de omnibus dubitandum 119. 150

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

Глава 119.150. ТЕПЕРЬ КУДА?..

    Три дня кровопролитных боев с переменным успехом послужили переломным моментом в настроении верхнедонских казаков. 6 января, когда "белые" (кавычки мои - Л.С.) пытались организовать наступление на Абрамовку, на просьбы командующего отрядом генерала Гусельщикова поддержать операцию казаки Мигулинского полка ответили криками: «Долой войну! Долой золотые погоны!».

    7 января Гусельщиков приехал в расположение Казанского полка и потребовал исполнять приказ о наступлении. Казаки Гусельщикова обругали, адъютанта его огрели прикладом,  демонстративно снялись с позиции и ушли в г. Калач. Единственное, что смог сделать Гусельщиков, это приказать командиру полка и офицерам идти вместе с казаками и по дороге разубедить их. «Казаки открыли фронт на Богучарском направлении на Рождество старого стиля», — писал прославленный советский военачальник, будущий маршал А.И. Егоров {Егоров А.И. Разгром Деникина. 1919. М., 1931. С. 68}.

    По дороге к Казанскому полку присоединился Мигулинский полк, который тоже бросил позиции и двинулся домой, насильно забрав с собой офицеров. Проходя через Калач, казаки устроили митинг, к которому примкнули пешие сотни бывшего в городе на пополнении 28-го полка, т.е. те самые «штрафники», которые полтора месяца назад «будировали» в окружной станице Вёшенской.

    Вместе с казаками в Калач пришли два красноармейца-агитатора, одетые в казачью форму, и приняли живейшее участие в митинге. Накричавшись до хрипоты, казанцы и мигулинцы пошли в свои станицы, а пешие казаки 28-го полка вместе с казанцами добрались до хутора Шумилина, где на этапе захватили свой полковой денежный ящик (300 000 рублей) и 12 пулеметов, предназначавшихся для 3-й «молодой» дивизии.

    В Шумилинском, пограничном хуторе Донской области, перед казаками встал вопрос: «Теперь куда?».

    Народ в полку был со всего округа. Кто кричал «По домам!», кто — «Идем на Вёшки, разгоним власть. Спросим с них, куда наших дели». Кое-кто под шумок действительно ушел по домам, но «штрафники», задававшие тон, вскричали: — Стой, братцы, стой! Так нас опять поодиночке передушат. Идем на Вешки всем полком. Мы — 28-й Непобедимый... Выберем командира и — в Вёшки... — Кого в командиры-то? — Яшку, што ль, Фомина*? Яков Ефимыч, ты где? Просим... — Фомина!.. Фомина!..

    Несколько пленных красноармейцев, поставленных недавно в ряды 28-го полка, предложили: «Давайте тогда и комиссара изберем. Пусть политикой заворачивает...». Казаки в нерешительности переглянулись, но, не решаясь конфликтовать в самом начале так удачно складывающегося дела, решили: «Давай и комиссара!.. Кто тут пограмотней? Мельников**? Иван Егорыч, давай в комиссары! Руководствуйте сообща». — «Теперь еще полковой комитет изберем и сотенных...», — предложил кто-то. «По дороге изберем. Хватит брехать попусту... Фомин, веди на Вёшки!».

   *) ФОМИН Яков Ефимович (дон.)(1885—1922) - казак хутора Рубежного Еланской станицы, был признанным лидером в полку. Если мы возьмем какое-либо абстрактное движение или коллектив, то увидим, что во главе его часто становится не самый сильный, не самый умный и даже не самый хитрый. Лидером становится тот, чьи качества наибольшим образом соответствуют устоям, традициям, устремлениям общественной группы, осуществляющей движение, и чья «программа» — концепция устремлений данной общественной группы в данный период времени. «Двоякого рода психологический процесс способствует признанию лидера: проекция на него своей собственной сущности и отождествление себя с ним. Лидера надо заметить и увидеть в нем самого себя» {Гулыга A.B. Искусство в век науки. М., 1978. С. 57}. Высокий, светловолосый, голубоглазый, физически крепкий (действительную службу он нес в Атаманском полку (см. фото казака-атаманца)), Фомин был отнюдь не бедняк. Во время «Великой» войны из дому ему прислали второго коня вместо убитого. В 1917 г. он был членом полкового дисциплинарного суда. По своим способностям Фомин был неплохой прекрасный командир сотни. Куда бы ни забрасывала его судьба впоследствии, взлетал ли он до командира дивизии в Донском корпусе Миронова, сидел ли в камере смертников вместе с тем же Мироновым, но стоило ему в составе маршевого пополнения прибыть в кавалерийскую часть, местное начальство неизменно выделяло его и, как правило, назначало сотенным или эскадронным командиром. Определенных политических убеждений Яков Ефимович не имел. Всю жизнь он был «за казаков». За своих из 28-го полка, за казаков мироновского корпуса летом 1919 г., за кряхтевших от продразверстки верхне-донцов в 1920-1921 гг. Жизненный путь свой он закончил в смутные времена «политического бандитизма» главарем банды, известной своей жестокостью и беспощадностью.

    **) МЕЛЬНИКОВ Иван Георгиевич (дон.)(1890-?) - казак хутора Солонцовского Еланской станицы, был прямой противоположностью Фомина. Рост средний, темная челочка, падающая на лоб, коротко подстриженные усы. Происходил он из зажиточной семьи. Отец его до революции держал 5 лошадей, 4 пары быков, 3 коровы, 5 голов гулевого скота. В действительную службу был Мельников полковым писарем 12-го Донского полка (должность, по понятиям неграмотных казаков, очень высокая). Авторитет у него был огромный, делегатом от полка избирался на Войсковой круг I созыва. В смутном 1917 г. во время керенщины и калединщины увлекался социал-демократическими идеями и даже вступил в партию. Весной восемнадцатого года был связан с Новочеркасской ЧК, во время налета кривянских казаков на город был в тюрьме, бежал и всплыл в "белой армии" (кавычки мои - Л.С.) в 28-м Верхне-Донском полку. Обладал он редким для казаков качеством держать нос по ветру, и будущее сулило ему достижение на административном поприще вершин, в иные времена недосягаемых. В 1919 г. был адъютантом (начштаба) полка в корпусе Миронова и один из немногих не принял участия в мятеже. Высшей его должностью в армии было — замначальника штаба дивизии по административной работе. В 1920 г. по просьбе местных властей вернулся он в родной округ, занимал высокие посты, одно время был даже председателем окрисполкома, но оказался замешанным в историю с мятежом эскадрона Фомина и попал под следствие. Где он был после, неизвестно, а вот в 1942 г., при немцах, объявился на посту «мэра города Миллерово». Умер где-то за границей.
       
    Но все это было потом, а пока Фомин, Мельников, адъютанты Фомина — красноармеец Кароль и иногородний Симоненко, наиболее близкие казаки: Александр Кухтин, Вещунов, Тарасов — вели пешие сотни 28-го полка на Вёшенскую.

    Известие о том, что Казанский и Мигулинский полки идут в свои станицы, пришло в штаб Северного фронта "белых" (кавычки мои - Л.С.) сразу же. Подавить бунт немедленно военной силой надежды не было, и новый окружной атаман генерал Усачев решил собрать «экстренные станичные сборы для изыскания мер предотвращения дальнейшего разложения фронта». Не успели Усачев и Дронов выехать в Казанскую и Мигулинскую, как 12 января в Вешках узнали, что 28-й полк договорился с красными о мире на условии выдачи офицеров с одной стороны и «жидов-комиссаров» — с другой.
       
    Теперь полк шел в Вёшенскую, чтобы устранить единственное препятствие для заключения такого мира — разогнать штаб фронта и «избить всех офицеров». Разведка, посланная навстречу бунтовщикам, донесла, что действительно три пешие сотни 28-го полка (500 штыков, 24 пулемета) находятся в хуторе Решетовке в 15 верстах от станицы.
       
    14 января в обеденное время генералы Иванов и Зембржицкий, командующий и начштаба Северного фронта, наблюдали из окна штаба, как три пешие сотни 28-го полка вступали в станицу Вёшенскую и выстраивались на площади.
       
    Первым делом прибывшие разоружили караул у гауптвахты и выпустили 25 арестованных, затем вызвали коменданта станицы и потребовали квартир. Иногда на площади слышалась брань в адрес офицеров. К бунтовщикам был послан войсковой старшина Малюгин — узнать претензии. Казаки потребовали окружного атамана (одни говорили, что выскажут претензии лично ему, другие грозились оторвать ему голову).
       
    В тот же день командование полка завернуло обоз со снарядами, следующий в Хоперский округ. Фомин размашисто подписывал отпускные свидетельства, и возчики, благословляя «новую власть», поспешили в обратный путь.
       
    Вечером Иванова вызвал к прямому проводу командующий Донской армией генерал Денисов. Пришлось докладывать о безобразиях, творящихся в станице: «Вошли в станицу спокойно, в порядке, прекрасно и тепло одетые, без офицеров, остановились на площади, потребовали квартир и разошлись. Намерения их неизвестны, но обещали прислать ко мне делегацию с вопросами».
       
    Иванов знал, что положение у него на фронте критическое. В ближнем тылу "белого фронта" (кавычки мои - Л.С.), в районе Калача, скопилась масса оставивших позиции частей, которые смешались с вновь прибывшими полками и в течение нескольких дней топтались на месте в нерешительности, не зная, что предпринять.
       
    14 января при появлении красной разведки панически бежал из Нижне-Текучева 32-й Вёшенский полк. В 12 часов дня бросила окопы застава конных сотен 28-го полка, после того как в перестрелке потеряла одного раненого. Весь этот «табор» без боя оставил Калач и в метельную ночь на 15 января двинулся на слободы Криуша — Подгорная.
       
    Генерал Дукмасов, начальник боевого участка, окрестил этот поход «наполеоновским». Многие казаки и офицеры перепились, немало их замерзло в дороге. Крестьяне при приближении пьяной орды разбегались. Оставшиеся заламывали тройные цены за продукты, фураж, подводы, отказывались брать «донские» деньги.
       
    Пьяные казаки овечьими ножницами разрезали рулоны «керенских», совали, не считая, жителям, тащили лошадей, подводы, грузили раненых вперемежку с «трофеями». «Наши ряды будут таять по мере оставления хуторов и станиц,— доносил генерал Дукмасов. — Казак, побывавший на фронте, имеет в среднем до 50 - 100 000 рублей, и он больше не нуждается в захвате “трофеев”, этим и объясняется стихийное движение дойти до дома и передать семье деньги».
       
    Северо-Западный отряд "белых"  (кавычки мои - Л.С.) развалился окончательно. В Вёшенской назревали события. 15 января в 6 вечера фоминовцы пришли в казармы инженерной сотни и потребовали сдать оружие, но саперы отказались, и после непродолжительного спора с руганью и угрозами казаки 28-го полка ушли.
       
    В этот вечер они выставили караулы к артскладам в хутор Базки, к мосту через Дон и к телефонной станции. К чему они стремились? Что собирались делать?
      
    П.Н. Кудинов в своей «Заключительной главе к “Восстанию верхне-донцов”» писал: «Еще раз должен повторить, что верхне-донцы, бросив фронт в декабре 1918 года, никогда не имели в виду измену и предательство, и поэтому, несмотря на возводимые на них обвинения, они никогда не сожалели о сделанном и никогда не раскаивались ни перед кем, тем более ни перед какими донскими сановниками.
      
    Верхне-донцы были требовательны к своим вождям, ждали от них служения казачеству, и видя у них только дебоширства, бестолковые распоряжения, всевозможные хищения и заедание всяких штабных передвигателей флажков, решили твердыми мерами исправить положение... Своим актом мы хотели исправить произвол в нашем тылу».
       
    Эта характеристика настроений несомненно верна для какой-то части казаков 28-го полка. Основная же масса фронтового казачества Верхне-Донского округа хотела мира («без аннексий и контрибуций», — заявляли казаки) и всеми доступными средствами стремилась сместить генералов и офицеров — виновников осточертевшей войны.
       
    «Партия мира» ополчилась на «партию войны» — вот что творилось в округе в это время!
   
    Но небольшая группа революционно настроенных казаков и пленных красноармейцев подбивала Фомина и других командиров идти еще дальше: взять власть, а там...
       
    Единства среди мятежников не было. Группа активистов в 40 человек сплотилась вокруг своих выборных командиров, остальные медленно, но верно откалывались и разбредались по домам. Были посланы гонцы в конные сотни своего полка, в Мигулинский и Казанский полки с приглашением идти в Вёшенскую, но те пока не торопились.
       
    16 января казаки 28-го полка выставили караул к казначейству и складам. В полдень приставили было часового к телеграфу, тот покрутился на морозе и ушел куда-то. К вечеру поползли по станице слухи, что фоминовцы собираются убить Иванова, Зембржицкого и всех офицеров штаба. Но слухи остались слухами, на штаб так и не напали.
       
    «Это опять была бы война, а воевать они не хотели», — подметил Петр Николаевич Краснов. Как только стемнело, несколько вооруженных казаков ворвались в помещение окружной стражи, забрали конфискованную у местных самогонщиков «дымку» и самогонные аппараты.
       
    «Пусть сам любезнейший Петр Николаевич разбирается с этой сволочью», — решил Иванов. Еще 15-го он запросил Новочеркасск, собираются ли Краснов и Денисов в Вёшенскую, как обещали, и сообщил, что, несмотря на заносы, автомобили от Миллерово до Вёшенской дойдут.
      
    Теперь случай давал Иванову еще один шанс, на этот раз, возможность самому разобраться с верхне-донцами. «Они перепьются, господа. Надо ночным налетом разоружить полк». Организовать налет поручили полковнику Овчинникову и есаулу Афанасию Ефремовичу Степанову (Стефанову)***.

***) СТЕФАНОВ Афанасий Ефремович (дон.)(22 февраля 1892–1982) - уроженец станицы
Вёшенской, хут.  Белогорка. Закончил Новочеркасскую учительскую семинарию. В 12-м Донском казачьем полку казаком с 5 августа 1914 г. Ранен 2 декабря 1914 г., эвакуирован. Закончил Новочеркасское казачье юнкерское училище, ускоренный выпуск в 1916 г. прапорщик – 1 февраля 1916 г., хорунжий – 20 июля 1916 г., сотник –
1 января 1917  г. (подъесаул с 10 сентября 1917  г., есаул – 15 декабря 1918 г., войсковой старшина – 14 июля 1921 г. со старшинством с 13 апреля 1921 г.). В подъесаулы назначен 9 октября 1918 г. приказом № 1159 со старшинством с 22 апреля 1917 г., в подъесаулы – 24 октября 1918 г. приказом № 1339 с 22 апреля. 24 октября 1918 г. награжден орденом Станислава -2 ст.; 15 ноября 1918 г. приказ № 1529 за отличия в боях сотника Стефанова Афанасия, произведенного приказом ВВД сего года. № 1159 в подъесаулы, следует считать произведенным из подъесаулов в есаулы со старшинством с 1 октября сего года. В 1918  г. командир сотни 32-го Вёшенского полка, старший адъютант оперативного отдела штаба Северного фронта. В январе 1919  г. временно командующий 28-м Верхне-Донским полком. В 1919 г. командир особой сотни при штабе 2-й Донской армии и 2-го Донского корпуса. В 1920 г. есаул 8-го Донского полка. В Париже закончил высшие военно-научные курсы, 2-й выпуск. Участие в боевых действиях: В кампании 1914, 1916–1917, с 8 февраля 1916 по 19 мая 1917 г., ранен 1 раз. Против большевиков с 20 мая 1918 г. по 2 ноября 1920 г. С 1 января 1922 г. взводный офицер Гундоровского полка. В общероссийской армии командование сотней 3 месяца, в антибольшевистской – командование сотней 1 год 6 месяцев. Ордена Анны -4 ст. с надписью "За Храбрость", Анны -3 ст., Анны -2 ст., Станислава -3 ст., Станислава -2 ст.