Часть 1. Прыгуны. Глава 21. Ночь перед рассветом

 Предыдущая страница http://www.proza.ru/2019/10/14/1498
               
                Тула. Зареченский район. Сентябрь 2000 год.

          Солнце исподволь закатывалось за окоём. На текущий момент прыжки завершились, сбросы сделаны. Сызнова борзо обобранный лихачами товарняк, натужено прогремев, пристыженно умчался прочь. Припрятав добытые трофеи, добытчики вроссыпь разбрелись кто куда: по домам, по танцулькам, да вечеринкам и гулянкам. Будничный день на исходе. Результат прописной: слитки подсчитаны, припрятаны кучками в относительно надёжных тайниках до последующей транспортировки наутро. В эту ночь, как эпизодически нет-нет да случается, Дрозд и Мышка вознамерились по окончанию «трудодня» не расходиться восвояси (тем более, завтра в школу не идти), а встретить рассвет за доверительным балаканьем у костра на лоне природы. Утром, по предварительной договорённости с водителем «Газели», дядей Пашей, который приедет сюда к восьми часам, они погрузят добычу в грузовик и отвезут на другой конец города, в пригородье, в Западный посёлок «Скуратово».  Хлопоты по подготовке груза завершены, оставалось только ждать. А потому ребятки разместились на бессменном «ночном пункте ожидания», обочь железнодорожных путей, в низинке, не так конечно еже впритык, но и недалече (метрах в пяти) от общественного тутошнего родника. В благодатной приглуби ландшафта, будучи обусловленной близостью расположения их рабочего сброса, они, воспользовавшись собранным загодя валежником да сухоломом, скоренько развели костёр. Для подлунного ужина в сторонке было разложено на скатёрочке кое-что из провизии: хлеб, лук, огурцы, помидоры, нарезанное ломтями сало, квас и всякое тому подобное. Сами друзья разместились возле полыхающего костра, вооружённые самодельными кочерёжками, с излюбленной привычкой поковыряться в огнище.

          Чуток одаль, два воробышка наперебой чирикая, ретиво оспаривали кинутый давеча Сергеем ломтик хлеба. Взъерошенные птахи, отчаянно трепыхаясь, заносчиво теребили его, тягали туда-сюда, ничуть не уступая один другому. И вдруг, на тебе — коршуном, откуда не возьмись, наскочил жирный голубь. Хлопая крыльями и важно выпятив грудь, он завис над оторопелыми воробьями и внезапно ринувшись, подхватил ломоть, да и стремительно улетел. Вблизи промышлявшая ворона, как раз силилась клювом раздолбить приличного размера зачерствевшую горбушку батона. Оторвавшись от занятия и приметив итог возни мелкоты, она с порицанием каркнула, проводив агрессивного недоброжелателя взглядом. Ловко подхватила клювом окаменелый обрубок, вспорхнула и, перелетев пару метров к бережку родника, утопила сухарь в мелкой заводи. Нахохлившись, стала ждать.

               — Помнишь, Сергей? когда три года назад я приехал из деревни (я ж на целых два месяца уезжал!) мне первым Шкет расписал про тебя. Правда тогда я и допустить не мог, что это речь о тебе. — Неожиданно заговорил Дрозд, нехотя оторвав взгляд от птицы. — Начал втирать мне: «Хочешь, невообразимый прикол расскажу». Я ему: ну, давай, коль не шуткуешь. Он и заявляет, дескать, «новенький прыгун образовался». Говорит-де, «карандух! — сопляк мелкорослый». Хихикает. «Где-то в твоей степи, в твоём подъезде проживает».  А я и думаю: кто это может быть? Что за фрукт такой?! Стал перебирать: Панасюк ли с первого али Плюгавый с четвёртого? Они ж одногодки со мной. А Шкет тарахтел безумолку: «Носится чепыздрик такой, с ящиком за спиной. Мышкой кличут. Погоняло такое братья Беркуты дали».

          Тут Дрозд резво приподнялся, сел на ягодицы и, скользнув взглядом на каркушу, вымачивающую сухарик в луже и деловито поглядывающую на них, как бы слушая, польщённо ухмыльнулся:

              — Смекнул конечно, когда припомнил, как ты за составами бегал. Братва усыхала над тобой. Посмеивались: ножки, де, побьёт, коленочки посшибает — да отвалит. Представить не мог от тебя такой удали! — дружески расплылся в улыбайке он и добавил, — а потом ты и сам подвалил …

          Андрей вяло лёг набок и, укладываясь поудобнее, стал заверять дружка:

              — Никогда бы не подумал! Помню, офигевал: ёлки-палки, когда же поспел так освоиться, что аж в лидеры вырулил. Ничего себе Серёжа! Ха-ха-ха.

              — Да-а! Понатерпелся по-первости. — Задумчиво начал Сергей объясняться. — Крутяшно, что дядя Егор помог, а то и не знаю, какие б меня ещё злоключения ожидали.    

             — Это правда, что тебя «Мышкой» братья Беркуты окрестили, как Шкет калякал?
             — Ну да … поторопился. Дюже невтерпёж было. Поскорее деньжат хотелось срубить. В вагон-то к металлу спрыгнуть спрыгнул, а выбраться оттуда не смог. Не учёл своего мелкотравчатого ростика, мне-то его как раз и не хватило. Хотя ведь ни то, что ни рассчитал, не прикинул, а ить даже не задумался об этом. Беркуты, тогда первыми и углядели мой ляпсус.

          Сергей завалился на спину, приняв позу мечтателя, сам теперь с беспечностью посмеивался над давнишними переживаниями, простодушно пересказывая прошлое:
              — Они-то и заприметили мой переполох, а посчитав сюжетик уморительным, принялись обзывать «мышкой». Дразнились, ржали как кони. Наверное, лишившись самообладания, я тогда действительно с перепугу напрочь потерявшись — метался по вагону как полоумный, точь-в-точь мышью затравленной. Представляю, аки смешон был … — Сергей, предварительно приподнявшись и поглядев на ворону у заводи, хмыкнул какому-то своему умозаключению и перевернулся набочок. — Кабысь не дядя Егор, даже вообразить не хочется, что меня могло дальше ждать. Сейчас иным часом поминаю — и то дурно становится. Кратче говоря, в силу того и стал прыгать с ящиком, чтобы росту себе добавить. Долго, правда, над этим башку ломал. Весь день ходил пришибленным, локти кусал. Чего только не забредало на чердак, чего только не лезло в макитру: и цеплялки, и крюки — как у ниндзя всякие. Даже пружины на башмаках посещали головёнку. Котелок изломал! Уснуть битый час не мог, а потом провалился в дрыхню, и что-то приснилось схожее. Не помню, при каких обстоятельствах, но по утрянке — хоп! и вот она, мыселька, пришла родименькая на соображалку — как эврика.

               — Юрко ты выкрутился. Я бы хрен допёр. А кто со сбытом подсобил? — отмахиваясь от комаров и посматривая в темнеющее небо, спросил Андрей.

               — Опять же дядя Егор. Я в тот день произвёл первый сброс, определяясь на примеченный ориентир — телеграфный столб что буквой «Л». Его-то изнутри вагона как раз путно видно и от других он отличается. Десять слитков осилил! Рад был до одури. К тому ж, пока бегал рядышком с поездами, обвыкаясь с колдобинами экстрима, ещё ничейных пять штук нашёл. Итогом, добытое в одной куче и припрятал. Сбросы делал на твоём месте, потому как мне покойный Сафрон (Царствия ему Небесного) намедни конкретно твой интервал показал, и объяснил: мол, покуда Дрозда нет, можешь пользоваться, а дальше сами разберётесь.

          Сергей сноровисто встал на ноги и сладко потянулся, вглядываясь в затмевающуюся небесную высь, тут же котёнком игрулей пал ничком, а ловко приземлившись и притулившись, возобновил свой сказ:

             — На втором сбросе я уже двадцать чушек сподобил. Туда же прибрал. Куда везти? На чём? Вообще, не представлял. Тебя ждать долго, а деньги срочно нужны. К дяде Егору опять за помощью обратился; подхожу, (думаю, что ж, будь что будет, дядька он хороший — авось снова выручит) спрашиваю. Он и говорит: да вот — хочешь? — со мной и повезёшь. Узнаешь куда, сам потом будешь возить. Даже за тот раз денег с меня не взял. Я предлагал, дескать, давай, напополам с водителем расплатимся. Нет, не взял. А я такие деньжищи тогда впервые огрёб; ошалел от фарта. Целых полторы месячных зарплаты Федюхи выручил и — всего-то за пару дней …

          Тем временем приближалась ночь, и предметы теряли свои контуры; в чащобе ивняка тихохонько «зашебаршился леший», Сергей развивал самоотчёт:

             — Разговелся! мороженого накупил целую кипу: себе, мамке и Федьке — всем. Мамке отдаю деньги, а сам говорю: мол, половину за квартиру, а остальные на питание. Мамка глядит с недоверием, спрашивает: «нашёл, али своровал???» Объясняюсь: нет, заработал. Мамка снова с вопросом: «да где ж такохонькие деньжищи-то заработать можно в твоём возрасте?» Говорю: на мойку устроился. Повезло, машины предорогущие драю, иногда хорошие чаевые дают за отменные старания и поворотливость. Во как!

             — Ну да, по приезде так и условились. Я родичам тоже плету, что и ты со мной! — подхватил ляляканье Андрей, сам же снял кроссовок и, вытащив стельку, тщательно ощупывал его внутренности, будто ища какой-то изъян. — Правда внедавне тётя Маруся мамке натрещала, типа, видала меня на линии, когда я на поезд запрыгивал. (Тебя знать проглазела!) Но я отбрехался. С наглой харей к матери: ни в коем разе не катался, дескать, что я — гикнутый? Вроде поверила, но ухо надо востро держать, а то она мне «задаст покаталки!». Деньгами никакими не откупишься. А вообще, я им все грошики не отдаю. Сам собираю копейку — в долларах. У меня есть укромное местечко в комнате, под плинтусом, там прячу — вроде заначки. Как на машину накоплю, так и отдам, а то батя пропьёт (сто пудняк!). Ха-ха.

          Округ обретающихся возле костерка мальчишек постепенно сгустились сумерки. Райская благодать незаметно сменилась ежели и бархатной теплынью, зато
вместе с тем и надоедливым комариным адом. Впрямь кажись, буйствует последняя полнолунная атака этих насекомых. В звёздном небе как огромный фонарь, (а они и не обратили внимания — когда?) словно по мановению волшебства зажглась ярко-жёлтая луна, облачив окрестность в своеобразный цвет. Между тем освещённая этим ночным светилом и стояла всё та же ворона над серебрящейся гладью воды, в которую опустила сухарь — то ли зачарованная их болтовнёй, а то ли терпеливо ожидая завершения своей задумки. Она экспромтом одобрительно каркнула и, сунув острый и длинный клюв в водицу, выудила оттудова размокший хлеб. Ничуть не мешкая, пернатая с толковитым обличьем, отнюдь и малостью не кичась своей сноровкой, а воспринимая как вполне ординарное с чувством собственного достоинства, высоко задрав с кушаньем клюв и проделав им щёлкаемо-поступательные движения, импульсивно дёргая головой — размельчила податливую пищу и отправила внутрь себя. Короче, как подобает смышлёной птице: повечеряла, на прощание чего-то авантажное вякнула, словно откланявшись и полетела на хазу дрыхнуть. Парни, не скрывая изумления над благоразумной «каркушей», засим переглянулись и одобрительно закивали головами.   

            — Да-а-а! — в восторге протянул Сергей.

             — Слушай, — забурчал, обретя дар речи Андрей, — а всё-таки до чего разумны они, все эти животинки да пернатые, согласись. Я даже временами начинаю задумываться, а ведь и взаправду, похоже, что наши братья меньшие и в самом деле в прошлом были никем иными как людьми. — И он пустился выкладывать собственные раздумки. — Ты погляди! Да все они … хотя бы взять грачей, ласточек или тех же соловьёв … полагаешь, вот почему они зимой устремляются на юг? Да в отпуск, на роздых рвутся. Вишь, тоже мне — хитрецы! Я в энциклопедии читал. Грачи, так эти в Турцию — думаю позагорать, погреться улетают; некоторые, правда, на Украине зависают, но большинством всё ж таки за морем кучкуются. Соловушки, так те вообще аж в Африку мотают. И заметь, живут ведь со своими запросами … по сути идентично, сообразно нашей практике и опыту. Опять-таки заметь — как они повторяют нас! Я бы сказал, пародируют. — Вдруг парень осёкся и забухтел с несколько ироничной ухмылочкой. — Впрочем, готов побожиться, что чаще мы им подражаем, тока почему-то в худших поступках. — С унынием было заключил Андрей, но тут же ликующе вспыхнув, заверещал в задоре:

             — Нет! А кошки? А собаки?! — трещал он. — Те и того пуще. Иной раз вовсе поражают своей соображалкой. Выказывают иногда такие качества, которые, казалось бы, в корень им не присущи. Такие как жалость, сочувствие, стремление кому-то помочь или спасти … а то бывают и куда затейливей примочки.

             — Ха! А люди??? — насмехаясь, поддел мысль Сергей, — наша братия вчастуху в полную противность поступает. Сразу видно, что в прежней жизни животинами были. Причём из разряда скотоподобных. Во всяком случае, многие ведут себя или по-свински, или по-бычьи. Али аще как! Ты читал книгу «Жизнь после жизни» Раймонда Моуди?

            — Не-а. А что?

            — Там о многом интересном говорится. И по преимуществу факты!

            — Любопытно. Я только по теософии кое-что третьего дня проштудировал. Дашь?

            — Само собой. Завтра. — И вдруг утвердительно изрёк. — Я частенько уверяюсь, ежели животные повторяют людей то — некоторые человеки по повадкам и замашкам схожи с тиграми да волками, а не то и вовсе с насекомыми из разряда обыкновенных рыжих тараканов. — Оба рассмеялись. Перевернувшись, Сергей сел, вытянув ноги и упершись обеими руками в землю.

             — Ладно, что мы балаболим о птичках да зверюшках. Расскажи-ка, как твои домашние, как семья? Как там тёть Наташа? Фёдор? Я их давненько не встречал. — Поменяв резко тему, перебил Андрей товарища, разворачивая пакет с картофелем и раскладывая картофелины по отдельности недалече от костра. Сергей, шуруя в пепелище самопальной кочергой, придвинул пару-тройку полуобгоревших поленьев поближе к жару, дабы быстрее догорели, и повернул речь в другой бастион. Ему давненько было невмоготу, ему так и свербело поведать другу о произошедшем неприятном «попадосе» три часа тому назад. Воспользовавшись случаем, мальчишка решил открыться, но подступил к этому издаля:

             — У нас долг за квартиру был огромадный. Сам рассуди, четыре с половиной года копился. Да пени да накрутки всякие! ЖЭКовцы требовали, как можно бойчее погасить должишко — выселением стращали; ноне-то уж дребедень осталась. Маманька только-только работу насилу нашла: правда копеечную — но и то путём. Хоть чем-то занята будет, а то вусмерть спиваться начинает. Федька работает там же. Что ему сделается? Вот такой компот! Слышь, а я сегодня чуть под поезд не попал. Когда сброс завершил, только на сцепку спустился, какая-то дресва под пятку встряла, хотел вытащить, а тут … помнишь, ещё состав дёрнулся?

              — Ага, сам стреманулся. Точно! Токмо я ещё внутри вагона был, тока-тока на борт вскарабкивался … а тут как тряхнёт! Блин, меня аж назад отбросило. Благо на задницу упал, правда болит теперь трохи … добро, хоть не копчиком. А то ведь бюллетени нам не полагается. Хе-хе-хе.

              — Во-во, а меня на тот черёд врасплох застало. Момент как раз был такой — вообще ни за что не держался! Одной рукой в кеде ковырялся, а другой, тем временем перехватывался со скобы на скобу. Замешкался … и тут как дёрнет! И я кубарем вниз. На шпалы бухнулся бы — да хорошохонько за сцепку ухватиться успел. — Тут он перевёл дыхание, сглотнул и заливисто затараторил. — Нырнул вниз головой и как будто в замедленном действии падение зрел. Увидел сцепку. Сообразил. Обнял (родимую!) сцепочку эту измызганную. Повис на ней. Вправду подбородком ушибся не хило — вон видишь, распухло! Но да шут с ним. Благо никто из пацанов не пострадал. А ушиб, болячка — это, мелочь! Как почасту моя мамка говорит: «До свадьбы заживёт». Главное — живой. Могло и хуже статься — не разговаривали б с тобой.

          Сергей бережно потрогал ушибленное и заметно припухшее место, поморщился и заключил:

              — Считай, заново родился. Во как бывает, брат.

           Оба призадумались. Андрей встряхнул головой и стал смотреть вверх, куда лихо уносились искры костра. Ветер нежданно-негаданно стих и не было ни малейшего дуновения. Искорки наперегонки энергично переплетаясь, стремились куда-то ввысь — как сигнальные ракеты. Они резво поднимались (иные метров на десять!) и там, многие из них бесследно исчезали, а некоторые, плавно покачиваясь в воздухе, опускались ниже и ниже — и обратно смешивались с огнём.      

              — Хлипок, однако, человек. — Несколько погодя, задумчиво изучая трепыхающееся пламя костерка, состроил хмурость Андрей. На его счету была не одна похожая стремная история. И он все их мимолетом припомнил. Все до единой! Но настойчиво замяв в своем видении страшные картинки мгновений гибельности и выдавив из себя те мерзостные ощущения холодка под ложечкой, он с увлеченностью спешил развить, вдруг посетившую, мысельку:

              — Взять, к примеру, девятиэтажный дом. — Вдумчиво философствовал он. — Высотой, получается, всего-то метров тридцать. Рассмотреть, как расстояние, так тьфу. По асфальту такую дистанцию за три-четыре секунды пробежишь (коли постараешься). Что эти тридцать метров? Плюнуть да растереть. А на крышу залезешь? С вышины глянешь вниз — в штанишки наложишь. Если человек упадёт или спрыгнет с девятиэтажки — он же вдребезги разобьётся; минимально — так повредится. Разве что на ступни упадёт, да и то кабы на мягкую травку; один хрен мало не покажется. Ноги переломает, а то и весь позвоночник в трусы ссыплется. А камушек какой? Стопе амбец. Замучаешься восстанавливать, а то ещё и инвалидом останешься. Человек — дряблое, хлипкое существо как воздушный шарик, наполненный водой. Вот был бы человек крепким — взять для примера, как кузнечик (только в своих пропорциях) и ежели б прыгал как эта букашка. Так выходило бы, метров на триста получалось бы, наверное. Это ж был бы не человек, а терминатор-попрыгун взаправдашний. 

          Пацаны снова замолчали. Они поглядывали на танцующий перед ними костёр, а тот, потрескивая, трепетал всем своим многоязычным кривуляющим пламенем, как будто нацеливался обворожить парнишек. Мальчишки любовались его гуттаперчевой пляской, погрузившись в свои повседневные ожидания и заботы. Вот только вовсе не детскими, совсем нешуточными наваливались эти размышления. И тревожили их, нет! не розовые задумки и печальки о ребячьих забавах и развлекаловках. Беспокоили их умы трудности и запары, поди, взрослых мужчин. Теснили сердца и грузили головы раздумья о семье, о близких, о родителях … о чём угодно! но только не о собственных слабостях и не о личных инфантильных вожделениях. А костерок, между тем догорая и пожирая древесину, пощёлкивал, превращая её в мерцающие красные уголья, с маленькими переливающимися язычками жара. Оглядевшись вокруг увидишь, что пространством довлеют таинство и спокойствие; включишься в окружающее и сразу донесётся до слуха благозвучный стрекот сверчков.

            Самый срок печь картошку! Пацанята быстренько разгребли в центре костра ямку почти до самой земли, ссыпали корнеплод и, присыпав его красными углями, стали ждать. Слушая неописуемые напевы насекомых, Сергей как бы опасаясь перебить величавые старания менестрелей, прошептал:

                — Вот наяривают! Мастера, ядрён корень. А ты знаешь, Андрей, я кое-что читал по этому поводу в журнале «Наука и жизнь». Между прочим, чтобы понять причины этих звуков, достаточно просто-напросто рассмотреть весь этот несложный процесс чисто конструктивно. Ты когда-нибудь задумывался над тем, что делают сверчки для создания такой мелодии? Представь себе, а ведь эти букашки тут даже и не при чём. Разгадка кроется в их строении, так сказать, в их механизме. К тому же, на качество и громкость звучания вообще оказывает влияние не какое-то там мастерство (не поверишь!), а всего-навсего непосредственно окружающая температура атмосферы. Эти мошки, как выявляется, относятся к разряду теплолюбивых, и коли температура воздуха опустится ниже двадцати одного градуса, то они беспременно впадут в спячку. Иначе говоря, тут же заглохнут …

          Он бы мог поведать о многом, о чём уже успел прочесть в свои девять лет в научно-публицистических журналах и альманахах: и о звёздах, и о галактиках, и о чёрных дырах и т.д. и т.п., но сейчас мальчонка с упоением размалёвывал о совсем недавно прочтённом:

                — … Представь себе, стрекочут как сверчки, так и кузнечики. И трещат по одному и тому же принципу, но, правда, всё-таки аппарат для издания звуков более совершенный у представителей семейства сверчковых. Причём, звучание сверчков намного разнообразнее и полигамнее, чем у кузнечиков. Недаром стрекот сверчка напоминает звук скрипки. А вся авантюра в том, что у него под крыльями имеется всего лишь специальная прожилка. Воображаешь, всего-навсего какая-то безделица! И биение этой хреновины о подкрыльники способствует испусканию вот таких вот до умопомрачения мелодичных звуков. Разумеется, вся эта «музыка» абсолютно не обусловлена какими-то там их гениальными понятиями или ещё чего более — глубокими чувствами …

          Сергей умолк, отдавшись собственным раздумьям и мечтам.

               — Эх, Сергей! — вдохновенно толковал о сокровенном Андрей, как бы слушая и в то же время, диаметрально не внемля слов товарища, — Серёжка, а ведь мы когда-нибудь обязательно разбогатеем. Вот увидишь! Поверь мне, просто не может быть иначе. Вот у меня, когда будет первый миллион зелени, я обязательно в нашем дворе спортивную площадку построю. (Не веришь? Давай на спор.) Великолепный спортивный комплекс водружу, чтобы все, кто захочет, мог без напряга прийти и бесплатно потренироваться. А ты бы что сделал, если б разбогател?

          Мышка мечтательно сиял, он смотрел на мерцающие угли как на россыпь драгоценных камней, блики которых озаряли его жизнерадостное, полное участливых фантазий, лицо. В его открытых глазах были видны безызъянно чистые, настолько добрые помышления и ожидания, такие вышние склонности и стремления, что эту силу тотчас явственно ощутил и Андрей. И наконец, Сергей, затаив дыхание, проговорил:

              — А я мечтаю о том, чтобы мальчишкам, вроде нас с тобой, в будущем больше никогда не пришлось прыгать на поезда, зарабатывая таким способом деньги. Я бы хотел стать богатым только для того, чтобы помогать людям. Я не знаю, может я глупый мечтатель, который счастлив только тогда, когда рядом счастливы все?

           У Андрея лицо тоже растянулось в широкой благодатной гримасе. Завтра, то есть уже сегодня через несколько часов им предстоит обычный трудовой день. А пока, пятью минутами позже картошка поспеет.
               
Глава 22. Вовка Журавлёв http://www.proza.ru/2019/10/16/1648