Девушка из СИЗО

Девушка из СИЗО

В апреле закончилась проверка сведений, и я устроился медбратом на полставки в женскую тюрьму. Режим показался там более строгим чем в соседнем СПбСТиН. Ключи от всех дверей были только у конвоиров. В мои задачи входило осмотр больных медицинского пункта, проверка качества пищи, а также проведение телесных осмотров по выходным дням на предмет обнаружения телесных повреждений, отсутствия насекомых и выявление прочих заболеваний. Заметил, что в женской тюрьме бросалось в глаза разделение на «мужскую» и «женскую» половины (латентный гомосексуализм). 

«Мужская» была представлена дородными женщинами, предпочитавшими мужскую одежду, копирующими мужские привычки и манеру поведения. Вначале эта гомосексуальность шокирует, но потом к ней привыкаешь и смотришь как на само собой разумеющееся. Как сказала санитарка Лена, приобщённая к отбыванию наказания за экономическое преступление в медицинском пункте: «Ты не можешь оставаться просто женщиной. Попадая в камеру, ты становишься либо женщиной-мужчиной и подчиняешь себе некоторую часть камеры, либо наоборот. Не все выдерживают такое!».

Как-то меня вызвали вечером к женщине во вторую галерею. Диагноз конвоирши: маточное кровотечение под вопросом.

- Камера становись. Иванова к двери! – скомандовал дородный сержант в юбке. 

Невысокая девушка под сальные выкрики сокамерниц подошла к проходу. Шутки предназначались в мою сторону, так как здесь любое событие – развлечение серых будней отсидки. 

В заключенной я узнал маму ребёнка. Её шестимесячный сын лечился в кишечном отделении детской инфекционной больницы, где я работал на пятом курсе. Мальчик бо;льшую часть времени провёл в боксе, так как мать посещала его не чаще раза в неделю. По слухам, она была под следствием за грабёж и бандитизм. Но тогда не верилось, что аккуратная, миловидная и хрупкая на вид женщина может быть причастной к подобному роду деятельности. 

– Здравствуйте, доктор. У меня кровотечение! – надрывным голосом произнесла заключённая, – живот болит!

За прошедшие полтора года её внешний вид изменился. Растрёпанные волосы, постаревшее осунувшееся лицо, хотя ей было не больше двадцати лет. Вдобавок искусственная флегмона под глазом (заключенные с целью перевода в медпункт вводили себе зубной налёт в повреждённые слизистые). Рваное выстиранное тряпье и вьетнамки вместо офисной юбки, белой блузки и черных лакированных туфель на высоком каблуке, в которых я видел её в предыдущий раз. 

– Покажите вашу подкладную! 

В СИЗО имелось гинекологическое кресло, но оно было в приёмнике, да и гинеколог работал лишь на четверть ставки. После моих слов на лице у неё промелькнула растерянность. Но спустя мгновение она извлекла её на обозрение. Рядом стоящая конвоирша, со злобой улыбнулась:
– Не вижу, женщина, ничего, свидетельствующего о вашем заболевании.

– Я её только что поменяла.

– Давайте старую, - настаивал сержант.

– Её уже вынесли.

–Давайте осмотрим ваш живот! Как это можно сделать? – спросил я у конвоирши.

– Да какой живот? Как банк грабить – живот не болит, а как на зону ехать – так вся разболелась!

– Раз пришли, надо исключить острый живот, – настаивал я на своём.

– Вы согласны осматривать её здесь, прямо в камере?
 
– Если ничего другого не остаётся, то я согласен…

– Хорошо, я сейчас вызову старшего разводящего, и мы впустим вас в камеру.

Так я оказался впервые в камере. Солдатская казарма является раем по сравнению с камерой на сорок шесть человек, в которой трёхярусные кровати теснятся друг с другом подобно небоскрёбам на Манхэттене. Затхлый запах пота, плесени, кислой еды и дешёвых духов. Скудное освещение, сохнущее на верёвках бельё. Десятки любопытных глаз, всматривающихся в вечернее развлечение. Шуточные выкрики в мою сторону, подхватываемые дружным гоготом. Но с приходом разводящего все замолчали.

– Все лицом к стене, руки за спину! – скомандовал старший прапорщик с резиновой дубинкой в руках. 
Никто не смеется, тишина, и у меня появляется возможность провести пальпацию живота. Но чем больше я её осматривал, тем больше соглашался с мнением конвоирши по поводу состояния здоровья заключённой.
 
– Вы знаете, девушка, признаков кровотечения я у вас не нахожу. Симптомы раздражения брюшины отрицательные. Пульс немного частит, артериальное давление в норме, живот мягкий. 

– Вся камера может подтвердить… было! – прокричала она с надрывом.

– Извините… Если появится ещё кровотечение, вы меня вызовите. Но подкладную не выбрасывайте. Наутро я вам назначу сдать анализ крови и осмотр гинеколога. А пока примите вот эту таблетку, – сказал я ей, протягивая но-шпу. 

Это был максимум в той ситуации. Перевод из галереи в медпункт согласовывался со многими инстанциями и редко осуществлялся в вечернее время. К тому же утром после осмотра хирургом её могли бы перевести в карцер, как симулянтку. 

– Как сын ваш, с кем он остался? – напоследок рискнул спросить я.

– С бабушкой! – машинально ответила она. – Откуда вы знаете? – на лице появилось выражение недоумения.

– Вы меня не узнаёте?

– Нет! 

– Встречались мы уже раньше, но в других условиях.
Выйдя из камеры, вздохнул с облегчением. Всё это время чувствовалось какое-то напряжение, витавшее в спёртом воздухе. Наутро доложил о ночном вызове начмеду СИЗО, а на следующем дежурстве во время телесного осмотра галереи узнал, что она ушла по этапу. 



-- 
Дегтяренко Вячеслав