Настоящая дружба после любви

Дома всё как у всех – телевизор, комод,
На работе – начальство, интриги и сплетни
И пусты вечера в стенах каменных сот
И в табачном дыму умирает столетник…   
Алексей Порошин
Тусклый свет из коридора едва освещал обеденный стол, на котором стояла нетронутая бутылка красного марочного вина, на которую Виктор смотрел отсутствующим взглядом.
Повода для пития не было. Зато было соответствующее настроение, точнее его полное отсутствие, замещение всех видов эмоций полной апатией.
Прошло три месяца как его Катя, точнее, теперь уже не его, встречалась с другим мужчиной.
Было обидно до слёз, досадно и странно видеть любимую в компании малознакомого человека, здороваться с ним за руку, целовать Катю в щёку, делать вид, что это нормально и правильно.
Сначала она сказала, что очень устала от отношений, что ей нужно дать время побыть одной, разобраться в чувствах, прийти в себя.
Просила не звонить, не искать встреч.
Как он мог отказать в такой малости любимой женщине?
При нечаянных встречах Катя отводила взгляд, чувствовала себя неловко. Он думал, что девушка болеет, мало ли у женщин специфических проблем, предлагал помощь.
Игра в прятки продолжалась пару недель.
Затем Катя пригласила его в кафе.
Виктор приоделся, купил цветы.
– Наконец-то, – ликовал он, – Катенька пришла в себя. Как же я соскучился!
Действительность возбудила его гораздо сильнее, чем продолжительный страстный поцелуй.
– Мы же с тобой друзья, правда, Ракитин, – с акцентом на этом непривычном для их близких отношений слове спросила Катя.
Виктор не умел читать между строк, поэтому с радостью согласился, попытался нежно накрыть её ладонь своей. Любимая отдёрнула руку, странно сморщилась, принялась оглядываться по сторонам, словно кого-то искала.
– Ты же знаешь, Катенька, я тебя люблю. Скажи хоть что-нибудь приятное.
– Уже сказала. Мы с тобой друзья… это не фигура речи, это факт, если, конечно, тебя устроит подобный формат отношений. Давай не будем больше произносить слово любовь. Я подруга, ты друг… или никто. Извини, нам надо расстаться.
– Почему, Катенька. Мы с тобой скоро два года, это же целая жизнь. Что случилось, я тебя чем-то обидел?
– Нет, Ракитин, всё гораздо сложнее, и намного проще… я полюбила другого мужчину, это очень, понимаешь, очень-очень серьёзно.
– А я, как же я?
– Предлагаю остаться друзьями. И не устраивай, пожалуйста, сцен. Это ничего не изменит. Прости, но мы не дети. Надо различать любовь и влюблённость. Наверно мы поторопились сблизиться.
– Давай хоть теперь не будем торопиться. Такие вопросы нельзя решать экспромтом. Давай, ты ещё немного от меня отдохнёшь...
– Я уже… отдохнула. И подумала. Только не нужно устраивать сцен. Я не передумаю.
Катя прятала глаза, нервно теребила концы шейного платка, нервно кусала губы.
– Я его знаю?
– Не имеет значения. Мы уже… да, мы уже… ночевали вместе. Скажи, Ракитин, почему я должна перед тобой отчитываться?
– Я ведь не спрашивал о подробностях. Ты намеренно делаешь мне больно?
– Если тебя это бесит, давай забудем обо всём.
– Если бы это было просто. Я… да, я согласен быть твоим другом. Пусть будет так.
Катя встала из-за стола, поблагодарила за дружбу, поцеловала в лоб, как покойника, и ушла, оставив на столе деньги за заказ.
Виктор ничего не видел сквозь пелену, застилающую глаза.
Остановить слёзы не получалось.
Три дня он не ходил на работу: купил больничный у знакомой медсестры.
Воображение рисовало оптимистичные сцены возвращения любимой во множестве вариантов реализации этого события.
Иногда подступало ужасное раздражение, злость на вероломно оставившую его женщину. Было желание уничтожить соперника, раздавить, как клопа.
Виктор понимал, что друзья так не поступают, а ведь он согласился на эту непостижимую, противоестественную роль.
Душа выла и стонала, медленно умирая.
Он ещё не знал, не представлял, как справится с невыполнимой задачей, но решил проявить стойкость. Ведь нет ничего невозможного. Ради любимой можно вытерпеть и не такое.
Вчера в почтовом ящике Виктор нашёл приглашение на дружескую вечеринку. Обычно на такие встречи приходили парами.
– Вот и первое испытание. Придётся изображать из себя друга.
Виктор не спал всю ночь, перебирал оптимистические варианты свидания с Катей и её мужчиной.
На ум неожиданно пришла нечаянная идея выдумать ответную любовь. Ему казалось, что таким образом можно убить трёх зайцев: избавиться от неприятных расспросов, объяснить неважное настроение, и возбудить Катину ревность, хотя бы любопытство.
Никто не любит проигрывать. Каждый хочет чувствовать себя, если не победителем, то хотя бы достойным соперником.
Одно дело, когда ты ушёл, оставив в душе и сердце бывшего избранника разруху и хаос, совсем иное, если тебя тут же забыли, немедленно нашли замену.
Все хотят чувствовать свою исключительность. Свергнутая, обращённая в прах вера в неоспоримые достоинства собственной личности пагубна, обидна. Такая ситуация видится как катастрофа.
Катя непременно должна клюнуть на подобную наживку. У неё не останется других желаний, кроме стремления восстановить статус-кво, доказать личное превосходство над любой другой женщиной.
– Она вернётся, непременно вернётся… или я покончу с собой, – в сердцах поклялся он.
Ракитин убедил себя в необходимости подобного шага, сочинил правдоподобную легенду,  воодушевился возможностью пусть с помощью обмана вернуть любовь.
На вечеринке мужчина вёл себя довольно активно, всем и каждому рассказывал, какая замечательная у него теперь девушка, которую зовут Снежана, что она работает хирургической медсестрой, поэтому не смогла прийти.
Друзья поверили. Катя тоже.
Виктор пригласил её на танец. Девушка двигалась неуклюже, старалась держать партнёра на расстоянии.
Немного погодя он понял, что Катя беременна, именно поэтому осторожничала в танце.
Она то и дело дотрагивалась до живота, озабоченно, но со значительной долей удовлетворения смотрела на него.
Виктор понял, видел, чувствовал, что она счастлива. А ведь он не так давно мечтал о свадьбе, придумывал цели для семейного благополучия, мечтал о том, что Катя родит ему двух детишек.
Обычно мужчины твердят о том, что хотят непременно сына. Конечно, хотят, без наследника род не имеет продолжения, это так, но Витька мечтал о дочке, о маленькой копии любимой женщины, которую боготворил.
Он мечтал о том, как будет носить её на руках, беседовать с малюткой долгими вечерами, читать перед сном сказочные истории, играть в куклы.
Виктор умел мечтать, воспроизводил выдумки в цвете, изменяя время от времени антураж и сценарий событий.
Он видел эту замечательную девочку, как две капли воды похожую на маму, разговаривал с ней. Мало того, она росла по мере укрепления их отношений.
– Я рада, что ты выздоровел, – заговорила Катя, – познакомишь?
– Да, конечно. Мы непременно встретимся… все вместе. Обещаю пригласить вас на свадьбу.
– Ты на меня больше не сердишься?
– Ну что ты, мы же взрослые люди.
Что ещё он мог ответить, что?
Его розыгрыш оказался безумной, абсурдной мистификацией. Разве можно было сказать Кате, что всё это время он спит на нестиранном белье, не готовит еду, не выносит мусор.
Виктор видел, как её нежно целует тот, который коварно и подло отнял у него счастье, как они воркуют, как ластится его женщина к удачливо укравшему невесту сопернику.
– Замечательно выглядишь, Витя. О себе не могу сказать такое. Сам видишь, беременность не красит. Что скажешь, если позову тебя быть крёстным моему сыну?
– Буду счастлив. Вы уже расписались?
– Пока нет. Вот накопим денег на свадьбу, тогда непременно.
– А если свадьбы не будет?
– Что ты такое говоришь, Ракитин?
– Неожиданность, стечение обстоятельств. Жизнь непредсказуема.
– У нас же любовь.
– Мы тоже друг друга любили, тебя это не остановило.
– Не так, Витя, не так. Нам лишь казалось, что это любовь. Извини, мне пора домой. Устала.
– Поцелуй меня.
Катя, чмокая губами, трижды, приложилась к другу щекой, – до встречи, Ракитин. Не унывай.
– Пока. Увидимся.
Девушка ушла в сопровождении жениха, Витька с трудом сдерживал подступающие слёзы. Он провёл по щеке, по тому месту, до которого касалась Катя,  пальцами, облизнул их, пытаясь вспомнить вкус и запах поцелуя любимой.
Увы, память скоротечна. Ощущение счастья невозможно запечатлеть, словно фотографию, а затем извлекать при необходимости из альбома, чтобы чувствовать вновь и вновь.
Как же это всё-таки больно, дружить с любимой, вспоминая мгновения, которые невозможно вернуть.
Такие испытания – непосильный груз.
– Нельзя создать настоящую дружбу на осколках любви, – дошло до него, наконец, – не-воз-мож-но! Завтра выставлю квартиру на продажу. Уволюсь, уеду в другой город. Иначе пережить эту дружбу у меня не получится.