Астроном

 Солнце слегка коснулось горизонта краем диска и не спеша начало погружаться в него, помахивая на прощание последними лучиками, краснея на глазах, словно извиняясь за то, что не смогло задержаться ещё ненадолго. Редкие маленькие облака, окружавшие его возле края земли, краснели вместе с ним, будто нерадивые хозяева, не сумевшие оказать гостю должного гостеприимства, из-за чего тот уходит раньше положенного. Мир вокруг постепенно превращался в серо-чёрные контуры, как картина рассеянного художника, забывшего перед выходом из дома почти все краски. Трогательная сцена, не раз вдохновлявшая сердца поэтов, писателей и музыкантов.
 Он не был ни поэтом, ни писателем. Красота заката, равно как и любая другая земная красота, не могла дотянуться своими изящными пальцами до струн его души. Он был Астрономом. Со студенческой скамьи он не задумывался ни о чём, кроме расстояний между звёздами, скорости их вращения и путей их следования, поэтому он не слышал музыки в пении птиц, не представлял объятиями прикосновения тёплого ветра, никогда не зажмуривался весной от удовольствия, вдыхая запахи пробуждающейся от долгого сна зелени.
 Астроном неподвижно сидел в своей комнате лицом к окну и терпеливо дожидался, когда свет за стеклом окончательно померкнет, и ночь целиком и полностью отберёт у Солнца его права. После этого он брал в руку горящую свечу в подставке и шёл в башню, под самой крышей которой его ждали телескоп и письменный стол, с беспорядочно разбросанными на нём листками мелко исписанной бумаги.
 «Зачем я иду таким сложным путём?» - думал он, неторопливо поднимаясь по холодным каменным ступеням винтовой лестницы: «Я изучаю то, до чего никогда не смогу дотронуться. Пытаюсь понять умом явления, далёкие от нашей Земли настолько, что интуитивно их можно сравнить с иллюзией. Какой в них смысл? Они не приносят пользы. Не дадут мне ни здоровья, ни богатства». Он остановился возле небольшого окошка в стене и посмотрел сверху вниз на чёрные силуэты деревьев. Те лениво раскачивались, подчиняясь лёгким дуновениям ветра и было непонятно с первого взгляда – манят ли они приветливо к себе лапами ветвей или укоризненно качают головами?
 «А ведь можно было посвятить себя, чему ни будь более близкому» - размышлял он дальше, продолжив свой путь наверх: «Изучать, например, вот эти деревья. Животных. Открывать новые острова или фиксировать на карте не известные доселе течения. Познавать суть процессов, происходящих в человеческом теле».
 Он поднялся на самый верх и поставил свечу на стол. Астроном замер перед телескопом, с улыбкой разглядывая его, как старого друга, будто ища у него поддержки в каждодневном разговоре с самим собой.
 «Правильна ли моя дорога? Изучать законы неба, так сильно отличающиеся от тех законов, что правят на земле. Не впустую ли потрачены все те годы, в течение которых я так жадно глотал книги моих великих предшественников и учителей? Полезны ли на самом деле эти знания? И будет ли полезно потомкам, то открытие, на пороге которого, наконец, очутился я»? «Это неважно», - вдруг встрепенулся он: «Я сомневаюсь в целесообразности прожитых лет, а что есть эти годы? Секунды. Да что там секунды – жалкие мгновения с точки зрения звёзд. Мельчайшие песчинки в бескрайней пустыне космического времени. Жизни моих учителей – кратчайшие мгновения, настолько короткие, что если бы звёзды могли видеть, они бы их даже не заметили. Моя жизнь и жизни тех, кто будет после меня – тоже. Мы все ничтожны не только по сравнению со звёздами, но даже с самым маленьким астероидом. В масштабах космоса мы даже не существуем. А деревья и животные и того подавно. Вот что манит меня среди небесных светил. Величие и бесконечность». «И телескоп мой», - он взялся пальцами за окуляр прибора: «Не просто увеличитель, а небольшое окно, через которое можно к ним приобщиться. Украдкой взглянуть на величины, познать которые до абсолютного конца людям нет никакой возможности. Прожить свой ничтожный миг, осознавая, что небо мне доверило одну из своих главных тайн».
 Вспомнив об одной тайне, Астроном тут же прервал свои рассуждения и прильнул глазом к телескопу. Первую минуту он просто рассматривал звёзды, а потом уже сосредоточенно начал изучать только те светила, которые для него были очень важны. До самого утра он бегал от телескопа к столу, постоянно что-то записывая, рисуя, вымеряя линейкой и бормоча неразборчиво себе под нос. От его движений язычок пламени на кончике свечи дрожал, отбрасывая причудливые и немного страшные тени на стене. А ещё он отражался в глазах Астронома, которые и без того горели не менее ярко.
 Не одна свеча прогорела до самой подставки, прежде чем Солнце, ещё не появившись даже, начало подавать признаки жизни, быстро убавляя яркость звёзд и заставляя небо приобретать серый оттенок. Астроном слегка нахмурился. Он уже вычислил всё, что ему было нужно, но хотел ещё немного просто полюбоваться на звёзды. «Ничего не поделаешь», - подумал он: «Уже светает. Пусть всё просыпается и оживает. Их время. А я пойду спать». Он подошёл к столу и аккуратно разложил свои записи и схемы. «Ошибки быть не может.…  Все расчёты верны и, судя по всему, ждать осталось недолго. Год, от силы – два», - вполголоса  проговорил он, бросая последний взгляд на стопки бумаги и беря в руку подставку со свечкой.
Так же не спеша, как и вечером, он спустился с башни, глядя под ноги покрасневшими, воспалёнными глазами и, добравшись до своей кровати, уснул глубоким сном. Солнце уже вовсю резвилось на небе, шаловливо запуская в маленькое окно Астронома яркие лучи.
                .   .   .

 Если смотреть на звёзды в чистом поле, то вы их увидите гораздо больше, чем в городе. А если смотреть на них, находясь на вершине горы, то ещё больше. Их количество огромно. Просто не поддаётся воображению и это лишь те небесные светила, которые мы в состоянии увидеть. А сколько их невидимых, находящихся так далеко, что нельзя рассмотреть даже в телескоп? Вселенная бесконечна и звёздам нет числа. Если бы могли видеть их все, то небо было сплошь белым и настолько ярким, что день, наверное, показался бы вам намного темнее ночи.  И даже если бы появился на свете бессмертный учёный, то и он никогда не смог бы изучить их всех до конца. В борьбе бесконечности с бесконечностью победителей быть не может.
 Однако Астронома в последние годы беспокоило совсем другое. Сколько бы ни было доступно человеческому глазу звёзд на небе, а это количество измеряется сотнями тысяч, все они уже кому-то принадлежат. Каждая звезда уже кем-то открыта и названа. Все эти названия и фамилии открывателей навсегда записаны в толстых фолиантах мировых обсерваторий. А вот Астронома в этих записях не было. За все эти годы он не нашёл ещё ни одной не замеченной ранее звезды и не дал ей названия. Годы человеческой жизни летят стремительно, и он очень боялся растратить их остатки впустую, бесследно потерявшись в зыбучих песках людской памяти. Им были открыты два новых закона и объяснены некоторые неподвластные ранее человеческому разуму космических явления, а вот стать крёстным отцом какому-нибудь светилу ещё не довелось. Астроном очень боялся, что уже и не доведётся.
 Как вдруг… Он первое время не верил собственным глазам, боясь, что они играют с ним очень злую шутку. Однако затем удостоверился, что это не обман зрения, не мираж. Астроном понял, что скоро на небе появится новая, очень яркая звезда. Да, учёные могут это определить, и он потратил годы на то, чтобы множество раз проверить и перепроверить результаты своих наблюдений. Он уже давно убедился в их правильности, но всё равно каждую ночь начинал свои расчёты заново, искренне радуясь, как ребёнок, видя, что они совпадают. Это был подарок. Подарок вселенной ему одному. Новая звезда, имя которой будет придумано им, а его собственное навсегда займёт своё место в толстых, печатных трудах его коллег.
.   .   .
Ночь пришла своим чередом, и Солнце, сонно потягиваясь последними лучиками, исчезло за горизонтом, уступив до рассвета своё место Луне. Звёзды загадочно перемигивались друг с другом, словно ученицы женской гимназии, узнавшие о том, что к ним скоро приведут новенькую и гадающие, какой она окажется.
 «Так ли уж скоро»? – думал Астроном, вновь поднимаясь по каменным ступеням со свечкой в руке: «В космосе это слово имеет другой смысл, нам пока недоступный. Человек рождается за несколько часов. А звезда? Сколько моих лет утечёт за её несколько часов появления? И хватит ли их у меня? Человеку ведома лишь часть знаний о его пути. Прекрасно зная направление, он и понятия не имеет о его продолжительности. В мою башню может ударить молния, когда я буду внутри. Смертельная болезнь может поселиться в моём теле, разрушив его раньше времени. Есть ли хоть один врач, посвятивший жизнь своей науке, так же фанатично, как и я? А если и есть, достиг ли он тех глубин познания, которых будет достаточно, чтобы меня спасти? Или вдруг я всё-таки ошибся, и мне не хватит времени, даже если я доживу до глубокой старости»?
 Астроном вздрогнул и остановился. Его сердце застучало гораздо чаще обычного. Нет, ошибки быть не может. Это будет скоро. Даже для человека. Он дождётся своей звезды. Довольно перепроверок. Сегодня ночью он будет просто любоваться на небо, ведь на земле ему не на что было любоваться. А пересчитывать всё по-новому с его уверенностью может только глупец.
 Он поднялся к телескопу и, поставив свечку на стол, бросил взгляд на свои записи. Да, он не ошибся в расчётах. Теперь он понимал это, знал наверняка. Нужно просто успокоиться и перестать нервничать. Хладнокровно, насколько это возможно, ждать. Ждать столько, сколько потребуется.
 Астроном перешёл от стола к телескопу, прильнул глазами к прибору и.… Обомлел! Прибор с утра был направлен именно на то место небосвода, где должна была появиться в скором, но неопределённом времени новая звезда и – вот она!!! Не через год и даже не через десятилетие, а прямо сейчас новая точка в космической черноте ярко светила там, где и должна была, по своему, громко заявляя о собственном рождении. Её лучики тянулись во все стороны, словно руки ребёнка, который стремиться, как можно скорее, потрогать всё, что находится возле него. 
 У Астронома перехватило дыхание, и он, ещё не веря ни собственным глазам, ни самому себе, одним большим прыжком очутился возле своего стола. Он почти час перекладывал свои бумаги, сверяясь с картами звёздного неба, составленные, как им самим, так и его мудрыми учителями. Ну да! Всё точно! Этой звезды не было ни вчера, ни год назад, ни многие десятилетия. Она появилась этой ночью и это та самая звезда, рождения которой он так долго ждал.
 Награда за все годы учёбы, работы и ожиданий. Его собственная звезда, имя которой придумает не кто-нибудь, а он сам. Всю ночь Астроном писал письмо в академию, в которой денно и нощно сидел в своё время за толстыми книгами. Он сообщал о своём открытии и особенно подчёркивал то, что право на присвоение названия новому светилу остаётся за ним. Возможно, он справился бы с посланием и раньше, но его работу замедляло то, что он периодически вставал из-за стола и подходил к телескопу, чтобы ещё и ещё раз взглянуть на свою звезду.
 Наконец бумага была готова и запечатана. Астроном сидел за столом и любовался конвертом уже в свете восходящего Солнца, с удивлением отмечая, что ему совсем не хочется спать.
 «А ведь кто-нибудь может сделать это открытие одновременно со мной»,- думал он, спускаясь по лестнице, в этот раз гораздо быстрее обычного: «И, чего доброго, отправит такое же письмо раньше меня. И станет полноправным хозяином новой звезды, имеющим право присвоить ей имя. Нельзя.… Нельзя этого допустить!»
 Он спешным шагом отправился на почту и заплатил там немало денег за срочную отправку, но даже после того, как почтмейстер на его глазах послал гонца с конвертом по назначению, долго ещё не мог успокоиться.
 Астроном ходил по своей комнате из угла в угол, рассеянно смотря по сторонам и пытаясь собрать воедино коварно разбегающиеся мысли. Порой он недоумённо смотрел на какой-нибудь предмет мебели и долго не мог сообразить, для чего тот предназначен. Волнение, смешавшись с усталостью, привели его в то состояние, когда человек хочет спать, но уснуть не может. В конце концов, природа взяла своё, и Астроном лёг на кровать, почти сразу провалившись в сон. Последнее, что он видел на самой границе реальности и грёз, были ярко разбегающиеся в стороны лучи его звезды.

                .   .   .

 Проснувшись вечером, он некоторое время лежал на кровати, не вставая, пока не ощутил, что все его тревоги растаяли, уступив место непривычному для него приподнятому настроению. К значимости сделанного открытия примешалась уверенность в том, что письмо поспеет в академию к сроку, опередив возможных соперников и принеся ему долгожданную известность.
 По ступеням своей башни он поднимался с лицом победителя, твёрдо решив, что в течение всей оставшейся недели не будет проводить никаких наблюдений и вычислений. Всё это может немного подождать. Астроном хотел в ближайшие дни просто любоваться открытой им звездой.
 Ночная тьма, плотная, как одеяло, уже накрыла землю, украв у её предметов чёткие очертания, сделав их однотонными и размытыми. Яркими и резкими оставались лишь звёзды, вкраплённые в неё причудливым и неповторимым узором. И там, среди них, была она – новая, яркая, молодая звёздочка.
 «Как же мы малы и ничтожны», - думал Астроном, неотрывно наблюдая за ней в телескоп: «Она кажется такой маленькой даже через увеличитель, а на самом деле крупнее и сильнее нашего Солнца. Она была рождена столь грандиозными силами, что даже моё воображение, помноженное на понимание всех этих процессов, не в состоянии охватить их в полной мере. И, хоть эта звезда не вечна, как и все остальные, ей суждено жить гораздо дольше, чем всему, что вижу я сегодня на земле. Тысячи, сотни тысяч лет, миллионы. И даже после того, как умру я и многие поколения после меня, она будет светить на небосводе и пронесёт моё имя через бескрайний океан времени до самого последнего дня человечества».
- Вдобавок ко всему, она ещё и очень красива, - завершил он свою мысль вслух.
 И вдруг Астроном услышал бархатный девичий голосок. Услышал так же громко и ясно, как если бы заговорил сам.
- Спасибо, - сказал этот голос, от которого у Астронома пробежал холодок по спине, - Девушкам очень приятно, когда им говорят комплименты. И вдвойне приятнее, когда говорят искренне, а я почувствовала, что вы говорите от души.
 Он отпрянул от окуляра и, сделав несколько неуверенных шагов назад, зацепив при этом стол, огляделся вокруг, недоумевая, что за женщина могла подняться к нему в башню в столь поздний час и заговорить с ним. Его недоумение стало ещё сильнее, когда он понял, что находится в полном одиночестве, и компанию ему неизменно составляют лишь его стол и телескоп. Кто – же тогда это говорил? Неужели это его уставший разум, измученный сложной и кропотливой работой, вымотался настолько, что начал порождать для своего хозяина неожиданные галлюцинации? А может, он болен? Астроном  провёл ладонью по мгновенно вспотевшему лбу, но ничего не понял.
- Куда же вы спрятались? – вновь произнёс женский голос, - Вы, наверное, испугались сейчас? Не бойтесь. Вернитесь к окну, чтобы я снова могла вас видеть.
 Астроном, ничего не соображая, выполнил просьбу и замер возле подоконника, опёршись на него ладонями.
- Кто вы? – горло его пересохло, и голос был хриплым.
- Я? Звезда. Я недавно появилась. Обо мне никто не знает, кроме моих сестёр и вас. Я увидела вчера ночью, как вы пристально за мной наблюдаете в свою трубу. Хотела сразу с вами заговорить, но боялась помешать, ведь вы ещё что-то писали. Уверена, что вам не нравится когда вас отвлекают во время работы.
Астроном задрал голову кверху, ища вчерашнюю находку. В ушах у него шумело, звёзды дрожали у него в глазах, превращаясь в белые ломаные полосы. Он с трудом различил в этом хороводе открытую им звезду.
- Вы правы. Мне это не нравится, - так же хрипло произнёс он и упал в обморок.

.  .  .

Его беспамятство плавно перетекло в беспокойный сон, и он пришёл в себя уже утром, лежа на холодном полу в самом изголовье своей каменной башни. Тело его болело, а мысли крутились в голове причудливым танцем какого-то безумного карнавала. Встать на ноги Астроном смог с большим усилием, после чего он спустился к себе в дом, путаясь в ногах и периодически дотрагиваясь руками до стен, чтобы вновь не упасть.
 «Что это было?» - думал он, лёжа у себя на постели: «Я, наверное, и впрямь болен. Или очень сильно устал. Слишком много сил я отдал в последние годы своим изысканиям. А сколько нервов было потрачено одновременно с силами? Врачи говорят, что если все нити нервных волокон сложить в одну, то она будет длинной, как окружность Земли. Хорошо, если моей нити хватит, чтобы дотянуть её хотя бы вот до этого стола. Да и образ жизни мой нормальному человеку не свойственен. Начинать бодрствовать, как вурдалак, с закатом Солнца и спускаться к себе в комнату, как в склеп с его восходом. Конечно, цель моя с лихвой оправдала все средства, но нужно отдохнуть. И то, что произошло этой ночью никогда не повториться. Видения растворятся, как капля чернил в колодце, полном воды. Однако, какой приятный и красивый был у неё голос, пусть и воображаемый. Как серебряный колокольчик, неизвестно кем и для чего подвешенный на ветку дерева, слегка качаемую слабым ветром. Если бы он был материален, то наверняка оказался мягким и тёплым на ощупь. Глупо, конечно, но я бы не возражал против того, чтобы услышать его ещё раз».
 Астроном ещё много о чём думал в этот день. Пролежав в беспамятстве почти всю ночь, ему не хотелось спать после рассвета, даже не смотря на своё утомлённое состояние. Думал о прожитых годах и годах, которые ещё предстоит прожить. Вспоминал бессонные ночи, проведённые за книгами и около своего старого телескопа. Перебирал в памяти фамилии знаменитых учёных, передавших ему посредством книг свои знания. Представлял, как будет читать хвалебный и признательный ответ от профессоров академии. Как объявит о том, что открытой им звезде он присваивает своё собственное имя.
 Но на фоне всех этих мыслей беспрерывно звучал серебряный колокольчик её голоса, вызывая на лице Астронома робкую улыбку. Он продолжал звучать даже когда образы в голове Астронома начали таять, терять ясность и смешиваться, уступая место видениям подвластным уже не человеческому разуму, а сну.

                .   .   .

 Он открыл глаза, будучи окружён ночной тьмой, отчего не сразу понял, где он находится. Порождения Морфея, почти не запомнившиеся Астроному, быстро покинули его сознание, словно дымок от погасшей свечи, унесённый внезапным порывом ветра, беспрепятственно пробравшегося в открытую дверь. Ощупав постель вокруг себя, он понял, что лежит у себя в комнате, а, взглянув в окно, понял, что уже ночь. Астроном вспомнил о том, что собирался ближайшие дни посвятить отдыху, и теперь думал, как этот отдых должен выглядеть. Ограничиться лишь наблюдением за звёздами или вообще не подниматься в башню? Зажечь свечи, взять в руки книгу или просто открыть окно и смотреть наружу.
 Астроном встал с постели и, не одеваясь, подошёл к окну, широко распахнул его створки. Ночная свежесть тут же ворвалась в комнату вместе с ветерком, а тишина уступила место шуршанию листьев и пению цикад. Он положил локти на подоконник, высунувшись наполовину и разглядывая серые силуэты деревьев, которые, словно часовые, окружали дом, стоя друг от друга на одинаковом расстоянии. Как же давно он не выглядывал в окно просто так, чтобы посмотреть кругом. Обычно, окружающий мир интересовал его лишь временем суток, от которого зависело – пора идти в башню или нет. Отсутствие интереса или свободного времени?
- Доброй ночи! – серебряный колокольчик вновь показался Астроному громом посреди ясного неба, заставляя его вздрогнуть от неожиданности, - Вы вчера прямо на пол упали. Вам стало плохо? Я так сильно перепугалась и очень за вас переживала?
- Кто вы такая? – спросил он после небольшой паузы, всё ещё не веря своим ушам.
- Ну, я же говорила, что я - та самая звезда, которая недавно появилась в космосе.
Всё снова замелькало у него перед глазами, и Астроном испугался, что может опять лишиться чувств, однако головокружение в этот раз довольно быстро покинуло его. Первым желанием было захлопнуть створки окна плотнее и, уйдя вглубь комнаты, закрыться с головой под одеялом, однако вместо этого он поднял глаза к небу и стал пристально всматриваться в объект своего открытия.
- Что вам от меня нужно? Почему вы разговариваете со мной? 
-  Вы с таким интересом смотрели на меня. Я так понимаю, что вы знали заранее о моём появлении и ждали меня. Это очень мило. Так приятно, когда тебя ждут, когда тобой любуются и говорят о твоей красоте.
- А другие звёзды? Они ведь молчат.
- Это верно, но не потому, что не могут. Мы все умеем общаться и могли бы рассказать очень многое. Но, видите ли, ваш век настолько короток, что остальным звёздам просто не интересны разговоры с вами.
- А вам получается, интересно?
- Вы мне понравились, - ответила Звезда и замолчала.
Сердце Астронома вздрогнуло, а по телу пробежали непривычные для него волны тепла. Он вновь, как и днём, улыбнулся. Улыбнулся и сам поразился этому, ведь он не улыбался уже много лет, будучи погружённым в самого себя и окружён работой, которую считал очень важной и серьёзной. Пауза затянулась, и Астроном испугался, что Звезда больше ничего ему не скажет. Ещё днём он боялся, что она вновь заговорит с ним, но теперь страх того, что он может её не услышать, оказался намного сильнее. Он решил поскорее ответить что-нибудь и силился среди хаоса мыслей найти какую-нибудь фразу. Что можно сказать на такое простое и такое же неожиданное и приятное признание? Хоть бы это был не сон?
- Послушайте, - Звезда, к его невероятному облегчению, сама нарушила создавшуюся тишину, - Если вам не трудно, поднимитесь, пожалуйста, к себе в башню. Я вас, конечно, и оттуда вижу, но из башни получается намного лучше.
- Конечно, - ответил Астроном, от волнения шёпотом, - Одну минуту!
 Он спешно подошёл к столу, зажёг свечу и при её свете наскоро оделся, не задумываясь о том, что делает это немного неопрятно. После этого он схватил подсвечник и, цепляясь за всё вокруг от волнения, устремился к башне. Он бежал наверх, перепрыгивая через одну, а то и через две ступени, не обращая внимания на узкие бойницы окошек и контуры деревьев за ними. В эту минуту он забыл вообще обо всём, спеша увидеть свою собеседницу и вновь услышать её очаровательный голос. Поднявшись, он первым делом подошёл к подоконнику и резко распахнул обе створки, а затем взглянул наверх.
- Вот так стало гораздо лучше! – раздался  серебряный голосок, когда он быстро нашёл её на небосклоне и вновь улыбнулся, теперь уже только ей, а не своим мыслям, - У вас улыбка такая  красивая.
- Спасибо, - ответил Астроном, испытывая какое-то новое для себя ощущение, от которого, казалось, что в пальцы ему несильно втыкается множество невидимых иголочек.
 И тут у него возникла простая и в тоже время очень интересная мысль. Он подошёл к своему телескопу и начал снимать с него все линзы, для того, чтобы прикрепить потом другие, более сильные. «Этого просто быть не может», - думал он, колдуя над прибором: «И, тем не менее, это есть. Она такое же живое существо, как и я, и она может говорить со мной. Более того, помимо разума у неё есть чувства и симпатии. Она сказала, что я нравлюсь ей. Господи, каким же чудесным, красивым голосом она это произнесла! От людей я такого не слышал, да и вряд ли услышу. А может это всё-таки моё безумие? Галлюцинация? Мираж? Нет, мой мозг не мог подобного создать. Что угодно, но только не женское создание, пусть и космическое. Подумать только – я ей понравился».
 Линзы, наконец, встали на своё место, и Астроном сразу же приник к окуляру, ища на небе свою Звезду и боясь ошибиться в догадках. И когда он её увидел, то понял, что оказался прав, вздохнув от облегчения и сразу же перестав дышать от той очаровательной красоты, которая предстала перед его взором.
 Её лицо было прекрасно! Она так счастливо и жизнерадостно улыбалась, как мог улыбаться только человек с добрым и отзывчивым сердцем, умеющим даже на фоне беды и горя находить что-то хорошее вокруг и верить в то, что это что-то хорошее, в конце концов, одолеет все невзгоды и останется над ними непревзойдённым победителем. Её лучистые карие глаза, казалось, улыбаются вместе с ней. Этот взгляд был самым добрым из всех, которые когда-либо доводилось видеть Астроному. Звезда смотрела на него с едва уловимой искрой какого-то подросткового озорства и одновременно с тем любопытством, с которым женщины рассматривают своего собеседника. Её волосы двумя водопадами стекали ей на плечи, гармонично и настолько роскошно обрамляя её лицо, как не смогла бы украсить оправа из самого чистого золота драгоценный алмаз.
 Астроном замер, всё ещё не дыша и не в силах оторвать свой взор этого настоящего чуда. Ему показалось, что через его тело пропустили несильный электрический ток, слегка обжигающий своими искрами. Он не понимал, что это за чувство, и как оно называется. Просто окунулся в свои ощущения с головой, как в воду, словно чудом выживший путник, пересёкший пешком пустыню и не видевший её много мучительных дней.
 Звезда помолчала некоторое время, не мешая Астроному рассматривать её, а затем, вопросительно вскинув голову назад на секунду спросила:
- Нравлюсь?
Он даже не сразу понял, что она у него что-то спросила, а затем, смущённо отведя взгляд ответил:
- Очень! Вы прекрасны! Вас можно сравнить, наверное, только с ангелом.
- Спасибо. Это очень мило. Но разве другие звёзды не такие же красивые?
- Я не вижу их лиц. Они для меня всегда были и остаются безликими точками в небе.
- Зачем тогда смотреть на них каждую ночь? – лицо Звезды приобрело выражение немного не понимающего человека.
- Мир космоса настолько велик и грандиозен. Мы не можем достичь его и имеем возможность лишь наблюдать. Только смотреть на него и по крупинкам постигать царящие в нём законы и явления, которые гораздо сложнее, чем те, что происходят на Земле. Я просто хотел познать….
- Наверное, с Земли так и кажется. А отсюда… - Звезда посмотрела по сторонам, - Здесь нет ничего такого уж сложного. Если это вам так интересно, я могу рассказать очень многое. Скажите, а как вы думаете, почему вы не можете видеть лиц других звёзд?
- Я не знаю, - Астроном задумался, - Скорее всего, потому что вы – моя звезда. И потому, что я очень сильно ждал вас многие годы.
- Ваша звезда? Не понимаю.
- Простите. Я имел ввиду порядок, установленный на Земле. Я первый увидел вас и теперь для остальных людей считается, что вы принадлежите мне, и я имею право присвоить вам имя. Кстати, - Астроном слегка замялся, - А как ваше имя, если это, конечно, не секрет?
- Не секрет. У нас нет имён. И у меня тоже.
- Но как же? Ведь мы назвали вас всех, ну, вернее тех, кого можно увидеть с нашей планеты.
- Вот именно. Это же только названия. А имя, как таковое, можно дать только тому, что непосредственно создал ты сам. Впрочем, - Звезда снова озорно улыбнулась, - Можно разик это правило и нарушить, я думаю. Хорошо, когда вы придумаете мне название, я буду считать его своим настоящим именем.
- То есть, вы не против того, чтобы я назвал вас? – Астроном радостно улыбнулся ей в ответ.
- На здоровье.

                .   .   .

 Они проговорили тогда всю ночь напролёт, пока её лицо не начало меркнуть, уступая появляющейся кровавой рассветной заре. Звёздочка пожелала Астроному спокойных снов и, пообещав, что они непременно увидятся следующей ночью, исчезла в лучах Солнца, едва показавшего над горизонтом самый свой краешек. Он успел подбежать к окну и взмахнуть ей рукой на прощание, после чего, грустно посмотрев на жёлтый круг центра солнечной системы, в сердцах крикнул ему: «Будь ты проклято»!
 Солнце, словно обидевшись, тут же нырнуло за ближайшее облако и долго из-за него не показывалось.
 Астроном спускался из башни к себе в комнату в смешанных чувствах. Ему было очень грустно оттого, что наступило утро, разлучившее его на время со Звездой. Однако он был и несказанно рад тому, что эта Звездочка появилась в его жизни после стольких лет ожидания, явившись ему не просто очередным светилом, а настоящей сказкой в реальности. А ещё слегка давило где-то в груди при мысли о том, что ему предстоит пережить невероятно медленно тянущийся день, конец которого подарит ему сладкую встречу с ней.
 Вопреки пожеланиям Звёздочки, спокойных снов к Астроному не пришло, а если точнее, то не пришло вообще никаких. Он долго ворочался в постели, вставал, ходил по комнате, затем ложился снова. И так весь день по кругу.
«Как же многогранно время», - тяжело вздыхая, думал он: «И насколько субъективно его ощущение. Для космоса человеческая жизнь, жизни целых народов, длящихся веками, пролетают как секунда. Практически неуловимо. Да я и сам ранее не замечал его. Оно, словно горная река, стремительно несло свои воды мимо меня, а теперь…. В материальном мире ничего не изменилось. Сутки по-прежнему насчитывают двадцать четыре часа, но до чего же бесконечно длится этот день. Стрелки на циферблате как будто покрылись толстой ржавчиной, а песок в песочных часах словно слипся от влаги в комок, застрявший в канале между стеклянными ёмкостями и оставляющий проход лишь для очень малой части песчинок…. А она прекрасна, прекрасна! И её улыбка… Я никогда не видел ничего подобного…»
 Всякая его мысль могла начаться с чего угодно, но заканчивалась она непременно на Звёздочке. И тогда он прекращал думать, оставляя в сознании лишь оживающие по милости памяти черты её лица. А потом он вспоминал этот очаровательный голос, напоминающий звуки серебряного колокольчика. В эти секунды Астроном боялся даже дышать, чтобы дыханием своим не заглушать его волшебного перезвона в своей голове.
 Это был самый длинный день в его жизни, наполненный одновременно и радостью, и сомненьями, и тревогами. Порой он хотел выйти из дома и шагать без остановки, куда глаза глядят, однако стоило ему начать одеваться, как в груди возникало желание лечь на кровать и лежать не вставая. Вот так из угла в угол, словно пойманная в клетку взрослая птица, он быстро ходил по комнате, наивно полагая, что от этого стрелки часов ускорят свой ход.
 К полудню он нашёл себе занятие. Вспомнив, что Звёздочке понравилось услышать от него о её красоте, Астроном решил во чтобы то ни стало снова сделать ей приятно. Но как это было осуществить? Как доставить удовольствие этому чудесному созданию, ведь она так далеко от него, что это расстояние невозможно было даже представить? Ответ на этот вопрос родился в его голове в тот час, когда  становилось ясно, что наступил вечер и спасительная ночь уже не за горами.

                .   .   .


 Астроном буквально взлетел по лестнице, не дожидаясь полной темноты, и теперь с нетерпением, хмуро, так же как и утром, провожал взглядом неторопливо прячущийся за краем земли, солнечный диск. И, когда тот окончательно утонул за горизонтом, он начал пристально рассматривать небосвод, выискивая среди быстро появляющихся звезд ту самую, которую ждал весь день. А, если всмотреться в прошлое внимательней – то всю жизнь.
 Она вспыхнула неожиданно, хоть Астроном и знал, что это произойдёт вот-вот. Её сияние вряд ли было сильней, чем у доброй половины остальных светил, но ему она показалась самым ярким огоньком на небесном куполе. Он вздохнул с облегчением, словно пассажир потерпевшего крушение корабля, долго плавающий по морю и, наконец, увидевший спасительный берег.
- Доброй ночи, - поприветствовала его Звёздочка, - Похоже, что вы меня давно ждёте.
- Откуда вы знаете?
- Об этом было нетрудно догадаться.
- Вы правы.
- Скажите, а вы уже придумали мне имя?
- Пока ещё нет. Я был кое-чем занят. Выбирал, какой вам подарить подарок.
- Подарок? Мне? – Астроном не видел сейчас её лица, потому что смотрел в эту минуту не в телескоп, но был уверен, что Звёздочка снова улыбнулась, так очаровательно, как умела только она, - Это очень романтично. И очень приятно. Показывайте его скорее.
 Астроном выставил перед собой букет цветов, который сорвал вечером перед своим домом. Алые розы при свете свечи напоминали тёмный бордовый бархат. Он очень нервничал, не зная понравится ли Звёздочке его подношение, и оттого не замечая, как шипы растений впиваются ему в ладонь, словно желая отомстить за то, что он их красоту приносит в жертву другой красоте. Астроном не знал, нужно ли что-нибудь говорить при этом, ведь он никогда ранее не дарил девушкам цветы, а звёздам и подавно, поэтому просто стоял молча, держа подарок так, чтобы его видно в окно с неба.
- Это что-то очень красивое, - задумчиво произнесла Звёздочка после минутной паузы, - Что это?
- Это цветы, - ответил Астроном, - Растения, которые растут на Земле. У нас принято дарить их девушкам.
- А что с цветами происходит после того, как их дарят?
- Ну, - Астроном замялся, не зная толком что сказать, но потом продолжил, - Они какое-то время хранятся у девушек в комнатах, а потом увядают.
- То есть, умирают?
- Да.
- Тогда больше никогда не дарите их мне. Я не хочу, чтобы из-за меня страдало какое либо живое существо, - Астроном не видел её лица сейчас, но явно представил, как она нахмурилась.
- Хорошо, - Астроном положил цветы на подоконник и подошёл к своему телескопу.
Она так же приветливо улыбалась и глаза её, как и вчера, ночью, светились особенным добрым огнём. «Она прекрасна», - думал Астроном: «Она прекрасна в любом своём проявлении. Это не иначе, как волшебство. И волшебство это проявляется не в том, что она может говорить и обладает человеческой внешностью, а в её красоте. Не знаю, чем всё это объяснить и не желаю даже над этим задумываться. Господи, как же хочется смотреть на неё часами, не отрываясь ни на минуту»…
- У вас на планете юноши и мужчины дарят цветы всем девушкам и женщинам? – прервала его размышления Звёздочка.
 Астроном некоторое время раздумывал над ответом.
- Этого коротко не объяснишь, - наконец сказал он, - И да, и нет. У каждой девушки на Земле есть какой-нибудь день, когда ей дарят цветы. День рожденья, например. Но бывает и так, что им дарят цветы, не дожидаясь этих дней.
- Дарят просто так? – спросила Звёздочка.
- Нет.… Не просто так.… Ещё цветы дарят, когда влюблены.
- А вы мне подарили их в честь того, что я появилась на свет?
Астроном уже знал, что он хочет ей ответить на этот вопрос, однако язык его почему-то предательски онемел, не желая произносить ни звука. А может это не язык, а он сам испугался тех слов, которые собирался сейчас сказать. Он испугался того, что если не решится ответить правду сейчас, то по прошествии некоторого времени не сможет этого сделать и подавно, и, тем не менее, продолжал молчать, краснея от смущения.
« Ну, давай же»! – постарался он упрекнуть себя в собственной слабости: «Наберись смелости и скажи ей! Ведь ты собираешься рассказать о том, что есть на самом деле. О том, что ты почувствовал ещё вчера, но не понял сразу и осознал это лишь через несколько часов. Перешагни, наконец, через эту скользкую ступень неуверенности».
- Нет, - хрипло ответил он, не узнавая собственного голоса, - Я подарил их вам не в честь вашего дня рождения. Просто мне кажется…. Я думаю, что…. Нет, я уверен…. Да, точно уверен…. Я люблю вас!   

                .   .   .

 Астроном не ошибся насчёт непостоянности течения времени. Оно по-прежнему шло своим чередом, однако ему казалось, что по ночам минуты и часы сгорают так же быстро и ярко, как метеорит, пробующий на прочность при падении атмосферу Земли. Днями же они наоборот вязко текли, словно смола из-под пораненной коры дерева. Буквально за несколько дней мысли о Звёздочке, её зрительный образ и голос полностью вытеснили из головы Астронома всё остальное, что ещё так недавно казалось ему очень важным. Он наслаждался ночными беседами со своей возлюбленной, даже не задумываясь о том, как необычно это выглядит со стороны, а днями вновь и вновь вспоминал их во всех подробностях. И те недолгие часы дневного сна, которому он нехотя сдавался, вспоминая её очаровательный голос, не приносили ему ничего, кроме её неземной во всех смыслах улыбки.
 Звёздочка ничего не ответила Астроному на его признание. Лишь задумчиво и немного грустно улыбнулась ему в ответ. Астроном же с тех пор улыбался часто, никого не стесняясь и поражаясь тому, насколько пуста была его жизнь прежде. Пуста, как пространство космоса, разделяющее бесконечные звёзды, до сих пор кажущиеся ему безликими рядом с его неподражаемой Звёздочкой. Он улыбался деревьям, чьи густые кроны напоминали ему волнистый водопад её волос. Улыбался птицам, заливистые песни которых казались похожими на серебряный колокольчик её голоса. Астроном часто открывал настежь окно и, широко разведя руки, отдавался во власть дуновения тёплого ветра, несшего запах цветов, представляя, что это её дыхание.
 Букеты долго, но неотвратимо умирающих роз он Звёздочке больше не дарил. Зато в башне на подоконнике теперь всё время стоял глиняный горшочек с живым цветком, который с завидной периодичностью распускал красивые белые лепестки, напоминающие блеск только что извлечённого из воды жемчуга. Она знала из его рассказов, что на Земле есть много цветов, разнообразных и более красивых, однако именно этот был назван ею самым лучшим.
 Однажды, сидя у себя в комнате и любуясь небом, за дневной голубизной которого где-то далеко спала его любимая, он написал стихотворение. Сидя той же ночью на подоконнике в башне, он прочитал ей их при свете одинокой свечи, стараясь не запинаться и ничего не перепутать.
- Наверное, не очень хорошо получилось, - смущённо сказал он, после того, как последнее четверостишие было произнесено.
- Я не знаю, - честно призналась Звёздочка, - Других стихов я никогда не слышала, но твои мне очень понравились.
- Посвящаю их тебе, - заулыбавшись, ответил Астроном, замечая, что они одновременно, не сговариваясь, перешли на «ты».
- Спасибо.
 Вот так – от ночи к ночи они проводили время вдвоём, будучи рядом и одновременно невероятно далеко друг от друга. Астроном читал ей стихи, приносил в башню патефон и включал ей музыку. Она слушала, закрыв при этом глаза, а он неотрывно любовался ею в эти минуты в телескоп.
 Иногда она спрашивала, не желает ли он узнать что-нибудь о космосе из того, до чего люди ещё не додумались. Астроном даже не сразу понимал, о чём речь, а затем небрежно отмахивался рукой и, поблагодарив, отказывался, ссылаясь на то, что ему это сейчас не интересно.
- Ты так и не придумал мне имени, - заметила однажды Звёздочка.
- Забыл, - смутившись, выдохнул Астроном, - Совсем из головы вылетело. Не обижайся, пожалуйста. К тому же, почему-то в последнее время ко мне не приходит умных мыслей, а выбирать из первого попавшегося я не хочу. Но я исправлюсь, обещаю.
- Ничего страшного, - улыбнулась она, - Я не тороплю. Но всё же, не забудь об этом насовсем.
 И время продолжало по-разному идти для Астронома. Короткие ночи, в каждую из которых он снова и снова признавался ей в любви, дарили ему неописуемое блаженство, а бессонные и бесконечные дни награждали его воспоминаниями о любимой Звёздочке. Неведанное ранее чувство, так неожиданно  поселившееся в его душе, окончательно размыло границы реальности, и Астроном порой  не понимал – спит ли он или грезит наяву. Но, так или иначе, он был уверен, что ранее никогда не доводилось быть ему настолько счастливым. Счастье это не имело, каких либо форм и границ. Астроном чувствовал себя птицей, научившейся летать и познавшей, наконец, что такое огромный простор синего неба.

                .   .   .

 Астроном лишь изредка вспоминал о прежних делах и заботах, да и то затем, чтобы подивиться лишний раз их мелочности и вновь усмехнуться своей ранней увлечённостью ими. Однако дела напомнили однажды сами о себе, и напоминание это было ответом из академии на то письмо, которое он отправлял в день рождения его Звёздочки. Астроном с минуту вертел конверт в руках, соображая, зачем он мог понадобиться своим коллегам учёным, а затем вспомнил и, раскрыв его, прочёл.
 Новости, изложенные красивым подчерком на листе бумаги, пронеслись через его мысли словно снежный ураган над райским островом в середине июля. Он на мгновение ослеп, будто от неожиданной вспышки молнии в солнечную погоду и оглох, как от последовавшего за ней столь же невозможного раската грома.
 Письмо было перечитано Астрономом несколько раз и, хотя смысл его был ясен уже с первого, поверить в то, что он увидел на ровных строчках, было трудно даже теперь. Равновесие покинуло его вместе со всеми мыслями, и Астроном был вынужден присесть на стул. Он просидел весь день, держа в непослушных пальцах письмо, то и дело норовящее упасть на пол. Неподвижный взгляд Астронома был устремлён в одну точку прямо перед собой, а губы изредка беззвучно шевелились, пытаясь что-то безуспешно произнести.
 Академия отказала ему в праве назвать новую звезду, отдавая честь открытия другому учёному, приславшему своё письмо чуть раньше, чем это сделал Астроном.
 «Это катастрофа», - в отчаяние думал он: «Вот так, одним росчерком пера лишить меня всего. Отдать мою Звёздочку кому-то другому. Кому-то, кто даже не знает, как выглядит её лицо, как звучит её голос. Он не имеет ни малейшего представления о том, насколько она прекрасна и, тем не менее, ни о чём не задумываясь, бездушно, даст ей имя. Кто она для него? Лишь очередное небесное светило. Он ведь не может допустить мысли, что она живая. Ни разу не видел, как она улыбается и ни разу не видел, как хмурится. Откуда ему знать, что эта Звезда, эта Звёздочка любит цветы и что ей нравится музыка? И, тем не менее, именно он ходит теперь с грамотой астрономической академии, везде и всюду называя её своей, а по вечерам, наверное, придумывает ей название. Пройдёт несколько недель и он, почувствовав нехватку фантазии, просто назовёт её своим именем, наивно считая это, как и я сам некоторое время назад, точкой наивысшего блаженства. А что теперь делать мне? Как жить дальше с любовью, начинающей приносить такие страдания? С любовью к Звёздочке, ставшей в одночасье не моей по всем законам. И как теперь ей сказать об этом»?
- Глупыш, - укоризненно улыбаясь, ответила она той же ночью на его сбивчивый рассказ о происшедшем, - Ну что тебе мешает и дальше общаться со мной? Ваши человеческие законы?
- Но ведь ты теперь принадлежишь ему, - говорил он, уставившись в каменный пол комнаты в башне.
- Опять же по вашим законам? Смешно. Я не принадлежу никому. Я свободна от первого и до последнего мгновения. Мой тебе совет, порви ты эту бумажку и забудь о том, что тебе её вообще приносили.
 Астроном тут же вынул письмо из кармана и, не разворачивая, разорвал его на несколько частей. Однако выражение его лица после этого не изменилось, и он по-прежнему грустно рассматривал каменные квадраты у себя под ногами.
- Вот и всё, - кивнула ему на это Звёздочка, - Будь выше этого. Конечно, у тебя это не получится так же, как у меня, но всё-таки. Ну, почему ты до сих пор грустишь? Неужели, это письмо такое сильное впечатление произвело? Кому бы там ни дали право назвать меня, я не буду считать это своим именем. Только то, что выберешь ты один.
 Астроном, не отвечая прильнул глазом к окуляру телескопа и снова залюбовался на её неземную красоту. Сейчас она казалась ему гораздо милее, чем раньше.
- Я хочу взять тебя за руки, - внезапно произнёс он, - Почувствовать тепло твоих пальцев, а затем поцеловать тебя.
Она улыбнулась так же грустно, как и в ту минуту, когда он впервые признался её в любви. Звёздочка молчала, отведя взгляд куда-то в сторону, и всё-таки он успел уловить в её глазах невиданное им ранее выражение. Выражение, с которым друг смотрит на друга, решившего постичь непостижимое, но не останавливает его вслух, чтобы не нанести ему словами травмы.
- Ты просишь о невозможном, - тихо произнесла она через некоторое время, - Ты никогда не сможешь приблизиться ко мне так же, как можешь приблизиться к любой земной девушке. Я хотела тебя давно об этом предостеречь, но это ведь ничего бы не изменило. Хоть по законам твоей планеты, хоть по законам космоса, нам не суждено быть вместе. Прости. К сожалению, судьба даёт тебе возможность лишь смотреть на меня.
- Но ведь я люблю тебя, - дрогнувшим голосом сказал Астроном.
- И мне это очень приятно. Но пойми, нам не суждено прикоснуться друг к другу. И быть рядом у нас тоже не получится. Я ведь даже тот букет цветов взять не могла.
- Ничего, - медленно произнёс он, услышав свой приговор, - Я что-нибудь придумаю. Учёный как-никак.
- Конечно, придумаешь. Хватить грустить. Включи мне снова музыку.

                .   .   .

Хоть Астроном и пообещал своей Звёздочке что-нибудь придумать, не было в его голосе уверенности, равно как и в его мыслях. Они больше не вспоминали по ночам ни письмо из академии, ни этот невесёлый разговор, однако каждый день маленький паучок отчаяния, поселившийся в его душе, подтачивал свой новый домик, набираясь сил и прибавляя в весе. Астроном по-прежнему включал ей музыку, писал и читал стихи. Они вслух мечтали о том, как однажды будут лететь через космос, держа друг друга за руки. И каждый раз радость ночных встреч уступала место дневным мучительным мыслям.
 «Я хочу, чтобы она стала моей женой», - думал Астроном, лёжа днём на кровати и бесцельно смотря в потолок: «Смешно, наверное, со стороны. Однако, не намного смешнее, чем проживать свою жизнь в одиночестве среди чьих-то книг и своих записей. Нет, не смешно. Просто глупо. Она так далека от меня, что даже, если бы и была возможность полететь к ней, на это ушли бы миллионы лет. Мне не хватило бы и тысячи жизней, чтобы дождаться этого счастливого мгновения. Но разве можно любовь назвать глупостью? Со стороны, наверное, можно, а изнутри? Как мне всё это назвать? Я ведь просто хочу всегда быть рядом с ней, пусть даже и в холодном космосе. Отдать ей всего себя без остатка. Лететь туда же, куда летит она. Свернуться у её ног, подобно верному псу и греться в её ярких лучах. Поддерживать её и утешать в трудную минуту. Ведь, наверняка, даже у звёзд бывают эти трудные минуты. Что же мне делать»?
 Ответа на этот вопрос не было ни у него, ни у неё. Они оба понимали это и не упоминали в разговорах об этом.
 «Как же всё просто на Земле и как сложно в космосе», - иногда размышлял он: «Я люблю её и это уже счастье. Да. Любить – это счастье. Оно не может ограничиваться лишь объятиями и поцелуями. Но любить на таком расстоянии… Господи, за что? Я ведь точно знаю, что это не предел. Что моё счастье может вырасти и приумножиться. Нужно только суметь быть рядом с ней. Но как? А ведь я ещё недавно терзался из-за каких-то научных открытий, убивался, прочтя это письмо из академии. «Глупыш» назвала она меня тогда. Какой же я глупыш? Я был глупцом. Самым настоящим глупцом, считавшим большой бедой такие едва заметные мелочи. Да они настолько были малы, что можно сказать и не существовали вовсе. И вот теперь я стою перед самой высокой стеной и не знаю, как через неё перебраться. Нет никого в целой вселенной, кто мог, если и не помочь, то хотя бы подсказать, как это сделать. Я должен это сделать сам, один, но ведь мне это совершенно не под силу. Остаётся лишь смотреть на неё через стекло телескопа и через непроходимое стекло жестокой судьбы».
- Я ничего не придумал, - признался он, наконец, Звёздочке, - Расстояние, лежащее между нами, непреодолимо для меня.
- Я знаю, - ответила Звёздочка, - И, к сожалению, не могу помочь, хотя и хочу.
- Что же мне делать?
Звёздочка грустно вздохнула.
- Может быть, есть смысл разбить телескоп и никогда больше не подниматься в башню? Поверь, со временем ты перестанешь так сильно терзаться.
- Нет.… Нет… Что ты такое говоришь? – Астроном взволнованно подбежал к окну, - У меня ничего нет, кроме твоей улыбки и твоего голоса. Не лишай же меня и этого.
- Я и не собираюсь. Просто я не думаю…. Что в этом есть какой-то смысл….
- Конечно, есть, - спешно ответил он, глядя вверх, - Для меня даже просто видеть тебя – уже огромное счастье. Я ведь люблю тебя.
- Я знаю, - снова произнесла Звёздочка, - И, если тебе от этого легче, то пусть будет так.
- Легче, - улыбнулся Астроном, а затем, сильно высунувшись из окна, крикнул так громко, что с ветвей деревьев вспорхнули давно уснувшие птицы, - Я люблю тебя!!!!

                .   .   .

Это произошло случайно и настолько быстро, что ни он, ни она не успели в первое мгновение ничего понять. Астроном слишком сильно выставился через подоконник и о том, что сорвался, понял уже только в падении. Он попытался ухватиться за оконную раму, но когда осознал, что не успевает, вложил все силы в то, чтобы перевернуться спиной вниз и видеть не приближающуюся землю, а удаляющееся небо. Воздух шумел в его ушах, а звёзды перед глазами дрожали, как яблоки на раскачиваемом мальчишкой дереве, однако он не потерял её из виду. Свою любимую Звёздочку.
 Страха не было. Лишь за мгновение до страшного удара пришла горечь от осознания того, что он не успел попрощаться. Пришла и тут же растворилась в наступившей темноте, которая была намного сильнее и гуще ночной.
 А затем всё снова появилось перед его глазами, и Астроном рванулся вверх со скоростью гораздо большей, чем была скорость падения. Он понимал, что если оглянется сейчас, то увидит своё изуродованное тело, лежащее на камнях словно кукла, чьи нити были небрежно сброшены с пальцев уставшим кукловодом. И он не стал оглядываться. Он покидал Землю, с недавних пор ставшую для него тюрьмой, не жалея ни о прожитых днях, ни о тех, которые ещё мог бы прожить.
 Впереди Астронома ждал космос. Не такой уж холодный, как он думал раньше. Он нёсся навстречу звёздам, пролетая мимо них, оставляя их позади. И в этом ярком, весёлом потоке, в самом его центре была его Звёздочка. Хоть ещё и очень далёкая, но уже не так, как раньше. Во всяком случае, Астроном уже мог видеть черты её прекрасного лица и без телескопа.
 Она улыбалась, как и всегда и протягивала к нему яркие лучики, словно желая помочь ему быстрее приблизиться вплотную и очутиться в её объятиях.
 И когда он увидел это, то радостно засмеялся, наверно впервые со дня своего рождения, и протянул ей свои руки навстречу.


                14.10.2019г.