Начмед Штука
Известно, что самые тяжелобольные пациенты с амбулаторного этапа лечения направляются в стационар, где поступают в профильные отделения. Кто-то в терапию, кто-то в хирургию, кто-то в гинекологию и т.д. За лечение больного отвечает лечащий врач. Он в случае необходимости назначает консультации других специалистов, те смотрят, рекомендуют свое лечение, но вот проводить его или нет, все равно решает лечащий врач больного, ибо он должен знать о нем все досконально, что может за время консультации не узнать этот консультант.
А вот за то, как правильно лечат больного в отделении, отвечает заведующий отделением. Он должен знать о всех самых тяжелых больных в своем отделении и держать лечение на контроле. Обычно опытный заведующий отделением делает обход всех больных, где ему докладывают о них лечащие врачи. Если же что-то в течении заболевания у больного не ясно заведующему отделением, то назначается консилиум, т.е. одновременно несколько специалистов смотрят больного, обсуждают его между собой и назначают выработанное всеми адекватное лечение. Как это должно быть по инструкции, которые, как уставы в войсках, оплачены жертвами.
И если больница крупная и многопрофильная, за качество оказания в ней лечения всем разнообразным больным, кто-то должен тоже отвечать, верно? И за хирургических больных, и терапевтических, и гинекологических и всяких прочих. Вот обычно в краевой больнице бывает свыше 15-20 разных отделений, и за всеми нужен глаз да глаз. Правда, в краевой или областной больнице бывают заместители по терапии и хирургии, два разных специалиста, хорошо знающие особенности клиники и лечения этих разных по профилю заболеваний. Но и в этих больницах есть стоящий немного выше их по статусу человек, заместитель по лечебной работе, или начмед. А уж про более мелкие больницы, с городской до амбулаторной, есть один зам. по лечебной работе.
А теперь вернемся к слову Штука. Если исходить из того, что в русском языке есть равноценное слово «единице» - «штука», то оно должно писаться с прописной буквы, а не с заглавной. Но из истории мы знаем еще одно слово «Штука», которое пишется с заглавной буквы. Это название в войсках Красной Армии в годы Великой Отечественной войны пикирующего бомбардировщика «Юнкерс-87», или «Ю-87», или «лапотника» из-за неубирающихся во время полета шасси. Вот этот бомбардировщик тоже называли «Штука». Правда, писать это слово с заглавной или прописной буквы каждый был волен сам. Если самолет сбивали наши зенитчики или истребители, то можно с прописной, а если этот бомбардировщик попадал в наш крейсер Киров на рейде Кронштадта, и у того оторвалась носовая часть, то можно было написать и более уважительно, с заглавной – Штука.
Но в данном случае Штука – это фамилия начмеда, о которой я хочу написать небольшую заметку. Штука Людмила Васильевна – многолетний заместитель главного врача городской клинической больницы № 11, в которой мне довелось начать свою гражданскую карьеру врача-рентгенолога. До этого было три года службы в должности начальника медицинской службы подводной лодки на Краснознаменном Тихоокеанском флоте.
В больницу я пришел работать в сентябре 1974 года. Не уверен, что в это время там уже работала Людмила Васильевна. Мне некогда было разглядывать всех врачей стационара большой многопрофильной больницы, к тому же я смотрел обычно больных их хирургических отделений. А Штука пришла работать врачом-ординатором в гастроэнтерологическое и эндокринологическое отделение, которое, как известно, относится к терапевтическому профилю.
Но в период отпуска заведующей рентгеновским отделением Людмилы Станиславовны Лазаркевич и увольнения из больницы второго врача стационара Станислава Янишевског, мне пришлось смотреть всех больных стационара на 300 коек. Кто-то из знающих больницу № 11 может задать вопрос – как 300 коек, она же была на 480 коек? Да, с конца 70-х годов в ней стало 480 коек после присоединения к ней 180-ти коечной гинекологической больницы № 14. Но до этого она существовала в количестве 300 коек. Вот тогда я и заметил молоденькую, очень стройную девушку-доктора в гастроэнтерологическом отделении. Она весьма рассудительно ставила перед рентгенологами вопросы по диагностике различных заболеваний желудочно-кишечного тракта.
В то время в больнице эндоскопическая служба была в зачаточном состоянии, гастроскопии с помощью гибких японских эндоскопов делал Владимир Штангрет, клинический аспирант по хирургии. Естественно, делались такие исследования преимущественного хирургическим больным, тем более что основным направлением хирургии в клинике профессора Григория Леонтьевича Александровича была гастроэнтерология. Вот и приходилось доказывать мне, рентгенологу, молодому ординатору Людмиле Васильевне, что я видел во время исследования язву у больного, и показывать ей снимки этого больного. В них она неплохо ориентировалась, что было не так часто у молодых докторов. Это вызывало уважение.
Через три года после прихода на работу в больницу я был избран парторгом, еще через полгода после смерти в хирургическом отделении больницы после операции аппендицита умерла молодая девушка. Ей мать написала жалобу в крайком партии, последовало указание первого секретаря крайкома А.К.Черного жалобу разобрать на бюро горкома партии и примерно наказать. И хотя комиссия не нашла в действиях медиков ни проявлений халатности, или ошибки при проведении операции, случилось осложнение, которое предусмотреть было невозможно – тромбоз легочной артерии и мгновенная смерть, по формальным признакам объявили партийные взыскания нескольким работникам хирургической клиники, а Штангрета, молодого коммуниста, исключили из партии и выгнали из аспирантуры. Гастроскопию делать стало некому.
Я до этого освоил бронхоскопию, и делал эти исследования по совместительству, так как по рентгенологии мне запрещали совмещать. Главный врач вызвала меня к себе и предложила научиться делать гастроскопии и тем самым закрыть проблему. И через какое-то время я стал делать гастроскопии сам, а вскоре научил это делать еще одного врача-рентгенолога, Галину Платоновну Шабурову. С тех пор мы стали довольно часто видеться с Людмилой Васильевной Штукой, тем более что её назначили заведующей отделением гастроэнтерологии и эндокринологии.
В эти годы главным врачом городской больницы № 11 была Людмила Николаевна Яковлева. Немного работала при ней опытный, пользующийся уважением начмед Петрович, но потом она уехала из Хабаровска, по-моему, в Минск. И начмедом стала Раиса Дмитриевна Арефьева, которая до этого долгие годы работала заведующей приемным отделением.
Потом моя карьера врача-рентгенолога сделала поворот, я ушел из 11-й больницы работать в краевую больницу на должность главного рентгенолога края. А еще через полтора года в карьере произошла вообще загогулина, как любил говаривать Ельцин – я стал заместителем заведующего отделом здравоохранения крайисполкома. И однажды, уже в этой должности, приехал в родную больницу № 11. Открывая кабинет начмеда, надеялся увидеть в нем Раису Дмитриевну, но неожиданно застаю там Людмилу Васильевну Штуку. Она уже заняла эту должность, это кресло и кабинет. И просидела в нем больше 20 лет. Но если кто-то понял, что она просто сидела и ничего не делала, это не так. Она все эти годы "пахала", как говорится, за себя и за того парня. Самое большое в крае объединение, включающее стационар и несколько поликлиник, женские консультации, лечебную работу в котором надо было организовать в труднейшее время, в "лихие 90-е", когда денег не хватало ни на что, да еще и главные врачи меняются, как перчатки, и все это легло на плечи совсем еще молодой женщины.
Держать на такой должности человека за красивые глаза столько лет никто не будет. И хотя глаза у Людмилы Васильевны симпатичные, и фигурка у неё до сих пор стройная, модельная, но пережить за все годы работы минимум четырех главных врачей, это признание квалификации Штуки в качестве начмеда. Она за эти годы зарекомендовала себя как не только грамотный, но и принципиальный руководитель, и эти качества её помогли даже в сложные 90-е годы умело контролировать лечебный процесс в многопрофильной больнице, вздохнуть свободнее в тучные 2000-е годы, и пока в больницу не пришли «варяги» из другого города, отбиваться от нападок всевозможных комиссий. Не зря её несколько раз выбирали депутатом в городскую Думу, где она также получила уважением своей принципиальностью в решение актуальных вопросов городской жизни.
Я не знаю всех заслуг Людмилы Васильевны перед больницей. Разве что знаю об открытии в больнице эндоскопического отделения, которое возглавил муж Людмилы Васильевны Александр, и лапароскопического отделения во главе с Иваном Довгим. Но чьих там заслуг больше – главного врача или начмеда, надо посмотреть. Ведь все же главная работа начмеда рутинная. Это организация тех же консилиумов с приглашением специалистов из других больниц и медицинского института, научно-практических конференций, проверка десятков историй болезни перед выпиской пациентов из больницы, направление историй на патологоанатомическое вскрытие и много-много еще чего. Если главный врач преимущество работает вне стен стационара, то начмед постоянно на месте. И сколько раз ему приходится отвечать на всевозможные телефонные звонки, не поддается учету.
Сейчас Людмила Васильевна с мужем Александром живет в Краснодаре, но почти каждый год появляется на дальневосточной земле, в родном Хабаровске, где окончила школу Люда Шевчук, и медицинский институт, и где прошла её трудовая деятельность. Встречаясь с коллегами по работе в больнице или городской Думе, она получает слова благодарности за свой труд и сетования, что жизнь в Хабаровске становится все дороже, что покидают работу квалифицированные кадры, а им на смену приходят молодые и неопытные. От этого страдает качество оказания медицинской помощи в стационаре городской больницы № 11, которой столько лет своей жизни отдала Людмила Васильевна. Это удручает и её, и старшее поколение большого коллектива больницы. И меня в том числе.
Свидетельство о публикации №219101400408