Монтеры пути

Понедельник.
Мастер Лонжук проводит краткую планерку, лицо его спокойно, слова тверды и выразительны. И речь свою он начинает с весьма крепких выражений: «Вы знаете, так вас и раз этак, что произошло в Новосибирске? Там задавило трёх монтеров пути и бригадира пути задавило. А почему? Они вышли на пути пьяными и разинули свои ё … хлебалы. Путь – это объект повышенной опасности, поезд – это махина и свернуть он не может. Чтоб я вас пьяными на путях не видел, увижу от работы немедленно отстраню, прогул засчитаю и премии не увидите. ПТЭ соблюдать неукоснительно.»
Рабочие отвечают в столь же крепких выражениях: «Ах, так твою и раз этак! Задавило! Будем соблюдать ПТЭ!»
После пятиминутки бригада расходится по объектам. Мужчины на подбивку пути, женщины идут смазывать и пропалывать от травы стрелочные переводы.
«Правила технической эксплуатации железных дорог СССР» остаются лежать на столе.
Инструмент бригады выглядит внушительно: топор-дексель для затески шпал и срубания заусенцев, зубило путейское для рубки рельсов и срубания гаек, клещи рельсовые для переноски рельсов, клещи шпальные для затаскивания и вытаскивания шпал. Каждая штуковина примерно по два с половиной кило весом. А ещё ключи, лопаты, вилы щебеночные восьмирогие, ломы остроконечные для передвижки рельсов и рихтовки пути, для кирковки балласта. Молотки путейские, костыльные для забивки вручную костылей крепления, эти увесистые молоты тянут по четыре кило каждый, и в придачу вспомогательная, кованная кувалда весом, как два молотка. И вершина всего могучего оснащения - лом лапчатый массой восемь килограмм, усиленная лапа для выдергивания типовых костылей. Такая работа с успехом заменит гиревой спорт и силовое жонглирование. Однорельсовая тележка хранится до востребования в каптёрке, запертая мастером на замок от свободного доступа.
Сегодня у девчонок работёнка лёгкая. Маленькая и хрупкая, ростом не выше чем метр пятьдесят пять сантиметров, Татьяна несёт ключ путевой гаечный для завинчивания и отвинчивания гаек стыковых рельсовых болтов, всего-то килограмма три. Изящная Алёна, она повыше сантиметров на восемь, взяла ключ торцевой для завинчивания постоянно выкручивающихся клеммных и закладных болтов, путевых шурупов. Когда проходит поезд, по рельсам и шпалам, по земляному полотну бежит упругая волна и как от морской качки всё, что было завинчено, развинчивается, само собой.
И в начале дня Татьяна и Алёна вращают свои волшебные ключи легко, играючи, но к концу дня и эти как будто лёгкие ключики нальются свинцовой тяжестью.
«Посмотри-английская стрелка!»
Перекрестный стрелочный перевод, заменяет два обыкновенных стрелочных перевода, четыре пары остряков, две острые крестовины с контррельсами и две тупые крестовины.
Стрелка движется, лязгает. Татьяна с каким-то восторгом смазывает это чудо техники.
На всю громадную станцию Иркутск-Сортировочный всего две английские стрелки.
Станция, связавшая пути во все стороны света в стальной узел, здесь находятся локомотивное, вагоноремонтное и моторвагонное депо. Железная дорога- это город внутри города, стрелочные улицы, сияющие разноцветными огнями семафоры, льющиеся сталью рельсовые плети. Поездов проходит очень много, дорога течёт как река. Поезда с углем, цистерны с нефтью, вагоны леса, почтово-багажные. Пассажирские поезда, в тех, что с юга проводники торгуют фруктами, а в тех, что с востока копченой рыбкой, иногда икоркой. Самые красивые- два фирменных поезда- синий «Байкал» и малиновая «Россия» с белыми занавесками на окнах. От станции веером расходятся подъездные пути к предприятиям Ленинского района. К востоку от вокзала станции Иркутск-Сортировочный расположены остановочные пункты пригородных поездов: Заводская, Компрессорная, Горка, Батарейная. К западу от станции озёра, да болотины, где плавают утки, дорога разделяется, одна ветка ведёт на Мамоны и Максимовщину, другая к станции Военный Городок, потом Иркутный Мост и дальше по берегу Ангары к Иркутску-Пассажирскому.
Обходя околоток, девушки постепенно приблизились к вокзальному перрону. Пассажиров, ждущих электричку, немного. Внезапно, увидев какого-то мужчину серого и неприметного, Татьяна прячется за спину Алёны:
-Бежим!
-А кто это?
-Потом объясню! Заслони меня, чтобы он не увидел!
Девчонки, сжимая в руках путевые ключи, бегут, как сумасшедшие по междупутью.
В обед они не пошли в рабочую столовую, хотя там большие порции и всё дешево, но не вкусно и в котлетах больше хлеба, чем мяса и на гарнир одна капуста. И частенько всё несвежее, вчерашнее, чувствуется, что продукты воруют.
Отправились в блинную, где бойкая румяная поварихи печёт блинчики на огромных чугунных сковородах. Пусть дороговато, обед обойдётся один рубль двадцать копеек, зато блины горячие со сметаной и яблочным повидлом.
Уминая блины, Татьяна признаётся Алёне: «Тот тип, стоявший утром на перроне, мой бывший муж! Видеть его не хочу!»
Блинная- маленький стеклянный павильон между старым зданием вокзала и новым. Старое деревянное одноэтажное здание вокзала «Иркутск- Сортировочный», здесь Евтушенко недавно снимал свой фильм «Детский сад». Здание потемнело от времени, резные украшения кое-где повреждены. На станции Зима был точно такой же вокзал, но его давно снесли. Вот и сняли почти все сибирские сцены здесь. В Иркутске редко снимают художественные фильмы и всё окрестное население собралось для массовки. Скоро деревянный вокзальчик снесут, рядом высится новое, современное здание. Пассажиры неиркутяне уже начали путаться и пытаются сойти здесь, хотя им надо в Иркутск-Пассажирский. А до Иркутска-Пассажирского ещё шесть вёрст ехать.
Особенно упрямо пытаются сойти москвичи и ленинградцы, никто из них не верит, что в Иркутске два настоящих вокзала. Тот, старый вокзал в Иркутске-Пассажирском во времена последнего царя строить начали- в 1897 году. А Иркутск-Сортировочный раньше был предместьем, до революции эта станция называлась Иннокентьевская. И вот новый вокзал, как память о дорогом Леониде Ильиче.
Стрелки без конца зарастают буйной лебедой да полынью. Неподалёку от станции много деревянных пятистенков с огородами.
«Наконец-то можно себя спокойно почувствовать! Помощник наш явился бурый да рогатый, с ним под поезд не угодишь, за ним, как за каменной стеной!»
На железнодорожные пути приходят пастись большой, важный, бородатый козёл и две козы. Козы щиплют траву, а козел смотрит вдаль и пока козы пасутся, он к траве не притрагивается. Вот показался поезд, козел заблеял и козы вместе с ним дисциплинированно уходят в сторону от рельсов. Зорким взором следит козёл за горизонтом, не показался ли поезд. С таким сторожем и бригада монтеров пути может чувствовать себя спокойно.
Вторник.
На планёрке Лонжук объявляет: «Так вас и раз этак вблизи от станции Батарейной путеизмерительная тележка угодила под локомотив.  Монтёр пути был с утра пьян в драбадан, пьяница остался цел и даже не испугался. Утрачен ценный инвентарь. Если вы появитесь на работе пьяными и я, учую хотя бы лёгкий запах перегара, то с работы выгоню. Должен же быть у вас страх, ведь поезд порежет вас, без голов оставит, как курей! Или вы и так безголовые?!»
Монтёры пути восклицают, не стесняясь в выражениях: «Ах, так и раз этак твою мать! Уцелел и не задавило, руки-ноги не отрезало! Будем соблюдать трудовую дисциплину, план выполним и перевыполним, возьмём на себя новые обязательства по ускоренному построению социализма в стране! ПТЭ выучим, как армейский устав! Да ё, п, р, с, т!»
Мужчин катастрофически не хватает и женщин поставили на тяжелую работу пересыпать и подбивать балласт. Балласт загрязнился и его надо заменить. Татьяна и Алёна без особого успеха вяло ковыряют щебень лопатами, вилы восьмирогие тяжеленые сами собой выскальзывают из рук.  Для подсыпки щебня нужна сноровка. У Татьяны, она давно работает на железной дороге, есть ловкость и сноровка, но сил мало, и она часто отдыхает, лопаты и вилы для неё явно велики. У Алёны сила есть, но практики всего один месяц, и она никак не может приспособиться, приноровиться, правильно взяться за древко и поддеть щебень. Щебёнка выскальзывает и уворачивается, как живая.
За носилки со щебнем Надежда, Татьяна, Алёна и Мария Кузьминиха берутся вчетвером, иначе не утащат. Хотя норма переноски тяжестей на одну женщину – двадцать один килограмм, на самом деле постоянно таскать по силам только десять или даже восемь килограмм. Надежда и Мария крепко сложены, мускулистые и квадратные, но у Надежды опущение почек, а Марии год остался до пенсии, медкомиссию они прошли, но врачи их предупредили, чтобы тяжести поднимали осторожнее.
Во второй половине дня потребовалось подбить балласт. На четыре электрошпалоподбойки всего двое мужчин, опытный строительный рабочий Александр и нанявшийся вместо отпуска на заработки, преподаватель железнодорожного института Андрей. В разгаре летняя страда, из-за уборки первого урожая снимают рабочих с железной дороги, даже крановщиков и отправляют в пригородные совхозы. На селе не хватает водителей, трактористов, комбайнеров, не хватает и уборочной техники. А кто здесь грузы разгружать будет? Кто подсчитает убытки от простоя вагонов?
Можно было ещё принять людей на временную работу, но на Восточно-Сибирской железной дороге ретиво внедряют белорусский метод. С самого партийного верху спущено указание уменьшать всеми способами численность рабочих бригад и внедрять механизацию, механизация где-то подзадержалась, отстала в пути, а внедрение метода уже объявлено, конторское начальство уже отчиталось перед партийным.
Алёна вообще не может переставить электрошпалоподбойку, Татьянка еле-еле справляется. Алёна весит пятьдесят килограмм, Татьяна сорок шесть, а шпалоподбойка- девятнадцать килограмм. Андрей, высоченный ростом около метра девяносто спортсмен, легко переставляет обе шпалоподбойки: «Вы только держите девчата!»
К концу дня, после работы со шпалоподбойкой у здоровенных мужиков руки трясутся и эту дрожь не унять. На соседнем, новом пути рокочет электробалластёр — путевая машина для дозирования балласта, подъёмки, установки и рихтовки рельсошпальной решётки.
Алёна спрашивает Андрея: «А почему бы на наш участок не подогнать электробалластёр?»
Не выгодно, электробалластёр огромный, нужны средства малой механизации, но их пока нет.
Среда.
Всех женщин повезли в Мамоны дёргать морковь. Жара, пот катится градом. Морковку повыдергали, а тары всё нет и нет. Корнеплод уже начинает жухнуть, к горкам морковки подбегают телята и начинают жевать, вначале понемногу, а там и всё стадо подойдёт. Рядом с полем валяются полиэтиленовые мешки, полные венгерским, минеральным удобрением, их доставили к полю, а внести в почву как бы забыли. Мешки уже кое-где порваны и содержимое удобряет сорную траву. У монтёрш происходит перебранка с местными бабами.
-Когда тара будет?
-У начальства спросите.
-А сами, что без дела слоняетесь.
-А нам эта морковка не нужна, у нас свои огороды. Это вам городским нужна, вы и дёргайте.
- У нас тоже свои огороды.
Наконец с матом, со скандалом выбивают тару, машину и шофёра, морковка отгружена в город.
Можно отдохнуть, вдохнуть чистый воздух без запаха креозота.
«Люди сами себя заробляют»-по лицу Кузьминихи катятся частые капли-«Лонжука на них нет!»
Кузьминиха многое может порассказать о Лонжуке, они давно работают вместе.
Лонжук- кадровый, потомственный железнодорожник, его дед был путевым обходчиком. Дочка у Лонжука- вылитый Лонжук и все повадки лонжуковы, недавно она поступила в железнодорожный, будет работать вместе с отцом. Лонжуку пора на пенсию, но заменить его некем, молодые мужчины после института не хотят работать мастерами, а соглашаются быть только помощниками. Лонжуку регулярно находят помощников, но проработав года два, три они увольняются. Никто не хочет брать ответственность на себя!
 А ведь работа хорошая, не в чистом поле стройка, обустроенное, обжитое место. Кузьминиха подзывает к себе Алёну:
-Вот ты, образованная, как у нас оказалась?
-Все студенты записались в комсомольско-молодежные, строительные отряды, а я протянула время, не хотела на Красноярскую железную дорогу, оба стройотряда укомплектовали без меня.  Вот Андрей и подсказал, записаться сюда, в Иркутск на практику.
-Ну и молодчина, дом рядом и хорошо заработаешь. У меня племянница тоже в ИрИИТе учится, прошлым летом была в стройотряде, им ничего не заплатили. Там денежки начальнички присваивают и ничего не докажешь, скажут, что больше съели, чем заработали. А здесь, на станции всё строго, всё оформят, как положено, если будешь стараться, Лонжук в обиду не даст. Сколько у тебя стипендия?
-Повышенная, сорок рублей.
-Вот выучишься ты, зарплата инженера третьей категории девяносто рублей, у инженера со стажем сто, ну сто двадцать рублей. А здесь у нас ты сразу сто восемьдесят рублей за месяц получишь, ещё могут премию дать за помощь совхозу. Сможешь себе купить кожаные, югославские сапожки, а «Скороход» не бери у них подмётки через день отваливаются. Здесь, год отработав можно накопить денежки, и заказать в ателье шубу из нутрии или из каракуля. В Сибири шуба – не роскошь! А можно на турпоездку накопить, мир посмотреть. Вот я по профсоюзной путёвке лечилась в Карловых Варах…
Тут Кузьминиха пустилась с подробнейшие воспоминания, как хорошо лечат в Карловых Варах, как вкусно кормят, как в Чехии красиво, да чистенько и чехи такой аккуратный народ и всё у них уютно да ухожено. На разных курортах побывала Мария Кузьминых-Кузьминиха, а этот лучший!
С курортов Кузьминиха внезапно переходит на строительство БАМа:
-На БАМ наниматься не вздумай, иди к нам. Сейчас на стройках нет порядка, не то, что при Сталине.
- Девчонки из железнодорожного, из другой группы были на БАМе на практике – не понравилось, поезд едет долго-долго.  В этом году, они нанялись проводницами на поезд Иркутск-Адлер, и заработают, и фруктов поедят вдоволь. Один наш преподаватель критиковал проект БАМа там сэкономили на изысканиях, сибирских проектировщиков не привлекали, всё захватили столичные и не учли многолетнемёрзлые грунты и вечную мерзлоту. При строительстве многолетнемёрзлые грунты растаяли, и мерзлота тоже поплыла, грунта пришлось сыпать в три раза больше, чем по расчётам. Золотая стройка. А будет ли отдача от неё? Но главное даже не это, был случай – из-под мерзлоты   хлынули термальные воды, и строители погибли, обварившись кипятком. А всё из-за шапкозакидательства, никто не думал, что под мерзлотой может течь горячая вода. Не посоветовались с сибирскими учёными!
-Вот и я говорю, только при Сталине был порядок, расстреляли бы таких проектантов за вредительство и таких совхозников, как здесь в Мамонах работать бы заставили. Ты только никому не рассказывай, я сама сидела при Сталине, но при нём спокойно было, мы все его, как отца родного любили. Пришёл Хрущ неспокойно, тревожно стало, всю деревню он поломал, всех коров прикончил. Потом слава Богу, пришёл Леонид Ильич, добрый был и снова спокойно стало, но такого порядка уж не было. А сейчас всё сызнова тревожно, из вагонов грузы тащат и торгуют.
- Мне часто мама рассказывает, как красиво и чисто было на станции Куйтун при Кагановиче. Как хорошо играл духовой оркестр у вокзала…
Четверг
Лонжук ходит по околотку, проверяет плотно ли прикручены накладки на рельсовых стыках, что-то ворчит себе под нос, маленький, седой, с загорелым, морщинистый лицом -строгий мастер старой, сталинской выучки. Так проверяя, он наматывает версту, за верстой, почти весь день на ногах.
Утром он опять всех отчитал на планёрке:
«Бригада, таких же как вы раздолбаев, работала здесь на перегоне между Иркутском и Ангарском, подтягивали рельсовые стыки, регулировали температурные зазоры. Тянули, они тянули, и рельсовая плеть стала легко тянуться. Они всё закрутили и довольные ушли, ничего не проверив. А рельсовая плеть лопнула от натяжения. Пошёл поезд, он мог потерпеть крушение, но повезло, машинист взглянул на путь и затормозил…»
Утренний десятиминутный технологический перерыв, женщины собрались попить чай в вагончике, зимой он служит пунктом обогрева. Все удивлены, что машинист сумел заметить разрыв размером в ладонь.
Кузьминиха опять учит Алёну уму разуму: «На Александра не заглядывайся, он врёт всем, что у него только одна ходка на зону за превышение самообороны. На самом деле он два срока отмотал по серьёзным статьям. Ты с Татьянкой и Надькой не водись, не сходись близко, их тоже милиция трудоустроила.»
Тут на чаёк пришла и Татьяна, а Кузьминиха мгновенно сменила тему:
«Я молодая была, ух весёлая, огонь, на лесоповале работала. А работа была весёлая и лёгкая. Мужики лес валили, а я на плотах по реке сплавлялась, плот он сам плывёт!»
Девчата рты пораскрывали, не верят, что Кузьминиха была плотогоном.
И вдруг, распахнув пинком дверь, в вагончик ворвался Серёга по прозвищу Серый, он точно взбесился, орёт, брызжет слюной, матерно ругается и кулаками размахивает. На планёрке он был трезв, а через час где-то налакался. Откуда взял выпивку? До двенадцати часов спиртное запрещено продавать. Запас с вечера? Исключено, такой как Серёга не успокоится, пока не выпьет всё. Наверное, где-то в частном секторе, в одном из покосившихся, деревянных домишек рядом со станцией кто-то снова начал приторговывать брагой и самогоном.
У Серёги чёрное испитое лицо и от злобы белые глаза наркомана, он хрипит:
«Шалашовки, пидораски!  Сейчас возьму лом и всех баб прибью к чёртовой матери!»
Девчата помалкивали, но в мыслях уже прикидывали, как первыми схватятся за ломы. Пьянчуга, допившийся до белой горячки, цеплял руками и плевался, как верблюд, Алёне попал плевком прямо в лицо, но лом ухватить всё же не решился, что-то его отвлекло, и скандалист выбежал, также внезапно, как появился.
Татьяну трясёт: «Гад такой же, как мой бывший муж!»
-Зачем пошла замуж за драчуна?
-Молодая была, глупая из школы ушла после восьмого класса, сразу забеременела. Он бил меня до тех пор, пока я его по голове не ударила, и он не упал замертво. Я быстренько вещички забрала, дочку одела и бегом из той квартиры. Ничего, без него дочку выращу, она уже почти взрослая.
Примчалсь запыхавшаяся Надежда, зажав в руке путевой ключ, закричала: «Где Серый? Я его сейчас звездану! Танька, Алёнка, берите ключи, пойдём и отметелим гада. Ненавижу таких, будет он от меня по всему околотку бегать.»
Тут примолкшая, притихшая Кузьминиха подала голос: «Надежда уймись, ты и так на учёте, а тебе ещё двух детей поднимать. Твой-то бывший муженёк от детей и алиментов скрылся, тебя закроют и деток в детдом сдадут. Ишь, расхрабрилась, без тебя Серёге селезёнку отобьют, или сам на рельсы угодит»
К вечеру Серого нигде не было видно.
Перед уходом с работы, Кузьминиха сказала, хитро посмеиваясь: «Его угомонили. Успокойтесь девчата, Серёге наши ребята хорошо надавали и в канаву сбросили, он проспится и будет, как шёлковый.»
А было вот что, у стяжного приспособления для перешивки пути и поперечной сдвижки рельсовой нити, стояли и перекуривали путейцы, подбежал Серёга пытался пнуть Александра, орал: «Я вам путевой шаблон сломаю, закозлю пидорасы!» Вот Александр его и успокоил, аккуратно кулаком под дых.
Пятница
На другой день Серёгу не узнать, тихий, почти не матерится, жалуется, что бока болят, что всё зло в мире от баб. На груди у Серого вытатуированы профили – Маркс, Энгельс и Ленин, раньше такие бродяги накалывали ещё и Сталина, чтобы не расстреляли. Но потом Сталин сам попал в опалу. А этого Серёгу при Сталине бы точно в лагерь на БАМ спровадили, «химией» как сейчас он бы не отделался.  Александр шепчет на ухо Алёне: «Баклан взвился, но не приводнился». В насмешливых, глубоких, как омут глазах Александра горят бесовские, чёрные искры…
Лонжук, как всегда требует соблюдения техники безопасности: «Нет ни одного дня без травм и аварий! На переезде лихач проскочил под шлагбаум, смяло локомотивом, лихач погиб. Ближе двух метров к крайнему рельсу находится запрещаю, один такой разгильдяй приблизился, пошёл негабаритный груз, голову снесло. Если состав стоит и мешает перейти, под вагонами не лазайте, или ждите, или ищите переходные мостики на вагоне, каждый десятый вагон оборудован переходным мостиком. Нам не нужны, эти, как их Анны Каренины!»
Все расходятся по своим привычным местам, пора снова полоть траву на путях, смазывать стрелки, подкручивать болты и подбивать балласт.
К станции подходит состав с зерном, часть зерна при разгрузке из дырявых мешков обязательно просыплется на рельсы. К зерну слетаются голуби и воробьи, жадно клюют. Состав трогается, а следом ещё подходит скорый поезд. Воробьи успевают взлететь, а голуби не все успевают, один или два погибают.
Вагоны сортируют на горке, они катятся неуправляемые своим ходом. Чумазые мальчишки из пьяных семей норовят прокатиться на отцепленных вагонах, бегают гурьбой по путям.
Прибегает женщина – инспектор по делам несовершеннолетних. Её белые кудри растрёпаны.  Она спотыкается о шпалы, каблуки вязнут в сероватой щебёнке, подняв узкую, форменную юбку, инспектор гоняется за хулиганами, чтобы их доставить в детскую комнату милиции. Подростки резво разбегаются врассыпную. Отбежав подальше, дразнят милиционершу, корчат рожи и матом кроют. Мальчишки весело хохочут, над глупой тёткой, ведь их всех не переловишь, они шустрей.
Женщины – монтеры пути, квадратные, суровые бабы, одетые в оранжевые жилеты, бросают полоть лебеду на путях и подкручивать гайки рельсовых скреплений, грозят мальчишкам тяжёлыми кулаками и кричат: «Каждый год вас здесь двух, трёх насмерть режет! Попадете под колёса! Калеками останетесь!» Пацаны смеются.
Монтеры отходят в сторону от пути, опять вагон катится.
Татьяна смотрит на синее небо: «Алёна, Надя, сокол вылетел охотится!»
Тёмно-сизый кобчик кружит в серебристой синеве выцветающего к полудню неба, он надеется загнать голубя, оглушенного поездом. Кобчик точно сигналит кирпично-красным подхвостьем: Осторожно, смертельно!  Маленькие соколы свили гнездо на водонапорной башне. Скоро весь выводок встанет на крыло, и тогда пощады не жди…
Их окликает Вячеслав, он белокур и весел, тот самый герой-машинист, смеётся, машет рукой Татьяне, Надежде и Алёне:
-Эй, девчонки, ко мне бегите, в кабину, поцелуемся, покатаемся!
-Все три?
-Все три!
-А не застрянем ли с тобой в кабине?!
-Ничего, автогеном нас вырежут!
На стенде, под лозунгом «Мы придём к победе социалистического труда!» висят благодарности – выше всех машинисту Вячеславу, спасшему поезд, а в конце списка им всем- Марии, Надежде, Татьяне и Алёне за помощь в сборе урожая в Мамонах.  Это значит, что премия будет.
Суббота
Три подруги Надежда, Татьяна и Алёна идут в кино, их не узнать, чистенькие нарядные. Кинотеатр «Художественный» в центре города украшен огромной, яркой афишей «Мы из джаза», театральный художник рисует к каждой премьере новую, необычную и броскую афишу. У кассы кинотеатра подруги пересекаются взглядами с семейной парой. Лонжук ведёт свою жену под руку, так осторожно будто она хрустальная.  Жена Лонжука полная, немолодая женщина заметно прихрамывает, длинный рукав бархатного платья болтается, он пуст, правой руки у неё нет. Жена Лонжука тоже когда-то была монтёром пути, её зацепило поездом и сильно покалечило. Наверное, нелегко жить с калекой, особенно когда вокруг много молодых, красивых, одиноких и смелых женщин, но Лонжук свою жену не бросил.

Примечание
Фотография вокзала скопирована из сети Интернет.