Дневник психопата

Не бойся меня, слышишь?
Конечно же, ты не слышишь, господи, какой же я все-таки дурак. Но именно поэтому я придумал кое-что получше. Именно поэтому я каждый раз прячу осколки разбитой лампочки, а потом протыкаю ими свои пальцы и пишу этой кровью на стенах.
Привет, это мой дневник психопата.
Добро пожаловать в непризнанный рай.

Все они почему-то твердят, что настоящий ты - здесь всего лишь иллюзия, и насильно заставляют тебя в это верить. Пичкают тебя всей этой ложью, заставляют натягивать на себя фальшивые чувства, лишь бы вся эта ложь была только им в угоду. Они говорят, что настоящий ты здесь уродлив, что эта искренность – не более чем еще один слой краски поверху, и что в таком случае ты обязан натянуть на себя еще сотню дерьмовых слоев, чтобы стать хоть чем-то отдаленно похожим на них.
Ты отрицаешь, говоришь им, что все это какое-то безумие, но разве это кого-нибудь здесь волнует?
Тогда санитары снова привязывают тебя к койке и начинают свои проповеди. С жутко довольными пластмассовыми лицами они ставят тебе внутривенно всю дрянь, чтобы ты им довольно улыбнулся в ответ. А ты, придурок, почему-то так грустно впялился в люстру этого цирка. Они вспарывают тебе кожу на ребрах и заливают туда холодный и мерзкий гной, чтобы сердце твое заплыло им, как свиньи жиром. Потому что ты мертв, ты псих, а они здесь, ублюдки, живы.

Все это, конечно, заканчивается. Им просто надоедает играться с такой унылой безвкусной и серой сволочью. Поэтому они бросают очередной презрительный взгляд в твою сторону и называют тварью.  На сегодня вечер веселых игр заканчивается, и ты бредешь к себе в одиночку, ее даже не запирают. Проходя мимо ванной комнаты, ты посмотришься в разбитое зеркало, но себя не увидишь. Оно почему-то показывает то, что угодно лишь им. Ты ничего не найдешь в отражении, только сгусток какой-то бесформенной тьмы за стеклом своих глаз. Открыв холодную ржавую воду, ты подставишь под нее руки, чтобы убедиться, чувствуют ли они хоть что-то, но по венам на них пробежит лишь пульсация того самого уродливого сердца.
Не найдя ничего, ты пойдешь дальше, вникая ритму метронома в твоей голове.
- Привет, Элли, - скажешь ты четырнадцатилетней хрупкой девчонке, сидящей на твоей койке.
Она ничего не ответит, уставившись своими бездонно мертвыми глазами твоего любимого оттенка в окно.
Она курит самые крепкие сигареты на твоей памяти и так глупо ерошит твои волосы, потому что ей нравится более полная версия твоего сокращенного имени.
Она не моя сестра. Черт его знает, кто она и откуда здесь. Она просто Элли, про которую врачи мне все время твердят, что это еще один плод моего больного воображения. Но мы оба с ней знаем, что это не так, ведь кто бы ей тогда выдавал сигареты?

Кстати о бонусах.  Будешь хорошо себя вести – тебе за это воздадут по заслугам. Будешь вести себя плохо…  Да здесь все и так по умолчанию себя плохо ведут. Так в моей жизни появился плеер с наушниками. Однажды из моих перепонок обязательно хлынет кровь, но мне до этого нет никакого дела. Что здесь толку слышать весь мир, когда ему тебя никогда не услышать.

Ты устало падаешь на серую койку, в которой тебя расчленяет бессонница, и просишь Элли об одолжении. Осколком разбитой лампочки она аккуратно разрезает уголки твоего рта прямо до щек, и они застывают в желанной улыбке. Ты вырубаешься когда она начинает бережно зашивать твои губы, а очнувшись, видишь перед собой ее бездонные мертвые глаза твоего любимого оттенка. Она молча взъерошит твои волосы и снова уйдет, потому что знает, что вам здесь уже ничего не поможет. Зачем нам слова, если можно понять друг друга без них.

Ты можешь покинуть это место, если выплатишь счет за свое лечение. Но как же ты его выплатишь, если ты все время находишься здесь? Даже если оно тебя отпустит, все равно тебе не сбежать от него в самых темных и дальних уголках своего подсознания.
Спустившись с шестого этажа своей дурки, ты можешь прогуляться по саду.  Это они так его назвали. На самом  же деле здесь нет ничего, кроме кучи долбанных елок, да сосен с березами.
Осень оскалит пасть, и листва задрожит в благоговейном страхе, пожелтев и осыпавшись.
Что тебя держит на этой земле? Под ней нет ничего, кроме целой кучи запрещенных психотропных веществ. Может, ты бы ими и расплатился, но ты твердо знаешь, что не будешь марать свои руки в этой жирной грязи. Куда ты сбежишь от этого? Куда ты вернешься, когда узнаешь, что за кольцом этого рыжего леса ничего нет?

 Ты посмотришь на россыпь далеких звезд за ночными облаками и возвратишься в психушку. Подумать только, где-то там был бы выход из этих стен.
Я носился по коридорам, все время сбиваемый с ног санитарами. Не применив силы, они оставляют одной лишь подножкой и упреком следы, подобные тупой боли от деревянной дубинки. Ты разбиваешь свое лицо о сплошную стеклянную стену в мрачном лабиринте этого аквариума и с разбитым носом плетешься дальше. Больно ли падать? Не так уж важно, если ты сможешь подняться. Не сможешь подняться, значит, хуже уже не будет. Но где-то там ведь и был твой свет? Был ли здесь выход? Или они снова скажут, что я все это выдумал?

И тут нет страха. Его здесь не существует. Эта тьма нам вредить не способна.  Она примет нас домом, примет послушным прирученным зверем.  Примет далеким отголоском твоих грустных глаз. Она была внутри, когда здесь не было ничего.

Ты меня не услышишь.
Разговаривать я разучил себя сам.
Но я оставлю на стенах отпечаток своей ладони.
В этом царстве  тупой и неясной боли.
В этом царстве, где нас не запомнят.
Ты просто куда-то иди.
Просто не бойся меня.