а столица провинции сдана была врагу. И аж до Великой Реки армия наша бежала, пока не уперлась в холодную воду спиной и не остановилась. Пока я не приказал «Ни шагу назад!» эти «псевдовояки» всё пятились и пятились. Готалер все пёр и пёр, а они полтора года всё отступали, да отступали. А мне теперь вот от некоторых старых друзей… - Вождь прервал свою речь и, повернув голову, перевел взгляд на Волизана. – Мне нынче от некоторых старых товарищей упреки выслушивать приходится за брошенный мною в оккупации на поругание врагу народ. Я теперь, оказывается, за все в ответе. Их – этих мудаковато-нерадивых исполнителей моей воли – было тысячи. Целая многомиллионная армия! А ответственным за всю их дурь и просчеты один я оказался, получается.
    И такое вот «чудо в перьях» после всего этого приходит ко мне в дом и приносит ядовитое пойло, чтобы отравить меня им до смерти, как в какой-нибудь трагедии Шекспира! Что вы мне на это скажете? Отравить! Меня! Так стремившегося сделать из него, пустомели и негодяя, порядочного человека. Руководителя Зудилоговского типа!
    Кстати, вот на что ещё хотелось бы обратить Ваше внимание. Историками подмечено, что во все времена, во все века и все Правители были не в ладах со своими Предшественниками. Чаще всего они их умерщвляли, хотя иногда и давали-таки дожить, умерев своей смертью. Но в обоих случаях новичок растаптывал, восходя на трон, добрую память об ушедшем. И только я, Верховный Правитель Суливан, оказался поистине мудр. Я увековечил память о своем учителе, Великом Революционере Зудилоге, обустроив тем самым себе и вам, выродки, место под его широким крылом. Ведь это мы с вами в дни Великих Праздненств стоим на трибуне его Пантеона. Ведь это наши портреты висят на всех колоннах этого Великого Здания, это их несет проходящий на демонстрациях народ. Ведь это в нашу честь выкрикиваются здравицы, и это нам посылает народ победные трудовые рапорты и приветствия. И всё это благодаря мной созданной посмертной славе Зудилога, осеняющей собой также и нас с Вами. А что же себе думали вы, когда решили умертвить меня, снести с моего трона? Что ты молчишь, отступник Ходимун? Что ты рыло свое поросячье воротишь? Тебе мною больше всех дано было! С тебя теперь и спрос по чину полагается! Говори! Какого хрена вы меня, как старого таракана, травить решили? Отвечай, негодяй, когда тебя спрашивают!
    Ходимун нерешительно поднялся. Стул под ним с облегчением скрипнул. А сам он воровато косанул глазами в сторону Суливана. Опершись обеими руками на поверхность стола, он начал с напряжением раскачиваться с пятки на носок, как бы преодолевая в себе накопившуюся за прошедшие часы нерешительность. И, наконец, резко выкинул вперед левую руку.
- Это всё они придумали. – взвизгнул он, ткнув пальцем в сидевших в торце Бурипена и Булагана.
    Разрушив таким образом в своей памяти дамбу потаённого знания, дальше он тараторил уже без остановок, стремясь слить, осушив до дна, эту болезненно тревожащую его душу ёмкость. Не обращая внимания на протестные крики обвиняемой им парочки, сыпал он фактами заговора и разоблачительными сведениями, словно стараясь вывалить всё, что знал, в одну огромную кучу на поверхности стола. И ударными гулкими волнами расходилась вокруг него энергия пузырей накопленного и долго сдерживаемого страха, лопавшихся где-то там глубоко внутри его шарообразного тела. Облегчение исповеди проступало на его полыхающем пунцовым пожаром лице.
- Как бы его, мудака, «кондратий» не хватил. – тихо проговорил Великий, наклонившись к Волизану, внимательно слушавшему и конспектировавшему сбивчивую речь Председателя Президиума.
- Пусть договорит, а там уже хоть «кондратий», хоть «пафнутий», хоть что. Вообще-то, это называется «словесный понос» или логорея, на латыни. – со смешком ответил Волизан.
    Ходимун боковым зрением отметил этот их короткий диалог, но, не поняв его смысла, сбился с изначального темпа. Фонтан его откровения иссяк столь же быстро, как и выплеснулся. И тут, сидевший ближе к нему Бурипен подскочил и, завопив: «Врешь, зараза!» - с размаху залепил предателю оплеуху. Булаган, сидевший на самом торце, стремительно обогнув угол стола, накинулся на Ходимуна сзади.
- Врет он! Все он врет. Не верьте ему! Это он оба раза проносил сюда бутылку с вином. – вопил Булаган и бил Ходимуна ребром ладони по оттопыренным ушам, наскакивая на него с тыла.
- Не я это! Это они мне подсунули! – отбивался в явно проигрышной позиции «один против двух», быстро теряющий силы Ходимун. – Это они, пидарасы, её откуда-то притащили. Я и не знал, что в ней! Я думал оно только маленько память отшибает!
- Разнимите их, поскорее! – милостиво махнул рукой Суливан, толкнув в плечо Луготана.
    И тот с ещё двумя своими бойцами быстро растащил трёх разошедшихся не на шутку толстяков, разведя их при этом на разные стороны стола. Сам майор занял уравновешивающую позицию в торце.
     Ходимун, потрогав разбитый нос с красной соплёй от левой ноздри до подбородка, увидел на руке следы крови и оторопел. Повернувшись в растерянности к Летущану, он спросил:
- Что у меня тут? – и показал пальцем на лицо.
- Отзынь, падла. – c достоинством оскорбленной невинности отвернулся от предателя Летущан.
    И тот, в отчаянии, тоскливо поник и обвис мешком на своем стуле, отирая платком кровь и слезы на своём складчатом в четыре подбородка лице.
- Интересное кино! – покачивая головой, ехидно произнес Суливан. -  Просто, знаете ли, творческий диспут у нас в Президиуме Правительства возник, на тему «Кто виноват?». Такое бы нашему Великому народу в киножурнале «Новости Дня» показать! Вот смеху бы было. За билетами бы очередь на километр стояла. Вместо того, чтобы за хлебом стоять, рванулись бы на зрелища! Как вы считаете, друзья?
    Охранники, к которым он обратился, хранили почтительное молчание. Им в прошлом случалось помогать шоферам правительственных суперлимузинов тащить заблёванное руководство из хлебосольных гостей у Вождя Народов. Иной раз оно между собой и переругивалось, случалось. Но такого бокса, как сегодня, наблюдать ещё не приходилось. Как-никак, но борьба разгорелась не на жизнь, а на смерть. Слуги, глядя на господ, с трудом сдерживали улыбки. Но больше других радость полыхала на лице Верховного Правителя. Он от удовольствия потирал руки.
- * -
- А где у нас Мулетав? Ходимун, поросячья морда! Я тебя спрашиваю! Ты что, и моего друга Мулетава отравил вчера! Как ты мог сделать такое без моего разрешения?
- Болен он. Уже третий день температура за 39. Ангина. Еле слышно говорит. – глядя перед собой отчетливо и громко произнес Берупен.
- Как это он болен? В такой ответственный час Министр Внешних Сношений не должен отбиваться от коллектива. Сейчас я ему вдую. Он у меня сразу выздоровеет. - И Суливан, по привычке подойдя к правительственному коммутатору, нажал нужную кнопку.
- Мулетав слушает. – раздался негромкий и сиповатый голос.
- Слушаешь, говоришь! А нам этого недостаточно. Мы тут с друзьями из Президиума ответственнейшие вопросы решаем, а ты симулируешь там высокую температуру. Что это с тобой такое?
- Ф-ф-ф-ф-аликулярный т-т-т-т-онзилит. – Мулетав машинально отрапортовал поставленный врачом диагноз. Он всегда при волнении начинал заикаться.
- Ф-ф-ф-ф-фаликулярный, говоришь? – передразнил его Суливан. - А чего-нибудь попроще ты там придумать не мог. Тут вон народ смеется, усомнившись в твоем истинно пролетарском происхождении. У пролетариев это недомогание ангиной называется. Правильно я говорю, друзья…
- Алло? Алло? – заторопился Мулетав. - С кем я говорю? – до него понемногу начала доходить мистическая несуразность всего происходящего. – Кто это?
- Муля! Ты меня уже не узнаёшь? Это Суло, твой друг и соратник по работе!
- Суло? А где ты? – голос Мулетава задрожал. – Откуда ты звонишь?
- Оттуда, где нахожусь в данный момент. – Суливан осознал причину замешательства собеседника и решил продолжить розыгрыш. – Ты что новости не слушаешь? Я тут не по своей воле поменял ипостаси! И вынужден был тут немного посуетиться в пути, но сейчас уже на месте. Тебе, я чувствую, твоим материалистическим мировоззрением мозги перекоротило? А ты постучи кулаком по макушке, раскоротит. Или ущипни себя за нос! Тебе привет, кстати, от Фэруназа. Он тут Комитет ветеранов Гражданской Войны возглавляет. Алло? Алло? Мулетав? Ты меня слышишь?
- Да, да, я с-с-с-с-с-лышу тебя. Суло. – казалось что Мулетав умирает на другом конце провода.
- Ты помнишь, как был у него политсоветником? Или не помнишь? Он вот тут спрашивает?
    Мулетав, стоявший рядом с письменным столом в своем домашнем кабинете, покачнувшись, зацепил и опрокинул бронзовую настольную лампу. Она с грохотом покатилась по полу. Вбежавшая жена перехватила трубку телефона их слабеющей руки, теряющего сознание Мулетава, едва успев подставить ему стул.
- Алло? – в панике закричала она в трубку. – Кто это? – и в отчаянии нажала кнопку вызова охраны.
- Сурикат? И ты меня не узнаёшь? Это же я, ваш друг, Суливан. – И он зычно захохотал. – Да что Вы там все, сговорились сегодня.
    Последних его слов жена Мулетава уже не слышала, рухнув на пол в ногах отвалившегося на спинку стула мужа. Третьей жертвой Вождя стал начальник прикрепленной охраны, прибежавший на вызов. Первое, что он сделал, исполненный служебного рвения, так это схватил и поднес к уху телефонную трубку.
- Капитан Жулигон. С кем я говорю?
- Меня зовут Суливан, Верховный Правитель и Великий Вождь. Что там с Мулетавом и его супругой. Доложите немедленно.
- Ещё не знаю. – честно ответил капитан. – Разрешите осмотреть тела?
- Какие ещё тела? – тут уже Суливан ощутил, что переиграл.
- Передо мной два т-т-т-ела. Одно на стуле, другое на п-п-п-олу. Об-б-б-а без сознания. – зубы капитана, впервые в жизни столкнувшегося со столь явственно проявившими себя потусторонними силами. – ритмично выбивали барабанную дробь.
- Осматривайте тела, капитан. Но не кладите трубку, потом доложите! - И Суливан повернулся к Волизану. – Ты помнишь, Воли-друг, как я говорил, что без меня это государство жить не сможет. Ты только посмотри. Теперь уже позвонить никому нельзя. Они сразу в обморок падают. – Что? Что? Я не понял! Что вы говорите? Повторите, капитан! Понятно! Понятно! Оказывайте, оказывайте первую помощь. Но лучше все-таки скорую вызовите! И нашатырный спирт, конечно. Но поднося к носу лишь ненадолго. Действуйте, капитан. Связь кончаю. – Суливан закрыл телефонную линию. И вдруг почти закричал, снова повернувшись к Волизану:
- Воли-друг! Какая мне идея пришла в голову! Мы же с тобой сможем очень неплохо подрабатывать после моих официальных Государственных похорон. Спиритическими сеансами. Представляешь, ты собираешь в темном зале цирка публику, на арене стол, на столе телефон, или микрофон, или что там ещё для общения. И ты вызываешь мой голос. Вернее, ты вызываешь мой Дух, говорящий моим голосом. Любой в зале задаёт мне вопросы. Сначала, для проверки истинности Духа, что я это я, контрольные вопросы о временах прошлых и прошедших. Чтобы я, якобы, угадал некое событие, или факт, или деталь разговора. С моей памятью мы с таким запросто справимся. А потом уже, после этого, можно повыёживаться по части суждений о текущей политике. Но всегда ведь в любом зале найдётся Фома Неверующий, который усомнится, что я это я. И тут ты будешь приглашать меня в зал. Это же такой цирк будет. Нервические дамочки целыми рядами в обмороки падать будут. К-хе, к-хе, к-хе! – Суливан закашлялся, но потом, отерев слёзы, продолжил. - А это у нас с тобой неплохой будет приработок к пенсии. Плюс ещё и рупор народа с критикой действующего правительства. Отбоя не будет в количестве зрителей. В цирке на Раскрашенном бульваре очереди за билетами на километр. Опять же за счет сокращения очередей за хлебом и колбасой. Полный аншлаг. Хорошего режиссёра наймём. Ты как считаешь? – и оба они залились счастливым смехом.
    Пятерка Президиума смотрела в их сторону и непонимающе пожимала плечами. А телохранители сдержано улыбались, ощутив раскрепощенную искренность такого неожиданного веселья.
- * -
- Я пдошу пдощения. – вдруг загундосил, повернувшись в сторону начальства,  Ходимун. – даздешите мне в вадной умыдся.
- Как будем реагировать на заявление Председателя Президиума Ходимуна? – Суливан по-хозяйски оглядел присутствующих. – Есть мнение согласиться? Кто против? Кто воздержался? Значит все «ЗА», получается? Трогательное единодушие. Майор Луготан. Проводите Председателя. Но одного его там не оставлять ни на секунду, и глаз с него не спускать. – и весело глянув на Волизана, подмигнул ему, добавив. – Хорошо, когда всё со всеми засранцами вот так вот ясно и понятно, и можно не кривить душой.
    Логутан приоткрыл перед Ходимуном дверь третьей спальни и, пропустив его вперед, прошел следом. Как образцовый заключенный в процессе тюремного конвоирования, Председатель подошел к двери ванной и, остановившись слева от притолоки лицом к стене, ожидал дальнейших действий майора. В ванной же он неожиданно схватил кусок нарезанной туалетной бумаги и попросил у Луготана карандаш. Быстро накидав несколько строк, свернув листок вчетверо и надписав сверху «ВВВП», передал бумагу в руки своему конвоиру. После чего долго сморкался, ополоснул лицо и, осушив полотенцем, тщательно свернул его конвертом, перед тем, как положить на нижнюю полку для грязного белья. После чего оба они вернулись в общий зал и каждый сел на своё место. Все члены Президиума сидели, опустив голову, и только Бурипен искоса поглядывал на Ходимуна и Луготана. Он не заметил самого момента передачи послания Суливану, но четко проследил момент, когда тот, опустив руки ниже столешницы, развернул листок и внимательно прочитал написанное, а затем через угол понизу и медленно передал Волизану:
    «Суло! Я с тобой. Это все Берупен затеял. Бей его. Я буду держать вас в курсе его планов. Опасайся Летущана. Бугалан тоже на стороне Берупена. Галетану – ему все равно. Он за сильного. За Мулетава я тоже могу поручиться. Ходимун»
- И что ты скажешь, Воли-друг. – прошептал Суливан.
- Крысы побежали с корабля? – так же шепотом вопросом на вопрос ответил Волизан.
- Похоже. Школа Турацока. Но ситуация-то уж больно скользкая. Всё ведь объявлено.
- Но ты же планировал… Самолет… Взрыв... Народ… Кино…
- Да, конечно. Но тут надо хорошо подумать. Очень крепко ещё раз подумать.
- О чём думать? Как всё это развернуть и провернуть?
- И об этом тоже.
- Что-то я тебя, Суло-царь, понимать перестаю.
- Понимать перестаешь, говоришь? Устал я, наверное. Душа отдыха просит. На пенсию рвётся душа. Только, нет, ведь! Не пускают её на пенсию! Выход из нашей ЦИТАДЕЛИ предусмотрен только на кладбище! И не важно как. С некрологом или без! Государство, оно свои тайны крепко оберегает. Живым из его объятий трудно выйти даже мне. Вот об этом я и думаю. Ладно, Воли. Давай с этими гавриками разбираться, а то день уже к концу, а у нас с тобой тут ещё конь не валялся! – И Суливан поднялся со своего места.
- Дорогие друзья! Мне вот о чём подумалось сейчас при обмене мыслями со старым другом Волизаном. Вы не откажете мне в подтверждении того факта, что все эти тридцать лет я был достаточно прагматичным и сдерживающим эмоции политиком. Я твердой рукой вел вас всех к намеченной нами цели, не щадя наших общих врагов. Как внутренних, так и внешних! И вот сегодня, в нашей сложной ситуации, я не хочу давать волю эмоциям, думая вот о чём. А что, если мы-таки воспользуемся особенностями текущего момента и отпустим нашего дорогого Великого Вождя и Верховного Правителя на пенсию. Он уже просил об этом полгода назад во время проведения расширенной сессии Правительства. Он поднимал этот вопрос как минимум трижды в течение последних пяти лет, ставя вопрос о своём возможном приемнике. И вот сейчас, когда обстоятельства сложились столь удачно… - Суливан несколько раз кашлянул, отглотнул воды из стакана и продолжил. – В определённом смысле удачно сложились они, эти обстоятельства, когда весь наш Великий народ уже информирован вами, Президиумом Правительства, о произошедшем, а генерал-лейтенант Суливан-второй, в полном соответствии со своей должностной инструкцией Дублера Вождя, уже готов занять на какое-то время моё место в Пантеоне Великих и сохранять его до моей естественной смерти, когда, под вашу личную ответственность, следует осуществить подмену…
    Вся пятёрка при этих его словах подняла головы и внимательно вглядывалась в выражение лица Суливана, переводя задумчивые взгляды с его глаз на стопку скоросшивателей. И когда, раскуривший в это время свою трубку Правитель, заметил этот их неподдельный интерес к документам, то он вдруг сделал неожиданное и резкое движение, толкнув всю стопу вдоль стола. Она пролетела от торца до торца, где была расхватана поименно каждым, о ком в этих документах шла речь.
- Там шестую папку Мулетаву передадите, если оправится после ангины и обморока. – попросил Правитель соратников, хитровато ухмыляясь в усы.
    Каждый из пятерки за минуту пролистал своё досье, после чего все они дружно уставились на Берупена. Тот, прихватив в дополнение к своей ещё и папку Мулетава, некоторое время помялся и, подняв глаза, произнёс:
- Но это же копии документов, Правитель?
- Копии, говоришь?
- Да, копии. Твоим секретариатом удостоверенные, тобой заверенные. Ты понимаешь о чём я говорю?
- Нет пока. Ещё не понимаю. Ты что, Берупен, сомневаешься в силе моей заверяющей подписи?
- Ни коим образом, дорогой Суливан. У меня и мысли нет о возможности подделок. Это копии истинных документов. Но вот где они сами? Я говорю о подлинниках. Ведь совершенно секретные документы подлежат при хранении особому учёту. – и Берупен со значением оглядел всех своих коллег по Президиуму.
    Все они поняли его и, дружно забурчав, закивали в поддержку. Затем все снова уставились на Великого Вождя. Тот и сам не менее внимательно наблюдал за их манёврами, обдумывая предстоящий ответ.
- Вы понимаете, уважаемые коллеги, я не рискнул хранить подлинники столь важных документов у себя на даче. Вы же помните, что в мире нет таких крепостей, которые бы мы не взяли, а значит нет и таких сейфов, которые нельзя было бы открыть. И если вы внимательно ещё раз просмотрите ваши папки, то увидите, что в каждой из них к последнему листу приклеен конверт, в который вложен тонкий белый картонный лист-уведомление, что подлинники всех сброшюрованных в папках материалов заархивированы Главным Архивариусом Государства Пилатоном.
- Но ведь Пилатон ушел из жизни два года назад! – растерянно воскликнул Лютущан.
- Ну и что? Он оставил после себя много нужных и важных распоряжений. И в том числе такое, что папка с подлинниками будет открыта лишь в случае моей, Правителя Суливана, смерти.
Соратники снова переглянулись. И Бурипен, будучи посмелее, спросил:
- А что это значит – открыты?
- Открыты, это значит переданы для публикации. Где и как я не интересовался. Это мелкий, это не мой вопрос. Но есть там, помню, небольшое примечание. Всё это будет сделано лишь в случае смерти неестественного характера. Такая она вот, архивная практика. Что нам тут можно сделать? Давайте объединим наши усилия и будем беречь мою жизнь от всяких невзгод, так же тщательно, как мы делали это до сих пор. Договорились?
- Договорились! – неожиданно за всех ответил Галетан.
- Тогда оговорим ваши ближайшие действия. Вы и все до единого ваши люди покидаете объект №1, забрав с собой тело Суливана-второго. При этом должны быть освобождены все пленённые и захваченные с обеих сторон. Обслуживающий персонал виллы в полном составе должен приступить к работе. Сегодня я обедаю с моими близкими. – Суливан сделал широкий круг рукой, указав ею на Волизана и Звено «Т». Завтра мы тут в этой же компании пикничок с шашлыками устроим. В порядке отдыха. А вот послезавтра вечером, если ничего экстраординарного не случится, мы с вами, члены Президиума и уважаемые Министры, могли бы обсудить создавшееся положение и наши действия по преодолению кризиса. Согласны?
- Согласны. – точно также неожиданно и за всех верноподданно рявкнул Галетан. 
    Пятёрка в сомнении покачала головами, ещё раз переглянулась и уставилась на Правителя, который, по Суливановски строго, оглядел всех их и твёрдо произнёс:
- Замечательно. Жду вас всех послезавтра после девяти вечера. А теперь за дело. Время не ждет. Я должен быть погребён по самому высшему разряду в полном соответствии со статьёй №7 Конституции Государства в присутствии представителей нашего Великого Народа и посланцев всех государств мира! И требую сделать для этого всё необходимое. Предупреждаю, что никому никаких срывов и промахов я не прощу. Полный план мероприятий требую представить мне при нашей следующей встрече. Я буду контролировать весь процесс до последней минуты на местах и лично. Да, вот ещё один момент. Со дня похорон я начинаю отращивать бороду и предпринимать другие усилия по изменению своей внешности. Должность Верховного Правителя до момента похорон я оставляю за собой. По этому поводу позднее будет издано особое распоряжение. Все произошедшее и сказанное здесь я засекречиваю своим личным распоряжением с полным запретом распространения данной информации за пределами круга присутствующих. Логутан составит соответствующий список и каждого поименно письменно предупредит об персональной ответственности за сохранение тайны. А сейчас, все свободны. – и Правитель Суливан пружинисто поднялся со своего места.
    Все встали. Пятерка Президиума, всё ещё не веря своему избавлению, озираясь, направилась к выходу. Вслед за ними телохранители выпустили из спален обоих офицеров Комитета.
- Проконтролируйте их отъезд. – Суливан повернулся к Луготану и бойцам Звена «Т». – Для всех остальных обитателей виллы я какое-то время не существую. В течение суток-двух мы примем на этот счет какое-то решение.
    И когда все они вышли, Правитель вернулся на своё место. Раскурил трубку и повернулся к сидящему справа Волизану.
- Ну, что скажешь, Воли-друг.
- Высший пилотаж! По-моему, они просто в растерянности. Неожиданное решение, предложение, постановка вопроса. Трудно даже представить, как и что они сейчас начнут делать.
- Вот и хорошо. А мы пока с тобой подумаем, что бы такое особенно вкусное заказать нам на сегодняшний вечер на ужин с нашими спасителями. Бойцов ты вырастил, Воли-друг, просто на удивление. Нет слов. Спасибо огромное. От лица службы. – после этих слов Суливан направился к телефонам, но вовремя остановился. – Тьфу ты, дьявол! Ты подумай, все меня тянет распоряжаться. Хотел секретарю приказать доставить бланки указов и ордена, для это смелой десятки и тебя лично, но сообразил, что свои же распоряжения о секретности нарушу. Ладно, отложим на послезавтра. Через своих подчиненных придется теперь распоряжаться.