Рассказ 4. Хроника ада

ИЗ ЦИКЛА: - «КРОВЬ И БОЛЬ РАСТЕРЗАННОЙ СТРАНЫ»
(эротика любви, жизни и смерти в забрызганных кровью рассказах)

                ЧАСТЬ 4.

    И БЫЛА ЖИЗНЬ. И БЫЛА СМЕРТЬ. И У МНОГИХ ЖИЗНЬ ОБРАЩАЛОСЬ ВО ЗЛО. И СМЕРТЬ ОТКРЫВАЛА ВОРОТА АДА. И ТРЕПЕТАЛА ДУША В УЖАСНОМ ПРЕДЧУВСТВИИ.


                РАССКАЗ ЧЕТВЁРТЫЙ.

    И УВИДЕВШИЕ АД – ВОЗЛЮБЯТ ЖИЗНЬ. ЖИЗНЬ, В КОТОРОЙ ЕСТЬ РАЗУМ. И ЭТО БЕСЦЕННЫЙ ДАР И ВЕЛИКАЯ ЧЕСТЬ, БЫТЬ ТЕМ, В КОМ ОН ЖИВЁТ И ПРОЦВЕТАЕТ.


                ХРОНИКА АДА.

    Господи! Как надоели мне эти грешники! И прут, и прут к нам в преисподнюю – просто валом валят. Особенно эти  - из России. Опять, наверное, у них там бардак очередной. Какая-нибудь революция, перестройка, мятеж… и кровавое месиво. Не хотят жить по-людски. Адреналина им, видите ли, побольше подавай.
     Господин мой милосердный! Знаю! Я падший ангел и виноват перед тобой. Но с кем не бывает. Сам же меня таким сотворил. Да и провинность-то моя плёвая. Ну, побузили тогда с ребятами самую малость. Так, что с того. Наказал бы по-божески.   
Припаял бы молниями к скале, лет на двести, триста и всё. Так нет! До конца света дерьмо людское разгребай. Зачем? Их души, грехами утяжелённые, и без меня в ад скатятся. А там уж – кто куда! Кто во тьму кромешную, пустоту леденящую. Кто в геенну огненную, пламенем дышащую. Ну, а кто и ниже. Туда, где и мне, ангелу, не сладко пришлось бы. Не приведи Господь там оказаться. 
    Ладно! Дело я гляжу, к развязке идёт. Валит народ в чистилище – и стар, и млад. У некоторых ещё материнское молоко на губах не обсохло, а гляди ж ты, уже закоренелый грешник. И стал им по дурости или наживы ради – жизни других лишив. И не пожалел несмышлёныш, ни отца, ни мать, ни невинных, ни виноватых. Если так дело и дальше пойдёт, то мой дембель не за горами.
    А Россия эта – странная страна. И народ странный. А о правителях и вообще молчу. Жду только их с нетерпением. И ходят россияне по своей земле, где богатства несметные лежат. И нужно, только нагнуться, взять и жить припеваючи. И они нагибаются, и берут, и почему-то от этого в нищете прозябают. И даже мне интересно – почему? Вот об этом и хочу у тех спросить. Интеллект свой тёмный повысить.
     А беды все мои от ангела одного пошли. Тот, который на имя Люцифер откликается. Он, вероотступник, революционер хренов, против Господа пошёл и нас недоумков за собой поволок. И ведь знал, аспид, чем дело закончится и всё равно нас безмозглых на бузу подбил. Характер такой у него сволочной. Вот теперь, определён людишек с панталыку сбивать. А те и рады стараться – грабят, давят друг дружку – почём зря. Толковые ученики! На ходу подковы с копыт его тырят. А что творят  друг с другом, про то даже мне, как-то совестно сказывать. Аж дрожь волосатое тело трясти начинает.    
    Иной раз летит вниз такой крендель, визжит, как свинья на парашюте. «Спасите, помогите» орёт. И кто это сделает, озолотить грозиться. Вопрос, только чем? В смысле – чем озолотит? Одна голая задница в наличии. Да и та от страха не в лучшем виде. Ну, любопытства ради, схватишь его за что-нибудь, глянешь в его сущность, и сразу руки помыть хочется. Потому-как наворовал столько, и ради денег стольких людей лютой смерти предал, что за такое, не только его, но и род его извести мало. Но Господь в милосердии своём делать этого не велит. Лишь, иной раз, отвернёт лик свой милосердный от мрази, гнилью благоухающей, вот тогда-то мы рады стараться – род этот под корень. Болезнями и напастями всякими. У нас не забалуешь! Коль роль нам такая определена, то быть посему. Более перечить Всевышнему, желающих у нас нет. Дурью помаялись когда-то и хватит. Так-то вот!
    Жалко мне страну эту Россию! Жалко, за жизнь их незавидную, за климат холодный, да притеснения жестокие. И народ-то там душевный и язык красивый, певучий. И мечтают там о счастье, стоя на коленях. И думают, по убогости, что оно само к ним придёт. Ну да! Блажен, кто верует! И эти слова, точно про них. И будь моя воля, я бы этих страдальцев всех бы в рай определил. И грешки мелкие простил бы, невзирая на то, что сам падший ангел.
     Да, чего это я,  наперёд батьки в пекло лезу. Милосердие Господа не знает границ! А меня, коль поставили у врат ада за порядком смотреть, то должен смотреть и не философствовать. Хотя чего тут смотреть-то – адский механизм отлажен, как швейцарские часы. И там – кто что заслужил, то и получит. У нас всё без обмана, без подтасовок и откатов. Полнейшее самообслуживание! Грешник, с грузом греховным и ненужным, опускается в мир наш мрачный, страданиями и болью пронизанный. И чем тяжелее груз, тем ниже погружение. И храни тебя Господь, опустится на самое дно. Там на вечные времена, в муках немыслимых и останешься. А коль дна не коснёшься, то по мере искупления, по малу вверх подыматься начнёшь. И чем выше, тем меньше мучения. Такие вот у нас тут жёсткие порядки. И чего народ к нам так бездумно ломиться – не пойму?   
     Много их грешников мимо меня пролетает, и иногда схватишь какую-нибудь девку, с лицом детским, испуганным. Глянешь в её нутро, а там пробы некуда ставить. Даже стервой обозвать язык не поворачивается, потому что возвысишь её безмерно. Эх, бабы, бабы! Раньше мужей и Бога боялись и в большинстве своём в рай попадали. А теперь даже мужиков переплюнули и огромным потоком в ад низвергаются. О-хо-хоюшки!   
    Или иной раз солдатики чётким строем пролетают - повзводно, поротно, побатальонно. Бравую песню поют и козыряют всем подряд. Это значит, война где-то полыхает. И отличились ребятки, деревни и города сжигая, да людей невинных у ям расстреливая.
    А намедни, смотрю, летит рожа бандитская, чужой кровью умытая. И такими матюгами всех обкладывает, что даже меня, которого вроде бы и нечем удивить, любопытство разобрало. Поймал его, душегуба безмозглого, послушал, плюнул в сущность его мерзкую и пинком под зад, скорость ему прибавил. Стоило ли столько жизней людских губить, чтобы результат такой жалкий получить? И отсутствие мозгов не освобождает от ответственности. Попробуй теперь кровососущий в собственной крови не захлебнуться!
    А грешник ныне помолодел весьма. Чуть ли не с подвязанным слюнявчиком и плюшевым мишкой в руках, в ад прёт. Да ещё, придурок малолетний, героя из себя корчит. Правда, погеройствовать тут ему удаётся от силы секунд 15, не более. Был один тугодум – продержался 20. Но не в этом суть. По истечении этого времени, только вопли, стоны и проклятия одни прослушиваются. Короче! Всё, как всегда! Героем оттуда никто ещё не возвращался.
    Сдается мне, скоро, ой, как скоро, суета эта людская закончится. Изведут раньше времени себя людишки и трубы громогласные погонят народы на суд Божий. И кто в рай вознесётся, кто в ад угодит – Господь определит – по делам и поступкам! И служба у ворот адовых ненужной станет, ибо иссякнет род людской, а вместе с ним иссякнет и моя опостылевшая должность.
    Столетия слагаются в тысячелетия, и Господь Всемогущий, возможно, ниспошлёт на опустевшую Землю других людей, и будут они мудрее, и я надеюсь, что мои мрачные услуги более не понадобятся.


Рецензии