Генка и Басё

БАГРЯНЫЙ ЛИСТОК
УПАЛ НА ЛАДОНЬ МОЮ.
ПОРА ВНОВЬ ГРУСТИТЬ.
( Неизвестный автор )

Стоял погожий осенний день. Конец октября выдался на диво тёплым. Остатки багряных листьев задумчиво шелестели на деревьях вокруг церкви. Золочёный купол отражал последние тёплые лучи. Где-то среди хозяйственных построек так же неторопливо, с ленцой гавкал пёс. Дворник заболел и поэтому двое певчих, молодые ребята лет двадцати, под присмотром матушки подметали площадку перед храмом, о чём-то переговариваясь между собой.
Расстроенный Генка вышел из храма, перекрестившись на ходу, напялил на голову шапку и принялся искать по карманам сигареты. Три месяца назад скончался его родной дядька, бывший ему заместо отца, который умер ещё в генкином младенчестве, и он до сих пор никак не мог придти в себя. Из рук всё валилось, ничего не хотелось делать. Он приходил домой и тупо лежал на диване, глядя в стенку...
Наконец, он нашёл в одном из карманов куртки пачку сигарет, но тут над ухом раздался визгливый голос матушки:
- Совсем сдурел! Скоро в алтаре курить будут! Ну-ка марш отсюда, иди за ограду , там и смоли эту гадость , если совсем невмоготу!..
Генка, чертыхаясь,  убрал сигареты обратно в куртку и вышел из ворот церкви. Курить сразу расхотелось, пройдясь по тропинке у забора до угла, он остановился. На уступке ограды, разложив на газете фуражку и какие-то фигурки , сидел сухонький старичок. Он был одет в чистенькую, но явно поношенную коричневую куртку, серые штаны и синие калоши. Дедок явно получал от происходящего большое удовольствие. Сидел на подложенной  картонке, положив нога на ногу, и блаженно улыбался, греясь  на солнышке. Услышав, что кто-то идёт, он быстро открыл глаза и увидел приближающегося  Генку.
- Карточка! - привычно отчеканил Генка. Он давно использовал это магическое средство борьбы с нищими и попрошайками. Стыдно сказать, но иной раз ему даже доставляло удовольствие рассматривать, как вытягивается рожа у очередного синяка. Но дед оказался не промах.
- Так у нас на этот случай мобильный терминал имеется, - расцвёл он и демонстративно полез в стоящий в ногах рюкзачок.
- Нихерасе нищие пошли , - присвистнул от удивления Генка. - Побираются в ногу с веком.
- Ну, почему же нищие и вовсе не побираемся... Индивидуальный предприниматель Михаил Михайлович Жуков. Можно просто Михалыч. Вы вот зря так про побирушек. Я вот плоды, так сказать, своего  труда продаю. - И он кивнул на маленькие фигурки, стоящие на газете. -  Настоящие деревянные резные изделия ручной работы. И, смею Вас заверить, не один час трудов праведных. Всё по-честному. Даже грамоты с выставки имеются, - и он полез в свой рюкзачок.
- Да, верю, верю, - Генка потихоньку приходил в себя. - Ну, а шапка тогда зачем лежит. Я вот и подумал...
- Ну так, это... добровольные пожертвования тоже приветствуются, - смутился старичок и смущенно добавил,- Берут, знаешь, плохо. Богатые почему-то в церковь не шибко ходят. Видимо, просить у Бога нечего... А у других и на свечку иной раз нет.
Он сокрушённо вздохнул. Генка наклонился и взял в руки поделку. Маленький очаровательный ангел был и вправду хорош. Его сложённые впереди руки держали крошечное сердечко.
- Вот пробовал сначала делать свечку в руках, но ломается, - виновато произнёс Михалыч. - решил вот сердечко. Тоже хорошо!
- А чьё это сердечко? - спросил вдруг Генка.- Грешника?
- Да, нет, думаю, его ангела, - почему-то серьёзно ответил Михалыч. - Они за нас всё отдают... Хотя кто его знает...
Они помолчали.
- А можно мне здесь посидеть, - вдруг спросил Генка.
- А чего нет, - Михалыч достал ещё одну картонку из-за спины и постелил Генке. - Садись, мил человек. Как звать величать-то тебя?
- Геннадий!.. - Генка, почему-то засмущался, - Ну, в общем Гена... А у меня вот, папка, считай, умер, - пожаловался вдруг он и шмыгнул носом,- вот пришёл, свечку поставил... Не могу, тошно всё, давит..
- Да, - Михалыч сочувственно взглянул на него. - Хочешь?
Он достал из своего волшебного рюкзачка початую бутылку.
- Кагор. Только сегодня подарили. Только из горла. Не обессудь, стаканов нет.
Генка вздохнул и, взяв бутылку из рук Михалыча, с чувством приложился к горлышку. Сладкая, с тяжёлым сочным вкусом чёрного винограда жидкость плюхнулась в желудок. Приятное тепло разлилось у Генки в груди.
- Что, хорошо? - Михалыч довольно улыбнулся и вдруг громко с чувством продекламировал:

Вот всё, чем богат я!
Легкая, словно жизнь моя,
Тыква-горлянка.

- Тыква, что за тыква? - не понял Генка.
- Тыква-горлянка, это бутылка из тыквы у японцев. Выковыривают внутренности, сушат и вот тебе - готовый сосуд. Для вина и прочих жидкостей.
 - Ну японцы, чудаки, - покрутил головой Генка, воображая диковинный сосуд. - Легкая, словно жизнь моя... Ну у меня, поди не тыква, а целый арбуз, не выпотрошенный причём, вот и тащу его. - Генка нахмурился.
 - Это стихи, - сказал дед. - Великий японец, Басе.
 - Стихи? - удивился Генка. - Какие ж это стихи? Ни рифмы, ничего!
 - Хокку называется, - сказал Михалыч. - У неё-то, в этой самой японской поэзии, рифмы вообще нет.
 Генка покосился на старика - разговор приобретал филологический уклон.
 - Что за стихи без рифмы, - пробурчал он.
 Старик хитро покосился.
 - Интересно? Расскажу.
 Генка не сильно интересовался поэзией, ещё меньше японцами, но обижать деда совсем не хотелось да и кагор хорошо пошёл.
 - Ну, рассказывай..
 - У них, у японцев все стихи строятся на ритме. На количестве слогов. Ну, вот , например, в хокку - три строки по пять, семь и пять слогов.
 - Три строки? И это весь стих? - фыркнул Генка.
 - А что? Три строки. Тут эти несколько слов могут означать целый рассказ. Это, ну, чтоб тебе было понятно, словно белый стих...
-Нет, - сказал твёрдо Генка. - Это фигня какая-то , а не стихи. Вот я понимаю у Александра Сергеевича. И он с чувством продекламировал:

Мороз и солнце; день чудесный!
Еще ты дремлешь, друг прелестный —
Пора, красавица, проснись:
Открой сомкнуты негой взоры
Навстречу северной Авроры,
Звездою севера явись!

Генка аж запыхался. Михалыч хитро улыбнулся.
- Вот ты сейчас очень удивишься, но у стихов нашего Пушкина гораздо больше родства с поэзией Босё, чем ты думаешь.  Он же тоже писал часто краткими образами. Вот это самое - мороз и солнце. Вроде бы два несвязанных между собою слова, а ты уже представляешь зимнее поле, сугробы по колено, солнечный день, искрящийся на солнце снег, потрескивающий от мороза, пар изо рта, лошадки, если ты их когда-нибудь в городе видел!..
Михалыч  весело хохотнул.
- В общем у тебя в голове сразу целая картина. И это всего-то от пары слов.
Генка нерешительно хмыкнул и покрутил головой.
- Я тебе больше скажу, Гена. У Александра Сергеевича в этом стихотворении уже почти готовое хокку имеется.
Он сосредоточенно пошевелил губами, что-то про себя подсчитывая.
- Вот смотри:
Мо-роз и солн-це. - пять слогов
Ты дрем-лешь друг пре-лест-ный  - семь
Но по-ра ,прос-нись  - пять.
Вот тебе и хокку! Может, конечно, немного корявое, но по всем правилам. И размер соблюдён. Пять слогов, семь и пять. Сезонное слово, опять же, в первых пяти слогах - мороз. Ни с чем не спутаешь - зима. Двухчастность - в первой части любуемся морозной погодой, а во второй - будим прелестного друга. Ну, то бишь, понятное дело, подругу. Александр Сергеевич , хоть и был развратных нравов, но всё же гомиком не был.
В общем, понимаешь, хокку это, как твои песни в мр3 формате.
Он ткнул на свисающие у Генки из запазухи шнуры от затычек:
- Каждая твоя песня занимает очень  мало места и почти ничего не весит. А откроешь в проигрывателе - тут тебе и высокие и средние и басы. В общем, это краткий пересказ офигительной книги. Но её нельзя потреблять, как водку залпом. Это вещь в себе. Она должна раскрыться. Как что -то вкусное на языке. Этакое сложное послевкусие. Сначала один вкус, потом другой, потом третий пошёл. Хокку - поэтическая притча. Можно целый день ходить и её обдумывать.
Генка вздохнул. Было в Михалыче что-то от старого генкиного учителя по истории. Тот тоже, когда о чём-нибудь интересном им , оболтусам , рассказывал , входил в раж. И остановить его не мог ни звонок, ни общий скулёж, что, мол, изголодались и пора в туалет.
Михалыч закрыл глаза и продекламировал:

Кажется, что сейчас
Колокол тоже в ответ загудит...
Так цикады звенят.

В ответ вдруг действительно ударили в колокол. Генка с Михалычем посмотрели друг на друга и в голос засмеялись.
- Услышали... Или там наверху, тоже любят Басё. , - сквозь взрывы хохота проговорил Михалыч.
Отсмеявшись, Генка вновь стал серьёзным. Ему вспомнилось все то, что привело его в этот день в церковь. Он вздохнул.
 - Ну, чего опять понурый такой? - спросил Михалыч.
- Да, - Генка махнул рукой, - опять вспомнил. Дядя Коля мне за отца был. Всю жизнь растил, был рядом. Не могу привыкнуть к этому...
- И не сможешь, - Михалыч тоже стал серьёзным. - эту брешь уже ничем не заткнешь. У меня вон жена померла, так я запил, хотя всю жизнь почитай и не пил. Из школы выгнали. Я же учитель. Но сейчас, вот, с Божьей помощью, потихоньку встаю. Понять это всё можно, а вот принять, смириться нет. Невозможно. Обретаешь умение настолько близко подходить к этому, чтобы, значит, не сильно больно, не на разрыв. И привыкаешь жить дальше с этой болью... Увы, у всего на свете есть свой срок. У жизни, у любви, у счастья. Я тебе сейчас одну притчу расскажу...
Жил-был в далёкой Японии император. И была у него страсть - собирать всё самое лучшее - оружие, лошадей, костюмы, украшения, дворцы. И вот однажды захотел он, чтобы ему сделали самый лучший сад изо всех , которые были на свете. Десять лет трудились самые лучшие садоводы империи, сажали, выращивали цветы, кустарники и деревья. Выкопали пруды, выложили камнем, построили беседки и павильоны для отдыха.  И вот наконец закончили. Сам император с множеством высокопоставленных гостей прибыли на открытие этого сада. Все были в восхищении, очарованы его красотой и разнообразием посаженных растений. И только старый садовник Лин-чи молчаливый и задумчивый ходил за ним.
- Что-то не так, Лин-чи? - обратился к нему император. – Говори, как есть, не бойся...
- Это он от зависти. Годы не те, сделать такой сад уже не по силам, - язвительно прокомментировал молодой устроитель сада, захмелевший от комплементов и поздравлений.
 Старый Лин-чи посмотрел на него и ничего не сказал.
- Ваше императорское величество, - обратился с поклоном старик к императору, - я скоро умру и стану частью этого сада. Частью этой земли, травы, деревьев. В этом саду всё прекрасно. Идеально прекрасно. Но это не настоящий сад. В нём нет дыхания смерти. Той самой, которая в нужный час придёт за каждым из нас. Жизнь - это рождение и смерть. Она не может существовать без смерти. Смотрите - вот могучее дерево, но у его подножия я не вижу сброшенных листьев. Значит это не живой, а искусственный сад. Прикажите принести сюда немножко старых листьев.
С удивлением выслушали окружающие эти слова согбенного старика. Зашептались что, мол, совсем уже он выжил из ума. Но император раздражённо дёрнул плечами и все мигом смолкли.
- Принести листья,- повелел он.
Слуги, суетливо бросились исполнять приказание. Были принесены листья и разбросаны там, где указал старый Лин-чи.
- Ну, что изменилось? - Молодой устроитель сада явно был не доволен.
- Прошу Вас тише! Давайте помолчим! - старый Лин-чи закрыл глаза и замер в молчании.
Вдруг откуда-то налетел ветер. Он начал играть старыми листьями, с тихим шуршанием передвигая их с места на место. И сад ожил! Потрясённые придворные молча стояли в немом благоговении перед этим свершившимся чудом.
Лин-чи тихо сказал:  - Ваше императорское величество, созданный по вашему приказу сад и вправду прекрасен. Он лучшее, что я видел на своём веку, и Вы будете гордиться им. Но в нём, как и во всём идеальном не было жизни. А жизнь идёт рука об руку со смертью и наоборот. В этом и есть гармония. Прими это, и живя, помни о смерти.
Михалыч замолчал, потом посмотрел на старое церковное кладбище за забором, сплошь заросшее деревьями:
- Извини, я , может быть,скажу тебе банальную вещь, И всё же… Мы все уйдём, рано или поздно. У каждого свой будильник и он тикает. Скорбить не стоит, но и помнить об этом обязательно надо. Это наш долг и наша благодарность перед Богом. В любом случае надо жить, жить дальше и, может быть, успеть сделать так, чтобы и о нас так же тепло вспомнил - кто-нибудь из оставшихся в этом мире.
Он нагнулся над газетой и выбрал одного из маленьких ангелов.
- Держи, - он протянул его Генке,- Теперь это твой персональный защитник и друг.
Генка ошарашенно уставился на Михалыча.
- Да, нет не надо. У меня и денег с собой нет, все на свечи потратил, и карточки. Это я так, похохмить.
- Да, что ж я не понял,- Михалыч улыбнулся. - Торгаш, как психолог, всё видит, - и он улыбнулся.- Бери и не ломайся, обидишь. Ему, видите ли, персонального ангела выдают, а он кочевряжится.
Потом они не спеша допили бутылку кагора. Михалыч читал хокку Басё и даже заставил Генку выучить парочку. Расстались друзьями. Долго обнимались, а Генка всё никак не мог уйти. Он пошёл на автобус, а Михалыч ещё некоторое время махал ему вслед.
А в кармане Генку грел его  персональный ангел. Он с нежностью сжимал его в руке. Да, надо, надо потихоньку выбираться из этой жопы. Кончать хандрить и брать себя в руки. Как там сказал этот самый Басё? И он шёпотом повторил слова, сказанные стариком:

Все волнения, всю печаль
Своего сметенного сердца
Гибкой иве отдай.

Где только взять в городе эту самую  иву...))