Ларионов короб

               

      Ларион – хозяйственный мужик. И палисад у него – до самой дороги, и заплоты – рукой не достанешь, и во дворе – порядок отменный… Иные навоз по старой сибирской привычке за деревню вывозят, на назьмы, а Ларион – шалишь! Чуть накопится у пригона, он сейчас его в короб складёт да в огород выдернет. К концу зимы, глядишь, –  там целый бурт ценнейших удобрений. Только раскидай по участку, запаши – и можешь смело на добрый урожай рассчитывать. Недаром Ларион когда-то агротехнические курсы прошёл в Минусинске…
       И в эту зиму не отступил он от правила. Навозный бурт в огороде уже приличным  курганчиком смотрелся, и санные следы вокруг него, словно рельсы, на солнце поблескивали. А потом вдруг – на тебе! – дно у короба вывалилось. Старенький короб-то был, почти что дедовский, ну и прогнили у него донные прутья. Можно бы, конечно, взамен ящик какой приспособить, да разве сравнишь его с коробом! Плетёный короб – это ж, брат, сама вековая крестьянская мудрость. Он же лёгкий, округлый, яйцом на санях перекатывается. Чуть наддал сбоку плечом, короб кувыльк вверх дном – и вся разгрузка.  Самосвал да и только! А с квадратным-то ящиком  еще покожилиться надо.   
        Хозяин ревностно самостоятельный, Ларион не любит шапку ломать, дяде кланяться, всё сам норовит сделать – кадку ли сбондарить, сапог ли счеботарить, вилы ли выстругать. Тут у него даже своя философия:
       – Не можем, пока не берёмся, – говорит он, хитровато щурясь, и решительно принимается за всякое новое ремесло, коли в нём нужда появилась.
       Много кой-чего довелось ему мастерить за свою жизнь, но вот с коробами не имел он дела. Ат ты беда! Хитрая это штуковина, тут с кондачка не возьмёшь. Плюнул с досады Ларион, швырнул дырявый короб в сарай
и пошёл к Архипу Чердаку, последнему, считай, в селе мастеру по коробам и корзинам.
        Архип, как запела промёрзшая дверь, с кряхтом поднялся на печи, сел, ноги в собачьих носках на приступку свесил. Понял Ларион, что нездоров сосед, но всё же поведал ему о своей  беде.
Не до коробьев мне, как видишь. Хвораю. В крыльцах ломотьё стоит,
и правая рука совсем развилась, – сказал Архип и для наглядности покачал рукой, как плетью. – Да не боги же горшки обжигают, сам,  поди, сплетёшь помаленьку, не больно хитрое дело. Что-нибудь да получится.
Ушёл Ларион ни с чем. Попробовал было досками брешь  залатать,
чепуха вышла: короб-то перевернул, а навоз в санях остался. И тогда решился Ларион – была не была! Поехал в недальний колок за поскотину, нарубил черёмуховых да талиновых прутьев, отогрел их в бане и взялся за дело. Тут же, в бане, и плести стал, благо – тепло, светло и никто не мешает. Старый бездонный короб архиповской  работы за образец взял, но свой наметил смастерить повместительней, погрузоподъёмней, чтобы выдернуть воз-другой, так уж заметно было.
        Начало, конечно, далось не без трудностей, долгонько примеривался, приноравливался, а потом пошло за милую душу. Сел прямо в короб, ноги калачом, и давай округ себя заплетать  прут за прутом. Смекнул даже вперемежку черёмуховые с таловыми пускать ради красоты, и по бокам короба полосы зарябили, как на тельняшке. Ловко! И когда закончил Ларион работу, то долго ещё любовался своим произведением, поворачивал короб так и сяк, и при этом даже помумыкивал одну хорошую старинную песню.
     Однако когда потянулся он открыть банные двери, песня сама оборвалась на полуколене, и вроде даже оборвалось что-то внутри у Лариона.
Ах, ты, чурбан старый! – воскликнул он в горестях, вдруг поняв свою
 роковую ошибку.
Короб-то вышел слишком огромным, чтобы пройти в узкие дверцы.  Ни
туда, ни сюда. Застрял в бане, вроде того огурца, выращенного в бутылке «для прикола». Ничего не осталось Лариону, как изрубить новый короб на дрова. Только на истопель и хватило… 
         
       О случае том, хоть и работал Ларион в творческом уединении, скоро узнала вся деревня и тотчас приобщила его к сонму местных притч. Мораль
очевидна: плети да не заплетайся, наперёд продумай всё хорошенько, чтобы твой короб не пошёл на дрова.