имена 2

ГЛАВА 2
Я склонился над большой керамической кружкой и вдыхал ароматный пар заваренного чая. Сложный запах чайного сбора будоражил мое обоняние раскрываясь на кончике моего носа нотами пряностей и мяты. В любой другой ситуации я бы с удовольствием наслаждался бы этим моментом, но сейчас мое сознание было полностью поглощено смущением.
В голове раз за разом прокручивалась картинка, как я забыв о нормах приличия поднимаюсь на встречу разбудившей меня женщине. Я стою и рассматриваю ее торчащие во все стороны, как у одуванчика светло-рыжие жидковатые волосы, на просвечивающую сквозь них бледную кожу головы с редкими старческими пятнами. Она что-то говорит мне, а я не слышу и все так же беззастенчиво рассматриваю постаревшее лицо под толстым слоем пудры, яркоокрашенные морщинистые губы, подведенные карандашом брови.
- «Дружочек, дру-жо-чек», - наконец до моего сознания дошел ее переливистый словно звон колокольчика голос: «Ты бы прикрылся родной, а то соблазнишь еще старую женщину своими украшеньями. Я то дама увлекающаяся».
В этот момент поняв, что стою абсолютно голым я хватаю обеими руками за причинное место и багровею от стыда.
Надо отдать ей должное, видя мое смущение эта женщина ловко подхватила меня под локоть и затащила в ближайшую открытую дверь. Как только дверь за мной закрылась она  протянула мне чистый отглаженный медицинский халат и юркнула куда-то за стеллаж. Конечно халатик оказался мне маленьким и о натягивании его на плечи не могло быть и речи. Видимо сердобольная женщина отдала мне свой подменный. Прикрываясь халатом как ширмой я бегло осмотрел маленькую комнату и уселся на один из стульев стоящих возле узкого пошарпанного стола. Тут же моя спасительница вынырнула из-за стеллажа с большой дымящейся кружкой и поставив ее передо мной вновь скрылась в прежнем направлении.
Я сидел в одиночестве за столом в пытаясь распределить маленький халат поприличнее и продолжал краснеть. Постепенно чувство стыда оставило меня, видимо большой жизненный опыт подсказал этой женщине, что оконфузившегося мужчину надо оставить одного и он успокоится на много быстрее.
Поправив халатик у себя на коленях и убедившись, что белоснежная ткань максимально прикрывает мою наготу я осмотрелся еще раз. Комната была совсем малюсенькой, вернее видимая мне ее часть, возможно там за стеллажом была целая зала, но проверить это я не решался. Единственное что стало сразу понятно, это то что вторая дверь точно где-то за стеллажом. Как то же вошла сюда эта женщина.
В доступном моему обозрению пространстве рассматривать было почти нечего, пара жестких стульев на металлических ножках и выше упомянутый стол с пластиковым затертым от времени покрытием. Освещение в комнате было тусклым, единственная лампочка накаливания не справлялась с поглощающей силой черной краски на стенах и потолке. Странный выбор колера, чернота давила и вгоняла в дремоту все ниже склоняя мою голову к горячей кружке.
- «Расцветочка конечно угнетающая», - неожиданно прозвенел голос моей новой знакомой у меня прям над ухом.
От неожиданности я так резко вскинул голову, что затекшая шея прострелила тупой болью сразу в двух местах заставив меня поморщиться.
- «Ой прости, родной!», - запричитала новая знакомая: «Не хотела тебя на пугать, прости».
Она медленно провела совей ладонью мне по коротко стриженной голове. Ее маленькая сухая ладошка словно сгребла все мои невзгоды в охапку и сбросила куда-то на пол. В этом простом движении было столько спокойствия и какой-то материнской ласки, что я забыл про свой стыд, усталость и с улыбкой смотрел в ее добрые глаза. Они и вправду были добрыми, большими почти бесцветными с легкой голубизной, они словно светились пониманием и теплотой, той что дарят бабушки своим любимым внукам.
- «Ты пей чай, родной, он с медом. Пей», - она села на другой стул и неотрывная от меня ласковых глаз замолчала.
Я молча отхлебывал горячий напиток, улыбался ей в ответ и чернота стен уже не так волновала меня. Казалось в этот момент я был по настоящему счастлив. Кружка чая и добрый все понимающий взгляд это так мало, так ничтожно, что люди никогда не видят в этом момент счастья. Для нас счастье должно быть большим, весомым с ярким отблеском и золотым звоном. И чем больше тем лучше.
- «Меня зовут Надежда Петровна», - мягким голосом сказала моя знакомая: «А тебя, как зовут?»
- «А меня зовут …», -весело начал я и споткнулся: «А-а-а». Я замолчал, мое имя словно нерадивый альпинист сорвалось с крутого склона моего языка и истошно крича протяжное «А-а-а» сорвалось в бездну. Я попробовал еще раз: «Меня зовут …» и в этот раз имя скомкалось словно газетный листок разрушив ровный строй букв моего имени оставив видную на одном из изломов «А».
- «Не переживай родной, это пройдет», - сказала Надежда Петровна: «потом все будет хорошо, родной».
- «А где я?»
- «Эх, родной, я не знаю», - в глазах Надежды Петровны проявилась легкая грусть: «Я, хороший мой, всю жизнь проработала в медицине, сестрой хозяйкой и уже на пенсию вышла. А тут пригласили меня в спасатели работать и только я согласилась, как нас вывезли куда-то на вертолете. Сказали, что нашли какую-то банду, которая людей похищала и пострадавшим нужна реабилитация. А большего я не знаю, сынок. Привезли и поселили в этой комнате. У меня за стеллажом комнатка и удобства».
- «Получается меня похитили?», - неуверенно спросил я.
- «Получается так, родной», - вздохнув ответила она: «Мне сказали, что за дверью я найду своего подопечного. Вот я открыла дверь-то, а там ты сопишь. Так, что буду тебя выхаживать, вернее реабилитировать».
- «А остальные, там же еще люди остались».
- «Не переживай, родной, нас много приехало. Нас на всех хватит. Я думаю они уже сидят так же, как и ты чай пьют».
- «А когда мы поедем отсюда, Надежда Петровна?»
- «Куда поедем, родной?»
- «Домой …»
- «А где он твой дом, родной?»
Я замолчал. При слове дом, что-то ворочалось в моей памяти. Что-то теплое и далекое, словно спящий зверь в большой куче сухих осенних листьев. При его тяжелых движениях сопровождаемых глухим урчанием сквозь листву и мусор просвечивали яркие окна по вечернему завешенные шторками и темно-красная черепица на покатых боках старой крыши. Большего моя память выдать не смогла.
- «Я не знаю», - прошептал я.
- «Поэтому мы пока побудем тут, договорились, родной?»
- «Скажи, родной, а ты хоть что-нибудь помнишь?», - Надежда Петровна взяла меня за руку  и с легкой улыбкой заглянула мне в глаза. Я улыбнулся в ответ, ее доброе открытое лицо вселяло в меня надежду и я постарался вспомнить хоть что-то о себе. Я не знаю сколько времени у меня ушло на эту попытку вспомнить, когда я снова поднял свои глаза на Надежду Петровну мне показалось, что прошла целая вечность. Как оценить то напряжение с которым я пытался вывернуть свою память наизнанку. Я вложил всю свою волю и концентрацию в эту попытку самопознания. Многие вещи я знал наверняка. Я умел водить машину, я учился в школе и даже в институте. У меня когда-то была семья и я был русским. Я помнил и знал все, что не касалось конкретно моей личности. Я не мог вспомнить одноклассников или в каком именно институте я учился. Я не помнил свою профессию и даже не знал был ли я отличником или троечником.
Только сейчас ко мне пришло осознание того, что я совсем ничего не помню о себе в своей прежней жизни. Я сам для себя чистый лист, человек без имени, без дома, без прошлого. Я ничего не ответил Надежде Петровне, я просто продолжил машинально хлебать остывший чай не поднимая на нее глаз.
Она все поняла, она еще раз погладила меня по голове. А когда я стараясь не потерять контакта с ласковой ладонью потянул свою голову вслед за ее движением вверх в ее глазах проступили слезы.
- «Не переживай, родной, мы тебе поможем», - хлюпнув носом сказала она: «не переживай».
- «Я даже не сомневаюсь!», - я постарался ответить, как можно бодрее, мне было стыдно, что чуть не довел эту «золотую» женщину до слез.
Она улыбнулась, потом еще. Потом она попыталась не размазать тушь на мокрых ресницах и от этого они еще сильнее размазались. Я прыснул смехом, а вслед за мной и она. Мы не долго смеялись, но от души. Надежда Петровна сбегала к себе за стеллаж, чтобы привести себя в порядок, а когда вернулась в комнате прозвенел звонок.
- «Тебе пора, дорогой», - грустно сказала она.
- «Куда?», -не совсем ее понял я.
- «Туда», - она махнула головой в сторону двери через которую я сегодня попал в эту комнату.
Я на минуту задумался. Это было совсем не логично: «Мне надо вернуться в тот коридор? Я не понимаю».
- «Так будет лучше для тебя, родной», - ласково сказала Надежда Петровна: «Ты же хочешь вернуться домой, к прежней жизни?»
Я не успел дать очевидный ответ и она продолжила: «Тога доверься мне, так решило руководство, а там сплошные профессора и они лучше знают, как вернуть тебе память. Я желаю тебе только добра».
- «Но, там же нет ни кровати, не каких либо удобств», - пытался возразить я.
- «Родной, я честно не знаю, может там уже и кровати стоят, а может тебе дадут отдельную комнату. Мне сказали, что ты должен вернуться за дверь и только. В одном я точно уверена, это тебе только на пользу».
Я еще раз посмотрел в полные понимая и заботы глаза Надежды Петровны, разве она может меня обмануть. Да и какой у меня есть выбор, если меня пришли спасать мое дело не мешать спасателю, чтобы не погубить ни себя ни его».
- «Спасибо за чай», - буркнул я.
Надежда Петровна всхлипнула и тихо заплакала пряча лицо в ладонях. Мне стало стыдно и я направился к двери стараясь прикрыть зад небольшим халатиком. Дверь открывалась во внутрь, а с той стороны меня встретил высокий борт общей ванны, в которой не так давно я лежал голым и без сознания. Как только обе моих ноги оказались на прохладной поверхности металла мой халатик был выдран из моих рук одним резким движением.
- «Извини, родной, казенное имущество», - ласково сказала Надежда Петровна и дверь захлопнулась.
Первым моим желанием было кинуться на дверь с кулаками, но от этого поступка меня остановил нарастающий звук сирены…