Имена на скрижалях Мой сокровенный Прасолов

Его начинают открывать. О нём начинают писать как о поэте тютчевской глубины. В нём наконец-то признают философа. Собственно, философа в нем очень верно «заподазривали», когда отказывались печать в былые светлые времена. Советовали быть мудрее – не философствовать. Вот сейчас – открывают.
А я сегодня хочу о сокровенном. О том, что, может, не так явно пронзает мыслью, что отвернуться уже не возможно (хотя именно с таких стихов или строк состоялось мое открытие Прасолова в пору еще моей юности). Я хочу о том, что закрадывается в душу неприметно, не завладевает ей всецело (О, как это важно! Ибо оставляет её свободной), но настраивает её на поиск своего (своего!) созвучия с миром.
И это у него и не от Тютчева, и не от Заболоцкого, и не от Блока, продолжателем которых его теперь определяет критика. Это у него от себя. Это от сокровенно прасоловского.
Не в том (хотя и в этом тоже) притяжение его стиха, что от малого восходит к вечному. А в том, что эта вертикаль в его стихах всегда проходит через дух человеческий.

Листа несорванного дрожь,
И забытье травинок тощих,
И надо всем еще не дождь,
А еле слышный мелкий дождик.
Сольются капли на листе,
И вот, почувствовав их тяжесть,
Рожденный там, на высоте,
Он замертво на землю ляжет.
Но все произойдет не вдруг:
Еще — от трепета до тленья —
Он совершит прощальный круг
Замедленно — как в удивленье.
А дождик с четырех сторон
Уже облег и лес и поле
Так мягко, словно хочет он,
Чтоб неизбежное — без боли.
(А. Прасолов)